Журналюга

Глава 16

Время летело незаметно, вот и декабрь уже начал приближаться к концу. Это был самый любимый месяц Паши: во-первых, его день рождения, а во-вторых, Новый год. Два хороших праздника подряд. Причем собственный теперь «бёздей» можно было отмечать дважды: сначала — в свой «старый» день, 19-го декабря (из прошлой жизни), затем — уже 21-го, по новым документам. И, что самое интересное, обе его днюхи странным образом совпадали с датами появления на свет двух чрезвычайно важных для страны исторических личностей: Леонида Ильича Брежнева (он тоже родился 19 декабря) и Иосифа Виссарионовича Сталина (появился на свет 21 декабря, если верить его официальной биографии). Конечно, так вышло случайно, но, как известно, всякая случайность — это результат некого сбоя системы.

Не этим ли, кстати (ошибкой в какой-то глобальном суперкомпьютере, называемом жизнью) и объяснялся факт его второго появления на свет? Но уже в другом теле и с другой судьбой… Кто его знает, что там было на уме у Великого Творца всего живого и сущего? Может, ему надоело быть все время очень серьезным, и он решил просто пошутить? Подумал: а дай-ка я возьму самого обыкновенного, рядового человечка и посмотрю, что с ним станет, если дать ему еще один шанс? Любопытно ведь! Ткнул указательным пальцем в людской муравейник и случайно попал в него, Павла Мальцева. А дальше все закрутилось-завертелось…

И теперь сидит этот самый мудрый, белобородый старец у себя на облаке (или где еще там…), смотрит вниз на бедного муравьишку и похихикивает себе в усы от удовольствия. Смешно ведь: бегает несчастная букашка, суетится, чего-то там хочет, к чему-то стремится. А надоест ему наблюдать — щелкнет пальцами, и нет крошечного насекомого. Как будто никогда и не было. Мол, хорошего понемножку, пожил чуток — и хватит, ступай на новый круг перерождения…

Однако думать о таких сложных и высоких философских материях Паше совсем не хотелось. Праздники ведь на носу! Хотелось просто жить, любить и верить — как завещал великий Лев Толстой, Жить для себя и тех, кто тебе дорог, и любить тех, кто любит тебя. И верить во все хорошее. Или же хотя бы в светлое будущее… Ибо без веры нет надежды, а без надежды нет вообще ничего. Недаром же она умирает последней!

Свои дни рождения в прошлой жизни Паша, как правило, отмечал дома. Чаще всего — с родителями, когда получалось — с друзьями. Но последнее случалось редко — бабушка тяжело болела, и приглашать чужих людей было нельзя. В 1979-м году 19 декабря приходилось на среду — самая середина недели. Паша решил отметить свой «бёздей» один — сам с собой. Пусть это будет день его ностальгии и воспоминаний…

В среду школе был, как обычно, день профподготовки, и занятия закончились довольно-таки рано — уже в три часа. Паша забежал домой, бросил портфель, переоделся, быстренько пообедал и сказал Ваське (тот корпел уроками — подтягивал успеваемость к концу четверти), что уходит по делам. Брат лишь тяжело вздохнул: ему гулять с друзьями запретили родители — пока не исправит три двойки, полученные за последнюю неделю. Строго, но справедливо: а нечего было лодырничать и шляться на улице допоздна, вместо того, чтобы читать учебники! И так в дневнике — почти одни тройки, так тут еще и двоек понахватал!

Паша решил никому не говорить, чем будет заниматься сегодня — ни Майе, ни даже Сашке с Володькой. Пусть это будет целиком его личный день. Достал из своего тайника (узкая щель за плинтусом под кроватью) деньги, выскочил из квартиры. Он знал, что хочет сделать.

Во-первых, заскочил в винный магазин и купил бутылку «Улыбки». Вино десертное, легкое, сладкое, хорошо пьется, и объем не такой уж и большой — всего пол-литра. Как раз на одного. Во-вторых, купил в бакалейном отделе пакетик «Картошки» за десять копеек — на закуску. И, наконец, самое главное, выбрал место, где отпразднует свой день рождения. Собственно, даже не выбрал, а просто использовал свою память — слава богу, все обстоятельства прежней жизни он помнил очень хорошо.

Его старая квартира, в которой он провел почти всё свое детство и часть юности, находилась на Автозаводской улице, дом номер шесть. Это было большое восьмиэтажное здание, состоящее из нескольких корпусов. А рядом находилось еще одно, точно такое же, дом номер восемь, можно сказать, родной брат-близнец. Так вот, в девятом-десятом классе он стал часто задерживаться с друзьями после уроков — ничего запрещенного, просто болтали, общались, иногда пили сухое вино или портвейн. Поскольку собираться было негде и не у кого (у всех в квартирах — родители и братья-сестры), то они (трое мальчишек) выбрали для своего мужского клуба последний этаж крайнего подъезда восьмого дома. Сразу же за лифтом — там как раз имелась небольшая лестничная площадка с окном и очень широким, удобным подоконником. На котором можно было сидеть и даже лежать.

Там они регулярно и зависали после уроков, а также справляли дни рождения друг друга — в неформальной, так сказать, обстановке. Пили «Агдам» или «Три топора» (портвейн «777»), говорили о том, что им было интересно, иногда — курили. Жильцы дома их не гоняли: они ведь никогда не шумели, не кричали, наоборот, вели себя тихо и вежливо. Вино, само собой, прятали в портфеле, курили строго по одному и в форточку (чтобы было меньше дыма). В общем, идеальное место для дружеского мужского общения. И главное — из окна на площадке хорошо была видна квартира Мальцевых. Паша знал: если в комнатах загорается свет — значит, родители уже пришли с работы, и ему тоже пора. Не то пристанут с расспросами: где ты был да почему так поздно вернулся? А врать не хотелось…

Это самое место Паша и решил использовать на этот раз: отметить там свой день рождения и заодно и немного понастальгировать, повспоминать свою прошлую жизнь. В родительской квартире, разумеется, уже давным-давно жили другие люди, но хотя бы постоять, как раньше, у окна, посмотреть на нее.

Доехал до станции «Автозаводская» (прямая линия на метро), выскочил на улицу, добежал да родного дома. И чуть было не свернул в свой второй подъезд — такова была сила привычки. Но нельзя — там, в квартире, уже другая семья. Пробежал мимо, вошел в подъезд соседнего, восьмого дома, поднялся на лифте на последний этаж. Встал, как раньше, у лестничного окна, посмотрел на свою бывшую квартиру — свет нигде не горит, значит, ее нынешние обитатели еще не пришли. Что ж, вполне логично и понятно — рабочий день еще не кончился…

Достал из внутреннего кармана пальто бутылку и перочинный ножик, ловко сковырнул пробку (руки-то помнят!). Снял шапку, размотал шарф — в подъезде было довольно жарко. «Ну, с днем рождения!» — поздравил сам себя и сделал хороший глоток прямо из горлышка. Открыл пакетик «Картошки», захрустел ароматными, чуть солеными жареными дольками (позже их станут называть чипсами).

Вспомнил заодно, что в его времени у него, Павла Мальцева, был бы сегодня, 19 декабря, своеобразный юбилей — шестьдесят шесть лет. Две шестерки… А вот ему второму, Пашке Матвееву, через день исполнится всего семнадцать — но тоже важная дата, почти совершеннолетие. Выпил еще — уже за себя другого. Страшно хотелось курить, но нельзя: дым прочно въестся в шерстяную ткань, и пальто потом долго будет пахнуть табаком. Родителям (и прежде всего матери, Нине Николаевне), это точно не понравится. Придется пока потерпеть…

Паша усмехнулся про себя: он уже считает своими родителями старших Матвеевых… Интересно, а что делают сейчас его собственные, настоящие предки? Наверное, сидят с ним-первым за праздничным столом — отмечают днюху. Вспомнил: да, верно, он в 1979-м году праздновал свой «бездей» дважды: сначала с родственниками, в среду 19 декабря, а потом — с друзьями, в субботу, после занятий в университете. Но уже не дома, а в «Яме» — так в народе называли пивной бар «Ладья», расположенный неподалеку от старых зданий МГУ — на углу Пушкинской улицы и Столешникова переулка.

Это заведение располагалось в небольшом подвале (отсюда — и его неофициальное название) и было очень популярно среди студентов. В нем часто отмечали успешную сдачу экзаменов и окончание сессии. Или же другие какие-то важные события из жизни… Брали по кружке пива, кое-какую закуску (это было обязательно), вставали в углу и доставали то, что принесли с собой. В результате получалось дешево и сердито — то, что бедному студенту и надо.

На Пашу нахлынули воспоминания. Он смотрел на заснеженный двор (такой до боли родной и знакомый) и вздыхал: вон на той ледяной горке он однажды зимой поскользнулся, полетел и сильно разбил себе бровь. Ему тогда, кажется, было лет восемь… Кровь хлестала — ужас как, всё лицо залила, а ему почему-то было очень весело — стоял и смеялся. Еле его уговорили скорее идти домой, обработать йодом рану… Шрамик, кстати, на брови так потом и остался на всю жизнь.

А на том катке посреди двора он учился стоять на коньках: долгое время не умел, а потом решил взять себя в руки и наконец-то освоить эту нехитрую премудрость. А то неудобно перед ребятами: все играют в хоккей, а ты стоишь один в сторонке. Специально выходил во двор поздно вечером, когда никого уже не было (стеснялся своей неумелости) и сам учился. Сколько он себе тогда шишек набил — и не сосчитать! Сотни раз падал, но всегда вставал и упорно продолжал свои тренировки. Пока более-менее на научился. А вот в том доме на пятом этаже жила девочка Надя, в которую он когда-то был сильно влюблен… Интересно, живет ли она сейчас там, в этой реальности? Скорее всего — да, но проверять не хотелось.

Паша снова вздохнул: это было прошлое, которого ему уже не вернуть. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, если даже живешь на ее берегу. И он сделал еще один приличный глоток — за себя, любимого! А заодно вспомнил еще один забавный случай, как раз связанный с 19 декабря.

В старших классах Паша Мальцев вдруг увлекся филателией: стал собирать марки и даже занимался в кружке Юных филателистов при местном Доме пионеров. И однажды узнал от ребят, что среди коллекционеров очень ценятся автографы известных людей (особенно если вместе с фотографией). За них, мол, дадут очень приличные (по их школьным меркам, конечно же) деньги. Паша всегда был мальчиком умным, поэтому быстро сообразил, как на этом можно заработать (а деньги ему были тогда ужасно нужны).

Сел и написал письмо самому Генеральному секретарю ЦК КПСС товарищу Брежневу. Мол, так и так, дорогой Леонид Ильич, у нас с вами день рождения в один и тот же день, 19 декабря, не могли бы вы сделать мне подарок — подписать свою фотографию (ее он заранее вырезал из журнала «Огонек»)? Я был бы вам за это безмерно благодарен… Для связи оставил номер домашнего телефона — чтобы знали, кому передавать автограф. После чего отправил письмо с простым и понятным адресом на конверте: Москва, Кремль, товарищу Брежневу, лично в руки.

Уже через неделю ему позвонили и пригласили на прием в райком партии — для беседы. Паша поехал, причем не испытывал никакого страха — он же комсомолец и написал письмо от чистой души и с самыми светлыми мыслями. Его принял третий секретарь райкома — какой-то там зам по чему-то. Поговорили, попили чаю. Дядька был очень уставший и замотанный буквально до предела: время непростое, вся страна отмечает 70-летие любимого генсека, дорогого товарища Брежнева, а тут еще какой-то школьник написал дурацкое письмо в Кремль… Вдруг это провокация или еще что похуже?

Однако умудренный жизнью дядька вскоре понял, что злого умысла у Пашки никакого не было, один только чистый коммерческий интерес (честно признался, что хотел выгодно продать автограф) и отпустил с миром. Иди, мол, парень, и больше писем тов. Брежневу не пиши. Не до тебя ему… Да и нам всем тоже сейчас непросто. Вот так комсомолец Мальцев и не получил автограф дорогого Леонида Ильича. Пришлось ему решать свои финансовые проблемы как-то по-другому…

Паша ностальгически улыбнулся: славное все-таки это было время! И очень хорошо, что он снова попал в него. Постоял еще немного у окна, допил бутылку (вино легкое, приятное), а потом засобирался домой. Пора уже… В это время в окнах его бывшей квартиры зажегся свет — хозяева пришли с работы. Появился женский силуэт, заколебалась штора… К горлу Паши подкатился горький комок: ему вдруг ужасно захотелось оказаться там, в своей прежней комнате. Но он умом понимал, что ничего его личного в ней уже нет — часть мебели и вещей перевезли на новую квартиру, а часть просто выбросили на помойку. Не тащить же старое барахло в новую жизнь! Так что делать ему в той квартире, по сути, нечего. Эти люди для него — никто, как и он для них.

Вздохнул, надел шапку, повязал шарф и вызвал лифт — пора ехать. День воспоминаний и ностальгии закончился, снова настала суровая реальность. А в ней разнюниваться и раскисать некогда — время не ждет!

Новый года Паша встретил в кругу близких людей — с «новыми» родителями и братом. А с кем еще? Больше никого у него в этой реальности, если разобраться, не было. Отец, Тимофей Васильевич, наконец-то купил новый цветной телевизор (как и хотел — «Горизонт»). Незадолго до 31 декабря его привезли в квартиру (ужасно большой и тяжелый ящик, три мужика еле втащили в комнату) и установили вместо старенького черно-белого «Рекорда».

Поэтому традиционную поздравительную речь дорогого Леонида Ильича, а также праздничный «Огонек» они смотрели уже в цвете. Конечно, по качеству картинки советскому аппарату было еще очень далеко до южно-корейских и японских телевизоров, заполнивших прилавки отечественных магазинов уже в начале девяностых (подумать только, это будет всего через двенадцать лет!), но по сравнению с прежним «Рекордом»… Ну просто небо и земля!

А потом наступили долгожданные зимние каникулы. Длинные и снежные. Паша по большей части был предоставлен сам себе: родители работали, брат Васька почти целый день пропадал на улице, гонял с ребятами шайбу на катке или же просто катался с ледяной горы. Впрочем, Паша совсем не скучал, даже наоборот — провел каникулы весело и с большой пользой для себя. Два раза встречался с Майей (как и раньше — поздние киносеансы и поцелуйчики на последнем ряду), а еще была вечеринка у Сашки — с тем же составом и с той же практически программой (предки друга укатили в дом отдыха на три дня, и квартира оказалась свободной). Опять танцы-шманцы-прижиманцы… Еще пара дня ушла на то, чтобы обойти несколько соседних домов и полностью закрыть все имеющиеся абонементы…

Которые он потом быстренько загнал все тому же Марку Абрамовичу (по три рубля за штучку). Туда же ушли и дорогие брошюрки (стоившие в каталоге по тридцать с лишним рублей) — видимо, на них наконец-то нашелся покупатель. Сколько выручил за них сам Абрамович, Паша, разумеется, не знал, но, по-видимому, вполне достаточно — попросил еще.

Но, к сожалению, старые брошюрки уже стали кончаться — осталось всего несколько штук, Паша решил отложить их про запас. На черный, так сказать, день. Однажды, когда в квартире никого не было, он залез в свой тайник, пересчитал оставшиеся сбережения и понял, что нужно срочно искать еще какой-нибудь способ заработать. Расходы постоянно росли (регулярные встречи с Майей да еще сейшны у Сашки), а пополнялась заначка все-таки медленно. На одних только абонементах далеко не уедешь — выручку приходилось делить ведь на троих. Нет, твердо решил Паша, нужно искать что-то еще.

Подумал и вспомнил: в самом начале 1980-го года у них на факультете набирали студентов в «Спутник». В организацию, которая занималась в СССР молодежным туризмом (государственная контора «Интурист» окучивала взрослых заграничных дядей и тетей, а «Турист» — наших, советских граждан). Причем услугами «Спутника» охотно пользовались не только молодые иностранцы, но и те, кто давно уже вышел из юношеского возраста. И даже уже перешел из среднего в старший… Объяснялось это очень просто: цены за поездку в СССР в «Спутнике» были существенно ниже, чем в «Интуристе». Конечно, и условия пребывания оказывались несколько хуже, проще, но разница была не столь уж существенной и принципиальной. А экономия за поездку получалась весьма нехилая.

На Олимпиаду-80 ожидался массовый приезд зарубежных гостей: спортсменов и тренеров, сопровождающих лиц, болельщиков, журналистов и т. д. и т. п. Вот и понадобились срочно гиды-переводчики. И по приказу партии (как это всегда бывало в СССР) закрывать внезапно образовавшуюся брешь бросили молодежь, и в первую очередь — студентов столичных вузов. Их начали спешно готовить к летней работе на Олимпиаде, причем прямо на месте — в самом «Спутнике», на специальных курсах.

Но принимали туда все-таки не всех подряд. Работа с иностранцами, сами понимаете… Ни в коем случае нельзя было ударить в грязь лицом! Во-первых, брали студентов «языковых» вузов — например, Московского института иностранных языков им. Мориса Тореза. Само собой, очень ценились ребята и девушки с филфака МГУ или Института стран Азии и Африки. Во-вторых, брали тех девочек и мальчиков, кто только готовился стать учителем иностранного языка (старшекурсников столичных педагогических вузов). И, наконец, в-третьих, сюда же попали те, кто мог свободно общаться на самых востребованных языках — английском, французском, немецком и испанском. Уже независимо от места учебы.

Правда, помимо отличного знания предмета, требовалось еще обязательно быть членом ВЛКСМ — Бюро молодежного международного туризма «Спутник» находилось под крылом (и плотной опекой) ЦК комсомола, Поэтому к отбору кандидатов подходили очень тщательно — как-никак, будешь летом представлять всю нашу молодежь, значит, должен являться образцом (идеалом!) советского человека. Со всеми отсюда вытекающими.

Соответствующие органы проверяли анкеты и биографии студентов и бдительно следили за тем, чтобы в число будущих гидов-переводчиков не попали те, кто имел низкие морально-нравственные качества и слабую идеологическую подготовку (допустим, был замечен в низкопоклонстве перед Западом). Или же (это вообще упаси боже!) попался на спекуляции. Фарцовщиков, как и весь прочий неблагонадежный контингент (пьяниц, дебоширов, хулиганов и пр.), к началу лета собирались вообще отправить из Москвы куда подальше — за сто первый километр. Чтобы не портили иностранным гостям картину процветающего и благополучного советского государства.

Про проституцию разговор, само собой, не велся — этого позорного явления в стране как бы вообще не существовало. Если кто-то кому-то и давал — то не за деньги, а исключительно по страстной любви и высоким взаимным чувствам. Немногочисленных профессионалок и профессионалов, обычно проводящих дни и ночи в московской гостинице «Интурист» (и тому подобных злачных местах), готовил и курировал соответствующий отдел в самой грозной организации Советского Союза. И их использовали для блага страны — чтобы получать от падких на сладенькое иностранцев нужные сведения. Или же вообще вербовать их. Но это уже, как говорится, была совсем другая история, не имеющая к молодежному туризму никакого отношения…

Вот туда-то, в «Спутник», Паша и решил обратиться. А что? Инглиш он знает неплохо, Москву — тем более (но надо бы подучить кое-какие даты и исторические имена), язык подвешен очень хорошо… Годится по всем параметрам! Конечно, он несколько молод и еще не студент, но это не беда — юность, как известно, дело быстро проходящее. Нужно только как-то попасть, пролезть в «Спутник», а там он уже зарекомендует себя, покажет с лучшей стороны, и дело пойдет само собой.

А незадолго до Нового года произошло еще одно событие, которое существенно повлияло на жизнь всего советского народа. Вначале простые советские граждане, занятые предновогодней суетой и ожиданием любимого праздника, его почти не заметил — не обратили никакого внимания. Речь шла о перевороте в Афганистане, убийстве Амина и приходе к власти Бабрака Кармаля. Ну, подумаешь, вместо одного местного правителя на трон взошел кто-то другой… Афганистан — это же так далеко от нас, за тридевять земель! Это же не наша родная Средняя Азия, а вообще совершенно чужая, полудикая страна! Бог знает где — где-то рядом с Ираном и Пакистаном… Но потом Советский Союз ввел в Афганистан ограниченный контингент войск, и начались боевые действия…

Естественно, это страшно не понравилось США и их союзникам (по сути, провалился план превратить Амина в своего верного вассала и ударить с его помощью в «мягкое среднеазиатское подбрюшье» СССР), поэтому в качестве ответной меря был сразу же объявлен международный бойкот Московской Олимпиады. Американцев поддержал целый ряд стран…

Это была очень нехорошая новость для Страны Советов — сильно пострадал ее престиж, Но плохо это было и для будущих гидов-переводчиков — меньше приедет участников, туристов и сопровождающих их лиц. Однако зарубежных государств, решивших все-таки прислать своих спортсменов, оказалось достаточно много (особенно из стран Азии, Латинской Америки и Африки), и поэтому специалистов, способных с ними работать, общаться (сопровождать, переводить, объяснять, показывалось) требовалось изрядно.

На это и рассчитывал Паша. Он прекрасно понимал, что на самые престижные зарубежные группы его, естественно, не поставят, но, тем не менее, работы хватит для всех. А платить, как он знал, собирались юным гидам-переводчикам вполне по-взрослому: по четыре — семь рублей в день в зависимости от языка и нагрузки. Что было совсем неплохо… И это не считая бесплатных обедов вместе с сопровождаемыми лицами, фирменных курток и брюк с олимпийскими эмблемами и еще некоторых приятных плюшек (скажем, возможности купить в магазинах кое-какой дефицит).

Олимпиада должна была продлиться больше двух недель, так что игра, как говорится, явно стоила свеч. К тому же это отличная языковая практика перед поступлением в университет: экзамены, в связи с Олимпийскими играми, перенесли больше чем на месяц: с начала июля на вторую неделю августа. Вот он как раз и хорошо подготовится, напрактикуется… В общем, пора был отправляться в «Спутник».