XXIX

Коля к тетке Яге заведомо дозвонился, чтоб его в депутатский апартамент пропустили, не глядя в документ и без призвания милиции. Потому к Степаниде Васильне его специальный провожатый проводил и дверку перед ним распахнул. А тут сама Степанида Васильна племянника усадила, угощения с секретарской девицы стребовала, руки на груди сложила и говорит:

– Одумался? Вот и умник. А правильно, куда ты без родной тетки денешься. А я тебя приголублю и напитаю, и жизни научу. Небось, не знаешь ее, жизни-то.

– Не знаю, тетушка, – соглашается Коля. – А пришел к вам за подмогой в родственном деле.

– Ну говори, слушаю, – усаживается Степанида Васильна и парик длинноволосый рукой встопорщивает для приглядности.

А Коля ей про талисман родовой объясняет, так, мол, и так, был особый камушек на шнурке, а куда девался, неведомо.

– Не сдавала ли, – спрашивает в конце, – родительница вам его на хранение?

– Нет, – отвечает тетка, – не сдавала. Пропал, видно, твой камушек насовсем. А ты не горюй, племянник. Этого добра у меня полно.

И тут шкафчик на стене отворяет, а там каких только амулетов нет. И каменные, и деревянные, резные да простые, и янтарные, и ладанки тряпичные, и из глины загогулины, и из корешков, и в оправах всяческих, и другой дребедени множество.

– Вот, – говорит тетка Яга, – выбирай любой. На счастье, на удачу, на любовь, на богатство, на зависть людскую, на силу магическую, на третий глаз, на мужскую силу тоже есть. Какой тебе надобен?

Коля это все хозяйство досадно обглядел и отвечает:

– Нет здесь такого, тетушка, какой мне надобен.

– Что за оказия, – говорит Степанида Васильна, – не явился еще такой амулет, чтоб я его не знала и не имела в ассортименте.

– Мне, – объясняет Коля, – нужен такой, чтоб святой водой был закален и молитвой специальной заговорен.

– Ну так бери любой, – уговаривает тетка, – они тут все таковые, и водой закаленные, и словами заговоренные.

А Коля глаза отвел и на стул обратно сел.

– Нет, не нужно, тетушка. Мне языческие ваши амулеты на себя вешать нельзя, потому как я к вере истинной и отеческой приобщен и за то ответ несу.

– Тьфу, – говорит на это тетка Яга и заветный шкафчик закрывает, – благочиние поповское, тьфу. Ну ничего, я из тебя эту блажь вытряхну, дай срок. – И спрашивает строго: – К делу какому прибился али тунеядствуешь все?

А Коля угощение прихлебывает и отвечает:

– Тунеядствую, тетушка, грешен.

– То-то что грешен, – говорит Степанида Васильна. – А поп твой небось этот грех избыть не может?

– Снять с души может, – вздыхает Коля, – а избыть не может, потому как я к тому пока не способный.

– Тьфу, – опять плюется тетка, – словеса невразумительные, что за напасть. Я говорю, дело прибыточное он тебе дать не может, слабосилен твой поп в жизненных сферах. А туда же, народ поучать, истину открывать. Вот скажи мне, племянник, как на духу, умеет твой поп по воде ходить?

Коля на тетку выпучился, угощением поперхнулся и говорит:

– А для чего это вам, тетушка, чтобы он по воде ходил?

– Мне того не надобно вовсе, а интересуюсь для познавательности. Что ж, не умеет?

– Не видал, – Коля сумрачно отвечает и глаза опять отводит. – Чудодеяньем поп Андрей не знаменит.

– То-то не знаменит, – говорит тетка, довольная ответом. – Где ж тут истина, ежели он по воде ходить не может, как в главной поповской книге написано?

– В благом вестии хождение по воде истиной не названо, – отвечает Коля, а сам все в сторону смотрит. Смутительность переживает за попа – вправду ведь по воде не ходит, чистотой помыслов не окрыляется, чтоб идти да не тонуть.

А тетка на это отмахивается:

– То-то не названо, оттого что попы по воде ходить не умели и не умеют, и доказать себя не могут, а истиной вовсе не владеют. А другие могут и владеют, – припечатала.

– Вы, тетушка? – вздрогнул тут Коля, испугавшись чего-то. А может, того, что тетка вот сейчас встанет и пойдет по воде, аки посуху. А не то по воздуху.

– Не обо мне разговор, – отвечает Степанида Васильна. – Тут, племянник, вот какое дело. Ты говорил, среди шамбалайцев жил? А речь их понимаешь?

– Могу помалу, – кивает Коля.

– А тогда я тебя в переводчики и сопроводители возьму к шамбалайцу приглашенному. Для культурного обмена его вызвали, а чего он говорит такое, никто понять не может. Так ты уж поспособствуй, племянник.

– А в каком направлении он будет у нас культурно обмениваться? – интересуется Коля.

– В самом наипервейшем, – заверяет его Степанида Васильна. – А то у нас народ не весьма культурен и развит, корни свои плохо знает, в традициях не просвещен. Кругозор ему, народу, расширять надо. А вот и расширяем, как можем. В сравнении оно все и познается. И чужое, а за ним и свое.

А это точно, за кругозор просторылых кудеяровичей Степанида Васильна горой стояла. Приглашала к нам разных-всяких из других государств, чтоб уму-разуму население учили и в культуре просвещали. И из янкидудлей просветители были, все конец света высчитывали и народ к нему готовили. На одно число назначат, а конец света не придет, они заново переназначат. А потом обещали, что через сто лет конец точно придет, и они перед тем аккурат прибудут и население заново подготовят. А еще приезжал рахман-мандалаец, только он в таком сильном блаженстве пребывал, что его в деревянной коробке привезли, а потом обратно таким же манером увезли. Народ ходил на него смотреть и силе блаженства дивовался. Потом был песиголовец, тоже фокусы показывал, а еще обещал мертвого из могилы поднять, но сначала кому-нибудь надо было туда лечь, в натуральном, конечно, покойницком виде. А никто не согласился, он и уехал ни с чем. Только с тех пор на кладбище разные голоса по ночам стали выть, и стуки замогильные слышались. А это, говорили, мертвецы из-под земли выкопаться не могут и колдуна-песиголовца все зовут.

– Ну а чем, к примеру, этот шамбалаец будет расширять кругозор? – допытывается Коля.

– Так по воде же ходить будет, – говорит Степанида Васильна, – истину доказывать.

Но тут уж Коля твердо воспротивился, смутительность поборол и угощение от себя совсем отодвинул.

– Чудодеев, – говорит, – я, тетушка, сопровождать не буду и истину их переводить тоже не хочу, потому как для чистоты помыслов это сомнительно. А без душевной чистоты по воде ходить никак нельзя, это уж беспременно.

– Тьфу, – сказала на это тетка и сильно задумалась, чем еще твердолобого племянника с его упрямого насеста сбить. – И денег не хочешь? – спрашивает.

– За это не хочу, – отвечает Коля и прощаться начинает.

– Да ты погоди, – говорит тетка, – сядь и сиди, пока не отпущу. Я тебе теперь заместо матери, меня слушаться должен.

– Я уже взрослый, тетушка, и два раза женатый был.

– А ума не нажил, – сердится Степанида Васильна. – Ты вот чего. Оставайся у меня. Дело другое есть, прибыльное. Заключим с тобой договор.

– На какой предмет? – спрашивает Коля, не так чтобы доверчиво.

– На такой, что будешь у меня новую технологию опытом проверять. Сама не могу, тут экспериментная чистота нужна. А ты обогатишься, верно говорю.

– Какая такая технология? – совсем подозрительно интересуется Коля.

– Мною лично изобретенная, – говорит тетка Яга, – зарытие клада под процент. Самая высокая и тонкая технология из всех. Зарываешь, к примеру, червонец, наговор особый кладешь, а через срок вынимаешь два червонца али пять, это уж от силы наговора зависит. А мне это все проверить надо, как будет работать. Согласен?

– Ох, тетушка, – отвечает Коля, – и не жалко вам меня?

– Чего это вдруг? – удивляется Степанида Васильна. – Мне тебя сейчас жальче, в поповских силках трепыхаешься, будто птенец.

– А вдруг меня тоже найдут в лесу неизвестно от чего помершим?

– Тьфу, напасть, – говорит тетка. – Да нешто я тебя, родного племянника, не уберегу?

А Коля ей отвечает:

– Я, тетушка, лучше пойду, а то у меня от ваших предложений голова совсем замутилась.

И к двери идет.

– Это у меня голова замутилась от твоих фордыбасов, – кричит ему вслед тетка. – Вот теперь точно прокляну, племянничек. По-родственному. Так прокляну, что ни сесть, ни встать не сможешь.

Коля к ней оборотился и говорит:

– А я, тетушка, не боюсь ваших проклятий.

– Это почему еще? – опешила тетка.

– А не слыхали, – отвечает Коля, – в городе Черный монах объявился? Потому и не боюсь.

И совсем ушел, да больше к тетке не приходил.

Загрузка...