Гурилевские романсы. Поэма

Часто в жизни, как в романах,

Первый взгляд решает дело.

Если б требовалась схема,

Я б сказал: совсем глубоко

Где-то — может быть, и в сердце –

От внимательного взгляда

Остается след неясный,

Вроде шрама иль укола.

Там-то все и возникает,

Там растет, пускает корни,

Наливается и зреет.

Наконец, когда созрело, –

Очень долго ищет слова.

Сразу слова не подыщешь.

Вот меня ты уверяла,

Будто все на свете просто.

Если б знала ты, как долго,

С замыслом уже готовым,

Полному и строк и звуков,

Надо мысль, мечту и память

Напрягать до отупенья,

Примерять и сомневаться,

В лупу наблюдать за словом,

Как Адам, искать названья

Для вещей, для безымянных,

И бродить по переулкам,

И не знать, в каком обличье

Наконец предстанет образ.

Вот он на траве пестрящей

Развалился, смотрит в небо.

Вырази единым словом,

Что вокруг него творится —

Точным словом, звонким словом,

Не каким иным, а этим:

Как голубизна струится.

Как по капле жар крепчает,

Как с пронзительным жужжаньем

Синяя промчится муха,

Как трава в изнеможенье

Поникает или сохнет —

И беззвучно просит влаги.

Как опишешь эти злаки,

Этот горький одуванчик,

Эту клейкую смолянку,

Одинокий подорожник?

Шелестят, лучи вбирают,

Распускаются и пахнут;

Между стеблей копошатся

Пауки, жуки, стрекозы,

Муравьи, улитки, пчелы,

Черви, гусеницы, мошки —

Стерегут и убегают,

Ползают, летят, стрекочут,

Роются, сосут и тащат.

Белый мотылек порхает, —

Просто так, без всякой цели;

То сверкнет на глади неба,

То на легкий лист присядет.

То опять над ярким лугом

В странном, ломаном полете

И как будто насмехаясь

Над симметрией, над смыслом.

Так бы жить: не по кратчайшей,

По прямой, логично, ясно,

Устремлено, со значеньем,

От осины до березы,

За каким-то важным делом,

Уважаемым, солидным, —

А причудливым зигзагом,

Самому себе нежданным.

Он следил полет капризный…

Что он думал? Я не знаю.

Вспоминал, быть может, локон,

Черный локон у хозяйки, —

Тот что справа, возле уха, —

Как завит и чем надушен,

Сколько волосков отстало,

Не желая закруглиться.

А возможно, размышлял он

Об изгнанье предстоящем:

Все, к чему привык, покинуть;

Словно капля океана,

На песке чужом исчезнуть,

Очутиться в новом мире,

Где вольнее мыслить можно,

Без угроз и без указок,

И среди чужой свободы

Захиреть и задохнуться,

Словно рыба на поляне.

Но зачем об этом думать?

Думы редко помогают,

Думы путают, сбивают,

Отвлекают и тревожат,

Главное — совсем не думы,

Главное — вот эти травы,

Знойный воздух и занятья

Неустанных насекомых.

А в руке — письмо-записка.

Даже я совсем не знаю,

Что в ней было, только фразу

«Завтра я прошу прийти Вас…»

Удалось заметить бегло.

Дочитать конца не смог я,

Потому что он поднялся

И прислушался с улыбкой:

Из усадьбы доносились

Те же звуки, что в жужжанье

Пчел, кружащихся у липы,

Мне почудились в начале

Этой путаной поэмы.

Вместе с ним я тоже слушал

И опять мне было чудно,

Как простые вереницы

Точек-звуков вырастают

Во всезначные напевы;

Расходясь и сочетаясь,

Строят храмы и палаццо,

Где ты в этой жизни не был,

Но которые ты помнишь,

О которых смутно знаешь,

Как о родине забытой.

В этих звучных сочетаньях

Я когда-то жил монахом

В дремлющей и древней Сьене,

Кистью набожной стараясь

Всю свою любовь и веру

Воплотить в глазах раскосых

Нежной праздничной мадонны

В золоте небес нарядных.

А потом, с народом вместе,

В строгом сумрачном соборе,

В унисон с органом пел я:

О Maria benedetta!

Или плутоватой даме

В парке шелковую руку

Целовал с учтивой страстью.

Там, среди нескромных статуй

И задумчивых деревьев,

С менуэтным легким жестом

Я шептал ей: О Madame,

Наш корабль готов к отплытью

На прекрасную Цитеру!

Или в Гунтеровой свите

Был оруженосцем верным;

И в лесу под Оденвальдом,

Увидав, как мрачный Хаген

Целит в крест, на яркой ткани

Вышитый рукой Кримхильды,

Я воскликнул: Зигфрид смелый,

Обернись, забудь о жажде!

Но уж поздно. Кровь героя

Хлещет пламенным потоком.

Сколько родин ты находишь

В темных памяти глубинах,

Где извилистые тропы

Проходимы лишь для звуков…

Знал ли родину Бетховен?

Если да, то укажите

Ту звезду иль ту планету

На звучащем небосводе.

Сколько их в пространстве черном,

Светлых, искрящихся точек!

Если б телескоп побольше,

Я б свою узнал планету.

Там сидит моя богиня —

Неудачников, ленивцев

И не вовремя рожденных.

Там под сводом темно-синим

Глупо, добро и бесшумно.

В этом мире нам невольно,

Непонятно, неуютно,

Вот и ищем хоть крупицы

Света с той родной планеты

В сочетанье слов, в веснушке

На носу моей любимой,

Или, наконец, в прошедшем,

В старом выцветшем романсе,

В зайчике того, что было

И уже не повторится.