* * *

Юрий поставил чашку на край стола и украдкой слизал с губ приставшие крупинки кофейной гущи. Не понимал он этого обычая пить кофе из микроскопических чашечек. Ну что это такое, в самом деле? Не успел глотнуть как следует, а в чашке уже пусто, и сиди дурак-дураком, слушай, как Полковник соловьем разливается…

Полковник действительно разливался соловьем. Слушая его, можно было подумать, что он бывал в этом доме тысячу раз, знал хозяйку с пеленок, в детстве качал ее на коленях и всю жизнь поддерживал с нею тесную связь — помогал в трудных ситуациях, опекал, оказывал покровительство. Да что Полковник! Любопытнее всего Юрию казалось то, что хозяйка тоже держалась с Полковником как со старым знакомым, даже как с другом семьи, тем более дорогим, что семьи у нее не осталось, а друг — вот он…

«Старый аферист, — с невольным уважением подумал Юрий, разглядывая висевшие на стенах картины в простеньких самодельных рамах. Что именно было изображено на картинах, он не понимал, но эти беспорядочно запачканные краской холсты странным образом будили воображение, волновали и заставляли усомниться в том, что пачкали их и впрямь так уж беспорядочно. — Вот ведь пройдоха! И как это у него получается?»

Этот адрес был у них вторым за сегодняшний день, и приехали они сюда наудачу, не очень-то рассчитывая застать хозяев дома. Дом оказался старым, с обвалившейся штукатуркой, осыпавшимися лепными финтифлюшками и ветхими, грозящими в любую минуту обвалиться квадратными балкончиками. Не выходя из машины, Полковник окинул здание внимательным взглядом, удовлетворенно хмыкнул, порылся в своем знаменитом портфеле и переложил оттуда во внутренний карман пиджака какую-то книжечку в красном коленкоровом переплете, похожую на удостоверение. Как выяснилось немного позже, это и было удостоверение, из которого следовало, что Полковник работает в правительстве Москвы и занимает видный пост в управлении жилищно-коммунального хозяйства. Все это Полковник очень вежливо объяснил хозяйке через запертую дверь, присовокупив к объяснениям вопрос, нет ли у жильцов данной квартиры жалоб на состояние занимаемого ими помещения. После этого дверь приоткрылась, у Полковника проверили удостоверение — уж какое там оно у него было, настоящее или липовое, — и впустили в квартиру, из чего следовало, что жалобы у жильцов имелись, и, наверное, не одна.

Хозяйкой оказалась молодая, лет двадцати, бледная черноволосая девушка, показавшаяся Юрию какой-то печальной. Причина этой печали стала ему ясна, когда вслед за хозяйкой и Полковником он прошел в большую комнату и увидел на стене, на свободном от картин пятачке обоев, увеличенный фотопортрет какой-то супружеской пары с перечеркнутым траурной ленточкой уголком. Очевидно, это были родители хозяйки. Полковник в это время разглядывал потекший, весь в клочьях отвалившейся побелки, со вздувшимися сырыми обоями, почерневший от плесени угол, сокрушенно качая головой и что-то записывая в блокнот, но Юрий не сомневался, что старый лис заметил фотографию и сделал из увиденного соответствующие выводы.

Затем Полковник похвалил картины и поинтересовался, кто их писал. Оказалось, что писал картины отец хозяйки. Мать ее была виолончелисткой, играла в оркестре Большого театра; несколько лет назад оба погибли в автомобильной катастрофе по дороге на дачу. Это действительно было печально, и Полковник сказал об этом с прямотой, которая Юрию показалась не совсем тактичной. Хозяйка, однако, не обиделась — сказала, что уже привыкла одна, и вдруг предложила выпить кофе. То есть это Юрию показалось, что предложение насчет кофе поступило вдруг, неожиданно; бросив быстрый взгляд на Полковника, он понял, что никаким «вдруг» здесь и не пахло и что старый аферист все подстроил нарочно. Уж что-что, а манипулировать людьми он умел отменно!

За кофе Полковник повел себя с вопиющей бестактностью — взял и ни с того ни с сего принялся расспрашивать хозяйку об обстоятельствах гибели ее родителей. Это не лезло ни в какие ворота! Однако Полковник был вежлив, обходителен, лицо его так и светилось искренним участием, и девушка охотно отвечала — видимо, не так уж часто доводилось ей поговорить с таким приятным да еще и облеченным властью собеседником. Как-то незаметно разговор перешел с давней дорожной аварии на вещи более безобидные, а именно на дачи: что это такое — дача, хорошо это или плохо и если хорошо, то для кого и чем именно, а если плохо, то опять же с какой стороны. Выяснилось, что хозяйка ни о каких дачах слышать не желает с того самого страшного дня, что на своей даче она с тех пор не была ни разу и даже не знает, цела ли та еще или давно развалилась. Полковник же, напротив, выразил горячее желание приобрести дачный, домик где-нибудь подальше от людских толп и посетовал на недостаток денежных средств, якобы служивший единственным препятствием на пути к осуществлению его заветной мечты. И тут же, без перехода, выразил надежду на то, что этот их разговор поможет им обоим — ему, Полковнику, и хозяйке квартиры — решить их проблемы. «Быть может, — сказал он со старомодной витиеватостью, — наша встреча не случайна? Может быть, это перст судьбы? У вас есть дача, и вам она не нужна, а мне позарез нужна дача, и у меня ее нет… Где, вы сказали, она находится?»

Хозяйка рассмеялась. Улыбка у нее была очень открытая, и Юрий заметил, что благодаря стараниям Полковника печали в этой улыбке заметно поубавилось.

— Вряд ли вам это подойдет, — сказала она. — Это ведь не дача, собственно, а просто заброшенный лесной хутор. Он был ветхим уже тогда, когда его купили мои родители, а теперь, наверное, и вовсе рассыпался.

— Бог мой, какая прелесть! — воскликнул Полковник. — Тишина, уединение… Поверьте, я очень хорошо понимаю ваших родителей. Иногда от людей так устаешь! Правда, состояние построек… Да, вы правы, такой ремонт мне не по карману. И все-таки где это?

Девушка ответила. Полковник пожевал губами, что-то прикидывая в уме, а потом огорченно покачал головой.

— Увы, — сказал он, — это чересчур далеко. Два с половиной часа электричкой да потом еще двадцать километров по лесной дороге, где давно никто не ездит… Жаль, но это действительно не для меня. Там нужно жить месяцами, а я по долгу службы вынужден возвращаться в город каждый понедельник. Ах как жаль!

Закончив эту бессмысленную, с точки зрения Юрия, интермедию, Полковник встал и, сославшись на служебные дела, вежливо откланялся. На прощанье он пообещал в ближайшее время заняться ремонтом только что осмотренного им жилого фонда, действительно пребывавшего в весьма плачевном состоянии. Юрий, которому за весь визит не пришлось сказать ничего, кроме «здравствуйте» и «до свидания», выбравшись из квартиры, с облегчением перевел дух. Он ничего не понимал: за весь разговор о Даше Казаковой не было сказано ни слова, а Полковник при этом выглядел как настоящий именинник.

— Ну и что все это должно означать? — хмуро поинтересовался Юрий, усевшись в машину.

Полковник немного повозился, поудобнее устраиваясь за рулем, поправил галстук, заботливо разместил на заднем сиденье свой драгоценный портфель и только потом посмотрел на Юрия, с веселым удивлением задрав кверху правую бровь.

— А вы не поняли? Право, вы меня разочаровываете, Инкассатор. Вы казались мне более сообразительным. Да ведь это же именно то, что мы искали! Ставлю десять против одного, что они сидят на этом хуторе.

— Откуда такая уверенность? Мало ли у кого есть развалюха в лесу…

— То-то и оно, что мало! Круг знакомств Даши Казаковой — это круг избранных. У всех у них есть загородные особняки со всеми удобствами, а у многих, помимо этого, имеются виллы за границей — во Флориде, Греции, на Канарах, на Капри… Отсиживаться в таком доме, конечно, не в пример удобнее, но о сохранении инкогнито в таком случае не может быть и речи. Там охрана, соседи, хозяева — взрослые, серьезные дяди и тети, которые давно уже не верят ни в какую любовь, кроме любви к деньгам, и которые не преминут позвонить Андрею Васильевичу и сообщить, что его дочь жива и здорова, гостит в их загородном доме с каким-то симпатичным юношей. Заодно и о себе лишний раз напомнят, потому что дружба с Казаковым — это очень выгодное вложение капитала… А посмотрите, что мы имеем здесь! Одинокая девушка, которая когда-то училась с Дашей в одном классе и была ее лучшей подругой, но давно уже выпала из круга ее знакомств по той причине, что сама по себе, без родителей, она для банкира Казакова никакого интереса не представляет. Отец ее был очень модным художником, водить с ним знакомство в свое время считалось престижным — ну, знаете, чтобы на какой-нибудь вечеринке или презентации было о чем поговорить, кроме банковских операций и пикантных подробностей предыдущего сборища. Я-де на короткой ноге с таким-то… Ах, и вы тоже? Надо же, какое совпадение! Ну, и как вам его работы?.. Словом, вы поняли, о чем я говорю. Итак, девушка не входит уже в круг знакомых семьи Казаковых, о ней все забыли, ее как будто и вовсе нет — так, по крайней мере, должно казаться Даше. В двадцать лет людям всегда кажется, что человека, с которым ты не виделся хотя бы год, как бы уже и не существует. И вот у этого несуществующего человека имеется собственный хутор в лесу, о котором человек принципиально не вспоминает… И расположен этот хутор идеально: с одной стороны, в глуши, у черта на куличках, а с другой — совсем недалеко от Москвы. Охраны там нет, люди там практически не бывают, а если забредут ненароком грибники из соседней деревни, так им, грибникам, все равно. Кому они, грибники, могут рассказать о том, что увидели? Разве что соседу, такому же деревенскому пьянице, как они сами… Ну, что скажете?

— Звучит правдоподобно, — подумав, сказал Юрий. — Но бездоказательно. Сплошные «бы» и «если». Вы ведь даже не спросили, виделась ли она с Дашей.

— Образ не позволял, — объяснил Полковник. — С чего это чиновник из коммунального отдела вдруг станет спрашивать о Даше? Да она бы сразу замкнулась, как устрица, и выставила нас за дверь! И потом, она, скорее всего, ничего не знает. С какой радости Даша станет информировать ее о своем визите? А что касается «бы» и «если»… Мы с вами, Инкассатор, работаем не в прокуратуре. Мы не улики для суда собираем, мы пытаемся спасти девчонку. Нам с вами, друг мой, полагается хвататься за любую соломинку, а это не соломинка, это целое бревно — добротное, крепкое… Поэтому сейчас мы поедем в мой офис, там у меня есть очень подробная карта Подмосковья, а оттуда, вооружившись картой, отправимся в гости к нашим беглецам. Вы ничего не имеете против?

Юрий ничего не имел против, хотя доводы Полковника казались ему довольно шаткими. Полковник вставил ключ в замок зажигания, повернул его, но вдруг что-то вспомнил и опять выключил двигатель.

— Кстати, о бревнах, — сказал он в ответ на удивленный взгляд Юрия и вынул из кармана телефон. — Обещания надо выполнять.

Он быстро набрал какой-то номер и приказным тоном бросил в трубку:

— Соедините меня с Петром Кондратьевичем.

Трубка что-то проквакала в ответ — как показалось Юрию, довольно неприветливо.

— Скажите ему, что это Полковник, — надменно произнес Полковник. — Он поймет, о ком идет речь. И поскорее, пожалуйста. Я жду… Здравствуй, Петр Кондратьевич, — деловито произнес он после совсем короткой паузы. — Извини, что отрываю от важных дел, но у меня к тебе просьба. Надо бы отремонтировать один домишко… Да, лучше бы капитально. Нет, друг мой, не шучу, даже и не думаю. Странный вопрос… Помнится, я тебе таких вопросов не задавал. Ах, ты тоже помнишь? Надо же, а мне показалось, что у тебя память отшибло. Ну, мало ли!.. Дела государственные, карьерка, заседаньица всякие… Тут собственное имя забудешь, не то что… Ладно, ладно, не обижайся, это я так, в порядке лирического отступления. Так сделаешь? Адрес? — он назвал адрес и положил руку на ключ зажигания. — Вот спасибо! Что? В расчете, говоришь? Да о чем ты, Петр Кондратьевич! Я твой должник, так что в следующий раз можешь не стесняться. Ах, следующего раза не будет? Ну, дай-то бог! Хотя, как говорится, от сумы да от тюрьмы… Шучу, шучу. Ну, всех благ. Так я на тебя рассчитываю! Да уж, будь добр, не подкачай… Да уж конечно проверю, не сомневайся… Ага. Пока.

Он прервал связь и запустил двигатель. Юрий удивленно покачал головой.

— Однако, — сказал он. — Вы действительно умеете держать слово… Я-то думал, вы это просто так, чтобы из образа не выйти…

— Так оно и есть, — сказал Полковник, трогая с места тяжелый джип и ловко закуривая одной рукой. — Именно для того, чтобы не выйти из образа… Из образа человека, который всегда держит слово. Этот моноспектакль я играю специально для вас, Инкассатор, чтобы вы помогли довести до конца это дело. Ну, шучу, шучу! Просто жалко девчонку. Она же не виновата, что жизнь — такая сука… Фу, до чего же отвратный слизняк! — продолжал он, имея в виду, вероятно, Петра Кондратьевича. — Поговорил с ним и будто дерьма наелся, честное слово… Что такое, Инкассатор? На вашем челе я вижу тень какой-то думы, а что это за дума, понятия не имею. Не поделитесь?

Они уже мчались, наращивая скорость, в сторону конспиративной квартиры, где Полковник впервые принимал Юрия по приезде в Москву. Юрий задумчиво почесал шрам над левой бровью, покосился на спидометр и ответил:

— Я просто вспоминаю ваш разговор с этим… похитителем. Вы надавали ему кучу обещаний.

— А вы думали, я шутил? Полно, Инкассатор, не надо хмуриться! Удаление яичек — совсем простенькая операция, с ней отлично справлялись даже неграмотные средневековые знахари. Это совершенно безвредно и почти не больно, да и осознать до конца свою потерю клиент, к сожалению, не успеет… Если хотите, можете при этом не присутствовать.

— Идите вы к черту, — пробормотал Юрий, не в силах понять, шутит Полковник или говорит всерьез. Представить его осуществляющим упомянутую операцию было сложно, но вместе с тем он казался полным решимости выполнить данное фальшивому похитителю обещание.

Полковник коротко рассмеялся. Юрий пришел к выводу, что у Полковника есть причины для оптимизма: ему удалось-таки найти девчонку и опередить таких опасных противников, как Паштет и его украинский приятель. Теперь оставалось только проехать на машине полторы-две сотни километров, дать по шее трусливому сопляку, возлюбленному Даши Казаковой, взять девчонку за ухо и отвести домой, к папе, на суд и расправу. А братва, исподволь осадившая банкира Казакова, пусть остается с носом, что бы она там ни затевала…

До офиса они добрались со сказочной быстротой: Полковник знал Москву как свои пять пальцев и водил автомобиль если не лучше Юрия, то ничуть не хуже. Вдвоем они поднялись на восьмой этаж и вошли в квартиру. Здесь Полковник быстро нашел карту, о которой говорил, сунул ее Юрию и велел отыскать на ней пресловутый хутор, а сам, по обыкновению, удалился с телефоном в соседнюю комнату, не забыв, как всегда, извиниться и плотно затворить за собой дверь.

Юрий развернул карту. Это действительно была отличная, очень подробная карта, не предназначенная для широкой публики. Пожалуй, даже те карты, которыми Юрий пользовался в бытность свою командиром роты парашютистов, были поплоше этой. Единственным недостатком карты был ее огромный размер, и Юрию пришлось изрядно попотеть и пошуршать бумагой, прежде чем он нашел на карте нужную точку и обвел ее красным маркером. Полковник все не шел, и тогда Юрий по собственной инициативе прочертил все тем же маркером кратчайший маршрут от квартиры, где сидел в данный момент, до хутора, а также промерил его линейкой и приближенно вычислил расстояние. Получилось, как он и ожидал, что-то около двухсот километров. Полковник как сквозь землю провалился, и Юрий от нечего делать вынул из наплечной кобуры пистолет и проверил обойму, хотя понимал, что оружие ему, скорее всего, не понадобится.

Он как раз собирался засунуть пистолет обратно в кобуру, когда дверь отворилась и Полковник вошел в кабинет. Юрий сразу понял: что-то произошло. Полковник был мрачен, как грозовая туча, от его веселости не осталось и следа, а в руках у него Юрий увидел короткоствольный израильский «узи» с длинным, толстым глушителем.

— А, вы при оружии, — отрывисто бросил он, с отчетливым щелчком ставя на место плоский длинный магазин. — Это хорошо. Впрочем, этого может оказаться маловато. Одну секунду.

Он положил автомат на край стола, снова скрылся за дверью и сразу же вернулся, держа е руках укороченный «Калашников».

— Возьмите это, — сказал он, протягивая автомат Юрию. — Под пиджак, под пиджак… Ну вот, отлично. Надо торопиться, Инкассатор. Что там с картой? Ага, вижу, прекрасно… Ну, ходу, ходу, рассиживаться некогда!

Уже в машине, затолкав автомат под сиденье, Юрий спросил:

— Что-то случилось?

— Вы очень наблюдательны, — с непривычным сарказмом в голосе ответил Полковник, рывком выводя машину со стоянки. — Да, случилось. На имя Казакова поступила бандероль, в которой обнаружен безымянный палец левой руки. Палец женский, на пальце имеется кольцо, принадлежавшее Даше Казаковой… — Он помолчал, ожесточенно играя педалями и вертя руль, чтобы избежать лобового столкновения с отчаянно сигналящим туристическим автобусом. — Дьявол! Мне едва удалось уговорить Казакова впустить в дом криминалиста, чтобы тот обследовал Дашину комнату на предмет отпечатков.

— Черт возьми, — ошеломленно проговорил Юрий. — Они что там, совсем с ума посходили?!

— Не исключено, — сквозь зубы ответил Полковник. — Хуже, если бандероль отправили не они.

— Что? Как это?

— Видите ли, — с убийственной вежливостью сказал Полковник, — мне только что сообщили, что люди Паштета покинули свои наблюдательные посты вокруг банка и дома, где живет Казаков, и отбыли в неизвестном направлении — все до единого. Так вот, я очень боюсь, что это направление мне известно. Собственно, и вам тоже. Вы ведь так старательно прочертили его на карте…

— Е-мое, — привычно сказал Юрий, а потом наклонился и проверил, легко ли вынимается автомат из-под сиденья.

Загрузка...