Хранитель света

* * *

— Ну, как поговорили? — спросил Юрий.

Полковник тихо опустил трубку на рычаг и откинулся в кресле. Вид у него был очень довольный, чуть ли не торжествующий. Только что, буквально десять секунд назад, он был по-настоящему страшен — даже Юрия ему удалось встревожить, — а теперь, пожалуйста, сидел и ухмылялся, как сытый удав.

— Хорошо поговорили, — сказал Полковник. — Плодотворно.

Юрий пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он осторожно. — Как-то вы уж очень… Через край, я бы сказал. Ну что это такое — подвалы, застенки, пытки, кишки наружу, сердце на ладони… Вы даже меня чуть не заставили поверить…

— Только чуть? — Полковник слегка приподнял брови, выражая вежливое недоумение. — Странно… Теряю квалификацию. Впрочем, вы — это вы, вас пугать — только время попусту тратить. Но пугал-то я не вас! Понимаете, Инкассатор, для выполнения разных задач может потребоваться разное оружие: где-то физическая сила, где-то умение попасть прыгающей белке в глаз со ста метров, а где-то — способность хорошенько припугнуть противника, лишить его уверенности в себе, заставить сомневаться…

— Это понятно, — сказал Юрий, — но пугать, по-моему, надо реальными вещами, а не детскими страшилками. Такое впечатление, что вы насмотрелись фильмов ужасов.

— Обожаю фильмы ужасов! — неожиданно объявил Полковник. — В них все так незатейливо и предсказуемо! Кстати, с чего это вы взяли, что вещи, которыми я пугал этого подонка, нереальны?

— Бросьте, Полковник, — неуверенно сказал Юрий. — Что вы, в самом деле…

— Ага! — Полковник рассмеялся. — Вот вы уже и сами испугались. Да, психологическая война, увы, не ваше призвание, вы для нее чересчур прямолинейны и доверчивы. Впрочем, вы правы, пыточные застенки — не мой профиль и вообще вчерашний день. Но надо же учитывать личность противника! Если бы я говорил с вами или, скажем, с этим вашим Паштетом, я бы нашел другие слова, другие аргументы. Но сами подумайте, с кем приходится иметь дело! Человек, регулярно и целенаправленно обирающий женщину, которая его любит, подвергающий ее смертельному риску ради денег, недостоин называться мужчиной. Это баба в штанах, причем баба в самом худшем смысле этого слова. И вы должны признать, что поколебать противника удалось. Пугать настоящего похитителя — дело опасное, но этот-то не настоящий! Козырей в этой игре у него не осталось, мы их выбили все до единого, и теперь единственное, что он может предпринять для спасения собственной шкуры, это бросить карты под стол и выпрыгнуть в окошко.

— А кровь на майке? — спросил Юрий.

Полковник слегка помрачнел.

— Да, кровь Дашина, — согласился он. — Надо полагать, девчонка порезалась — случайно или преднамеренно, не знаю. И нам остается только надеяться, что порезалась она не сильно. Но если с ней что-то случится… Черт подери! У меня нет пыточной камеры, но в таком случае я ее обязательно организую.

Он вздохнул, крякнул и вдруг, низко нагнувшись, стал искать что-то в тумбе письменного стола. Юрий решил, что разговор на отвлеченные темы окончен и что на столе сейчас появится очередная папка с бумагами — фотографиями, адресами, банковскими счетами какими-нибудь… Но Полковник выставил на стол плоскую стеклянную фляжку с коньяком и две микроскопические рюмки — треугольные, на тонких, сужающихся книзу ножках. Двумя точными движениями, не пролив ни капли, он наполнил рюмки, завинтил фляжку и убрал ее обратно в стол.

— Выпьем, — предложил он.

— За победу? — спросил Юрий, осторожно беря свою рюмку. Судя по запаху, коньяк у Полковника был очень хорош.

— За победу — это само собой, — сказал Полковник. — Я предлагаю выпить за любовь.

Юрий молчал, глядя на него без всякого выражения, однако провести Полковника ему, как обычно, не удалось.

— Удивлены? — сказал тот и усмехнулся. — Странный тост в устах бывшего офицера внешней разведки, не так ли? Я с вами согласен. Лет двадцать назад, если бы кто-то из моих коллег предложил такой тост, я бы решил, что у него просто завелась новая подружка и что, говоря о любви, он подразумевает кровать с пружинным матрацем. Помнится, в разговоре с вами я выразил сомнение в существовании любви. Но она есть; более того, мир заполнен ею. Нам порой бывает трудно поверить в ее существование… Просто мир наш уродлив, и любовь, заполняя его, тоже принимает порой ни на что не похожие формы, место которым скорее в ночном кошмаре, чем в реальной жизни. Ей тяжело в нашем мире, Инкассатор. Вообразите себе, что после долгих мытарств в чужом краю вы возвращаетесь домой — усталый, обезображенный жизнью, с головы до ног покрытый рубцами и шрамами. Дома вас помнят и любят, на всех площадях, во всех скверах стоят вам памятники, о вас сочиняют песни, слагают легенды, вашим именем называют улицы, корабли и детей. И при этом вас — живого, настоящего — никто не узнает. Вы слишком уродливы, жизнь изменила ваше лицо, и все принимают вас за попрошайку, вора, опустившегося негодяя, исчадие ада… Именно это произошло с любовью. Даже столкнувшись с ней лицом к лицу, мы ее не узнаем, принимая за глупую блажь, похоть, чисто физиологическое влечение. А она, вопреки всему этому, продолжает жить и бороться. Она — настоящий боец, Инкассатор. Так давайте за нее выпьем, потому что, я верю, вы разделяете мое мнение и никому не станете рассказывать о том, что Полковник — просто старый романтичный осел. Впрочем, можете рассказывать, вам все равно никто не поверит… За любовь!

Юрий выпил молча, почти не ощутив вкуса. Произнесенная Полковником речь окончательно сбила его с толку. Она действительно плохо сочеталась с обликом Полковника и с тем, что Юрий про него знал. Еще меньше, по мнению Юрия, эта речь сочеталась с тем, что Даша Казакова сделала с собственным отцом. Ему казалось, что девчонку надо просто хорошенько выпороть, а не разводить вокруг ее идиотской выходки какие-то романтические бредни. Но в словах Полковника ему чудилась какая-то затаенная боль — давняя, ставшая уже привычной, но не утратившая своей остроты даже за долгие годы. Была, наверное, в его прошлом какая-то история… Да и у кого их не было, этих историй?

Полковник молча убрал опустевшие рюмки в стол, немного подвигал лицом, придавая ему обычное выражение сухой деловитости, откашлялся и сказал:

— Так. Вернемся к нашим баранам. Вы проработали свою часть списка?

— Еще не до конца, — сказал Юрий.

— Плохо, — сказал Полковник. — Медленно. Расслабляться нам с вами нельзя, Инкассатор. То, что Даша до сих пор на свободе и продолжает ломать комедию, пытаясь поправить финансовые дела этого подонка за счет собственного отца, может служить нам слабым утешением. Не забывайте, их ищем не только мы. Вам известно, что дом Казакова и здание банка оцеплены людьми Пережогина? А о том, что Москва наводнена украинскими боевиками, вы знаете? Думаете, это простое совпадение? Я принял кое-какие меры, но эти меры сугубо оборонительные, а нам с вами нужно наступать. Надо ее найти, пока эта детская затея не обернулась большой кровью. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Не совсем, — сказал Юрий.

— Я тоже, — признался Полковник. — Но что-то назревает, я это шкурой чувствую. Так продолжаться не может, что-то должно произойти, и мне это «что-то» активно не нравится. Грядущие неприятности каким-то непонятным мне образом связаны с Дашей. Это опасно, черт подери!

— А что говорит по этому поводу Казаков?

Теперь Полковник уже откровенно скривился.

— Что он говорит… Он пьет. И говорит именно то, что может сказать человек все время пребывающий в состоянии алкогольной эйфории. Мол, есть захочет — сама придет и отстаньте от меня с этой чепухой, я занят…

Юрий промолчал, благоразумно оставив свое мнение об отцовских чувствах господина Казакова при себе.

— А вы уверены, что кто-нибудь из уже опрошенных вами Дашиных знакомых не обвел вас вокруг пальца? — спросил Полковник.

— А разве в таких вещах можно быть уверенным? — сказал Юрий.

— Черт, как же быть? Придется, наверное, нам с вами с сегодняшнего дня работать вместе. Объединим списки, иного выхода я не вижу. Это замедлит наше продвижение вперед, зато в тылу не останется белых пятен.

— Вы мне не доверяете?

— Я теперь даже себе не доверяю, — мрачно объявил Полковник. — Все ломаю голову, где совершил ошибку, где проморгал, как мог допустить такое…

— Бросьте, — сказал Юрий. — Вы ей не отец и даже не нянька.

Полковник надолго замолчал.

— Да, — сказал он наконец, — вы правы. Я всего-навсего телохранитель. Ну что же… Кто у вас следующий по списку?