Хранитель света

Глава 14

Проводив Дениса, Даша привычно вымыла посуду — не потому, что это доставляло ей удовольствие, а потому, что иначе пришлось бы пользоваться грязными тарелками и вилками, к чему она никак не могла себя приучить. Вода была холодная, и жир с тарелок отмывался плохо; к тому же Дашу поташнивало, порезанная рука болела, голова кружилась, и время от времени пол начинал зыбко покачиваться, норовя предательски выскользнуть из-под ног. Все-таки вчера она здорово перестаралась, да и нож оказался гораздо острее, чем выглядел, — он впился в запястье, как в мягкое масло, мигом развалив плоть чуть ли не до кости. Оставалось только удивляться, как это она не перерезала заодно с венами и сухожилия. Крови вытекло очень много, Даша уже думала, что умрет, но все обошлось, и пальцы на руке двигались — значит, сухожилия были целы…

Кое-как покончив с посудой, она вышла во двор подышать свежим воздухом, подальше от удушливого запаха печной гари, которым, казалось, насквозь пропиталась не только ее одежда, но даже кожа. Даша присела на трухлявую скамеечку у крыльца, вытянула ноги в грязных кроссовках и прислонилась спиной и затылком к гнилым, источенным древоточцами бревнам сруба. Темная зелень старого сада еще блестела после прошедшего ночью дождя, но в разрывах туч уже сверкало солнце. Было тепло, от сырой земли поднимался пар. За покосившимся забором среди зелени бронзовели на солнце стволы мачтовых сосен, и Даша вдруг подумала, что сидит здесь уже вторую неделю, а в лес так ни разу и не вышла.

«С ума сойти, — подумала она. — Ведь я за всю свою жизнь ни разу по-настоящему не была в лесу! Даже не знаю, какие грибы съедобные, а какие нет. Это как у французов: съедобные грибы — это шампиньоны, их выращивают на специальных фермах и продают в магазинах, а остальные грибы для них словно и не существуют. Никому из них не придет в голову пойти в лес с корзинкой и что-то такое поднимать с земли, чтобы потом съесть…»

Она встала, пересекла заросшее сорной травой пространство перед крыльцом, прошла через дыру в гнилом заборе, где раньше была калитка, и немного постояла на дороге. Две почти незаметные в траве колеи, плавно изгибаясь, уходили в лес. Дорога вела к людям — к шумным городам, общественному транспорту, горячей воде, канализации, телефонным и железнодорожным станциям… Двинувшись по этой дороге, можно было оказаться где угодно — например, в Париже, среди друзей и любимых книг, принять горячую ванну, выспаться на чистых простынях, а утром попить кофе с круасанами и отправиться на лекции…

В это трудно было поверить: огромный мир по-прежнему шумел где-то совсем рядом, в то время как жизненное пространство Даши Казаковой, давно привыкшей считать этот широкий мир своей собственностью, неожиданно, одним резким скачком, сократилось до размеров вот этой гнилой развалюхи и умирающего от старости сада. Дорога звала; она была единственной нитью, тонкой пуповиной, которая все еще связывала Дашу с нормальной, привычной ей жизнью.

Даша вынула из заднего кармана джинсов расплющенную в блин пачку сигарет, посмотрела на нее, но закуривать не стала: один вид знакомой картинки на пачке сегодня почему-то вызывал у нее тошноту. «Беременная я, что ли? — подумала она с усталым интересом. — Только этого и не хватало — именно здесь и именно сейчас… Да нет, это, наверное, просто от потери крови…»

Она перешла дорогу и немного углубилась в лес. Серый мох пружинил у нее под ногами, тихонько потрескивали, ломаясь под подошвами кроссовок, сбитые ветром гнилые сучки. Где-то стучал дятел, по рыжим стволам сосен суетливо бегали мелкие черные муравьи. Даша заметила в траве блестящую, будто лакированную, коричневую шляпку какого-то гриба, но срывать его не стала: она понятия не имела, что это за гриб, а ставить эксперименты на собственном организме ей не хотелось — от вчерашнего бы отойти…

Как только черные от времени и непогоды постройки заброшенного хутора скрылись за деревьями, Даша неожиданно ощутила пьянящее чувство освобождения, словно ее только что выпустили из тюрьмы. Как будто она и впрямь все это время была заложницей, а теперь вот сбежала… Она была свободна! Никто не мешал ей пойти по дороге, никто ее не удерживал, кроме нее самой. Это было похоже на пробуждение после страшного сна, когда лежишь на спине, понемногу приходя в себя, узнавая знакомые детали привычного интерьера, и потихонечку начинаешь осознавать, что все в порядке, что ужас, только что пережитый тобой, был просто сном, который рассеялся и больше не вернётся…

Даша вздохнула и присела на ствол поваленной ветром сосны. Собственная затея с похищением оказалась ей не по плечу: похоже, она и впрямь не доросла до того, чтобы тягаться с отцом. С самого начала она делала что-то не то, и каждый ее шаг был похож на ход, сделанный начинающим шахматистом, едва-едва научившимся переставлять фигуры, — вместо того чтобы исправить положение, она его только усугубляла, пока не загнала себя в эту грязную щель, откуда нет выхода. Разве это выход — повернуться ко всему спиной и просто пойти по дороге, бросив на произвол судьбы Дениса, любовь, мечты и надежды на счастье? Разве предательство — это выход? Да, пойти по дороге… А в конце дороги — папуля, который с легкостью променял ее, Дашу, на деньги, папуля со своей фальшивой родительской заботой и своими опостылевшими нравоучениями… О, теперь-то он не станет молчать! А она, Даша, потеряла даже право огрызаться, — придя с повинной, ей волей-неволей придется выслушать очень многое…

И потом, зря, что ли, она резала себя ножом?

Сидеть на дереве было жестко: за последние дни Даша заметно потеряла в весе, и твердая древесина резала зад сквозь ткань джинсов. «Надо же, — подумала Даша, — кожа да кости! Задницы совсем не осталось, подержаться не за что. Хоть в манекенщицы иди!»

Она сползла с поваленного дерева и уютно устроилась на мягком мху, привалившись к сосне спиной. «Все правильно, — подумала она, устало закрывая глаза. — Надо дождаться Дэна, узнать, как папуля отреагировал на мой последний ход, а потом уже решать, как быть дальше. Последний ход… Да, наверное, этот ход самый последний. Больше уже ничего не придумаешь. Не пальцы же себе рубить, в самом-то деле! Теоретически, конечно, пожертвовать парой пальцев ради любви можно и даже нужно, но как-то это… Вряд ли у меня хватит духа. Не Дэна же просить! «Милый, будь добр, возьми в сенях топор и отруби мне пальчик. Только аккуратно, не повреди маникюр…» Бр-р-р! А может, и ничего? Может, все еще обойдется? А вдруг завтра мы поедем обратно в Европу, в Швейцарию, а там — деньги, свобода, весь мир к нашим услугам… Ребеночка заведем или даже двух — девочку, чернявенькую, похожую на Дэна, и беленького мальчика — в меня. Впрочем, это вряд ли. Скорее всего, все наши дети будут черноволосыми. Черный цвет — доминанта, это мы еще в школе проходили… Ну и пускай, чем плохо? Все равно дети у нас будут красивые, всем на зависть — есть в кого…»

Она сама не заметила, как задремала, пригревшись на солнце. Сказалась потеря крови и проведенная в мучительном полубреду ночь; легкая дремота вскоре перешла в глубокий, освежающий сон без сновидений. Дождя в этот день не было, и ничто не потревожило Дашу.

Проснулась она поздно, уже перед закатом, и сразу же резко села, не понимая, где она и как сюда попала. Потом остатки сна улетучились, она увидела красные от закатных лучей верхушки сосен, глубокие сине-зеленые тени внизу и поняла, что уснула в лесу и проспала целый день. Дашу охватила паника: она чувствовала себя отдохнувшей и бодрой, рука почти не болела, но изящные золотые часики на обмотанном грязным бинтом запястье показывали начало восьмого, а это означало, что Дэн должен был давно вернуться. Бог знает, что он мог подумать, не найдя ее дома! Он мог решить, что с ней что-то случилось, что на нее напали, увезли, похитили, убили… Хуже того, он мог подумать, что она сбежала!

Даша вскочила и опрометью бросилась назад, к дороге, к дому. На какой-то страшный миг ей показалось, что она заблудилась в этом большом незнакомом лесу, но в следующее мгновение кусты расступились, и она выскочила на дорогу десятью метрами левее того места, где утром вошла в лес. Дом был прямо перед нею — приземистый, темный, угрюмый, утонувший в темной, почти черной листве яблонь и груш, с развалившейся печной трубой. Задранный к небу черный палец колодезного журавля с подвешенной к нему мятой жестяной бадьей застыл неподвижно, четким силуэтом выделяясь на фоне заката; широкие, просевшие створки ворот сарая по-прежнему были распахнуты, упираясь нижними концами в землю. Денис всегда закрывал сарай после того, как загонял туда мопед, — отчасти по привычке, а отчасти потому, что боялся привлечь к дому внимание случайного прохожего. Значит, он еще не вернулся…

— Дэн! — позвала Даша. — Денис! Я здесь!

Никто не откликнулся. Это было странно. Последняя электричка из Москвы пришла в райцентр два часа назад. От райцентра до хутора было что-то около двадцати километров. На мопеде это полчаса, от силы сорок минут. Ну час… Это если мопед ни с того ни с сего вдруг решил закапризничать, заглох и ни в какую не хочет заводиться. Даша всегда относилась к этой трескучей штуковине с недоверием.

А вдруг с ним что-нибудь случилось? Вдруг он лежит сейчас где-то на лесной дороге, истекая кровью, совсем как те люди, которым раньше принадлежал дом? Вдруг…

«Успокойся, дура! — мысленно прикрикнула на себя Даша. — Ничего с ним не случилось. Просто он приехал, не застал тебя дома, испугался и поехал искать… Сама виновата! Нечего было дрыхнуть в лесу, как бродячая собака! Нашла место для отдыха… Даже обед мужчине не приготовила, а ведь он, наверное, голодный! Ничего, волноваться рано. Он не такой чокнутый, как некоторые, поищет и вернется».

Она заставила себя войти в дом, зажечь свет, начистить картошки и приготовить ужин. Картошку Денис накануне накопал в поле на окраине соседней деревни — то есть, грубо говоря, он эту картошку украл. «Очень мило, — думала Даша, высыпая нарезанную картошку в кипящую воду, — вот мы уже и картошку начали воровать. Это еще цветочки! А если поторчать здесь еще немного, придется красть теплую одежду, дрова и вообще все на свете — просто для того, чтобы выжить…»

Мысль эта ее не напугала: в глубине души Даша не верила, что задержится здесь еще на неделю. Она проанализировала это странное ощущение и пришла к выводу, что так и должно быть. Трудности ее не пугали, и она, наверное, смогла бы высидеть здесь целый год, если бы в этом был хоть какой-то смысл. Что толку прятаться, когда тебя никто не ищет? Зачем требовать выкуп, который все равно никто не собирается платить? И совершенно бессмысленно настаивать на лжи, в которую не верит ни один человек на белом свете… Эта история подходила к концу, и оставалось только потерпеть, чтобы узнать, каким он будет, этот конец.

Картошка сварилась. Даша слила воду и с предусмотрительностью опытной хозяйки укутала кастрюлю старым ватником. Есть хотелось ужасно, но Даша не привыкла есть одна, без Дениса, а он все не появлялся. Даша села на кровать, сжав коленями ладони, и стала ждать, чутко вслушиваясь в тишину. Она слышала, как внутри трухлявых бревен сруба мерно работают челюстями жуки-древоточцы; под полом кто-то копошился — мышь, наверное, — и кто-то осторожно бегал по саду, шурша крапивой и дробно топоча маленькими лапками. Вечер медленно переходил в ночь, истекая закатной кровью, оконное стекло залила непрозрачная чернота, превратив его в тусклое темное зеркало, которое отражало угол печки и кровать с неподвижно сидевшей на ней Дашей. Становилось прохладно, но Даше было лень шевелиться; ею овладело странное оцепенение, и почему-то казалось, что если она встанет и оденется, то обязательно пропустит момент, когда начнет приближаться знакомый треск мопеда.

Потом в сенях вдруг стукнула плохо подогнанная дверь, и половицы заскрипели под чьими-то тяжелыми шагами. Даша испуганно вздрогнула, но в следующее мгновение дверь в сени распахнулась, и в нее, пригнувшись, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, вошел Денис.

— Господи! — воскликнула Даша, вскакивая и бросаясь к нему. — Наконец-то! Где ты был? Я вся извелась. Ужин стынет, а тебя нет и нет…

— Ну, глупая, испугалась? — каким-то не своим, деревянным голосом сказал Дэн и на мгновение прижал Дашу к груди. — Извини, так вышло. Чертов мопед все-таки украли, пришлось пешком добираться. Так и знал, что будешь волноваться…

Спиртным от него сегодня пахло сильнее обычного — собственно, не пахло даже, а прямо-таки разило. Впрочем, пьяным он не выглядел, вот только голос…

— А что у тебя с голосом? — встревоженно спросила Даша. — Что-нибудь случилось?

— Случилось? А что могло случиться? Я же говорю, мопед украли. Ну, и устал немного, вот и все. Так, что тут у нас?

Денис нетерпеливо размотал ватник, поднял крышку и заглянул в кастрюлю.

— Ага, картошечка! Надо же, еще теплая… Эх, сюда бы сальца, да лучку, да водочки!

— По-моему, водочки с тебя на сегодня хватит, — сухо заметила Даша. Она не хотела этого говорить, полагая подобные ссоры недостойными себя и тех отношений, которые были у них с Денисом, но слова сорвались с губ сами собой — уж очень это все было обидно. Пешком он шел… Да за такое время эти несчастные двадцать километров можно было по-пластунски проползти! И откуда у него деньги на водку? Опять что-то украл? Или просто пропил мопед?

Впрочем, Денис не стал ссориться с Дашей, а пропустил ее слова мимо ушей. Он навалил полную миску картошки, выбрал вилку поприличнее и сел за стол.

— А ты? — спохватился он, уже набив рот картошкой.

— Да, конечно, — медленно согласилась Даша, — я тоже поем.

Она положила себе картошки и села напротив Дэна. Есть ей почему-то расхотелось.

— Ну, как съездил? Что сказал отец?

Денис положил вилку, глотнул.

— Ничего не сказал, — ответил он хмуро. — Он вообще не стал со мной разговаривать, а натравил на меня какого-то жуткого типа, который называет себя Полковником…

— Полковник? — Даша прижала ладонь к щеке, глаза у нее округлились. — Он подключил к этому делу Полковника?

— А что? Ты знаешь, кто это такой?

— Начальник службы безопасности банка, бывший офицер спецслужб… Господи! Я надеялась, что он не станет обращаться к Полковнику. А теперь все пропало. Либо ему действительно наплевать, вернусь я домой живой или мертвой, либо они нам все-таки не поверили.

— Не поверили, — подтвердил Денис. — Они нашли кого-то, кто видел нас уже после звонка с требованием выкупа. Помнишь того русского, который пристал к нам в Мелене? Наверное, им удалось его найти.

— Да, — едва слышно произнесла Даша. Она была бледна. — Да, конечно… Отец сразу рассказал все Полковнику, и тот нас выследил — узнал про дом в Бельгии, про машину, про тебя, про все… Господи, какая я дура! Этого следовало ожидать. И что сказал тебе Полковник?

Денис криво улыбнулся и принялся вертеть в руке вилку.

— Он много чего сказал. Как вспомню, так вздрогну… Сказал, например, что если ты будешь дома завтра утром, то он не станет за мной гоняться. В противном случае обещал убить — медленно, постепенно… Сказал, что знает, где нас искать.

Даша молчала, и вдруг Денис увидел, как по ее щеке скатилась слеза — скатилась, оставив за собой мокрую дорожку, сорвалась и упала в тарелку с вареной картошкой, к которой Даша так и не прикоснулась.

— Да, — решительно и твердо сказала Даша, утирая глаза тыльной стороной ладони, — вот, похоже, и все. Игра окончена, попытайте счастья в следующий раз… Прости, что втянула тебя в этот глупый спектакль. Видишь, ничего у меня не вышло.

— Погоди, — сказал Денис. — Ты что, сдаешься?

— Ну да, — сказала Даша, — а что? Ты ведь сам этого хотел еще вчера вечером. Ты прав, я не имею права рисковать тобой. Лучше никогда больше тебя не видеть, но знать, что ты жив. Полковник не шутит. Это очень опасный человек, и он никогда не бросает слов на ветер. Поэтому выбора у нас нет. Раньше был или казалось, что был, а теперь вот уже и не кажется… В общем, давай прощаться. — Голос у нее дрогнул, но она взяла себя в руки, не заплакала. — Доедай, и пойдем. Мопеда нет, и надо выйти как можно раньше, чтобы успеть на первую электричку до Москвы. Потом, когда все уляжется, я постараюсь тебя разыскать.

Она встала, но Денис остался сидеть. Вид у него был угрюмый и озабоченный.

— Погоди, Дарья, — сказал он. — Так не годится, я к этому не готов. Не могу я расстаться с тобой — вот так, с бухты-барахты… И вообще не могу… Ну, нельзя же так! Ты же сама говорила, что они ни в чем не могут быть уверены, что просто берут нас на испуг. Эта майка с твоей кровью… Полковник сказал, что отдал ее на экспертизу…

— Но при этом все равно ничему не верит, — с горечью перебила Даша. — Не думай, что мне не больно. Но надо смотреть правде в глаза: это конец.

— Да погоди, что ты заладила — конец, конец… Придумаем что-нибудь!

— Что? — устало и равнодушно спросила Даша, — Что еще мы можем придумать?

— Ну… я не знаю… Но должен же быть выход!

— Должен, — сказала Даша. — Но его нет. Ешь, Денис, у нас мало времени.

— Да погоди! — Денис оттолкнул от себя миску. — Погоди же ты! Что значит — нет выхода? Так не бывает! Помнишь, мы с тобой говорили, что, может быть, придется послать твоему отцу палец… Еще в Бельгии, помнишь?

Даша, склонив голову к плечу, посмотрела на него с каким-то новым выражением болезненного интереса.

— Помню, — сказала она. — И что? Ты хочешь отрезать мне палец? Что ж, действуй. Только возьми топор. Говорят, когда палец отрубают топором, в первые секунды человек вообще не чувствует боли.

— Господи, что ты несешь! Как у тебя язык-то поворачивается такое говорить? Чтобы я… Да я за тебя жизнь отдам!

— Тогда и говорить не о чем, — сказала Даша. — Боюсь, твой палец моего отца не впечатлит, не говоря уже о Полковнике.

— Тьфу ты, — с досадой сказал Денис. — Я с тобой говорю о серьезных вещах, а ты… Ну, соберись, подумай немного! Кто сказал, что это обязательно должен быть твой или мой палец?

— А чей? — не поняла Даша.

— Черт, да чей угодно! Мало, что ли, кругом молодых баб?

Даша задохнулась.

— Что? Что ты… Надеюсь, ты шутишь?

— Да, — с горьким сарказмом сказал Денис и покивал головой. — Я шучу, и Полковник твой тоже шутит… Все кругом шутят! Какие шутки, Дарья? Речь идет о жизни и смерти, и если кому-то непременно надо умереть, то мне хотелось бы, чтобы это был кто-то третий — не ты и не я.

Даша медленно, будто не веря собственным ушам, покачала головой.

— Неужели ты это серьезно? Похоже, что так… Денис, ты понимаешь, что это чудовищно?

— Да брось, — отмахнулся Дэн, — так уж и чудовищно. Слышала бы ты, чего мне наговорил этот твой Полковник! Вот это было жутко. В конце концов, убивать ведь необязательно. Подойти сзади, набросить на голову мешок, заткнуть рот, чтобы не орала, и аккуратно отрезать… Подумаешь, палец! Через месяц заживет как на собаке.

— Боже мой, — комкая на груди воротник свитера, прошептала Даша, — боже, что с тобой? Это не ты, ты не можешь так говорить…

— Еще как могу, — жестко сказал Денис. — Жизнь заставляет. Так ты мне поможешь?

— Нет, — сказала Даша, пятясь к двери. — О господи, нет! Ни за что. Это… Нет. Заходить ТАК далеко я не собиралась. Прости. Наверное, мы больше не увидимся. Желаю тебе счастья.

Она толкнула дверь плечом, и та распахнулась в кромешную темноту низких сеней.

— А как же любовь? — по-прежнему сидя за столом над миской остывшей картошки, спросил Денис.

Даша не ответила. Она опрометью бросилась в сени и вдруг остановилась, будто на что-то налетев. Потом она попятилась и спиной вперед вернулась в комнату.

Вслед за ней в комнату вошел прилично одетый молодой человек баскетбольного роста и довольно приятной наружности.

— Хелло, Долли! — радостно поздоровался он с Дашей и добавил, поверх ее головы, обращаясь к Денису: — А у тебя губа не дура!

— Что…

— Познакомься, Дарья, — сказал Денис, — это Долли. Он мой… гм… знакомый. Ему придется немного пожить с нами. Ты не возражаешь?

— Возражаю, — сказала Даша. — А ну дай пройти!

Она неожиданно бросилась вперед с намерением проскочить мимо Долли и выбежать наружу, но новоявленный «квартирант» Дениса Юрченко схватил ее, сдернул с порога и крепко прижал к себе, не давая шевельнуться. Даша попыталась укусить его за руку, но не дотянулась. Тогда она ударила ногой, целясь пяткой в голень, но Долли легко уклонился от удара и больно завернул ей порезанную руку.

— Пусти, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Пусти, мерзавец! Денис!..

— Понимаешь, Дарья, — медленно проговорил Денис, глядя в покрытую вытертой клеенкой столешницу, — все неожиданно переменилось. Нам с тобой теперь придется довести это дело до конца и либо получить деньги, либо… Ну, ты понимаешь.

— Хелло, Долли! — сказал Долли, сильным толчком бросил Дашу на кровать и вынул из кармана бутылку водки. — Обожаю жрать водяру на природе! Не дрейфь, народ, все будет путем! Ну, вмажем, что ли, за знакомство?

Вслед за ним, сгибаясь под тяжестью двух ящиков баночного пива, протиснулся Грицко.