Тридцать восемь

Сын Софии весил чуть больше семи фунтов. Он появился на пару недель раньше срока, потому был небольшим, но вполне здоровым. Родившись, мальчик не переставал плакать, кричать, выть и хныкать. Унять его не удавалось, пока Софию не оставили одну и не задвинули шторки вокруг ее кровати. Тогда она протянула младенца Габриэлю. Ребенок улыбнулся и перестал плакать. Он походил на Габриэля — смешение рас, смешение стилей. Темная кожа, копна черных кудряшек и большие голубые глаза, как у Софии в детстве, но миндалевидной формы.

София смотрела на Габриэля, державшего притихшего ребенка.

— Значит, там, наверху, решили, что девочка не справится?

— С чем?

— Со всем, с чем ему предстоит справиться. Этому мальчику.

— И что?

— Я просто подумала, что могли бы на этот раз рискнуть и поставить на девочку.

Габриэль глянул на ребенка, потом на Софию.

— А, понял. Но ведь ты же сделала это, стала матерью. Вопреки всему. Разве это не отклонение от традиций?

— В общем, да, но я ведь само совершенство, ты сам говорил.

— Верно. А мир — нет. Люди еще не скоро научатся слушать девочек.

София пожала плечами:

— Да я и не против. У мальчиков одежки круче. И наверное, с сыном мне легче будет управиться.

Она взяла ребенка на руки, внимательно посмотрела на его личико, на мутные глазки и улыбнулась.

— Я никогда не пыталась представить, на кого он будет похож. Точнее, — поправилась София, — я вообще не думала о нем, если не считать страха перед родами. Ну и… — София перешла на шепот, — его божественного происхождения. Мне казалось, что когда он появится, если будет здоровым и все такое, то все получится само собой. Ну, то есть он сам о себе позаботится. Я думала: вот рожу и типа моя работа сделана. По крайней мере, что там дальше будет, я как-то себе плохо представляла. Мне хватало заморочек со всем остальным, про то, что там потом, я даже не задумывалась. Скажи, я, наверное, дура?

— Нет. Даже те, кто забеременел по собственному желанию, иногда забывают, что в конечном счете с ребенком приходится жить каждый день. А ты и вовсе ничего не планировала.

— А я о чем тебе восемь месяцев подряд талдычила! — София погладила мягкий пушок на голове младенца. — Столько суеты, а он — всего лишь маленький ребенок.

— Точно, — подхватил Габриэль. — Всего лишь ребенок.

— Пока.

— Да. Как ты его назовешь?

София закатила глаза:

— Ой, я не знаю. Как мне следует его назвать? Может, Эммануил?

Габриэль покачал головой:

— Нет. Это слишком даже для Крауч-Энда.

— Можно притвориться, что он вроде какого-нибудь латиноамериканского паренька из сериала «Нью-Йоркская полиция», и назвать его Иисус, только произносить по-испански: Хесус.

— Очень уж откровенно.

— Пожалуй, да и на неприятности можно нарваться. — София поцеловала ручонку младенца. — Мне нравится имя Габриэль.

— София, умоляю! Белая мать-одиночка, ребенок смешанных кровей, отец даже на выходные его не забирает, — да его в школе будут все время дразнить Гей-бриэлем!

— Белая мать-одиночка и к тому же стриптизерша, не забывай. Ладно. Как я его ни назову, его все равно будут дразнить. От этого ни один ребенок не застрахован. Ему бы лучше с детства уметь постоять за себя. Потом, мы ведь не знаем — он может и геем оказаться.

— Может, — кивнул Габриэль.

София откинулась на кровать и крепко прижала ребенка к себе.

— Ты действительно не знаешь, что с ним случится?

— Нет, не знаю. Но уверен, что все будет в порядке.

— Ей ты то же самое говорил?

— Кому?

— Предыдущей матери.

— Она не спрашивала.

— Еще бы.

София закрыла глаза. Ей очень хотелось надеяться, что Габриэль говорит правду.

Она заснула. Габриэль и младенец разглядывали друг друга.

Первый день своей жизни маленький Габриэль провел в больнице. Софию не выпустили домой, поскольку ребенок родился раньше срока, а София сказала врачам, что живет одна. Посещения были официально запрещены, но к Софии потянулся непересыхающий ручеек визитеров. Уговаривая персонал пропустить их, гости особенно напирали на одинокий статус роженицы. К тому же некая невидимая субстанция, оставленная Габриэлем, отбывшим по своим делам, смягчала сердца медработников. Бет с двойняшками, пристегнутыми спереди и сзади (Пит вкалывал на срочной работе), зашла по пути на консультацию для амбулаторных пациентов, проходившую в другом крыле больницы.

— Ну и как ты себя чувствуешь?

— Не знаю. Странно, но лучше, чем вчера. Мне кажется, что роды подействовали как электрошок, только не на мозги, а на тело.

— Что ты имеешь в виду?

— У меня больше нет депрессии. Я потрясена, удивлена — ребенком, самим его присутствием и тем, что оно для меня значит.

— Выходит, с депрессией покончено?

— Да.

— Может, тебе тоскливо?

София замотала головой:

— Не думаю. Нет, правда. Я устала, и тело немного болит, — вернее, на самом деле дико болит, но я в порядке. Странно, но, по-моему, я изменилась.

Бет подавила зевок и стерла молочную отрыжку со своего плеча.

— Только не говори, что чувствуешь себя наконец состоявшейся. Я этого не вынесу.

— И не скажу. Я и до того чувствовала себя состоявшейся. До депрессии уж точно. Месяца до седьмого я испытывала такие ощущения, о которых раньше и не подозревала. Мне нравилось расти. С самого детства я не могла понять свое тело. Я боролась с ним, шпыняла, уродовала «ради искусства». А когда забеременела, бороться с ним уже не было смысла. И я научилась его любить.

— Вот и хорошо.

— Наверное. Я не осознавала это как прорыв — я имею в виду, в психотерапевтическом понимании. Просто изменила отношение к своему телу. Полюбила его не за то, как оно выглядит, а за то, что оно умеет. Просто за то, что оно мое. Это не связано с беременностью — я просто стала самой собой. Софией. Я почувствовала, что душа и тело стали одним целым. Наконец-то.

— Это замечательно, разве нет?

— Конечно, но, видишь ли, такая легкость долго не удержится. Но тогда мне было хорошо. И еще будет, я надеюсь. Я изменилась. Странно, но я стала другой. И мне это нравится.

Дочка Бет захныкала, и Бет засобиралась уходить.

— Не волнуйся, подруга. У тебя впереди много времени, чтобы накопить новой дряни. — В дверях Бет остановилась. — София?

— Да?

— Тот парень, Габриэль, ты его еще видишь? И все еще думаешь, что этот ребенок, как бы сказать…

София посмотрела на спящего рядом младенца:

— Особенный?

Бет кивнула. Она подпрыгивала на месте, чтобы успокоить девочку, а заодно разбудить сына.

София, улыбаясь, ответила, успокоив и себя, и Бет:

— Все в порядке. Я не сошла с ума. Он и вправду чудесный. Но разве не любая мать считает своего ребенка чудесным? Нормальное поведение для матери, тем более по отношению к первенцу, так ведь?

Когда Бет ушла, Габриэль открыл глаза и посмотрел на Софию. И хотя она знала, что ему еще рано фокусировать взгляд, Софии почудилось, что он знает, кто она.


Ее разбудил крик сына. Продравшись сквозь крепкий сон, она не сразу сообразила, где находится. Слева от нее вопил ребенок, а в лицо ей смотрел человек и звал ее по имени. Но он не был ни другом, ни родственником. Перед ней стоял тот самый клубный клиент, что, увидев новую программу, приставал к ней потом на улице. София поначалу не могла взять в толк, почему клуб так ярко освещен, почему она танцует одна, одетая в больничную робу, и почему рядом со сценой кричит младенец. Когда в голове прояснилось, ей стало совсем нехорошо. Человек, стоявший перед ней и улыбавшийся, не был клиентом, здесь он им не был, хотя именно его она оттолкнула той ночью на обочину. Здесь он был явно врачом. Он мог бы принимать у нее роды, не подгадай ее ребенок родиться в другую смену. Наверное, младенец решил не появляться на свет в дежурство этого врача.

Человек улыбался ей.

— Очень рад. Кто бы мог подумать, что встречу вас здесь? — Он опять улыбнулся, и София поняла, что он смеется над ней.

София лихорадочно соображала, что ей делать. Объяснить ситуацию одной из сестер, сопровождавших врача, попросить, чтобы ей назначили другого доктора, если уж он так необходим? Или же схватить ребенка в охапку и бежать отсюда? Во всяком случае, осматривать себя она ему точно не позволит, хотя он уже принялся листать свои записи.

Врач отложил ее карту и с улыбкой наклонился к Софии:

— Успокойтесь, я не лечу женщин, только детей. Хочу взглянуть на вашего сына. Легкие у него в порядке, как я погляжу?

Он забрал у нее младенца. Обе сестры были в другом конце палаты. София растерялась. Она всем существом была против того, чтобы этот человек трогал ее ребенка, но не могла объяснить почему и не могла поднять шум на всю палату, полную чужих людей. Она сидела не шевелясь, притворяясь спокойной, пока доктор щупал и мял ее ребенка, то и дело поднимая голову, чтобы улыбнуться Софии, скользнуть взглядом по ее телу под больничной робой, по усталому лицу, рукам, нервно теребившим одеяло.

Заполнив несколько страниц в ее карте, он протянул ребенка Софии, заметив полушепотом:

— Прекрасный, здоровый младенец мужского пола. Вам действительно есть чем гордиться. Полагаю, мальчик получит отменное воспитание?

Габриэль кричал не переставая, пока не оказался на руках у матери. Доктор направился к другим роженицам, появившимся в палате, пока София спала. Они лежали, отделенные друг от друга тонкими желтыми занавесками. София прижала ребенка к груди и ждала, напряженно, мрачно, когда молодой врач уйдет из палаты. Проходя мимо ее кровати, он повернул голову:

— Надеюсь, вы скоро вернетесь на работу? Я по вас соскучился.

Она слышала, как он насвистывал, удаляясь по коридору.

Час спустя Софию окружили Сандра, Каролина и Хелен. Каждая распаковывала подарки: шикарные духи, серебряные ложки в ассортименте, одежонку для ребенка и миниатюрные, сексуальные вещички для Софии — на ту пору, когда ей снова захочется раздеться. Она была благодарна им за подарки, но еще более радовалась их громкому смеху, смелым шуткам и беззастенчивому обсуждению статей ребенка. Это заглушило тревогу, возникшую на волне тяжких прозрений насчет скользкой натуры молодых клиентов, особенно тех, которые совмещают увлечение стриптизом с педиатрией. София храбрилась, пока подруги не ушли, сникла, распрощавшись с ними, но стук каблуков Сандры в коридоре взбодрил ее. Габриэля, вернувшегося на свое место в изножье кровати, она встретила с огромным облегчением. Теперь она могла спокойно уснуть — как уже поступил ее ребенок, — зная, что ангел охраняет их обоих.

На следующее утро другой врач признал Софию с сыном здоровыми и годными к выписке. Марта и Джеймс, прибывшие в течение часа, забрали мать и дитя домой.

Загрузка...