Тридцать четыре

Три недели все шло хорошо. Просто отлично. Три недели отменной работы, хороших денег и удовольствия, никакого беспокойства о будущем — дальше репетиции следующего номера София не загадывала. Приходила на работу, где ей нравилось, где ей аплодировали, и возвращалась домой усталая, но в хорошем настроении. Дома она развлекалась с Габриэлем, избегая слов, избегая разговоров о своих чувствах, но развлекалась с радостью, и очень часто ее шепот почти походил на правду, походил на настоящие отношения. В клуб она являлась рано, работала над новыми номерами с Каролиной, Хелен и другими девушками, между выступлениями сидела за сценой, придумывая новые движения для завтрашних репетиций. Сама она танцевала четырежды по будням, пять, иногда шесть раз — по пятницам и субботам, множа наличные и похвалы. Спала беспробудным сном труженицы и счастливой любовницы, ловко уклоняясь от мыслей о том, что ей предстоит, ловко уклоняясь от общения с Мартой и Джеймсом, проскальзывая тенью мимо их двери по дороге на работу и возвращаясь поздно ночью к ангелу, ждавшему ее наверху.

В эти три недели все казалось возможным, ничто не пугало, ничто не пробивало брешь в бодром настрое все преодолеть. А потом наступил вечер четверга. София выступала с новым номером, которым гордилась: она, Каролина и Хелен в образе трех граций, трех муз, трех махровых мамаш. Денни и даже Сандра хохотали в голос, когда девушки выступили перед ними за час до открытия, и София с уверенностью ожидала такой же реакции от клиентов. Громкий смех — и рука сама тянется в ласково пощекоченный карман.

Все случилось, как и предполагалось: публика не подвела Софию. За исключением одного парня. Молодого человека, ставшего за последние два месяца завсегдатаем клуба. Несколько раз он платил Софии, когда она еще танцевала одна, когда живот был уже виден, но догадаться о беременности можно было, лишь зная, на что смотришь. Парень появлялся регулярно, трижды в неделю, и занимал столик слева от сцены. София поняла, что он приходит ради нее; за всеми девушками числились несколько посетителей, являвшихся специально ради них, — нормально и лестно, покуда лох вел себя прилично: регулярный доход никогда не помешает. Когда дождливым и малолюдным вечером знаешь, что по крайней мере один клиент притащится специально ради тебя, не так сильно скучаешь по домашнему уюту и телевизору. Парню на вид было под тридцать, обычно он приходил один и лишь раз или два привел таких же, как он, приятелей. Компания мирно выпивала, равномерно распределяя деньги на алкоголь и на девушек Не деловые мальчики из Сити с большими бабками и манерой отдавать двадцатку за танец так, словно предлагали полтинник за секс. И не загулявшие ребятки с окраины, приехавшие в центр на мальчишник, день рождения или футбольный матч. Эти едва не валились с ног, стоило им пьяно икнуть, а наутро не могли вспомнить, куда делись пять сотен фунтов. Поклонник Софии был не из таких. Обычный постоянный клиент. Много не разговаривал — точнее, вообще редко открывал рот, — но держался вежливо, учтиво, улыбался, пил мало, с удовольствием смотрел выступления девушек, хорошо платил и уходил. Идеальный завсегдатай.

И он оставался таковым, пока не начал приглядываться чересчур пристально. Пока не заметил, как София меняется — танец, тело, она сама. Уже не улыбка, а суровый взгляд, недоумение. Когда же тексты песен подтвердили, что живот, на который он таращит глаза, — самое настоящее брюхо беременной, парень насупился еще сильнее. Он по-прежнему являлся два-три раза в неделю, сидел себе тихо, наблюдал, точнее, откровенно пялился на Софию. Платил, как и другие клиенты, не шумел, не напивался и не хамил. Если не считать хамством взгляд, которым он смотрел на нее — сквозь нее. Софии не на что было пожаловаться, повода для изгнания из клуба он не давал, но в его присутствии она начинала нервничать. София, как и остальные девушки, повидала немало неприятных посетителей, которых приводили их приятели; таким не нравился клуб, они не одобряли и втайне презирали танцовщиц за то, что они делают. За то, что они делают с ними. София умела управляться с такими типами, умела игнорировать их. Но с этим парнем обычные методы не срабатывали. Он не позволял игнорировать себя, всегда устраивался сбоку от сцены, ловил ее взгляд, давая понять, что он за ней наблюдает. Давая понять, что ему не нравится то, что он видит.

В тот четверг он заставил Софию выслушать его мнение. Парень подстерег ее на улице. София теперь заканчивала пораньше; другие девушки, выступавшие с ней, оставались поработать в зале, она же, отработав пять номеров, отправлялась домой. В половине третьего она уже лежала в своей постели, рядом с Габриэлем. Попрощавшись с Джозефом, София двинулась по переулку к мостовой. В этот ранний час она не могла рассчитывать на услуги Мэтта, но, с другой стороны, в такое время поймать такси — не проблема, и она редко топталась на обочине больше пяти минут.

Клиент дожидался ее не меньше часа. Посмотрел последний танец и ушел, пока София переодевалась. Стоял на улице, пока она болтала с Хелен, забирала у Денни причитавшиеся ей деньги, выслушивала последние неутешительные новости о любовной жизни Сандры…

Малый схватил ее за рукав, его черный пиджак под оранжевым уличным фонарем вылинял до коричневого.

— Можно с вами поговорить?

София вздрогнула, а вместе с ней вздрогнул и ребенок в животе.

— О чем?

— Просто хотел поговорить. О вашей работе.

София не испытывала ни малейшего желания вступать в беседу с чокнутым лохом на темной улице.

— Я уже закончила работу, милый. Иду домой. Не сделать ли тебе то же самое, а?

Он взял ее за руку:

— Я наблюдал за вами.

— Ну конечно, как и все остальные.

Она сделала было шаг, но он удержал ее:

— Нет, не как все.

— Знаю, заметила.

— Я смотрел очень внимательно.

— Понятное дело. За это вы и платите. За то, чтобы смотреть. Внимательно или как угодно. А теперь я предлагаю вам либо вернуться в клуб, где еще полно девушек и хотя бы одна из них обрадуется вашим чаевым, либо понаблюдать, как я сажусь в такси. В любом случае отвали, приятель, я закончила работу и не обязана быть с тобой вежливой.

— По-моему, вы не должны работать. Сейчас. С ребенком.

— О ради бога, можно подумать, меня волнует чье-то мнение. Ступай домой, ладно? — София тряхнула головой, покрепче ухватила свою большую черную сумку и попыталась обогнуть парня, но он только крепче сжал ее руку и развернул к себе, незащищенным животом вперед. — Эй! Отстань! Да пошел ты!

— Вы не должны этим заниматься. Только не сейчас. Это плохо.

Пять острых ногтей впились ему в руку, София вырвалась.

— Послушай, дорогой, сейчас ты ведешь себя плохо. Домогательство и приставание в общественном месте. Я бы на твоем месте остановилась. У дверей клуба дежурит вышибала, я закричу, и он мигом окажется тут. Пяток других сторожей спят на этой улице, я им доплачиваю, и они за меня горой стоят. Им не понравится, как ты себя ведешь. И мне тоже не нравится. Отвали!

С этими словами она толкнула парня, и тот отлетел на проезжую часть. София бросилась бежать. Завидев такси, махнула рукой, и стоило машине затормозить, как она нырнула в салон, предоставив незадачливому поклоннику барахтаться в отходах ночного Сохо. Отъезжая, она обернулась — парень смотрел ей вслед.

К тому времени, когда София добралась до дому, боевой пыл иссяк, ее трясло. Габриэль ждал в прихожей. Очень кстати.

— Где ты был, кретин?

— Здесь.

— И ты не знаешь, что случилось?

— Знаю.

— Тогда почему тебя там не было? Мне тебя не хватало.

— Разве? Ты здорово разобралась с этим парнем. Там полно людей, которые сумели бы тебе помочь, но их помощь не понадобилась. Ты сама отлично справилась.

— Мне была нужна твоя поддержка.

— София, она у тебя была.

— Ага, образно выражаясь! Удобная отговорка, черт возьми! Он напугал меня до смерти. — София швырнула сумку на пол и рухнула на диван. Ответа не последовало. — Выходит, несмотря на всю эту фигню про ангела-хранителя, я не могу рассчитывать на тебя в любой момент, да? Такой урок я должна усвоить из сегодняшней задушевной встречи с придурком? — Габриэль не отзывался. — Ну же?

— София, — вздохнул Габриэль, — моя сила всегда с тобой. Просто иногда ты этого не замечаешь.

— Ты меня успокаиваешь? Уж извини, ангел мой, но не это я хотела от тебя услышать. Черт побери, Габриэль… а казалось, что все у нас с тобой просто замечательно. Ладно, проехали. Я иду спать. Спокойной ночи.

Рассерженная София спала одна. Габриэль дожидался, пока она проснется.


Утром он принес ей завтрак.

— Что ты здесь делаешь?

— Хотел поговорить.

— Разве тебе не нужно быть где-нибудь в другом месте?

— В каком?

— Не знаю. Там, куда ты сматываешься по утрам.

— Я должен быть там, где я нужен. Мне очень жаль, что ты не ощутила моей помощи вчера вечером.

Пожав плечами, София вонзила зубы в поджаренный хлеб.

— Подумаешь! Ты был прав. Я сама справилась, я всегда справляюсь сама. И не дай бог, если я вдруг начну во всем полагаться на тебя, так ведь?

— Думаю, до этого не дойдет, — улыбнулся Габриэль. Он поставил поднос на пол, отнял у Софии тост и поцеловал ее пальцы.

— Отдай! Я есть хочу. И все еще злюсь на тебя.

— Знаю. Поэтому я и хочу с тобой помириться.

София покачала головой, пытаясь сохранять сердитое выражение на лице:

— Ангел в качестве десерта на завтрак? А меня не затошнит от сладкого?

— Не знаю, давай проверим.

Потом она ела остывший тост и рассказывала ему о навязчивом парне:

— Он давно наблюдал за мной, а с тех пор как мы запустили новые номера, просто глаз не спускает. Он мне не нравится.

— Понимаю.

— Не понимаешь ты ничего. Он мне действительно не нравится. У него неприятный вид и взгляд. Зловещий взгляд.

— Зловещий — это, пожалуй, перебор, София.

— Он не хватал тебя за руку на улице посреди ночи.

— Да, но зло тут ни при чем. Здесь слишком легко произносят это слово.

— Здесь? Ты имеешь в виду человеческих людей?

— Да, — улыбнулся Габриэль, — человеческих людей.

— Ладно, тогда скажи, что, по-твоему, зло?

Габриэль слегка поежился, и София крепче обняла его.

— Ну, во всяком случае, это не то, что можно увидеть в чьих-то глазах. Зло больше похоже на черную дыру.

— Как Калькутта? Или как у физиков?

— Как у физиков. Черные дыры засасывают в себя все, это такая бесконечная пустота. Непреходящее ничто.

— Значит, зло — ничто?

— Да, если Бог — все.

— А Бог — это все?

— Ну нет, — засмеялся Габриэль, — тебе не вытянуть из меня вот так запросто все тайны вечности.

— Хорошо, тогда как насчет вечного проклятия, порока, грехов и всех этих разговоров про адов огонь и вонючую серу?

— В том-то и дело, это лишь разговоры, способ придать смысл немыслимому, непостижимому. Но точка отсчета необходима. Надо отличать тьму от света, хаос от порядка. И одно не лучше другого. Нам нужны и свет и тьма, хаос и порядок, чтобы жить и творить.

— Ясно, нам нужны противоположности.

— Но в действительности они не такие уж противоположности.

— Добро и зло не противоположны друг другу? То-то удивятся учителя воскресных школ.

— Не удивятся, если они хорошие учителя. Добро и зло слишком абстрактные понятия, чтобы разводить их по разные стороны. Они скорее переплетаются. Это как с черными дырами, никто до сих пор не понимает, что это такое, физики даже думают, что, возможно, они нам нужны, возможно, они — один из факторов, творящих нашу Вселенную.

Смахивая крошки с простыни, София скептически покачала головой:

— Выходит, добро и зло никакие не противоположности, порядок и хаос одинаково необходимы, и потому вчерашний тип не выродок, а черные дыры — просто прелесть?

— Почему бы и нет. В общем, по-всякому бывает.

— Спорим, при близком знакомстве с такими прелестями о их необходимости как-то забываешь.

— При близком знакомстве с тем парнем или с черной дырой?

— С обоими. Но я имела в виду черную дыру. Когда падаешь в нее, спорим, что она уже не кажется такой уж абстрактной.

Габриэль закрыл глаза.

— Любое падение — это утрата самообладания. И это всегда тяжело.

— Если только не смиряешься с падением.

Он улыбнулся, по-прежнему не открывая глаз: — О да, покорность — извечный выход из положения.

Они заснули поздним солнечным утром, мысли о незнакомце растворились в тепле тел.

Растворились, но не исчезли совсем.

Загрузка...