ГЛАВА XV АЛЛЕЙН ПРОЯСНЯЕТ СИТУАЦИЮ

— Это правда? — спросил Найджел, когда детектив прикрыл за ним дверь кабинета.

— Да. Теперь я знаю. Скажу вам больше — мне кажется, я знаю это уже давно, но, хотя предполагается, что у нас, сотрудников Ярда, души нет, все же иногда я чувствую — это бывало и во многих моих прежних делах, — что, в то время как одна часть моего сознания уже ощущает, знает конец, другая, большая часть мозга, предпочитает этого не замечать. Мало того, иногда даже стирает, отторгает это знание. Так что приходится прилагать усилия. Да, вот так это иногда бывает.

— И кто же это?

— Я не скажу вам это сразу совсем не потому, что специально хочу подержать вас в неведении. Мне просто нужен кто-то, кто выслушал бы мои доводы. Разумеется, мы в Ярде обсуждали это ad infinitum[11]. Наверное, двое-трое моих коллег знают это дело уже наизусть. Но мне необходимо, чтобы меня выслушал кто-то, имеющий свежие уши. Наберитесь терпения, Батгейт.

— Хорошо. Только… это будет не так уж легко.

— Я буду краток и беспристрастен, насколько это возможно. Итак, начав в понедельник утром работу над этим делом, я опросил всех обитателей дома, вначале порознь, а потом, как вы помните, вместе. Затем я провёл тщательное обследование всех помещений дома. Мне удалось, — и в этом мне ассистировал констебль Банс, — восстановить картину убийства. Положение тела, которое возмутительнейшим образом было смещено, кинжала, сбивателя коктейлей и гонга позволили сделать вывод, что удар Ренкину нанесли сзади и сверху. Это не так-то легко всадить нож в спину, чтобы поразить сердце. Мы с доктором Янгом предположили у убийцы определённые знания анатомии. Кто из гостей мог обладать такого рода знаниями? Прежде всего доктор Токарев. Некоторое время факты указывали прямо на него. А экзотические мотивы, которые могли толкнуть его на это преступление, определённым образом подтверждались убийством Красинского, осквернившего священный кинжал. Две причины заставили меня отказаться от этой версии. Первое — он левша, и второе — расстояние от его комнаты до места совершения убийства. Я учёл также, что он настойчиво призывал не трогать тело. С точки зрения указанной версии, его поведение также было труднообъяснимым. Он не пытался скрыть своё безразличие к смерти Ренкина и не скрывал также своих мыслей о том, что это акт возмездия.

Затем моё внимание перешло на Розамунду Грант. Мотивы здесь могли иметь солидный стаж. Это женщина, жестоко разочаровавшаяся в человеке, которого она горячо любила. Она знача о его романе с миссис Уайлд. Она пыталась с ним встретиться, лгала о своих действиях на момент убийства. Ни одна из моих бесед с ней не принесла ни малейшего удовлетворения. Она изучала анатомию, и в прошлом у неё были инциденты, указывающие на необузданность характера. Тот факт, что мисс Анджела нашла в комнате Ренкина клочок пуха с её тапочек, счастливым образом свидетельствует в пользу мисс Грант. Это сократило возможное время совершения ею убийства до невозможного. Далее идёт сэр Хюберт. Единственный мотив, какой тут можно вообразить, это страсть коллекционера. Подобного рода страсть нередко становится болезнью, и я не уверен, что сэр Хюберт ею не заражён. Для пополнения своей коллекции он готов на многое. Но убийство? И опять же, фактор времени.

Теперь вы. Тут было за что ухватиться, но все разбивалось о показания горничной. Находясь в своей комнате, вы выкурили две сигареты. К тому же у вас не было долгов. А вообще деньги — это основной движущий фактор большинства преступлений. Здесь же этот фактор был налицо. Должен сказать, с большой неохотой я отказался и от этой версии.

Ну что ж, пошли дальше. Миссис Уайлд, разговор которой с Ренкиным удалось подслушать вам и мисс Грант, обнаружила себя, с одной стороны, истеричкой, а с другой стороны, нам известно, что она находилась от Ренкина в определённого рода зависимости. Она вполне могла совершить убийство. Её супруг постоянно выпячивал странную фобию у неё к разного рода ножам и колющим предметам. Она имела долги. Ренкин оставил её мужу три тысячи. Именно она переместила тело с его первоначального положения — очень важный фактор. Но она слишком мала ростом.

Это вернуло меня назад, к размышлениям над тем, какова была позиция убийцы. Я посадил Банса на место Ренкина, а сам встал позади него, у подножия лестницы. Если я стоял на нижней ступеньке, то дотянуться не мог. А было точно известно, что Ренкин стоял у коктейльного столика. С пола даже я едва ли смог бы нанести правильный удар, на который указывало положение кинжала в теле жертвы. Тогда спрашивается: где же стоял убийца? И как смог он подойти так близко и остаться незамеченным?

Куда бы я ни направлялся, я натыкался на тупики. У меня, естественно, имелись отпечатки пальцев всех обитателей дома. Мы обследовали каждый дюйм стен и перил. На рукоятке кинжала отпечатков не было. В конце концов нам удалось сделать открытие. Среди мешанины отпечатков на шаровом окончании перил обнаружились слабые, но вполне различимые следы, оставленные двумя руками, которые охватывали его сверху. Отпечаток левой руки был достаточно чёток, а вот правой… Он представлял собой довольно любопытный след руки в перчатке, а давление на перила было достаточным, чтобы определить, что перчатка изготовлена из грубозернистой кожи. Отпечатки эти были очень слабые, но все же мы смогли установить, что это руки одного и того же человека. Расположение их было любопытным. Создавалось впечатление, что кто-то стоял спиной к лестнице, перевалившись через изгиб окончания перил под очень странным углом. Такого, в общем-то, и быть не могло, если… — Аллейн сделал паузу.

— Что? — спросил Найджел.

— Если этот кто-то не сидел на перилах лицом к холлу. Это могло быть, если он, например, съехал по перилам и затормозил, схватившись за шар. С этой позиции он мог с трудом, но дотянуться до кинжала, там где он находился в кожаной ячейке на стене. Этот кто-то был сейчас выше, чем склонившийся над коктейльным столиком Ренкин. Мы обследовали каждый миллиметр перил и обнаружили наверху сходные следы, согласующиеся с моей идеей, что убийца съехал по перилам лицом вперёд. Я спросил у мисс Анджелы, занимался ли у них кто-нибудь этим видом спорта, и она мне ответила, что в этот уик-энд нет. Она также сказала, что доктор Токарев и миссис Уайлд в соревнованиях по съезжанию с перил успехов не достигли. Но это утверждение для нас интереса не представляло, поскольку отпечатки принадлежали не миссис Уайлд и не доктору Токареву.

— А кому же?

— Затем мы обратили внимание на внутреннюю часть перил, особенно на те места, где они опираются на деревянные фигурные стойки. Здесь мы нашли довольно приличный след, поскольку Этель, Мэри и К° в этих местах пыль не протирали. След этот был очень чётким вверху и постепенно смазывался ближе к низу.

— Но как мог этот кто-то засунуть так руку под перила, а главное, зачем?

— А это был след не руки, а босой ноги, когда её хозяин съезжал по перилам. С этим открытием в руках я пересмотрел всю свою прежнюю концепцию фактора времени. Это дало мне дополнительно ещё десять секунд, а то и больше. И вот какая вырисовывается живописная картина. Вы только представьте себе, Батгейт. В холле царит полумрак. Мэри выключила большую часть светильников (это у неё пунктик такой) и ушла, а Ренкин склонился над столиком, сбивая себе свой последний коктейль. Его освещает бра, расположенное рядом на стене. Лестница тонет в потёмках. И вот на её верхних ступенях появляется смутно-различимая полуодетая фигура. Это мог быть халат или просто одни подштанники. На правой руке перчатка. Лёгкий свист скользящего по перилам тела заглушается шумом сбивателя коктейлей. Теперь мы видим, что эта фигура уже сидит верхом на перилах у подножия лестницы. Она делает два энергичных движения, и Ренкин падает головой вперёд, ударяя гонг. Фигура соскакивает с перил и выключает свет. Далее наступает кромешная тьма. Аллейн замолк.

— Хорошо, — осмелился заговорить Найджел, — но я до сих пор так и не знаю ответа. Аллейн сочувственно посмотрел на него.

— Все ещё не знаете?

— Чьи это были следы?

— А вот этого я вам, дружок, сейчас не скажу. И только, ради Бога, Батгейт, не обижайтесь. Я вовсе не хочу выглядеть в ваших глазах загадочным и вездесущим детективом. Это было бы до невозможности пошло. Нет. Я не говорю вам это сейчас потому, что какая-то часть моего мозга все ещё не принимает О.Е.D.[12] этой теоремы. Во всем деле есть лишь одно вещественное доказательство — кнопка от перчатки, которую надевал убийца. Перчатку он сжёг, однако кнопка сохранилась. С помощью этой маленькой жалкой кнопочки застегнуть все это дело невозможно. Этого недостаточно.

И вот, Батгейт, я решил провести рискованный необычный эксперимент. Я собираюсь разыграть перед гостями сэра Хюберта сцену убийства. Кто-нибудь из присутствующих съедет вниз по перилам и представит пантомиму этой жуткой трагедии.

«Итак, будь добр, гляди во все глаза. Вопьюсь и я, а после сопоставим итоги наблюдений»[13].

Да, да, мой друг, я хочу повторить старый трюк Гамлета, и, если он удастся, — а я надеюсь на это, — мы будем иметь результат. Вы здесь, наверное, уже с кем-нибудь подружились?

— Да, — удивлённо ответил Найджел.

— Тогда, боюсь, результат может оказаться для вас шокирующим. Именно поэтому я так много вам рассказал. И вообще, Батгейт, мне ваше общество было очень приятно, — закончил инспектор. — После, когда все кончится, мы, возможно, поговорим ещё.

— Я на это сильно надеюсь.

— Ну хорошо, в таком случае я прошу вас оказать мне последнюю услугу. Сыграйте в этом спектакле роль убийцы и помогите мне сделать так, чтобы эта таинственная фигура себя выдала.

— Ну это уже чересчур… — холодно начал Найджел.

— Ага! Вы не хотите этим заниматься. Это вам противно. Терпеть не могу подобного чистоплюйства.

В голосе Аллейна послышались незнакомые доселе нотки.

— Вы меня не так поняли…

— А я думаю, что именно так. Для вас ведь все уже кончилось. Не правда ли? Ренкин был вашим кузеном, вы пережили трагедию. Но теперь ведь уже все. Участвовать в разоблачении банды чокнутых русских вам нравилось, надеюсь, вы не будете спорить. Ну а теперь, когда вы уже мысленно, в душе, считаете их всех невиновными, и вдруг один из них — а вы ему искренне симпатизируете — может оказаться подлым убийцей… в такие игры вы играть не согласны. Пусть в этом дерьме копаются полицейские. Верно? Ну что ж, это вполне понятно. А вы, мой друг, через пару лет, возможно, будете спокойно ужинать с этим убийцей. Да… жаль, что у нас с вами все так бездарно закончилось.

— Вы несправедливы, — смущённо возразил Найджел.

— Вот как? Ладно, к чему эти споры. Надеюсь, вас не затруднит прислать ко мне констебля Банса, — он у входа. А вам, боюсь, все же придётся вместе с остальными посмотреть этот спектакль до конца. Но на свой поезд вы все равно успеете.

Найджел направился к двери.

— Я скажу Бансу, — обиженно пробормотал он.

— Спасибо, — произнёс Аллейн скучающим тоном.

— И, — добавил неуверенно Найджел, стоя у двери, — я все ещё продолжаю настаивать, что вы, Аллейн, ко мне несправедливы. Если нужно, я сделаю все, чтобы вам помочь.

Аллейн расплылся в улыбке.

— Чудесно! Извините меня за резкость — нервы не выдержали, устал за эти дни, чертовски устал. Возвращайтесь с констеблем, и поговорим.

Найджел нашёл констебля Банса уныло разглядывающим засохшую хризантему у края лужайки.

— Вас вызывает к себе старший инспектор Аллейн, — отчеканил Найджел.

— О, — встрепенулся Банс. — Благодарю вас, сэр. Я иду.

— Я тоже иду с вами, — сказал Найджел, и они молча прошли в кабинет.

Аллейн стоял у камина и разглядывал свой пистолет. Увидев их, он опустил его в карман.

— Банс, — резко бросил он, — в течение ближайших десяти минут поставьте человека у главного входа, второго у гостиной, а третьего здесь. Гости сэра Хюберта и сам он соберутся в холле. Будьте начеку. Когда я произнесу «Итак, начинаем», пройдите в холл, очень тихо, и не спускайте глаз с личности, о которой я вас уже предупреждал. Вряд ли будет что-то неожиданное, но, как говорится, бережёного Бог бережёт. Арест произойдёт незамедлительно. Кстати, я хочу вас попросить ещё раз изобразить Ренкина, как мы тогда делали, восстанавливая картину убийства.

Глаза Банса загорелись.

— Очень хорошо, сэр. И тоже ударить в гонг?

— Да, Банс. Если хотите, можете снять свой шлем.

— Нет, сэр, в нем я чувствую себя более уверенно.

— Как хотите. Можете идти. Расставьте людей, и никому ни слова. Ясно?

— Ясно, сэр, — почти выкрикнул Банс и, развернувшись, вышел.

— Слушайте, Батгейт, — сказал Аллейн, — я предполагаю начать представление через полчаса. После этого все смогут разъехаться. Мисс Анджела только что вернулась, значит, все в сборе, за исключением, конечно, доктора Токарева. Кстати, Батгейт, а вы сможете съехать по перилам лицом вперёд?

— Не пробовал… но думаю, что смогу.

— Хорошо. Возможно, это не понадобится, но будьте наготове. А теперь позовите горничную. На звонок явилась Этель.

— Будьте добры, Этель, — сказал инспектор, — найдите мисс Норт и спросите её, не сможет ли она на минутку зайти сюда ко мне.

— Хорошо, сэр.

— Письма на месте, все в порядке, — сказала Анджела, входя в кабинет. — Но я обнаружила, что они не все. Двух не хватает. Где они?

— В Скотланд-Ярде, — ответил Аллейн. — Они являются ценными вещественными доказательствами. И не надо из-за этого нервничать. Единственное, что вы сделали, это избавили миссис Уайлд от процедуры официального обыска в её доме и изъятия этих писем. А ваша роль в этом деле никому никогда известна не будет.

— Надеюсь, что я хотя бы помогла Розамунде.

— Это помогло получить доказательства, в которых я нуждался, — твёрдо заявил Аллейн, а потом, чуть помолчав, вдруг спросил: — Вы не знаете, у миссис Уайлд есть близкая подруга?

— Не знаю, — засомневалась Анджела. — Думаю, что вряд ли.

— Понятно, кошка, которая гуляет сама по себе. Мисс Анджела, я прошу вас об одолжении: пригласите сэра Хюберта и всех гостей спуститься в холл на нашу последнюю встречу. Скажите, что сейчас как раз время выпить перед отъездом коктейль.

— Хорошо, — сказала Анджела и направилась к двери.

Опередив Найджела, Аллейн открыл ей дверь и тихо произнёс:

— Сейчас расследование достигло своей критической точки. Возможен неожиданный поворот событий. Прошу об этом помнить.

— Я буду помнить, — сказала Анджела, слегка побледнев.

— И вы тоже, Батгейт, отправляйтесь в холл, — проговорил Аллейн, возвращаясь к столу. — Сидите тихо, широко раскрыв глаза и уши. Подмечайте каждую деталь. Помните, ваше непредубеждённое мнение для меня очень ценно. Ну, с Богом! Идите.

Звонок уже прозвенел, господа. Свет приглушён. Слышите? Поднимают занавес. Прощу вас, леди и джентльмены, занимайте места. Начинаем последний акт.

Загрузка...