Руки у Сумилова затекли, а ноги саднили так, будто в них всадили тысячи булавок. Кисти и лодыжки его были плотно привязаны к стулу. Вокруг погасшего камина сидели трое русских и вяло перебрасывались словами, не обращая на него никакого внимания. Янсен выглядел менее равнодушным. Он перегнулся через стол, где совсем недавно Анджела и Найджел пробовали портвейн Аллейна, и, глядя в упор на Сумилова, только что закончил ему что-то втолковывать.
В комнату вошёл бледный, как стена, Василий. Взглянув на Сумилова с едва скрываемым сочувствием, он быстро заговорил по-русски. Потом повторил по-английски для Янсена.
— Тот человек у двери говорит, что сюда идёт мистер Батгейт.
— Превосходно. Мы его с удовольствием примем, — сказал Янсен и посмотрел на остальных. — Вы готовы? Только дверь пусть ему открывает не Василий. Так будет лучше.
В эту минуту Найджел как раз сворачивал к дому. Он все никак не мог представить, зачем это вдруг Аллейн вызвал его. Как ему сейчас Появиться на этом заседании? Сказать, что зашёл случайно? Как он должен себя вести? Спросить у Василия, здесь ли Сумилов, или сообщить пароль и сделать вид, что он тоже участник этой музыкальной комедии?
Он бросил взгляд на магазин напротив дома Аллейна. Видят ли его сейчас люди из Ярда? А может быть, Аллейн уже в доме?
Он позвонил и стал ждать. Человек, открывший дверь, может быть, и был Василий, да не тот. Этот был много моложе и выше ростом, однако свет позади него не дал Найджелу возможности рассмотреть его лицо.
— Красинский, — уверенно произнёс Найджел.
— Прошу вас, мистер Батгейт, проходите, — весело сказал человек.
Он закрыл за ним дверь и повернулся к свету. Теперь Найджел его узнал.
— Это вы? — воскликнул Найджел.
— Да, мистер Батгейт, это я. И я очень рад нашей встрече в «Будапеште». Вы сказали абсолютно все, что мне нужно было знать. Прошу сюда, сэр.
Найджел вошёл с ним в гостиную. На деревянном стуле сидел Сумилов. Руки и ноги его были связаны. С той стороны стола сгрудились трое мужчин и Василий позади них.
Человек, который был в «Будапеште», закрыл дверь и присоединился к остальным.
— Сумилов, — выдавил из себя Найджел, — что все это значит?
— Что, сами не видите? — отозвался Сумилов.
— Дело в том, что мистер Сумилов был слегка неискренним с нами, — заметил высокий мужчина. — Да что это я до сих пор не представился. Вы тогда ошиблись, мистер Батгейт. Я не инспектор Бойз, а Эрик Янсен. Позвольте товарищей моих не представлять. Одно только замечу: попытаетесь фокусничать — получите пулю в живот. А это, знаете ли, неприятно.
Пока его привязывали к другому стулу, Найджел не переставал думать о том, каким же дураком он предстанет перед Анджелой. И что о нем подумает Аллейн? Что он идиот в кубе, вот что подумает. И будет прав.
Он посмотрел на Сумилова.
— Как это произошло?
— Янсен видел нас вместе на Риджент-стрит. Это я виноват. Непростительная беспечность с моей стороны. А он, узнав меня, заподозрил неладное и пошёл за вами до «Будапешта».
— Все правильно, — подтвердил Янсен. — И поскольку товарищ Василий рассказал нам, какое впечатление на вас произвело пение доктора, я решил упомянуть «Смерть Бориса». А потом ваше лицо, мистер Батгейт, вдохновило меня на дальнейшие действия.
— Инспектор Аллейн всегда говорил, что у меня выразительное лицо.
— Вот именно. Поэтому, когда мы прибыли сюда, я настрочил вам коротенькое послание.
— Теперь мне все ясно. Спасибо, — поблагодарил Найджел.
— Прежде чем здесь появился Янсен, — неожиданно произнёс Сумилов, — я успел раздобыть кое-какие сведения. Мистер Батгейт, доктор Токарев вашего кузена не убивал.
Василий резко воскликнул по-русски, и один из товарищей ему что-то ответил. А потом мрачно добавил:
— Честь была бы ему и хвала, если бы он его прикончил.
— Мерзавец, — громко крикнул Сумилов. Незнакомец обошёл стол и ударил Сумилова кулаком в лицо.
— Свинья! — выкрикнул Сумилов по-русски. — Они хотят узнать, где Аллейн, — он повернул голову к Найджелу. — Посмотрите, что они здесь натворили.
Только сейчас Найджел заметил, что все в комнате перевёрнуто вверх дном. Ящики стола, комода, шкафов были вынуты, содержимое выброшено на пол. Он вспомнил, что и в холле тоже царил ужасный беспорядок.
— Они уже добрались до чердака и слазили в подвал. Теперь гадают, что делать с нами, — сообщил Сумилов.
— Слушайте меня, — резко произнёс Янсен. — Один из вас или вы оба должны сообщить нам, что Аллейну известно о нашей организации. Как можно подробнее. Где он сейчас? Отказываться не советую. Это вынудит нас применить силу.
Он нагнулся к Найджелу.
— Где Аллейн?
— Понятия не имею, — ответил Найджел. — Это правда, я действительно не знаю, где он.
— Когда и где вы должны были с ним встретиться после нашего заседания?
— Мы с ним ни о чем не договаривались.
— Врёшь! Врёшь, собака! — злобно прорычал Янсен.
Он схватил Найджела и несколько раз стукнул головой о стол.
Русские оживлённо заговорили между собой.
— О чем вы говорите? — опросил Янсен.
— Давай я переведу, — ласково предложил Сумилов.
— Заткнись! — крикнул самый высокий из троих. — Я говорил о том, что у нас нет времени ждать. Конечно, самое лучшее было бы прикончить их обоих, но куда потом девать трупы? Вот вопрос. Надо попробовать заставить их говорить.
Часы в передней прокашлялись и отстукали двенадцать. Анджела теперь уже позвонила, полиция, наверное, окружает дом. Так что для беспокойства причин особых нет. Неожиданно заплакал Василий. Крупные слезы потекли по щекам и бороде старика. Русские стали кричать на него. Тот, что говорил по-английски, подошёл к Сумилову и схватил его за шиворот. Они обменялись короткими репликами по-русски.
— Батгейт, послушайте, — тихо сказал Сумилов, — они собираются вгонять нам под ногти иголки. Вообще это детская пытка и вовсе не в традициях «Братства». Однако больно.
Янсен и один из русских приблизились к Найджелу. Ему вдруг вспомнилось, как Артур Уайлд однажды процитировал какого-то мудреца: «Человек может все. Брак сознания с телом не так уж прочен. Возможен развод. И тогда вы сможете смотреть на свою физическую боль с той же философской отстраненностью, с какой её способен наблюдать другой».
— Ну что ж, — сказал Янсен, — для начала попробуем чуть-чуть.
Сумилов на соседнем стуле глухо застонал. Найджел почувствовал в указательном пальце острую боль, как будто оттуда щипцами вытаскивали кость. Долго я так не выдержу, успел подумать он. Василий громко всхлипывал. Четверо громил окружили Сумилова с Найджелом.
— Теперь будете говорить?! — выкрикнул Янсен. — Последний раз спрашиваю: где Аллейн?
— Как раз позади вас, — сказал Аллейн.
Что-то вроде ослепительного, но мягкого света вспыхнуло в мозгу Найджела. Уши заложило от пронзительной трели свистка. Он открыл глаза. У камина стоял негр с пистолетом в руке.
— Только без шуток, — предупредил призрак. — Дом окружён. Тому, кто дёрнется, тут же сделаю в голове дырку.
Комната наполнилась людьми, в полицейской форме и в штатском. Найджела развязали, но он остался сидеть на стуле, глядя на чумазого Аллейна, который оживлённо рассказывал Сумилову:
— Я пролез сюда с крыши по каминной трубе. У меня есть полное описание этого камина. Там сказано, что это старинный камин, что его не трогали с тех пор, как главный трубочист посылал своего мальчика на крышу. То, что его не трогали, я думаю, видно по моей физиономии. Я к тому же далеко не мальчик, поэтому там было ужасно тесно и душно. Бойз, ваши люди готовы? Тогда заберите этих субчиков.
— А этого старика? — спросил мрачный джентльмен, который оказался настоящим инспектором Бойзом.
— Василия? Не надо. Он, конечно, старый олух, но арестовывать не надо. Я сейчас умоюсь, переоденусь и буду в управлении.
— Хорошо, сэр, — сказал инспектор Бойз. — Джентльмены, прошу на выход. Через пару минут дом опустел.
— Василий, — сказал Аллейн, — теперь забудьте о «Братстве». Для вас оно уже кончилось навсегда. Принесите йод, бинты, выпивку, приготовьте мне горячую ванну и свяжитесь по телефону с рестораном «Будапешт».
Найджел с трудом верил, что расстался с Анджелой всего час назад. Было видно, что она переволновалась и очень рада его приходу. Увидев завязанный палец, она заохала, а от его рассказа пришла в ужас, и он понял, что в её глазах выглядит настоящим героем, а вовсе не идиотом. Они закончили ужин. Найджел расплатился, думая лишь о двух вещах: как он любит Анджелу и как бы поскорее очутиться во Франтоке.
У ворот их встретил констебль Банс, и они скормили ему несколько новостей. Франток был погружён в темноту. Пустой холл с погасшим камином мрачно напоминал о воскресной трагедии. Анджела стояла наверху со свечой в руке. Найджел прижал её к себе, и они впервые поцеловались по-настоящему. Сколько они там стояли — кому какое дело, но, наверное, долго, потому что свеча у неё сгорела почти на треть.
— Значит, Токарева из списка вычёркиваем, — неожиданно сказала она, не отрывая головы от его груди. — Круг подозреваемых сужается. Найджел, как ты думаешь, Аллейн действительно нас больше не подозревает?
— Милая, что за мысли перед сном. Разумеется. В противном случае разве он стал бы нам доверять?
— А мне кажется, он никому не доверяет. И что мне делать с этими письмами?
— Давай мне. Я покажу их завтра ему." А потом, после дознания, мы поедем в Лондон и вернём их на место.
— Да, наверное. Спасибо тебе, милый, но, если ты не возражаешь, я оставлю их у себя.
Она прильнула к нему и, шепнув на ухо: «Спокойной ночи», — убежала к себе.
Найджел разделся и рухнул в постель. Слегка ныл раненый палец, но скоро Найджела обступили гротескные фигуры, напоминающие Сумилова, Василия, Янсена и троих «товарищей». Он мчался в автомобиле куда-то во тьму, в никуда…
Дознание у коронёра началось в Малом Франтоке в одиннадцать часов утра. На удивление, оно заняло мало времени. Найджела, разумеется, уже поставили в известность о содержании завещания Ренкина. Все своё состояние, а также дом со всем содержимым он завещал Найджелу. Но в завещании были ещё пункты, согласно которым три тысячи фунтов было оставлено Артуру Уайлду, а ряд картин и кинжал — сэру Хюберту Хендсли. Завещание было оглашено в процессе дознания. Коронёр, маленький, неряшливо одетый человечек, задал несколько вопросов горничной Мэри и несколько больше Артуру Уайлду, ибо эти двое последними говорили с Ренкиным. Много времени ушло на разбор русских дел. Аллейн кратко проинформировал, не вдаваясь в детали, о заседании комитета «товарищей» у него на дому, подчеркнув, что Токарев к убийству отношения не имеет. Был опрошен и Сумилов, который подтвердил слова Аллейна.
Розамунде Грант вопросов вообще не задавали, но миссис Уайлд, с ярко накрашенными губами, подтвердила показания супруга об их беседе в момент убийства. К сэру Хюберту коронёр отнёсся с особым вниманием. Инцидент с написанием завещания по поводу кинжала был упомянут, но не более того.
Аллейн попросил отложить дознание до получения окончательных результатов следствия. Гости были свободны покинуть Франток, и для Найджела этот затянувшийся уик-энд был наконец завершён. Пора возвращаться к работе в редакции, где к трагедии во Франтоке отнеслись с большим пониманием. Его шеф, Джеймисон, позвонил и сказал, чтобы он не волновался и на работу выходить не спешил. Найджел решил, что первым делом даст материал о «русском следе».
И вот теперь он стоял у окна, в последний раз оглядывая свою уютную валлийскую комнату, а за стеной миссис Уайлд что-то говорила своему мужу, стоя, видимо, посреди чемоданов, баулов, сумок и всего прочего. Анджела исчезла сразу же после дознания, видимо, поехала отвозить письма. Найджел не смог перекинуться с ней даже словом и пребывал поэтому в меланхолическом настроении. Он посмотрел во двор и со вздохом отвернулся от окна. Затем подошёл к столу и положил фунтовую банкноту. Это для Этель. Конечно, фунт — это очень много, но она мила, умна, и, в конце концов, это она видела его непосредственно перед тем, как погас свет, и тем самым подтвердила его алиби.
В дверь осторожно постучали.
— Войдите, — сказал Найджел.
Вошёл сэр Хюберт и нерешительно остановился, прислушиваясь к голосам Уайлдов. Затем он повернулся к Найджелу и мягко заговорил:
— Я решился побеспокоить вас, Батгейт, только затем, чтобы сказать, как глубоко я… — он замолк на секунду, а затем с чувством продолжил, — как я глубоко сожалею о трагических обстоятельствах, которые сопутствовали вашему первому визиту сюда.
— О, сэр, ради Бога, — начал Найджел, но сэр Хюберт перебил его.
— Я знаю, вы очень тактичный и душевный человек, но я чувствую себя ответственным за случившееся. Особенно перед вами. Если я хоть чем-нибудь могу быть вам полезен, прошу вас, дайте мне знать.
— Это так любезно с вашей стороны, — вырвалось у Найджела. — Я прошу вас, попытайтесь освободиться от этого гнетущего чувства ответственности, с которым так трудно жить. Я… я любил Чарльза, это естественно, но и наполовину не знал его так, как знали вы. Думаю, вы, его ближайший друг, переживаете его смерть тяжелее, чем все мы.
— Я обожал его, — одними губами проговорил Хендсли.
— Я прослежу, — сказал Найджел, — чтобы все книги, картины и прочее, что он вам завещал, были присланы сюда как можно скорее. И ещё, — Найджел сделал паузу, — если среди его вещей есть что-то, что вы хотели бы иметь, что напоминало бы вам о нем, прошу вас, без всяких церемоний, только скажите мне.
— Большое вам спасибо, но больше мне ничего не надо, — Хендсли повернулся к окну, — кроме, пожалуй, кинжала. Насколько я понял, он мой в любом случае.
В течение минуты Найджел не мог произнести ни слова. Он стоял и смотрел в затылок сэра Хюберта, на его великолепную седую голову, а из его собственной головы вдруг исчезли все мысли, она была совершенно пустой.
— Конечно, — услышал он свой голос, но Хендсли снова его прервал.
— Я знаю, о чем вы сейчас подумали. Вы подумали о том, что это очень безнравственно — это моё желание иметь у себя оружие, которым он был убит. Безнравственно и странно. Для вас, возможно, и странно, потому что вы не коллекционер и душу настоящего коллекционера вам не понять. Но Чарльз — а он знал мой характер, — уверяю вас, Чарльз бы меня понял. Кроме того, этот кинжал интересен и с научной точки зрения.
— О какой научной точке зрения идёт речь? — спросил Уайлд, высовывая голову из ванной. — Извините, что прервал вас, но последняя фраза меня заинтриговала.
— Вот вы, Артур, и объясните все нашему дорогому Найджелу. А я пошёл. Надо ещё успокоить Розамунду. Она очень расстроена после того, как Аллейн снова начал задавать ей вопросы, уже после дознания у коронёра. Артур, как вы думаете…
— Я уже давно ничего не думаю, — с горечью прервал его Уайлд.
Хендсли пристально на него посмотрел и вышел.
— Что это с ним такое? — спросил Уайлд, когда они остались одни.
— Не спрашивайте меня, — устало произнёс Найджел. — Это преступление выбило всех нас из колеи и, подобно ржавчине, разъело наши сердца. Вы знаете, он хочет иметь у себя этот кинжал.
— Что?!
— Да. Он напомнил сейчас мне об этом. То есть о том, что было завещание, засвидетельствованное также и вами.
Артур опустился на кровать и через стекла очков тупо воззрился на Найджела.
— Он сказал, что вы поймёте это его желание.
— Да, да, научная точка зрения. Понимаю. Это ужасно, но я понимаю. Хотя, Боже мой!
— Да ладно, что там говорить. Хотите сигарету?
— Артур! — позвала Марджори. — Ты уже позвонил и сообщил, во сколько мы сегодня прибываем? Или такие вещи тебя не заботят?
— Иду, дорогая, иду, — отозвался Уайлд.
Он поспешил к своей жене, а Найджел, не переставая думать об Анджеле, вышел в холл второго этажа. У лестницы он чуть не столкнулся с Аллейном.
— А я вас как раз искал, — сказал инспектор. — Зайдём на минутку в кабинет.
— С удовольствием, — мрачно произнёс Найджел. — Что на этот раз? Уж не собираетесь ли вы сказать, что раскрыли это убийство?
— Именно это я и собирался вам сказать, — ответил Аллейн.