iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

Глава девятнадцатая. Погадай мне…

Он остался в память жителей Омниса как герой великой войны, сын миродержцев Макс Милиан Ворон и — как поэт Хален Милиан. Ярче сиял в свое время, пожалуй, только Зига-Зига — тоже, кстати, воин и поэт. Но Зига — герой ушедшей эры, и Макс, засиявший новой звездой на небосклоне, пожалуй, скоро потеснит старого кумира.

Максимилиан стал легендой при жизни. Часа не проходило, чтобы Кангасск не слышал о нем от кого-нибудь. И письма Макса следовало прочесть хотя бы из уважения к памяти этого человека, как бы впечатлительный Дэлэмэр от этого не зарекался…

— Папа, как ты? — с сочувствием произнесла Милия, когда Кангасск вернулся из лаборатории, где Орион вновь, с терпением ювелира три часа кряду правил его руку.

— Устал… — признался Кангасск и плюхнулся на диван.

Печально посмотрев на него, Милия села рядом и, сняв правую руку отца с перевязи, принялась осторожно растирать ее. Прикосновения тонких пальчиков едва чувствовались; казалось бы, никакой магии, простой массаж, но от него застоявшаяся кровь приходила в движение и рука уже не ныла так сильно.

«За что она так любит меня?.. — с тоской подумал Кангасск, глядя на дочку, зеленоглазую, черноволосую, невероятно похожую на него самого в детстве. — Чем я заслужил такую любовь? Макс ее воспитывал, рисковал за нее жизнью, а я что сделал?.. Ничего… я все проспал…»

— Легче? — деловито осведомилась Милия.

— Да, — с благодарностью улыбнулся Кангасск. И дочь улыбнулась в ответ.

— У меня лучший в мире отец, — сказала она и порывисто обняла Кангасска.

— Почему? — спросил он, старательно придерживаясь шутливого тона.

— Во-первых, потому, что мой, — на полном серьезе принялась отвечать девчушка; первый довод был просто сногсшибательный, не поспоришь. — А во-вторых, потому, что герой, самый настоящий. Я очень тобой горжусь, папа.

— Ну… какой же я герой, — Кангасск пытался усмехнуться весело, получилось не очень. — Вот твой дядя Милиан — герой, это да…

— Но ты же спас весь мир? — возразила Милия.

Кангасск ласково коснулся ее щеки.

— Это только в сказках один человек может спасти весь мир, — сказал он, уже не скрывая грусти. — В жизни так не бывает. В жизни у каждого своя маленькая роль, и, когда все играют слаженно, мир живет и побеждает.

Сказав последнее слово, Кангасск о сказанном тут же и пожалел… Если б ему в мечтательные двенадцать лет кто-нибудь сказал такое, у него бы мир в глазах порушился. Ни одной мечты бы не осталось. А кто есть ребенок без мечты?..

Но Милия, недолго помолчав, засмеялась:

— А я повторяю: ты лучший в мире папа! — заявила она с гордостью. — И настоящий герой. Дядя Милиан всегда говорил, что настоящий герой на самом деле совсем не чувствует себя героем и всем доказывает, что ничего особенного не сделал…

Вот так, Кан. Вот так. Маленький Макс только что, сам того не ведая (а быть может, напротив, — предвидя), спас твой отцовский авторитет. А перед этим потратил неведомое количество времени, чтобы внушить девчушке, что ты — лучший… Пожалуй, с тебя большое спасибо… и еще парочка прочитанных писем…

— Герои, герои… — махнул рукой Кангасск. — Расскажи мне лучше, как дела у тебя?

Казалось, этого вопроса Милия ждала давно. За короткое время она просто завалила отца новостями. Маленькие и большие тайны; легенды; ссоры и примирения; обиды; надежды; успехи в учебе; слухи; и просто мысли вслух… Пожалуй, многовато для того, кто тринадцать лет был не в курсе глобальных и локальных омнисийских событий. Но Кангасск показал себя примерным слушателем, и, если не понимал чего-то, то хотя бы делал вид, что понимает. Да и слушал с искренним интересом.

…Для себя же он отметил, что тот самый Лайель Грифон неизменно занимает в рассказах Милии главное место. Что бы ни произошло, за этим следовало повествование о том, как поступил в этом случае Лайель, что он сказал, что сделал… Тут и без предвиденья все ясно.

— …Папа, а можно тебя попросить? — вдруг заговорчески произнесла Милия; видимо, к ней пришла светлая мысль.

— Можно, — беспечно согласился Кангасск.

— Ну-у… — девочка смущенно опустила глаза. — Погадай мне… на счастье…

— Погадать? — Кан опешил.

— Да… ты же носишь целых два харуспекса… значит, гадальщик, — Милия доверчиво улыбнулась.

Кангасск почувствовал, как дрогнуло, на краткий миг сбившись с ритма, сердце.

«…как тебе и было предсказано… помнишь ведь: было…»

Он вспомнил…

Вспомнил ночные улочки Таммара, себя, в ту пору совсем молодого и глупого. И девочку, подарившую ему свой харуспекс.

Погадай мне…

…пять монет…

…твоя судьба пересекается с ее судьбой…

…и что, сильно пересекается?..

…невеста…

…эта мелочь — моя невеста?..

…ты ее тоже разочаровал…

…она дает тебе шанс, раз подарила этот камушек…

Воспоминания, как потрепанные временем страницы, уже не хранили точных фраз, лишь штрихи, фрагменты. Казалось, все это пришло из какой-то другой жизни, где все было не так…

Занна. Сколько ей сейчас? Должно быть, двадцать три, не меньше…

Кангасск не знал, почему это так важно, но, стоило ему вспомнить, как все тревоги и сомнения, терзавшие его, словно испарились, а на душе стало легко-легко, как у мечтающего ребенка.

Он рассмеялся тихим, нежным смехом.

— Конечно! На кого гадаем? — весело подмигнул он Милии и добавил шепотом: — На Лайеля Грифона?

Милия радостно закивала. Глаза ее так и лучились счастьем. И такая искренняя была в этих глазах надежда, что страшно стало развеять ее неосторожным пророческим словом. Но Кан твердо усвоил уроки Таммара и знал, что лишнего не скажет.

— Хорошо. Тогда повторяй за мной: «Разрешаю Кангасску заглянуть в мое будущее»…

…Выведать будущее другого человека весьма не просто. Даже при харуспексе, не получив разрешения, можно лишь догадываться, предчувствовать, видеть отрывочные моменты и мучиться в сомнениях. Но, стоит кому-либо произнести эту простую фразу, как спадает темная пелена — и человек становится похож на открытую книгу, которую не так уж сложно прочесть.

Кан предполагал, что так и будет, но никогда не испытывал ничего подобного раньше. Огромное, неоценимое доверие было оказано ему. И огромная ответственность легла на его плечи.

Теперь ему предстояло взвешивать и обдумывать каждое слово, чтобы ничем не нарушить будущего Милии…

Вечером Кангасск осторожно постучал в комнату дочери, хотя и знал, что она еще не спит… долго, пожалуй, не уснет, окрыленная добрым предсказанием… просто не хотелось врываться в чужой мир без спроса.

— Да-да! — отозвался бодрый детский голосок.

— Это я, — тихо произнес Кан.

— Заходи, папа…

Несколько белых Лихтов горели под узорчатым абажуром вместо лампы, и их свет, проходя сквозь узоры, рисовал на стенах тени огнедышащих драконов и летящих птиц. На абажуре гордо восседал Игнис. Хозяину, посетившему «его» обитель, огнедел отсалютовал язычком пламени и звонким клацаньем зубов.

Кангасск не удержался от улыбки, увидев дракона-малыша, которого Джовиб подобрал в заснеженном Кулдагане: тот спал в коробке из-под конфет, где Милия заботливо устроила ему ватное гнездышко.

— Его зовут Сайфер, — сказала девочка, проследив взгляд отца. — Дядя Серег говорил, так звали одного и очень храброго великого Инквизитора, который жил тысячу лет назад.

— Хорошее имя, — оценил Кангасск и вновь окинул взглядом комнату.

Пристрастие к минимализму, похоже, передалось Милии от «дяди Милиана». Макс, помнится, писал, что у него в комнате почти ничего нет. Тут такая же история. Из мебели только кровать, письменный столик и стул. До прихода Кангасска Милия, похоже, спать и не собиралась — валялась поверх одеяла на кровати с увесистой книжкой…

«Сказки. Милии от дяди Милиана»… все понятно…

Кангасск присел на кровать рядом с дочерью.

— Ты доверила мне свой секрет, — сказал он мягко, с улыбкой. — Могу я доверить тебе свой?

— Конечно, папа! — с радостью согласилась девочка. — Честное слово, я даже Лайелю не скажу…

Кан тихо усмехнулся: такое обещание многого стоит.

— Мне нужно совершить небольшое путешествие, — сказал Кан. — Я должен найти кое-кого…

— Кого? — живо полюбопытствовала Милия.

— Ту, что подарила мне холодный обсидиан, — он потянул за веревочку и извлек свой первый харуспекс из-под ворота рубашки. — Ее зовут Занна. В последний раз, когда я ее видел, ей было лет десять. Теперь, наверное, двадцать три…

— Ух ты! — восхитилась Милия. — Пап, я так рада за тебя!

— Я знал, что ты поймешь, — сказал на это Кангасск.

— Предвидел? — Милия хитро прищурилась.

— Нет, — Кан покачал головой. — Нет. Просто знал…

…Ирин Фатум и Макс Милиан Ворон могли бы поведать Кангасску Дэлэмэру, как опасно полностью полагаться на горящий обсидиан: о том, что хитрый камень нашел себе другого избранника, бывший хозяин узнает обычно в последнюю минуту, и если в эту самую минуту он весело дергал смерть за усы, то все это может для него плохо кончиться.

Для человека, на котором держится вся магия мира, идея отправиться в одиночку через неспокойные послевоенные земли была поистине сумасбродной.

Астэр так и сказала. Орион, сын звезд вывел друга за дверь и поговорил с ним отдельно, со всей суровостью.

Что же до Джовиба и нарратов, то те, как ни странно, идею о путешествии одобрили и поддержали, заявив, что главному наррату и гадальщику мира виднее.

Об истинной цели путешествия знала только Милия; в глазах остальных же Кангасск Дэлэмэр выглядел редкостным упрямцем и самодуром, которому больше делать нечего, как только «путешествовать».

Что ж, после долгих препирательств и дружеских ссор, Кан добился своего. И вот, в походной одежде, с добротной кожаной сумой через плечо он стоит посреди главного зала Цитадели. На поясе — новенькая сабля и полная фляга анока меллеоса с хитро завинченной костяной крышкой. Правая рука, до сих пор неподвижная, висит не перевязи. Насчет этого Орион выговорил Кану особо: если сделать длительный перерыв в лечении сейчас, то половина работы пойдет насмарку. Но Кан как истинный самодур (в роль он почти вжился) повременить с путешествием отказался наотрез.

Итак… все прощальные слова сказаны; заклинание, после которого нужно прикрыть глаза ладонью, произнесено — и багровый мир Провала принимает одинокого путника в свои объятия.

Кангасск и раньше не особо хорошо знал Омнис и один никогда не путешествовал. Теперь же, когда отгремевшая война перепахала все вдоль и поперек… Странно, что это обстоятельство совсем не смутило его.

Возможно, это просто особое путешествие. В котором надежда и предчувствие куда вернее компаса и карты.