9.Я ЖДУ МИКЕЛУ


Сильвия мне позвонила. У нее, к счастью, сохранился адрес Микелы. Я записал адрес на листе бумаги и долго держал бумагу в руках, как волшебный манускрипт. Потом я еще три раза переписал, адрес на отдельных листочках.

Посмотрев карту, я с радостью обнаружил, что офис находится недалеко от гостиницы, в Вест-Вилледже.

— А как у тебя с Карло, ты не пыталась еще раз поговорить с ним? — спросил я Сильвию.

— Он сказал, что ему осточертело мое нытье. И еще — что я избалованная женщина, живу как королева, а он вертится как белка в колесе.

— А ты что ему ответила?

— Ничего. Рядом стояла Маргерита, и я не хотела, чтобы она слышала нашу перепалку. Теперь он вбил себе в голову, что я ему изменяю. Мол, я его разлюбила, потому что у меня появился другой мужчина. У меня нет мужчины, но что это меняет? Да, я могу полюбить другого, поскольку больше не люблю Карло. Ладно, проехали, я не хочу донимать тебя всей этой тягомотиной.

— Сильвия, не огорчайся, так всегда бывает с мужчинами, которые не хотят взять на себя ответственность.

— Я ему сказала, что пора повзрослеть. Все, Джакомо, ты не скучай, давай покоряй ее и поскорее возвращайся.

— Пока, Сильвия.

Утром в понедельник я спустился к завтраку, выпил кофе из бумажного стаканчика и пошёл к офису Микелы, надеясь увидеть ее до работы. На углу 7-й авеню и Перри-стрит я обнаружил кафе, из которого отлично просматривался вход в офис. Я. не знал, когда у нее начинается рабочий день. Я был взвинчен — возможно, на меня подействовали две огромные порции кофе (вторую я выпил в кафе).

Сидя за столиком, я наблюдал за прохожими. Мне всегда нравилось это занятие. В детстве летом я подолгу торчал на балконе в бабушкином доме и смотрел на людей, проходивших по улице. Когда было жарко, я завидовал детям моего возраста, которые вышагивали рядом с родителями и лизали мороженое. Моя мама много работала, а бабушка не любила выходить из дому. Еще я помню, как вечерами, стоя на том же балконе, я оглядывался назад и смотрел на бабушку, сидевшую в комнате. Комната освещалась голубоватым свечением телеэкрана. Бабушка сидела на диване в одной ночной рубашке и обмахивалась веером. Ноги она всегда ставила поверх домашних тапочек. Ноги у нее отекали. Казалось, что их отливали на литейном заводе и мастер при этом забыл вовремя крикнуть «хватит». Иногда бабушка засыпала. Заметив это, я окликал ее: «Бабушка, ты спишь?» — но она отвечала: «Нет, не сплю, я только на минуту закрыла глаза». Почему-то ей было стыдно признаться в том, что она заснула. Я никак не мог понять почему.

Когда под балконом проходили счастливые семьи (улыбающиеся родители, держащие за руки улыбающихся детей), я чувствовал неприятный укол. Тогда, как старый пьяница, который топит свое горе в вине, я открывал холодильник и доставал из него бутылку с холодным чаем. Чай заваривала моя бабушка. Она никогда не пользовалась пакетиками — только настоящий, листовой, и удивительно вкусный. В чайник она выжимала целиком два или три лимона, а потом разливала чай по бутылкам.

Бабушка постоянно твердила мне: «Помни, Джакомо, эта бутылка последняя». Этим она хотела ограничить меня, но я ничего не мог с собой поделать — мне нравилось пить чай. Наверное, мне следовало посетить Центр анонимных алкоголиков и рассказать о своей зависимости. Это звучало бы так:

— Привет всем, меня зовут Джакомо, доне восемь лет, пить я начал ради забавы. Однажды я заметил, что не могу обойтись без своей бутылки чая с лимоном. Но с вашей помощью я решил завязать с этой пагубной привычкой.

После этих слов модератор собрания должен был сказать:

— Поаплодируем нашему другу Джакомо, он не побоялся рассказать нам о своих проблемах. Благодарим тебя, Джакомо, за твое мужество.

— Спасибо всем вам.

В те годы мое тело было покрыто татуировками. Рисунок можно было разобрать только в первый день — потом он превращался в сплошное грязное пятно. Рисунки я находил под обертками жвачки. Достаточно было приложить бумажный вкладыш к коже, смочить его водой — и я превращался в бандита в наколках. А если еще добавить, что в этом возрасте мои коленки и локти были ободраны и покрыты корочками запекшейся крови, то можно смело сказать, что я был похож на холодильник, облепленный разноцветными магнитами. Глядя на меня, можно было подумать, что у меня была тяжелая жизнь…

Пока я сидел и ждал Микелу, у меня возникло ощущение, будто я нахожусь внутри мыльного пузыря. Я внимательно присматривался ко всему, что меня окружало, но был как бы в стороне от происходящего. Со мной такое случается, когда я попадаю в незнакомое мне место. Безусловно, разница во времени тоже играла свою роль. Однако по опыту я знал, что этот пузырь скоро лопнет. За границей я всегда стараюсь быть похожим на жителя этой страны. Меня не интересуют места, где собираются много туристов, я не ношу с собой карту города и не надеваю фотоаппарат на шею. Я помню, как, прогуливаясь по Лондону, встретил итальянских туристов с пестрыми рюкзачками. Я смотрел на них так, будто сам я житель Лондона. Я старался держаться от них подальше, но в то же время мне хотелось подойти к ним и подсказать, где можно вкусно поесть, неплохо повеселиться и все такое прочее. Мне хотелось показать себя человеком, хорошо знающим город.

Сидя за столиком кафе, я заметил, что магазинчик напротив называется «Amore» — по-итальянски «Любовь». Это, верно, знак? — спросил я себя.

Рядом с магазинчиком был телефон-автомат, и я решил им воспользоваться. Позвонив в офис, я сумел узнать внутренний номер Микелы. Но на этом моя смелость закончилась. Я вернулся в кафе и еще полчаса сидел, за столиком, положив перед собой листок с ее номером. Что я ей скажу? «Привет, это я, Джакомо. Не знаю, помнишь ли ты меня, но я тот самый парень из трамвая. Я жду тебя в кафе внизу».

Нет, так не годится!

В конце концов я решился. «Пожалуйста, оставьте свое сообщение…» — сработал автоответчик.

После звукового сигнала я повесил трубку. Сердце билось так, словно сейчас выпрыгнет из груди. Конечно, я узнал голос Микелы, хотя и говорила она на английском…

Чтобы прийти в себя, мне потребовалось минут десять. Потом я снова набрал номер.

— Привет, Микела, я Джакомо, твой знакомый по трамваю. В Нью-Йорке я по делам и хочу спросить тебя: не согласишься ли ты выпить со мной кофе? Я остановился в отеле неподалеку. Позвони мне, вот мой номер…

Я продиктовал название отеля, номер телефона и повесил трубку. Все-таки с автоответчиком разговаривать не в пример легче!

Признаюсь, я чуть было не брякнул, что нахожусь сейчас в кафе на углу, но вовремя остановился. Микела могла подумать, что я ее подкарауливаю. Однако на самом деле это было не так. Но почему не так? Да, я собирался подглядывать за ней, но только в другом смысле. В каком другом смысле?.

Чтобы окончательно не запутаться в мыслях, я без всякой цели стал бродить по городу. Каждый час я звонил в гостиницу, чтобы узнать, нет ли для меня сообщений. Но мне никто не звонил, и я окончательно пал духом. Похожие чувства терзают тебя, когда ты отправляешь SМS любимой девушке, а она тебе не отвечает. Каждые три секунды ты проверяешь свой телефон, начинаешь считать минуты, секунды. Потом перечитываешь последние сообщения, которые она отправила тебе. Ведь все ее SМS, даже те, что пришли несколько дней назад, ты хранишь в памяти телефона. Они идут одно за другим, потому что все остальные ты сразу же удаляешь. Скверно, если последнее сообщение отправил именно ты, в таком случае остается только ждать. Ты, конечно, не хочешь показаться назойливым. Все, как в шахматной партии: ты думаешь, что сделал неверный ход, и моментально впадаешь в отчаяние. А вдруг она говорит своим подругам: «Он меня просто замучил своими сообщениями»? Попадая в такое положение, ты чувствуешь себя загнанным в угол и понимаешь, что уже ничего нельзя сделать. У тебя остается один-единственный выход — не писать ей больше ни строчки. А потом она тебе отвечает, и до тебя доходит, что весь этот негатив был спровоцирован тем, чего самом деле не было.

К счастью, Нью-Йорк — одно из лучших в мире развлечений. Этот город полон стимулов. Ты идешь по тротуару и вдыхаешь сменяющие друг друга ароматы. Сначала чуткий нос улавливает дразнящий запах пиццы, и вот он уже сменяется ароматом восточной кухни, но вскоре его перебивает запах каленых орешков, которые продаются на каждом углу. Жители Нью-Йорка — это особая статья. Никаких ограничений! — каждый ведет себя так, как считает нужным, и все — улыбаются. Про одежду не говорю — люди носят то, в чем им удобно. Когда я приезжаю в Нью-Йорк, мне всегда кажется, что в этом городе сосредоточен весь мир, а все остальное — это просто окраины огромного мегаполиса. Да, я городской житель, но в Нью-Йорке я чувствую себя деревенским парнем, глазеющим, открыв рот, на все эти диковинки. У меня поднимается настроение, когда я прогуливаюсь по улицам, заглядываю в витрины магазинов, и мне не важно, что я в них ничего не купил. Если есть время, я захожу в книжный, а после заглядываю в бар, чтобы поседеть в нем с чашкой чая на столе, перелистывая только что приобретенные книги или рассматривая обложки дисков. В ближайшем будущем я должен решить для себя, где мне хочется жить. Человек, живущий всю жизнь в одном и том же городе, рискует остановиться в своем развитии…

Погуляв, я вернулся в гостиницу. К четырем часам дня Микела так и не дала о себе знать.

Я спустился в бар выпить пива. Что она могла подумать, когда прослушала мое сообщение? — гадал я. Видно, что-то плохое, если так и не позвонила. В конце концов, пригласив меня в бар еще там, в Италии, она сказала, что порывает со своей прежней жизнью и хочет начать новую. Конечно, если ей неприятно видеть меня, то она может найти тысячу оправданий, чтобы отказать во встрече, но что ей стоит позвонить… А вдруг она просто не заметила моего сообщения?

Потом я услышал, как кто-то окликнул меня:

— Джакомо!

Я оглянулся и увидел Дину, сидевшую в одиночестве. Она позвала меня выпить с ней. Дина ждала своего мужа. Мы поболтали немного, но я был слишком рассеян. Мысли о Микеле не оставляли. Мне показалось, что с каждой минутой моя затея теряет очарование авантюры и все больше превращается в постыдную глупость. Но Дина была очень мила, и я почувствовал некоторое облегчение, потрепавшись с ней. Ее болтовня на короткое время позволила мне забыть обо всем.

Наш разговор прервала служащая отеля, которая позвала меня и сказала, что на мое имя поступило сообщение.

Я извинился перед Диной и пошел к конторке администратора. Женщина за стойкой протянула мне листок. На бланке отеля было написано: «Когда будешь возвращаться, не забудь привезти мне ковбойскую шляпу. Данте».

Уму непостижимо, как некстати напоминают о себе некоторые люди! Смяв листок, я поднялся в номер.

В восемь вечера я снова отправился в город. Я решил пойти в район небоскребов. У меня теплилась глупая надежда встретиться с Микелой. Хотелось на практике испытать теорию случайностей. Но все было впустую, в центре Манхэттена Микелы не оказалось. Тогда я спустился в метро. Мне нравится ездить в метро, я пользовался им во всех городах, где мне доводилось побывать. Город становится понятнее, когда ты проезжаешь под ним. Туннели метро я бы сравнил с кровеносной системой человека. Но в Нью-Йорке мне почему-то всегда сложнее ориентироваться, чем в других юродах. В парижском метро — бесспорно, лучшем в мире — я никогда не ошибался, определяя маршрут, а вот в Нью-Йорке часто путался. Но если у тебя нет спешных дел, то и заблудиться по пути довольно забавно. Иногда можно попасть в интересные места, о которых раньше и не знал ничего.

На этот раз у меня не было никакой цели. После пары поездок туда-сюда я поднялся наверх. Почувствовав голод, я остановился у лотка, чтобы перекусить хот-догом. В итоге съел три порции — в Нью-Йорке даже хот-доги особые. Потом я пошел в сторону гостиницы. Когда я проходил по одной из улиц Ист-Сайда, ко мне на тротуаре привязалась проститутка. Довольно привлекательная. Мы перебросились с ней парой фраз. Она спросила меня, откуда я.

— Итальянец, — ответил я.

— Итальянец… Здорово, я говорю по-итальянски… Идем со мной, я сосу с заглотом.

Пытаясь соблазнить меня, деваха вытащила свои груди, но потом поняла, что я не интересуюсь ее прелестями, и послала меня куда подальше. Чтобы окончательно не упасть в ее глазах, мне пришлось воспользоваться хохмочкой Сильвио, которую он отмочил во время турпоездки по проституткам:

— Прости, детка, мне некогда, я спешу. Заверни один отсос, я зайду попозже.

В номере я сразу лег. Не знаю, что стало тому причиной: хот-доги или Микела, которая так и не позвонила. Я долго ворочался с боку на бок, и, когда мне наконец удалось забыться сном, спал я плохо.

На другой день в шесть часов утра я уже был на ногах, а в восемь в кафе у офиса Микелы.

Через пару часов я почувствовал себя полным идиотом. Пусть я и увижу ее, но ведь она не ответила мне, поэтому для меня и так уже все ясно. Я решил перенести обратный рейс и не задерживаться в Нью-Йорке больше двух дней. Но мне не давала покоя мысль о том, что я приехал черт-те откуда и не смог добиться даже простого отказа.

Обуреваемый невеселыми мыслями, я побрел к гостинице. Мой путь шел через Вашингтон-сквер. В парке было полно народу. Некоторые молодые люди сидели с учебниками, другие читали книги, попадались музыканты, кто-то бегал и делал гимнастические упражнения, кто-то выгуливал собаку на специально отведенном участке. Каждый занимался своим делом. В центре парка стояла статуя Джузеппе Гарибальди. Привет, Гарибальди, я Джакомо, сын Джованни, того самого, который сбежал от семьи…

А вот и моя гостиница. Несмотря на то что поселился я в ней совсем недавно, у меня уже выработались определенные привычки. Ну, например, завтракать перед самым закрытием ресторана. Я взял себе кофе, а через несколько минут в зал вошла Дина. Мы теперь всегда садились за один столик. Кроме нас, в зале никого не было. Мы с Диной немного поболтали, потом попрощались, и я поднялся в свой номер. Через четверть часа зазвонил телефон. Я сразу же снял трубку. Звонила Дина. Она спросила меня, не хочу ли я пойти вместе с ней в музей Гуггенхайма. Дел у меня никаких не было… почему бы и не пойти?

Помню, я сказал ей, что через десять минут буду готов.

— I`ll pick you up[4], — ответила она.

Когда Дина постучала в дверь, я чистил зубы. Впустив ее, я закончил свои дела в ванной и вернулся в комнату. Дина сидела на краю постели. Через несколько секунд мы уже целовались. Снимая с нее одежду и увидев ее белье, я догадался: она знала на что шла. Вид обручального кольца на ее руке возбуждал меня. В то утро я сделал три захода. Между первым и вторым постучалась горничная, чтобы прибраться в номере. У нас даже не было времени повесить на дверь табличку с надписью «Do not disturb».

Когда мы пошли на обед, было уже начало третьего. После обеда Дина осталась в гостинице ждать мужа, а я решил прогуляться. В общем, никакого музея.

Вечером, спустившись на ужин, я натолкнулся на Дину и ее мужа в холле. Дина настолько хороша была в постели, что, когда я увидел ее, член у меня напрягся. Мы обменялись короткими взглядами, и каждый из нас окунулся в свою прежнюю жизнь. Через день она уезжала.

Мне захотелось съесть пиццу, и я пошел в пиццерию на Бликер-стрит. Мальчишка, обслуживающий мой столик, родился в Бруклине, но был из калабрийской семьи. Классический представитель итальянских эмигрантов, какими их всегда показывают в кино. Он говорил на смеси английского и калабрийского диалекта. По-итальянски почти не говорил.

— How are you, земеляк? — Это выглядело примерно так.

Вечером в гостинице меня окликнула девушка из службы размещения. Мне нравится, как иностранки произносят мое имя: ударение они часто ставят на середине и говорят Джакомо.

Она сказала, что мне пришло сообщение. Я был уверен, что это Дина. Наверняка тайком от мужа она написала мне пару строк. Но сообщение оказалось от Микелы. От неожиданности я сглотнул.

«Привет, Джакомо! Я только сейчас прослушала свой автоответчик в офисе, так как по делам уезжала в Бостон. Завтра буду свободна в пять вечера. Зайди утром, если сможешь, в мой офис и назови охране свое имя. Если у тебя будет время, в пять мы сможем попить кофе. Оставляю тебе номер моего сотового телефона».

Кроме телефона она написала также адрес своего офиса, который я знал наизусть.

Я был на седьмом небе от счастья. Однако в номере, преодолев первые минуты эйфории, я стал недоумевать, потому что никак не мог уловить связи между свиданием, назначенным на пять часов вечера, и просьбой зайти утром в ее офис. Что, перед тем как выпить кофе, необходимо зарегистрироваться?

На другой день я поднялся около семи. Вроде бы идти еще рано. Сначала я посидел за компьютером в своем номере, а потом подумал, что лучше пойти в кафе на углу, откуда, может быть, удастся тайком увидеть Микелу. Вот и проверю, какие эмоции она всколыхнет во мне. Я не сомневался, что положительные, но при личной встрече меня хотя бы не разорвет от нахлынувших чувств…

По привычке я сел за столик недалеко от входа. Практически у самого окна. Вместо того чтобы читать утренние газеты, как это делали остальные посетители, я дырявил взглядом подъезд, куда должна была войти Микела.

Между тем не могу не сказать, что кафе было на редкость уютным, хотя и необычным. Простые деревянные полы, выкрашенная белой краской кирпичная стена, на которой висели картины неизвестного мне художника. (Мне всегда приятней смотреть на оригинальные работы, а не на репродукции музейных картин.) В центре зала высились две колонны, тоже выкрашенные белым. Стойка бара старая, деревянная. Сбоку примостилась большая доска, на которой мелом было написано меню. В стеклянной витрине выставлены кондитерские изделия, среди которых преобладали маффины. Из проигрывателя рядом с кассой доносилась музыка. Музыка была подобрана великолепно: Нина Симон, Карол Кинг, Crosby&Nash, группа Rem, Сэм Кук, Дженис Джоплин, Джон Леннон, Синди Лаупер…

В зале всего около десяти столиков, разных по размеру и форме. За большими столами рядом сидели незнакомые между собой люди. Стулья, казалось, вынесли из старых чердаков и подвалов. Как я уже сказал, многие читали газеты, кто-то строчил на компьютере. Молоденькая девушка в джинсах фотографировала посетителей, сидевших за столиками. Она не спрашивала разрешения, но на нее никто не сводился. Казалось, что здесь собрались сообщники, связанные некой тайной, и еще казалось, что время в этом кафе разгоняют мерно вращающиеся лопасти двух вентиляторов.

Я взял кусок яблочного пирога и чашку кофе. В пирог добавили немного корицы. В Нью-Йорке в большинство сладких пирогов кладут корицу — достаточный для меня повод, чтобы появилось желание переселиться сюда навсегда.

Я совсем не мог сосредоточиться. Тогда я решил позвонить Микеле на мобильный телефон. Я впервые буду говорить с ней по телефону. Я надеялся, что не оторву ее от дел.

Я ей не помешал, по крайней мере, так она мне сказала.

— Привет, я Джакомо.

— Привет, как дела? Ты прочел мою записку? Думаю, что прочел, раз звонишь мне. Извини, я сегодня с утра какая-то отупевшая. Значит, мы увидимся вечером?

— Да. Но, может быть, я что-то неправильно понял — я должен зайти к тебе в офис до встречи?

— Да, если сможешь. Я оставила для тебя у охраны одну вещь. Если ты не сможешь заглянуть, я принесу ее сама.

— Нет, я сегодня свободен. Я сам зайду. Надеюсь, ты не приняла мой звонок за проявление нахальства. Но, понимаешь, я оказался в ваших краях и подумал, что это нормально. Надеюсь, я не буду для тебя обузой…

— Наоборот, я счастлива, ты все правильно сделал. Пока, до скорого.

— Пока.

— У тебя есть мобильный?

— Нет, я его уронил… на пол, и он больше не работает.

Поговорив с Микелой, я пошел в офис. Когда я назвал себя охране, чернокожий человек-гора улыбнулся мне и передал сверток. «Для Джакомо» — значилось на нем.

Я взял сверток, расписался, поблагодарил и вернулся в кафе. Там я заказал себе фруктовый салат. В салате были кусочки арбуза, а арбуз в смеси с другими фруктами я не люблю. Арбуз я предпочитаю есть отдельно. А вот моей бабушке нравилось есть арбуз с хлебом. Я больше не видел, чтобы его кто-нибудь так ел. Когда бабушка ела арбуз, она говорила мне: «Как все-таки щедра природа! Смотри, сколько зернышек. Вот что называется любить жизнь». Теперь, когда я ем арбуз, я всегда вспоминаю эти слова. Но я также помню, что бабушка, убирая арбуз в холодильник, не затягивала его пленкой и он, как губка, впитывал в себя все запахи, так что лучше было съесть его сразу. Кому понравится арбуз, пахнущий котлетами!

Вскрыв конверт, я сразу узнал оранжевую тетрадь, лежавшую внутри. По утрам в трамвае Микела делала в ней свои записи. Вместе с тетрадью в конверт была вложена записка. Я прочел ее: «Если бы ты не приехал в первые шесть месяцев, я бы сама отправила это тебе. Увидимся в пять внизу. Желаю тебе приятного чтения. Микела».

Загрузка...