Исторические портреты: Афанасий Никитин, Семён Дежнев, Фердинанд Врангель...

ти два имени в истории географических открытий обычно упоминаются рядом. Да и в жизни два выдающихся русских мореплавателя были тесно связаны друг с другом. Почти ровесники, они родились в разных регионах России, но встретились ещё подростками в Морском кадетском корпусе, и судьба их соединила надолго. Глядя на бронзовую фигуру Ивана Фёдоровича Крузенштерна, установленную ещё в 1869 году на набережной Невы перед зданием Морского корпуса на Васильевском острове в Санкт-Петербурге, невольно вспоминаешь и его друга, соратника и спутника в океанских путешествиях Юрия Фёдоровича Лисянского.

«Птенцы гнезда Петрова...»

В 1701 году Пётр I, поставивший своей целью сделать Россию морской державой, основал в Москве Навигацкую школу для выращивания отечественных моряков, прежде всего, конечно, военных. Полное название звучит витиевато: «Школа математических и навигацких, то есть мореходных хитростно наук учению». В 1715 году в Петербурге была создана Морская академия. Объединённая с переведённой из Москвы Навигацкой школой в 1752 году она стала называться Морским шляхетским кадетским корпусом. И из стен этого, основанного Петром I, заведения, которое по праву может быть названо пушкинскими словами — «гнездо Петрово», вышли очень многие русские морские офицеры, среди которых были путешественники, первооткрыватели и исследователи.

Иван Крузенштерн родился в 1770 году на севере Эстонии. При рождении он получил двойное имя Иоганн-Антон. Род был достаточно известным: прапрадед Филипп Крузенштерн был послан в 1633 году герцогом Гольштейн-Готторпским (Фридрихом II) в Персию для торговых переговоров. Филипп Крузенштерн впервые тогда проехал через Москву. Второй раз он оказался в Москве спустя два года как участник шведского посольства к царю Алексею Михайловичу. Царь арестовал это посольство и задержал на три года. Потом Крузенштерн увёз протоколы посольства и составленное им описание Московского государства в Стокгольм. Эти материалы легли в основу записок о Московии немецкого путешественника Адама Олеария, который был секретарём Филиппа Крузенштерна. Так что «гены путешественника» у Ивана Крузенштерна были.

Юрий Лисянский на три года моложе Крузенштерна, и родился он в украинском городе Нежине. В Морской корпус, однако, поступил раньше Ивана, когда ему было всего 9 лет. В возрасте 13 лет произведён был в гардемарины, а по окончании корпуса Юрий и Иван стали мичманами. Весь выпуск 1788 года был досрочным, потому что начиналась война со Швецией. Крузенштерн назначен на военный корабль «Мстислав», командир которого — Григорий Иванович Муловский. Лисянский, которому не было ещё и пятнадцати лет, определён на другой фрегат — «Подражислав», крейсировавший в Балтийском море.

Оба мичмана участвовали в сражении при Готланде 6 июля 1788 года в составе эскадры адмирала Грейга. Там получили они боевое крещение. Мичманы участвовали в других морских баталиях, завершивших в 1790 году войну, — Выборгском и Ревельском сражениях... Они получили награды и произведены были в лейтенанты флота. Крузенштерну доверили доставить в Кронштадт захваченный при Готланде шведский корабль «София Магдалена» с пленным шведским адмиралом Лейонанкером.

Когда в 1793 году Екатерина II решила послать в Англию, именовавшуюся «владычицей морей», для повышения квалификации 16 лучших флотских офицеров, то в эту группу попали Крузенштерн, Лисянский и внук Витуса Беринга Яков. Эти три друга поклялись однажды продолжить славные дела Великой Северной экспедиции. У Крузенштерна, правда, была своя мечта, перешедшая к нему от безвременно погибшего капитана Муловского, — совершить первое кругосветное путешествие. Пока же все служили на английских кораблях.

Крузенштерн плавал в Индию, Индонезию, бывал у Бермудских островов, на острове Барбадос. Лисянский ходил в Ост-Индию, обогнул мыс Доброй Надежды, потом оказался в Северной Америке, долго жил в Филадельфии и как доброволец английского флота участвовал в военных операциях против французов, с которыми англичане соперничали. В 1797 году, получив в одном из сражений контузию, Лисянский вернулся на родину, где принял в звании капитан-лейтенанта фрегат под своё командование. За военные заслуги (участие в 18 морских кампаниях) Лисянский был награждён орденом Св. Георгия 4-го класса. Он занялся военно-морской наукой, перевёл большой труд англичанина Клерка по тактике морских операций «Движение флотов». Но тут неожиданно пришло предложение от старого друга Ивана Крузенштерна, от которого отказаться было невозможно...

Десять лет миновало после гибели в бою первого русского мореплавателя, задумавшего кругосветное путешествие, Григория Муловского. Но в памяти его ученика, ставшего за десятилетие бывалым моряком, мечта о плавании вокруг света сохранилась. У него уже был опыт, он повидал многие далёкие страны. Решил Иван Крузенштерн, что настало время действовать. Императору Павлу I были отправлены две записки. Первая — «О развитии колониальной торговли и выгоднейшем снабжении Российско-Американских колоний всем для них необходимым», вторая — «О возвышении российского флота посредством дальнего плавания».

На «Надежде» и «Неве»

Свои два шлюпа Крузенштерн и Лисянский провели в Кронштадт. Шлюпам дали имена — «Надежда» (командир Крузенштерн) и «Нева» (во главе стал Лисянский).

Крузенштерн прекрасно понимал международное значение «кругосветки»: «Экспедиция наша, казалось мне, возбудила внимание Екатерины. Удача в первом своего рода опыте была необходима: ибо в противном случае соотечественники мои были бы, может быть, ещё на долгое время от такого предприятия отвращены...»

У плавания была и дипломатическая цель — доставить в Японию русского посла Николая Петровича Резанова, который должен был разведать возможности установления отношений с Японией, тогда закрытой для европейцев. Кое-что везли на кораблях для Китая. Но главная цель — доставка грузов в Русскую Америку.

Лисянского Крузенштерн характеризовал как «усердного к общей пользе» и имевшего «о морях, по коим нам плыть надлежало, так и о морской астрономии... достаточно познания». Лисянский о своём старшем друге отозвался как о «человеке отличных дарований», под началом которого «с великой охотою согласился совершить столь отдалённое путешествие».

Когда морское ведомство предписало Крузенштерну взять на борт судов «для надёжности» несколько иностранных матросов, тот возразил: «зная преимущественные свойства российских, коих даже и английским предпочитаю, совету сему последовать не согласился».

Возразил он и против того, чтобы экипаж составили матросы из крепостных, как тогда было принято. В команды судов, отправляющихся вокруг света, объявили вольный набор «охотников», и добровольцев оказалось на удивление много.

На «Неве» отправились в плавание лейтенанты Павел Арбузов, Пётр Повалишин, мичманы Фёдор Коведяев, Василий Вер, штурман Данило Калинин. В экипаже «Надежды» был старший лейтенант Макар Ратманов, участник многих морских сражений. Столь же опытный военный моряк лейтенант Пётр Головачёв. А вот мичман Фаддей Беллинсгаузен впервые проходил серьёзное испытание морем. Ему исполнилось всего 24 года, и своё кругосветное путешествие, ознаменовавшееся открытием шестого материка Земли, было у него ещё впереди. Столь же молодым был и ещё один будущий кругосветный путешественник Отто Коцебу. Вместе с ним плыл и его брат Мориц. Большие надежды возлагались на естествоиспытателя Григория Ивановича Лангсдорфа, он впоследствии станет известен как первый русский исследователь Южной Америки.

Перед выходом кораблей из Кронштадта их посетил сам император, походил и, оставшись доволен снаряжением судов, «с удовольствием смотрел несколько времени на работу, которая тогда на кораблях производилась». Александр I прекрасно понимал, что два корабля под командой Крузенштерна впервые выводят Россию на просторы Мирового океана и русский флаг увидят жители тех далёких стран, где никогда ещё его не было.

После «августейшего посещения» можно было отчаливать. «Августа 4-го по новому стилю, везде мною употребляемому, настал ветер восточный. Немедленно сделал я сигнал сниматься с якоря; но не прошло и двух часов, как ветер опять переменился из восточного в западный, свежий, продолжавшийся до 7-го августа, в день, в который нам предоставлено было оставить Кронштадт».

Так описал этот торжественный момент тот, кому довелось исполнить историческую миссию — быть во главе первой русской кругосветной экспедиции.

Начало было неудачным. Через неделю плавания подошли к острову Гогланд, но как-то утром произошло несчастье — с мачты «Невы» упал в море матрос. Тотчас же на воду спустили шлюпку, но спасти матроса не удалось.

Вынужденно долгое стояние на копенгагенском рейде Крузенштерн использовал для знакомства с обсерваторией, основанной в 1656 году Христианом Лонгомантаном, учеником знаменитого астронома Тихо Браге. Эта обсерватория была на 20 лет моложе Парижской и Гринвичской. Директор обсерватории Буге проверил корабельные хронометры по солнцу и звёздам.

В начале сентября шлюпы пошли дальше, но в проливе Скагеррак попали в сильнейший шторм, их разлучивший. Только в английской гавани Фальмут вновь встретились — «Нева» пришла на два дня раньше.

Здесь простились с Европой, взяв курс на Канарские острова. С каждым градусом широты становилось теплее. А вечером 10 октября необычное явление привлекло всеобщее внимание.

На юго-западе вдруг возник огненный шар, «с таким блеском, что весь корабль освещён был с полминуты». Шар медленно двигался в северо-западном направлении и там исчез, будто бы растворившись в воздухе. «Но обилие огненной материи произвело такую полосу, которая, следуя в ту же сторону, видна была целый час ещё после...» — свидетельствовал Крузенштерн. «Такие воздушные явления, хотя и видают часто, но чтобы светлая полоса могла быть видима так долго, оное, уповательно, случается реже». А видна была эта полоса, как записал в дневнике Лисянский, не менее 10 минут. Сейчас мы назвали бы это явление «неопознанным летающим объектом» (НЛО)... Хотя, возможно, это была шаровая молния, также весьма загадочная.

На следующий день наступило гибельное для парусников полное безветрие. У горизонта мрачнели грозовые облака, сверкали частые зарницы.

Шторм пронёсся стороной, лишь слегка задев «Надежду» и «Неву», омочив их сильным, но непродолжительным дождём. Затем опять настало безветрие, несколько дней качала корабли «великая зыбь».

19 октября появился среди моря остров Тенерифе со знаменитым пиком, вонзившимся в облака. Вскоре он сбросил с себя облачный покров и во всём величии предстала гора, покрытая сверкающим под лучами солнца снегом. Её окружали другие горы, но, как замечал Крузенштерн, «посредственное в соединении с великим кажется малым, и сии побочные горы не возбуждают внимание наблюдателя».

Несколько дней шлюпы простояли на рейде города Санта-Крус, обменялись визитами вежливости с местными испанскими властями. Русские были здесь впервые. «При тёмных понятиях, каковые в отдалённых землях и поныне имеют о России и россиянах, немало там удивились, увидя, что и сии гиперборейцы равняются во всём с живейшими жителями Южной Европы и не уступают им ни в воспитании, ни в образе жизни». На Крузенштерна тяжёлое впечатление произвело господство инквизиции и «неограниченное самовластие губернатора... Здешний гражданин не имеет ни малейшей свободы».

При отъезде на берег посетившего «Надежду» с толпой чиновников губернатора Канар дан был салют из девяти пушечных выстрелов. Пушки крепости ответили «числом равномерным». (Крепость Сан-Кристобал была знаменита тем, что именно у её стен меткое ядро лишило руки самого адмирала Нельсона).

Острова Зелёного Мыса прошли стороной, заметив из них только остров Святого Антония. 26 ноября, на тридцатый день плавания от Санта-Круса, перешли через экватор. Один только Крузенштерн уже пересекал великую линию, опоясывающую земной шар. Для всех остальных это было впервые.

Был выполнен традиционный ритуал в честь бога морей Нептуна. В полдень 26 ноября, когда корабли перешли на 10 минут в южное полушарие, подняли флаги, встав на вантах, троекратно прокричали «Ура!»

Ближайшим участком суши в южном полушарии был остров Святой Екатерины, принадлежащий Португалии. Но крепость здесь носила то же имя, что и на испанских Канарах — Санта-Крус. Взаимный салют был дан из 13 выстрелов. Губернатор острова был очень любезен, он разрешил своим людям нарубить дров для русских мореплавателей. На одном маленьком островке позволено было учредить обсерваторию для проверки хода хронометров и наблюдений звёзд неба южного полушария. «К чему европейские астрономы редко имеют случай», — записал Крузенштерн.

2 февраля уже 1804 года шлюпы направились от острова Святой Екатерины, не заходя в Рио-де-Жанейро, прямо к мысу Горн. Нужно было спешить, потому что обход южной оконечности южноамериканского материка почти всегда, особенно в это время года, сопровождался сильнейшими штормами, погубившими немало судов. Крузенштерн заранее договорился с Лисянским встретиться в бухте Анна-Мария у острова Нукагива в Вашингтоновом архипелаге.

Как и ожидалось, лишь только шлюпы приблизились к широте мыса Горн, с юго-запада задул ветер, обернувшийся вскоре жестоким шквалом с градом. Корабли с убранными парусами понесло по высоким, как горы, волнам.

Когда выглянуло солнце и можно было определиться, Крузенштерн установил, что за шесть дней шторма корабль отнесло на 25 миль к северу и на 42 мили к востоку, и он совершенно не продвинулся к западу. Когда миновали мыс Горн и вошли в лоно Великого океана, установилась спокойная погода.

Было 3 марта, с острова Св. Екатерины шлюпы ушли ровно месяц назад... Они не могли встретиться — так далеко друг от друга их разметал шторм. Не встретившись с кораблём Крузенштерна, Лисянский принял решение плыть к находившемуся прямо в центре Тихого океана острову Святой Пасхи, открытому в 1722 году голландским мореплавателем Рогевеном. В 11 часов 16 апреля остров увидели с «Невы» прямо по курсу, а через шесть часов корабль приблизился к восточному его берегу. Но шквалистый ветер с севера и накрывший остров густой мрак помешали стать на якорь. На следующий день подошли к острову с юга.

Моряки сразу же заметили среди банановых насаждений две высокие чёрные статуи. Обходя остров, Лисянский видел «якорное место» у западного берега, на котором среди деревьев стояли ещё четыре каменных изваяния. Описания их сделаны были посетившим остров Пасхи в 1785 году Франсуа де Лаперузом.

Остров, если верить Лаперузу, был исключительно интересен. И Крузенштерн вполне мог, обогнув южноамериканский материк, тоже направиться к нему. Лисянский решил подождать несколько дней, занимаясь описанием берегов, и ближе познакомиться «с этим местом, достойным любопытства». Группа моряков на шлюпке поплыла к берегу. Островитяне её заметили, они собрались кучками на почтительном расстоянии. Но погода заставила шлюпку вернуться, а ветер от берега не позволил кораблю стать на якорь. Обойдя остров кругом и нанеся его на карту, Лисянский повёл «Неву» к Маркизским островам. Но чтобы оставить какой-то след своего пребывания на острове, если вдруг подойдёт «Надежда», он отправил лодку (ялик) и лейтенанта Повалишина с подарками для островитян.

Увидев ялик, в воду бросились человек тридцать. Повалишин показал знаками, чтобы приближались не все сразу, а по одному. Первому подплывшему он передал бутылку с запиской для Крузенштерна. Потом одарил каждого из подплывших островитян пятаками на цепочках, ножами и маленькими бутылочками, в которых помещены были палочки с надписью «Нева».

Север Тихого океана

От острова Пасхи до Маркизских островов примерно такое же расстояние, как от Копенгагена до Канар. «Нева» возвращалась к экватору. Моряки надеялись на постоянный юго-восточный ветер, но полоса пассатов по обе стороны экватора в восточном полушарии оказалась уже, чем в западном. Сначала ветры меняли направление, потом задул норд-ост (северо-восточный ветер), его пришлось преодолевать, управляя парусами до самых Маркизских островов. Птицы и акулы сопровождали корабль. Акулы, те, которых удавалось иногда поймать на уду, оказались вполне съедобными.

На рассвете 7 мая милях в тридцати по левому борту показались три холма — ещё четыре острова. Все они были на карте, но контуры, как установил Лисянский, оказались не вполне точны. На «Неве» их поправили.

Однажды, когда ветер стих и парусник лёг в дрейф, его понесло течением к острову Нука-Гивы. Здесь произошла встреча с островитянами, о которой Лисянский рассказал в своей книге: «Около 9 часов, когда мы находились подле восточного берега острова, к нам пришла лодка с восемью островитянами. Приближаясь к кораблю, один из гребцов затрубил в раковину, а другой непрестанно махал белым лоскутом ткани. Приняв это за знак, что они не имеют против нас никаких неприязненных намерений, я приказал также махать белыми платками и полотенцами, а напоследок мы вывесили белый флаг. Как только лодка приблизилась к кораблю и нами был подан знак на него взойти, они вдруг бросились в воду и с помощью верёвок, опущенных за борт, влезли на корабль с величайшей проворностью. За всякую безделушку я давал им по ножу или по гвоздю, чем они были весьма довольны, а особенно первыми. Матросы, побуждаемые любопытством, обступили их отовсюду, однако же это нимало не мешало гостям непрестанно петь, плясать и прыгать различным образом... Островитяне обходились с нами как со старинными своими знакомыми и друзьями. Они весьма честно меняли свои плоды и другие редкости и были так вежливы, что каждый из них, желая возвратиться на берег, просил даже у меня на то позволения...»

На следующий день в бухте Тайо-Гайе «Нева» встретилась, наконец, с «Надеждой» после семинедельной разлуки. На борту «Надежды» было много островитян во главе с самим местным королём. Он был, как и все остальные, полностью обнажён и татуирован, лишь узор наколок казался более замысловатым и утончённым. Невозможно было поверить, что эти кроткие, добродушные люди — людоеды. Но они в самом деле съедали захваченных в плен врагов. Несколько человеческих черепов подарили русским морякам в обмен на ножи и гвозди.

«Неву» окружило множество островитян; шёл оживлённый торг кокосами, бананами и плодами хлебного дерева. За топор можно было получить свинью. Моряки обоих кораблей посетили островные селения, где продолжался обмен. Когда же Крузенштерн вернулся на «Надежду», оказалось, что у шлюпа исчез якорь — островитяне его отрезали.

17 мая в 5 утра начали сниматься с якоря, и через четыре часа паруса, наполненные ветром с берега, уже уносили корабли на север Тихого океана. При последней встрече островитянам подарены семена европейских растений. Но порох, который они просили, Лисянский категорически отказался давать: «Мною положено было за непреложное правило не оставлять островитянам ни малейшего количества этого губительного вещества». Зато для островитян был устроен ракетный салют, перепугавший всех, кто видел его с берега. Жители островов решили, что пришельцы обладают силой зажигать звёзды.

Между Маркизским архипелагом и Северо-Западной Америкой пролегла лишь цепь Сандвичевых (их назвал так Джеймс Кук по имени первого лорда Адмиралтейства Британии), или Гавайских, островов. Они расположились прямо у тропика Рака.

По мере удаления от экватора становилось заметно холоднее. Исчезли птицы, постоянно кружившие над кораблями в экваториальных водах, лишь акулы продолжали сопровождать парусники.

Утром 8 июля моряки увидели первый гавайский остров Овига. На острове сразу же заметили корабли, и к ним направились шесть лодок с аборигенами. Эти островитяне были уже знакомы с англосаксонской цивилизацией: «Хау-ду-ю-ду», — говорили они, хватая за руки моряков. Ни фруктов, ни овощей, которые ожидали получить путешественники, не было. Привезли на «Надежду» лишь свинью, за которую потребовали сукна. Но его на борту не оказалось, и свинью увезли на берег, хотя она была бы очень кстати: более двух месяцев экипажи судов питались одной лишь солониной.

Крузенштерн не стал дожидаться новых «предложений» и повёл «Надежду» на Камчатку. «Нева» осталась на Гавайях. Лишь после того, как на корабле побывал живущий на Овиге англичанин Луис Джонсон, удалось наладить товарообмен, в результате чего был сделан изрядный запас провизии.

Затем группа моряков сошла на берег и осмотрела хижины и дворец короля. Тысячная толпа островитян их сопровождала. Моряки посетили посёлок Товароа, где в 1772 году был убит Джеймс Кук на исходе своего третьего кругосветного путешествия. Случайный выстрел матроса послужил причиной ответной агрессии, потом экипаж корабля обстрелял селение. Пробитые ядрами стены хижин напоминали о событиях, происшедших почти четверть века назад.

Ещё несколько островов посетила «Нева», после чего Лисянский составил первое русское описание Сандвичевых островов. Много места он уделил обычаям сандвичан, их истории, способностям к ремёслам. «Все производимые ими вещи отменно хороши, но искусство в тканях превосходит даже воображение. Увидев их в первый раз, я не мог поверить, что первобытный человек имел столь изящный вкус. Они делали свои ткани из шелковицы, которую называют бумажной, потому что из коры этого дерева семейства тутовых получается прекрасная прочная бумага. Из той же коры, специально размоченной, делают тонкую ткань, окрашивая её краской, полученной из ягод и кореньев».

И ещё записал Лисянский: «Я должен отдать справедливость жителям Сандвичевых островов... Хотя мы непрестанно были окружены лодками, однако же, не имели ни малейшей причины к неудовольствию... Никто ничего дурного за ними не приметил».

Среди американских островов

Наконец-то пересечена параллель 54° с. ш. и достигнут расположенный здесь остров Чирикова. Само название, данное в честь ближайшего сподвижника Беринга, с которым совершил он две экспедиции и открыл первые Алеутские острова, напоминало о том, что цель экспедиции уже недалеко.

За островом Ситхунак показался двухголовый мыс острова Кадьяк, примыкавший к южному берегу Аляски. На горизонте появились заснеженные горы, а вблизи них возникла гавань Трёх Святителей, открытая Григорием Шелиховым. Это был уже кусочек русской земли: промышленники с аборигенами подплыли к «Неве», привезя с собой много свежей рыбы. На палубу поднялся русский лоцман, и «Нева» пошла дальше, пробираясь между мелями и подводными камнями. Даже лоцман боялся этих опасных мест, но при входе в гавань Св. Павла навстречу кораблю вышли большие байдары, обтянутые тюленьей кожей. Среди многих людей в байдарах были помощник правителя Российско-Американской компании И. Баннер и опытный штурман. Он-то и провёл судно в гавань.

Одиннадцатью пушечными выстрелами приветствовала крепость прибывшее из России судно. Оно было первым у острова Кадьяк. «Надежда» поплыла на Камчатку. Там Лисянский уже считал своё путешествие оконченным, но ему вручили письмо правителя Баранова с просьбой помочь защититься от колошей, захвативших и разрушивших русскую крепость на острове Ситха.

В Крестовой гавани на Ситхе Лисянский встретился с Барановым, который возглавил целую эскадру байдар, направившуюся на освобождение острова. После неудачной попытки вступить с колошами в переговоры 30 сентября началась осада крепости, где засели колоши. В перестрелке погибли 10 человек, среди 26 раненых оказался и Баранов с простреленной рукой.

Наконец колоши покинули крепость, и Баранов приступил к её восстановлению. Тем временем «Нева» ушла на зимовку в Павловскую гавань Кадьяка. Лисянский составил первое географическое описание острова, положил его на карту, совершил несколько походов по берегам Кенайского залива, познакомился с местными жителями и промышленниками...

«Надежда» прибыла в Авачинскую бухту Камчатки в середине дня 14 июля 1804 года. Плавание от берегов Бразилии заняло почти полгода. Наконец-то можно было почувствовать твёрдую землю под ногами. Но долго ходить по земле Крузенштерн экипажу не разрешил — всех вернул на судно: нужно было плыть в Японию, пока не начался северо-восточный муссон. Всё же пришлось провести в Петропавловске более шести недель в ожидании губернатора, находившегося в то время в 700 вёрстах от города, в Нижнекамчатске. Без его разрешения и напутствия Крузенштерн не имел права отправиться в Японию.

Опоздание, однако, привело к тому, что весь путь до Японских островов сопровождался непрерывным штормом. Десять дней солнца совсем не было на небе, потом оно показалось, но всего на пару часов. И вслед за этим пошёл сильный дождь.

Уже вблизи Японских островов шторм достиг особенно большой силы. «Ничто не могло противиться жестокости шторма... Надобно иметь дар стихотворца, чтобы живо описать ярость оного... Каждое мгновение ожидали мы, что полетят мачты. Хорошая конструкция корабля спасла нас от сих бедствий», — писал Крузенштерн.

Первый из Японских островов — Сатуума, с высокой конусообразной горой, названной именем корабельного астронома Тернера. Обойдя с юго-запада остров, шлюп вошёл в гавань Нагасаки. Только в этот единственный порт скрытные японцы разрешили зайти русскому судну.

14 января 1805 года в Нагасаки происходило полное лунное затмение. Его начало, когда тень Земли «наползла» на диск ночного светила, помешало увидеть плотное облако, но выход луны из тени удалось наблюдать.

До начала апреля путешественники ждали приезда уполномоченного от императора для переговоров с русским посланником. Встреча состоялась, но не принесла ровно никаких результатов, более того, впредь было запрещено какому-либо российскому кораблю заходить даже в Нагасаки. «Впрочем, — замечал Крузенштерн, — не могу я думать, чтобы запрещение сие причинило великую потерю российской торговле».

Потом выяснилось, что причиной такого отношения японцев было «какое-то возмущение», произошедшее в императорской резиденции Иеддо (теперешний Токио).

Крузенштерн, Лангсдорф и Тернер не теряли даром время в Нагасаки. Они впервые точно определили географическую широту города и составили подробное описание района. Несмотря на запрет японских властей приближаться к берегам островов на севере, Крузенштерн осмотрел некоторые из них и нанёс на карту. Появились русские названия на карте — мыс Грейга, залив Румянцева, гора Тилезиуса (натуралиста на борту «Надежды»), мыс Россиян, мыс Надежда.

Подробно был осмотрен остров Иессо (Хоккайдо), тогда населённый айнами и не принадлежавший Японии, ряд мелких островов. Вдоль берега Иессо русские вышли к Лаперузову проливу, за которым виден был Сахалин. Японцы называли его Карафуто. Крузенштерн узнал и об островах Курильской гряды — Кунашир, Шикотан и Итуруп, открытых в 1792 году русским путешественником Лаксманом. Их тоже населяли айны.

Зайдя в Петропавловск, где высадились Резанов и Лангсдорф, «Надежда» вернулась для исследовательских работ к Курильским островам и Сахалину.

Возвращение

Весной 1804 года «Нева», нагруженная пушным товаром, отправилась к Ситхе. За зиму Баранов, помирившись с колошами, отстроил Ново-Архангельск заново. В нём появилось восемь зданий, о которых Лисянский написал: «По величине и по виду своему могут почтены быть красивыми и в самой Европе». Лисянский составил карту и описание группы Ситхинских островов, а кроме того, краткий словарь языков и диалектов Северо-Западной Америки.

На острове Крузе, названном именем русского адмирала, под командой которого Лисянский воевал когда-то, он совершил восхождение на гору Эджкомб. С вершины открылась удивительная картина восточной части Русской Америки. Лисянский с восторгом писал: «Стоя на вершине горы, мы видели себя окружёнными самыми величественными картинами, каковые токмо природа представить может. Бесчисленное множество островов и проливов до входа [в залив] Креста и самый материк, лежащий к северу, казалися под нашими ногами, горы же по другую сторону Ситхинского залива представлялись как бы лежащими на облаках, под нами носившихся».

1 сентября «Нева» покинула Ситху, направившись в китайский порт Кантон. В нём или в каком-то другом китайском порту предстояла встреча с «Надеждой».

Тем временем Крузенштерн, доставив российского посла Николая Резанова в Японию, вернулся в Петропавловск-Камчатский, проведя по пути съёмку западного берега острова Хоккайдо, а затем — восточного, северного, западного берегов Сахалина. Им было нанесено на карту около тысячи вёрст береговой линии острова.

Но Крузенштерн, как и 18 лет назад ходивший в этих водах на двух шлюпах «Буссоль» и «Астролябия» Жан Франсуа Лаперуз, не смог установить островное положение Сахалина. Продвигаясь с севера по Сахалинскому заливу, он увидел, что тот резко сужается к югу и очень сильно уменьшается глубина. Рискуя оказаться на мели, Крузенштерн повернул «Надежду» назад, подтвердив вывод Лаперуза о соединении Сахалина с материком. Впрочем, он заметил в своём отчёте, что дальнейшее исследование этого района было бы «не бесполезным», поскольку «оставалось ещё неизведанное пространство, составляющее от 80 до 100 миль, а положение устья Амура не определено с достаточной достоверностью».

21 сентября Петропавловскую гавань покидает «Надежда», она берёт курс на Кантон, где по договорённости предстоит встреча с «Невой». Через два месяца «при крепком ветре и дожде» Крузенштерн вводит свой корабль в порт Макао. Тогда это была португальская колония на территории Китая. Совсем рядом — Кантон, где в устье реки Тигрис уже стоит «Нева», прибывшая на 17 дней раньше.

«Кантон стоит на реке Тигрисе, — писал Лисянский, — по внешнему виду он похож на большую деревню, а внутри представляет собой гостиный двор. Каждый дом служит купеческой лавкой, а улицы вообще могут быть названы рядами разных товаров и ремёсел. Улицы в нём узки, а ввиду большого количества народа, который их постоянно наполняет, проходить по ним очень трудно.

Находящаяся в городе набережная придаёт ему важный вид. На ней выстроены прекрасные здания, принадлежащие европейским купцам. Кроме европейских и американских кораблей, которые ежегодно вывозят отсюда до 30 000 тысяч разных товаров, вся Индия и морской берег до Малаккского пролива ведут с ним торговлю. Вследствие чрезвычайной многолюдности, здесь ни в чём не может быть остановки, хотя бы удвоилось упомянутое число приходящих кораблей...»

О китайцах Лисянский сообщал, что они «...очень понятливы и восприимчивы... Каждый из них в своём деле искусен и проворен. Нет вещи, которой они не в состоянии были скопировать с изумительной точностью... Кажется, их нежные руки для этого нарочно созданы... В обхождении китайцы чрезвычайно вежливы и приветливы. Повиновение же их беспредельно, так как у них на всё предписаны законы». Крузенштерн также подробно рассказывал о своих китайских впечатлениях, но он мог сравнить их с японскими, где, в отличие от Китая, сохранялась изоляция от иностранцев.

Описание плавания у Крузенштерна было более деловое и суховатое. Лисянский же старался не пропускать интересных подробностей. Например, однажды моряки поймали необыкновенного вида медузу. Она была похожа на голубой цветок с синим ободком вокруг беловатого холмика («пуговицы»). Размером не более 15 сантиметров, медуза имела множество ножек, усеянных маленькими бугорками, напоминавшими запонки.

Другое событие: пять кораблей на горизонте, по виду американских, настигли две большие вооружённые лодки «на гребле и под парусами». Корабли подняли флаги и стали беспорядочно группироваться. Лисянский подумал: не малаккские ли корсары атаковали корабли из Соединённых Штатов. Он решил, что лучше «Неве» приблизиться к «Надежде»: уж на два военных корабля пираты не отважатся напасть.

То один, то другой островок появлялся по курсу кораблей... то справа, то слева. Но они проходили мимо, исправляя по ходу неточности карты, встречающиеся довольно часто.

В частности, неправильно было указано местонахождение небольшого островка Кракатау, ставшего знаменитым после извержения одноимённого вулкана в 1883 году. Тогда была разрушена большая часть острова, на месте извержения образовалась впадина глубиной 28 метров, а от цунами на берегах Явы и Суматры погибло около 40 000 человек...

Когда «Нева» выходила из Зондского пролива, умер матрос Степан Коноплев, страдавший расстройством кишечника — диареей. Его лечили, но ничего не помогало, он катастрофически худел, превратившись буквально в мумию: кожа да кости. У западного мыса острова Ява по старинному обычаю тело матроса было опущено в морские глубины.

8 марта показался остров-атолл Кристмас (Рождество), открытый в 1777 году Дж. Куком. Безветрие долго не позволяло удалиться от острова. Именно около него внезапно исчезли жёлтые водяные змеи, достигавшие в длину четырёх метров; они сопровождали корабли от самых берегов Китая.

После возвращения из кругосветного плавания Иван Фёдорович Крузенштерн ещё почти 40 лет занимался научной и организационной работой в российском флоте. Этих лет ему хватило на то, чтобы обработать и обобщить материалы плавания, разработать проекты дальнейших исследований, поддержать новые экспедиции. Исполнял он и должностные обязанности — командовал кораблём «Благодать» в Кронштадте, был инспектором Морского кадетского корпуса, служил в русской дипломатической миссии в Лондоне (почти ежегодно ездил по Англии, о чём потом написал записки, до сего времени не опубликованные).

Весной 1815 года граф Румянцев вызвал Крузенштерна в Петербург для подготовки новой экспедиции — поиска северо-западного прохода в Атлантический океан. Во главе был поставлен молодой мореход Отто Коцебу, которого брал с собой в кругосветное плавание Крузенштерн. Экспедиция отправилась на судне «Рюрик» с подробной инструкцией Крузенштерна. А Иван Фёдорович был уволен Адмиралтейством в бесконечный отпуск для издания своих трудов.

Крузенштерн уехал в Эстонию и стал жить на мызе Асе, близ Ревеля. Планы были большие: кроме книги о путешествии в 3-х частях, он задумал издать Атлас Мирового океана с полным его гидрографическим описанием. Эту идею поддержал и Головнин, и генерал-гидрограф Сарычев, но холодно отнёсся к ней морской министр де Траверсе. Всё же он вынужден был смириться, когда Адмиралтейств-коллегия постановила издать «Гидрографию» Крузенштерна в 300-х экземплярах, но на публикацию Атласа так и не согласилась. Пришлось обращаться непосредственно к Александру I. Тем временем де Траверсе на посту министра сменил А.В. Моллер, и с разрешения императора были опубликованы 100 экземпляров Атласа. Крузенштерн, награждённый за Атлас орденом Св. Владимира 2-й степени, вернулся в состав Адмиралтейского департамента, где долго сотрудничал с Головниным и Беллинсгаузеном. Летом 1826 года после выхода в свет 2-й части Атласа Академия наук присвоила первому русскому кругосветному путешественнику звание ординарного академика. Через 10 лет Крузенштерну присуждается академическая Демидовская премия. Редкий случай в истории этой престижной для учёных России премии — Крузенштерн отказался от неё в пользу других соискателей.

Между тем его Атласом великих океанов Земли восхищался сам Джон Росс: он назвал один из кораблей своей полярной экспедиции «Крузенштерн». Также назван им скалистый мыс в Канадском арктическом архипелаге.

Естественным было назначение Крузенштерна директором Морского кадетского корпуса, в котором он когда-то учился. Он возглавлял корпус вплоть до 1842 года, создал в нём офицерские классы, преобразованные потом в Военно-морскую академию. Когда появился новый морской министр князь Меншиков, начались новые интриги вокруг Крузенштерна, хотя он уже стал адмиралом и имел мировой авторитет.

Последние годы его жизни прошли на тихой эстонской мызе, 24 августа 1846 года И.Ф. Крузенштерн скончался. Похоронен он был в Домском соборе Ревеля, где и сейчас находится его могила. Деньги на памятник Крузенштерну, установленный в 1869 г., собраны были по народной подписке. На географических картах его имя встречают современные путешественники на Новой Земле, на западном берегу полуострова Ямал, в цепи Курильских островов, в архипелаге Туамоту, в Океании и Беринговом проливе. Наконец, можно найти на карте и надводные Камни Крузенштерна — к юго-западу от Гавайских островов.

Известным путешественником стал сын Ивана Фёдоровича Крузенштерна Павел, родившийся в родовом имении Асе в 1808 году, когда его отец уже возвратился из прославившего его кругосветного плавания. По-видимому, отец первоначально не готовил сына к карьере военного моряка, потому что он учился не в Морском кадетском корпусе, а в Царскосельском лицее. Но судьба «увлекла» его в кругосветное путешествие, осуществлённое Ф.П. Литке на шлюпе «Сенявин» в 1828—1829 годах. Вернулся Павел настоящим моряком, потом участвовал в топографической съёмке Финского залива, больше десяти лет плавал на Балтике. Он составил первую точную карту реки Печоры, пройдя почти всю её — до устья.

Выйдя на своей шхуне в Белое море, путешественник попытался пройти в Карское, но это ему не удалось из-за тяжёлых льдов. Он вернулся в Малоземельскую тундру, в бассейны Печоры и Мезени, изучил волоки между протоками этих северных рек, по которым первопроходцы из Новгорода Великого дошли когда-то до Полярного Урала и перевалили его. В последнее десятилетие жизни измерял глубины в устье Печоры и завершил свою деятельность исследователем Полярного Урала.

Демидовская премия Академии наук увенчала научные заслуги Павла Крузенштерна. Параллельно он продвигался по лестнице военной карьеры и достиг звания вице-адмирала.

На обратном пути на родину через три океана Лисянский произвёл астрономические определения координат островов, мимо которых проходила «Нева». Некоторые из них впервые наносились на карту, и один из таких новооткрытых островов в группе Гавайских стал называться островом Лисянского. Лисянский оставил полное географическое описание всех островов, начиная с Кадьяка и Ситхи до Маркизских, Гавайских и острова Пасхи, где «Нева» была первым русским кораблём. В описание входили и этнографические материалы. Всё это послужило основой для составления и издания Собрания карт и рисунков, сделанных во время плавания «Невы», а также двухтомного сочинения «Путешествие вокруг света...» с атласом, изданного за счёт автора через шесть лет после возвращения экспедиции, в 1812 году.

Вместе с Крузенштерном Лисянский, произведённый по возвращении в капитаны 2-го ранга, был награждён специально изготовленной в честь первой русской кругосветной экспедиции медалью.

В отличие от Крузенштерна, он не продолжил военную карьеру. Прослужив пять лет на судах Балтийского флота, в 1809 году вышел в отставку в чине капитана 1-го ранга, занявшись изданием своей книги, которую сам же и перевёл на английский язык.

Юрий Фёдорович Лисянский скончался 26 февраля 1837 года. Кроме острова в Гавайском архипелаге, его именем названы острова в архипелаге Туамоту, в Маршалловом архипелаге и Беринговом проливе, полуостров на Охотском побережье Тихого океана, гора на Сахалине и на севере Новой Зеландии, мыс в заливе Коронации (Канада), пролив в Курильской островной гряде.