Исторические портреты: Афанасий Никитин, Семён Дежнев, Фердинанд Врангель...

кспедиция Беринга и Чирикова осталась в истории под именем Камчатской. Было две Камчатских экспедиции, и вторая из них превратилась в Великую Северную экспедицию.

Её отряды охватили всю северную территорию Сибири, от устья Печоры до Чукотки. Продолжалась она десять лет, с 1733 по 1743 год. — Участвовало в ней больше тысячи человек.

По указу Петра I

Начиналось всё так.

В 1713 году тобольский воевода Фёдор Салтыков представил Петру I свой проект («пропозицию»), озаглавленный «О взыскании свободного пути морского от Двины реки до Омурского устья и Китая». Воевода предлагал царю построить корабли в низовьях рек, впадающих в Ледовитый океан, и «велеть им описывать по тому берегу от ходу морского, Двинского устья... до Обского... Енисейского... Ленского... и по устье Омурское и вдоль между Епоном и Китаем».

Речь шла по сути об изыскании морского пути из Европы в Азию, от которого будет «в государстве прибыль великая». Петру понравился план, но прежде он хотел выяснить, можно ли приплыть на Камчатку с севера, существует ли пролив между Азией и Америкой. Пролив был открыт Дежнёвым и Поповым, но об этом ещё не было известно достоверно. Ив 1716 году Пётр для начала послал «Большой Камчатский наряд» с геодезистами Иваном Евреиновым и Фёдором Лужиным.

Экспедиция не дошла до пролива, разделяющего материки, но нанесла на карту берега Камчатки и четырнадцати Курильских островов.

Когда завершилась Северная война, Пётр вернулся к «пропозиции» Салтыкова и написал указ Камчатской экспедиции: надлежит, построив на Камчатке «один или два бота с палубами», идти на них «на норд», вдоль земли и искать, «где оная сошлась с Америкой...» По словам «механика и токарного искусства учителя» при царе Андрея Нартова, Пётр передал в 1725 году свой указ генерал-адмиралу Ф.М. Апраксину. Царь умер через три недели, но успел назначить командором экспедиции капитана 1 ранга Витуса Беринга.

Была поставлена задача — найти пролив, и Беринг решил её вместе с Чириковым. Но в Адмиралтейств-коллегии решено было продолжить экспедицию, план которой разработал адмирал Н.Ф. Головин при участии картографа И. Кириллова, автора первого Атласа России.

В 1722 году Сенат утвердил проект, определил штат экспедиции и предписал построить 10—12 судов, укомплектовав экипажи лучшими морскими офицерами. Организовано было семь отрядов: один — для Камчатки и островов Тихого океана, другой — для Курильских островов и Японии, третий — для внутренней части Северной Сибири. Четыре отряда поделили между собой всё необъятное побережье Северного Ледовитого океана. На их долю выпала поистине титаническая работа.

Мореходы западных отрядов

Самому западному отряду предстояло составить описание берега от Архангельска до Обской губы. Вроде это был наиболее освоенный участок северного, вдоль берегов Сибири, пути. Но неудачи преследовали отряд с самого начала.

Два специально построенных коча «Обь» и «Экспедицион» покинули устье Северной Двины 21 июля 1734 года. Удивительно благоприятной была обстановка в обычно забитом льдами Карском море. Между тем не смогли воспользоваться ею капитаны судов С. Муравьёв и М. Павлов. Без препятствий прошли они в Карское море через Югорский Шар и проследовали на север вдоль западного берега Ямала, большого низменного полуострова, вытянувшегося к северу (его название значит по-ненецки «край земли»). Но лейтенанты Муравьёв и Павлов не довели свои суда до северной оконечности Ямала. Надо было лишь обогнуть его, чтобы войти в Обскую губу. Суда достигли 72° 31’ с. ш. и повернули на зимовку в устье Печоры, потому что, как рапортовал Муравьёв, «...от тамошнего воздуха, почитай все, хоть несколько времени, пребывали тяжкими болезнями».

Благоприятный год упустили, а следующий оказался намного хуже. Только 17 августа прошли Югорский Шар, но в Карское море пробиться через льды оказалось делом невозможным. Опять возвращение на Печору, в город Пустозерск — зимовать.

Тут начались раздоры между командирами, оказавшимися не способными к подвигу открытия. Адмиралтейств-коллегия отрешила их от должности и предала суду, который «за многие непорядочные, нерадетельные, леностные и глупые поступки» разжаловал лейтенантов в матросы.

Во главе отряда поставлен был новый человек — Степан Малыгин, жестокий и грубый, но опытный и умелый мореход. Экспедиции передали два новых бота под названиями «Первый» и «Второй» (капитаны Алексей Скуратов и Иван Сухотин). В 1736 году вышли они в плавание, но сплошные льды заставили их вернуться. Для зимовки выбрано было устье реки Кары, что намного ближе к цели, чем Печора.

На следующий год, уже в начале августа, подошли корабли к проливу, отделяющему заболоченный остров Белый от северного берега Ямала. Этот пролив, длиной чуть больше 60 км и шириной в самом узком месте всего 9 км, назван был впоследствии проливом Малыгина. И справедливо, потому что Степан Малыгин впервые воспользовался этим узким и мелким проливом для огибания Ямала. Прежде Ямал огибали, но к северу от острова Белый. Поморы же пересекали Ямал по рекам, между которыми перетаскивали лодки волоком.

Поставил Малыгин на северной оконечности Ямала маяк и, на судне «Обь» обогнув полуостров, вошёл в Обскую губу. Через пять дней плавания по заливу достиг он 22 сентября 1737 года устья Оби. Четыре года потребовалось на переход от Северной Двины до Оби. Больше всего сделал на западном участке северного побережья геодезист Василий Сельфонтов. Весной 1736 года он впервые положил на карту внутреннюю часть Ямала — Большеземельскую тундру, пройдя со съёмкой на оленях от устья Печоры к устью Оби. Им было заснято 122 тысячи квадратных километров.

От устья Оби, вокруг Таймыра, до устья Енисея съёмку проводил отряд лейтенанта флота Дмитрия Овцына. Он зимовал в Обдорске (теперешнем Салехарде) и летом 1735 года на дубельшлюпе (двухмачтовое судно) «Тобол» отправился в плавание по Обской губе. Но залив был скован непроходимым льдом. На судне уже тридцать семь человек, не считая самого Овцына, болели цингой. Четверо умерли. Тогда решили возвратиться на зимовку, «дабы не помереть всем безвременно и не потерять судно».

Из Тобольска, где зимовал отряд, Овцын съездил в Петербург. Летом он снова — в Обской губе, из которой на сей раз удалось выйти в море. Но оно было заполнено льдами. Зима — снова в Обдорске. И лишь в следующем, 1737 году прошёл Дмитрий Овцын из Обской губы в устье Енисея на специально построенном в Тобольске боте «Оби почтальон». К северу от Обской губы моряки дошли до 74°02’ с. ш. и видели в этом месте кита, который, как бы приветствуя отважных людей, выпустил несколько фонтанов. Кит во льдах Карского моря — явление довольно редкое.

Дмитрий Овцын был первым мореплавателем, который прошёл морем с Оби на Енисей и обогнул полуостров Ямал. До него промышленники и купцы, стремящиеся в Туруханск, доходили морем только до Тазовской губы, а дальше — по рекам и озёрам: где бечевой, где волоком...

Пока Овцын плавал, геодезист отряда Прянишников пешком прошёл по левому берегу Енисея от Туруханска больше тысячи вёрст, составив первую карту Гыданского полуострова.

Судьба же Овцына была необычной. Он доложил в Петербурге о выполнении своей задачи. Затем вернулся в Тобольск и был там арестован за общение со ссыльным князем Н.А. Долгоруким. Овцына отправили к Берингу на Охотское море, где он плавал к берегам Америки и зимовал на острове Беринга.

Новый начальник второго отряда — штурман Фёдор Минин. Он продолжил исследование приенисейских берегов. Летом 1740 года, выйдя из Енисейского залива на восток, Минин миновал устье Пясины и открыл россыпь мелких островов, очень похожих на те, что украшают берега Скандинавского полуострова. Там их называют шхеры. Небольшой архипелаг получил название — Шхеры Минина. Наряду с этим открытием, второй отряд установил рекорд плавания на восток, который долго никто не мог превзойти — 75°15’ з. д. Не дошёл до этой долготы и работавший по соседству с востока отряд В.В. Прончищева.

Василий Прончищев

Дворянский род Прончищевых известен с XV века, когда за верную службу пожалованы были ему земли в Тарусском уезде, на левом берегу Оки.

В имении ротмистра Василия Прончищева родился в 1702 году пятый, самый младший сын, названный, как и отец, Василием. Тринадцати лет сын был определён в Московскую навигацкую школу, основанную Петром I для подготовки штурманов русского флота. Она находилась в Сухаревой башне в Москве, и руководил ею один из первых русских математиков Магницкий, автор учебника, называвшегося «Арифметика, сиречь наука числительная».

В школе училось одновременно более 300 человек, и они проходили серьёзную подготовку по арифметике, письму и чтению, геометрии, географии, фортификации, астрономии, навигации. Принятые на учёбу в школу занимались самостоятельно, сдавая по каждому предмету экзамены.

Василий Прончищев более всего интересовался астрономией, увлечённо проводил наблюдения в обсерватории Навигацкой школы и этот предмет всегда сдавал вне очереди.

Через три года Василий был произведён в гардемарины и определён для прохождения практики на корабли в Балтийском море. Там он прослужил шесть лет, после чего был направлен на Каспийское море. В 1727 году, пробыв 9 лет в гардемаринах, получил первый унтер-офицерский чин — подштурмана-астронома.

В состав Второй Камчатской экспедиции Прончищева включил лично Беринг, причём одним из первых. Получив назначение в экспедицию, Василий был произведён в лейтенанты.

В начале марта вместе со всем огромным обозом Беринга он отправился в Сибирь, взяв с собой по разрешению Адмиралтейств-коллегии свою жену. Её все звали Марией, хотя, как недавно установлено, при рождении она была названа Татьяной.

Обоз двигался очень медленно. Лишь поздней осенью, перевалив Урал, он прибыл для зимовки в Тобольск, который был тогда административным центром Сибири, а до Якутска добрался только в октябре 1734 года, проведя в путешествии через Сибирь почти два года — двадцать месяцев.

В Якутске командор Беринг распределил имевшихся в его распоряжении молодых офицеров по экспедиционным отрядам. Небольшой город, окружавший острог, преобразился. Никогда ещё не скапливалось здесь столько людей. На берегу Лены началось строительство жилых домов, складов, мастерских. Сооружена была судостроительная верфь, на которой заложили два судна — одномачтовое (бот) и двухмачтовое (дубель-шлюп). Первое получило имя «Иркутск», второе — «Якутск».

Но время было упущено, льды заполнили водное пространство. Через них пробился «Якутск» в Оленёкский залив, но не без повреждений: в судне появилась пробоина и в него поступала вода. Воду вычерпывали, а она снова поднималась. Нужно было быстрее дойти до места зимовки, которую наметили в устье Оленёка. На огибание дельты ушло двенадцать дней.

25 августа дубель-шлюп вошёл в устье Оленёка, где стояло зимовье промышленников, потомков первопроходцев побережья Северного Ледовитого океана, проходивших здесь столетие назад. Всего 12 человек. Живя с рождения среди якутов, они переняли их обычаи, одежду и язык. Появление вооружённого пушками судна испугало их, они реагировали так же, как и подобает людям «каменного века», в который они вернулись, утратив связь с цивилизацией. Потом отношения наладились. Потомки русских вместе с соседями-якутами помогли пришельцам в строительстве изб и землянок для хранения продуктов. Через месяц, когда установились зимние морозы и лёд сковал Оленёк, постройки были закончены. Уже полярная ночь наступила, когда Прончищев отправил солдата Пермитинова на собаках в Якутск с донесением Берингу. Заодно послал с ним образец руды золотистого цвета, о залежах которой на реке Анабар рассказали якуты.

В тёмные зимние дни при свете свечек трое геодезистов отряда Прончищев, Челюскин и Чекин вычертили тушью карту пройденного от Якутска пути — вниз по Лене и вокруг её дельты.

Зимовщики боялись цинги, и по совету якутов Прончищев ввёл в рацион питания замороженную сырую рыбу — строганину. Однако, после того как 22 января впервые показалось над горизонтом солнце, возвестившее о приближении конца полярной ночи и весны, несколько человек, включая мужа и жену Прончищевых, всё же ощутили признаки болезни. Но это было несравнимо с бедствием на зимовке «Иркутска», к востоку от дельты Лены. О нём узнали в середине апреля от посланца Беринга, солдата Погодаева, привёзшего письмо от Василия Ртищева. Штурман «Иркутска» сообщал о том, что от цинги на зимовке уже скончались 32 человека, в том числе и начальник отряда Ласиниус. Прончищев сразу же отправил спасательный отряд, вместе с Афанасием Толмачёвым поехали и несколько якутов.

Выйти изо льдов Оленёкского залива «Якутску» удалось только в августе. Но зато очень быстро по чистой воде он дошёл до Анабарской губы. Прончищев провёл съёмку и отправил два отряда на поиски той руды, которую якуты приняли за золото (на самом деле это был пирит). Руду, однако, не нашли, и плавание на запад было продолжено.

13 августа судно подошло к Большому Хатангскому заливу, в котором не стало задерживаться, а, используя попутный ветер, пошло вдоль никому ещё не ведомого побережья Таймыра, тянувшегося на север. Низменное пустынное побережье вызывало опасения, и чтобы избежать мели, постоянно измеряли лотом глубину. Берега были пустынны, даже плавника не было видно. «И никто на оных берегах не живёт, — записывал Прончищев, — и жить не у чего, понеже [хотя] мы посылали ялбот за дровами и водой, ничего не нашли, ни дров, ни воды».

Но вскоре прямо по курсу стали возникать один за другим острова. Целый архипелаг был открыт вблизи берегов Таймыра. Его назвали именем Петра. За группой островов — залив, скованный льдом, который Прончищев ошибочно принял за нижнее течение реки Таймыры. А дальше — целая россыпь островов. Они получили имена святых, соответствующих тому дню, когда было сделано открытие: Андрея, Павла, Фаддея. Четыре острова, увиденные после, так и остались неназванными (на современной карте они значатся как острова Комсомольской правды). Между островами видели множество тюленей, моржей и белых медведей, бродивших по льду «яко скотина какая».

Прончищев вёл дубель-шлюп среди льдин по узкому (всего полметра шириной) каналу, края которого того и гляди могли сомкнуться, раздавив судно.

Штурман Челюскин записал в судовом журнале: «В самые глухие льды зашли, что по обе стороны, також и впереди нас великие стоячие гладкие льды...» Прошли по каналу ещё миль тридцать, но идти дальше означало бы неминуемый ледовый плен и гибель судна. Прончищев, превозмогая болезнь (цинга его донимала с весны), собрал совет унтер-офицеров. Вместе решили возвращаться назад.

«Великая шуга» (мелкобитый лёд) затянула канал, по которому только что прошёл дубель-шлюп. Назад шли, раздвигая льдины вёслами и баграми. Мороз усиливался, всё труднее становилось отбиваться от наступающего льда. С облегчением записывает Челюскин в судовом журнале: «Однако Боже милостив, дал Бог, дал нам способного ветру, что оную шугу разнесло». До Хатангского залива «Якутск» прошёл по чистой воде, но зимовать там было невозможно: вокруг совсем не было ни плавника для строительства изб, ни дров.

Пошли на старое место зимовки, на Оленёк. К заливу подошли 28 августа. Но к зимовью не смогли приблизиться из-за сильного южного ветра, который согнал воду из залива. Тяжелобольной Прончищев отправился на ялботе искать проход для судна. Вернулся поздно вечером уставшим до предела, едва добрался до каюты и упал без сознания. На следующий день, 29 августа 1736 года, Василий Прончищев умер. Через тринадцать дней скончалась его жена.

Могила Прончищевых — одна из самых известных в Российской Арктике. В 1999 году захоронение исследовала археологическая экспедиция из Моем, вы, определившая, что причиной смерти Василия и Татьяны Прончищевых была не цинга, а воспали тельные процессы, связанные с травмами. На могиле сейчас установлен памятник.

Харитон Лаптев

Двоюродный брат Дмитрия Лаптева был на год старше, но опыт службы на флоте имел больший уже 19 лет составлял его стаж морехода. Во время войны с Польшей фрегат «Митау» был захвачен обманным путём в плен, и Харитон, как командир корабля, был приговорён к смертной казни, но после разбирательства дела в суде помилован. Лаптев вернулся на Балтийский флот и получил назначение командира придворной яхты «Декроне». Но, узнан о наборе офицеров в Великую Северную экспедицию, он предпочёл этому «тёплому месту» суровую Арктику.

Харитон встретился со своим кузеном в начале 1738 года в Петербурге, куда тот прибыл с рапортом о работах, проведённых к востоку от Лены. В Сибирь они поехали вместе и 25 мая 1739 года прибыли в Якутск. Харитон Лаптев принял в своё командование дубель-шлюп «Якутск» с экипажем из 45 человек. Через несколько дней судно и дощаники с провиантом отправились вниз по Лене. Достигнув через полтора месяца дельты Лены, Харитон Лаптев вы вёл «Якутск» по Крестовской протоке в море и на правил его к месту зимовки Прончищева, в устье Оленёка.

Продолжил работу Прончищева Харитон Лаптев летом 1739 года. Первое открытие на пути к Хатангскому заливу — небольшая, но глубоко вдающаяся в сушу бухта, которой он даст скандинавское имя — Нордвик («Северная бухта»). Возвращаясь в Хатангский залив, Лаптев открыл остров «длиной поперёк более мили». Над морем «стоит утёсом там якобы стена из одного камня, а с той стороны, которая в губу, лежит берег, пологой и низкой». Островом Преображения назвал его Лаптев. Льды не позволили пройти вдоль восточного берега Таймыра дальше мыса Фаддея, где поставлен был маяк «из камня плиточного вышиной в полторы сажени». Этот лаптевский маяк через 180 лет, в 1919 году, увидели сквозь туман моряки с амундсеновского судна «Мод», направлявшегося к месту дрейфа.

Зимовка Лаптева в Хатангской губе, около устья реки Блудной, прошла благополучно, без болезней и потерь. А весной 1740 года были возобновлены работы: геодезист Чекин с девятью собачьими упряжками и восемнадцатью оленями направился через тундру к устью реки Таймыры, чтобы провести описание берега до устья Пясины. Вёрст триста прошёл Чекин до озера в горах Бырранга и ещё триста до устья Таймыры, а там на запад — со съёмкой. На карту лёг стокилометровый участок побережья. На 76° 26’ с. ш. поставил Чекин свой маяк, а дальше не пошёл, потому что кончился корм для собак. В Хатангское зимовье он вернулся через два месяца, в конце мая, «с крайнею нуждою».

Когда Чекин вернулся, Лаптев отправил на Таймырское озеро две группы аборигенов для заготовки рыбы и организации склада. После того как вскрылся лёд на озере (в июле), эта рыбацкая бригада на лодке спустилась в устье Таймыры. Туда направил Лаптев «Якутск». Удалось пройти вдоль таймырского побережья не более двухсот вёрст, и судно попало во льды. Течение и ветер загнали его в ловушку, из которой судно не выбралось. У «Якутска» был обломан форштевень и пробит борт.

24 августа не выдержавший давления льдов «Якутск» затонул. Экипаж судна высадился на льдине, которую быстро уносило в море. Спешно выгрузив продовольствие, люди направились к берегу. С трудом добрались, но это был холодный пустынный берег. Только через полтора месяца, в конце октября, показался на горизонте зимовочный дом в Хатангском заливе. Четверо умерли по дороге, остальные были на пределе истощения и усталости.

Лаптев пришёл к убеждению, что морем выполнить задачу отряда — описать берега Таймырского полуострова — не удастся. Ещё одна зима на Хатанге. На исходе зимы, в марте, Лаптев направил Челюскина с тремя собачьими упряжками через тундру к устью Пясины, Чекина — на восточный берег Таймыры. Туда же в начале марта 1741 года проложил путь Семён Челюскин, выйдя из Туруханска, где его отряд провёл зиму. Он достиг устья Хатанги и, следуя направлению береговой линии, пошёл на север. От мыса Фаддея велись съёмки. И 22 мая на карте обозначился самый северный мыс полуострова и всего огромного материка Евразии, который был назван Северо-Восточным. «Сей мыс каменный, высоты средней, — записал Челюскин в путевом журнале. — Здесь именован мною оный мыс... здесь поставил маяк — одно бревно, которое вёз с собою».

Немало было высказано сомнений в том, завершил ли в самом деле штурман Челюскин открытие мыса, названного потом его именем. Но документы подтвердили, что открытие сделано именно им.

Российский академик А.Ф. Миддендорф, путешествовавший по Таймыру в 1848 году, утверждал: «Челюскин — не только единственное лицо, которому сто лет назад удалось достичь этого мыса... и обогнуть его, но ему удался этот подвиг, не удавшийся другим, именно потому, что его личность была выше других. Челюскин, бесспорно, венец наших моряков, действовавших в этом крае... Челюскин из участников экспедиции всех точнее и отчётливее в своих показаниях».

Крупнейший русский учёный Миддендорф ровно через сто лет после Челюскина прошёл по Таймыру. От Таймырского озера он спустился по реке Нижней Таймыре к её устью. На обратном пути лодка разбилась о камни и пришлось идти пешком. Этот путь был столь же трудным, сколь и у Семёна Челюскина. Начав своё путешествие в мае 1843 года, академик только в середине января следующего года вернулся в Красноярск. Миддендорф был первым учёным на Таймыре, и результатом его исследований стала полная карта полуострова, карта рек Таймыра, изучение его растительности и геологического строения. Кроме того, Миддендорф реконструировал карту Харитона Лаптева, которая считалась утерянной.

Недавно обнаруженная в одном из архивов, эта карта, несомненно, замечательная. На ней — весь полуостров, площадью почти в полмиллиона квадратных километров, одно из крупнейших заполярных озёр, река, название которой дало имя полуострову. На эвенкийском языке это означает «обильная» (имеется в виду изобилие рыбы в реке).

Дмитрий Лаптев

Самый восточный отряд экспедиции возглавил датчанин на русской службе лейтенант Питер Ласиниус. Отряду численностью 49 человек был предоставлен бот «Иркутск».

Согласно инструкции Беринга, «Иркутск» должен был плыть от устья Лены на восток до самого Чукотского Носа, а потом завернуть в Тихий океан и достичь устья Анадыря и Камчатки. Перед отрядом Ласиниуса ставилась важнейшая задача всей экспедиции. Но обстоятельства сложились так, что выполнить её не удалось.

Тяжёлые льды сразу же преградили судну путь на восток, как только оно вышло из Быковской протоки в устье Лены. Под напором сильного ветра с севера льды теснили судно к берегу, и морякам пришлось пробираться по узким каналам, расталкивая льдины шестами и вёслами. Но скоро и последние разводья сковало льдом. С большим трудом удалось вывести судно к материку — на это ушло четыре дня. О продвижении на восток не могло быть и речи. Следовало становиться на зимовку.

Стали искать удобное место для зимовки в губе Буорхая. Зашли в устье реки Хараулах, где на низких берегах было много плавника. Из него за две недели построили дом в четыре комнаты, с кухней и баней. Но внезапно налетевшая буря взломала лёд, и вода из бухты хлынула на берег, затопив все постройки.

Зимовка была тяжёлой. Опасаясь, что продуктов не хватит, Ласиниус уменьшил вдвое нормы питания, а двух матросов, пытавшихся ему возражать, отправил в Якутск с донесением Берингу. Отношения командира с подчинёнными не складывались, а тут ещё цинга стала косить зимовщиков одного за другим. Первым умер незадолго до Нового года Питер Ласиниус. Командиром стал штурман Василий Ртищев. Все остальные тоже болели, некого было послать, чтобы сообщить о бедствии отряда. Расстояние немалое — две тысячи вёрст...

И вдруг неожиданно в морозный мартовский день на Хараулахе появилась собачья упряжка, в ней — «служивый» Погодаев с пакетом от Беринга. Отдав пакет, Погодаев умчался на Оленёк, где зимовал Василий Прончищев. От него пришёл 1 мая спасательный отряд, заставший в живых только девять человек: Ртищева, иеромонаха Дамаскина и семерых служивых. Спасатели похоронили в общей могиле 36 человек, освободили бот изо льда, поставили на нём мачту и судовые снасти.

В начале мая Беринг отправил из Якутска на оленях Михаила Щербинина с новой командой бота. В конце мая на трёх лодках-дощаниках вниз по Лене вышел отряд Дмитрия Лаптева, до того занимавшийся переброской грузов по рекам от Якутска к Охотску. Льды не пустили лодки в бухту, и Лаптеву пришлось со своей командой тащить их по топкой тундре. Только в июле он подошёл к Хараулахскому зимовью...

Дмитрий Яковлевич Лаптев родился в 1701 году близ города Великие Луки. Окончив Морскую академию, он служил на военных кораблях на Балтике и за 10 лет продвинулся в звании от мичмана до лейтенанта. Плавал в порты Германии и в Архангельск, а в 1735 году вместе с А.И. Чириковым прибыл в Якутск для участия в экспедиции Беринга. После гибели Ласиниуса он был назначен руководителем восточного отряда.

Бот «Иркутск» попытался выйти в море. Но «великие непроходимые льды... стеной преградили путь», — писал в отчёте Лаптев. «Иркутск» не пробился дальше мыса Буорхая и вернулся на Лену. Лаптев пришёл к выводу, что морской путь на восток невозможен и «к проходу до реки Колымы и до Камчатки по всем обстоятельствам ныне и впредь нет никакой надежды». Зимовка на Лене снова была трагичной: все переболели цингой, один человек умер.

В августе 1737 года Лаптев выехал в Петербург для обсуждения вопроса о дальнейших работах экспедиции. Он заявил в Адмиралтейств-коллегии: «...проход тем Северным морем от Ленского устья на Камчатку видится невозможен... а тот стоячий лёд, по чаянию, простирается до называемой Святого Носа Земли...»

Этот мыс, до которого в самом деле было трудно добраться, долго рисовали на картах в сильно преувеличенном виде, и он выглядел серьёзным препятствием на пути к Берингову проливу. Впрочем, петербургское морское начальство предписало Лаптеву вернуться в Сибирь «и чинить ещё один опыт, не можно ли будет пройти по Ледовитому морю».

В начале лета 1739 года Лаптев послал матроса Алексея Лошкина к Святому Носу для описи побережья до устья Лены, а сам вместе со штурманом Щербининым и командой в 33 человека вышел на шхуне «Иркутск» из устья Лены на восток. У мыса Буорхая мощные льды встретили судно, как и в прошлое плавание, но Лаптев попытался прорваться. Это удалось, хотя шли «с великим беспокойством и страхом».

И вот, наконец, был достигнут Святой Нос, так долго считавшийся «необходимым» (то есть который невозможно обойти). Оказалось, что мыс оканчивается на 400 вёрст южнее, чем было показано на картах. Потому-то он и казался «необходимым»: корабли, подходя, слишком далеко забирали к северу, попадая в тяжёлые льды.

За Святым Носом совсем недалеко оказалось устье Индигирки, к которому Лаптев подошёл 2 сентября. Здесь он встретился с Лошкиным, выполнявшим съёмку берега между реками Алазеей и Индигиркой, а также со Щербининым и Киндяковым, заснявшими участок побережья от Святого Носа до Индигирки. Весной геодезисты продолжили съёмку, на карту легли дельта Яны и берег от Алазеи до Колымы. Бот крепко засел во льду, и чтобы его освободить, на целую версту пришлось рубить канал в ледяном поле. Для этой титанической работы были привлечены в помощь команде несколько десятков местных жителей. «Иркутск» вышел в море и вскоре был в устье Колымы, последней большой реки перед Беринговым проливом. Однако пройти в него Дмитрий Лаптев не смог из-за тяжёлых льдов у мыса Большой Баранов Камень.

Снова началась зимовка в Нижнеколымском остроге. Для тех, кто начинал работать ещё с Ласиниусом, это была шестая зима. На сей раз она прошла без трагических последствий. Лаптев попытался пройти мимо Большого Баранова Камня, но льды оказались сильнее. Тогда Лаптев отступил, снова заявив о невозможности достичь Камчатки, и поехал на Анадырь по суше. Летом 1742 года, когда Семён Челюскин подходил к самой северной точке побережья в Азии, Дмитрий Лаптев завершил восточный участок грандиозного полигона Великой Северной экспедиции — нанёс на карту главную чукотскую реку Анадырь, впадающую в Берингово море Тихого океана.

В конце 1743 года Лаптев приехал в Петербург и сдал в Адмиралтейств-коллегию обширный материал экспедиции: карты, дневники, судовые журналы, данные астрономических определений координат — всё, что было получено героическим трудом трёх западных отрядов. Четвёртый отряд, поначалу не достигший успеха, привёз едва ли не самые ценные материалы.

Доложив в Адмиралтейств-коллегии о проделанной работе, Дмитрий Лаптев составил ещё специальную записку о состоянии народностей, обитающих на берегах Северного Ледовитого океана к востоку от дельты Лены. Он указал в своей записке о необходимости прекращения злоупотреблений при сборе ясака с жителей Крайнего Севера и присылки к ним учителей и священников.

В Петербурге Лаптев некоторое время работал в управлении Адмиралтейств-коллегии, потом командовал кораблями Балтийского флота и в чине вице-адмирала ушёл в отставку. Умер Дмитрий Яковлевич Лаптев в 1767 году. Его именем названы мыс в дельте Лены, пролив между Новосибирскими островами и мысом Святой Нос на материке.

Итог работы Харитона Прокопьевича Лаптева — фактическое открытие полуострова Таймыр, нанесение на карту более 3,5 тысяч км. побережья, которое впоследствии справедливо названо Берегом Харитона Лаптева. Он открыл таймырское озеро Пясино и нашёл путь от него к Енисею. В Петербурге Лаптев вошёл в группу составителей генеральной карты Российской империи, затем служил командиром многих судов, плававших на Балтике, Баренцовом и Белом морях. Он принимал участие в самом начале Семилетней войны со Швецией, длившейся с 1756 по 1763 год. Дослужившись до чина капитана 1 ранга, Харитон Лаптев умер в Петербурге в 1763 году, на четыре года раньше своего двоюродного брата.

Память о двоюродных братьях — Дмитрии и Харитоне — живёт в названии моря Лаптевых.

Василий Ртищев, штурман шлюпа «Иркутск», уехал в Якутск, но в следующем, 1737 году прибыл в Охотск, где под руководством А.И. Чирикова готовились в плавание корабли экспедиции Беринга. Сам командор находился в Якутске уже третий год, не торопясь выходить на поиски берегов Америки. Осенью 1737 года Беринг прибыл, наконец, в Охотск, но прошло ещё почти три года, прежде чем он вышел в плавание (сначала на Камчатку). Ртищев был назначен в отряд Мартына Шпанберга, направлявшийся к берегам Японии. Его корабль «Охотск» потерпел крушение в гавани Большерецка, и Ртищев перешёл штурманом на бот «Надежда», а после первой успешной операции — съёмки западного побережья Охотского моря и Шантарских островов — стал командиром «Надежды».

В 1742 году он участвовал в отряде М. Шпанберга в поисках мифических земель на севере Тихого океана, якобы виденными голландскими мореплавателями — да Гамы, Эссо и Компании. В существовании этих земель был уверен Делиль де ла Крайер, изобразивший их на составленной им карте. Но земель не было, и на их поиск зря потеряли время и Шпанберг, и Беринг, для последнего затрата времени на безрезультатные поиски, может быть, и предопределила гибель.

Великая Северная экспедиция завершилась. Последним командиром её стал после гибели Беринга Василий Ртищев. Некоторое время находился на этом посту Мартын Шпанберг, но он его самовольно покинул, за что был судим и приговорён к смертной казни, которой, впрочем, удалось избежать.

В.А. Ртищев, завершив экспедицию, остался в Охотске, где служил командиром порта и начальником морской части. Уволенный в отставку в 1772 году, он умер в 1780-м в Петербурге в возрасте 45 лет.

Всем отрядам пришлось пройти через неимоверные трудности. Кораблекрушения, ледовый плен, голод, холод, болезни и даже смерть — всё было на их пути. Но молодые лейтенанты, возглавлявшие отряды, геодезисты, штурманы, матросы исполняли свой долг, чего бы это ни стоило. В результате была доказана возможность сквозного плавания Северным морским путём. Остался невыполненным только один пункт программы: не удалось пройти из Северного Ледовитого океана в Тихий через Берингов пролив. Впрочем, была предпринята ещё одна попытка...

Никита Шалауров

У отважных геодезистов Великой Северной были продолжатели. Купец-устюжанин Никита Шалауров, перезимовавший на Командорских островах в 1748—1749 годах и потом обосновавшийся в Якутске, давно мечтал найти путь к Камчатке по Северному морю, чтобы «заменить» тяжёлую дорогу до Охотска — по Алдану и Мае, а потом через суровые горы Джугджура. Осенью 1757 года Шалауров вышел из Якутска вниз по Лене на судне-галиоте, названном им «Вера. Надежда. Любовь». Команда была собрана из беглых ссыльных солдат. Первая зимовка состоялась в устье Вилюя. Но пройти на восток судно смогло только до мыса Чокурдах. Вторая зимовка была на мысе Быковском, близ устья Лены. Здесь на судне вспыхнул пожар, и всё следующее лето корабль ремонтировался. Тут в отряде произошёл раскол. Сотоварищ Шалаурова, купец Иван Бахов, ушёл в Якутск, а сам Шалауров остался на зимовку в Нижнеколымске, где получил в своё распоряжение бот «Иркутск». Но колымские власти не разрешили плавание, и он остался на зимовке в Чокурдахе.

Лишь в 1761 году Шалауров, наконец, отправился на восток. 3 сентября в проливе Дмитрия Лаптева он увидел на севере землю «о семнадцати верхах». Это был остров Большой Ляховский на Новосибирском архипелаге. В середине сентября Шалауров достиг Медвежьих островов к северу устья Колымы, обследовал Чаунскую губу (150 тыс. км.²) и открыл остров Айон в устье этой губы. Дальше на восток не пустили льды. Пятая зимовка прошла в Нижнеколымске, где у Шалаурова снова возник конфликт с властями, которые почему-то никак не хотели, чтобы якутский купец прошёл на восток.

Шалауров решил получить разрешение из «центра». Пешком, с одним спутником, он пришёл в Якутск, а затем добрался до Петербурга. Настойчивого промышленника приняли в Сенате. Он предложил проект организации китобойных и звероловных компаний, а также записки «Известие о чукотском народе». Вынесено было специальное по делу Н.П. Шалаурова решение. Сибирский губернатор Ф.П. Соймонов поддержал его. С помощью губернатора в июле 1765 года Шалауров, наконец, смог выйти из устья Колымы. С ним были 53 человека. Корабль снова дошёл лишь до Чаунской губы и там был раздавлен льдами. Большая часть тех, кто был на борту, погибли, в их числе и сам Шалауров. Лишь пятеро добрались до Колымы.

Карта берега от устья Лены до Чаунской губы, составленная Никитой Шалауровым, оказалась более точной, чем у его предшественников.