Глава седьмая. Пролетарская революция в Москве.
Весь день 24 октября телефон между Москвой и Петроградом не работал. Что происходило в столице — никто не знал. Только утром 25 октября Ногин из Петрограда позвонил в Московский Совет. Там в 10 часов утра предстояло соединённое заседание Исполнительных комитетов обоих Советов, но собраться ещё не успели. Пришли только на заседание своей фракции большевики. При получении телефонограммы случайно присутствовал начальник Красной гвардии Совета А. С. Ведерников. Он передал сообщение Ногина в Московский комитет, который помещался недалеко — в гостинице «Дрезден», на Скобелевской площади.
Как раз в этот момент там происходило заседание. Московский комитет большевиков ещё не знал о событиях в Петрограде. Решался вопрос о создании боевого центра при Совете. Обсуждение шло под впечатлением разгрома Совета в Калуге. Все признавали необходимость срочных мер, но о непосредственном выступлении ещё не говорили. Решено было «поручить сейчас же советской фракции создать немедленно боевой центр на пропорциональных основах из 3 большевиков, 1 меньшевика, 1 эсера и 1 — от Красной гвардии, 1 — от штаба военного округа. Соотношение сил: 4 большевика и 3 прочих.
Работа военной организации продолжается. Поручается Военному бюро поднять во всех частях политическую кампанию, чтобы части заявили, что они никаким решениям, без Совета не подчиняются»[474].
Тут же наметали кандидатов в этот советский боевой центр. Затем Московский комитет перешёл к вопросу о партийном боевом центре. Единодушно, без прений, был создан единый партийный боевой центр из двух товарищей от областного бюро, двух от Московского комитета и одного от окружного комитета партии большевиков. Кроме того было предложено ввести одного представителя от профессиональных союзов и одного от военной организации. Партийный центр был наделён диктаторскими полномочиями.
Едва были закончены выборы, как стало известно о восстании в Петрограде. Советского боевого центра еще не было: заседание Советов намечалось только в 3 часа дня. А обстановка требовала принятия немедленных мер. Партийный центр, оставаясь в гостинице «Дрезден», постановил прежде всего занять почту и телеграф, установить охрану в Политехническом музее, где предполагалось заседание Совета, закрыть буржуазные газеты. Всем районным комитетам большевиков было предложено избрать районные боевые центры и занять комиссариаты милиции. Областному бюро партии большевиков поручили отправить кого-нибудь в Александров с просьбой прислать сюда ручные бомбы, в Орле и Брянске создать оборонительные пункты на случай наступления контрреволюции на Москву. Областное бюро командировало от себя организатора смоленского землячества в город Смоленск и предупредило Тулу о событиях в Москве.
Занятие почты и телеграфа возложили на А. С. Ведерникова. Он решил вызвать части 56-го полка. Штаб полка и два батальона квартировали в Покровских казармах. 1-й батальон и 8-я рота стояли в Кремле, а остальные роты 2-го батальона — в Замоскворечье.
Захватив с собой О. М. Берзина, прапорщика 8-й роты, Ведерников около полудня помчался на автомобиле в Покровские казармы. Попали на заседание полкового комитета. Заседание прервали, сообщили о свержении Временного правительства в Петрограде и потребовали выделить две роты полка для захвата почты и телеграфа. Председатель полкового комитета, эсер, после долгих колебаний поставил вопрос на обсуждение. Офицеры требовали сохранять спокойствие и ждать распоряжения штаба округа.
Солдаты — эсеры и меньшевики — требовали предупредить Совет солдатских депутатов. Полковой комитет явно затягивал решение вопроса. Вдруг вскочил солдат-большевик и закричал:
— Ребята, нечего тут слушать, как нам зубы заговаривают!.. Мы должны выступить. Довольно тут болтать, айда выстраивать роты!
Солдаты поднялись с мест. Кто-то крикнул:
— Выстраивай свою 11-ю роту, а я выведу свою!
Солдатская часть полкового комитета кинулась по ротам выводить рядовых. Минут через пятнадцать две роты — 11-я и 13-я — выстроились на площади перед казармой. Быстро пересчитались и двинулись из ворот. Навстречу попался командир полка, но солдаты даже не задержались.
Подошли к Центральному телеграфу и почтамту, заняли все входы, расставили караул, не прерывая занятий служащих. При этом произошло недоразумение, приведшее к серьёзным последствиям: рядом с почтамтом и телеграфом находилась Междугородная телефонная станция. Заняв ее, отряд считал свою задачу выполненной. Между тем необходимо было захватить и Нейтральную городскую телефонную станцию, находившуюся в Милютинском переулке. Этого не сделали.
Не успели солдаты занять посты, как со стороны Красных ворот подошла рота юнкеров Алексеевского военного училища и свернула в ворота почтамта. Выставленный в воротах пост преградил дорогу и взял винтовки наизготовку. На вопрос удивлённого офицера солдаты ответили, что здесь караул несёт 56-й полк. Офицер по телефону сообщил в штаб округа о создавшемся положении. Как потом оказалось, штаб уже знал о перевороте в Петрограде и, в свою очередь, принимал лихорадочные меры — первым делом пытался занять телеграф. Но посланных для захвата телеграфа юнкеров уже успели опередить революционные солдаты. Командующий войсками Московского военного округа полковник Рябцев вынужден был увести юнкеров назад. На телеграфе остались революционные патрули.
В то самое время, когда солдаты спешили к телеграфу, в здании Московского Совета после часа дня состоялось совещание представителей всех фракций. Были на нём и большевики.
На совещании взволнованный городской голова эсер Руднев огласил информацию о событиях в Петрограде. Тут же присутствовал и командующий Московским военным округом Рябцев.
Совещание от имени бюро всех фракций приняло следующий проект резолюции для пленума обоих московских Советов, назначенного на 25 октября в 3 часа дня:
«Для восстановления революционного порядка в Москве и охраны от всяких попыток контрреволюции создаётся временный демократический орган, составленный из представителей Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, городского самоуправления, земского самоуправления, штаба, железнодорожного Всероссийского союза и почтово-телеграфного союза»[475].
Представители фракции большевиков в Исполнительном комитете, в лице Смидовича и Игнатова, не возражали против такого органа. Спорили только о числе представителей. Руднев настаивал на большинстве от думы, а Смидович и Игнатов — от Советов.
Этот проект коренным образом расходился с постановлением Московского комитета большевиков о создании боевого советского центра. Соглашаясь на предложение Руднева, большевики, участники межфракционного совещания, вступили на путь переговоров с соглашателями.
Только в 6 часов вечера в Большой аудитории Политехнического музея открылось объединённое заседание Советов. Собрание было закрытым. Зал был переполнен. Все уже знали о восстании в Петрограде, но сообщения были противоречивы: одни говорили о свержении Временного правительства, другие — о вызове войск с фронта. Делегаты, толпясь, возбуждённо обсуждали тревожные вести. Но вот на трибуне появился председатель Смидович, открывший заседание:
«Товарищи! В ходе великих революционных событий, которые мы переживали за эти 8 месяцев, мы подошли к наиболее революционному и, может быть, трагическому моменту…»[476]
Аудитория словно подалась вперёд. Все впились глазами в председателя. Каждый ждал ответа на волнующий вопрос об исходе восстания.
«На основании сведений, которые мы имеем, — продолжал Смидович, — мы не можем с уверенностью сказать, придёт ли он к благополучному завершению… Сегодня мы будем говорить об образовании нового центра власти в Москве, революционного центра власти в Москве»[477].
Смидович настаивал на единогласном решении вопроса об организации власти в Москве. Он исходил из принятого на совещании бюро всех фракций Советов проекта резолюции о создании коалиционного органа власти, хотя к этому времени Смидовичу уже было известно решение Московского комитета большевиков.
Председатель кончил вступительное слово. В глубокой тишине были прочитаны телеграммы о восстании в Петрограде. Сведения были немногословны, но они не оставляли сомнений в победе восстания. После информации о петроградских событиях выступил меньшевик Исув и доложил о решении, которое наметилось на совещании представителей всех фракций по вопросу о создании коалиционного органа. Оно явно не отвечало характеру событий в Петрограде. Большевики потребовали тогда перерыва заседания.
Условные обозначения.
На большевистской фракции проект «согласительной» резолюции о составе органа власти подвергся резкой критике. Представителям бюро фракции в Исполнительном комитете было указано, что принятая ими резолюция не только идёт вразрез с линией партии и решением Московского комитета большевиков, но и может оказать плохую услугу восставшим питерским рабочим.
Против «согласительной» резолюции высказалось подавляющее большинство. Её отвергли и приняли следующее решение: «Московские Советы рабочих и солдатских депутатов выбирают на сегодняшнем пленарном заседании революционный комитет из семи лиц.
Этому революционному комитету предоставляется право кооптации представителей других революционных демократических организаций и групп с утверждения пленума Совета рабочих и солдатских депутатов. Избранный революционный комитет начинает действовать немедленно, ставя себе задачей оказывать всемерную поддержку революционному комитету Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов»[478].
Перерыв окончился. Делегаты заполнили зал.
Фракция большевиков призывала рабочих и солдатских депутатов в этот ответственный момент быть с рабочими и солдатами Петрограда. Кто не выполнит этой обязанности, тот будет предателем и изменником.
— Демагогия! — послышались возгласы меньшевиков и эсеров. «Не сжигайте за собой кораблей! — крикнул меньшевик Исув. — Не рвите демократического фронта накануне Учредительного собрания!..»[479]
Эсеро-меньшевики бурно протестовали против создания Военно-революционного комитета. Они пугали рабочих изоляцией, грозили приходом к власти контрреволюционных организации. Противопоставляли Военно-революционному комитету создание демократического органа» в том виде, в каком предлагала резолюция всех фракций.
Заявления фракций окончены. Совет решает приступить непосредственно к голосованию, без прении. Начать решено с большевистской резолюции, но меньшевики настаивают на своей. На местах нарастает шум. Отдельные делегаты протестуют против затягивания меньшевиками заседания. Ряд ораторов требует слова для предложений. Эсеры шушукаются между собой и вдруг заявляют, что в голосовании вообще участвовать не будут. Президиум замечает, что фракция эсеров резко уменьшилась: один за другим, а то и группами, эсеры потихоньку куда-то ускользали.
Заметив это бегство, большевики предложили пересчитать присутствующих. Поднялся невообразимый шум. Эсеры кричали, что совсем покинут заседание.
Началось голосование резолюций.
Большинством 394 голосов против 106 при 23 воздержавшихся пленум принял резолюцию большевиков. «Согласительная» резолюция собрала всего 113 голосов. Эсеры совсем не голосовали.
После голосования меньшевики огласили своё заявление: «Наш долг и обязанность оберегать рабочий класс и московский гарнизон до конца от той авантюры, от того опасного пути, на который вы (большевики. — Ред.) идёте. Поэтому мы в этот орган войдём, но войдём не для тех целей, для которых вы идёте, а для того, чтобы продолжать там ту же разоблачительную работу, которую мы делали в Совете, для того, чтобы смягчить все те губительные последствия, которые падут на голову пролетариата и солдат Москвы»[480].
Две линии — большевистская и соглашательская — боролась 25 октября на пленуме Советов: первая — за выступление на поддержку петроградского пролетариата и гарнизона, вторая — за предательство пролетарской революции под предлогом ожидания дальнейшего развития петроградских событий.
Военно-революционный комитет был избран из четырёх большевиков и трёх меньшевиков.
Эсеры от участия в Московском военно-революционном комитете отказались.
В отличие от Петроградского военно-революционного комитета в Московский входили и меньшевики, лазутчики буржуазии. Притом наряду с Усиевичем, преданным революционером, в состав Московского военно-революционного комитета входил и капитулянтски настроенный Муралов, впоследствии расстрелянный за измену родине. Такой состав не мог не отразиться на руководстве восстанием.
Г. А. Усиевич.
Вновь избранный Военно-революционный комитет отправился немедленно из Политехнического музея в здание Совета и приступил к работе. Здесь же находился в ночь с 25 на 26 октября и Партийный боевой центр.
Куда уходили эсеры из Совета, скоро стало известно. Часа через три после начала пленума Советов, около 9 часов вечера, открылось экстренное заседание городской думы. Тут царило совсем другое настроение: атмосфера тревоги, нервного ожидания.
Преобладали кадеты и эсеро-меньшевики. Торжественность, которую старались вносить в заседание думы профессора из кадетов, исчезла. Депутаты нервно суетились. Они обменивались новостями, перебегали из одной фракции в другую, тесно окружали входивших руководителей фракций.
Слово было предоставлено городскому голове Рудневу. Он недавно разговаривал по телефону с Зимним дворцом. Министр внутренних дел меньшевик Никитин успел передать ему, что большевики предложили Временному правительству сдаться.
Правительство поручило Рудневу организовать сопротивление в Москве.
Мрачным, трагическим тоном городской голова говорил:
«Вопрос идёт о свержении правительства и захвате власти определённой партией — большевиками. Мы переживаем последние часы Временного правительства. Происходит агония власти»[481].
Далее Руднев огласил информацию о событиях в Петрограде. Телеграф захвачен большевиками, вокзалы в руках восставших. Предпарламент разогнан отрядом матросов и солдат. Сила на стороне Совета рабочих депутатов, но Временное правительство ещё держится.
«15 минут тому назад, — говорил Руднев, — министр внутренних дел Никитин сообщил следующее: полчаса тому назад к нему явились два солдата от Военно-революционного комитета с сообщением, что Временное правительство считается низложенным. Если Временное правительство согласится признать себя низложенным, то они гарантируют ему безопасность. Никитин ответил, что правительство не считает себя в праве уйти»[482].
При этих словах все, кроме большевиков и объединенцев, разразились аплодисментами. У растерявшихся депутатов мелькнул луч надежды, но быстро исчез. Руднев перешёл к положению в Москве. Телеграф занят 56-м полком. Происходит ряд захватнических актов. Все они производятся от имени Совета, но на деле этим руководит Московский комитет большевиков.
«Московская городская дума, — закончил Руднев, — может быть, и не располагает физической силой, но она есть единственная верховная власть в городе и не может дать санкции тому, что сейчас происходит в Петрограде. Кроме того на ней лежит конкретная задача — охрана безопасности населения столицы, перед которым она ответственна»[483].
Руднев предложил создать при городском управлении объединённый орган — «комитет общественной безопасности» — якобы для охраны населения.
Конец доклада был заслушан молча. Никто не хотел брать слово. Кадет Щепкин, впоследствии руководитель одного из крупнейших заговоров против советской власти, пригласил думу выслушать прежде всего «… виновников наступивших в стране грозных событий, сидящих здесь на левых скамьях»[484].
С ответом выступил И. И. Скворцов-Степанов, старый большевик.
Его спокойный, твёрдый голос был слышен во всех углах зала.
И. И. Скворцов-Степанов.
«Когда происходило Московское государственное совещание, — говорил он, — профессиональные союзы решили откликнуться на это демонстрацией. Тогда городской голова оспаривал право рабочих на демонстрацию и называл это анархическим выступлением меньшинства. Прешло полтора месяца, и анархическое меньшинство оказалось большинством. Выборы в районные думы это ясно доказали. От чьего имени говорит городской голова? От имени тех, которые выбирали 25 июня, но не от имени теперешнего большинства. Теперь вы меньшинство»[485].
Публика на хорах и большевики в зале встретили это заявление взрывом аплодисментов. Кадеты что-то возмущённо кричали. Эсеры молчаливо переглядывались.
«Дума, — продолжал Степанов, резко повышая голос, — не представляет сейчас населения. Во имя будущего страны мы говорим смело и решительно. Власть захватывает не ничтожное меньшинство, а представители большинства страны. Это показывают и факты: заняты телеграф, Смольный институт, вокзалы, Государственный банк и целый ряд учреждений, и этому противится только несколько десятков человек. Это значит, что народ не с Временным правительством. Это Временное правительство не волей народа, а помазанники милостью Родзянко.Принимайте свою резолюцию. Мы не будем участвовать в ее голосовании. Но помните ответственность, которую берёте на себя»[486].
Речь Скворцова-Степанова вызвала растерянные возражении со стороны социал-соглашателей. Представитель эсеров заявил, что «всё крестьянство против выступления», что «большевики не имеют большинства в Совете солдатских депутатов», что «Советы рабочих депутатов — не весь пролетариат»…
От второй по численности фракции городской думы — кадетов — выступил Астров. Он требовал безоговорочной поддержки Временного правительства. Сам сторонник монархии, вместе с Милюковым хлопотавший о сохранении самодержавия Романовых, теперь он сравнивал захват власти Советами с… возвращением к монархии.
Меньшевики в длинных путаных речах обвиняли Совет рабочих депутатов в неправильном и ложном шаге. Они обещали отстаивать тот орган, куда войдут все представители демократических организаций. Но если он выступит с репрессиями против рабочих, они выйдут из него.
На этом совещании меньшевики представляли крайнюю степень растерянности и распада… Одни из них говорили, что выступят против Временного правительства, если оно начнёт применять расстрелы.
Другие требовали, как и кадеты, полной поддержки Временного правительства, хотя бы для этого пришлось покинуть фракцию меньшевиков.
Долго тянулись тусклые речи. Фракции сваливали друг на друга вину, а под шум этих взаимных упрёков большевики поднимались с мест и покидали думу: они спешили в районы, где их ждала срочная работа.
Уход большевиков показал оставшимся, что время ими тратится зря. Прения прекратились. К полуночи приняли, наконец, длинную резолюцию с призывом сплотиться вокруг городской думы и дать отпор большевикам.
По предложению Руднева при думе был создан «комитет общественной безопасности» в составе представителей думы, московского уездного земства, Исполнительных комитетов Советов солдатских депутатов и крестьянских депутатов, в которых имелось эсеро меньшевистское большинство, штаба округа, почтово-телеграфного и железнодорожного союзов.
Меньшевики вошли и в состав «комитета общественной безопасности» и в состав Военно-революционного комитета.
Эсеры не вошли в состав Военно-революционного комитета, а поддержали полностью «комитет общественной безопасности». Вот разгадка их отказа от голосования и ухода с объединённого заседания Советов: они спешили в контрреволюционную думу.
Тотчас после своего образования «комитет общественной безопасности» обратился с призывом ко всем городским думам России поддержать Временное правительство и организовать на местах думские комитеты.
Главный комитет Союза городов, председателем которого был Руднев, телеграммой предложил всем городским и земским самоуправлениям немедленно избрать делегатов, которые по первому призыву должны съехаться для организации и поддержки Учредительного собрания.
Цель призыва — противопоставить съезд городских и земских самоуправлений II съезду Советов.
«Комитет» немедленно приступил к работе. Юнкера по приказу полковника Рябцева заняли думу и Манеж. Они хотели было проникнуть в Кремль, но солдаты, охранявшие его, отказались их пропустить.
Штаб Военно-революционного комитета — Московский Совет.
В то время как в городской думе создавался орган контрреволюции, в полночь 25 октября открылось заседание Военно-революционного комитета. Меньшевики попытались затруднить работы длинными, бесплодными разговорами. Юнкера Рябцева уже проходили по улицам вооружёнными отрядами, нужны были срочные меры. Требовались энергичные действия, а меньшевики в это время предлагали прежде всего пополнить Военно-революционный комитет представителями других учреждений. Военно-революционный комитет отверг предложение меньшевиков. Он послал в Государственный банк, на Неглинном, караул из 56-го пехотного полка. Занятие вокзалов было поручено железнодорожным военно-революционным комитетам. Всем районам было отдано по телефону распоряжение:
«Собраться избрать революционный центр в районе, определить, что занимать в районе (здания, помещения и т. д.), немедленно вооружаться (занимать склады оружия), связаться с революционным центром в Совете и партии»[487].
На охрану Московского Совета вызвали роту самокатчиков. Военно-революционный комитет, согласно указаниям Партийного центра, послал солдат закрыть буржуазные газеты: «Русское слово», «Утро России», «Русские ведомости» и «Раннее утро».
К 4 часам утра все типографии этих газет были опечатаны.
По гарнизону был разослан приказ, в котором сообщалось о восстании в Петрограде и необходимости поддержать его.
Военно-революционный комитет объявлял:
«1) Весь московский гарнизон немедленно должен быть приведён в боевую готовность. Каждая воинская часть должна быть готова выступить по первому приказанию Военно-революционного комитета.
2) Никакие приказы и распоряжения, не исходящие от Военно-революционного комитета или не скреплённые его подписью, исполнению не подлежат»[488].
Этого было явно недостаточно: нужно было вызвать части к Совету и дать им указание занять Кремль и другие правительственные места. Товарищ Ярославский предлагал немедленно занять Манеж и тем самым обезопасить подступы к Кремлю, но предложение не было принято.
Е.М.Ярославский.
Специально для руководства работой районов была создана комиссия по организации районов. Комиссия предложила всем районным Советам наметить лиц, которые считались бы комиссарами Военно-революционного комитета в районах.
Этим комиссарам предлагалось не ждать инструкций, а сейчас же своей властью назначить комиссаров во все воинские части, утвердить комиссаров милиции и почты, организовать с помощью Красной гвардии охрану района.
Военно-революционный комитет работал непрерывно. Звонили из районов со всех концов города, требовали инструкций, спрашивали, нужно ли и куда направлять части. Но ответы получались неопределёнными. Чувствовалось, что Военно-революционный комитет не имеет плана восстания, не проявляет необходимой решительности.
Больше всего волновал рабочих вопрос об оружии. Рябцев предусмотрительно отобрал у солдат винтовки. Всю ночь 25 октября приходили в Совет делегаты от полков, от Красной гвардии за оружием. Районы присылали своих комиссаров с заданием: не возвращаться без оружия.
Оружие можно было достать в кремлёвском арсенале. Военно-революционный комитет назначил комиссаром Кремля Ем. Ярославского. С почтамта вызвали О. Берзина и утвердили его комиссаром арсенала по выдаче оружия. Комиссарам предложили выехать в Кремль, предупредив, что с утра из районов приедут за оружием.
В Кремле стояли батальон и одна рота (всего пять рот) большевистски настроенного 56-го полка и команда при арсенале.
В Кремле находились также главная квартира командующего войсками полковника Рябцева, штаб украинских формирований, много офицерства. В их распоряжении было 2 броневика.
Надо было принять какие-либо меры против находившихся в Кремле враждебных сил, а этот вопрос Военно-революционный комитет не решил.
Правда, Военно-революционный комитет совместно с Партийным центром вынес решение об усилении гарнизона Кремля. Выбор пал на 193-й пехотный запасный полк, расквартированный в Хамовниках. Были все основания рассчитывать на его преданность Совету.
Тотчас же, в ночь на 26-е, комиссар Кремля Ем. Ярославский отправился в Хамовники. Ярославский передал приказ Военно-революционного комитета. Дежурные члены полкового комитета тихо, без шума подняли роту. К 5 часам утра рота прибыла в Кремль.
Берзин явился в арсенал. Солдаты команды проводили его на квартиру начальника арсенала генерал-майора Кайгородова. Склад был открыт. Вооружили роту 193-го полка.
Рано утром 26 октября районные партийные центры и военно-революционные комитеты прежде всего позаботились отправить в Кремль красногвардейцев с требованиями на оружие. Но к арсеналу удалось пройти только трём грузовикам, так как Манеж против Троицких ворот, через которые можно было попасть в Кремль, был занят ещё ночью юнкерами. Оказалось, что Рябцев, узнав о вводе роты 193-го пехотного запасного полка, приказал юнкерам оцепить Кремль. Прибывавшие из районов машины были захвачены юнкерами. Три прорвавшихся в Кремль грузовика, получившие оружие, так же были перехвачены юнкерами.
Войска Военно-революционного комитета остались без оружия, районы не получили ни одной винтовки из арсенала.
В районах Москвы настороженно ждали приказа о выступлении.
Красногвардейцы у Московского Совета.
Рисунок А. М. Ермолаева.
Ночью 25 октября в Замоскворечье состоялось заседание Исполнительного комитета районного Совета. Избрали военно-революционный комитет из 5 товарищей.
Военно-революционный комитет назначил комиссара в качестве уполномоченного Московского военно-революционного комитета.
Утром 26 октября. Замоскворецкий военно-революционный комитет занял районную милицию и сместил комиссаров правительства. В Военно-революционный комитет вызвали Красную гвардию. Заняли электростанцию «Общества 1886 года». Это дало возможность охранять Замоскворечье со стороны Москворецкого моста. Кроме того обладание станцией позволяло прекращать освещение в районах, занятых белыми.
Здание Военно-революционного комитета тщательно охраняли на случай нападения белых. Ждали нападения студентов Коммерческого института. В районном комитете большевиков установили постоянное дежурство.
В Хамовниках 25 октября вечером в студенческой столовой — проезд Девичьего поля № 6 — собрался пленум районного Совета с активными работниками фабрик и заводов. Настроение у всех было приподнятое, боевое. Докладчики с мест сообщали, что массы готовы к восстанию. На этом же собрании поздно ночью избрали военно-революционный комитет. Он приступил прежде всего к учёту оружия. Налицо оказалось: 15 старых винтовок в районном комитете большевиков, с десяток на фабриках, да несколько револьверов. Всё это — на сотню красногвардейцев. Были в запасе ещё ручные гранаты, изготовленные тайком рабочими фабрики «Каучук». Обратились тогда в 193-й полк, но оказалось, что там почти всё оружие отобрано Рябцевым. Удалось получить в «штрафной роте десяток винтовок и сотни две патронов. По распоряжению военно-революционного комитета на заводах организовали охрану. При студенческой столовой организовали санитарный пункт.
Утром 26 октября Сущевско-марьинский Совет вырвал десятка два красногвардейцев военно-артиллерийского завода. Все утро в Совет приходили с фабрик и заводов узнать о новостях. После полудня открылось экстренное совещание Совета, на котором избрали военно-революционный комитет.
На Пресне революционный комитет образовался 25 октября, в Сокольническом районе — в ту же ночь, в Железнодорожном — 25 октября. В других районах — 25 и 26 октября.
По районам было организовано изъятие оружия. Бывали случаи, когда красногвардейцы с винтовками без патронов обезоруживали хорошо вооружённых офицеров и юнкеров.
Однако только после занятия комиссариатов милиции районы смогли широко провести конфискацию оружия не только на улицах Москвы, но и по квартирам офицеров и буржуазии. Повсеместный захват комиссариатов произошёл 26 октября почти без сопротивления: дело свелось к смещению старых комиссаров и назначению новых.
Незанятым осталось управление милиции города Москвы.
Впоследствии, при наступлении юнкеров на Московский Совет, оно послужило для них одним из важнейших опорных пунктов.
Московский комитет партии большевиков 26 октября выпустил воззвание к рабочим и солдатам с призывом перейти в наступление.
Но в 4 часа дня того же 26 октября районными военно-революционными комитетами была получена телефонограмма из Московского военно-революционного комитета, предлагающая воздержаться от наступательных действий. Все терялись в догадках, — что случилось.
А произошло следующее. Мероприятия московских большевиков застали полковника Рябцева врасплох, как ни тщательно собирал он силы. Телеграф захватили революционные войска.
В Кремле находились большевистские части. 25 октября Исполнительный комитет Совета солдатских депутатов, — а он находился в руках эсеров, — срочной телефонограммой предложил всем войскам воздержаться от выступлений без призыва Совета солдатских депутатов.
Но части гарнизона выходили по вызову Военно-революционного комитета. 26 октября Рябцев отдал приказ:
«Не поднимать никакой гражданской войны, стоять твёрдо на страже безопасности и порядка, во всех частях и во всех гарнизонах принять все меры к охране национальных ценностей»[489].
А части и гарнизоны избирали свои военно-революционные комитеты. Из городов области в штаб поступали неутешительные сведения. Ставка обещала прислать подкрепления только к 30 октября. Туда послали специального депутата ускорить присылку. Артиллерии у Рябцева не было вовсе. Оставалась одна надежда: оттянуть схватку, выиграть время. Непредвиденное обстоятельство помогло Рябцеву. Утром 26 октября, узнав, что юнкера задерживают грузовики, присланные за оружием в Кремль, Военно-революционный комитет заявил по телефону протест Рябцеву. Полковник, притворившись удивлённым, предложил прислать к нему делегатов для переговоров. Отправился председатель Московского Совета рабочих депутатов Ногин. Он только что приехал из Петрограда. Вместе с ним пошел и представитель Военно-революционного комитета Муралов, видный троцкист. Он был противником восстания и надеялся избежать его путём соглашения с белыми.
Рябцев заявил пришедшим, что он не желает идти против воли демократии, причём объяснил, что «под волей демократии он подразумевает решения, вынесенные социал-демократами, большевиками и меньшевиками, социалистами-революционерами и партией трудовиков»[490].
Командующий округом намекал на проект резолюции, принятый 25 октября собранием представителей бюро всех фракций Совета.
В результате переговоров, по сообщению Ногина,«… пришли к выводу, что все действия, которые были произведены обеими сторонами, должны быть ликвидированы. Юнкера будут уведены, а Военно-революционный комитет отведёт свои части из Кремля (т. е. роту 193-го полка. — Ред.). Представители Военно-революционного комитета должны послать своего представителя в Ставку.
По вопросу о вооружении рабочих Рябцев просил приехать представителя Военно-революционного комитета, чтобы совместно выработать норму вооружения»[491].
Так удалось Рябцеву видимостью уступок выиграть время. В действительности Рябцев и не думал об уступках. В 2 часа дня 26 октября в городской думе собралось заседание «комитета общественной безопасности». Собрание было закрытым. На него недопустили даже представителей Временного правительства — губернского комиссара и его заместителя. Оба они нервно прохаживались по коридору мимо дверей комнаты, где шло заседание. Временное правительство настолько пало в глазах у всех, что «комитет общественной безопасности» не хотел себя компрометировать связью с правительством.
Слово было предоставлено Рябцеву. Полковник рассказал о переговорах с Военно-революционным комитетом. Подчеркнул, что гарнизон Москвы разложен. Уверенности в решительной победе полковник не высказал.
Руднев предложил без прений решить один вопрос: вступать ли в борьбу с Военно-революционным комитетом. Рябцева снова спросили, надеется ли он на победу. Тот не без колебаний ответил утвердительно, добавив, что рассчитывает на помощь Ставки. Все собравшиеся голосовали за переход к военным действиям. Рябцев снова заявил, что он исполнит свой долг, «борьба будет трудна, но он надеется на победу»[492].
Таким образом, к 5 часам вечера 26 октября Рябцев получил санкцию «комитета общественной безопасности» на открытие боевых действий. Выбор срока наступления целиком предоставлялся Рябцеву. Он покинул заседание.
Аппетит, однако, приходит во время еды. Убедившись, что представители Военно-революционного комитета проявляют нерешительность, Рябцев, в руках которого было согласие «комитета общественной безопасности» на решительные действия, предъявил новые требованиям восставшим. Он потребовал не только увода роты 193-го полка, но и замены юнкерами солдат 56-го полка, которые несли караул в Кремле.
На все убеждения оставить охрану Кремля в руках 56-го полка Рябцев сказал, что он будет стоять на своём, а окончательный ответ сообщит по телефону в Московский Совет.
Вечером 26 октября в Кремль снова прибыл Муралов. После нового разговора с Рябцевым Муралов согласился вывести роту 193-го полка из Кремля при условии увода юнкеров.
Солдаты 56-го полка, узнав о требовании Рябцева, пришли в необычайное волнение. Они готовы были расправиться с Рябцевым. Многие требовали его ареста.
Делегаты Военно-революционного комитета уехали из Кремля.
Ем. Ярославский был отозван из Кремля и получил распоряжение Военно-революционного комитета развернуть работу Военного бюро в частях гарнизона, чтобы не позволить противнику овладеть ими, и подготовить весь гарнизон к участию в боях.
26-го вечером состоялось экстренное заседание Московского и окружного комитетов и областного бюро партии большевиков, вызванное резким расхождением между членами Военно-революционного комитета и Партийного центра по поводу переговоров с Рябцевым. Заседание вынесло категорическое постановление о прекращении всяких переговоров и дало наказ боевым центрам начать решительные действия. 26-го вечером переговоры прекратились.
В 7 часов вечера 26 октября открылось заседание Исполнительных комитетов обоих Советов. Ногин доложил о событиях в Петрограде. Информация его сводилась к тому, что Петроградский военно-революционный комитет был создан «в составе всех фракций». Эта информация Ногина могла создать впечатление, будто занятая им в переговорах с Рябцевым позиция соответствовала ходу событий в Петрограде.
Между тем к моменту Октябрьского переворота представители соглашательских партий вышли из состава Петроградского военно-революционного комитета.
Вся речь Ногина была выдержана в примиренческом тоне. Едва Ногин кончил свою речь, как стали выступать те, которых он призывал к совместной борьбе с контрреволюцией. Эсеры зачитали воззвание старого Центрального исполнительного комитета, объявлявшего II Всероссийский съезд Советов незаконным. Они огласили телеграммы Совета крестьянских депутатов, угрожавшего большевикам вызовом войск с фронта.
В. И. Ногин.
В этот момент в зале появились делегаты полков гарнизона. Ещё вчера, 25 октября, Партийный центр поручил Военному бюро организовать новый временный Совет солдатских депутатов, ибо старый послал своих представителей в контрреволюционный «комитет общественной безопасности». Вечером 26 октября Военное бюро созвало гарнизонное собрание ротных комитетов. Незадолго до того по специальному указанию Свердлова, присланному Ем. Ярославскому, они были, переизбраны и почти все находились под большевистским влиянием. Гарнизонное собрание 212 голосами против одного при 23 воздержавшихся постановило:
«Ротные комитеты признают единственной властью Советы рабочих и солдатских депутатов. Ротные комитеты будут подчиняться только распоряжениям Военно-революционного комитета Советов рабочих и солдатских депутатов и требуют слияния Советов и перевыборов в кратчайший срок Совета рабочих и солдатских депутатов»[493].
Ротные комитеты постановили послать делегации в Военно-революционный комитет и к полковнику Рябцеву. От последнего потребовать увода юнкеров из-под Кремля и освобождения осаждённых солдат 56-го полка. В случае отказа «революционный комитет должен принять самые решительные меры для освобождения арсенала и 56-го полка. Рабочие и солдаты должны быть немедленно вооружены»[494].
Гарнизон, таким образом, полностью поддержал большевиков. Но это успешное завоевание гарнизона не было использовано большевиками. Ошибкой было уже то, что колеблющиеся в вопросе о восстании, оппортунистически настроенные члены партии не были отстранены.
Сразу после избрания делегация гарнизонного собрания ротных комитетов явилась на заседание исполнительных комитетов, где Ногин делал свое сообщение. Солдаты выступали с требованием передать власть Советам. Представители полков протестовали против поведения эсеро-меньшевистского Исполнительного комитета Совета солдатских депутатов.
Ногин побеседовал с солдатской делегацией. Он сообщил, что почти достигнуто соглашение с Рябцевым. Солдатская делегация уже ночью прямо из Совета отправилась к Рябцеву. Её долго продержали в Манеже, издеваясь и угрожая. Один из старших офицеров отдал приказ казакам: пропустить делегатов через строй, т. е. высечь нагайками, но казаки не подчинились и пропустили делегацию к Рябцеву. Сообщив полковнику постановление гарнизонного собрания, делегация возвратилась в Совет.
В общем, итоги дня 26 октября оказались в пользу Рябцева — время решительной схватки ему удалось оттянуть. Но помощи контрреволюция всё же не получила. Напротив, гарнизон Москвы явно оказался на стороне большевиков. Рабочие и солдаты были за восстание, за власть Советов. Этого добилась московская организация большевиков.
Утром 27 октября возобновилась борьба внутри большевистских руководящих органов Москвы. Работники, не согласные с решением Московского комитета, областного бюро и окружного комитета о прекращении переговоров, потребовали его пересмотра. Было созвано совместное заседание наличных членов Партийного центра и большевистской части Военно-революционного комитета. На заседании боролись две точки зрения. Одни требовали прекратить переговоры с Рябцевым и начать решительное наступление. Другие настаивали на «мирном соглашении, чтобы выиграть время для организации сил.
Партийный боевой центр, наделённый диктаторскими полномочиями, не воспользовался своими правами, допустил дискуссию в момент, когда требовалась особая решительность. Некоторые члены Партийного центра сами надеялись переговорами предупредить восстание.
Большинством голосов — девяти против пяти — было решено вступить вновь в переговоры с Рябцевым.
Мотивы, которыми руководилось большинство при этом голосовании, сводились к тому, что у восставших нет оружия и что путём переговоров надо выиграть время.
В самый решительный момент, когда Военно-революционный комитет уже организовался, он остался без всяких реальных сил, — докладывал позже, 7 ноября, на Исполнительном комитете Советов Усиевич, председатель Военно-революционного комитета. — Когда он отправился на заседание Советов в 12 часов ночи (на 26 октября. — Ред.) в генерал-губернаторский дом, то в его руках была небольшая команда самокатчиков, другой реальной вооружённой силы у него не было. Ясно, что в первый момент для нас необходимо было приложить все усилия, чтобы не дать взять Советы и Военно-революционный комитет врасплох. Мы знали, что юнкера мобилизуются, и для того, чтобы они пошли против Советов, достаточно было приказа их штаба, а нам нужно было ещё собрать силы. Мы знали, что хотя за нами громадное большинство московского гарнизона, что хотя за нас стало громадное большинство рабочих, но это большинство было почти безоружно. Три четверти московского гарнизона не имели оружия. Красная гвардия была в зачаточном состоянии. Поэтому первые действия, которые были предприняты Военно-революционным комитетом, — это вооружение солдат и рабочих»[495].
В районах переговоры с юнкерами вызывали недоумение, а порой и прямое возмущение. Всюду лихорадочно создавали отряды Красной гвардии, готовили продовольствие. На заводах и фабриках рабочие поднимались на восстание. Районные Советы кишели, как муравейники. И вдруг известие о переговорах!
Когда в Замоскворецком районном комитете было доложено о переговорах, присутствующие не хотели верить. Началось собрание. Выступили рабочие. Они говорили, что в городе готовится мятеж, во всех казармах офицеры ведут контрреволюционную агитацию. Юнкеров ротами отправляют в центр, а студентам раздают оружие.
Собрание в районном комитете решило протестовать против переговоров. В Военно-революционный комитет послали делегатов, для того чтобы настаивать на более решительных действиях.
Одновременно направили делегацию по полкам, стоявшим в районе, выяснить их настроение. Солдаты встретили делегатов восторженно. В 55-м полку делегата подняли на руки и носили по ротам. Все обещали поддержать выступление. Такую же встречу оказали делегатам в 196-й дружине.
То же происходило и в других районах. Офицеры исчезли из полков. Они ушли к Рябцеву. Солдаты без командиров шли к Совету. Со всех концов города тянулись отряды солдат.
— Куда? — тревожно спрашивали обыватели.
— К Совету! — отвечали солдаты, шедшие часто без оружия.
Здание Совета было переполнено. В комнатах, коридорах, во дворах — всюду — толпились солдаты, а на площади появлялись всё новые группы.
Меньшевики в своей газете «Вперёд» писали, что караульные в Совете пьяны. На следующий день меньшевики вынуждены были принести извинения и напечатать опровержение[496].
На площади перед Советом соглашатели, пользуясь скоплением солдат, устраивали летучие митинги. Уговаривали разойтись, вели среди них контрреволюционную агитацию. Военно-революционному комитету пришлось запретить эти митинги.
Под давлением районов Военно-революционный комитет, в свою очередь, старался использовать переговоры для собирания сил. Развернулась кипучая деятельность. Утром состоялось заседание, принявшее ряд необходимых мер. В остальное время постоянно дежурили члены комитета, принимавшие донесения. Рядом в комнате работал штаб Военно-революционного комитета. Приходили комиссары из районов. Докладывали о работе, получали указания. По ряду вопросов тут же устраивались короткие совещания. Военно-революционный комитет устанавливал связи с воинскими частями. Прикреплял к полкам политических организаторов, «попечителей», как их называли на заседании комитета. Была разработана инструкция районным военным комиссарам. В их подчинение передали милицию и Красную гвардию.
Много внимания было уделено организации продовольственного дела, чтобы не оставить население огромного города без хлеба. Были назначены продовольственные комиссары при районных Советах. В целях борьбы с пьянством Военно-революционный комитет решил конфисковать запасы спирта. Патрули получили приказ обходить ночные чайные. В случае торговли спиртом владельцев арестовывать.
При штабе Военно-революционного комитета был создан стол разведки. Разведчики из солдат и красногвардейцев проникали в думу, в район скопления юнкеров, собирали необходимые сведения. Много было добровольных разведчиков, доставлявших сообщения о передвижении войск, о настроении в лагере противника. Военно-революционный комитет мобилизовал транспорт, реквизировал много автомобилей. Рабочие завода АМО предоставили 50 машин. 2 и 22-я автомобильные роты отдали себя в распоряжение Военно-революционного комитета.
Эсеры и меньшевики распространяли по Москве клеветнические слухи. Газеты соглашателей лгали о ликвидации восстания в Петрограде.
Связи с Петроградом не было. Решено было связаться со столицей через Викжель. Там ответили, что они сохраняют «нейтралитет» и потому не позволяют разговаривать с Петроградом, но сами могут вызвать кого-нибудь к телефону и спросить, что нужно. Однако на вопросы, каково военное положение в столице, следовал всё тот же ответ: «нейтралитет» не позволяет отвечать. Удалось только выяснить состав Совета народных комиссаров.
После напрасных попыток обойти «нейтралитет» — кстати, он не помешал представителю Викжеля сидеть два дня в «комитете общественной безопасности»— было решено занять силой комнату Викжеля, где стоял телефон. Оказалось, что прямой провод Викжеля из Петрограда идёт через телефонную станцию Северной дороги. Там в главном дорожном комитете руководят большевики. Через некоторое время уже разговаривали с Петроградом. Так была установлена телефонная и телеграфная связь Военно-революционного комитета с Петроградом.
Большевики перехватывали телеграммы Викжеля. Из одной телеграммы узнали, что в Ярославле на пристани «Кавказ и Меркурий» лежат винтовки. Железнодорожный военно-революционный комитет предупредил Партийный центр. Тот немедленно командировал представителя в Ярославль.
Военно-революционный комитет утвердил общий план боевых действий революционной армии:
«1. Все военные действия направляются к одному центру.
2. Роль районов заключается в планомерном стягивании к центру своих военных сил. Сепаратные операции предусматриваются, поскольку они не нарушают общего плана.
3. Не упускать из виду, что тыл для районов небезопасен и что может явиться возможность операций революционной армии вне Москвы.
4. Действовать решительно и энергично»[497].
Военно-революционный комитет утвердил этот план, но по настоянию скрытых противников восстания и колеблющихся было сделано следующее дополнение к плану:
5. Наивозможно меньшее пролитие крови.
6. Охрана безопасности населения»[498].
В течение дня Военно-революционный комитет добился ещё одного успеха: были переизбраны все комитеты 1-й запасной артиллерийской бригады. На совместном собрании бригадного, батарейных и командных комитетов было решено подчиняться только Военно-революционному комитету. Тут же на собрании артиллеристы избрали свой военно-революционный комитет, который стал фактическим хозяином бригады.
Артиллеристы Москвы остались с большевиками.
Меньшевики, члены Военно-революционного комитета, знали о подготовке Рябцевым выступления. Они ультимативно предложили принять следующие условия совместной работы:
1) подпись всех семи членов Военно-революционного комитета на всех бумагах. При подписи одним-двумя членами меньшевики оставляют за собой право обратиться к населению при помощи газет и листовок,
2) послать от Совета рабочих депутатов представителя в «комитет спасения» при городской думе,
3) выполнение всех соглашений, достигнутых в переговорах с штабом округа.
Меньшевики полагали расстроить работу Военно-революционного комитета, заставить его пойти на уступки. Выступление лакеев буржуазии целиком отвечало интересам контрреволюционного «комитета общественного спасения».
Военный штаб белогвардейцев — Александровское военное училище.
Белогвардейцы на Арбатской площади в дни октябрьских боёв.
Предложение меньшевиков было отвергнуто, и они вышли из состава Военно-революционного комитета.
Тем временем контрреволюционный «комитет общественной безопасности» тоже не дремал. Рябцев вызывал к себе командиров частей. Он пытался вызвать какую-нибудь боевую единицу из окрестностей Москвы или из области. Но командиры приходили и на вопрос — «А солдаты?» — безнадежно махали рукой:
— Там! У Совета.
Рябцев лихорадочно метался по школам прапорщиков, юнкерским училищам. Юнкера активно готовились. Уже второй день они разъезжали, вооружённые, по городу на грузовиках. На Арбате юнкера раздавали винтовки студентам-белогвардейцам, всевозможным добровольцам и направляли их в Александровское военное училище.
Ещё 26 октября Рябцев обратился к студентам с призывом немедленно явиться в Александровское военное училище. По инициативе кадетов студенты стали записываться в дружины. 27 октября в богословской аудитории собрались все факультеты Московского университета. Заслушали доклады Лазаревского и Коммерческого институтов. Без прений, даже не голосуя, приняли резолюцию о вооружённой поддержке штаба округа, городской думы и Временного правительства.
Совет офицерских депутатов еще утром 27 октября организовал собрание офицеров, сторонников Временного правительства, и разработал подробный план разгрома Советов и разоружения революционных частей. Об этом тайно сообщили штабу Военно-революционного комитета два офицера лекторских курсов, организованные летом 1917 года культурно-просветительным отделом Совета солдатских депутатов. Но больше всего надежд возлагали белые на Ставку. Из Москвы с ней разговаривали несколько раз. Утром 27 октября с фронта пришла телеграмма:
«От имени армий фронта мы требуем немедленного прекращения насильственных большевистских действий, отказа от вооружённого захвата власти, безусловного подчинения действующему в полном согласии с полномочными органами демократии Временному правительству, единственно могущему довести страну до Учредительного Собрания — хозяина земли русской. Действующая армия силой поддержит это требование.
Начальник штаба верховного главнокомандующего — Духонин.
Помощник начальника штаба верховного главнокомандующего — Вырубов.
Временно исполняющий должность верховного комиссара при Ставке подполковник — Коналевский.
Председатель армейского комитета — Перекрестов»[499].
Кроме угроз ничего реального в телеграмме не было. Правда, Духонина поддержал своим авторитетом соглашательский армейский комитет.
Вслед за этим главнокомандующий Западного фронта генерал Балуев срочно телеграфировал Рудневу:
«На помощь против большевиков в Москву двигается кавалерия. Испрашиваю разрешения Ставки выслать артиллерию»[500].
Балуев в тот же день сообщил Духонину, что положение в Москве тяжёлое, своими силами не надеются побороть выступление большевиков, очень просят прислать войска и, главное, артиллерию.
Духонину стало ясно, что положение становится угрожающим. Он изменил маршруты частей, двигавшихся в Тулу, Брянск, Орел, добавил артиллерию и всё послал в Москву.
Днём 27 октября прибыла, наконец, телеграмма Рябцеву, в копии Рудневу:
«Для подавления большевистского движения Ставкой посылается в ваше распоряжение гвардейская бригада с артиллерией с Юго-западного фронта — начнет прибывать в Москву 30 октября — и с Западного фронта — артиллерия с прикрытием. Необходимо, чтобы части до прибытия в Москву были встречены вашими делегатами. Необходимы решительные действия совокупными силами для полного подавления мятежников, поднявших, смуту в сердце России.
Начальник штаба верховного главнокомандующего — Духонин»[501].
Рябцев понял, что времени терять нельзя. Большевики всё усиливались. Артиллерия с Западного фронта, если ей не помешают, — об этом пока ещё не думал и, — должна прибыть не позже 28 октября. К тому же штаб округа надеялся, что переговоры и разлагающая работа эсеро-меньшевиков внесли неустойчивость в ряды революционных войск.
Рябцев резко изменил позицию. Ещё вчера он соглашался договориться о вооружении рабочих. Под этим предлогом он добился вывода из Кремля большевистской роты 193-го запасного пехотного полка. Потом он категорически потребовал вывода из Кремля и большевистски настроенного 56-го пехотного запасного полка. 27 октября все переговоры велись вокруг вопроса о замене солдат юнкерами. Сейчас, в 7 часов вечера, 27 октября, Рябцев оборвал переговоры с представителями Военно-революционного комитета и предъявил ультиматум о сдаче Кремля, роспуске и предании суду Военно-революционного комитета. Срок ультиматума — пятнадцать минут.
Ультиматум подействовал, как ушат холодной воды. Надежды на мирный исход конфликта исчезли, как дым. Военно-революционный комитет убедился, что Рябцев явно тянул с переговорами, чтобы выиграть время. Ультиматум отвергли. Немедленно стали приводить в действие все меры, намеченные на случай вооружённой борьбы. Районным комиссарам города Москвы разослали приказ быть в полной боевой готовности. Немедленно выслать к Совету отряды.
Воинским частям разослали телефонограмму с требованием выполнять только распоряжения Военно-революционного комитета.
Для зашиты Совета Военно-революционный комитет вызвал из Замоскворечья отряд «двинцев».
«Двинцами» в Москве называли солдат Западного фронта, главным образом из V армии. Они были арестованы в разных частях на фронте по обвинению в большевистской агитации и посажены в тюрьму города Двинска, — отсюда их название. Позже их перевели в Москву, в Бутырскую тюрьму. Среди «двинцев» было много членов ротных и полковых комитетов.
«Двинцы» долго сидели без суда, даже без конкретных обвинений. 200 заключённых «двинцев» объявили голодовку, требуя немедленного разбора их дела. Военно-судебные власти находились в большом затруднении и заявили, что документы по делам арестованных «двинцев» якобы утеряны. Большевики подняли кампанию за освобождение арестованных. Солдаты московского гарнизона дружно требовали выпустить «двинцев».
В Московский Совет и Военное бюро приходили делегации с резолюциями. Солдаты не только требовали освобождения «двинцев», но упрекали Совет в медлительности и нерешительности. «Довольно слов, пора перейти к делу», — требовали солдаты, выражая свою готовность к борьбе.
По требованию московской организации большевиков и настоянию большевистской фракции Московского Совета «двинцы» во второй половине сентября были освобождены из Бутырской тюрьмы. Всех их было около 860 человек, однако 22 сентября удалось добиться освобождения только 593 человек. Остальные были освобождены уже в дни октябрьских боёв.
«Двинцы» рвались в бой, они оказались прекрасными агитаторами и организаторами. Московский комитет большевиков поручал им проведение митингов не только в войсковых частях, но и на фабриках и заводах.
Е. Н. Сапунов.
Когда в 10 часов вечера 27 октября вызванный Военно-революционным комитетом к Совету отряд «двинцев» проходил по Красной площади, их остановили юнкера.
— Куда вы? — спросил какой-то полковник.
— На охрану Московского Совета.
— Мы охраняем центр, — ответил полковник и приказал «двинцам» сдать оружие.
Солдаты запротестовали. Полковник выхватил револьвер и уложил на месте командира «двинцев» Сапунова. Помощник убитого успел крикнуть: «В цепь!» Сражение было непродолжительным. Раненые и убитые были с обеих сторон, но «двинцы» пробились к Совету, захватив с собой всех раненых.
Открытые военные действия начались.
В момент получения ультиматума происходило собрание районных дум. Там должно было собраться несколько сот активных большевиков. Военно-революционный комитет поспешил их предупредить об ультиматуме.
Прорыв «двинцев» через Красную площадь.
Рисунок В. В. Щеглова.
Все 17 районных дум, из которых 11 были большевистскими, собрались в 6 часов 30 минут в Сухаревском народном доме. Большевики решили избрать новый центр из районных дум, чтобы противопоставить его контрреволюционной центральной городской думе. Собралось около 400 человек. Едва открылось совещание, как один из гласных, князь Д И. Шаховской, кадет, заявил, что «мер к оповещению всех гласных принято не было» и собрание, по его мнению, подобрано[502]. Поднялся шум. Шаховского заставили взять свои слова обратно. Председатель собрания, прерываемый неё время криками протеста со стороны кадетов и cоглашателей, рассказал, зачем собрано совещание, и огласил конкретные предложения:
«1. Выразить полное доверие Московскому военно-революционному комитету, как единственному местному органу правительства.
2. Немедленно организовать межрайонный совет районных дум по два гласных от каждой думы и по одному от управы.
3. Совет избирает из своей среды исполнительное хозяйственно-революционное бюро из семи лиц.
4. Вменить в обязанность бюро немедленно выработать проект мероприятий по вопросам продовольственного распределения и снабжения, городских финансов и охране революционного порядка в Москве и окрестностях.
5. Выработанный проект по одобрении его межрайонным советом представить в Московский военно-революционный комитет для немедленного проведения его в жизнь»[503].
Предложение голосовать этот проект без прений вызвало новый взрыв криков. Кто-то требовал слова, другие бурно протестовали. Вдруг на эстраде появился член Военно-революционного комитета М. Ф. Владимирский с внеочередным заявлением:
«Командующий войсками Рябцев предъявил Военно-революционному комитету требование распустить себя в течение пятнадцати минут. Комитет выполнить это требование отказался, и площадь уже обстреливается контрреволюционными частями. Комитет предлагает прекратись разговоры и всем социал-демократам-интернационалистам (большевикам) немедленно отправиться на места и быть готовыми к событиям»[504].
Кадеты и соглашатели — меньшая часть собрания — шумно покинули зал. Оставшиеся утвердили резолюцию и бросились в районы.
Ночью 27 октября на совместном совещании членов Военно-революционного комитета и Партийного центра было решено призвать московский пролетариат к всеобщей забастовке и собрать все силы для разгрома белогвардейцев.
Переулки, ведущие к зданию Совета от Большой Никитской, уже были заняты юнкерами. Учитывая опасность захвата Совета белыми, решили разбиться на два центра: один должен был остаться в здании Совета, другой — перейти в один из районов. Между 4 и 6 часами утра 28 октября большинство членов Партийного центра перешло из здания Совета в Городской район. В том же районе был создан «запасный штаб» на случай разгрома Военно-революционного комитета.
Нужно было оповестить полки и вызвать верные части к Совету. Члены Военно-революционного комитета разъехались по районам где ждали только призыва.
Когда сведения об ультиматуме Рябцева разнеслись по Совету, на сцену снова выползли меньшевики, только утром вышедшие из состава Военно-революционного комитета. Политические маклера вновь предложили своё посредничество для переговоров с «комитетом общественного спасения».
Соглашателей удалили из здания Совета.
На месте остались только те, кто был готов победить или умереть за власть Советов.
Рябцев тщательно подготовился к наступлению. Москва и весь округ были объявлены на военном положении. Всем гарнизонам округа было приказано подготовить части и по первому требованию Рябцева выслать в Москву.
Всем командирам полков гарнизона Москвы Рябцев по телефону приказал немедленно сформировать отряды и направлять их в Александровское военное училище в распоряжение полковника Кравчука, помощника командующего войсками округа. Туда же были вызваны студенческие дружины и офицеры.
Отряд юнкеров был послан на Ходынку. Ему было дано задание напасть на 1-ю артиллерийскую бригаду и захватить пушки. Если не удастся — испортить их. Во главе отряда шли артиллерийские офицеры, сбежавшие накануне из бригады.
Поздно ночью 27 октября юнкера, разоружив солдатскую разведку, ворвались во двор 2-го дивизиона. Часть юнкеров стала снимать замки с орудий. Другая группа бросилась в конюшню за лошадьми. Убили дежурного, тяжело ранили дневального. Солдаты заметили юнкеров и открыли огонь. Заслышав выстрелы, из всех казарм и бараков, одеваясь на ходу, с винтовками в руках, выскочили артиллеристы. Юнкера, отстреливаясь, бежали. Они увезли с собой два орудия без снарядов. Несколько пушек успели попортить. Налёт белых вызвал среди артиллеристов негодование.
Они требовали, чтобы их отправили в город для борьбы с юнкерами. Военно-революционный комитет бригады приказал немедленно готовить заграждения.
К утру вокруг бригады появились наспех сделанные укрепления. Утром 28 октября 5-я батарея потянулась к Совету.
Пока юнкера пытались захватить артиллерию, другие белые отряды сталь распространяться по радиусам от Кремля, стремясь захватить как можно больше пространства. Передовые отряды белых появились около Совета. Весь Арбат очутился в руках белых. На протяжении от Крымского моста до Смоленского рынка бродили их патрули. На углу Остоженки юнкера заняли огромный интендантский склад, снабжавший гарнизон продовольствием.
Рябцев послал отряд для захвата Бородинского моста. Перед этим в ночь на 28 октября комиссия по изъятию оружия Дорогомиловского революционного комитета арестовала трёх офицеров, отобрала у них оружие и отпустила их взяв честное слово, что выступать против революции они не станут. Часа через полтора у революционного комитета неожиданно появились белые. Часовой успел предупредить членов революционного комитета. Сопротивляться было поздно. Товарищи потушили свет и в темноте скрылись. Но трое членов революционного комитета попали в плен. Среди них была Ванторина. Её вернули в здание Совета. Какой-то офицер насмешливо спросил её:
— Узнаёте меня?
Это был один из тех, кто давал честное слово воздержаться от борьбы. Оказалось, что разоруженные офицеры прибежали в 5-ю школу прапорщиков, где готовилась полурота для захвата моста. Офицеры провели юнкеров в революционный комитет.
Бородинский мост тоже попал в руки белых. Это имело огромное значение, так как через Брянский вокзал должно было идти подкрепление белым с Западного фронта.
«Комитет общественной безопасности» одобрил все мероприятия Рябцева. Руднев обратился к полковым и ротным комитетам, призывая их выполнять только распоряжения штаба округа. Одновременно с объявлением Москвы на военном положении Руднев опубликовал воззвание к гражданам. Он обвинял во всём большевиков: они-де отказались вывести солдат из Кремля, они «расхитили» военное имущество — винтовки, пулемёты, патроны, все попытки соглашения с большевистским Военно-революционным комитетом ни к чему не привели.
Всё это было явной ложью: Руднев ещё сутки тому назад, задолго до срыва переговоров, призвал к активным действиям. Для распространения подобных воззваний при «комитете общественной безопасности» было создано специальное информационное бюро из трёх человек: Руднев, меньшевик поручик В. В. Шер, помощник военного министра, прибывший из Петрограда после падения Зимнего дворца, и член Московской городской управы Л. К. Рамзин.
Бюро издавало «Бюллетени Московского комитета общественной безопасности». Вышло всего 4 номера. Бюро фабриковало ложные сведения, фантастические сводки, которые полностью перепечатывались эсеровской и меньшевистской прессой.
Руднев, неожиданно для этой незначительной серой фигуры, оказался в самом водовороте событий. Временное правительство пало, поручив ему продолжение борьбы.
«Новый кандидат в Наполеоны… Руднев вообразил себя спасителем страны».
Карикатура Кукрыниксы.
В Москву примчался освобождённый из-под ареста бывший министр продовольствия Прокопович. Появились оставшиеся на свободе товарищи министров. Представлены были все министерства кроме министерства иностранных дел. Отставленные революцией от работы министры просиживали часами в кабинете Руднева.
Руднев вообразил себя спасителем страны. Он носился с идеей восстановления правительства в Москве. В честолюбивых мечтаниях он видел себя чуть ли не во главе всероссийского правительства. 27 октября в 11 часов 45 минут вечера Руднев сообщил в Ставку, что «двухдневные попытки предотвратить гражданскую войну привели только к усилению позиции большевиков и уменьшили наши шансы. Сегодня комитет общественной безопасности принял решение: опираясь на вооружённую силу, попытаться сломить большевиков. Предъявлен ультиматум в 7 часов вечера»[505].
Настаивая на срочной помощи, ибо борьба будет нелёгкой, Руднев продолжал:
«Помимо задачи борьбы с большевиками перед Москвой встала необходимость организовать Временное правительство. Комитет (общественной безопасности. — Ред.) предполагает создать немедленно технический аппарат для обслуживания, продовольствия и снабжения фронта и страны, обеспечив в ближайшем же будущем возможность демократии выразить свою волю относительно характера будущего правительства путём созыва съезда общественных организаций, демократического управления и Советов»[506].
Новый кандидат в Наполеоны понимал, что всё зависит от одного: удастся ли подавить большевиков в Москве. Все силы контрреволюции были сосредоточены на взятии Кремля: это отдавало арсенал в руки белых, укрепляя их тыл и развязывая силы для наступления.
Цепь юнкеров, поставленных ещё ночью 26 октября вокруг Кремля, раздалась только на короткий период утром 27 октября: надо было выпустить роту 193-го полка. С той минуты осада не прекращалась: Рябцев нарушил условия, принятые во время переговоров. В самом Кремле был расположен офицерский лазарет, находился окружной суд, некоторые учреждения. В батальоне 56-го полка оставались командиры, многие из них примыкали к эсерам и меньшевикам. Они уговаривали солдат сдаться. Кроме того в Кремле оказалось 2 броневика под командой офицеров. Они объявили себя нейтральными. Всё это ослабляло гарнизон Кремля. К вечеру 27 октября цепи вокруг Кремля стали плотнее. Подошли новые группы юнкеров. Военно-революционный комитет получил телефонограмму от коменданта Кремля ещё до разрыва переговоров с Рябцевым:
«Юнкера Александровского училища и школы прапорщиков во что бы то ни стало хотят занять Кремль, вооружаются, офицеры студентов обучают стрельбе. Они хотят, чтобы полковник уехал из Кремля. Расставить полк у ворот, в крайнем случае на…»[507]
На этом телефонограмма обрывалась. Разведка Военно-революционного комитета в свою очередь доносила:
«Дежурный член Кулешов из союза булочников сделал нам заявление: на состоявшемся собрании юнкеров в Александровском военном училище постановлено сегодня ночью занять Кремль и арестовать, революционный комитет. Действия начать немедленно»[508].
Военно-революционный комитет собирался было прислать в Кремль пополнение, — говорили даже об артиллерии, — но не успел: Рябцев предъявил ультиматум.
Московская городская дума — опорный пункт «комитета спасения».
28 октября около 6 часов утра к прапорщику Берзину, оставшемуся во главе революционного гарнизона Кремля, прибежал солдат из команды броневиков, заявив, что его срочно зовут к телефону. Берзин удивился: связь давно прервана, а у команды броневиков аппарат в исправности. Берзин прошёл в команду.
По дороге увидел два броневика. На каждом — пушка и пулемёты. Моторы работают. Едва Берзин вошёл, как офицер команды протянул ему трубку телефона:
— Вас требует командующий войсками.
Рябцев заявил, что восставшие разоружены, в том числе и артиллерийская бригада.
«Требую немедленной сдачи Кремля, — говорил Рябцев. — Весь город в моих руках. Все члены Военно-революционного комитета арестованы. Даю срок 25 минут для сдачи. В случае неисполнения открою артиллерийский огонь».
Вся внешняя обстановка — затишье в городе, отсутствие связи с центром вследствие перерыва телефонных проводов с Советом — заставила Берзина, по его словам, думать, что всё сообщённое Рябцевым — правда. Колеблющийся прапорщик, лишь недавно вступивший в партию большевиков, не имея никакого революционного опыта, принял провокационное требование Рябцева без малейшего сопротивления. Сдать крепость, имевшую боеспособный гарнизон и достаточное количество оружия, даже если бы город действительно находился в руках Рябцева, было явным предательством, ударом в спину революционных войск. Предательская добровольная сдача Кремля неизмеримо ухудшила положение революционных войск. Добившись согласия Берзина на сдачу Кремля, Рябцев потребовал: открыть Троицкие и Боровицкие ворота, оставить у ворот пять заложников, снять все посты и караулы, сложить оружие и выстроить 56-й полк у памятника Александру II. Рябцев повторил угрозу — в случае отказа открыть орудийный огонь. На собрании ротных комитетов солдаты выступали против принятия ультиматума.
— Мы Кремля не сдадим, нам всё равно погибать, так лучше погибнем с оружием в руках.
Берзин всё же убедил солдат сложить оружие. Когда Берзин подошёл к заставе у Троицких ворот и заявил, что Кремль приходится сдать, солдат с винтовкой бросился на него:
— А, изменник!
Солдат замахнулся было на прапорщика, но опустил винтовку, потом отбросил её, схватился за голову и пошёл в сторону. За ним понуро поплелись остальные, оставив посты.
Как только Берзин открыл Боровицкие ворота, на него набросились офицеры, сорвали погоны и оружие и избили. Только после его обращения к какому-то генералу с заявлением, что ещё не все караулы сняты, Берзина отпустили обратно в Кремль.
Обманом ворвавшись в Кремль, белые зверски расправились с солдатами. Юнкера вывели безоружных солдат на площадь, якобы для проверки, а потом неожиданно открыли стрельбу по выстроенным в две шеренги солдатам.
Юнкера одновременно расстреливали из пулемётов солдат в Кремле в двух местах: солдат 56-го полка, — у памятника Александру II и солдат арсенала — во дворе арсенала.
Вот что рассказывает о сдаче Кремля юнкерам солдат 56-го полка:
«Около 7 часов утра 28 октября в казармы 56-го полка в Кремле кто-то вбежал и крикнул, что Троицкие ворота открыты. Солдаты быстро вскочили с нар и увидели, что со всех сторон на площадь около казармы вбегают юнкера и офицеры, за ними тащат пулемёты и направляют их прямо на казарму.
Появился броневик и тоже направил свои пулемёты на солдат. Солдаты растерялись и начали кричать, обвиняя командный состав в предательстве. Сопротивление было невозможно»[509].
Через несколько минут в казарму ворвались юнкера с криком:
— Выходи на улицу все до одного без оружия!
Когда все пять рот собрались на площади, юнкера с криками и площадной руганью построили их по-ротно, лицом к Чудову монастырю.
Тут же юнкера спешно начали устанавливать пулемёты: один — около царь-пушки, другой — около стены Чудова монастыря, третий — около входа в казарму и четвёртый — у стены арсенала.
Кроме этого, окружив солдат, юнкера стали производить тщательный обыск, шаря по карманам, за голенищами и т. д. При обыске солдат беспощадно избивали: кто прикладом, кто кулаком, били по лицу.
Солдатам стало ясно, что они вышли безоружными на улицу, чтобы умереть от рук бешеной белогвардейщины.
После тщательного обыска вся белая банда отошла в сторону. Подали команду открыть огонь по противнику.
Сразу затрещали пулемёты. Послышались крики:
— Спасайтесь! Убивают!
Кто-то крикнул:
— Ложись!
Все солдаты, как один, повалились на мостовую, но это не спасло их: стрельба продолжалась и по лежачим. Часть солдат пыталась спастись в казармах, но это им не удалось: им мешали бежать залёгшие солдаты, среди которых были убитые и раненые, а пулемёт в упор расстреливал их у входа в казармы.
Расстрел продолжался минут пятнадцать.
«Лёжа я слышал, — рассказывает тот же солдат, — как кричат и бьются в предсмертной агонии раненые товарищи. Часы на Спасской башне с перезвоном пробили девять часов утра. Стрельба прекратилась.
— Вставайте, сволочи! Чего лежите, негодяи!
Я поднял голову — чувствую, что жив и даже не ранен. Снял шапку, посмотрел на неё и тоже подумал: жива, одел её обратно. Передо мной открылась жуткая картина: корчащиеся в предсмертных судорогах, стоны и хрип раненых, ползающих по земле…»[510]
Другой солдат из арсенала Кремля дополнил эти воспоминания.
«Арсенальцев юнкера построили во дворе арсенала, произвели проверку по именному списку, а затем вывели на площадь между казармами 56-го полка и арсеналом.
Явился какой-то офицер — начальник. Не поздоровавшись с арсенальцами, он, приняв рапорт от старшего юнкера, прошёл дальше к царь-пушке.
После этого арсенальцы простояли около часу. Пришёл какой-то офицер. Команда: «Смирно!»
Юнкера вытащили из арсенала два пулемёта и поставили их справа и слева по направлению наших рядов. Никакой команды никто не подавал. Вдруг где-то раздался одиночный выстрел, и сейчас же, как по сигналу, заработали пулемёты.
Раненые и убитые стали падать, за ними попадали и все оставшиеся невредимыми.
Пулемёт остановился. Раздалась команда: «Встать!»
Арсенальцы встали и бросились было через калитку железных ворот арсенала обратно в казармы. Но у калитки стояли два юнкера, которые бросили в арсенальцев две ручных гранаты. Произошла паника и давка, во время которой многих затоптали.
В казармах арсенальцы нашли полный разгром: постели были изорваны штыками, сундуки разбиты, все вещи и амуниция разбросаны, в баки для еды нагажено»[511].
Вот ещё одно свидетельство дикого расстрела безоружных солдат. Это — сухой рапорт генерал-майора Кайгородова, отправленный по начальству 8 ноября 1917 года.
«В 8 часов утра 28 октября, — доносил генерал, — Троицкие ворота были отперты прапорщиком Берзиным и впущены в Кремль юнкера. Прапорщик Берзин был избит и арестован. Тотчас же юнкера заняли Кремль, поставили у Троицких ворот два пулемёта и броневой автомобиль и стали выгонять из казарм, склада и 56-го пехотного запасного полка солдат, понуждая прикладами и угрозами. Солдаты склада в числе 500 человек были построены без оружия перед воротами арсенала. Несколько юнкеров делали расчёт. В это время раздалось откуда-то несколько выстрелов, затем юнкера открыли огонь из пулемётов и орудия от Троицких ворот. Выстроенные без оружия солдаты склада падали, как подкошенные, раздались крики и вопли, все бросились обратно в ворота арсенала, но открыта была только узкая калитка, перед которой образовалась гора мёртвых тел, раненых, потоптанных и здоровых, старающихся перелезть в калитку, минут через пять огонь прекратился. Оставшиеся раненые стонали, лежали обезображенные трупы»[512].
Когда солдат перегоняли из казарм во двор окружного суда, юнкера приказали им идти с поднятыми руками. Победители боялись побеждённых, даже безоружных. Озверевшие палачи отказались накормить голодных солдат.
Кремль пал.
Торжествующая контрреволюция, захлебываясь, сообщала «Всем, всем, всем…»:
«Кремль занят. Главное сопротивление сломлено. Но в Москве ещё продолжается уличная борьба. Дабы, с одной стороны, избежать ненужных жертв и чтоб, с другой стороны, не стеснять выполнения всех боевых задач, по праву принадлежащему мне на основании военного положения, запрещающего всякие сборища и всякий выход на улицу без пропуска домовых комитетов»[513].
В радостной спешке Рябцев даже не потрудился отредактировать приказ. Соглашатели перепечатали его в своих газетах с ошибками. Впрочем жители Москвы и без того понимали, чем грозит появление на улицах безоружным: судьба солдат в Кремле стала широко известна.
РАССТРЕЛ СОЛДАТ 56-го ПОЛКА В КРЕМЛЕ.
Картина И. М. Лебедева.
«Комитет общественной безопасности», признавая «мятеж в Москве подавленным», подтверждал, что по улицам «будут ездить броневые автомобили в патрулями, которые в случае вооружённого сопротивления или стрельбы откроют огонь»[514].
Зачем броневики, раз мятеж подавлен? Кто будет сопротивляться, раз с восставшими покончено? Эти недоуменные вопросы вставали перед читателями хвастливых приказов.
О победе сообщили в Ставку.
«Мятежники потеряли почву, и восстание приняло неорганизованный характер, — докладывал помощник командующего войсками поручик Ровный. — Есть попытки собраться около здания Совета депутатов в генерал-губернаторском доме. По отношению к мятежникам, засевшим там, тоже предъявлен ультиматум»[515].
Генерал-квартирмейстер штаба верховного главнокомандующего генерал Дитерихс, старый опытный усмиритель, счёл нужным прочитать по проводу более молодому усмирителю целую лекцию: «Позвольте вам посоветовать в уличном мятеже меньше останавливаться на ультиматумах, так как это даёт время мятежникам оправляться и устраивать новые гнёзда. Уличный мятеж должен подавляться быстрыми, решительными действиями, не дробя своих сил по всему городу. Такой элемент, как вы имеете в юнкерах, исключительно благоприятный, не надо только утомлять их затяжкой дела ультиматумами. Дело ясное — мерзавцы должны быть уничтожены, никаких договоров с ними не может быть.
Дитерихс»[516].
В ответ на нотацию из Москвы ответили:
«Командующий войсками в полном согласии с комитетом общественной безопасности до последней минуты хотел избежать кровопролитной гражданской войны и предотвратить события путём мирного разрешения. Когда оказалось это невозможным, приступлено к подавлению мятежа самыми решительными мерами, и с мятежниками расправляются беспощадным образом»[517].
Чтобы облегчить беспощадную расправу, Ставка сообщила, что с Западного фронта выслана батарея Сибирского казачьего артиллерийского дивизиона с прикрытием в один взвод от Кавказской кавалерийской дивизии. Пушки подойдут, возможно, к вечеру 28 октября[518].
Итоги дня: тщательной подготовкой и решительностью контрреволюция добилась значительного успеха.
В Москве в первые дни борьбы руководители восстания допустили ряд ошибок, которые привели к затяжке борьбы.
Вот главные из них:
1. Партийный боевой центр был избран 25 октября — ещё до того, как Московскому комитету большевиков стало известно о переходе в Петрограде власти к Советам. Партийный центр приступил к работе сразу. Он быстро послал занять телеграф, телефонную станцию и Главный почтамт. Но он ее принял достаточных мер к тому, чтобы организовать в отряды и как следует вооружить лучших рабочих для наступления и окружения центров врага, как рекомендовал Ленин.
Необходимое для Красной гвардии и солдат гарнизона оружие имелось в кремлёвском арсенале, патроны — на Симоновских патронных и пороховых складах.
Руководители восстания в первый момент не обратили должного внимания на Симоновские склады. Кремль был занят только утром 26 октября. Коммуникации с Кремлём и его арсеналом не были обеспечены.
Между тем ночью юнкера заняли Манеж, находящийся у Троицких ворот Кремля. И когда 26-го утром в Кремль были направлены за оружием грузовики, то юнкера не пропустили их обратно, установив у кремлёвских ворот контроль.
Руководившие занятием почты и телеграфа товарищи не проявили достаточной бдительности. Оказалось, что служащие продолжали поддерживать контрреволюцию. Они доставляли городской думе и штабу военного округа телеграммы, предоставляли для переговоров прямые провода и систематически обслуживали телефонные разговоры врагов.
2. Военно-революционный комитет не арестовал Рябцева и чинов его штаба, не разоружил юнкеров и офицеров, не использовал полностью всех возможностей для приведения в боевой порядок верных революции кремлёвских частей, не назначил своей команды для броневиков, не вызвал невооружённых солдат гарнизона и отрядов Красной гвардии, чтобы, вооружив их, разгромить занявших Манеж юнкеров, — словом, не сделал всего необходимого, чтобы превратить Кремль в опорный центр восстания.
Уполномоченные Военно-революционного комитета, которые вели в течение двух дней — 26–27 октября — переговоры с Рудневым и Рябцевым, поверили заявлениям последнего. Он обещал отозвать юнкеров при условии, что Военно-революционный комитет выведет из Кремля роту 193-го полка. Роту вывели, но Рябцев тотчас же вновь поставил оцепление из юнкеров у кремлёвских ворот. За этой же ошибкой последовала ещё более тяжёлая: комендант Берзин сдал Кремль. Белогвардейцы получили вооружение — винтовки, пулемёты и 2 броневика.
За миролюбие белогвардейцы отплатили обманом: они не только сразу же обезоружили солдат, но и учинили над ними зверскую расправу.
3. Буржуазные газеты были закрыты в ночь с 25 на 26 октября, но были оставлены газеты эсеров, меньшевиков и других соглашателей. Эти газеты обливали грязью большевиков и восставших рабочих и солдат. Они распространяли лживые слухи о поражении большевиков в Петрограде, о победе Керенского.
4. Объединённым пленумом Советов были избраны в Военно-революционный комитет 2 меньшевика и 1 объединенец. И это была серьёзнейшая ошибка. Если они и были избраны, всё же было достаточно поводов для того, чтобы их удалить — они мешали борьбе. Программа предательства и лицемерия, провозглашённая меньшевиками в дни Октября, предопределила и роль их представителей в Военно-революционном комитете. Они вошли для срыва его работы как прямая агентура контрреволюции.
Двуличная политика меньшевиков сыграла известную роль в нерешительности, которую проявило в первые дни руководство вооружённым восстанием в Москве.
5. Военно-революционный комитет, естественно, обосновался в здании Совета. Эсерам и меньшевикам — членам Исполнительных комитетов и президиума Совета рабочих и солдатских депутатов — была предоставлена полная возможность беспрепятственно шнырять по зданию и высматривать, где что делается. Они докладывали обо всём «комитету общественной безопасности». Больше того: когда Военно-революционный комитет или его штаб вызывали части войск к Совету, то меньшевики и эсеры — члены Совета солдатских депутатов — уговаривали солдат не участвовать в «братоубийственной войне». Все эти лазутчики буржуазии покинули здание Совета лишь 27 октября, как только Рябцев предъявил свой ультиматум. Тогда же ушли и 2 меньшевика из состава Военно-революционного комитета.
6. 26 октября утром Военно-революционный комитет предъявил Рябцеву требование о пропуске из Кремля оружия и о возврате захваченных юнкерами грузовых машин. Рябцев предложил начать переговоры о вооружении рабочих. Вместо того чтобы подкрепить свои требования началом военных действий в районах, Военно-революционный комитет начал переговоры. Они были прекращены не Военно-революционным комитетом, а белогвардейцами после того, как последние достигли своей цели. Переговоры не только укрепили противника, но, вселяя иллюзии о возможности передачи власти Советам без вооружённой борьбы, отразились деморализующее на работе в районах. Рябцев нарушил соглашение об удалении юнкеров из Манежа, юнкера напали на «двинцев» вечером 27 октября. Затем Рябцев предъявил наглейший ультиматум о ликвидации Военно-революционного комитета, путём обмана овладел Кремлём и зверски расправился с солдатами.
Переговоры 26 и 27 октября юнкера использовали следующим образом: а) они сорганизовались и тесным кольцом окружили здание Совета, б) произвели налёты на самокатную роту в Петровском парке, где захватили пулемёты, напали на Симоновские патронные и пороховые погреба, откуда вывезли патроны, и на 1-ю артиллерийскую запасную бригаду, где захватили 2 трёхдюймовых орудия, правда, без снарядов, в) выиграли время для вызова подкрепления. Штаб московской контрреволюции с первого дня юнкерского мятежа широко использовал всякого рода провокационные измышления. Он не раз сообщал о подавлении вооружённого восстания в Петрограде, о прибытии войск с фронта, о ликвидации выступления рабочих Москвы и т. д. Руднев через захваченный юнкерами московский почтово-телеграфный узел забрасывал провинциальные города Московской области множеством вымышленных провокационных сообщений о ликвидации советской власти в Москве, о вновь сформировавшемся Временном правительстве в Москве, требовал от местных городских дум и земских самоуправлений не подчиняться советской власти и организовать борьбу с ней. Особенно широко была распространена белогвардейцами легенда о подавлении восстания большевиков после захвата Кремля. В распространении ложной информации гнусную роль играли «нейтральный» Викжель и почтово-телеграфный союз.
Пробравшиеся в состав боевых центров восстания противники социалистической революции, впоследствии разоблачённые как враги народа, саботировали указания Ленина и Сталина о необходимости активных наступательных действий с самого начала борьбы. Больше того, они сдерживали боевое нетерпение рабочих и солдат, умышленно срывали боевое выступление районов, надеясь переговорами с белогвардейцами предотвратить восстание.
Этим прежде всего объясняется тот факт, что белогвардейский мятеж в Москве не был подавлен сразу же, вначале выступления, хотя для этого были все условия.
Расстрел безоружных солдат в Кремле вызвал глубочайшее возмущение народа.
«Не до работы теперь! 28-го дружно, как один человек, оставим фабрики и заводы и по первому призыву Военно-революционного комитета сделаем всё, что он укажет»[519].
Так гласило воззвание Военно-революционного комитета, Центрального бюро профсоюзов, Московского комитета большевиков, московской организации социал-демократии Польши и Литвы. Они горячо призывали показать «нашим врагам, что против них подавляющее большинство московского населения»[520].
Пролетариат дружно откликнулся на этот призыв: все московские фабрики и заводы остановились. Рабочие ночных смен прямо от станков спешили в заводской комитет.
— Оружия! — требовали массы.
Дневная смена, не заходя в цеха, отправлялась в военно-революционный комитет. Толпы рабочих осаждали районные Советы.
— К оружию! — взывали массы.
Безоружные красногвардейцы строились в десятки и бегом направлялись в районные военно-революционные комитеты. Они терпеливо простаивали в строю, ожидая оружия. Шли все: мужчины и женщины, большевики и беспартийные. Большевик рабочий военно-артиллерийского завода, узнав о начале боевых действий, позвонил на завод:
— Снимите с работы всех большевиков и направьте в распоряжение революционного комитета.
Члены большевистской ячейки, около 300 человек, построились во дворе завода и стройными рядами двинулись в указанные пункты. Уход красногвардейцев-большевиков вызвал тревогу среди 2 тысяч рабочих, занятых в ночной смене. Они потребовали созвать собрание. Им коротко рассказали о положении дел. Рабочие без долгих разговоров решили идти на баррикады. Работницы тут же записывались в санитарки. Энтузиазм был так велик, что даже меньшевики-рабочие, позабыв о «нейтралитете», вступали в Красную гвардию.
Глубокой ночью в военно-революционный комитет Городского района приехали рабочие какой-то фабрики из уезда. Суровые, с пылающими факелами в руках, некоторые с винтовками, рабочие привлекали всеобщее внимание.
— Кто? Откуда? Зачем? — засыпают их вопросами рабочие и солдаты.
— Услышали, что у вас жарко, и пришли помочь… С нами и работницы! [521]
Большинство приехавших — беспартийные.
— За дело! — просили они военно-революционный комитет.
Предательское нападение юнкеров вызвало негодование не только среди рабочих. Представитель Замоскворецкого районного комитета большевиков набирал на Калужской площади добровольцев. Вдруг из темноты выдвинулась какая-то воинская часть, вооружённая винтовками, с двумя офицерами во главе.
«Белогвардейцы», — мелькнула тревожная мысль.
Один из офицеров скомандовал: «К ноге!», подошел, взяв под козырек, в спросил:
— Кто будет здесь за начальника штаба? Мы из 196-й запасной дружины. Пришли в ваше распоряжение, — заявили оба офицера, оказавшиеся капитаном Шуцким и поручиком Богословским.
В порыве благородного негодования против зверской расправы в Кремле они перешли на сторону восставшего народа.
В штаб Сокольнического военно-революционного комитета явился штабс-капитан Л. И. Лозовский, — меньшевик-интернационалист. Он привёл с собой двух взрослых сыновей.
«… Я не большевик, — заявил он, — но вот, в Момент, когда рабочий класс вышел с оружием в руках на баррикады, я не могу стоять в стороне»[522].
Лозовский и один из его сыновей геройски погибли в гражданской воине.
Немало честных интеллигентов в тот день связали свою судьбу с делом рабочего класса. В военно-революционные комитеты приходили инженеры, предлагая свои знания и опыт.
Возбуждение охватило солдат гарнизона. В тот же день, 28 октября, гарнизонное собрание ротных комитетов выделило Временный комитет солдатских депутатов из десяти человек. Собрание объявило старый эсеро-меньшевистский Исполнительный комитет Совета солдатских депутатов изменником делу революции. «Десятка» немедленно призвала солдат «всемерно поддержать Военно-революционный комитет и подчиняться только его распоряжениям, распоряжения же, исходящие от штаба округа и «комитета общественной безопасности», не признавать»[523].
«Десятка» распорядилась стягивать солдатские отряды для зашиты Совета, который помещался в доме бывшего московского генерал-губернатора на Скобелевской площади. На том месте, где теперь высится новое здание Совета, были двор со всевозможными службами — конюшнями и т. д. — и два флигеля, выходившие фасадом на Чернышевский переулок.
К вечеру 28 октября Скобелевская площадь перед Советом уже обстреливалась со всех сторон. Юнкера наступали от Охотного ряда и из переулков между Никитской и Тверской.
Военно-революционный комитет и его штаб выработали план прорыва белогвардейского кольца и дальнейшего наступления.
Центр был захвачен противником, что позволяло ему смело маневрировать, легко перебрасывать резервы в слабые места. Телефон находился в руках юнкеров. Это обеспечивало им бесперебойную связь. Телеграф, отбитый белыми утром 28 октября, связывал их со Ставкой, откуда вызывали помощь. На стороне противника было несомненное превосходство в вооружении. Арсенал Кремля с огромным запасом винтовок и пулемётов попал в руки юнкеров. Интендантский склад снабжал белых продовольствием.
После тщательного ознакомления с обстановкой Военно-революционный комитет принял следующее решение:
«Установить тесную связь с районами, обеспечив себе базу в одном из них. Начать наступательные действия в центре и партизанскую войну в районах»[524].
Сражения в Москве разбились на ряд отдельных стычек в различных районах города. Со вех сторон поступали требования на оружие и патроны.
Военно-революционный комитет Казанской железной дороги приказал проверить все вагоны на путях. Красногвардеец Маркин, осмотрщик вагонов, обнаружил винтовки. Он прибежал в Военно-революционный комитет. Вагоны вскрыли. Нашли около 40 тысяч винтовок. К вагонам подогнали паровоз и втащили их в мастерские. Немедленно оповестили Городской и Сокольнический районы. Оттуда срочно прислали грузовики. Доставку оружия в остальные районы организовал Партийный центр. В течение ночи и утра следующего дня винтовки отвезли в город и роздали по районам.
Симоновские пороховые склады были взяты красногвардейцами Симоновского подрайона. Стали оттуда подвозить патроны.
С этого момента начались усиленное вооружение рабочих и солдат и организация их в отряды.
Прежде всего необходимо было обеспечить свой ближайший тыл. На Тверском бульваре в доме № 26 помещалось московское градоначальство. Большое здание выходило сторонами в Большой и Малый Гнездниковские переулки, совсем недалеко от Совета, где работал Военно-революционный комитет.
В градоначальстве собралось около 200 хорошо вооружённых белых. Пришёл отряд конной милиции. Поодиночке и группами 27 и 28 октября непрерывно подходили милиционеры из захваченных большевиками комиссариатов. Рябцев, понимая необходимость сохранения градоначальства как угрозы тылу красных войск, прислал отряд юнкеров с 2 пулемётчиками. Прибыли 2 отряда студентов во главе с прапорщиком.
Тут же во дворе градоначальства помещался союз милиционеров. Он перешёл на сторону Военно-революционного комитета и оказал ему немалую услугу своим телефоном. Белые скоро узнали об этом, членов союза милиционеров арестовали, а по их телефону перехватили несколько распоряжений Военно-революционного комитета.
Для захвата градоначальства был создан отряд специального назначения. Отряду было дано одно орудие, занявшее позицию на Страстной площади. В этот отряд входили «двинцы», самокатчики, солдаты 55 и 85-го полков и красногвардейцы завода Михельсона и др. Наступление велось по Тверскому бульвару и обоим Гнездниковским переулкам.
Подступы от Никитской по Чернышевскому и Брюсовскому переулкам были заняты пикетами юнкеров. Оттесняли их и вели дальнейшее наступление красногвардейцы и солдаты 56 и 192-го запасных пехотных полков.
Солдат 193-го пехотного запасного полка, несших 27 октября охрану Совета, сменили 2 роты 55-го пехотного запасного полка. К Московскому Совету прибывали вооружённые отряды Красной гвардии и солдат разных полков, направленные Партийным центром из районов. Воздвигались баррикады, рылись окопы. Наступление от Совета развивалось по всем направлениям.
В тот же день, 28 октября, отряд в 50 рабочих завода «№ 38 получил от Военно-революционного комитета задание занять Газетный переулок и вести наступление к Большой Никитской улице. Другой отряд из солдат 56-го полка был направлен в наступление по Брюсовскому переулку.
Красногвардейцы завода Густава Листа.
В Газетном переулке отряд обосновался в доме № 7, а в Брюсовском — в здании женской гимназии.
Первый отряд выбил юнкеров из дома № 1 на углу Никитской и Газетного, забрав у бежавшего в панике противника 36 винтовок, 24 револьвера и 18 ручных гранат.
Победа воодушевила бойцов.
В Городском районе Садовая улица от Земляного вала до Каретного ряда была занята красногвардейцами и солдатами 56 и 251-го полков. Сухаревский рынок превратился в вооружённый лагерь, подступы к нему были окопаны. На углу Сретенки выросла баррикада. На площади перед районным военно-революционным комитетом скопилась масса грузовых автомобилей. Военно-революционный комитет работал в здании трактира — на углу Сухаревской площади и 1 Мещанской, на втором этаже. Внизу, на лестницах, в коридорах толпились солдаты и рабочие.
Низенькое здание трактира часто обстреливалось взобравшимися на крыши высоких домов юнкерами. Не раз пули попадала в окна, кое-кого ранили. Какой-то солдат из Спасских казарм предложил поставить пулемёт на Сухаревской башне: оттуда можно держать под огнём всю площадь и окружающие дома. Тайком солдаты втащили пулемёт и открыли огонь в ответ на новые выстрелы с чердака соседнего дома. Выстрелы белых прекратились.
Красная гвардия на улицах Москвы.
— И без офицеров стратегию знаем, — с гордостью говорили солдаты, довольные результатом выдумки.
Красногвардейские «десятки», получив в штабе Городского района оружие, отправлялись на грузовиках к месту боёв. Отсюда же шли отряды Красной гвардии на помощь Московскому Совету и 56-му пехотному запасному полку, который отбивал обратно у юнкеров почтамт, телеграф и Междугородную телефонную станцию.
Перед военно-революционным комитетом Городского района стояла задача занять и Центральную городскую телефонную станцию. Однако первое наступление на неё со стороны Большой Лубянки было юнкерами отбито.
Через Сокольнический районный военно-революционный комитет поступали снаряды из огнескладов мызы Раево.
В Сокольнических вагонных мастерских был сорганизован свой заводской военно-революционный комитет. Он взял на себя формирование и питание красногвардейцев. Это был своеобразный «запасный» полк Октябрьской революции в Москве. Он за три-четыре дня пропустил около 3 тысячи рабочих-красногвардейцев. Обучение велось самое упрощённое: знакомство с винтовкой и учебная стрельба на стрельбище, устроенном тут же в мастерских. Питательный пункт при мастерских пропускал в день до полутора тысяч красногвардейцев.
Через этот «запасный» полк прошли почти все отряды, прибывавшие в дни боёв из окрестностей Москвы: мызы Раево, Кольчугина, Мытищ, Коломны и др.
Басманный и Благуше-лефортовский районы имели задачей овладеть Алексеевским военным училищем. Там засело вместе с кадетами около 400 юнкеров с пулемётами. Основной боевой силой района были мастерские тяжёлой осадной артиллерии — «Мастяжарт». На 3 тысячи рабочих там насчитывалось 900 большевиков. Все они были организованы на военный лад: разбиты на взводы и роты. В мастерских стояло несколько десятков орудий, но винтовок и берданок было не больше сотни. Юнкера, хорошо вооружённые, могли отбить пушки. Поэтому приходилось спешить. На подступах к училищу вырыли окопы, заняли позиции. Юнкерам предложили сдаться, обещая неприкосновенность. В ответ юнкера неожиданно открыли огонь, убили 5 и ранили 10 рабочих. Военно-революционные комитеты обоих районов начали правильную осаду училища.
В районе были воинские части: самокатный батальон, 3 роты телеграфно-прожекторного полка, 2-я автомобильная рота, 661-я ополченская дружина, в которой служили солдаты старше сорока лет. Самокатчики в первый же день восстания ушли на охрану Совета. Из остальных частей Благуше-лефортовский район послал к центру несколько отрядов. Приходилось охранять районы, нести караулы, ставить, посты на заводах. В осаде училища приняли участие главным образом мастерские тяжёлой артиллерии и небольшой отряд самокатчиков.
Рабочие и трудящиеся районов целиком поддерживали революционные комитеты. Часто жёны рабочих жители районов задерживали агитирующих против советской власти и приводили в Военно-революционный комитет со словами:
— Кто против Совета, тот на стороне буржуазии и, значит, враг народа.
Явно на стороне юнкеров были только учащиеся Высшего технического училища. Военно-революционный комитет произвёл обыск в училище и отобрал оружие.
Юнкера превратили Алексеевское училище в крепость: устроили пулемётные гнёзда. Толстые стены корпусов защищали от пуль.
На совместном совещании трёх революционных комитетов — Басманного, Благуше-лефортовского и Рогожского — постановили бомбардировать училище. Военные мастерские тяжёлой осадной артиллерии — «Мастяжарт» — решили бомбить училище из японских гаубиц. Пушки не на чем было подвозить. Нехватало постромок. Рабочие снимали свои ремни, связывали их вместе и на поясах тащили пушки. Стрелять пришлось без прицельных приспособлений — они были спрятаны офицерами. Первый снаряд пролетел мимо цели. Второй снаряд ударил по трубе завода Гужона, третий — по Золоторожскому трамвайному парку. После неудачных выстрелов решили подтащить пушки ближе чтобы стрелять в упор. Но этому мешал пулемёт, расположенный у главного подъезда. Красногвардейцы под градом пуль, ползком, буквально по метру в час, с неимоверными усилиями вывезли пушку на самый мост, шагах в 400 от подъезда. Поражённые исключительной смелостью, юнкера растерялись. Рабочие вскочили и прямой наводкой стали бить по училищу. После второго снаряда пулемёт смолк. Обыскали все хранилища и нашли панорамы. Начался правильный артиллерийский обстрел училища.
В Рогожско-симоновском районе 28-го утром, когда до рабочих дошёл призыв Военно-революционного комитета к забастовке и загудели тревожные гудки, одна фабрика за другой бросали работу. Рабочие потянулись в районные Советы. Их было два — в Рогожском районе и в Симоновском подрайоне. Первым пришёл отряд Золоторожского парка. За ним бежали, перегоняя друг друга, гужоновцы, рабочие завода Подобедова, фабрик «Марс», «Караван», «Дангауэр» и др. Работницы фабрик Остроумова, Келлера, Сумина целыми группами шли в район и записывались в отряды красных сестёр.
Все спешили на Алексеевскую улицу, где помещались: Рогожский Совет, штаб и районный партийный комитет. Оружия не было. Рабочие трамвайного парка ушли, — попросив:
— Придут винтовки, скажете нам, — через десять минут прибежим.
Так оно и случилось. Когда была доставлена первая партия винтовок, послали за трамвайными рабочими. Они скоро примчались, вооружились и в числе 50 бойцов пошли занимать позиции на Варварской площади. Такое же оживление было у Симоновского подрайонного Совета.
В Замоскворецком районе, где во главе военно-революциинного комитета стоял большевик, профессор астрономии Штернберг, красногвардейцы, взявшие на себя охрану мостов, очистили от юнкеров Каменный мост и заняли Крымский, к последнему со стороны Зубовского бульвара подошёл отряд 193-го полка и соединился с замоскворецкими красногвардейцами. Красная гвардия заняла Коммерческий институт, где засел белогвардейский отряд. Там было арестовано 87 студентов-белогвардейцев.
Помещение районного комитета в Замоскворечье напоминало военный лагерь. Все комнаты были переполнены рабочими. «Двинцы» и солдаты 55-го запасного пехотного полка обучали их обращению с винтовками и револьверами. Рабочие рвались в бой. Ряд фабрик и заводов занимал своими красногвардейцами отдельные участки. Завод Михельсона дал отряд в 200 красногвардейцев и 150 санитаров. Рабочие телефонного завода и электрической станции заняли Чугунный мост и охраняли его от юнкеров. Рабочие станции выключали свет в местах расположения белогвардейцев. С завода «Поставщик» пришёл отряд в 50 человек. Даниловская мануфактура охраняла район от нападения казаков, которые могли придти по шоссе из Каширы.
Большую самоотверженность проявили рабочие трамвая. Они привозили оружие, ездили на разведку. Выделили прекрасный отряд бойцов. Рабочие, обив досками вагон и насыпав в прослойки песок, создали таким образом самодельный бронепоезд. Пытались было наступать по Каменному мосту, но юнкера перебили провода трамвайной линии, и вагон остановился. Когда понадобились инструменты для рытья окопов, рабочие выдали лопаты из своих мастерских. Выдавали по счёту и строго следили за возвращением. Они чувствовали себя хозяевами и крайне бережно относились к имуществу.
В тылу района, в Котлах, стояли казаки. Было их немного: основная часть ушла в центр. Но они могли внести панику неожиданным налётом. Рабочие Даниловской мануфактуры послали к ним агитаторов. После митинга казаки согласились выдать оружие. Район был очищен от небольших групп белых, и все вооружённые отряды были посланы к Москва-реке.
В Хамовническом районе юнкера держались в 5-й школе в 1-м Смоленском переулке, у Смоленского рынка. Арбат был весь в руках юнкеров.
Красногвардейцы трамвайного парка.
В этом же районе находился и центральный интендантский продовольственный склад, на углу Остоженки, снабжавший продовольствием московский гарнизон. Этот склад был занят юнкерами. Задача района состояла в том, чтобы закрепить за собой Брянский вокзал и занять интендантский склад. Нужно было удержать Крымский мост, — через который шла связь с Замоскворечьем. Однако главное внимание было сосредоточено на 5-й школе прапорщиков в Смоленском переулке.
Поздно ночью 27 октября, по получении известий об ультиматуме Рябцева, тотчас же выступили солдаты 193-го полка. К солдатам добавили красногвардейцев и двумя отрядами повели наступление на Крымский мост.
Утром 28 октября офицеры полка, занимавшие общежитие против казарм, обстреляли корпуса. Тогда солдаты выскочили с винтовками, ринулись к общежитию и взяли его приступом. Многих офицеров перекололи.
Нападение офицеров вызвало такое возмущение, что солдаты потребовали отправки полка на позиции. К 12 часам три роты ушли через Пресню на Ходынку для прикрытия артиллерии.
Председатель комитета 193-го полка привёл роту на помощь осаждающим интендантский склад. Совместной атакой склад был взят. Последний юнкерский грузовик увозил продовольствие под обстрелом революционных войск.
Отряды Хамовников и Замоскворечья — последние перешли по Крымскому мосту — оттеснили юнкеров в глубь Остоженки, а по Пречистенке — к самому штабу Московского округа, выходящему на Пречистенку и в переулок на Остоженку. Тут юнкера оказали упорное сопротивление. К ним подоспели подкрепления. К вечеру 28 октября юнкера перешли в наступление и по Остоженке и по Пречистенке. У Смоленского рынка наступление юнкеров поддерживал броневик.
Дорогомиловский революционный комитет после налёта офицеров вновь организовался и быстро сколотил несколько отрядов из рабочих района, железнодорожников и солдат команды выздоравливающих.
Ночью 28 октября по призыву ревкома пришли 200 рабочих трамвайного парка с инструментом. Рабочие вырыли окопы у Бородинского моста, на Плющихе, по Смоленскому бульвару, на Пречистенке.
Замоскворецкий район ночью же подвёз на грузовике громадные тюки с хлопком. Прикрываясь ими, красногвардейцы вырыли окопы на Остоженке. Выросли окопы и в Замоскворечье у Каменного моста, а у Москворецкого — была построена баррикада.
Роль Бутырского и Сущевско-марьинского районов сводилась к охране территории районов от проникновения белых и к пополнению красногвардейцами сил Московского военно-революционного комитета.
Перед Пресней стояли следующие задачи:
1) не пускать белых на Брянский и Александровский вокзалы,
2) не позволить юнкерам захватить Ходынку с её артиллерией.
Часов в 11 утра 28 октября пресненцы послали членов ревкома в Хамовники за отрядом для прикрытия артиллерии. Не прошло и часа, как отряд солдат двинулся на Ходынку. Но оттуда уже выступила к Совету 5-я батарея, осторожно направляясь к центру города. Недалеко от Страстной площади на батарею неожиданно налетели белые. Артиллеристы отогнали их беглым огнём винтовок. На площади артиллеристы нашли солдат 193-го полка. Отослав лошадей в прикрытие, артиллеристы приступили к обстрелу градоначальства. В центре грянули первые выстрелы пушек.
Артиллерийская канонада подняла настроение во всём Пресненском районе. Началось быстрое формирование отрядов. Они наступали на линию Садовой от Каретного ряда и до Новинского бульвара.
Военно-революционный комитет железнодорожного района находился в Сокольническом районе, на Николаевском вокзале. В этом районе находились самые крупные дороги — Ярославская, Казанская и Николаевская. Николаевский вокзал имел и имеет прямую связь с Курским вокзалом. На Николаевском вокзале помещалось московское бюро Викжеля.
На территории вокзалов, за исключением Брянского, боев не было, но военно-революционные комитеты отдельных дорог оказывали московскому восстанию громадную помощь: 1) они заняли вокзалы вопреки «нейтральному» Викжелю, 2) приостановили передвижение белых войск на Москву, 3) установили связь с Петроградом через вокзал Ярославской дороги, 4) нашли на Казанском вокзале около 40 тысяч винтовок, 5) в Московском железнодорожном узле совершенно изолировали организацию Викжеля, а на Курской железной дороге Военно-революционный комитет арестовал главный дорожный соглашательский комитет, 6) все свободные отряды со всех дорог военно-революционный комитет железнодорожного района отправлял в центр. Отряды красногвардейцев-железнодорожников тех дорог, которые находились в районе боёв, принимали в них активное участие.
К ночи 28 октября положение Военно-революционного комитета значительно улучшилось. Юнкерам не удалось расширить захваченный ими район. Наоборот, вокруг них образовалось почти сплошное кольцо. Рабочие отряды теснили юнкеров к центру. Все вокзалы были в руках красных. Никто не пришёл на помощь к юнкерам, а к Совету подходили всё новые и новые отряды. Перед зданием Совета стояли пушки, одним своим видом поднимавшие дух бойцов. А главное состояло в том, что развернулось в массовом масштабе формирование отрядов. Военно-революционный комитет просил из района 100 человек — приходило 300. На борьбу поднялись народные массы. Районы гудели, как растревоженные ульи. Творческая инициатива переливалась через край.
Ночью 28 октября поручик Ровный опять говорил со Ставкой. От прежней заносчивости не осталось и следа.
«Центр главным образом в наших руках, — докладывал поручик, — за исключением района, прилегающего к дому генерал-губернатора.
Окраины в руках Красной гвардии и взбунтовавшейся части солдат.
Замоскворечье — не в сфере нашего воздействия…
Ввиду недостатка сил и переутомлённости верных правительству войск не представляется возможным быстрое очищение Москвы от восставших»[525].
Ровный закончил своё унылое сообщение просьбой прислать поскорее помощь.
Ставка, однако, хорошо понимала настроение белых в Москве. Дитерихс закончил беседу о поручиком Ровным угрозой: он сообщил «для личного сведения», что ему приказано в случае надобности «… устранять от фактического исполнения обязанностей всякого начальника без исключений…»[526].
По окончании беседы с Москвой Дитерихс вызвал Западный фронт и убедительно просил послать в Москву срочную помощь, но обязательно из ближнего района. Западный фронт ответил, что ему не позволяет комитет в Минске.
«— Но ведь вы можете послать не с фронта, а из Минского округа.
— Дело в том, что у нас в тылу всюду выступления большевиков и захват ими власти. Всюду требуются войска. Имеется как бы резерв в Калуге, но начальник округа требует пересылки войск из Калуги в Смоленск, в Ржев и Вязьму. Сейчас доложу главнокомандующему и о последующем сообщу.
— Доложите, что очень нужно. Очень, — повторяю второй раз.
Дитерихс»[527].
С большим трудом удалось найти часть: в Москву приказали отправить три эскадрона нижегородских драгун, которые не то стоят в Калуге, не то идут в Смоленск. Толком не знали, где они находятся.
Утром 29 октября революционные войска перешли в решительное наступление. Отряд самокатчиков в 70 человек занял Малый театр.
БОЙ НА КУДРИНСКОЙ ПЛОЩАДИ В МОСКВЕ.
Картина Г. К. Савицкого.
Градоначальство было взято. Осада его встретила серьёзные препятствия, так как подступ к нему со стороны Страстной площади находился под обстрелом юнкеров, занявших Никитские ворота. Над градоначальством высилось огромное здание дома № 10, в Большом Гнездниковском переулке. На башню дома красногвардейцы втащили пулемёт, поливая двор градоначальства дождём пуль. Со Страстной открыли артиллерийский огонь. Против градоначальства был подготовлен комбинированный удар. После одного удачного выстрела из орудия градоначальство было атаковано красным отрядом.
С криком «ура!» бойцы проскочили бульвар, улицу и очутились у окон нижнего этажа градоначальства. Командир отряда приказал залечь за оградой и открыть огонь. Солдаты было залегли, но красногвардейцы бросились вперёд, прикладами вышибли стёкла и ворвались в дом. Солдаты последовали за красногвардейцами. Смелый натиск привёл юнкеров, и без того напуганных пулемётным и орудийным огнем, в полное смятение. Они прекратили стрельбу и буквально горохом посыпались с верхних этажей. Около 200 превосходно вооружённых юнкеров и студентов сдалось отряду в 50–60 человек. Юнкеров под охраной десятка бойцов отправили в Московский Совет.
Орудие у Московского Совета в Октябрьские дни.
Комбинированный удар против градоначальства увенчался успехом.
В смелой атаке погибли организаторы молодёжи в Сокольническом районе — Сергей Барболин, 20 лет, и Жебрунов, 19 лет. Барболин — способный, энергичный, ежеминутно готовый отдать жизнь революции, вёл огромную работу среди молодёжи. Целый день проводил на заводах. Жебрунов — с пятнадцати-летнего возраста был единственным кормильцем семьи. В поисках заработка исколесил почти всю страну. При первой же возможности садился за книгу и назавтра делился прочитанным с другими товарищами. «Хвостики» — так любовно называли неразлучных друзей старшие товарищи. В дни боёв Барболин и Жебрунов выполняли разнообразные поручения. Но им всё казалось мало: они рвались в бой. Вооружившись винтовками, покинули они район и ушли в центр. Их послали к зданию градоначальства. Пулемётная очередь сразила Жебрунова наповал и смертельно ранила Барболина.
Красные части утвердились в переулках, идущих к Совету, и продвинулись до Большой Никитской, которая стала границей между ними и юнкерами.
Революционные войска утром 29 октября с боем вновь заняли почту и телеграф. Красногвардейцы установили, что комитет служащих задерживал телеграммы советской власти. Города, где победила революция, были выключены из телеграфной сети. Караул на телеграфе арестовал часть членов комитета служащих и сообщил об этом Военно-революционному комитету. Последний прислал особого комиссара.
В Лефортове, после того как рабочие мастерских тяжёлой артиллерии нашли панорамы, огонь пушек стал более метким. Снаряды рвались в здании Алексеевского военного училища. Большинство кадет и служащих сдалось, юнкера же и кадеты старших классов продолжали сопротивляться.
В Хамовниках 29 октября красногвардейцы небольшими партиями, в три-пять человек, пробрались домами и дворами в тыл противника. Юнкеров забрасывали гранатами, открывали неожиданный огонь. Солдаты 193-го полка установили на Остоженке бомбомёт в окопе.
Всего в 200 шагах были окопы белых. Огонь частый. Над окопом нельзя было показаться. Красногвардейцы Замоскворечья, на территории которого в это время боёв уже не было, заняли мосты через Москва — реку. Отправляли вооружённые отряды для совместных действий с Хамовническим районом против штаба военного округа. Кроме того одной из важнейших задач Замоскворечья было обеспечить бесперебойную работу электростанции, что и было выполнено.
Особое значение Замоскворецкого района в Октябрьские дни заключалось в том, что там было сосредоточено много фабрик и заводов, которые служили источником для создания красногвардейских отрядов. В здании Коммерческого института с 29 октября обосновался Партийный боевой центр. В Замоскворечье же в дни боёв находились редакции «Социал-демократа» и «Известий» Московского Совета.
В Пресненском районе за 29 октября военно-революционный комитет организовал и вооружил до 600 человек. Были заняты 1 и 2-й комиссариаты милиции и захвачен на Воскресенском поле казачий разъезд.
В ночь на 30 октября в Пресненский район прибыли трёхдюймовые орудия из 1-й артиллерийской запасной бригады. Одно из них, установленное на Кудринской площади, стреляло по Казанской и Девятинской колокольням, занятым юнкерами. Второе было установлено у Зоологического сада, третье — у Горбатого моста.
Важнейшей задачей для района было удержать Александровский — ныне Белорусский — вокзал, который был занят без всяких столкновений военно-революционным комитетом этой дороги.
Боевые действия вооружённых сил Военно-революционного комитета успешно развивались.
Юнкера и офицеры сдали такую важнейшую позицию в центре города, как градоначальство.
В 9 часов вечера 29 октября штаб округа доносил в Ставку: «… силы противника увеличиваются, и он становится с каждым часом наглее.
Окраины для нас совершенно недоступны…
… Сегодня большевики заняли уже все вокзалы, а в центре градоначальство, а также почту и телеграф, которые пришлось оставить за переутомлённостью отряда, отбивавшего успешно неоднократные атаки. Отряд пришлось перевести на телефонную станцию.
Алексеевское училище, где осталась рота юнкеров, мужественно защищается, хотя тяжёлая артиллерия большевиков разрушила верхнюю часть здания и вызвала пожары…
… Необходима крайняя помощь, так как положение, не имея в перспективе поддержки, не из блестящих»[528].
Дальнейший успех красных войск казался вполне обеспеченным.
Обещая помощь Москве, генерал Духонин не учёл одного: в ряде важнейших пунктов по пути следования войск власть уже перешла в руки большевиков. Так, к 28 октября в руках рабочих были: Вязьма, Коломна, Шуя, Казани, Царицын. Минск, Новгород, Торопец, Речица, Витебск, Ржев, Подольск, Брянск, Егорьевск и Рязань.
Керенский отменил распоряжение об отправке драгун из Калуги в Москву. Он приказал отправить этот полк пассажирским поездом в Петроград. То же произошло и с вызванными в Москву из Калуги броневиками.
Вместо драгун из Калуги в Москву отправились две сотня кубанских казаков. Но в тридцати верстах от Вязьмы местный Совет разобрал железнодорожный путь. Казачьи офицеры попытались продвинуться в Москву кружным путём, но в Туле были задержаны.
Направленная с Юго-западного фронта через Гомель, Оршу и Вязьму кавалерийская бригада в Орше встретила неожиданное препятствие: двинутый было в Петроград 623-й пехотный полк занял своими эшелонами станцию и заявил, что ни одной части ни в Петроград, ни в Москву не пропустит.
Попытки Духонина вызвать казаков с Дона тоже потерпели крах. Атаман Каледин ответил, что для посылки казаков в Москву «требуется наличие чрезвычайной необходимости для оправдания в глазах казаков»[529].
Не помогли клеветнические попытки представителей «комитета общественной безопасности» убедить фронтовых солдат, будто «большевики организовали в Москве погром», будто «в Москве пьяные банды жгут всё и режут ни в чём неповинных людей».
Бдительность революционных рабочих и солдат не допустила, в Москву вызванных контрреволюцией подкреплений, и «комитет общественной безопасности» не получил извне вооружённой помощи. Но помощь всё же шла. К 30 октября должны были прибыть войска с Юго-западного фронта. С часу на час ожидали падения Петрограда, где началось юнкерское восстание. Нужно было выиграть хотя бы один-два дня. В этом «комитету общественной безопасности» помог Викжель.
29 октября Викжель через своё московское бюро предъявил Военно-революционному комитету и «комитету общественной безопасности» ультиматум:
«Немедленно остановить гражданскую войну и сплотиться для образования однородного революционно-социалистического правительства»[530].
Он угрожал всеобщей железнодорожной забастовкой с 12 часов ночи на 30 октября, «если к тому времени боевые действия Петрограда и Москвы не будут прекращены»[531].
Московский военно-революционный комитет вновь пошел на переговоры. В 12 часов ночи 29 октября было объявлено перемирие. О нём сообщили по телефону и разослали специальных гонцов. Красные части не поверили перемирию: победа, казалось, уже в руках, а тут вдруг перемирие! Когда одному артиллеристу вручили приказ о прекращении стрельбы, он прочёл его, скомкал, бросил негодующе в сторону и сказал:
— Пишут что-то непонятное, — и стал продолжать обстрел. Понадобился второй приказ, чтобы заставить артиллериста прекратить огонь.
С большим трудом удалось добиться временного затишья. Обстрел телефонной станции не прекращался.
Ультиматум Викжеля шёл навстречу интересам контрреволюции. Один из активных её защитников впоследствии писал:
«Ультиматум «Викжеля» значительно поднял настроение «комитета общественной безопасности»…
И поэтому «комитет общественной безопасности» охотно согласился на перемирие»[532].
Викжель образовал согласительную комиссию в составе представителей Московского военно-революционного комитета, «комитета общественной безопасности», московской организации меньшевиков, Совета солдатских депутатов (старого), совета союза почтово-телеграфных служащих и московского бюро Викжеля и предложил ей следующий проект соглашения:
«1. Образованные специально в связи с вооружённым столкновением сводные части, как солдатские, так и офицерские, распускаются.
2. Обе стороны издают постановление о сдаче оружия, захваченного для организации боевых дружин в период боевых действий.
3. Для контроля над выполнением этих обязательств учреждается комиссия, состоящая из представителей обеих сторон на паритетных началах и представителей Викжеля.
4. В Москве создаётся орган, объединяющий и руководящий обычной деятельностью всех органов власти и обладающий чрезвычайными полномочиями, этот орган сохраняется впредь до решения центральным правительством вопроса об организации власти на местах. Состав его: от городского управления — 7 представителей, от Московского Совета рабочих и солдатских депутатов — 7, от губернского земства — 2, от губернских Советов рабочих и крестьянских депутатов — по одному, от Центрального совета профессиональных союзов, от почтово-телеграфного союза и от Викжеля — по одному. При этом Военно-революционный комитет и «комитет общественной безопасности» — упраздняются.
5. Временным комитетом (т. е. органом, предусмотренным предыдущим пунктом) создаётся специальная следственная комиссия, выясняющая причины, вызвавшие гражданскую войну в Москве, и ответственность отдельных лиц и организаций.
6. По заключении соглашения войска обеих сторон разводятся по своим частям и поступают в распоряжение командующего Московским военным округом, действующего по уполномочию Временного комитета»[533].
Военно-революционный комитет, со своей стороны, внёс в согласительную комиссию свой проект соглашения следующего содержания:
«1. Вся власть в Москве находится в руках Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
2. Сводные части (как офицерские, так и солдатские) распускаются.
3. Красная гвардия в интересах защиты революции не уничтожается, белая гвардия распускается. Оказавшееся излишним оружие передаётся в арсенал.
4. По заключении соглашения войска обеих сторон разводятся по своим частям»[534].
Согласительная комиссия положила, конечно, в основу обсуждения проект Викжеля.
Глубокой ночью на 30 октября в «царском павильоне» Курского вокзала собрались представители двух лагерей.
Обстановка нервная. То и дело раздаются выстрелы. Руднев упрекает большевиков, что красногвардейцы нарушают перемирие. Советские представители удивляются тонкости слуха Руднева, который различает, кому принадлежат выстрелы. Викжелевцы — их присутствовало несколько человек — умоляют прекратить перебранку и приступить к обсуждению.
Приступили. Проект большевиков был признан явно неприемлемым. Руднев и Шер всячески затягивали переговоры. Они настаивали на роспуске Красной гвардии и Военно-революционного комитета.
Пункты 1, 3, 6 соглашения, предложенного Викжелем, были приняты всеми, в том числе и представителями Военно-революционного комитета. Но представители Военно-революционного комитета были против пунктов 2 и 5, а пункт 4 в части, касающейся состава власти, они согласились принять только после ультимативного требования Викжеля. Так как обсуждение вопроса о соглашении не было закончено, согласительная комиссия постановила продлить перемирие ещё на 12 часов.
Переговоры кончились. Делегация Военно-революционного комитета ушла к автомобилю, но в это время подбежали Руднев и Шер, автомобиль которых исчез. Решено было взять их с собой до Совета. Оттуда их в санитарной карете доставили в городскую думу.
В тот же день, 30 октября, условия возможного соглашения стали известны в районах. Благуше-лефортовский военно-революционный комитет совместно с представителями районного штаба Красной гвардии и районного штаба военных частей потребовал включить в соглашение признание власти съезда Советов, временную передачу ее Московскому Совету, имея в виду и управление штабом округа, сдачу оружия и арест всех белогвардейцев. Судьба их должна быть решена съездом Советов или особо им уполномоченным правительством.
Такие же постановления выносились и войсковыми частями. Так, ещё 29 октября, по получении сообщения о заключении перемирия, пленарное заседание представителей комитетов батареи 1-й запасной артиллерийской бригады постановило:
«Подчиниться приказу Военно-революционного комитета и прекратить военные действия, но в то же время… указать Военно-революционному комитету, что уступок при переговорах быть никаких не может, ибо спасение России и революции должно стоять выше интересов капиталистов»[535].
Аналогичные постановления выносились во всех районах. Перемирие, объявленное в 12 часов ночи на 30 октября, в действительности не было соблюдено белогвардейцами.
В 6 часов 30 минут вечера 29 октября Рябцев отдал формальный приказ о прекращении всяких боевых действий. Однако за час до официального начала перемирия, в 11 часов ночи на 30 октября, начальник охраны белогвардейского штаба Никитского района отправил отряд юнкеров под командой прапорщика встретить «батальон смерти», прибывающий с фронта на Брянский вокзал, и очистить от большевиков путь для его следования. Арбат попрежнему находился в руках юнкеров. Отряд без препятствий дошёл до Смоленского рынка. Это совпало уже с началом перемирия. Белогвардейца послали разведку к Бородинскому, мосту, охраняемому двадцатью красногвардейцами. Разведчики выдали себя за солдат 193-го полка, прошли на Брянский вокзал и направились обратно на Смоленский рынок. Охраняющие мост красногвардейцы, захваченные врасплох, встретили белых огнём, но юнкера и офицеры окружили их, двух сбросили в реку, шестерых убили, а двенадцать красногвардейцев взяли в плен. Оставив на мосту пост для встречи ожидаемого «батальона смерти», белогвардейцы напали на 2-й Хамовнический комиссариат милиции, с боем его заняли, забрали здесь 10 человек в плен и захватили 18 берданок.
В 6 часов 25 минут утра на Брянском вокзале высадился ожидавшийся «батальон смерти» — 176 человек. Он беспрепятственно прошёл до Смоленского рынка, где был встречен отрядом юнкеров и направлен в Александровское военное училище.
Известие о налёте юнкеров и о прибыли батальона ударников поставило да ноги весь Хамовнический район.
Районный военно-революционный комитет направил на Брянский вокзал полуроту 193-го пехотного запасного полка под командой прапорщика-большевика Сулацкого. Вокзал был занят 30 октября в 10 часов вечера. Викжелевцы и комендант станции протестовали и угрожали вызвать юнкеров. Председатель полкового комитета приказал солдатам оставаться до распоряжения военно-революционного комитета.
Прибывший в этот день на Брянский вокзал ещё один отряд солдат ударников сдался занимавшим вокзал красногвардейцам. Солдаты заявили, что их обманули и отправили в Москву под предлогом получения обмундирования. Узнав о том, что здесь идёт борьба между солдатами и юнкерами, ударники передали себя в распоряжение Хамовнического военно-революционного комитета.
Одновременно с налётом на Хамовники и Брянский вокзал, юнкера в районе Никитских ворот начали занимать позиции на так называемой нейтральной зоне, которая была определена специальной комиссией. Они повели наступление на позиции красных от Никитских ворот по Тверскому бульвару. Артиллерийским огнём от памятника Пушкина юнкера были отброшены назад, и Красная гвардия в тот же день, 30 октября, заняла старые позиции.
В Городском районе возмущение красногвардейцев и солдат вероломством белых вылилось в форму решительного наступления на Центральную городскую телефонную станцию. В Лефортове наступление на Алексеевское военное училище закончилось: юнкера сдались 30 октября в 12 часов дня.
В училище были взяты 13 пулемётов, много винтовок и других боевых припасов.
В бою у Алексеевского училища погиб старый большевик — рабочий П. П. Щербаков. В годы войны он был секретарём районного комитета большевиков, в конце 1915 года арестован вместе с товарищем Молотовым, работавшим тогда в Москве, и сослан в Иркутскую губернию. По возвращении из ссылки Щербаков организовывал текстильщиков Лефортовского района. В качестве санитара он ушёл в бой с небольшим отрядом красногвардейцев.
Цель ультиматума Викжеля стала ясна всем: под прикрытием переговоров обмануть бдительность московских рабочих и солдат, чтобы подтянуть резервы, занять выгодные позиции и нанести московскому пролетариату решительный удар.
Попытка белых не увенчалась успехом. Неослабная бдительность и революционная инициатива рабочих и солдатских масс разбили планы контрреволюции. В то же время разоблачение вероломных замыслов соглашателей заставило умолкнуть и сторонников «бескровного» окончания восстания. В дальнейшем последние пытались лишь противодействовать широкому применению артиллерийского огня.
Нарушение перемирия белогвардейцами вызвало возмущение и в провинции. В Москву ежедневно стали прибывать красногвардейские и солдатские отряды, идущие на помощь московскому пролетариату и гарнизону.
Военно-революционный комитет отверг продление перемирия, отказался принять проект соглашения Викжеля и послал в 11 часов 55 минут ночи на 31 октября в «комитет общественной безопасности» следующую телефонограмму:
«Сегодня в 12 часов (ночи) кончается перемирие. Викжель предложил продолжить его на 15 часов. Ввиду того, что то соглашение которое было принято (согласительной комиссией), принципиально и по форме (пункты 2, 4, 5 и 6), неприемлемо, перемирие продолжено быть не может. В случае если вами будет признано необходимым и желательным продолжить перемирие, то сообщите по телефону 2-23-14. Переговоры возможны лишь на основании платформы, принятой Советами в последней резолюции. Письменное изложение настоящей резолюции будет прислано сегодняшней ночью через Викжель»[536].
Приводим и резолюцию, о которой идёт речь в этой телефонограмме:
«КОМИТЕТУ ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ.
Военно-революционный комитет ставит необходимым условием прекращения боевых действий (мира) следующее:
1. Вся власть в Москве переходит в руки Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, которые выдвигают полновластный орган в составе: 7 (семи) представителей от Совета рабочих и солдатских депутатов (пропорционально фракциям) и по одному представителю от Совета крестьянских депутатов (1), губернского Совета рабочих депутатов (1), Московской городской думы (1), земства (1), Совета районных дум (1), Центрального бюро профессиональных союзов (1), союза городских рабочих и служащих (1), Красной гвардии (1), Всероссийского железнодорожного союза (1) и Почтово-телеграфного союза (1), всего 17 (семнадцать).
Этот орган утверждается на первом пленарном собрании Совета рабочих и солдатских депутатов и существует впредь до организации власти Учредительным собранием.
2. Разоружение юнкеров и белой гвардии, причем Военно-революционный комитет гарантирует им свободу и неприкосновенность личности (Принято единогласно)»[537].
Убедившись в провале своих расчётов, контрреволюция предпринимает ещё одну попытку оттянуть момент своего разгрома.
В ночь на 31 октября, т. е. уже после срыва перемирия, по инициативе «комитета общественной безопасности» состоялось совещание представителей меньшевиков, объединенцев, «левых» эсеров, Бунда, Исполнительного комитета Совета солдатских депутатов старого состава и меньшевистского областного бюро Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Это совещание объявило себя «объединённым инициативным органом». Оно решило воздействовать на борющиеся стороны для прекращения дальнейшего кровопролития и образовать в Москве — вместо «подлежащих немедленной ликвидации» Военно-революционного комитета и «комитета общественной безопасности»— особый орган власти.
Контрреволюция рассчитывала с помощью соглашателей и «нейтральных» организаций выиграть время, так как она всё ещё не теряла надежды на прибытие подкреплений с фронта.
31 октября этот «инициативный орган» направил своих делегатов — меньшевиков и объединенцев — в Военно-революционный комитет, а «левых» эсеров — в думу с целью «вмешаться в борьбу». Однако Военно-революционный комитет не стал с ними разговаривать.
В тот же день, 31 октября, в Военно-революционный комитет явилась делегация Совета крестьянских депутатов, предложившая свою платформу для заключения соглашения о прекращении боевых действий. Эта платформа была близка к той, которую отстаивал Военно-революционный комитет.
Делегаты Совета крестьянских депутатов заявили, что они не давали своему представителю в «комитете общественной безопасности» мандата на борьбу с советскими войсками.
На Совет крестьянских депутатов решающее влияние оказали декреты II съезда Советов и Совета народных комиссаров о земле и мире. Среди членов Совета произошёл резкий перелом, обеспечивший провал эсеровского влияния.
Пока шли переговоры, штаб округа в поисках помощи принимал лихорадочные меры. Поручик Ровный не по инстанции, вне всякой очереди, умолял выслать из Калуги отряд вместе с броневиками. Если нельзя весь отряд, то хоть часть.
Второй помощник Рябцева, Кравчук, тайком выбрался из Москвы, доехал до Смоленска и отсюда стал допытываться у Ставки, где же кавалерия, которая была обещана к 30 октября. Кравчука связали с Духониным.
«Положение московского отряда тяжёлое, — докладывал Кравчук, — за отсутствием достаточного количества патронов и продовольствия. Настроение твёрдое и устойчивое. Патронные склады и продовольственные заняты большевиками. При моём отъезде формировался отряд для нападения на склады. Мне неизвестно, удалось ли его осуществить. Если нет, долго держаться отряд не может, и, весьма возможно, придётся пробиваться из Москвы…
Комитет спасения революции настоятельно просит самой спешной и энергичной поддержки»[538].
Духонин сообщил в ответ, какие именно части направлены в Москву, и добавил, что на Румынском фронте создаётся специально для Москвы отряд в шесть батальонов с артиллерией. Кроме того вновь послана просьба на Дон срочно выслать казаков.
«С вашей помощью отстоим Москву»[539], — обрадовано заявил Кравчук.
Вечером 30 октября в городской думе состоялось многолюдное заседание. Были там: «комитет общественной безопасности», Исполнительный комитет Совета солдатских депутатов старого состава, Московский комитет партии эсеров, представители фракций думы. Собрание напоминало скорее похороны, чем политическое совещание. В мрачной тишине Руднев сообщил о неудаче переговоров. Дальнейшая борьба неизбежна, и вина за это падает на большевиков. Сам Руднев и некоторые выступавшие отмечали особо роль Викжеля. Представители Викжеля тут же на собрании заявили, что большевики не приняли их условия, а «комитет общественной безопасности» согласился с ними. Ввиду этого Викжель с настоящего момента активно будет выступать против большевиков и начнёт беспрепятственно перевозить войска в Москву[540].
Заявление Викжеля было встречено молчанием: все прекрасно понимали, что перевозка войск зависела вовсе не от этих случайных людей, которые, как пена во время прибоя, оказались на гребне революционной волны.
Вдруг потухло электричество: большевики лишили света районы, занятые белыми. Тусклый огонь свечей ещё более оттенял похоронный характер совещания.
Белогвардейцы не получили помощи, а революционным войскам непрерывно шли подкрепления. Подошли моряки из Петрограда. В разгар юнкерского восстания в Петрограде и наступления на столицу войск Краснова — Керенского, Ленин и Сталин нашли возможным выделить помощь Москве. 29 октября Ленив выступил в Петрограде на совещании представителей гарнизона. Рассказав о попытке юнкерского мятежа, — Ленин сообщил о положении в Москве: «В Москве они (юнкера. — Ред.) взяли Кремль, а окраины, где живут рабочие и вообще беднейшее население, не в их власти».
По указанию Ленина в тот же день — 29 октября — 500 кронштадтских моряков были посланы специальным поездом на помощь московским революционным войскам. К вечеру 30 октября моряки прибыли в Москву и влились в ряды её революционных борцов.
30 октября Свердлов направил из Петрограда в Москву группу специалистов для обслуживания радиостанции.
Боевые действия в 12 часов ночи на 31 октября открылись артиллерийской канонадой.
Два орудия Хамовнического района пытались, — правда, вначале неудачно, — обстреливать штаб округа на Пречистенке.
Три пушки в Пресненском районе начали обстрел Александровского военного училища, Поварской и Никитских ворот.
После сдачи Алексеевского военного училища орудия «Мастяжарта» стали действовать на другие участках. Две 42-линейные гаубицы были поставлены у Андроньевского монастыря с заданием обстрелять Кремль. Но по просьбе Рогожского района их отправили к Крутицким казармам для обстрела 6-й школы прапорщиков — георгиевских кавалеров. Стрелять им там не пришлось. Около сотни юнкеров, увидев артиллерию, сдалось в 3 часа 30 минут 31 октября.
Те же два орудия были установлены на Швивой горке.
Отсюда шёл обстрел Малого Николаевского дворца и Спасских ворот в Кремле.
Выстрел по Кремлю.
Картина В. В. Мешкова.
Грохот орудий и рвавшихся снарядов и прибытие подкреплений из провинции влили в красногвардейские и солдатские массы новую энергию.
Никитские ворота громила артиллерия со Страстной площади. Отряд, взявший градоначальство, повёл наступление по Тверскому бульвару. Задача: захватить дом Гагарина в конце бульвара. Прикрытий не было. Сквозь голые деревья бульвара видно, как мечутся и разбегаются юнкера после каждого выстрела из пушки.
Красногвардейцы попросили артиллеристов прекратить стрельбу. Стало тихо. Стрекотал только юнкерский пулемёт. Вдруг красный отряд поднялся и бросился вперёд. Юнкера усилили огонь. Ряды наступавших поредели, но остальные с криками «ура» мчались дальше. Казалось, штурмует не сотня, а тысячи. Юнкера не выдержали атаки. Дом был занят. Часть юнкеров попала в плен. Другие отступили и закрепились в домах на Большой Никитской. Занятый дом юнкера осыпали градом пуль. К окнам нельзя было подступить. Много красногвардейцев оказалось ранеными, а под руками нехватало перевязочных средств. Спустились вниз. Около дома лежало с десяток убитых и раненых. Сидела группа солдат. Одни курили, другие ели шоколад, захваченный у юнкеров, и слушали игру на гармошке. В первом этаже дома красная артиллерия разбила музыкальный магазин, откуда солдаты достали гармошку. Кто-то запротестовал против игры, но другие, лёжа в цепи и продолжая стрелять, потребовали:
— Играй! Играй! Веселей будет умирать за Советы.
Установив два пулемёта на верхнем этаже, красные удерживали за собой гагаринский дом.
Рождественка была вся занята красногвардейскими отрядами, вплоть до Театрального проезда. Самокатчики, занявшие Малый театр, повели обстрел городской думы, где заседал «комитет общественной безопасности». Большая Дмитровка тоже была в руках красных, засевших в доме № 2 на углу Большой Дмитровки и Охотного ряда.
Лефортовскому и Рогожскому районам, покончившим с юнкерами, штаб Центрального военно-революционного комитета дал приказ перейти в общее наступление. Лефортовцы отправили около 450 человек на поддержку наступления в центре и на городскую телефонную станцию, рогожско-симоновцы стали наступать по направлению к Лубянской площади.
Продвижение красногвардейских отрядов по улицам происходило под обстрелом засевших в домах белогвардейцев-одиночек и охранных дружин, организованных домовыми комитетами. Приходилось производить обыски подозрительных домов. Всё это очень замедляло продвижение отрядов. Военно-революционный комитет опубликовал приказ, обязывающий домовые комитеты сдать всё имеющееся у квартирантов оружие в районные Советы рабочих депутатов.
По приказу штаба Военно-революционного комитета артиллеристы открыли из стоявшего у Совета орудия огонь по гостинице «Националь». Под прикрытием этого огня были направлены два отряда, по 50 человек каждый: один — с заданием занять гостиницу «Националы», другой — продовольственное отделение городской управы, помещавшееся на углу Тверской и Охотного ряда.
Из Кимр-Савёлова большевистский комитет прислал делегатов с предложением выступить на помощь Москве. Выяснилось, что в Савёлове имеются броневики. За ними немедленно был командирован старый большевик В. В. Артишевский, который 1 ноября привёл оттуда две броневые машины. Требование на два броневика было послано и Казанскому военно-революционному комитету.
В Дорогомилове отряд красногвардейцев 31 октября вновь занял мост. Дорогомиловцы послали в Московский Совет за оружием товарища М. И. Шломина — рабочего-большевика. На Смоленском рынке юнкера задержали грузовик, стащили с него Шломина и расстреляли[541].
Наиболее тяжёлые бои происходили на Остоженке и Пречистенке. Наступать было трудно. Юнкера обстреливали улицы из пулемётов. Всё время моросил дождь. Неглубокие окопы залило. Красногвардейцы лежали в грязи и воде. Они по очереди уходили греться в чайную, где были перевязочный пункт и продовольственная база. Уходивших заменял Андреев, мальчик лет 13–14, сын кузнечного мастера завода Михельсона. Он ни за что не хотел уходить из окопа. Небольшого роста, Андреев мог бегать по окопу не сгибаясь. Он стрелял по очереди из оставшихся винтовок, чтобы показать юнкерам, что окопы не пусты. Как-то Андреев уронил винтовку за бруствер окопа. Он мигом вскочил на бруствер. Юнкера заметили его и изрешетили из пулемёта. Три дня боролся маленький герой со смертью. Когда товарищи по окопу навестили его, он встревоженно спросил:
— Ну как? Взяли штаб? Разбили юнкеров?
Ему ответили: «Да». Забыв про раны, мальчик радостно крикнул «ура» и с улыбкой умер.
Бой у Никитских ворот.
Рисунок Г. К. Савицкого.
Юнкера, сжимаемые со всех сторон, пытались прорваться к Брянскому и Александровскому вокзалам через Пресню. Они знали, что на вокзалах высаживаются ударники. После упорного боя юнкера захватили Кудринскую площадь. Белые заняли Садово-Кудринскую и Сенную площадь, создав угрозу обхода. Пресненский военно-революционный комитет решил перегруппировать отряды и подтянуть свежие силы для нового наступления.
По всем районным штабам Военно-революционный комитет разослал распоряжение прислать всех свободных бойцов.
Из мызы Раево прибыло 500 красногвардейцев и 14 бомбардиров с бомбами. Мыза Раево расположена в 17 километрах от Москвы. Там находились базисные огнесклады. Их обслуживало около 8 тысяч солдат. Как только в Раеве узнали о борьбе в Москве, большевики создали военно-революционный комитет. Рядом, в Перловке, стояла 8-я дружина, охранявшая склады. Группа большевиков приехала в дружину, объявила командиров арестованными и под угрозой окружения раевским гарнизоном потребовала сдать оружие. Командиры поверили и выдали 800 берданок. Ими вооружили солдат мызы Раево. Всего на помощь Москве из Раева пришло до тысячи человек. Отсюда же шло снабжение столицы снарядами.
В тот же день, 31 октября, Военно-революционный комитет приказал Серпуховскому Совету рабочих и солдатских депутатов прислать 300 бойцов, Ржевскому — «сколько возможно» пулемётов и солдат, Подольскому Совету — тысячу красногвардейцев[542]. Нужны были силы для решительной атаки.
31 октября и Ставка проявила исключительную энергию в поисках войск на помощь Москве. Из Черкасс вызвали три батальона ударников, но оказалось, что они уже ушли в Киев на подавление большевистского восстания. Взамен ушедших Ставка потребовала три других батальона, по одному от каждой армии Юго-западного фронта.
Скоро узнали, что в Черкассах стоит какой-то Сибирский революционный батальон. Приказали грузить его. Кто-то сообщил, что при 73-й дивизии есть штурмовой батальон.
Ставка перебирала фронты, армии, даже отдельные дивизии, пытаясь хоть что-нибудь подбросить Рябцеву. Но отовсюду приходили одни и те же сведения: если и можно погрузить, то нельзя протолкнуть эшелоны через Оршу или Вязьму. Гарнизоны узловых станций под Москвой не пропускали войск на помощь Рябцеву. Напротив, отряды красногвардейцев и солдат на помощь восставшим быстро проталкивались вперёд. Угроза Викжеля осталась на бумаге: низы железнодорожников, через голову руководителей, помогали революции.
С утра 1 ноября боевые действия во всех районах Москвы развивались блестяще. Этот день стал днём решающей победы советских войск.
Прежде всего была взята телефонная станция в Милютинском переулке. Высокое, похожее на крепость здание, с редкими окнами, хорошо было приспособлено к обороне. Белые перегородили улицу баррикадой, забили вход в станцию дровами, железными воротами. Из пулемётов и винтовок юнкера открывали такой частый огонь, что подойти к станции не было возможности. Снабженные достаточным запасом продовольствия и патронов юнкера могли выдержать многодневную осаду. Внутри станции сотрудники продолжали работать, поддерживая связь с центром.
Усиевич, осаждавший станцию, послал в штаб за артиллерией. На рассвете 1 ноября красногвардейцы установили бомбомёт на церковной колокольне и начали обстрел верхних этажей станции. Первая бомба упала на крышу, вторая — через окно влетела в комнату. Посылались стёкла. Обрушилась штукатурка. Многие юнкера получили ушибы, были раненые. Юнкера вывесили белый платок. Усиевич предъявил им требование безусловной сдачи, гарантируя личную безопасность.
Через 10 минут юнкера и офицеры стали выходить и складывать оружие.
В 5 часов утра 1 ноября штаб Военно-революционного комитета отправил три отряда по 50 человек на Театральную площадь: один — в Малый театр, второй — в Большой театр и третий — в гостиницу «Централь» на Петровке.
У Большого театра было установлено трёхдюймовое орудие для обстрела городской думы.
Стоявший в Охотном ряду отряд в 5 часов утра, получив подкрепление, занял гостиницу «Континенталь». Это дало возможность установить второе орудие в проезде Большого театра. Из него начали обстрел гостиницы «Метрополь».
Красные части появились уже почти под стенами Кремля. На противоположной стороне Москва-реки отряды Замоскворечья всё время держали под огнём своих пулемётов и винтовок зубцы Кремлёвских стен.
Юнкера за толстыми стенами Кремля были в безопасности.
Юнкера на охране телефонной станции.
Большую роль в штабе Замоскворечья играл П. К. Штернберг, крупный, европейски известный учёный, профессор астрономии Московского университета. Штернберг примкнул к большевикам в 1905 году.
Получив назначение в военно-революционный комитет Замоскворечья, Штернберг горячо принялся за работу. Необычайно мягкий, отзывчивый, он тяжело переживал страдания раненых. Его глубоко штатский вид, общий облик старого интеллигента вызывали удивление, когда он появлялся на позиции. Но под внешней оболочкой мягкости скрывалось мужественное сердце революционера. Личным примером вдохновлял он красногвардейцев на самопожертвование, проявлял исключительную твёрдость и решительность.
В штабе неоднократно обсуждали, как взять Кремль. Был и такой план, предложенный рабочими завода Михельсона: ночью на лодках доплыть до устья речки Неглинки, как известно, протекающей у Кремля в подземной трубе, пробраться по трубе в Кремль и взять его приступом. Всё же остановились на бомбардировке Кремля.
В то же утро в помещении Московского военно-революционного комитета состоялось совещание районных штабов. Совещание требовало использовать против белых все технические средства, вплоть до метания бомб с аэропланов, начать решительные действия против юнкеров в Кремле и Александровском училище. Военно-революционный комитет принял план наступления, запретив, однако, метать бомбы с аэропланов и орудийный обстрел думы. На Воробьёвы горы был отправлен 7-й тяжелый украинский дивизион, который до сих пор занимал нейтральную позицию.
1 ноября к артиллерии, которая бомбила Кремль со Швивой горки, прибавилась тяжёлая артиллерия.
Утром 1 ноября и Пресня перешла в наступление.
Пресненские артиллеристы стали обстреливать отдельные дома, в которых укрепились белые. Военно-революционный комитет дал распоряжение обстреливать только вполне определившиеся юнкерские базы, чтобы избежать разрушения города и лишних жертв. К 11 часам утра красногвардейцы вернули Сенную и Кудринскую площади. Ка Кудринской срочно возвели баррикады для защиты от нападений со стороны Новинского бульвара.
От Центрального военно-революционного комитета получено было предписание занять весь район до Никитских ворот и соединиться с отрядом, действующим там.
Группа красногвардейцев, сражавшихся у Никитских ворот.
В районе утром 1 ноября положение осложнилось пожаром в гагаринском доме. Его занимала Красная гвардия. Причина пожара осталась невыясненной. Он начался в находившейся в этом доме аптеке. Юнкера использовали пожар и отбросили красный отряд, заняв пекарню Бартельса на углу Большой Никитской и проезда Тверского бульвара. Бои в этом районе отличались большой напряжённостью. Неоднократно происходили встречные штыковые атаки. Военно-революционный комитет послал отряд в 100 человек. К вечеру 1 ноября красногвардейцы занимали одну сторону Никитской улицы, вправо и влево от горящего здания.
После взятия телефонной станции красногвардейцы Городского района с двумя пулемётами повели наступление на Катай-город и заняли Политехнический музей. Юнкера, охранявшие Никольские, Владимирские, Ильинские и Варварские ворота, не позаботились об охране Проломных ворот в Китай-городе. Заняв Проломные ворота, красногвардейцы фланговым огнём выбили юнкеров первоначально из Владимирских ворот, а затем из Ильинских и Никольских.
Юнкера на Кремлевской стене.
В 8 часов вечера продвижение красногвардейцев по Ильинке и Никольской ещё продолжалось.
Рогожско-симоновский район, занявший позиции вдоль Китайгородской стены от Москва-реки до Политехнического музея, взял Варварские ворота и повёл наступление по Варварке.
Хамовнический район, продвинувшись через Плющиху и прилегающие переулки, стал наступать по Смоленскому бульвару и Лёвшинскому переулку. Успешно шёл орудийный обстрел 5-й школы прапорщиков. Однако неожиданное появление на Смоленском рынке блиндированного грузовика с юнкерами заставило красногвардейцев отступить.
На Остоженке и Пречистенке бои шли с прежним упорством: юнкера отчаянно защищали подступы к штабу округа и Александровскому училищу — центру сопротивления. Борьба принимала затяжной, позиционный характер. Красные отряды были изнурены, устали от бессменных боёв. На красногвардейцев, не привыкших к длительным операциям, затяжка действовала удручающе. Замоскворецкий революционный комитет направлял сюда лучших бойцов. Позицию на Остоженке защищал молодой, 23 лет, Пётр Добрынин, рабочий телефонного завода, большевик. Весёлый, жизнерадостный, он ходил но окопам, внося уверенность в ряды бойцов. Его голову с львиной гривой волос красногвардейцы видели непрерывно. Казалось, он не знал сна. В одном из боёв Добрынин был ранен пулей в плечо навылет, но не покинул позиции. Добрынин продолжал командовать участком, своим упорством и мужеством заражая красногвардейцев. Опасаясь обхода юнкеров, он сам ходил в разведку, проникая в тыл юнкерам. В одной из таких разведок его убили. Тело героя разыскали только после разгрома белых.
Тут же на Остоженке погибла Люсик Лисинова (Лисинян), курсистка Коммерческого института, один из организаторов союза рабочей молодёжи «Третий Интернационал».
Во время боёв в Замоскворецком районе Лисинова перевязывала раненых, под пулями ходила с донесениями, принимала сводки. Узнав о тяжёлом положении на Остоженке, она решительно заявила:
— Я иду к нашим на Остоженку.
В час дня 1 ноября пуля юнкера сразила самоотверженную девушку, полную горячей любви к делу пролетариата.
Белым не удалось выбить красногвардейцев из окопов.
К ночи 1 ноября линия фронта проходила через конец Плющихи и Неопалимовского переулка, захватывала часть Смоленского бульвара от Неопалимовского переулка до Зубовской площади. Дальше она пересекала Пречистенку у каланчи и Остоженку у Коробейникова переулка.
К исходу дня 1 ноября общая картина была такова: продолжалось наступление красногвардейцев на Красную площадь и городскую думу. Юнкера занимали одну сторону Никитской улицы, Никитский бульвар и Арбат. Пречистенка и Остоженка, где находилась их база — штаб округа, — были заняты ими до линии фронта Хамовнического района. Замоскворечье сдерживало попытки юнкеров прорваться на ту сторону Москва-реки и посылало подкрепления своим отрядам, которые дрались с юнкерами штаба военного округа. Красногвардейцы, наступая переулками от Поварской и Пречистенки, пытались занять хотя бы небольшой участок на Арбате, чтобы прервать сообщение между Александровским военным училищем и 5-й школой прапорщиков.
1 ноября Военно-революционный комитет продолжал вызов подкреплений, готовясь к решительной атаке. Шуйскому военно-революционному комитету приказано было выслать 500 солдат в полном вооружении и снаряжении. Тверскому — грузить 57 и 196-й пехотные выпасные полки, а также тяжелый артиллерийский дивизион.
Из Мытищ прибыл отряд в 90 человек, из Кольчугина — 180. Их отправили в Сокольнические мастерские поужинать и отдохнуть, после чего они должны были выйти на позиции.
1-го же ноября на Курский вокзал прибыл эшелон, в котором находились солдаты: из Коврова 400 человек 250-го пехотного запасного полка с десятью пулемётами, из Александрова 300 человек 197-го полка, из Владимира 70 человек 82-го пехотного запасного полка. Из Старицы прибыло 350 сапёр, 100 человек из них направили в Замоскворецкий район.
Пополнения шли непрерывным потоком. Казалось, вся область поднялась против белых!
Сведения о массовом подъёме попадали в лагерь контрреволюции. Звонили по телефонам, прибегали свидетели, наблюдавшие высадку красных, викжелевцы передавали списки прибывших вагонов. Особенно угнетающе действовала на белых тяжёлая артиллерия. Размеренно, через определённые промежутки времени, раздавался пушечный гул, потрясая здания Кремля.
В рядах белой гвардии росло убеждение в своей обречённости, никчёмности борьбы. Офицеры не выдерживали нервного напряжения. О победе уже не мечтали. Старались спасти жизнь. На сцену вновь выползли соглашатели, на этот раз самые «левые». Уже одно появление этих ходатаев по делам белых говорило, что разгром юнкеров близок. Не без ведома «комитета общественной безопасности» в ночь на 2 ноября в комнате Военно-революционного комитета появилась делегация от объединенцев и «левых» эсеров.
Она поставила вопрос о немедленном перемирии и создании временного комитета в составе 40 % большевиков, 40 % оборонческих партий и 20 % меньшевиков-интернационалистов. Эта делегация утверждала, будто бы в Петрограде уже достигнуто такое соглашение между социалистическими партиями.
Военно-революционный комитет предложил соглашение, по которому юнкера должны быть разоружены, вся власть переходит к Советам, создаётся орган власти в составе Военно-революционного комитета, пополненного представителями других организаций, — всего 17 человек.
Делегация ушла с тем, чтобы передать эти условия «комитету общественной безопасности».
Однако последний под влиянием боевых успехов революционных войск и Красной гвардии решил сдаться до прихода посредников.
Положение в «комитете общественной безопасности» и его штабе было безнадёжным. Среди юнкеров произошёл определенный раскол. Раскол был и в самом штабе белогвардейцев. Там определилось течение против Рябцева, которого обвиняли в нерешительности и соглашательстве с Советами.
С другой стороны, часть юнкеров поняла, что «комитет общественной безопасности» их обманывает. Этому в значительной мере помогла группа из числа сдавшихся в Лефортове юнкеров Алексеевского военного училища. Они явились в Замоскворечье в Партийный центр с предложением отправиться в Александровское военное училище, чтобы убедить юнкеров в бесцельности дальнейшей борьбы. Делегация эта 1 ноября была доставлена в Александровское училище и возвратилась оттуда как раз в момент переговоров Военно-революционного комитета с делегацией объединенцев и «левых» эсеров.
В результате среди юнкеров получился ещё более резкий раскол, чем в руководстве «комитета общественной безопасности».
Решительное наступление красных и артиллерийский обстрел юнкерских гнёзд ускорили этот внутренний развал.
В 6 часов утра 2 ноября Руднев, не дождавшись возвращения «левых» ходатаев, прислал Военно-революционному комитету письмо о капитуляции. «Комитет общественной безопасности» заявлял, что «при данных условиях он считает необходимым ликвидировать в Москве вооружённую борьбу против политической системы, осуществляемой военно-революционным комитетом, перейдя к методам борьбы политическим и предоставляя будущему разрешение в общегосударственном масштабе вопроса о конструкции власти в центре и на местах»[543].
Через час по получении письма Руднева, в 7 часов утра, в Военно-революционный комитет явилась новая делегация от шести «социалистических» партий во главе со Ст. Вольским. Её цель была добиться смягчения условий сдачи. Делегация использовала все средства давления на членов Военно-революционного комитета. Она взывала к милосердию, угрожала судом истории, говорила о каких-то уступках в Петрограде, рисовала картины ужаса, в которых виноваты большевики.
Когда «комитет общественной безопасности» предъявил Военно-революционному комитету свой ультиматум, когда юнкера расстреливали солдат в Кремле, представители этих же «социалистических» партий бежали из Совета в белогвардейский стан. При победе пролетарской революции они явились защищать белогвардейцев.
Под давлением делегации Смирнов, впоследствии оказавшийся врагом народа, от имени Военно-революционного комитета предложил следующий проект:
«1. Комитет общественной безопасности прекращает своё существование.
2. Юнкера и белая гвардия разоружаются.
Офицеры остаются при присвоенном им оружии, причём Военно-революционный комитет гарантирует им свободу и неприкосновенность личности.
3. Для вопроса о способе осуществления сдачи организуется комиссия из представителей Военно-революционного комитета и представителей организации, принимавших участие в посредничестве.
4. В случае принятия сторонами вышеуказанных пунктов Военно-революционный комитет немедленно отдаёт приказ о прекращении артиллерийской стрельбы»[544].
2 ноября утром Военно-революционный комитет в неполном составе принял этот соглашательский проект большинством голосов.
Пока в Совете шла разработка условий сдачи, боевые действия не приостанавливались ни на одну минуту. Тяжёлая артиллерия посылала в Кремль снаряд за снарядом. Красногвардейцы с боем гнали юнкеров к Кремлю.
В 10 часов 55 минут утра 2 ноября гостиница «Метрополь» была очищена от юнкеров. Полностью занят Китай-город наступавшими на него красногвардейцами. Освободившиеся после взятия «Метрополя» отряды в третьем часу дня заняли городскую думу и Исторический музей, откуда юнкера и «комитет общественной безопасности» ещё в 3 часа утра 1 ноября из-за артиллерийского обстрела ушли в Кремль.
В этих операциях принимали деятельное участие и так называемые «волжские» части — свежие подкрепления, прибывшие из Владимира, Шуи, Александрова и Коврова во главе с М. В. Фрунзе, который лично руководил боевыми операциями против белых на Лубянке, при взятии гостиницы «Метрополь», городской думы и Кремля. Для подкрепления революционных сил московского пролетариата из Петрограда был направлен боевой отряд Красной гвардии и революционных матросов во главе с членом военной организации при ЦК РКП(б). 31 октября в распоряжение штаба Красной гвардии и военно-революционного комитета Городского района прибыл отряд петроградских красногвардейцев, которые немедленно по прибытии в Москву заняли боевые позиции в районе Сухаревской площади. 31 октября по распоряжению Ленина и Сталина из Петрограда выехали в Москву 2000 красногвардейцев и моряков. Рано утром 1 ноября они прибыли в Москву и приняли участие в боевых операциях. Выступая на заседании Центрального Комитета партии большевиков, Ленин говорил: «Разговаривать с Викжелем теперь не приходится. Нужно отправить войска в Москву»[545].
Выступив вторично на этом же заседании, Ленин говорил: «Нужно придти на помощь москвичам, и победа наша обеспечена»[546].
Прибытие петроградских красногвардейцев и моряков ускорило разгром белогвардейцев в Москве.
Юнкера обстреливали из Кремля пулемётным огнём «Метрополь» и Охотный ряд. Для того чтобы прекратить этот обстрел, орудие с Лубянской площади стало бить по Спасской башне Кремля. Одновременно по башне начали стрелять и орудия «Мастяжарта» с Швивой горки. Один из снарядов попал в башню. Кремлёвские часы остановились. Пулемёт замолчал.
В 2 часа 37 минут 2 ноября Кремль был окружён советскими войсками. Артиллерия в упор била по Никольским воротам.
К 7 часам вечера заняты были Верхние торговые ряды. На Большой Никитинской до темноты происходила перестрелка между юнкерами и красногвардейцами, засевшим на противоположных сторонах улицы.
Со стороны Кудринской площади Красная гвардия продвинулась по Поварской и Бронной вплоть до Никитских ворот.
В Хамовническом районе юнкера пытались прорваться к Брянскому вокзалу, но встретили сильный отпор. В переулках по обе стороны Арбата стычки с юнкерами прекратились.
Отряды Замоскворечья перешли в наступление по Каменному мосту и заставили юнкеров отступить. Красногвардейцы взяли штаб округа на Пречистенке. Перед атакой штаба красногвардеец Николай Сычёв, обвесив себя ручными гранатами, штук до тридцати, взобрался по телефонному столбу на крышу дома.
По чердакам и крышам домов он подполз к самому штабу округа и стал сверху кидать гранаты в окна. Паника среди юнкеров ускорила падение штаба.
Бойцы Замоскворечья выбили белых из храма — Христа. Юнкера бежали в Александровское училище.
Белый штаб запросил пощады и начал, в свою очередь, переговоры о сдаче.
«… Кремль был окружен советскими войсками. Артиллерия в упор била по Никольским воротам».
Рисунок Н. П. Христенко.
Военно-революционный комитет поручил Смидовичу и Смирнову ведение переговоров. На свой страх и риск делегаты пошли ещё на ряд уступок по сравнению с теми, что утром были предложены «комитету общественной безопасности». В договор был включён новый пункт — 5-й, который гласил:
«По подписании соглашения все пленные обеих сторон немедленно освобождаются»[547].
Ухудшены были формулировки второго и третьего пунктов: в пункте втором добавлено о сохранении в юнкерских училищах оружия, нужного для обучения, а пунктом третьим представители командного состава белогвардейцев вводились в комиссию по разрешению способа разоружения юнкеров. Вот договор в его окончательном виде:
«2 ноября сего года в 5 часов вечера.
1. Комитет общественной безопасности прекращает своё существование.
2. Белая гвардия возвращает оружие и расформировывается. Офицеры остаются при присвоенном их званию оружии. В юнкерских училищах сохраняется лишь то оружие, которое необходимо для обучения. Всё остальное оружие юнкерами возвращается. Военно-революционный комитет гарантирует всем свободу и неприкосновенность личности.
3. Для разрешения вопроса о способах осуществления разоружения, о коем говорится в пункте втором, организуется комиссия из представителей Военно-революционного комитета, представителей командного состава и представителей организаций, принимавших участие в посредничестве.
4. С момента подписи мирного договора обе стороны немедленно дают приказ о прекращении всякой стрельбы и всяких военных действий, с принятием решительных мер к неуклонному исполнению этого приказа на местах.
5. По подписании соглашения все пленные обеих сторон немедленно освобождаются»[548].
Когда Смидович и Смирнов ознакомили Военно-революционный комитет с окончательным текстом договора, на заседании уже присутствовало большинство членов Партийного центра и те члены Военно-революционного комитета, которых не было на утреннем заседании. Договор вызвал резкие возражения со стороны целого ряда товарищей. Прения длились очень долго. И если договор всё же был утверждён, то только потому, что он содержал в себе главное: признание советской власти в Москве и поражение белогвардейцев.
В 9 часов вечера 2 ноября Военно-революционный комитет издал следующий приказ.
«Всем войскам Военно-революционного комитета.
Революционные войска победили. Юнкера и белая гвардия сдают оружие. Комитет общественной безопасности распускается. Все силы буржуазии разбиты наголову и сдаются, приняв наши требования.
Вся власть — в руках Военно-революционного комитета.
Московские рабочие и солдаты дорогой ценой завоевали всю власть в Москве.
Все на охрану завоеваний новой рабочей, солдатской и крестьянской революции!
Враг сдался.
Военно-революционный комитет приказывает прекратить всякие военные действия (ружейный, пулемётный и орудийный огонь). С прекращением военных действий войска Советов остаются на своих местах до сдачи оружия юнкерами и белой гвардией особой комиссии.
Войскам не расходиться до особого приказа Военно-революционного комитета»[549].
В районах знали, что идут переговоры о сдаче юнкеров, но массы, наученные опытом перемирия 29–30 октября, не верили в искренность белых. 3 ноября боевые стычки кое-где продолжались.
Боевой приказ Замоскворецкого штаба.
В каком положении оказались некоторые юнкерские части, разбросанные по всему городу, показывает обращение в штаб белых штабс-капитана Мыльникова. 3 ноября он находился на Арбате и запрашивал о положении дел, возмущаясь тем, что, будучи на позиции, он не имеет сведений об обстановке боя.
В 10 часов 33 минут утра 3 ноября Смоленский рынок целиком был в руках красногвардейцев. Тут же были устроены засады для задержки юнкеров, пытавшихся после подписании договора о сдаче бежать из Москвы через Брянский вокзал.
3 ноября утром 5-я школа юнкеров сдалась. К рассвету 3 ноября был занят и Кремль.
Его заняли красногвардейцы после прекращения артиллерийского обстрела в 3 часа утра 3 ноября. До этого времени туда проникали только отдельные красногвардейцы. Взятием Кремля была завершена победа в Москве. Началась приёмка сдавшихся офицеров и юнкеров.
Массы были возмущены тем, что офицерам оставили оружие, гарантировали свободу и личную безопасность всем контрреволюционерам, т. е. оставили безнаказанными все их действия и освободили всех пленных белогвардейцев и юнкеров.
3 ноября в Военно-революционном комитете собрались представители районных комитетов. Они потребовали аннулирования договора, заключения под стражу юнкеров и белогвардейцев и расстрела главарей контрреволюции.
Рабочие и солдаты, в течение шести суток сражавшиеся на улицах Москвы с юнкерами, сразу же исправили ошибки руководителей восстания: офицеры не только не остались «при присвоенном их званию оружии», но их и юнкеров после разоружения пришлось во избежание самосуда отправлять в тюрьму. Уже оттуда их выпускали на основании договора. При освобождении арестованных приходилось даже переодевать в солдатские шинели, чтобы массы их не растерзали.
В местах разоружения юнкеров и офицеров скопились громадные толпы рабочих и солдат. Они очень враждебно отнеслись к нейтральным комиссарам и даже к уполномоченным Военно-революционного комитета, которые выполняли пункты договора о разоружении и освобождении офицеров и юнкеров.
Разоружение белогвардейцев у Манежа в Москве.
Рисунок А. М. Ермолаева.
Вот как описывает картину возмущения масс меньшевистский автор в газете «Вперёд»:
«Прибыв в Александровское училище с утра 3 ноября, я застал чрезвычайно серьёзную картину. На улицу стекались группы различных частей, как воинских, так и вольных, чрезвычайно недисциплинированных, которые шумно и страстно требовали немедленного ареста и даже избиения юнкеров и офицеров. Они грозили нам приводом артиллерии, если мы не исполним их требования. Стоящие на площади два орудия (трёхдюймовые) были направлены толпой против училища. На улицах — чрезвычайно нервная обстановка, угрозы против комиссаров с минуты на минуту могли превратиться в действия, была попытка взять нас на мушку». Классовое чутьё не обмануло рабочих. После капитуляции руководители «комитета общественной безопасности» приступили к организации саботажа во всех учреждениях города Москвы. Офицеры развернули вербовку в контрреволюционную армию и отправляли белогвардейцев за Дон, где сколачивал свои банды Каледин. Основная масса офицеров и юнкеров, сражавшихся против рабочих и солдат в Москве, пошла на пополнение рядов организовавшейся на Дону и Украине контрреволюции.
Уступчивость, и в последнюю минуту ещё проявленная Московским военно-революционным комитетом к вполне выявившимся классовым врагам, не принесла ничего кроме вреда пролетарской революции.
Октябрьское восстание в Москве было подлинным народным восстанием. В борьбу были втянуты широчайшие рабочие и солдатские массы.
Фабрики и заводы были крепостями этого восстания. Рабочие выделяли из своей среды лучших бойцов, доставляли оружие и всё необходимое для победы. Своим революционным порывом и классовой сознательностью они оказывали громадное влияние на солдатскую массу, вовлекали её в борьбу, руководили ею. Рабочие массы и часть гарнизона требовали от районных революционных центров непримиримости, стойкости, решительного наступления. Наступление, а не оборона — стало лозунгом масс. Воспитанные уроками декабрьского восстания 1905 года, московские рабочие знали, что только кровавая, отчаянная борьба, только энергичное наступление обеспечат победу. Районные центры, в свою очередь, настаивали на переходе центральных руководящих органов восстания к наступательной тактике. Благодаря революционному творчеству и героической решимости рабочих-передовиков в районах был исправлен ряд ошибок руководства. Благодаря самоотверженнисти масс была достигнута победа.
В Москве, как и в Петрограде, организация восстания и руководство им оставались безраздельно в руках одной партии — партии большевиков.
В Москве не в меньшей степени, чем в Петрограде, действительным вдохновителем восстания был Ленин, за которым без всяких колебаний шла московская организация большевиков.
С начала октябрьских боёв в Москве великий гений социалистической революции Ленин внимательно следил за ходом борьбы в Москве, оказывая московскому пролетариату и его большевистской организации всестороннюю помощь.
На помощь московским рабочим Петроградский военно-революционный комитет, возглавляемый Сталиным, послал значительные вооружённые силы.
Отряды, посланные Лениным и Сталиным, с величайшим энтузиазмом вместе с пролетарскими отрядами московских рабочих громили белогвардейских мятежников. Прибытие революционных подкреплений из Петрограда, Иваново-Вознесенска и других городов неизмеримо укрепило позиции революционных сил и, наоборот, вносило деморализацию в ряды мятежников.
Серьёзные ошибки, допущенные в Октябрьские дни в Москве, были следствием того, что «главные правила искусства восстания», о которых настойчиво напоминал в своих письмах Ленин, нарушались ведущими боевыми органами, как при организации восстания, так и в руководстве вооружённой борьбой. Как бы предвидя возможность этих ошибок, Ленин напоминал в своих письмах, что «… вооружённое восстание есть особый вид политической борьбы, подчинённый особым законам, в которые надо внимательно вдуматься»[550].
Допущенные в Октябрьские дни в Москве ошибки явились результатом того, что эти особые законы вооружённого восстания были недостаточно поняты, нередко их игнорировали, забывали о них.
В Петрограде контрреволюционное выступление юнкеров было беспощадно раздавлено в одну ночь. В Москве же руководство обнаружило медлительность и нерешительность, а кое-кто из состава руководящих органов — и предательское колебание, приведшие к затяжке борьбы. Вопреки указаниям Ленина: «начиная его (восстание. — Ред.), знать твёрдо, что на идти до конца»[551], — московские большевики уже при организации руководящих органов допустили ошибки, затруднившие победу. В добавление к ошибкам, совершённым в первые дни борьбы, следует отнести ещё следующие:
1. Технической подготовки восстания не было. Боевые органы были созданы поздно. Приводные ремни от партии большевиков к солдатам оказались к началу восстания недостаточно крепкими.
2. Военно-революционный комитет по указанию Партийного центра ввёл в свою среду меньшевиков и объединенцев. В Петрограде оборона, в том числе и приглашение других партий в состав Военно-революционного комитета, была прикрытием наступления. В Москве введение эсеро-меньшевиков в Военно-революционный комитет было принято всерьёз.
3. В военно-революционных комитетах, как в центре, так и в районах, в начале боевых действий не было товарищей, хорошо знавших военное дело. В известной мере военно-технической слабостью Военно-революционного комитета можно объяснить тот факт, что руководство восстанием не обеспечило немедленного и прочного захвата арсенала и пороховых погребов для вооружения рабочих и солдат.
4. В Петрограде восстание отличалось исключительной организованностью. В Москве, особенно в первый период, преобладал самотёк. «Раз восстание начато, надо действовать с величайшей решительностью и непременно, безусловно переходить в наступление. «Оборона есть смерть вооружённого восстания»[552], — так учил Ленин.
В составе Военно-революционного комитета, как и Партийного центра, в Москве оказались люди, не верившие в силы пролетарской революции, отрицавшие возможность победы социализма в России. Они были против вооружённого восстания. Они рассчитывали предупредить восстание. Они вступили и до и в процессе восстания в предательские переговоры с классовый врагом. Но этими то переговорами и воспользовался противник. Он выиграл время, чтобы сорганизоваться. Обманом он захватил Кремль, окружил здание Совета и предъявил ультиматум Военно-революционному комитету.
Московская организация большевиков, руководствуясь указаниями Ленина и Сталина, отбросила колеблющихся, сломила сопротивление противников восстания и добилась решающей победы над контрреволюцией в Москве.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги