История Италии. Том I

2. Особенности развития феодализма в Северной и Средней Италии в IX–XIV вв. ^{Л. А. Котельникова}

После завоевания Лангобардского королевства франками политическая карта Италии выглядела следующим образом: Северная и частично Средняя Италия (за исключением Папской области) вошли в состав Каролингской империи. Папское государство включало в себя Рим с окружающей территорией, Пентаполис и Равеннский экзархат. Сохранявшие и прежде фактическую независимость от Лангобардского королевства герцогства Сполето и Беневенто в этот период были вассалами то папы, то Каролингов; Апулия, Калабрия и Сицилия по-прежнему принадлежали Византии.

Каролинги разделили завоеванную часть Италии на 20 графств (вместо прежних герцогств), во главе которых находились представители франкской служилой знати. В пограничных областях были образованы маркграфства (маркизаты). Сменив лангобардских герцогов и гастальдов, графы возглавили и управление городами. Им подчинялись викарии, центеиарии и более мелкие должностные лица — деканы, салтарии и др. Гастальды оставались управляющими владений короны, находясь в зависимости от графов. Графам принадлежали судебные и военные, административные и фискальные функции. При Карле Великом был также учрежден институт скабинов, избиравшихся графом из имущественно состоятельных и сведущих в законах горожан с согласия всего населения города. Скабины участвовали в судебных заседаниях и помогали графам в розыске преступников.

Каждые три месяца графства и епископские диоцезы посещали «императорские посланцы» (missi dominici), обладавшие контрольными функциями. Однако в IX в. деятельность missi dominici постепенно ослабевает, в то время как расширяется объем власти и возрастает влияние епископов (некоторые из епископов в первой половине IX в. были и среди «императорских посланцев»).

Епископ постепенно становится административной и политической главой города и его округи, подчиняя себе графа. Со второй половины IX в. растет количество императорских иммунитетных дипломов, пожалованных епископам. Первоначальное освобождение населения иммунитетной территории от некоторых податей и взиманий в пользу королевской власти и запрещение государственным должностным лицам вступать в пределы иммунитета расширяется вплоть до приобретения иммуннстами политических, судебных и административных прав графов, в том числе прав на открытие рынков и ярмарок и чеканки монеты.

Иммунитетные привилегии в IX–X вв. получили епископы-сеньоры крупных городов Северной и Средней Италии — Павии, Пьяченцы, Вероны, Падуи, Кремоны, Ареццо, Бергамо, Венеции и др. Оживление торговой и ремесленной активности многих итальянских городов, начавшееся в VIII в., неуклонно возрастало в IX–X вв. и было тесно связано с приобретением ими ряда политических и административных прав в государстве. Это отразилось и в многочисленных королевских и императорских дипломах.

Пожалования жителям тех или иных городов прав на устройство ярмарок и рынков, чеканку монеты, возведение укреплений, строительство дорог и мостов, освобождение их от уплаты ряда торговых пошлин и сборов должны были обеспечивать государям активную поддержку со стороны горожан и их сеньоров-епископов в борьбе с теми или иными крупными феодалами или феодальными группировками (на деле же возросшая мощь епископа в результате иммунитетной грамоты далеко не всегда являлась гарантией его верности жалователю: так было и в Каролингской империи, и в Итальянском королевстве, и в государстве Оттонов). Обычно иммунитетные права горожане осуществляли под контролем и главенством епископа — своего сеньора, хотя подчас такие пожалования делались непосредственно горожанам, а епископ или граф в грамоте могли и не упоминаться (ср. иммунитетный диплом 958 г. горожанам Генуи, согласно которому государственным должностным лицам запрещалось осуществлять всякие публичные функции в городе; в дипломе 945 г. за горожанами Мантуи фактически признавались суверенные права, хотя король и адресуется к епископу).

Тем не менее епископ вовсе не собирался уступать свои права и привилегии добровольно. Столкновения его с горожанами — торгово-ремесленными слоями и мелкими феодалами-вальвассорами — в IX–X вв. — явление весьма частое. В 879–899 гг. жители Турина изгнали из города епископа Аммоло. В 980 г. произошло первое крупное выступление горожан Милана против архиепископа. Епископа Ландульфа лишили всех прав в городе и два раза заставляли оставить Милан Исключительно сильный размах приобрела борьба миланцев против архиепископа Ариберта в 1041–1044 гг. Горожане Пьяченцы боролись с епископом за обладание портом на реке По. В 996 г. после неудачной попытки вернуть себе общинные угодья, захваченные епископом, кремонцы разрушили крепость епископа и изгнали его из города. Выступления горожан против епископов в IX–X вв. были первыми вестниками нового движения. которому принадлежало будущее, — борьбы за коммуну. Органы городской коммуны — общее собрание членов, особые должностные лица — появились не вдруг, не в момент ее возникновения. В городах Италии в IX–X вв. (а подчас и еще раньше) мы встречаемся с зародышевыми формами будущего городского самоуправления. Так, франкское законодательство официально признавало участие всего городского населения в выборе епископа, скабинов, вицедоминов и других должностных лиц.

Этот порядок сохранился и в период Итальянского королевства, и при германских императорах Саксонской династии. Разумеется, к активной деятельности в выборных органах и в городских делах допускались не все горожане, а в первую очередь представители богатого купечества и ремесленников, мелкие и средние феодалы — капитаны и вальвассоры. Богатые горожане участвовали в некоторых судебных заседаниях, в розыске преступников, контроле за взиманием десятины. Как и в лангобардское время, продолжало функционировать общее собрание горожан — conventus ante ecclesiam, компетенции которого подлежали вопросы внутреннего благоустройства города — сохранение и ремонт общественных зданий, городских стен и крепостных сооружений, дорог и мостов, военная защита города и создание городского ополчения, забота о соблюдении правил относительно мер и весов, споры из-за земель, находившихся в общем пользовании (а подчас и собственности) горожан, а также принятие новых жителей в число полноправных граждан города (cittadinanza). Представители горожан (кураторы или прокураторы, экзакторы) осуществляли надзор за общинными землями, рынками и ярмарками.

Широкая раздача императорами и королями иммунитетных пожалований духовным и светским магнатам сочеталась довольно часто с успешными попытками со стороны графов и маркграфов превратить в наследственные владения свои должности и бенефиции. Уже в 877 г. Карл Лысый вынужден был признать наследственность бенефициев во всей Франкской империи, в том числе и в Италии. Рост независимости графов, епископов и других представителей духовных и светских сеньоров, все более сосредоточивавших в своих руках полноту публичных прав над подвластной территорией и ее населением, приводил к ослаблению центральной власти и тем самым к росту политической раздробленности страны. По Верденскому договору 843 г., закрепившему раздел империи Карла Великого, Италия выделилась в самостоятельное королевство, но оно существовало лишь номинально, так как в действительности в IX–X вв. страна являлась ареной ожесточенных столкновений различных феодальных группировок, как местных, так и иноземных. Уже после коронации Карла Толстого королем Италии (881 г.) королевский титул в течение почти 7 лет оспаривали правнук Людовика Благочестивого Гуго и зять Карла Лысого Бозон, находившийся под покровительством папы. В конце IX в. и в X в. постоянно соперничали из-за королевского титула маркграфы Ивреи и Фриуля, герцоги Сполето, поддерживаемые феодалами Бургундии и Прованса.

Воспользовавшись сложившейся ситуацией, Италией попытались завладеть арабы (сарацины) и венгры. В течение IX в. арабы заняли Сицилию, откуда стали совершать набеги на Южную Италию, а в 847 г. сожгли даже римские предместья. Сделав своим опорным пунктом Гаэту, они направлялись оттуда в Лациум и Кампанию. Арабы укрепились также на Севере, в Пьемонтских Альпах и нападали на Пьемонт, Лигурию, города Пизу и Геную.

С конца IX в. Италия подвергается нашествиям венгров. В 899 г. они вторглись во Фриуль и Венецианскую область, в 924 г. — в Ломбардию, разграбили Павию (по словам современника, в ней осталось в живых лишь 200 человек), сожгли Бергамо, Парму, Кортону, Аквилею.

В 947 г. венгры прошли через всю Италию. Лишь со второй половины X в. (после поражения венгров на реке Лехе в 955 г.) их набеги постепенно прекращаются, но теперь на Италию нападают норманны, укрепившиеся на Юге страны.

С середины X в. Северная и Средняя Италия становятся объектом новых завоеваний — начинаются «итальянские походы» германских феодалов во главе с королями. В 951 г. состоялся первый поход в Италию германского короля Оттона I. Поводом для вмешательства в итальянские дела было обращение к Оттону Адельгейды Бургундской, вдовы короля Лотаря Прованского. Маркграф Ивреи Беренгар (один из постоянных претендентов на королевский титул) хотел выдать ее замуж за своего сына и тем самым упрочить права на престол. Адельгейда воспротивилась этому браку, и Беренгар заключил ее в крепость, откуда она бежала в Каноссу и обратилась к германскому королю, считавшемуся ее опекуном, прося его, если он пожелает, жениться на ней и наказать Беренгара. Оттон с большим войском вторгся в Италию, занял Павию, короновался железной лангобардской короной, приняв титул короля лангобардов, и женился на Адельгейде. Но вскоре ему пришлось возвратиться в Германию из-за начавшегося там мятежа феодалов.

Второй поход Оттона в Италию состоялся в 961–962 гг. Оттон восстановил власть папы Иоанна XII (955–964), изгнанного римлянами, а из рук папы получил корону «Священной Римской империи». Согласно договору, заключенному между Оттоном I и папой, Оттон признавал права папы на светские владения в Италии, но верховным сеньором их провозглашался германский император. Символом подчинения папства империи являлась обязательная присяга папы императору. Так возникла «Священная Римская империя», которая была по существу только германской империей, хотя внешне являлась как бы возродившейся империей Карла Великого. Формально в ее состав входили Германия, некоторые славянские земли, часть Южной и Юго-Восточной Франции (в первой половине XI в. было присоединено Бургундское королевство), Северная и Средняя Италия (Ломбардия, Тоскана, Сполето, вассальные Капуя и Беневенто). Однако фактически власть над Италией (как, впрочем, и над многими другими землями) имела сколько-нибудь реальное значение только тогда, когда там находились императорские войска. Каждый поход германских королей вызывал восстания местного населения.

Важнейшая причина завоевательной «итальянской политики» германских королей заключалась в стремлении подчинить многочисленные итальянские города и прибрать к рукам их богатства. Утверждение господства германских императоров над папой — главой католического духовенства — должно было обеспечить их преимущество среди других королей Западной Европы, а также упрочить их власть и авторитет среди немецких и итальянских епископов. «Священная Римская империя» являлась искусственным образованием, не имевшим ни этнических, ни экономических обоснований. Ее существование явилось значительным препятствием к объединению как Германии, так и Италии[99]. В угоду императорам папы поддержали реакционную и беспочвенную идею. Контроль германских императоров над папами сохранялся до середины XI в. В этот период многие папы фактически являлись ставленниками императора.

Стремясь укрепиться в Италии, германские императоры занимались широкими раздачами иммунитетных привилегий (дарились графства, монастыри, города и даже целые провинции) духовным и светским феодалам, часть которых им удалось привлечь на свою сторону.

Позднее, в XI в. был создан специальный аппарат императорской власти в Италии — канцлер, императорские посланцы с обширными полномочиями, пфальцграфы, ведавшие высшими судебными делами.

Итальянские походы Оттона I продолжались и после его коронации. Однако попытки захватить византийские владения (охватывавшие Юг Италии и простиравшиеся севернее Неаполя) окончились неудачей. Оттон женил своего сына (будущего Оттона II) на дочери византийского императора Цимисхия Феофане, надеясь этим путем обеспечить новые территориальные приобретения для империи. Но и Оттону II не удалось завоевать Южную Италию: в 982 г. он потерпел поражение от арабов при Кротоне (Калабрия) и умер, готовясь к новым походам. Его сын Оттон III мечтал о «великой» империи, которая охватывала бы весь христианский Запад, и проживал в Риме (центром империи он хотел видеть Италию), но ему не удалось даже расширить завоеванную итальянскую территорию. В 1001 г. после восстания в Риме Оттон III бежал из города и вскоре умер.

История Северной и Средней Италии XI–XII вв. — это становление и укрепление городских коммун, возникающих в результате острой социальной борьбы горожан с сеньорами города, чаще всего епископами, а также в ходе столкновений различных социальных группировок городского населения. Эти процессы протекали в обстановке продолжавшихся завоевательных походов германских королей (каждый новый король отправлялся в Рим за императорской короной). С середины XI в. усиливается папство, вступающее в борьбу с императорами. Отдельные итальянские города, разные прослойки класса феодалов и горожан поддерживают то императора, то папу. Накал политической и социальной борьбы возрастает.

Падение Западной Римской империи, варварские нашествия, слабая власть византийского экзарха способствовали росту политической самостоятельности римских епископов, которые уже в III–IV вв. пользовались наибольшим влиянием среди других епископов, владели значительными земельными богатствами и претендовали на особое положение в церкви. С V в. римские епископы стали именоваться папами (от греческого «паппас» — отец). Для обоснования своих притязаний на руководство церковью римское духовенство выдвинуло легенду о римских епископах как преемниках п наместниках апостола Петра, первого епископа Рима. Уже папа Лев I (440–461) добился от римских императоров издания декрета о подчинении всех епископов папскому суду и о придании решениям папы силы закона. Политическое влияние папства усилилось при Григории I (590–604), возросли материальные основы его власти.

Важной вехой на пути роста папского могущества было образование в 756 г. (при папе Стефане II) Папской области — светского государства пап. Папское государство просуществовало до 1870 г. (его остаток — современный Ватикан). Чтобы обосновать захват византийских владений, за счет которых Папское государство было создано, папство еще тогда составило подложную грамоту — «Константинов дар», в которой говорилось, что римский император IV в.

Константин в благодарность за исцеление его от слепоты и наставление в христианской религии подарил папе Сильвестру I власть не только над Римом, но над «всеми провинциями Италии и Запада». Свои территориальные захваты и в последующем папы пытались оправдать ссылками на этот документ.

Подчинение Италии Каролингам, в котором папы сыграли не последнюю роль, привело надолго к зависимости пап от франкских монархов.

В первой половине IX в. папство пыталось воспользоваться ослаблением центральной власти в Каролингской империи. «Лже-Исидоровы декреталии» (составлены в середине IX в. Псевдоним автора — Исидор Меркатор) проповедовали независимость духовных владык, епископов, от светских властей, а также утверждали верховенство папы над епископами. Однако конец IX и X в. стали снова периодом глубокого упадка папства, когда престол занимали креатуры различных группировок римской знати. Так, в X в. пап назначали две знатные римлянки — Феодора и ее дочь Мароция. Мароция сделала папой своего сына (под именем Иоанна XI), другой ее сын, Альберик, заключил собственного брата, папу и саму Мароцию в тюрьму; в течение 22 лет он оставался диктатором в Риме и назначал пап. Среди них был и его 16-летний сын (Иоанн XII), известный своей распущенностью. Именно из рук этого папы получил Оттон I императорскую корону. После создания «Священной Римской империи» почти 100 лет императоры фактически добивались избрания на папский престол своих кандидатов (когда же папа Иоанн XII попытался освободиться от опеки Оттона I, его предали по приказу Оттона суду церковного собора и лишили власти по обвинению в убийстве, клятвопреступлении, святотатстве и безнравственном поведении).

Оборотной стороной упадка папской власти было усиление власти епископов, архиепископов, аббатов, превращавшихся в могущественных феодальных сеньоров и нередко предававших забвению общецерковные интересы в угоду стремлению к обогащению и приобретению политического господства. «Обмирщение» церкви сильно подрывало ее авторитет среди Берующих.

Движение за создание сплоченной, сильной и независимой церкви, за укрепление папской власти особенно широко развернулось в X–XI вв. Возникло оно среди монашества. Его возглавил монастырь Клюни в Бургундии, основанный в 910 г. (по его имени получило название и все движение). К концу XII в. к движению присоединились около 2 тысяч монастырей Франции, Германии, Италии, Англии и Испании. Во главе конгрегации стоял клюнийский аббат, находившийся непосредственно под властью папы. Реформированные монастыри вводили у себя суровый бенедиктинский устав, требовавший от братии строгого аскетизма и безусловного повиновения аббату.

Эти монастыри должны были быть независимыми не только от местных епископов, но и от светских властей (хотя основателями монастырей и их аббатами очень часто становились герцоги, графы, рыцари).

Главными требованиями клюнийцев к духовенству были отказ от подчинения церкви светским государям (в этом реформаторы усматривали главную опасность для церкви), соблюдение обета безбрачия (целибата); запрещение продажи церковных должностей (симонии).

Клюнийское движение подготовило возвышение папства.

Важные шаги в деле осуществления реформы и подчинения епископов сделал папа Лев IX (1049–1054), который запрещал симонию и низлагал епископов-симониаков. Но наиболее решительные меры в этом направлении были предприняты позже — при папах Николае II (1059–1061) и Григории VII (1073–1085).

Латеранский собор 1059 г. принял закон, по которому папа избирался коллегией 12 высших церковных сановников — кардиналов — без вмешательства римской знати и императора (император сохранил лишь право последующего утверждения папы). Браки духовенства запрещались. Епископы и аббаты не должны были назначаться светскими лицами.

В итальянских городах началась острая борьба между сторонниками реформы — ремесленниками, монашеством, частью купечества, мелкими рыцарями и ее противниками — богатым духовенством и частью феодалов. Папство стремилось использовать в своих интересах патарию — движение народных низов Милана (патаренами первоначально называли торговцев старым платьем, живших на одной из улиц Милана) — против епископов и богатого духовенства. Папы искали поддержку и среди нормандских герцогов, сеньоров захваченных ими областей Южной Италии, и некоторых испанских сеньоров.

Исключительно ожесточенный характер столкновения между папой и германским императором приняли в 70-х годах XI в. из-за спора об инвеституре[100]. Право инвеституры означало право назначения на должности крупных церковных сановников — епископов и аббатов, что широко практиковалось германскими императорами начиная с Оттона I. Папы выступили с резким протестом против такой процедуры. В 1073 г. на папский престол под именем Григория VII вступил монах Гильдебранд, фанатичный сторонник клюнийской реформы, фактически уже почти в течение 20 лет направлявший папскую политику. Григорий VII поставил своей целью осуществить утопическую идею создания теократического государства, подчинив папской власти светских государей всего мира. В «Диктате папы» говорилось о полной независимости всех папских действий. Папа не может быть судим, сам же он в любое время может по своей воле низлагать епископов, так же как и императора, а его вассалов освобождать от клятвы сюзерену. В то же время он добивался осуществления и вполне «материальной» программы: увеличил доходы папства, упорядочив сбор десятины и установив патронат над реформированными монастырями и рядом светских владений. Папская курия получала взносы от королей Англии, Польши, Дании. Папу поддерживали некоторые представители высших слоев светских феодалов в Германии и Италии. Маркграфиня Матильда Тосканская, которой принадлежали обширные владения в Средней Италии, подарила Григорию VII Тосканское маркграфство, хотя оно было имперским леном. Папские легаты проводили в жизнь требования церковной реформы и влияли на выборы духовных князей.

В 1075 г. на Римском соборе вновь была запрещена светская инвеститура. Однако германский император Генрих IV не пожелал подчиняться папе, продолжая назначать и смещать епископов в Германии и Италии. Более того, Генрих IV низложил папу на соборе германского духовенства в Вормсе (1076 г.). Папа в свою очередь объявил об отлучении Генриха IV от церкви на соборе в Риме в том же году. По его повелению немецкие князья сместили Генриха с престола; после этого тому не оставалось ничего иного, как пытаться помириться с папой. Зимой 1077 г. с небольшой свитой Генрих IV перешел через Альпы и 3 дня босой, в одежде кающегося грешника простоял под стенами замка Каноссы, где в то время находился папа (того самого тосканского замка, откуда Адельгейда Бургундская призвала в Италию Оттона I, с чего и начались итальянские походы германских королей).

Король получил прощение, отлучение было снято; однако, вернувшись в Германию, он возобновил борьбу с Григорием VII, назначив «антипапу», а в 1084 г. получил даже в Риме корону от «своего» папы. Григорий VII призвал на помощь норманнов, которые вошли в Рим и подвергли его страшному опустошению. Григорий VII вскоре умер на Юге, куда он бежал вместе с норманскими отрядами. В 1122 г. был заключен компромиссный Вормсский конкордат: в Германии за императором оставалось право светской инвеституры (передача скипетра) епископов, избранных духовенством (в присутствии императора); в Италии же император не мог влиять на выборы, и духовная инвеститура (передача кольца и посоха) здесь предшествовала светской (последняя имела место через 6 месяцев после выборов епископов и осуществлялась императором или его посланцем). Вормсский конкордат не решил спорных проблем между империей и папством, хотя и усилил власть папы над епископами (в первую очередь в Италии).

Итальянские походы германских императоров продолжались еще более 200 лет. Особого напряжения достигла борьба городов Северной и Центральной Италии против Фридриха Барбароссы (1152–1190), поставившего целью полностью лишить их самостоятельности и подчинить своей власти.

Длительные столкновения между империей и папством, многочисленные завоевательные походы германских императоров в Италию повлекли за собой большие бедствия для страны и ее населения, содействовали ее экономическому и политическому раздроблению. «„Культуркампф“ императора против папы в средние века привел к раздроблению и Германии, и Италии»[101].

Процесс феодализации Италии достиг заметных успехов уже к концу VIII в.

В IX–X вв. феодальные отношения развивались весьма быстро и интенсивно. Что было общего и особенного в феодальном развитии Италии по сравнению с другими странами Западной Европы, что следует считать специфическими чертами итальянского феодализма, присущими именно Италии?

Вопрос этот сложный и трудный, и ответить на него можно, лишь проанализировав все стороны экономики, социальной, политической и идеологической жизни Италии феодальной эпохи. Задача настоящей главы — выявить некоторые особенности феодального развития Северной и Средней Италии[102] в IX–XIV вв. в аграрной сфере.

«Исключительное развитие городов, сохранившихся по большей части еще от римской эпохи»[103], обусловило специфику истории страны на протяжении всего средневековья. Жизнь итальянской деревни невозможно изучать в отрыве от истории города. Но в то же время и собственно городское развитие нельзя во многом понять, не уделив должного внимания исследованию аграрного строя. Город был тесно связан с сельской округой: окрестные крестьяне доставляли горожанам хлеб и вино, сыр и мясо, оливковое масло, шерсть и лен. Существенную часть городского бюджета составляли налоговые поступления из контадо и дистретто[104]. Работниками городских ремесленных мастерских, мануфактур и торговых заведений становились тысячи жителей деревень и мелких городов. Гражданство города приобретали феодалы, которых переселяться в города нередко заставляла сама коммуна. А одновременно с этим горожане и городская коммуна приобретали в округе обширные земельные комплексы с зависимыми крестьянами-держателями. В наибольшей степени это взаимовлияние и взаимодействие сельской и городской истории сказалось в Италии в XI–XIV вв.

Но и в более ранний период — в IX–X вв. — многое в экономической и социальной жизни страны останется непонятным, если рассматривать город и деревню изолированно друг от друга.

Укрывшиеся за мощными стенами процветающие городские коммуны, мелкие укрепленные поселения — городки и села, расположенные на сотнях холмов и горных склонов феодальные замки среди пахотных полей, перемежающихся виноградниками или окруженных ими, оливковыми рощами, лугами и лесными массивами, — все это составляло неотъемлемую часть пейзажа средневековой Италии.

Своеобразен ее рельеф — горы и предгорья занимают ¾ территории страны. Помимо Паданской равнины и тосканской Мареммы, в Северной и Средней Италии отсутствуют сколько-нибудь большие низменности. Отдельные участки их есть по берегам рек Арно, Омброне и др.

Теплый и мягкий средиземноморский климат на большей части территории с жарким и сухим летом и дождливыми осенне-зимними месяцами, бурые и коричневые почвы благоприятствуют разведению винограда, оливок, многочисленных сортов плодовых деревьев, а также озимых зерновых культур. Более холодный и континентальный климат Паданской равнины, альпийских склонов и Апеннинских хребтов обусловливает специфику сельскохозяйственного производства этих районов.

Виноградники и фруктовые деревья на Паданской равнине высаживались, как правило, в зоне альпийских озер, а остальная ее часть была обычно занята пропашными, зерновыми и бобовыми культурами (особенно, центр и северо-восток), а также лугами, пастбищами и лесами. Скот пасли повсюду — и в предгорьях, и на горных склонах Альп и Апеннин. В Тоскане пастбищами служили довольно обширные пространства Мареммы (заболоченных земель).

Разведение зерновых культур и виноградарство — вот те отрасли сельского хозяйства, которые получили наибольшее развитие в IX–XIV вв. и где происходила прежде всего интенсификация производства. Из зерновых чаще культивировалась пшеница (твердых сортов, наиболее пригодная к средиземноморским почвам), затем рожь (особенно в Северной Италии IX–XI вв.), полба, просо разных видов (в том числе так называемое итальянское просо), ячмень, сорго, овес. Климатические условия Средней Италии (жаркое и сухое лето) не благоприятствовали выращиванию яровых культур.

Зерновые, как правило, были озимыми. Их сеяли в сентябре-октябре, а убирали в июне-июле. В Северной Италии высевались как озимые, так и яровые зерновые культуры. К последним относились пшеница, полба, овес, просо, сорго. Их сеяли в феврале-марте, урожай снимали в июне — начале июля. В поземельных грамотах нередко речь идет о «большом» и «малом», «зимнем» и «летнем» урожае зерновых, «мартовских полях», о доставке пшеницы нового урожая сеньору в июле или в августе.

§ 358 Эдикта Ротари дает основание для вывода, что в лангобардскую эпоху наблюдалось трехполье с принудительным севооборотом и пастьбой по пожне и пару.

В грамотах IX–XIII вв. прямых свидетельств о системе севооборота не содержится. По ряду косвенных данных (существование яровых культур и пара) можно предположить, что на Паданской равнине существовало трехполье. В Средней Италии, очевидно, имело место двухполье, но в XIII–XIV вв. (как, впрочем, и в Северной Италии) оно постепенно уступало место чередованию зерновых и бобовых культур: последние высевались в поле вперемежку с зерновыми и занимали земли, прежде предназначавшиеся для пара.

Для средневековья это была прогрессивная форма севооборота, хотя в Италии она получила значительное распространение в передовых хозяйствах уже во времена Римской республики.

Существовали ли в Северной и Средней Италии IX–XIII вв. принудительный севооборот и «открытые поля»? В равнинных областях Севера в IX–XIII вв. пахотные поля нередко располагались более или менее компактно, не перемежались виноградниками, огородами и садами и не обносились каменными стенками. Границами между участками там служили небольшие рвы, невысокий терновник, деревянные колья, камни, которые легко могли быть убраны после уборки урожая и не мешали выпасу на них скота, принадлежащего общинникам.

В статутах сельских коммун Северной Италии XIII–XIV вв. встречаются предписания о том, что никто не должен чинить препятствия (в случае нарушения взимается штраф) выпасу скота на чужом сжатом поле после уборки урожая, на пару или же на лугах, принадлежащих отдельным членам коммуны, после уборки сена.

В Средней Италии участки пашни отдельных собственников обычно располагались рядом с виноградниками и садами и обносились оградой, чаще всего из камня, плодовые деревья могли высаживаться и по краям поля, и в междурядьях посевов. В результате возможности пастьбы скота по пожне или пару (последний обычно был занят какими-либо — как правило, бобовыми — культурами) здесь были почти сведены на нет. Впрочем, даже в упомянутом § 358 Эдикта Ротари говорится и об огороженных участках, не подчиняющихся системе принудительного севооборота.

Не случайно статуты сельских коммун Средней Италии XIII–XIV вв. устанавливают лишь менее высокий штраф за допуск скота соседей на сжатое поле по сравнению со штрафом за потраву засеянных участков.

Система землепользования в XIV в. изменялась и в Северной Италии, сокращались общинные земли и исчезали «открытые поля».

Единые сроки начала и окончания покоса трав, сбора винограда, желудей и каштанов довольно часто указываются в городских и сельских статутах как Северной, так и Средней Италии. Однако коммуны Средней Италии обычно этим и ограничиваются; на Севере же коммуны не разрешали порой земледельцам без позволения должностных лиц менять порядок сева тех или иных культур (вместо озимых сеять яровые и т. п.), так как иначе нарушился бы единый севооборот на всей территории коммуны (это значит, что еще в той или иной степени он существовал)[105].

В определении сельской коммуной в XIII–XIV вв. (так же как нередко и городской) сроков проведения некоторых видов сельскохозяйственных работ следует, думается, в первую очередь видеть не свидетельство о наличии принудительного севооборота, а стремление предотвратить конкуренцию между членами коммуны, подобно тому как цеховые статуты запрещали работы в праздники и ночные часы. Городская же коммуна подобными предписаниями пыталась регулировать поступление в город продовольствия из округи и вместе с этим оградить интересы городских торговцев от возможных конкурентов из округи.

Какова была агротехника в изучаемый период и претерпела ли она какие-либо заметные изменения по сравнению с римской? Свидетельств источников на этот счет очень немного, и они не дают оснований для вывода о каком-либо существенном прогрессе средневековой Италии в области техники сельского хозяйства по сравнению с римским периодом. Из широко известного трактата «О выгодах сельского хозяйства» (1305 г.), принадлежащего перу болонского судьи Пьетро ди Крешенци, основывавшегося как на трудах римских писателей, так и на хозяйственной практике в его собственных владениях, можно сделать вывод о том, что римские традиции в земледелии продолжали господствовать еще и в это время; мало того, после варварских нашествий и разрушений римский уровень был достигнут далеко не сразу и не везде.

Для обработки земли под пропашные культуры применялся легкий плуг с резаком, лемехом, грядилем и рукояткой, а также двумя дощечками для заделки семян, брошенных в землю. В плуг обычно запрягалась пара волов, но их имели далеко не все крестьянские хозяйства. Подчас пахали на мулах и даже на ослах и коровах; иногда в упряжку впрягали коня и вола.

Пьетро де Крешенци известен и тяжелый колесный плуг, запрягаемый двумя парами волов. Очевидно, с его помощью переворачивали тяжелые пласты земли. Но в грамотах XIII–XIV вв. прямых упоминаний о тяжелом плуге мы не встречаем, есть лишь свидетельства о двух парах волов, обрабатывавших довольно крупные земельные комплексы, сданные в испольную аренду.

Плуг, особенно железный лемех и нож, был дорогостоящим орудием и его мог иметь не каждый крестьянин.

Крестьяне, не имевшие плуга, вскапывали землю мотыгой или заступом. После посева поля боронили — бороной или мотыгой. Вспашка под будущие посевы, как правило, производилась не менее двух или трех раз. В XIII–XIV вв. городские статуты иной раз требовали от арендаторов производить четырехкратную вспашку под зерновые культуры. Так, статут Имолы 1334 г. предписывал: «каждый арендатор, который берет земли в аренду под обработку, должен четыре раза вспахать их до посева, и при пятом возделывании засеять, и до августовских календ засыпать все рвы до краев, протроить и прочетвертить землю за свой счет».

Посевы удобрялись чаще всего навозом. Порой источники XIII–XIV вв. упоминают зеленое удобрение — лупин. О вывозе навоза на поля говорится и в документах IX–XII вв., но особенно детальные предписания по этому поводу содержатся в испольных контрактах XIII–XIV вв., где указывается нередко точное количество возов, которые испольщик должен вывезти на поле или оставить в хлеву для использования новым арендатором.

Стойловое содержание скота благоприятствовало применению навоза в качестве удобрения и тем самым повышению урожайности. Однако оно имело место вовсе не так часто. Нехватка кормов для скота (почти единственным видом его зимой порой являлась солома) приводила к тому, что в помещениях зимовал лишь рабочий скот, и то так было не везде. Мелкий рогатый скот, свиньи паслись на лугах, пустошах, в лесах, а также на пашне после снятия урожая.

Подобная мера являлась вынужденной. На землях, где выращивались фруктовые деревья, время возможного выпаса ограничивалось обычно зимой. Весной поля были «закрыты», и скот пасся в лесу и на необработанных землях. Жатва производилась вручную серпами (но могла применяться и галльская жнейка), колоски срезались очень высоко, как и в античной Италии, чтобы оставить достаточно соломы.

Молотьба велась вручную цепами или с помощью лошадей. Волы, вероятно, использовались для подвоза снопов с поля к гумну. Гумно могло быть и в крестьянском хозяйстве, но порой зависимые держатели были обязаны привозить снопы на господский ток для обмолота.

Водяные мельницы получили широкое распространение еще с раннего средневековья, а в начале XIII в. появились первые ветряные мельницы. Урожай зерновых в раннее средневековье — до XI в. составлял приблизительно сам-один — сам-пять, т. е. был не выше, чем в римской Италии, где он составлял в среднем сам-четыре. Однако в XIII–XIV вв. урожайность значительно возросла, порой до сам-восьми — сам-десяти, а иногда достигала и сам-двенадцати.

Прогресс в агрикультуре зерновых в XIII и особенно в XIV в. выражался не только и не столько в улучшении способов обработки почвы, но во все большей замене менее ценных и весьма распространенных в раннее средневековье культур — ржи, овса (на севере), ячменя — более ценной пшеницей.

И все же в XIII–XIV вв. в Северной и Средней Италии собственной пшеницы еще не хватало. Ее приходилось ввозить с Юга — из Сицилии, Апулии и Калабрии, а частично и из Мареммы.

Довольно высокого уровня агротехнической культуры достигло виноградарство. В Северной и Средней Италии существовали два типа виноградников: vinea, в которых лозы привязывались к ивовым и тростниковым прутьям и располагались шпалерами, и arbustum, где виноградные лозы вились по деревьям. В промежутках между лозами могли высеваться злаки и другие культуры. В грамотах обычно фигурируют vinea, но иногда источники упоминают и агbustum (например статуты Флоренции XIV в.). Вероятно, arbusta не получили столь же широкого распространения, как vinea, в этих областях Италии. Документы детально описывают разные виды работ, которые обязаны выполнять на виноградниках крестьяне-держатели и арендаторы. Ежегодно (или даже до 3–4 раз в год) надо было очищать от травы участок, мотыжить — взрыхлять землю у корня, а также унаваживать ее. Большого труда требовали подвязка лоз к кольям, обрезка лоз, обрывание засохших листьев, размножение винограда черенками.

Давили виноград на прессах и ногами, выжимая три раза. Давильни и бочки, в которых хранился виноградный сок, имелись повсюду в крестьянских хозяйствах. Сеньор или его представители могли присутствовать во время приготовления вина и следить за тем, чтобы в вино не добавлялась вода, а виноград «как следует» выжимали. Существовали два вида приготовления вина: смешение виноградного сока с выжимками и закисание сока. В источниках IX–XII вв. обычно не различаются какие-либо сорта винограда. В XIII–XIV вв. не только в сельскохозяйственных трактатах, но и в городских и сельских статутах и поземельных грамотах можно встретить упоминания о самых разнообразных сортах винограда: белом и черном, мускате, греческом и др.

Но чаще всего в грамотах выделяются лишь «хорошее вино» (bonum, purum), молодое вино и выжимки (musto, mostariolo). Последние чаще потреблялись крестьянами, которые «хорошее вино» отдавали сеньору.

Сбор урожая допускался в строго определенные, записанные в статутах сроки — обычно не ранее праздника св. Михаила в сентябре. Виноградарство получило широкое распространение в Северной и особенно в Средней Италии. Многие грамоты свидетельствуют о том, что в XI–XIV вв. пустоши и заброшенные земли, расчищенные от кустарников пространства, а порой даже пашни превращались в виноградники. Насадить на участке виноградник и через 5–7 лет получить урожай было одним из обычных обязательств либеллярия и эмфитевта[106], немалое место предписания об уходе за виноградниками занимали в договорах медзадрии (испольщины). Но виноградники имелись и в хозяйствах крепостных крестьян — сервов и колонов. Много сажали и оливковых деревьев, нередко в междурядьях или по краям посевов пропашных культур. Изобретение в позднее средневековье пресса для выжимания оливок способствовало развитию этой важной для Италии отрасли сельского хозяйства. Все более широкое распространение получали яблони, груши, сливы, вишни, персиковые, фиговые деревья, а также цитрусовые.

В составе оброков весьма часто встречались также каштаны (свежие или высушенные, толченые и вареные — разных сортов) и реже — орехи.

Известна была и прививка каштанов. Свиньи, которые паслись в лесах, питались обычно желудями. Интенсификация сельскохозяйственного производства и большой удельный вес интенсивных культур составляли отличительную черту агрикультуры Италии эпохи коммун.

Местный шелк-сырец, вероятно, появился в Южной Италии уже в X в. В Средней Италии о разведении шелковицы и гусениц тутового шелкопряда мы узнаем из грамот XIII в. Но и тогда еще рано говорить о сколько-нибудь широкой замене здесь привозного сырья местным. Уже отмечалась важная роль бобовых растений в системе севооборота. Бобы, фасоль, горох, чечевица занимали немалое место и в питании. Значительную роль в хозяйстве (особенно на Севере) играли технические культуры: лен и конопля. Главными центрами производства льна являлись области Падуи, Болоньи, Пьемонта, а конопли — Феррары и Болоньи.

Не только в трактате Пьетро де Крешенци, но и в грамотах XII–XIV вв. можно встретить упоминания о разнообразных видах овощей: лука-порея, чеснока, капусты, репы, шпината, сельдерея, латука, а также бахчевых культур: дыни, тыквы, арбузов и др.

Огороды имелись во многих крестьянских хозяйствах. Каждый член сельской коммуны, согласно статуту, был обязан развести огород на своем приусадебном участке.

В Северной и Средней Италии этого времени важное значение приобретала мелиорация. Всю Ломбардскую равнину перерезали большие и малые каналы и отходившие от них канавки, пересекавшие сады, виноградники и пахотные поля, а иногда служившие и границами участков. Устройству и поддержанию в порядке мелиоративных сооружений посвящены многочисленные параграфы городских и сельских статутов XIII–XIV вв. Мелиорация имела огромное значение и для заболоченных областей Мареммы. С целью осушения болот и использования этой территории под зерновые культуры в Сиене создали особую компанию.

Основными областями, где разводился рогатый скот — быки, коровы, буйволы, — были Ломбардия, Эмилия, предальпийские районы. Как уже отмечалось, повсеместно применялись в сельском хозяйстве ослы и мулы. Овцы и козы имелись повсюду, особенно в предгорьях и горных районах Центральной Италии. Широкое распространение получило сыроварение. Развитием коневодства особенно славилась Ломбардия, откуда кони даже экспортировались. Но лошади еще главным образом использовались в военном деле, хотя известно о применении их в XIV в. на севе, при бороновании и молотьбе.

Разводили также кур, гусей, голубей, пчел. В огромных водных пространствах ломбардских озер водилось много рыбы. Только 10 крепостных монастыря св. Юлии в Брешии в X в. должны были ежегодно поставлять 1200 крупных рыб с озера Изео. Немало рыбы вылавливали в заболоченных протоках и речках Мареммы. Рогатый скот был мелкий и использовался больше всего как рабочий скот («рыжая порода»). Молочный и мясной скот в сравнительно небольших количествах чаще всего разводился в непосредственной близости от городов. Широкое развитие мелиорации в Ломбардии и Пьемонте привело к тому, что с начала XIII в. там изменялся аграрный пейзаж: пашни и виноградники сменили пашни и луга, на которых выращивались фуражные культуры. Мясное и молочное скотоводство постепенно приходило на смену овцеводству. К концу средних веков появились новые типы рогатого скота в Парме и Ферраре; сыр «Пармиданский», ломбардское масло, свиньи и рогатый скот вывозились не только на внутриитальянские рынки, но и за границу.

Чем питались итальянские крестьяне и каковы были их жилища? Несмотря на то, что пшеница в Северной и Средней Италии XIII–XIV вв. снова стала ведущей культурой среди хлебных злаков, основным потребителем ее оставалось городское население. Повседневную пищу крестьян составляли пшено, сваренное в молоке, и ржаные или ячменные лепешки, смешанные с пшеничной мукой; из мяса же — свинина или баранина.

Преобладающим типом крестьянского жилища был деревянный дом с островерхой крышей из соломы, тростника или черепицы (casa, capanna). Нередко встречались и дома удлиненной формы, разделенные на несколько частей, в каждой из которых жили отдельные семьи. В крестьянских домах, как правило, отсутствовали печи. Господская усадьба (sala) обычно с каменным домом, нередко оштукатуренным, и хозяйственными постройками (амбаром, погребом для хранения различных продуктов, хлевом и загоном для скота, сеновалом, давильней), а также усадьбой и разного рода примыкающими к ней землями окружалась рвом и каменными стенами и подчас представляла собой укрепленный замок (castrum, castellum). Иногда крестьянин-держатель мог жить в хозяйском доме.

Как и в других странах Западной Европы, в Италии на протяжении всего средневековья большую роль в жизни крестьянства играли ассоциации экономического и политического характера — общины и сельские коммуны.

Проблема эволюции средневековой общины в Италии принадлежит к числу тем, которые продолжают оставаться предметом дискуссии и по сегодняшний день. Лучше всего изучены итальянские сельские коммуны — высшая стадия в развитии общины. Многочисленна и продолжает расти литература, посвященная их политической, административной, в меньшей мере — социальной истории[107]. До последнего времени разрабатывалась очень слабо экономическая сторона деятельности коммун. Остается много неясностей и в вопросе о происхождении сельских коммун, преемственности между общинными организациями более раннего времени (VIII–XII вв.) и сельской коммуной. Многие итальянские историки подвергают сомнению само существование общины как экономической и административной организации в Северной и Соедней Италии в период до образования сельских коммун. Предшественников сельских коммун искали в оимских pagi и vici, владевших общинными угодьями (Дж. Боньетти, А. Кеккини, Г. Роза, П. Силантини, А. Сольми, Дж. Менгоцтти и др.), объединениях сельского населения в приходах (Д. Пальмонери), созданных германским императором организациях лиц, непосредственно подчиненных ему и поселившихся в особых военно-административных округах — arimannia (Ф. Шнейдер), ассоциациях светских лиц и клириков, преследовавших «благочестивые цели» (Дж. Вольпе), и т. д. В действительности же важно ведь в первую очередь не то, наследником какого юридического института стала сельская коммуна: те или иные коммуны могли возникнуть на месте римских pagi и vici, в округе приходской церкви, из arimannia, в укрепленных поселениях — castri. Примеры такого рода можно привести в большом количестве, но ни один из этих путей нельзя распространить на все коммуны. Более существенно другое: можно ли обнаружить в Италии IX–XII вв. крестьянские коллективы, которые имели какие-либо близкие и родственные черты с последующими сельскими коммунами в главных проявлениях их деятельности; родственна ли социально-экономическая и административная природа сельских коммун предшествовавшим им крестьянским объединениям?

Наличие в лангобардский период общины-марки, регулировавшей хозяйственные взаимоотношения между соседями, а также выполнявшей некоторые административные функции, убедительно доказал в свое время А. И. Неусыхин[108]. Но сохранилась ли община в последующие века — в IX–XII, когда в Северной и Средней Италии интенсивно проходил процесс феодализации и большие массы земель, в том числе и неподеленных угодий, переходили в руки светских и церковных феодалов и разбогатевших общинников? Может быть (такого взгляда придерживаются многие итальянские историки), источники сообщают нам лишь об остатках прежних общинных земель, принадлежавших римским муниципиям, а коллектива, который являлся бы экономической и административной ассоциацией, в этот период уже не было?

Однако в источниках IX–XII вв. мы можем обнаружить не только довольно широкий круг земель, находящихся в коллективном пользовании — луга, леса, пастбища, а иногда и пашни, — но и коллективы совладельцев этими землями — от consorteria, насчитывавших порой несколько десятков consortes, до ассоциаций жителей целого поселения — деревни или укрепленного пункта. Эти крестьянские в своей основе, хотя в их состав могли входить и некрестьяне, организации и владеют сообща угодьями, а иной раз и пашнями, продают их и обменивают, дарят и приобретают в свою собственность или же добиваются тех или иных прав пользования ими при сохранении прав собственности у светских и духовных феодалов.

Так, в 70-х годах X в. община Веллате получила от своего сеньора — Миланского архиепископа — право пасти скот на лугах в определенных местах, за исключением времени, необходимого для созревания трав. Видимо, эти луга были поделены между жителями общины. Установление общего для всех жителей срока, когда разрешалось начать пастьбу скота, можно понимать как свидетельство существования принудительного выпаса на этих лугах.

Из грамот середины XII в. видно, что та же община Веллате имела в собственности лес в Черрето, использовавшийся как пастбище, луга, которые она по своему желанию могла распахать, и другие земли[109].

Община Ангиари (округа Ареццо) в конце XII в. была собственником виллы Монтионе, а также ряда земельных участков. Из статута Ангиари начала XIII в. следует, что отдельные земли, являвшиеся ее собственностью, коммуна теперь уже передает в держание своим членам. В городе Ареццо ей принадлежат дома и приусадебные участки, продажа которых может быть разрешена лишь приором монастыря Камальдоли, верховным сеньором Ангиари, и 12 представителями коммуны, избранными приором и Советом коммуны.

Консулы Ангиари могли устанавливать границы отдельных земельных участков, предписывать порядок их использования, рассматривали поземельные споры и тяжбы по поводу разного рода держаний (например, либеллярных)[110].

Права на угодья были очень различны у разных общин Северной и Центральной Италии. Некоторым из них приходилось довольствоваться лишь пользованием лугом или пастбищем, верховная собственность оставалась у сеньора. Многие десятилетия продолжалась упорная борьба крестьян за общинные угодья, необходимую принадлежность хозяйства средневекового крестьянина, вплоть до открытого неповиновения сеньорам. Около 100 лет продолжались споры и тяжбы жителей общин Лемонте, Чивенны и Белладжо с Миланским архиепископом. Арбитрами в споре выступали император Оттон III и городские власти Комо. В результате крестьянам этих поселений удалось добиться определенных прав на общинные земли[111].

О принципах пользования угодьями известно лишь то, что нередко часть их была поделена между жителями деревни (но неизвестно — поровну или нет; скорее всего, уже не поровну) и находилась в их длительном владении; порой часть общинных угодий сдавалась в держание на сторону или, наоборот, являлась держанием от светского или духовного феодала. Но всегда при этом община стремилась сохранить на них верховную собственность, пытаясь установить принудительный выпас скота после сенокоса и до посева трав, превращая подчас пастбища в пашню, и т. п.

Все эти факты, как и многие другие, свидетельствуют о том, что в Северной и Средней Италии IX–XII вв. существовали крестьянские объединения, обладавшие хозяйственными функциями в отношении принадлежавших им земель. До конца XI в. они обычно назывались vicinia, vicinancia, с конца XI в. все чаще — comune. Да и права общин на угодья значительно выросли к тому времени по сравнению с IX–X вв.

Община IX–XII вв. была не только экономической, но и административной организацией крестьянства. Особые должностные лица (консулы, ректоры, деканы синдики, виллики, салтарии, кампарии), изабранные самими жителями деревни, но утвержденные, как правило, светскими и духовными сеньорами, а позднее — городами, исполняли самые разнообразные административные, хозяйственные и порой судебные функции. Правители общин представляли их интересы перед императором, в городской судебной курии, перед феодалом — верховным сеньором общины. Различные земельные сделки, заключение соглашений с городами и феодалами, возбуждение судебных исков, а иногда и разбор их в суде, распределение платежей между общинниками обычно происходили с согласия значительной части членов общины, а нередко и в присутствии многих из них. На собрании общины решались многие важные вопросы ее внутренней жизни, и прежде всего судьба земель, находившихся в ее коллективной собственности или пользовании.

Так же как и в экономической области, административно-судебные права общин очень сильно варьировали не только от Севера Италии к ее Центру, но подчас и в соседних коммунах. Рост этих прав особенно заметен с конца XI и в XII в.

В 882 г. интересы крестьян Лемонте и Чивенны, отказывавшихся признавать себя сервами и нести сервильные повинности, на суде отстаивали виллик и магистр.

К концу XII в. своих должностных лиц — консулов, выступавших от ее имени в спорах с миланским монастырем св. Амвросия, имела Белладжо, уже именовавшаяся коммуной. Деканы коммуны Ленно (вблизи озера Комо) в конце XII в. передавали в держание и продавали ее луга и пастбища[112]. От имени общины Веллате тяжбу с Миланским архиепископом из-за земельных владений вели консулы. Жители коммун Линате и Черглате в Миланской округе сами избирали должностных лиц — консулов и кампариев[113].

Итак, итальянская община IX–XII вв. существовала как экономическая и административная ассоциация, но было бы ошибочным преувеличивать роль и степень ее самостоятельности. Она значительно отличалась от классической германской марки, описанной Ф. Энгельсом[114].

Члены общины, как правило, уже не имели равных земельных наделов и равных прав в пользовании общинными угодьями и все чаще лишались участия в законодательстве и судопроизводстве в общине. Среди них наблюдалось значительное имущественное неравенство, все большие по размерам земельные участки (в том числе и общинные угодья) сосредоточивались во владении зажиточных крестьян. Им же принадлежали и многие должности в общинном управлении. В общину интенсивно проникали духовные и светские феодалы, а с XI в. — горожане, которые прибирали к рукам не только земли, находившиеся в частном владении крестьян, но и общинные угодья, а затем подчас становились верховными сеньорами общины.

Слабость общины в Северной и Средней Италии IX–XII вв. обусловливалась многовековым существованием римской частной собственности, которую не уничтожило лангобардское завоевание.

Как бы то ни было, сельская коммуна имела своего предшественника в лице ранней общины. И все же это не означает, что сельская коммуна явилась простым продолжением ранней общины и что каждой данной коммуне предшествовала община. Конечно, подобные случаи имели место. Так, есть возможность проследить становление из общин таких сельских коммун, как Веллате, Белладжо (Миланская округа), Ангиари (округа Ареццо), Сакко (Падуанская округа): в конце XII в. они уже именуются «коммунами», имеют своих должностных лиц — консулов, прокураторов, мариков и др. и соответствующие права.

Но о многих коммунах известно лишь то, что одно-два столетия назад на их месте было укрепленное поселение, принадлежавшее какому-либо сеньору; здесь постепенно сформировалась самоуправляющаяся организация — коммуна со своими должностными лицами, правда, обычно сохранявшая в той или иной степени зависимость от прежнего (или другого) светского либо церковного феодала или же от близлежащего города. Показательна история коммуны Гамбасси (округа Флоренции). В 1382–1387 гг., когда был составлен ее статут, она являлась федерацией трех более мелких коммун и подчинялась Флоренции. В то же время на нее продолжал предъявлять права епископ Вольтерры, который прежде (с начала XII в.) являлся ее сеньором. Первое известное нам упоминание о Гамбасси относится к 1037 г., когда она принадлежала светским феодалам (из фамилии Кадолинги). В 1183 г. в Гамбасси уже существовали должностные лица — консулы, но верховная власть над коммуной и тогда находилась у епископа Вольтерры. От 1209 г. до нас дошла клятва жителей Гамбасси епископу, которую можно рассматривать как своеобразный зародыш статута сельской коммуны. Во главе коммуны стояли ректор и Совет, которые разрешали все споры и конфликты, гражданские и уголовные дела как внутри коммуны, так и в случае возникновения каких-либо недоразумений с епископом Вольтерры. Ректор и Совет вводили новые налоги и повинности и следили за их выполнением членами коммуны[115].

В конце XIV в. (статут 1398 г.) коммуна Сан-Пьеро ин Меркато была федерацией 52 мелких коммун и подчинялась Флоренции. Впервые же она упоминается в дипломе Карла Великого как королевское поместье (curte imperiale). В XI в. сеньором и собственником Сан-Пьеро стало епископство Флоренции, в XII в. — феодальная фамилия Макиавелли.

Подобных примеров формирования сельских коммун к XIII–XIV вв. можно привести множество. Таким образом, если по отношению к одним сельским коммунам можно сказать, что они — вершина в развитии общины так называемого «первичного образования», то другие коммуны (их, очевидно, большинство) были общинными организациями «вторичного образования», возникшими на новом этапе развития страны, в период расцвета городов и личного освобождения крестьянства. Община как таковая в Северной и Средней Италии не исчезла вовсе в процессе феодализации, но она сохранила свои функции и сферу влияния в гораздо меньшей степени, чем в других странах Западной Европы, и не смогла стать в сколько-нибудь значительной мере основой нового типа общины — сельской коммуны.

В чем же «новизна» сельской коммуны, что отличает ее от ранних общинных объединений в Италии? Прежде всего — собственность (реже — владение) на определенную категорию земель: лесов, пастбищ, иной раз лугов, виноградников и пашен. Дом, приусадебный участок, сад, виноградник и пахотное поле находились в частном владении члена коммуны, нередко обносились изгородью, и всякая попытка нарушения их неприкосновенности рассматривалась как покушение на частную собственность (но обычно, по крайней мере пашня и виноградник, не являлись в действительности частной собственностью, а были держанием от светского или церковного феодала или горожанина). Луг также считался одним из видов частного владения, однако нередки свидетельства в источниках и об общинных лугах. Общинные земли — луга, а также леса и пастбища — могли находиться в совместном владении членов коммуны, но порой оказывались поделенными на части и розданными в пользование на короткий срок (каштанник — до окончания сбора каштанов, дуб — до сбора желудей, луг — до завершения уборки сена и т. п.) или в держание либо аренду на несколько лет. В источниках Северной Италии XIV в. не раз встречаются случаи сдачи участков общинных земель в аренду с аукциона: торг отдельными участками происходил на общем собрании членов коммуны, и земли получал тот, кто предлагал наибольшую сумму арендной платы, т. е. инкантаторами выступали прежде всего зажиточные крестьяне, а порой и горожане, получавшие таким образом возможность разводить большее количество скота, продавать лес со своих участков и т. п.

При раздаче участков во временное пользование далеко не всегда соблюдался принцип равенства отдельных членов. Все явственнее выступали преимущества зажиточных крестьян, представителей торгово-ремесленных слоев и горожан.

Сдача участков общинных земель в держание и аренду особенно возросла в XIV в., но и тогда общинная собственность на угодья в той или иной степени сохранялась (хотя и в сильно урезанном виде). Коммуна продолжала регулировать порядок и время пользования угодьями — поделенными и неподеленными.

Уже отмечалось, что коммунам подчас принадлежали и пахотные земли. Например, в 1240 г. сельская коммуна Азола заключила три контракта с коммуной Брешии о покупке у нее в рассрочку на 16 лет за сумму около 570 лир 112 участков разной величины, являвшихся собственностью окрестных графов, уступивших эти земли Брешии[116].

Пахотные земли и виноградники, принадлежавшие коммуне, как правило, сдавались в держание или аренду отдельным членам коммуны, а также дарились, продавались и иным образом пускались в оборот.

Но сельская коммуна в XIII–XIV вв. приобрела некоторые права и на земли, не являвшиеся ее собственностью или владением, но располагавшиеся в пределах ее территории. Административные и судебные органы коммуны устанавливали и изменяли границы отдельных земельных участков, решали различные поземельные споры. Более того, коммуна пыталась регулировать мобилизацию земельной собственности и арендные отношения. Отчуждение земельных владений на сторону могло происходить лишь по особому разрешению Совета коммуны и обставлялось многочисленными условиями, среди которых были такие, как запрещение продавать земли феодалам и церкви, предоставление преимущественного права покупки членам коммуны или коммуне в целом и т. д. Коммуна боялась потерять часть своих доходов от налогов и штрафов; помимо того переход земель в руки церковных и светских сеньоров мог повлечь за собой постепенное подчинение феодалам всей коммуны. В своих попытках регулировать арендные отношения на ее территории коммуна также исходила из стремления сохранить арендаторов как плательщиков всевозможных взносов и обеспечить регулярное поступление доходов в коммунальную казну. Так, арендатор мог доставлять часть урожая собственнику лишь после того, как он внесет платежи коммуне, а эти платежи были многообразны: datia и collecta — с каждого двора или в соответствии с доходностью недвижимого имущества, разного рода единовременные налоги, особенно во время войны.

Обременительны были и повинности по постройке и ремонту дорог, башен и стен, возведению мелиоративных каналов, военная служба и др.

Статуты многих сельских коммун назначали общие для всей коммуны сроки начала покоса трав, пастьбы скота на тех или иных лугах, сбора винограда и олив, сбора желудей и каштанов. Почти все коммунальные статуты обязывали членов коммуны разводить сад и огород; порой устанавливались строгие правила возделывания отдельных культур.

В тех районах Северной Италии, где, как уже говорилось выше, сохранились в той или иной степени следы принудительного севооборота и открытых полей, соответствующие постановления содержались и в сельских статутах. Должностные лица коммун наблюдали за своевременным проведением и содержанием в должном порядке мелиоративных каналов, благоустройством дорог — как к отдельным участкам, так и по всей территории коммун. Хорошее состояние дорог было особенно важно во время посева и уборки урожая.

Хозяйственная политика сельской коммуны способствовала регулярному проведению сельскохозяйственных работ, увеличению урожайности и в конечном счете интенсификации сельского хозяйства. Эта регламентация не охватывала обычно всего сельскохозяйственного процесса.

Вместе с тем в XIV в. и такого рода регламентация в какой-то степени становилась стеснительной для отдельных, наиболее зажиточных и богатых членов коммуны: прежде всего это относилось к строгому распорядку в проведении отдельных сельскохозяйственных работ, определению сроков уборки тех или иных культур (ведь житель коммуны, собравший виноград или оливы, мог раньше и с большей выгодой продать их на городском или ближнем сельском рынке!).

Итак, сельская коммуна XIII–XIV вв. была ассоциацией, обладавшей значительной хозяйственной самостоятельностью и экономической мощью. Однако на протяжении этого периода ее экономические права не оставались однозначными.

У многих сельских коммун к концу XIV в. сильно сократились общинные угодья: все большая часть их в процессе развития товарно-денежных отношений сдавалась в аренду и держания, продавалась и обменивалась, переходила в частную собственность и владение. В связи с этим постепенно в статутах сельских коммун в XIV в. экономические вопросы начинают отходить на второй план перед административными и финансовыми. В сокращении общинного землевладения и ограничении прав сельских коммун на общинные земли немалую роль играла городская коммуна, и прежде всего торгово-ремесленная верхушка города, заинтересованная в приобретении этих земель и распоряжении ими (см. ниже). В XIV В. коммуны все еще обладали значительными хозяйственными правами, но не надо забывать то обстоятельство, что уже сильно изменился социальный состав этих коммун и особенно состав их высших должностных лиц: ими (и чем дальше, тем больше) становились представители ремесленно-торговых слоев и горожане, имевшие земли на территории коммун.

Сельскую коммуну отличало от ранней общины наличие разветвленной администрации, большей частью выбиравшейся самими членами коммун (но нередко с утверждением сеньором — городом или светским и церковным феодалом) и собственного законодательства — статутов, составленных также большей частью представителями самой коммуны, хотя и с той или иной степенью участия города или феодала. Так, статут коммуны Сан-Пьеро ин Меркато (1398 г.) утверждался нотарием и приорами Флоренции. Статут Кьянти (1384 г.), составленный ее нотарием и 6 представителями лиги, избранными Общим советом, утверждался нобилем, представителем Флорентийской коммуны.

Статут федерации Монтериджони (1380 г.) был издан специально избранными коммуной лицами — статутариями — совместно с нотарием Сиены.

Статуты коммун Римской области весьма часто составлялись с активным участием их сеньоров — феодалов; статут Саккомуро был составлен в 1311 г. в результате соглашения представителей коммуны и сеньора Франческо Орсини. Каждые 6 лет его пересматривали массарии коммуны, назначаемые сеньором. Статут Виковаро (1273 г.) возник в результате соглашения между сеньором коммуны — епископом — и всеми жителями (universitas hominum).

Административный и судебный аппарат коммуны, особенно крупной, или федерации, включавшей несколько десятков мелких коммун, во многом походил на аппарат городской коммуны, вплоть до того, что употреблялись те же самые названия должностных лиц: подеста, ректор, консулы, викарии, приоры, прокураторы, синдики, массарии, деканы, салтарии, кампарии и многие другие. Высшим законодательным органом коммуны был Общий совет, собиравшийся обычно два раза в год. Он утверждал или изменял статуты, устанавливал размеры налогов, распоряжался имуществом, землями и доходами коммун, избирал высшую администрацию и т. п. В его состав входили главы семей, а иногда и все налогоплательщики от 18 до 70 лет. Арендаторы и наемные работники обычно не участвовали в Общем совете и не избирались на какие-либо должности. Если добавить, что для избрания на ту или иную должность в сельской коммуне (как и в городской) требовался значительный имущественный ценз, можно констатировать, что среди членов коммуны не было социального равенства.

Руководящую роль в коммуне играли представители торговоремесленных слоев и зажиточное крестьянство.

Представители знати (в разных коммунах в разной степени) допускались к некоторым должностям, но в целом для большинства статутов крупных и независимых от сеньоров сельских коммун (как и для городских) характерна антидворянская направленность.

Типология коммун исследована еще недостаточно, но уже и сейчас можно говорить об их большом многообразии и очень разном уровне социально-экономического развития, различии в социальном составе и объеме прав.

Высшим этапом в развитии сельских коммун были федерации, включавшие в себя от 2–3 до нескольких десятков более мелких коммун. В федерацию могли входить и довольно крупные по размеру коммуны (до 100 дворов), и совсем небольшие поселения хуторского типа (3–4 двора). Коммуны-члены федерации должны были в главных областях политической и административной жизни подчиняться коммуне-главе федерации и ее органам, сохраняя самостоятельность в решении более мелких вопросов и в выборе своей местной администрации. В органах федерации отдельные коммуны в зависимости от их величины и достигнутых прав играли неодинаковую роль.

Рядом с федерациями можно поставить отдельные крупные по размерам коммуны, также занимавшие значительную территорию, нередко окруженные стенами, достигшие высокой степени независимости. По территории, численности населения, уровню развития ремесленного производства и торговли (и, соответственно, прослойке торгово-ремесленного населения) эти коммуны были близки к небольшим городам, и подчас трудно провести грань между теми и другими.

Несмотря на зависимость от города — центра округи (а в XIII–XIV вв. большая часть коммун подчинялась городам) или духовного либо светского феодала, такие коммуны сохраняли широкую политико-административную автономию, в том числе и право на издание статутов. Таковы коммуны Ангиари (область Ареццо), Самбука (область Пистойи), федерация трех коммун Гамбасси (область Флоренции), федерация 52 коммун Сан-Пьеро ин Меркато (область Флоренции), лига 72 коммун Кьянти (область Флоренции), Монтагутоло (округа Сиены), федерация 61 коммуны — Фриньяно (Моденская округа), Совичилле — федерация более 50 коммун (округа Сиены) и многие другие.

Коммуны другого типа — организации, находившиеся почти в полном подчинении сеньора — светского или церковного феодала или же города. Должностные лица таких коммун обычно назначались сеньорами, низшая администрация — салтарии, кампарии, распоряжавшиеся общинными землями, — могла быть выборной. Сеньоры имели верховную и действительную собственность на угодья и все земли, находившиеся в пользовании членов коммуны, со всеми вытекающими отсюда последствиями: получение чинша и арендной платы, возможность отчуждения. Совет коммуны фактически был порой совещательным органом при сеньоре, выполнявшем его волю. Часть таких коммун также имела статуты, однако они издавались чаще всего самим сеньором или по договоренности с ним и с его разрешения. Главная цель статутов подобных коммун — фиксировать платежи коммуны сеньору, чтобы оградить ее членов от злоупотреблений. Сеньору жители были обязаны многочисленными повинностями. По своим размерам такие коммуны много меньше тех, которые мы отнесли к первому типу.

Из коммун, зависимых от светских или церковных сеньоров, можно назвать коммуны Саккомуро, Виковаро, Рипи Генаццано, Каве в Римской области (их сеньоры — Орсини, Колонна и Грамото), Мирандолу в Моденской округе (принципат феодального рода «Сыновей Манфреда», боковой ветвью которого было семейство Пико, главенствовал над мелкими сельскими коммунами), Карпи в той же округе, где под верховной властью феодальных правителей небольшого городка из семейства Пио находились многие сельские коммуны, хотя они в большей степени, чем в Мирандоле, сохранили свою самостоятельность. К подобному же типу коммун можно отнести и такие небольшие ассоциации, как Савиньяно, Иддиано, Виньола в Моденских Альпах. Вот как происходили выборы должностных лиц в таких коммунах. В 1208 г., когда по звону колокола жители Савиньяно собрались в церкви, епископ Модены объявил им, что он сам будет господином Савиньяно. и назначил на один год в качестве подеста своего вассала. Епископ сказал также, что он вместе с консулами составит статуты Савиньяно. В 1217 г. епископ Модены назначил подеста коммуны Виньолы. Правда, позднее, возможно, и эти коммуны Моденской округи добились права самостоятельного избрания своих должностных лиц (судя по статуту Модены 1327 г.)[117].

В округах Флоренции, Пистойи, Ареццо, Имолы и многих других городов Средней и Северной Италии (для первой это особенно характерно) существовали многочисленные коммуны небольших размеров, почти полностью зависимые от городских властей, с очень малой долей самостоятельности (их статуты, как правило, нам не известны). Таковы Монтали, Серравалле, Кастильоне, Торри, Фоссато и другие в дистретто Пистойи; Фильино, Чертальдо, Домена, Сесто, Борго Сан-Лоренцо да Муджелло, Монте Кроче и другие — в дистретто Флоренция и т. д.

Деление коммун на два типа в значительной мере условно, хотя в его основу мы положили такие критерии, как экономическая и политико-административная автономия коммун, порядок издания статутов и самая возможность иметь собственное законодательство, социальный состав жителей и, наконец, размеры территории и численность населения коммуны.

История сельских коммун — не плавная эволюция автохтонных организмов, не зависимых от внешней среды. Она наполнена непрерывной борьбой с феодалами — светскими и церковными, а позднее и с городскими коммунами. Те и другие стремились завладеть землями коммун, подчинить себе их членов и превратить их в своих подданных — держателей или налогоплательщиков, поставить в возможно более полную зависимость от себя выборные органы коммуны. Но было бы, безусловно, ошибочным ставить на одну доску феодалов и города. Политика городов в отношении сельских коммун, особенно на раннем этапе, в период их становления, который совпал с ростом и укреплением самостоятельности самих городских коммун и их напряженной борьбой с феодалами, сыграла несомненно положительную роль в жизни сельских коммун. В XII — начале XIII в. города нередко поддерживали крестьянские ассоциации в их тяжбах с феодалами из-за владения теми или иными общинными землями, отвергая притязания на эти земли светских и церковных сеньоров. Но известно и немало приговоров городских судов в пользу феодалов, предоставление последним земель на территории коммун. Горожане, а постепенно и городская коммуна в целом все более связывались с землевладением (если даже оставить в стороне тот факт, что в городе постоянно проживали и входили в состав городской администрации, особенно на раннем этапе, немало представителей феодальных фамилий), и поэтому городские консулы не всегда считали возможным и удобным для себя выступать против своих же соседей — владельцев леса, луга или пастбища.

Что же касается вопросов самоуправления и администрации сельских коммун, их налоговых и судебных функций, то города стремились изъять подобные прерогативы из рук духовных и светских феодалов с тем, чтобы затем постепенно подчинить сельские коммуны своей власти. Они лишали сеньоров политических, судебных и иных прав над общинными организациями. Так, в 1150 г. миланские консулы вынесли постановление, разрешающее коммуне Линате иметь своих кампариев (должностных лиц, осуществляющих надзор над общинными землями) без всякого вмешательства соседних феодалов. Были отвергнуты притязания окрестных феодалов и на судебную власть над Линате[118].

В решении судьи флорентийского подеста от 12 сентября 1218 г. епископу Флоренции запрещалось назначать главу коммуны Кастро Фьорентино, хотя ранее та же Флоренция признавала епископа сеньором этой сельской коммуны[119]. Графы Сеприо требовали от жителей коммуны Мендриксио поставок продовольствия и фуража, признания судебной власти графов, а также предоставления им постоя, утверждая, что эти права были даны им императором. Консулы Милана передали на усмотрение императора спор о том, должна ли коммуна Мендриксио выполнять указанные повинности. Они не признали судебной власти графов, сославшись на то, что император не имел тогда во владении земель коммуны, а члены ее издавна привыкли самостоятельно решать тяжбы, возникавшие между ними. Графам пришлось подчиниться этому решению, но уже через два года они вновь потребовали от жителей Мендриксио поставки фуража и продовольствия для армии. Но и на этот раз городские судьи Милана встали на сторону сельской коммуны, и иск графов был отвергнут[120].

Подобным образом городские власти поступали далеко не всегда: известны многие случаи защиты ими притязаний феодалов на административное и судебное главенство над коммуной. Пример — многочисленные решения городских судебных курий Флоренции, подтверждающие права епископа на назначение должностных лиц, судебную и административную власть над значительным количеством сельских коммун дистретто в конце XII — начале XIII в.[121]

На протяжении XII в. и особенно в XIII в. светские и церковные феодалы теряли политическое и экономическое господство над общинными организациями, приобретавшими статус сельских коммун. Но мы уже отмечали, что даже крупные коммуны-федерации, как правило, не оставались совершенно независимыми и автономными.

Их новым сеньором становился город, который немало помог им в период их рождения. Как же складывались теперь взаимоотношения двух коммун? Прежде всего, как уже говорилось, городские власти стремились принимать участие в составлении и утверждении, а также и пересмотре статута сельских коммун — главного закона их внутренней жизни (в разных коммунах — в разной степени, иногда вплоть до того, что статут целиком являлся творением городского нотария). В XIV в. некоторые сельские статуты были отменены, а их постановления включены в городские статуты.

Подчинение сельских коммун городу достигалось и путем сокращения сферы деятельности их должностных лиц.

Все чаще города стали присваивать себе право самим определять те функции, которые оставались на долю администрации сельских коммун. Все более широкий круг дел переходил к подеста, ректорам, викариям, назначаемым городами почти во все более или менее крупные сельские коммуны. Так, сиенский викарий исполнял административные и судебные функции в коммунах Монтериджони и Совичилле. Коллегия анцианов и знаменосцы правосудия Лукки назначали подеста коммуны Монтиньозо. Синдики сельских коммун сиенского дистретто должны были полностью подчиняться распоряжениям подеста Сиены в отношении налоговой политики, судебных функций и всех других сфер своей деятельности. Ректоры и синдики сельских коммун Флорентийской округи должны были приносить присягу подеста и капитану, обязываясь вовремя собирать налоги и принуждать жителей к исполнению повинностей, а также выдавать городу преступников и лиц, объявленных вне закона. Это постановление статута исходило из реальной действительности, о чем свидетельствуют решения городских судебных курий[122].

Подобная практика получила широкое распространение в Средней и Северной Италии.

Уплата сельскими коммунами налогов в пользу города-сеньора, так же как и исполнение некоторых общественных повинностей в контадо (ремонт дорог и мостов, строительство укреплений и т. д.), являлись важными рычагами воздействия городов на подвластные им коммуны. Нужда города в продовольствии обусловила многочисленные хозяйственные распоряжения городских статутов, которые дополняли и расширяли статуты сельских коммун. В городских статутах подробно говорилось о порядке проведения разного рода сельскохозяйственных работ, времени их начала и окончания, устройстве каналов и содержании их в должном порядке, мерах для привлечения новых поселенцев на пустующие земли с целью их обработки и повышения доходности, разведении садов и виноградников[123].

Такого рода постановления в определенной степени способствовали хозяйственному прогрессу в округе, росту сельскохозяйственного производства. Но только до определенного времени. Уже с XIV в. строгая регламентация сроков отдельных работ, запрещение работать в праздники и ночные часы, как и соответствующие цеховые постановления, начинали становиться стеснительными.

Еще более стесняли возможность расширения объема производства отдельных хозяйств сельской округи предписания города об ограничении и строгой регламентации торговли зерновыми и некоторыми другими сельскохозяйственными продуктами.

С целью обеспечить бесперебойное поступление продуктов сельского хозяйства в город запрещалось вывозить их за пределы контадо и дистретто, предписывалось продавать лишь в строго определенных статутом местах и в установленные сроки на городских рынках. Продаваемые продукты облагались многочисленными пошлинами. Нередко проводилась и принудительная реквизиция зерна и других продуктов у жителей дистретто, в том числе и у сельских коммун; издавались предписания об обязательной доставке их в город[124]. Наиболее тяжело на сельских коммунах отражалась налоговая политика города-сеньора. Обложение сельских коммун было различным в разных городских округах. Это и знаменитая datia, которая в одних местах (округи Пистойи, Флоренции) взималась подворно, в других — поимущественно (Падуанское дистретто), в третьих (Луккская округа) часть налога раскладывалась по имущественному признаку, часть — подворно.

Помимо дации, с коммун, как и в XII в., нередко требовали и единовременных налогов и взносов, особенно на военные нужды, поставок фуража и лошадей для армии, а также участия в городской милиции. В своей политике по отношению к общинному землевладению в XIII–XIV вв. города, признавая «право на существование» этих земель, в то же время стремились использовать их в интересах землевладельцев-горожан, что приводило к ограничению прав сельских коммун на общинные угодья и — в еще большей степени — на другие земли, находившиеся в верховной собственности сельской коммуны. В постановлениях статутов, обращенных к крестьянам, жившим на территории сельских коммун в контадо и дистретто, города прежде всего исходили из стремления обеспечить уплату ими повинностей в пользу города и сельской коммуны, а также исполнение их обязательств по отношению к землевладельцам, нередко тем же горожанам.

В проблематике сельских коммун остается еще недостаточно выясненным вопрос об их социальной сущности. Он тесно связан и с типологией сельских коммун. Можно ли все сельские коммуны считать крестьянскими организациями? И что должно быть критерием принадлежности к таковым? Как мы уже видели, по своему составу коммуны были социально неоднородны: жителями коммун (в первую очередь крупных) являлись многие представители торгово-ремесленных слоев, а также феодальные сеньоры. Статуты считают совершенно законным присутствие в составе членов коммун и в выборных органах пополанов — торгово-ремесленной части населения (это не только горожане; термин употребляется как антипод к феодалам разных рангов — milites, nobili). Возможно, что подчас пополанами могли называть и крестьян. Во многих коммунах существовали ограничения для допуска к высшим и низшим должностям нобилей, и наоборот, требования высокого имущественного ценза для претендентов на высшие посты (подеста, ректоров и т. п.), что делало возможным избрание на эти должности лишь представителей верхушки крестьянства, но в первую очередь пополанов.

Но можно ли считать чисто крестьянскими организациями коммуны, где пополаны составляют немалую часть населения, занимают выборные должности, где развито ремесло, устраиваются рынки и ярмарки, т. е. по существу рыночные местечки, которые отделяла от города незначительная и подчас неощутимая грань? Да и как ее провести и всегда ли это возможно? Думается, нет нужды зачислять в крестьянские общины castella, castra, oppida и burgi Сан-Пьеро ин Меркато, Кьянти, Фриньяно и им подобные коммуны-федерации или Ангиари, Монтагутолл и Монселиче. По существу они — уже небольшие городки, хотя все же основой существования их жителей продолжает оставаться сельское хозяйство, а большинство населения составляет крестьянство.

Таким образом, сложность социального состава населения крупных коммун и федераций, принадлежность господствующего слоя к торгово-ремесленной верхушке и горожанам, наличие порой среди членов коммуны феодалов, а также осуществление такой коммуной многих мероприятий в интересах пополанов не позволяет отнести подобные ассоциации к крестьянским организациям, хотя они и остаются сельскими коммунами, высшей формой общины.

Коммунальное законодательство, особенно в период расцвета самостоятельности коммун — в XIII — первой половине XIV в., содержало в себе немало постановлений в интересах экономического развития крестьянского хозяйства, регулировало (подчас с пользой для крестьян) их взаимоотношения с сеньорами и способствовало личному освобождению крепостных. Большое число крепостных приобрело личное освобождение в процессе становления сельских коммун и борьбы общин с феодалами.

Поэтому, хотя коммуны такого типа неправомерно причислять к чисто крестьянским организациям, нельзя отрицать, что они в значительной степени отражали крестьянские интересы. Сельские коммуны были неразрывно связаны с борьбой, классовым сопротивлением крестьян, и в их существовании многообразно отражалась эта борьба сил крестьянского сопротивления. В их рамках крестьянское хозяйство в XII–XIII вв. имело более благоприятные возможности развития. Но уже XIII и особенно XIV вв. характеризуются существенными изменениями в жизни сельских коммун. Общинные земли и участки, принадлежавшие жителям коммун, захватываются пополанами; в их руках постепенно сосредоточивается господство над коммуной (не всегда так уж важно, жили ли эти пополаны постоянно в данной коммуне или близлежащем городе), городским властям передается полнота власти над ассоциацией.

Многочисленные налоги и повинности (сверх обязательств феодальным сеньорам) способствовали разорению и обеднению многих рядовых членов коммун; сокращение общинных угодий также тяжело сказывалось на крестьянском хозяйстве, особенно в период" когда крестьяне владели лишь пахотными землями или виноградниками и были вынуждены арендовать часть луга или пастбища. Статуты сельских коммун, особенно в XIV в., весьма часто стремились урегулировать арендные отношения и споры о границах участков в пользу их новых владельцев — пополанов, опять-таки ущемляя имущественные, а порой и личные права крестьян.

Двойственность коммунального законодательства — лишнее доказательство того, что сельская коммуна — уже не всегда новый этап крестьянской ассоциации. В то же время в XIII–XIV вв. существовали мелкие коммуны с более или менее однородным социальным составом населения; наличие среди их жителей нескольких пополанов или рыцарей (milites) не меняло их характера крестьянской общинной организации, причем политика их администрации также в большей степени, чем у крупных коммун, была направлена на защиту интересов крестьянства (хотя далеко и не всегда удавалось эти интересы защитить). Подъем производительных сил и интенсификация сельскохозяйственного производства уже в X–XII и особенно в XIII–XIV вв. находились в тесной связи с ростом, а затем и расцветом средневековых городов, который в Италии имел место на одно-два столетия раньше, чем в других странах Западной Европы. Влияние города сказалось и на эволюции общины, и прежде всего ему обязаны своим возникновением сельские коммуны, именно в Италии распространившиеся в чрезвычайно широких масштабах.

Высокая степень развития товарно-денежных отношений уже в раннее средневековье обусловила в Италии своеобразие и многих других сторон эволюции аграрного строя. Специфическим путем происходило в Италии развитие феодальной земельной ренты. Денежную ренту уже в VIII — начале IX в. платили около половины крепостных-массариев в Луккском епископстве (по данным полиптика) и столько же зависимых держателей монастыря св. Юлии в Брешии. Еще больший процент денежной ренты (до 80 %) характеризует держания по договору, и прежде всего либеллярные, в Средней Италии VIII–X вв., несколько меньший — 70 % — в Северной Италии. Особенно частым являлся денежный чинш в середине IX–X в. Судя по данным отдельных грамот Средней Италии, удельный вес денежной ренты вырос в середине IX–X в. по сравнению с VIII–IX вв. примерно в 6 раз[125].

Правда, денежная рента, как и барщина, еще относительно редко встречалась в чистом виде (главным образом в либеллярных и эмфитевтических договорах, заключаемых зажиточными крестьянами или мелкими вотчинниками). Обычно сочетались натуральная и денежная, отработочная и натуральная ренты, барщина и денежный чинш, реже — три вида ренты. Барщина (в чистом виде и в сочетании с другими видами ренты) встречалась уже тогда на землях либелляриев и иных категорий крестьян, держащих участки по договору, довольно редко (примерно на ⅙—⅓ держаний).

Однако крепостные крестьяне были обязаны барщиной гораздо больше (36 % manentes по полиптику Лукки и около 50 % либелляриев, альдиев, manentes, сервов, liberi comendati по полиптику св. Юлии в Брешии). Барщина подчас достигала значительных размеров: более 60 % барщин по данным полиптика Лукки и около трети по данным полиптика св. Юлии в Брешии составляли более трех дней в неделю.

Барщинный труд крестьян применялся на основных сельскохозяйственных работах: посеве, косьбе, жатве, обработке господских виноградников, корчевке и расчистке леса, сборе желудей и каштанов, заготовке дров и доставке их в поместья сеньора. Зависимые держатели нередко выполняли и извозную повинность, доставляли свои оброки, а также другие продукты на господский двор, в указанные вотчинником места, в порты. Еще сравнительно велики были размеры домена (в монастыре св. Юлии в Брешии величина поместий порой значительно превышала площадь держаний, хотя в Луккском епископстве уже в VIII–IX вв. наблюдается иная картина). В X в. в либеллярных грамотах Луккской округи мы по существу уже не встречаем следов полевой барщины, а упоминания о домениальных землях также становятся исключительно редкими. Извозная же повинность сохраняется еще несколько веков и принимает все более широкие размеры.

В VIII–X вв. рента продуктами наличествовала приблизительно у 70 % крепостных крестьян, держания которых описаны в полиптике Лукки. На землях крестьян-либелляриев, как мы видели, уже в VIII–X вв. первое место занимал денежный чинш. Натуральная же рента в Средней Италии на либеллярных держаниях составляла примерно ⅓ платежей, в Северной Италии — около половины (обычно там сочетались натуральные платежи с денежными). Как и среди крепостных в Лукке, рента продуктами господствовала у зависимых держателей монастыря св. Юлии в Брешии (90 %).

Уже тогда часть оброков натурой (прежде всего вина и зерна) шла на продажу в близлежащие города и даже другие области Италии. Именно в города, где располагались административно-хозяйственные центры вотчин, или в порты, к местам стоянки судов, "куда придут господские суда", предписывалось крестьянам обычно доставлять оброки, а не на более близкие к ним господские дворы. Среди компонентов натуральной ренты в Средней Италии первое место занимало вино, затем оливки и зерновые. Крестьяне-либеллярии вносили оброки зерновыми редко, хотя те же зерновые весьма часто платили епископу Лукки крепостные.

В Северной Италии, напротив, главная роль принадлежала зерну (практически оно шло с каждого держания), второе место занимало вино, значительный удельный вес составляли лен и овощи. Величина оброков была немалой: почти половине крепостных и зависимых крестьян, плативших ренту натурой, приходилось доставлять половину полученного в их хозяйстве вина (испольщина зерном была распространена значительно реже, чаще всего крестьяне уплачивали фиксированную ренту зерновыми, что не исключало, разумеется, того, что и в этом случае она подчас могла составлять половину урожая). Если к этому добавить, что приблизительно такое же число крестьян наряду с уплатой половины вина или зерна несло и полевую барщину в размере 2–3 дней в неделю, можно сделать вывод, что в VIII–X вв. в Средней и Северной Италии существовала прослойка среди крепостных и иных категорий зависимых крестьян, положение которой было весьма стесненным.

В процессе феодализации к середине IX–X в. основная часть свободных общинников-аллодистов превратилась в зависимых держателей. Либеллярии и некоторые иные категории держателей в Северной Италии в большей степени (и в большем числе) сохранили личную свободу, чем их собратья в Средней Италии. В то же время в весьма стесненном экономическом и социальном положении, будучи даже фактически прикреплена к земле (уход с держания карался очень высоким штрафом и приводил к потере не только недвижимого, но и движимого имущества), оказалась большая прослойка по существу крепостных держателей — массарии, колоны, manentes. В их число входили многие разорившиеся свободные общинники, поселившиеся на земле вотчинника-феодала в результате заключения либеллярного договора, условия которого оказались такими, что эти либеллярии по существу ничем не отличались от державших землю по обычаю массариев. Подобная прослойка либелляриев-массариев особенно характерна для Средней Италии VIII–X вв.

Наряду с этой группой зависимых держателей существовали полностью лишенные личной свободы сервы, в ряде случаев не столь далеко ушедшие от своих римских предков. Правда, они уже в большинстве своем держали землю вотчинника и тем самым постепенно сближались с массариями, но юридически находились на самой низшей социальной ступени: сервов можно было покупать, продавать и обменивать без земли, сеньор имел на них полную и неограниченную собственность как на какую-либо вещь; дети от брака серва на свободной женщине, как правило, становились сервами. Сервы несли более значительную барщину, порой ее размеры устанавливались по желанию вотчинника. В промежуточном положении между массариями и сервами находились альдии, иногда выполнявшие и специфические обязанности (доставка приказов вотчинников), но в большинстве своем также сидевшие на наделах.

Сохранялись и свободные аллодисты, мелкие и средние собственники своих участков; прослойка их была еще относительно велика в X в. и даже позже, о чем свидетельствуют свободно производившиеся ими многочисленные продажи, покупки, дарения собственных земель.

Итак, какова же специфика феодальных отношений в Северной и Средней Италии VIII–X вв. — периода интенсивно проходившего процесса феодализации?

Прежде всего следует сказать о наличии прослойки лично несвободных сервов и близких к ним альдиев, в положении которых еще живы черты рабов эпохи Римской империи.

Не обошло римское влияние и колонов, массариев, manentes — значительную группу крестьян-держателей, обязанных высокими оброками и барщиной, в значительной мере лишенных личной свободы и фактически (в Средней Италии) прикрепленных к земле.

Одновременно среди либелляриев и эмфитевтов (в первую очередь в Северной Италии) существовала сравнительно большая группа крестьян, личная свобода которых была стеснена в минимальной степени, хотя само заключение либеллярного договора, как мы видели, могло приводить и к иным результатам. И, наконец, относительно большая прослойка свободных аллодистов. Лично несвободные сервы и свободные аллодисты, а также менее полярные, более близкие по своему статусу маесарии и либеллярии, обладавшие еще значительной личной свободой, — вот основные социальные категории крестьянства этого периода. Развитие производительных сил, техники сельского хозяйства в VIII–X вв. едва достигло римского уровня (или даже не поднялось до него). В то же время широко распространилась денежная рента (даже и на крепостных держаниях), что безусловно связано с довольно высоким уровнем товарного производства и интенсивным ростом городов уже в X–XI вв. Наряду с этим сохранялась значительная роль полевой барщины, достигавшей на некоторых держаниях крепостных крестьян даже 4 и 5 дней в неделю (двух — и трехдневная барщина была нередкой). Солидное место в системе оброков занимала рента продуктами, и продукты крестьянского, а частично и домениального хозяйств (вино, зерно) все чаще поступали на рынок и в города, население которых росло[126].

Уже в раннее средневековье многие феодальные фамилии постоянно проживали в городах (их домениальные земли существенно сократились в X в.), все выше поднимался процент ремесленников и торговцев, одновременно являвшихся землевладельцами.

Быстрый подъем многих городов Северной и Средней Италии в конце IX и особенно в X в., интенсификация торговых связей в долине По и в ряде других районов привели соответственно к росту торгово-ремесленного населения городов, увеличению его богатств. Торговцы и ремесленники — жители Милана, Кремоны, Пьяченцы, Лукки и других городов — покупают и продают, обменивают и передают в держания разного рода земли не только в пределах городской черты, но и на значительном расстоянии от города. Миланские грамоты X в. буквально пестрят именами торговцев и ремесленников — золотых и серебряных дел мастеров, кузнецов, кожевников, монетчиков, мельников, рыбаков, совершающих многообразные операции с землей[127].

Постепенное срастание и слияние феодалов-горожан и пополанов-землевладельцев обусловило ряд специфических черт эволюции феодальной земельной собственности, класса феодалов, а опосредствованно — экономического и социального статуса крестьян.

В Италии, где на протяжении многих столетий фактически отсутствовала центральная королевская власть, не сложилась законченная система вассально-ленных отношений. По сравнению с феодом в других европейских странах итальянский феод отличался некоторыми особенностями. Так, он в гораздо большей степени мог отчуждаться, делиться между разными мужскими потомками держателя первой руки (майорат практически отсутствовал), передаваться потомкам по женской линии (в случае отсутствия мужских наследников). Самый факт передачи земельных владений в феод нередко маскировался передачей земли в эмфитевсис или либеллярное держание, причем обязанность военной службы на вассала возлагалась сравнительно редко. Все эти явления ослабляли класс феодалов, не способствуя его консолидации, подобно тому как это имело место во Франции или Германии. Но еще более важно было другое — специфика социального облика итальянских феодалов.

В раннее средневековье города сыграли большую положительную роль в жизни крестьянства, хотя их политика и не была всегда последовательной, определяясь интересами и стремлениями торгово-ремесленной землевладельческой верхушки.

Города поддерживали возникавшие сельские коммуны, ограждали их от притязаний феодалов на общинные земли, судебную и административную власть над коммуной; городские власти не раз защищали личную свободу крестьян и крестьянских коллективов в их тяжбах с феодалами. Крестьянская политика города в X–XII вв., таким образом, в целом содействовала освобождению крестьянства от личной зависимости, благоприятствовала и помогала приобретению крестьянскими общинами независимости и самостоятельности.

В XI–XIV вв. города, многие из которых превратились в крупнейшие в Европе центры промышленности и торговли (а во Флоренции, Сиене, Венеции, Милане появились в XIV в. первые элементы раннего капитализма), а также могущественные политические организмы (города-государства), оказали решающее влияние на все развитие страны. Господство города над деревней в Италии было не только экономическим (как повсюду в Европе), но и политическим. В чем своеобразие этого господства?

Прежде всего, наблюдаются весьма существенные перемены в структуре феодальной земельной собственности. В результате ожесточенной борьбы многие городские коммуны в XI–XII в. насильственно переселяли в города сотни феодальных семей; немало их земель путем дарений, продажи, передачи в залог и т. п. перешло к городским коммунам и горожанам — представителям промышленных и торгово-ростовщических слоев. Однако с переселением в город феодалов не прекращалась их борьба с городской коммуной. Они не раз пытались отвоевать свою независимость, а также захватить ключевые посты в городской администрации (что им нередко удавалось, особенно в XII — начале XIII в.). Их городские резиденции, дома-крепости с башнями были символами далеко еще не свергнутого могущества, хотя самый факт их переселения свидетельствовал о больших переменах в их судьбе. Соффрединги, Герардинги, Корвариа, Монтеманьо, Поркарези в Лукке, Гвидо Новелла, Гвидо ди Ромена во Флоренции, Каччаконти, Берарденги, Арденгески, Гуэрра в Сиене, Бернардини в Вольтерре, Убертини в Ареццо — эти феодальные фамилии оставили значительный след и в последующей истории городов, вынудив городскую коммуну потратить много сил на борьбу с ними[128].

Так, в Сиене, где многих грандов переселяли в город еще в первой половине XII в., лишь к середине XIII в. пополаны добились трети мест в правительстве, и только в 1277 г. гранды лишились права занимать высшие должности в республике, но их выступления против пополанов продолжались до 70-х годов XIV в.[129] Флоренция более трех веков вела упорную борьбу с феодалами контадо. И хотя в 1209 г. последние сеньоры покинули свои резиденции в округе, воздвигнув многочисленные замки в городе (и сохранив в значительной степени земельные владения в контадо и дистретто), их выступления против коммуны, порой превращавшиеся в настоящие военные действия, продолжались и в течение всего XIII и в XIV в.

Вплоть до середины XIII в. консульские должности во Флоренции занимались почти исключительно гибеллинским дворянством[130]. Многие правители города — подеста — были могущественными нобилями.

Конституция Primo popolo 1250 г. и "Установления правосудия" 1293 г. — основные вехи побед коммуны над грандами. Но в 1295 г. появились поправки к "Установлениям", носившие компромиссный характер.

Чем это объяснить?

Трудности и длительность борьбы городских коммун с феодальными сеньорами, неполнота их побед над последними обусловливались не только (и не столько) силой и могуществом феодалов. Процесс слияния и срастания с землевладением торгово-ремесленных слоев города происходил в XII–XIII вв. ускоренным темпом и во все возрастающих масштабах. В XIII–XIV вв. в той же Флоренции многие магнатские семьи занимались банковской и торгово-промышленной деятельностью, будучи членами компаний или так или иначе связанными с ними. В Libro extimationum 1269 г., где подсчитан ущерб, нанесенный имуществу гвельфов, изгнанных из Флоренции после битвы при Монтеаперти 1266 г., упоминаются Стольди, которым принадлежали два дворца на сумму 2 тыс. лир, Форнарии дель Россо, владевшие недвижимостью в 1500 лир, Бальдонетти, владевшие укрепленным поселением в Монтекорболи с башней и дворцом, четырьмя домами, двумя мельницами, виноградными прессами на р. Ардженне, домами в селениях Ардженна, Монтанино, Фьякаюола, Кастелло ад Валлем, Челла и других местах на сумму 2730 лир[131]. С 1286 по 1338 г. известные флорентийские торговцы и банкиры Перуцци заключили 111 сделок по закупке отдельных участков земли и целых имений на сумму более 15 тыс. лир. Не отставали от них и члены их компании — Содерини, Виллани и др.

Не менее известные в той же Флоренции банкиры Аччаюоли являлись собственниками многих участков, сдававшихся ими в испольную аренду[132]. Крупный купец и сукнодел из Ареццо Симо Убертини в 80-х годах XIV в. владел весьма значительными по своим размерам земельными комплексами поблизости от города. Лишь один из этих podere занимал площадь в 257 стариев (около 45 га).

Описанные два процесса — переселение феодалов в города и приобретение земель горожанами и коммунами — происходят одновременно и не отделены один от другого какой-либо резкой гранью. Сеньоры далеко не полностью лишаются своих земель, сохраняя, как правило, феодальную собственность (в той или иной форме) на часть их; переселившись в города (а, как уже говорилось, многие феодалы жили в них издавна), феодальные сеньоры — одни в большей, другие в меньшей степени — отдаются торгово-ремесленным занятиям и ростовщичеству. Благодаря этому сильно стираются различия между ними и горожанами — землевладельцами иного социального происхождения. Конечно, эти различия остаются, доказательством служат антимагнатские законы многих городских коммун Северной и Средней Италии в XIII–XIV вв., хотя и сами эти законы, и их претворение в жизнь не были всегда последовательны. Результатом существенных перемен в перераспределении земельной собственности был не только переход земель от одной социальной прослойки к другой (впрочем, и это имело очень важные последствия, так как ослабляло класс феодалов). Указанный процесс тесно связан со значительными сдвигами во внутренней структуре сеньориального и крестьянского хозяйства — с эволюцией феодальной земельной ренты, изменением условий крестьянских держаний, распространением аренды, освобождением крепостных крестьян и т. д.

Если почти повсюду в Европе земельная рента развивалась в направлении от отработочной и натуральной к денежной, если в Англии и почти повсеместно во Франции XIII век был временем широкого распространения и неуклонного роста денежной ренты, пришедшей на смену отработочной и ренте продуктами, то в Средней и Северной Италии, стране городов, их подъем и быстрый рост уже в X и особенно в XI–XII вв. создали весьма благоприятные возможности и, более того, постоянную и неуклонно возраставшую потребность на городском рынке в огромном количестве сельскохозяйственных продуктов, в первую очередь зерна. Эти обстоятельства привели уже в конце XII–XIII в. к господству (или по крайней мере к исключительно большому весу — от 60 до 95 %) ренты продуктами, роль которой в XIII–XIV вв. еще более возросла.

Так, если в конце XI — начале XII в. она составляла около 70 % всех платежей зависимых крестьян в Луккской округе, в конце XII в. удельный вес ее доходил уже до 90 % всех платежей, хотя в некоторых районах (как правило, более или менее удаленных от Лукки или крупных водных торговых путей) и тогда преобладала или имела довольно широкое распространение денежная рента.

Полное и почти повсеместное господство рента продуктами получила в Луккском дистретто в середине XIV в. (94 %), о чем убедительно говорит редкий источник — опись повинностей держателей епископства 1356 г. Но и тогда в районах дистретто, отстоящих от Лукки на 50–80 км, денежная рента порой достигала 40 % всех повинностей.

В округе Флоренции господство натуральной ренты наступило несколько позже.

В конце XII — начале XIII в. еще более 80 % крестьян-держателей дистретто платили денежные чинши. Но уже к середине XIII в. объем ренты продуктами вырос до 65 %. Значительное возрастание удельного веса натуральной ренты среди других повинностей в конце XII в. и особенно в XIII в. отмечалось и в округах других городов Средней Италии — Сиены, Пизы, Ареццо, Пистойи, а также во многих контадо и дистретто Северной и Северо-Восточной Италии.

При этом и здесь денежная рента сохранялась дольше и ее процент был выше (по сравнению с другими повинностями) на либеллярных держаниях и в районах, более удаленных от центра округи и торговых путей[133].

Какое значение имело господство продуктовой ренты в Северной и Средней Италии XIII–XIV вв. для развития товарного производства и всего общества в целом?

Особые условия Северной и Средней Италии, где уже к XII в. домениальная запашка встречалась редко, исключали возможность организации крупного барщинного хозяйства. Но ведь и при господстве продуктовой ренты реализация излишков сельскохозяйственной продукции осуществлялась преимущественно через хозяйство сеньора. Однако в Средней и Северной Италии подавляющее большинство землевладельцев постоянно проживало в городе, где находились и административно-хозяйственные центры принадлежавших им вотчин, многим из сеньоров не были чужды торговля и ремесленные занятия. К тому же повсеместно существовавшая доставка самими крестьянами сельскохозяйственных продуктов для вотчинника, проживавшего в городе, благоприятствовала и их собственной торговле излишками. В источниках имеется немало свидетельств о продаже продуктов сельского хозяйства в городе и ближайших его окрестностях отдельными крестьянами и целыми сельскими коммунами. Несомненно, не последнюю роль играл и все увеличивающийся спрос городского населения на продукты сельского хозяйства, которые все в большей мере шли на продажу, так как росла численность горожан, покупавших продукты питания. Крестьянское же хозяйство, производящее зерно, в меньшей мере вино и скот, на продажу (хотя главным образом продавали и не сами крестьяне), не может уже рассматриваться совсем изолированно от этого производства, а оно, в свою очередь, безусловно оказывало огромное влияние на имущественное и социальное положение крестьянства, его дифференциацию, юридические условия его держаний.

Расцвет городов и широкое развитие товарно-денежных отношений обусловили освобождение крестьянства от личной зависимости. Пути освобождения крепостных крестьян в Северной и Средней Италии XII–XIII вв. были различными: постепенное приобретение элементов личной свободы крепостными крестьянами, главным образом в результате заключения ими либеллярных и иных договоров о держании или аренде; акты освобождения крепостных светскими и церковными сеньорами за выкуп, сопровождавшиеся заключением того или иного договора относительно их прежнего держания или (реже) потерей этого держания и превращением освобожденных сервов и колонов в обезземеленных людей, уходивших в города или нанимавшихся на поденную работу здесь же, в округе, или (весьма часто) арендовавших землю на условиях половничества; освобождение крепостных в процессе конституирования сельских коммун из прежних крепостных общин; наконец бегство крепостных в города, даже порой вопреки постановлениям этих городов. Городские постановления сыграли не главную роль в освобождении крестьян. Специальные решения об освобождении более или менее значительного числа крестьян издавали лишь немногие города, большинство же ограничивалось благоприятным отношением к бежавшим от своих сеньоров крестьянам из других округ. И все же ни в одной другой западноевропейской стране мы не знаем примеров, когда хотя бы даже отдельные крупные коммуны заставляли феодалов массами отпускать на свободу крепостных крестьян и сами вносили за них выкуп.

В 1257 г. Болонья издала "Райскую книгу", в преамбуле которой торжественно заявлялось: поскольку бог создал людей свободными, им надо вернуть их прежнюю свободу. Поэтому город Болонья, всегда боровшийся за свободу, решил за определенный выкуп освободить всех людей в городе и епископстве, находящихся в "сервильном состоянии".

Согласно этому акту, 406 собственников должны были отпустить на свободу 5682 сервов, выкуп за которых вносила коммуна, т. е. фактически коммуна купила этих сервов у сеньоров. Сервы объявлялись свободными людьми, должны были быть зарегистрированы в городской книге наряду со свободными горожанами и пользоваться всеми правами и исполнять обязанности горожан на равных с ними основаниях. Однако сеньоры сохранили в своих руках права на пекулий и на наделы сервов. Очевидно, многие из освобожденных сервов стали держателями, так как 31 июня того же года в дополнении к "Райской книге" говорилось, что все жители дистретто, освобожденные городом, должны быть приписаны к какой-либо сельской коммуне, где они будут проживать и нести те же повинности, что и другие жители. Вероятно, данное постановление в первую очередь касалось тех сервов, которые проживали в этих сельских коммунах[134].

Постановления Болонской коммуны от 1282–1283 гг. и 1304 г. объявляли свободными от личной и поземельной зависимости большую группу крепостных крестьян — fideles и manentes (причем наделы, очевидно, сохранялись за держателями).

Плату за их освобождение также вносила коммуна.

Флоренция в 1289–1290 гг. издала ряд декретов об освобождении (за выкуп) крепостных крестьян, зависимых от феодалов — политических противников Флоренции, не желавших ей подчиняться, но сохранила права на колонов у сеньоров — жителей города и контадо, находящихся под юрисдикцией коммуны.

Выкупную сумму должны были внести сами колоны. Об освобождении колонов, принадлежащих противникам Флоренции, о запрещении их продавать и дарить, обращать в колонатное состояние свободных людей говорилось и в статутах Флоренции 1325 и 1415 гг. Видимо, постановления 1289–1290 гг. были реализованы далеко не сразу и не повсеместно.

Статут Ассизи от 1210 г., предоставляя крепостным округи свободу при условии уплаты определенной денежной суммы, оговаривал, что наделы держателей останутся у их господ.

Другие города Северной и Средней Италии, как правило, охотно принимали в число новых горожан крестьян, находившихся в феодальной зависимости от сеньоров — противников городской коммуны или проживавших вне ее контадо и дистретто. В то же время многочисленными ограничениями обставлялось возможное переселение в город колона, господином которого был житель данного города.

Сиенские правители в статуте второй половины XIII в. заявляли о своей полной готовности принять в число горожан вилланов из округи, но, оказывается, это не касалось вилланов — крепостных постоянных жителей Сиены, которым нужно было прожить 10 лет в городе и "не быть востребованными господами", чтобы стать свободными горожанами.

Городская верхушка, тесно связанная с землевладением, не желала (пока это было возможно, учитывая приток свободных работников из "других округ") терять своих колонов, поставлявших в город сельскохозяйственные продукты, часть которых шла и на продажу.

Сходные постановления содержались в статутах Реджо-Эмилии, Пармы, Верчелли, Перуджи, Пистойи, Пизы[135].

Освобождение городами крепостных, как и насильственное переселение в город феодалов, коммуна могла осуществить лишь в силу своего политического господства в контадо.

Однако неверно рассматривать итальянский город и феодалов как две всегда враждебные, полярные силы. Действительность оказывалась намного сложнее, и, как уже говорилось, победа города над феодалами, переселение в города десятков и сотен феодальных фамилий не превратили немедленно феодалов в "чистых" горожан, ремесленников и торговцев, полностью утративших феодальную природу, хотя социальное лицо многих из них и значительно изменилось. Постепенное срастание и слияние этих феодалов и пополанов (в свою очередь становившихся сеньорами земель в городской округе), превращение в коллективного сеньора самой городской коммуны оказывали решающее влияние на городскую политику в дистретто в вопросах освобождения крестьян, решения разного рода споров и тяжб держателей и арендаторов с землевладельцами относительно их повинностей, юридических и хозяйственных прав, наконец, их неповиновения сеньорам.

В результате такой политики горожане-землевладельцы и известной степени консервировали старые крепостнические отношения, отнюдь не способствуя прогрессивному преобразованию общественных отношений в округе, так же как они это делали, принимая сторону землевладельцев во время их бесчисленных и повседневных конфликтов и столкновений с крестьянами — держателями и арендаторами.

Флоренция, Сиена и некоторые другие города Средней и Северной Италии в XIV в. стали именно теми центрами, где в текстильном производстве появились первые элементы раннего капитализма[136].

Пошла ли деревенская округа так же далеко вслед за городом? В XIII в. в Италии, и прежде всего в Тоскане, возникает и быстро распространяется испольщина (медзадрия) — особого вида краткосрочная аренда, тесно связанная с господством продуктовой земельной ренты.

В XIV в. испольщина наряду с краткосрочной арендой за фикт в значительной степени вытесняет либеллярный договор и иные формы наследственных держаний.

Итальянская испольщина — весьма сложное явление, которому нельзя дать однозначное объяснение. В VIII–XII вв. — это феодальное держание на довольно обременительных условиях (в некоторых случаях с предоставлением собственником земли-феодалом части семян и скота тем держателям, которые в этом особенно нуждались). В XIII–XIV вв., в период высокоразвитых товарно-денежных отношений, получает все более широкое распространение (прежде всего в Тоскане) так называемая "классическая медзадрия", когда собственник предоставляет арендатору часть (обычно половину) семян и скота или деньги на их приобретение, порой участвует и в иного рода хозяйственных расходах, арендатор же должен предоставлять также половину семян и скота, а после сбора урожая — половину всех продуктов, полученных с участка. Имущественные права арендатора существенно ограничивались: он не имел права не только продать участок, но и передать его в субаренду без разрешения собственника, подработать на стороне, оставить его раньше истечения срока договора и т. п. Значительно меняется социальный состав собственников и арендаторов-испольщиков. Среди земельных собственников, сдающих землю в "классическую медзадрию", все чаще встречаются горожане — как переселившиеся в город феодалы (часть которых посвятила себя уже иным, неземледельческим занятиям), так и представители торгово-ремесленных слоев, в том числе крупные банкиры, мануфактуристы, городские должностные лица. Иной раз они сдают землю зажиточным крестьянам или тем же промышленникам, ремесленникам и торговцам-горожанам, которые не сами (или не только сами, если это зажиточные крестьяне) обрабатывают участки, а либо сажают на них субарендаторов, либо привлекают как дополнительную силу наемных работников. При таких контрагентах и таком способе обработки земли, при значительном участии собственников в издержках производства и хозяйственном контроле за обработкой podere медзадрия могла содержать в себе элементы новых, нефеодальных отношений, являться полукапиталистической арендой такого типа, который описан Марксом в III томе "Капитала"[137]. Испольщина представляла собой выгодную и удобную форму эксплуатации земли при сравнительно небольших помещениях капиталов (основные расходы нес арендатор!) и с возможностью получения довольно значительных доходов.

Элементы новых отношений можно видеть и в договоре сочиды (аренды скота), когда ее контрагентами выступают торгово-ремесленные городские слои, к тому же связанные с мануфактурным производством в передовых городских центрах Италии. Однако в XIII–XIV вв. еще далеко не все торговцы и ремесленники эксплуатировали свои земельные владения новыми методами, отличными от обычных, феодальных. На их землях немало было колонов, массариев и даже сервов, а также либелляриев. Возможность, тенденция к появлению элементов новых отношений возникла и существовала, но ее дальнейшее развитие зависело от многих факторов, и в первую очередь от общего развития товарного производства вне сельского хозяйства[138], а в Италии XIII–XIV вв. оно было еще недостаточным.

Состав арендаторов-испольщиков был неоднородным. Испольщиками, в том числе и "классическими" (вносившими половину семян и скота), являлись не только (и не столько) зажиточные крестьяне или люди некрестьянского статуса. Обедневшие крестьяне, лишившиеся по разным причинам своих держаний (задолженность, расторжение договора собственником, освобождение от крепостной зависимости и невозможность "по бедности" выкупить землю или разорение в результате выкупа и т. д.), нуждались в помощи собственника, так как нередко не имели ни рабочего скота, ни семян. Именно на них и ложились всей своей тяжестью "дополнительные повинности" и "приношения" чисто феодального характера, помимо взноса половины урожая.

Порой (в XIV в. чаще, чем в XIII в.) собственник не предоставлял безвозмездно половину семян или скота, а требовал возврата этой ссуды. Сам испольщик-крестьянин должен был доставлять собственнику, помимо половины урожая, "дополнительные приношения", исполнять полевую барщину, альбергарий, вносить некоторые баналитетные платежи. Имущественные и личные ограничения испольщиков особенно возросли со второй половины XIV в. Когда арендаторами были обедневшие крестьяне, получавшие от собственников "помощь", едва ли можно считать, что они "капиталисты сами для себя"[139]. В данном случае перед нами — феодальная арендадержание, немногим отличающаяся от того типа либеллярного и эмфитевтического договора XIV в., при котором либеллярий — обедневший крестьянин — испытывал немалые стеснения со стороны собственника. "Вложение капитала" собственником здесь фактически обычная ссуда ростовщического характера, которая влечет за собой весьма высокую феодальную ренту (половина урожая плюс многочисленные "дополнительные приношения").

Как видим, в медзадрии XIII–XIV вв. феодальные элементы занимали еще значительное место, а их роль со второй половины XIV в. возрастала. По своему фактическому социально-правовому положению к крестьянам — "классическим" испольщикам близки арендаторы крестьянского типа из "обычных" испольщиков и аффиктариев (эти виды срочной аренды в XIII–XIV вв. носили еще целиком феодальный характер и не содержали в себе каких-либо элементов новых, нефеодальных отношений).

К новым, полукапиталистическим элементам, заявившим о своем "праве на существование" в феодальной общественной структуре в конце XIII–XIV в., следует отнести и сельских наемных работников. Большая часть их оставалась еще арендаторами и держателями, для которых работа по найму носила спорадический характер и являлась скорее "помощью" зажиточному соседу и дополнительным заработком. Тем не менее в документах XIII–XIV вв. (особенно в городских статутах) упоминаются и постоянные наемные работники, повседневно трудившиеся за плату (а иногда и получавшие питание от хозяина) на полях, в садах и виноградниках горожан-торговцев и промышленников. Но и они, очевидно, продолжали, как правило, иметь собственный огород, небольшой участок земли и хозяйство, так как чрезвычайно низкий уровень их заработной платы не мог обеспечить им даже полуголодного существования. Однако независимо от того, были эти работники временными или постоянными, основной производительной силой в итальянской деревне XIII–XIV вв. являлись не они, а феодально-зависимые крестьяне-держатели и арендаторы.

В среде итальянского крестьянства XI–XIII вв. наиболее многочисленны наследственные держатели — либеллярии, эмфитевты, держатели nomine locationis. Права наследственных держателей были в XI–XII вв. и особенно в XIII в. весьма широки и многообразны — вплоть до возможности свободного оставления участка, передачи его в держание другому лицу и даже продажи (как при сохранении за собственником права предпочтительной покупки, так и без его ведома). Значительная часть либелляриев и эмфитевтов фактически приблизилась к парцеллярным собственникам, феодальная зависимость которых подчас ограничивалась уплатой землевладельцам денежного или натурального чинша (нередко сравнительно небольших размеров, а иногда даже символического).

От феодально-зависимых держателей, отношения которых с собственником оформлялись не договором, а обычаем, либелляриев отличало то, что соглашения с вотчинником заключались здесь добровольно (по крайне мере внешне), без применения внеэкономического принуждения. И вообще элемент внеэкономической зависимости присутствовал в этом держании в незначительной степени: иногда судебная зависимость, альбергарии, извозная повинность. Следовательно, сильно изменилась (по сравнению с VIII–X вв., когда значительная часть либелляриев была близка к крепостным держателям) и самая природа взаимоотношений либелляриев и эмфитевтов с земельным собственником.

Либеллярные держания в Средней и Северной Италии XIII в. предоставляли наилучшие возможности для развития индивидуального крестьянского хозяйства, были, если можно так сказать, "наивысшей точкой" достижения личной и имущественной свободы крестьянином, однако в рамках феодальной зависимости его от собственника. Нельзя упускать из виду то обстоятельство, что собственниками своих участков либеллярии и иные наследственные держатели не стали. Они продолжали платить феодальную ренту сеньорам, имевшим на эти участки право феодальной собственности. Либеллярные держания не были одинаково выгодны и благоприятны для всех крестьян. Далеко не все либеллярии могли свободно продавать свои держания без ведома собственника. Довольно часто собственник сохранял право предпочтительной покупки за плату, много ниже принятой в данной местности. Порой продажа и передача участков субдержателю обусловливались обязательствами, стесняющими имущественную свободу либеллярия. Иной раз имело место повышение чинша (особенно при замене денежного чинша натуральным), что приводило к разорению и потере земельного надела (при невозможности заплатить высокий штраф) обедневшими крестьянами. Об этом свидетельствуют многочисленные споры и тяжбы крестьян в городских судебных куриях, отказ крестьян исполнять повинности, наконец, их открытое сопротивление. Наоборот, для зажиточных хозяев либеллярные и эмфитевтические контракты открывали большие возможности для дальнейшего обогащения.

Таким образом, в итальянской деревне в конце XIII–XIV в. появились переходные элементы полукапиталистического характера (медзадрия, наемные работники). Горожане-пополаны, сдавая свои земли в округе, подчас свободные от феодальной зависимости, превратившиеся в аллоды, в "классическую" испольную аренду, да еще нередко с привлечением труда наемных работников, тем самым частично переходили к новым методам ведения хозяйства, отличным от старых, феодальных. Однако такие хозяйства еще не играли решающей роли в Средней Италии XIII–XIV вв., где значительный удельный вес принадлежал земельным комплексам, владельцы которых применяли труд феодально-зависимых держателей.

В то же время уже со второй половины XIV в. в деревне Северной и Средней Италии все явственнее проявляются тенденции к ухудшению условий держания либелляриев и эмфитевтов, к усилению элементов их личной зависимости от землевладельцев. Сильно сокращается число либеллярных, эмфитевтических и иных наследственных договоров, все более сменяющихся краткосрочной арендой за фикт. Возрастают чисто феодальные обязательства "классических" испольщиков, а аффиктарии по существу так ограничиваются в своих правах распоряжения участком, что фактически оказываются в большей зависимости от земельного собственника, чем либеллярии и эмфитевты в XI–XII вв.

Выяснить причины роста консервативных тенденций и элементов в итальянской деревне этого периода — задача весьма сложная, и мы ее не ставили перед собой. Отметим лишь некоторые аспекты. В этой связи вернемся к вопросу о роли ренты продуктами.

В специфических условиях расцвета итальянских городов в XIII–XIV вв. было бы ошибочно акцентировать внимание на отрицательных сторонах ее господства. Положительное влияние этого факта, тесно связанного с развитием товарного производства, на экономику и социальные отношения в деревне несомненно. Тем не менее преобладание именно натуральной ренты имело и отрицательные последствия, которые наряду с другими причинами (недостаточностью развития капиталистических элементов в самом городе, раздробленностью страны, отсутствием условий для создания внутреннего рынка и т. п.) обусловили замедленные темпы общественных преобразований, консервацию испольщины в ее "ухудшенном" варианте. Господство натуральной ренты было тесно связано с распространением испольщины, которая наряду с новыми полукапиталистическими элементами заключала в себе элементы и чисто феодальных отношений и даже личной зависимости испольщика от землевладельца, давно уже не встречавшиеся в либеллярных или эмфитевтических договорах.

В среде современных итальянских историков можно проследить два основных течения в оценке сущности экономических и социальных преобразований в итальянской деревне XII–XIV вв. Историки, принадлежащие к одному из них (Дж. Луццатто, Э. Кристиани, Ч. Виоланте, Р. Ромео, Ф. Джонс, Дж. Фазоли и др.), считают, что неправомерно говорить о кризисе или разложении феодальных порядков. Феодализм и в деревне и в городе был еще в полной силе. Происходившие перемены касались сферы управления, но не производства. Другая группа исследователей (К. М. Чиполла, Л. Даль Пане, П. Ваккари, Дж. Керубини) период расцвета городов-коммун связывает с разложением и кризисом феодализма, хотя и полагает, что уровень капиталистического развития страны был невысок, а в экономике преобладающую роль играло сельское хозяйство[140].

Но историки обоих направлений понимают феодализм как политическую систему, систему личного подчинения и вассально-ленных связей. Поэтому уничтожение или существенное ослабление этих связей для одних исследователей означает разрушение феодализма в целом; другие же стремятся найти в феодальных порядках XII–XIV вв. черты, свойственные феодализму более раннего времени, и пытаются доказать, что никаких коренных изменений с тех пор не произошло.

Какова наша оценка социально-экономических процессов, протекавших в аграрной сфере в Северной и Средней Италии в XII–XIV вв.?

Исключительное развитие городов в Италии, их экономическое и политическое господство над деревенской округой определили значительные изменения в структуре феодальной собственности в результате переселения в города сотен феодальных фамилий и перехода большой части их земельных владений в руки пополанов — промышленников и торговцев и городской коммуны в лице правящей верхушки города. На землях "новых владельцев" из пополанов и переселившихся в города феодалов, занимавшихся ремеслом, торговлей и ростовщичеством, появились некоторые черты новой организации хозяйства: "классическая" испольщина, содержавшая в себе новые, полукапиталистические элементы, а также частичное применение труда постоянных сельских наемных работников.

Однако, хотя новые элементы полукапиталистического характера имели важное значение в жизни деревни XIII — середины XIV В., они не получили еще широкого распространения. Велико было число феодальных хозяйств, основанных на труде колонов, феодальных наследственных держателей и краткосрочных арендаторов — "обычных" испольщиков и аффиктариев. Изменения в социальной структуре деревни позволяют говорить о новом этапе развития феодализма в XIII–XIV вв., которому уже органически присущи эти новые, нефеодальные черты, но ни его разложение, ни кризис в XIII–XIV вв. в итальянской деревне еще не наступили. Следует, однако, признать, что и среди советских историков, которые с позиций исторического материализма стремятся выявить существо социально-экономических изменений феодализма в XIII–XIV вв., нет единого мнения относительно оценки результатов социально-экономических преобразований в итальянской деревне этого периода.

С. Д. Сказкин, Л. М. Брагина, В. В. Самаркин придерживаются точки зрения, близкой к высказанной в данной главе. В. И. Рутенбург и Е. В. Вернадская полагают, что в описанное время следует говорить уже о разложении феодальных порядков, считают более высоким уровень развития раннекапиталистических отношений в деревне[141]. Будущие исследования, привлечение нового, еще не изучавшегося архивного материала помогут разрешить этот спор.

Итак, специфика феодального развития Северной и Средней Италии в IX–XIV вв. обусловливалась рядом фактором. Среди них важное место принадлежит римскому влиянию. Своеобразие итальянского феодализма во многом предопределялось сохранением от римской эпохи большого числа городов с их особой муниципальной организацией, хотя и в значительной мере видоизменившихся на протяжении средневековья.

Почти полностью лишенные каких бы то ни было гражданских и имущественных прав сервы и в XI–XIII вв. еще юридически прикрепленные к земле колоны вызывают несомненные ассоциации с их античными предками. Можно также провести связующую линию от либелляриев и эмфитевтов к наследственным арендаторам Западной и Восточной Римской империи.

Страна городов, Северная и Средняя Италия не знала в течение многих столетий сколько-нибудь сильной и влиятельной королевской власти (походы германских императоров оставались все же эпизодами в ее истории). Здесь не сложилась законченная иерархия класса феодалов. Королевская власть не могла стать не только действительным, но даже и потенциальным союзником грандов.

Но главная особенность социального облика итальянских феодалов определялась их тесной связью с интересами торговых, ростовщических и ремесленных предприятий. Многие из феодалов издавна жили в городах, в их контадо и дистретто (вспомним о римских possessors!).

Сотни феодальных фамилий переселились в города в XI–XIII вв. по требованию и по инициативе городских коммун. Конечно, не все нобили стали ремесленниками и торговцами, но многие сделались ими. В то же время и исконные пополаны все в большей степени связывались с землевладением. Сближение и сращивание интересов разных социальных слоев городской верхушки происходило неумолимо и в постепенно возрастающем темпе и масштабах. Барди и Перуцци, Аччаюоли и Медичи — все они являлись и крупными земельными собственниками. Итальянские города установили экономическое и политическое господство над феодалами (феодалы в Италии оказались слабее своих европейских собратьев, и сильным городам здесь это было сделать легче, чем за Альпами), но феодализм они сломить не смогли, так как пополаны в значительной мере сами "феодализировались".

Тем не менее нигде в Европе не известны акты, подобные "Установлениям правосудия" 1293 г., "Болонскому раю" 1257 г. и Флорентийским постановлениям об освобождении колонов в 1289–1290 гг. Лишение политических прав сотен феодальных фамилий и насильственное переселение их в город в десятках городов Италии, освобождение 6 тыс. сервов в Болонье, выкуп за которых вносила коммуна, отмена крепостного права на землях феодалов — противников коммуны во Флоренции — одних этих акций (а к ним можно добавить немало иных, в том же направлении) достаточно, чтобы признать несомненной заслугу итальянских городов в антифеодальной борьбе. Но действительность средневековой Италии была слишком противоречива, чтобы делать однозначный вывод о глубине и силе воздействия городов на феодализм. "Феодализация" пополанов шла параллельно с урбанизацией феодалов; распространение испольщины и некоторых форм наемного труда в деревне сопровождалось ограничением хозяйственных, имущественных, а нередко и личных прав испольщиков, усилением элементов личной и хозяйственной зависимости либелляриев.

Лишая грандов политических прав, городские власти нередко оставляли всяческие лазейки для реабилитации тех сеньоров, которые пожелали бы вступить в цех или торговую компанию ("Поправка к установлениям правосудия 1295 г.").

Таким образом, оказав самое сильное, чем где-либо в Европе, давление на феодальный строй страны, города в XIII–XIV вв. оказались не в состоянии уничтожить феодальную экономику, феодальную общественную систему. Феодализм претерпел глубокие и качественные изменения под воздействием товарного производства, но Италия все же осталась феодальной.

История итальянских городов в эпоху средневековья — особая тема, требующая специального рассмотрения.