История о девочке, о корабле, который она смастерила, и о путешествии, опоясавшем всё Королевство фей

ГЛАВА 17

Столетки

в которой Сентябрь обнаруживает большое количество использованной утвари, но в итоге обнаруживает себя в непроницаемо-темном месте и немного света рядом с собой.

В этот раз приближение острова не стало для Сентябрь неожиданностью. Зелено-золотистый бугорок возник на горизонте к концу пятого дня плавания, и корабль был незамедлительно перенаправлен в его сторону. Девочка страстно желала ступить на землю, ощутить ее твердость. Ну и естественно напиться настоящей воды и поесть хлеба. Причалив к берегу, она долго и радостно возилась в теплом песке пляжа, почти как несмышленый щеночек. Потом отыскала несколько кокосовых орехов, прикатившихся к берегу из недалеких джунглей. Расколотить об камень самый крупный из плодов не составило ей труда; даже двух ударов не понадобилось.

В море девочка становится сильной, это факт.

Не отрываясь от водянистого молочка кокоса, причмокивая и хлюпая, Сентябрь затащила плот на берег и принялась одеваться. Она туго затянула пояс зеленого жакета, снова взяла половину ореха и приступила к выскабливанию и поеданию нежной белой мякоти. Всё это происходило на ходу. Ноги сами вели девочку вглубь острова, где, скорее всего, могла оказаться еда получше и посытнее. Ей не жалко было потратить какое-то время ради ланча, благо, что Одинокая Темница, по ее мнению, должна была быть уже где-то поблизости. Ну и конечно, этим поиском она избавляла себя от необходимости снова рыбачить.

К ее разочарованию нигде по всему островку не показывались стены или крыши деревушек. Струйки дыма, поднимающиеся из печных труб, нигде не указывали на существование дома или жизни. Густая зелёная трава бесшумно трепетала на легком ветру, который не приносил ни выкриков глашатаев с главной площади поселения, ни колокольного перелива из местной часовни. Потом она обнаружила в траве какой то хлам.

Его оказалось очень много, как будто тут был специально устроен пункт приема утиля. Чего тут только не было: и старые сандалии, и алюминиевые чайники, и поломанные зонтики, и ширмы, с разорванными шелковыми полотнами, какая-то глиняная посуда, много разбитых часов, фонарей, бус и четок, у которых не хватало звеньев или косточек, даже заржавевшие мечи.

-Ау! – крикнула Сентябрь. Ветер подхватил ее крик, но скоро обронил его где-то среди травы. – Какое одинокое место! Такое ощущение что кто-то позабыл убрать за собой… Как будто вообще никогда не убирался. А впрочем, тут наверняка найдется для меня пара туфелек…

-Держи карман шире!

Сентябрь от неожиданности чуть не подпрыгнула. Сначала ей захотелось пуститься наутек, забраться на плот и уплыть подальше, однако потом любопытство взяло верх над здравым смыслом. Девочка с интересом всматривалась в высокую траву, однако обладатель странного голоса не спешил показываться. Всё, что она смогла разглядеть, было парой старых соломенных лаптей.

Останавливая протягиваемую руку девочки, которой хотелось рассмотреть предмет поближе, на пятках лаптей открылись два старых желтых глаза и знакомый голос зазвучал вновь:

-С какой стати ты считаешь, что я стану твоим? Я уж точно, и по опыту тех, чьи ноги я уже поломал или раззудил, я догадываюсь, что недалек от истины!

-О, я… прошу прощения! Я даже не думала, что вы живой!

-Совсем неудивительно. Все двуногие мыслят одинаково, - только о себе.

Последние звуки слов потонули в сумбуре грохота, скрежета и клацанья, с которым свалка утиля пришла в движение. Предметы оживали и подбирались ближе к Сентябрь, окружая ее. Складываясь и раскладываясь, движущаяся ширма напоминала одновременно гусеницу и аккордеон. Чайники направляли носики в землю и, резко выпуская пар, подскакивали и выпрыгивали вперед. У глиняных горшков отрастали мускулистые толстые ноги. Большой оранжевый абажур парил, покачиваясь на ветру и размахивая зеленой кисточкой, приделанной к низу.

-Мистер Лапоть…

-Меня зовут Ганибал, к твоему сведению.

-Ганибал, да…Прочитав довольно много книжек, повстречавшись с черешидами, узнав Пуку и Вивертеку, я всё равно бессильна даже предположить, что Вы такое!

-КТО! – негодующе воскликнул лапоть, подпрыгнув на месте и примяв траву, словно от топота. – Что за неуважительное отношение к вещи! Я живой к твоему сведениюЕсли со мной говорить, то как с КЕМ-ТО! По крайней мере, как КОМУ-ТО. Потому что мы – Цукумогами.

Сентябрь сразу вспомнился Мистер Атлас и его характерный полу-всхлип, полу-кашель, - смысл которого так остался для нее не ясен, но сочетание звуков вызывало улыбку. Услышав последнее слово, Сентябрь невольно улыбнулась, (чем вызвала недовольство у пары шпор, которые заклацали и заметались на маленьком пятачке на длинных, похожих на паучьи, ногах).

-Мы все здесь – столетки, - скрежетали они, считая, что это объяснение снимет все вопросы.

Большой оранжевый абажур, от вида которого Сентябрь приходила в восторг (потому что он напоминал тыкву), завис невысоко над рядами хлама и мерцал, требуя внимания. Медленно и элегантно на бумажной поверхности проступили золотистые буквы:

В своем доме ты эксплуатируешь вещи

И совсем о них не думаешь. Нам горько это знать.

-О, мне так жаль! – воскликнула девочка, поднеся обе ладони к губам. – Я даже не знала! Вот я вижу кушетку, потому что в углу она выглядит как кушетка, и я же не обязана предполагать, что это на самом деле не то, что я думаю.

В этом и проблема.

Когда предмет интерьера достигает столетнего юбилея,

он пробуждается. Становится живым. Обрастает именем, печалями, амбициями и любовными неудачами. И это не всегда удачное вложение средств. Иногда тяготы и радости от жизни в предыдущем доме нами не забываются. А иногда наоборот. Цукумогами – столетки. Пробудившиеся.

-Получается, весь мой дом спит, - прикусив губу в задумчивости, пробормотала девочка, - дожидаясь пробуждения, так? Странно как-то. И грустно. Сколько вещей я перетеряла уже или поломала, а ведь им было далеко еще до ста. Но … почему вы не обрели новые дома? Или собственную деревеньку?

Сто лет под крышей и в четырех стенах это долго.

Нас страшат замкнутые пространства.

Мы предпочли море ветер и солнце,

хотя многим из нас это еще губительней.

Металлические тела ржавеют, а бумажные сердца разрываются.

-Тебе сколько лет? – резко выпалил Ганибал, опять подпрыгнув и топнув.

-Одиннадцать, сэр.

-Ну это вообще никуда не годится! – закричал он, когда поднявшийся гомон, топот, перезвон мечей и пересвист чайников немного поутих. – Доверять можно лишь тем, кому за сто! – Цукумогами одобрительно завопили в ответ. – Боюсь, тебе придется покинуть остров. Тут не место для тебя. С тем, кому не исполнилось ста лет, трудно ужиться. Кто не прошел через руки повзрослевших внуков, кто ни разу не оставался собирать пыль зимой, когда семья уезжает справлять праздники на море, - тот не достаточно сдержан. Тот непредсказуем! Может запросто шляться где-то или вообще-чем-то-быть-занят!

-Одиннадцать! – воскликнули шпоры, - да это даже не пятьдесят!

-Это далеко не пятьдесят, - встряла в обсуждение ширма. – Это даже не двадцать. Она еще может стать революционеркой! Молодые только этого и хотят.

Если бы она была революционерка, то по-моему у нее был бы тогда наган…

Однако золотисто оранжевое мерцание абажура осталось без внимания.

-Дя я вовсе не собиралась вас притеснять, - возразила Сентябрь. – Я уплыву, не сомневайтесь. Только ответьте мне на один вопрос. У вас поесть не найдется чего-нибудь. Морская жизнь это ведь не сахар.

-Нет! – грубо выпалил Ганибал. – Убирайся отсюда! Маленькая бестолочь!

Девочке не требовалось повторного замечания. Она всегда могла догадаться, когда ее присутствие не желательно, и обычно чьего-нибудь громогласного крика хватало, чтобы Сентябрь немедленно покидала собравшихся. Однако произошедшее на острове ее больно уязвило. Таким образом с ней в Королевстве Фей обращались впервые. Она сгорала от стыда, глядя в глаза брошенным предметам обихода. Здесь, на окраине Королевства, на необжитых островах Маркизе, видимо, еще не предоставлялся шанс принудить обитателей к обходительности и гостеприимству. По крайней мере Цукумогами ее не обманывали и не плели интриг. Сентябрь развернулась и поплелась к берегу. О, бедная девочка, что же ты наделала! Зачем ты повернулась к ним спиной? Или это на самом деле был виноват ветер, колыхнувший траву и прижавший ее к земле, - так что вдруг сверкнула в лучах солнца черная кожа девочкиных туфелек.

Кто-то в толпе хлама затрезвонил наподобие набатных колокольчиков, и тотчас же Ганнибал наскочил на девочку, толкнув ее, подобно быку. Сентябрь повалилась вперед, и лапти, напрыгнув сверху, пригвоздили ее к земле.

-Туфельки! – скрипучим, каркающим голосом кричал он, стоя на спине девочки. – Черные туфельки!

-А ну слезь с меня! – воскликнула Сентябрь, пытаясь сбросить пару лаптей на землю и схватить их в руки.

-Я же говорил! Говорил! Подозревать надо даже тех, кому девяносто девять! «Одиннадцать», ты бы еще сказала «слабенькая и вредная»!

-Я не вредная! Я пытаюсь спасти своих друзей!

-Мне плевать! Плевать, слышишь! Мечи, схватите ее! Особо не осторожничайте! Мы ее в колодец бросим!

Холодные, отточенные ладони схватили ее за руки. Чайники подскочили к ее ногам и горячим паром обжигали ее щиколотки, делая безрезультатными попытки подняться. По рукам из царапин и порезов потекла кровь. Мечи тащили девочку по траве под радостное пение и улюлюкание Ганибала и его соратников.

-Она несказанно наградит нас, правду говорю! Подарит нам чайники из молодого поколения, и нам не нужно будет больше тревожить старика Милдреда!

-Она? – крикнула Сентябрь. – Маркиза что ли? Она приказала вам?

-Ты еще мала для того, чтобы раскрывать тебе государственные тайны!

Громыхание, топот и песни внезапно смолкли, когда процессия подобралась к черной дыре, зиявшей в земле. Стенки колодца были выложены камнем до самого дна; Сентябрь, хоть и не видела его, но приглушенный плеск моря, доносившийся из глубины, различала явно.

-Не надо! – завизжала она, попытавшись вырваться. Однако хватка Мечей была крепка, лезвия вошли глубже в руку, застив глаза болью, и пустив больше струек крови к и без того перепачканным запястьям.

Недалеко от нее, прямо над ужасающей чернотой, опять появился оранжевый абажур. Письмена, проявлявшиеся на его обивке, были так же милы и изысканы:

Маркиза сказала не проморгать девочку

в черных туфельках. Мне жаль.

-И всё?

И убить её.

Мечи столкнули девочку в зияющую пустоту.

Долго Сентябрь падала вниз.

Открыв глаза, Сентябрь не сразу догадалась, что не спит. Темнота была не проницаема, и оттого никакой разницы не было. Постепенно к ней вернулись ощущения ног, рук и тела. Царапины на руках побаливали и чесались,и кровь скорее всего больше не текла. Ноги были окутаны холодом морской воды, покрывавшей дно колодца, хотя то положение, в котором они находились, представлялось как нечто не естественное. При любом исходе падения, ни рукой ни ногой пошевелить Сентябрь не могла. Слезы оставались единственным, что способно было двигаться в этой холодной темноте.

-Я хочу домой, - тихо плача, дрожащим голосом обратилась она в темноту. Впервые за столько времени эти слова были правдой. – Мамочка, - стуча от холода зубами, проскулила она, - тут так страшно. Я скучаю по тебе.

Девочка прижалась щекой к холодной заплесневелой стенке колодца. Ей хотелось представить Субботу и его чувства, ведь он находился практически в таких же условия, - хотелось почувствовать его надежду на то, что она придет за ним и, как уже случалось, разрушит его клетку. Еще ей хотелось почувствовать громадину Дола, с его теплом и грациозными ужимками.

-Помогите! – громко кричала она. – По-мо-ги-те!

Только ничего не происходило. Маленький круг колодца высоко вверху постепенно превратился из бледно-голубого в темно-синий, однако каким бы не оказывался цвет неба, солнечное сияние внушало девочке храбрость. Бессмысленное утекание времени она пыталась заполнить воспоминанием о золотой ванне Лии, о запахе корицы, шорохе осенней листвы под ногами и потрескиванию поленьев в камине. Она даже попыталась подняться, но и здоровая нога, на которую пришелся весь вес ее тела, предательски подогнулась, и девочка вновь плюхнулась в холодную воду.

Прошло какое-то время, и Сентябрь внезапно почувствовала нежное прикосновение ко лбу. Было так темно в колодце (и наверху тоже должно быть спустилась ночь), что Сентябрь, не увидев ничего, вытянула вперед руку, - и неожиданно теплый оранжевый свет затопил узкий колодец. Невысоко над головой девочки, упираясь зеленой кисточкой в самую макушку, парил абажур. Девочка пригляделась внимательнее и увидела, что это вовсе не кисточка касалось ее лба, а обвязанный с ее помощью крупный зеленый фрукт. Парящая тыковка с зеленым фруктом на шнурочке, - Сентябрь просто восхищалась красотой увиденного. Она схватила плод руками и, быстро содрав зубами кожуру, впилась в розовую сочную мякоть. Абажур молча взирал на неё сверху; он не ждал от нее благодарности, потому что в такой ситуации меньше всего думаешь о манерах. Когда с едой было покончено, Сентябрь долго переводила дух, одичавшим взглядом обводя все вокруг.

В воздухе над абажуром теперь можно было различить пару тонких зеленоватых рук, появлявшихся медленно из металлической шапочки, приделанной к самой верхушке. Очень аккуратно две руки подцепили оранжевую обивку и медленно потащили ее вверх. Внутри проволочной сетки фонарика показались две немного толстоватые девичьи ноги. Изумленная Сентябрь ждала, что вот-вот появится голова, но ничего подобного не произошло.

-Пожалуйста, помоги мне выбраться отсюда, - прошептала Сентябрь.

Оранжевая обивка вновь натянулась на проволочный каркас и через несколько мгновений на ней замерцали золотистые буквы, уже привычные в своей угловатости:

Не могу.

Они меня на кусочки порежут.

Вместо этого оранжевый абажур спустился ниже, обвил девочку руками и принялся укачивать ее. Строчка за строчкой на боках высвечивались слова колыбельной, - вот только Сентябрь не поднимала головы и не видела их:

Засыпай, моя кометка, засыпай,

Долог путь еще до земли…

Очень быстро Сентябрь уснула.

Когда девочка снова проснулась, абажура рядом не было. Уровень воды немного поднялся. День еще не наступил, и, опустив голову, Сентябрь раздосадовано пнула здоровой ногой стенку колодца.

-Как я по-вашему дотяну до ста лет в таких условиях? – заорала она сердито. – Со сломанной ногою и в темноте!

Холод моря гораздо легче теперь пробирался под кожу. Бессловесный стон и неодолимый страх открыли ему все потаенные лазейки. Сентябрь, дрожа, засунула руки поглубже в карманы зеленого жакета, который не жалел для нее тепла из личных запасов, - и (надо же, что бы это могло быть?!) обнаружила в одном из них стеклянный шарик, подаренный ей Зеленым Ветром. Разочаровавшись в находке, она швырнула шарик об стену. Он разбился, наполнив девочку чувством удовлетворения. Когда ломаешь что-то, легче забываются обиды. Детям это особенно актуально, поэтому они так часто совершают подобное.

Маленький зеленый листок приземлился на поверхность воды и завертелся, подобно стрелке компаса.

Что-то тяжелое и пушистое уселось ей на коленки. Через мгновение узкий глубокий колодец пронзило знакомое мурчание.

-Ну и…- задыхаясь от изумления, забормотала Сентябрь. – Такое просто невозможно. Я опять наверное уснула.

Девочка вытянула руки вперед и погрузила пальцы в мягкий ворс, обхватив ладонями уши. Даже в темноте она была уверена, что шерсть угнездившегося на коленях животного, покрыта пятнышками. Она даже чувствовала, как жесткие струнки усов щекочут порезанные руки.

-Тебе захотелось провести время в моей компании, Сентябрь? – раздался знакомый голос, принеся в темный колодец запах всех зеленых созданий: мяты, травы, розмарина, свежей воды, лягушек и листьев. Сентябрь восторженно вскинула вверх руки, зная что в темноте они лягут на широкие плечи, и, обнимая Зеленого Ветра, слезинкой обожгла ему щеку.

-Ох ты, мой непоседливый лесной орешек, куда же тебя занесло?

-Грин! Грин! Ты не оставил меня! Знаешь, всё шло так весело и хорошо, пока Маркиза не пригрозила превратить Дола в клей, и тогда я украла у нее Марида, и мы прокатились на великах, и всё это время я пыталась быть храброй и вспыльчивой и несносной, но потом они исчезли, все до единого, и мне пришлось построить плот и отстричь волосы, и я не знаю, где теперь моя тень, и что с моей ногой, и я никогда раньше так не боялась! А главное, мой гаечный ключ! Я понятия не имею, что мне придется с его помощью чинить, и я не помню, чтобы читала где-нибудь, чтобы герои ломали себе ноги, но точно знаю, что это как-то связано с моими туфельками, и получается, что Маркиза с самого начала знала, что я окажусь здесь. Грин, я так хочу домой!

-Ты не шутишь? И всё? Если это действительно то, что ты хочешь, - зашептал Зеленый Ветер, - я легко верну тебя домой прямо сейчас. Моргнуть не успеешь, и мы уже в Омахе. Целы-целёхоньки, как будто ничего и не происходило. Ну, ну, не плачь так.

-Но... мои друзья… Они ждут меня…я должна освободить их из темницы…

-Как посмотреть. Это ведь всё сон. Нет смысла волноваться, когда всем известно, что лучше всего с неприятностями во снах справляются сами сны.

-Значит, всё это сон?

-Я не знаю. Ты сама как считаешь? Если бы я смотрел со стороны, то решил бы, что это сон. Ну, понимаешь, говорящие леопарды, мои маячки.

-Нет! – тихо прошептала девочка, больно сжимая кулаки. – Не может быть. А если может, то мне всё равно. Мои друзья ждут меня.

-Вот умница, - прошелестел Зеленый Ветер. – Узнаю теперь в тебе ребёнка. Знаешь, если ребенок говорит, что хочет домой, это означает, что он не хочет идти домой. Это означает, что ему просто надоело играть в одну игру и хочется начать другую.

-Да, ты прав. Мне бы хотелось поиграть во что-нибудь другое.

-Дорогуша, я ведь не волшебник. Ты часть этой истории. Ты должна вести ее сама, если собираешься закончить.

-Но чем история заканчивается?

-Не знаю, - Зеленый Ветер затрепетал и задумчиво засвистел в узком колодце. – Но мне кажется, где-то ее я слышал. Про дитя, которое просочилось в чужую страну, угнетаемую злым правителем, и которое отправилось на поиски меча..

-Значит я здесь чтобы спасти Королевство Фей? И ты ведь знал об этом, да? Значит я всё-таки избранная, как и все книжные герои, которым посчастливилось не сломать ног.

Зеленый Ветер потрепал ее карэ. Не видя в темноте его лица, она догадалась, что оно помрачнело.

-Естественно не знал. Избранных нет. И их никогда не было. Они не для настоящего мира. Выбираешь лишь ты сама. Выбраться из окна и оседлать леопарда. Вернуть ведьме Ложку. Подружиться с виверном. Продать свою тень, чтобы выкупить ребенка. Это был твой выбор – не позволить Маркизе издеваться над твоим друзьями. Ты выбрала клетку, которую разбила. Выбрала встречу со своей Смертью. И море, которого ты не испугалась, хотя у тебя не было корабля. И дважды ты выбрала продолжить путь к своим друзьям, а не вернуться обратно домой. Это не Королевство Фей избрало тебя. Это ты сама. Ты могла бы здорово здесь повеселиться, ты знаешь. Не встретиться с Маркизой, не запачкаться в местном судопроизводстве и политике, - вместо этого покататься со склонов с домовыми и гномами и много всего другого, воспоминаний о чем хватит по возращении домой на всю жизнь и на пару-тройку романов. Однако твой выбор оказался другим. Всё это ты выбрала сама. Еще там на пляже. А потерять сердце, знаешь, путь не для слабых.

-Одно точно. Я не могу выбрать, как выбраться из колодца.

Зеленый ветер засмеялся.

-Пожалуй, что, действительно не можешь. Но знаешь, Сентябрь, мой воробушек, моя горлица… Я ведь всё еще вне закона здесь, в Королевстве.

-Но тебя же это не остановило!

-Вообще-то, рассматривая ситуацию внимательней, я сейчас под Королевством. Иметь такие лазейки в правилах и законах очень выгодно для разно рода обманов и надувательств. Понимаешь, к чему я? Я могу выдуть тебя отсюда. Любому Ветру это пара пустяков. Но на поверхности я тебя покину. Меня не должны заметить здесь. Пока захлопнуты великие двери.

Зеленый ветер низко склонил голову и направил плотную струю воздуха прямо под обездвиженную ногу Сентябрь. Гримаса исказила ее лицо, - хотя по большому счету полное излечение не было таким уж болезненным. Кости срослись, а мышцы, по прежнему эластичные и упругие, плотно прилегли к ним. Сентябрь поднялась, обвила Леопарда Легких Дуновений за шею, и она облизала глубокие раны на руках, которые тотчас же затянулись.

-Мне пришлось убить рыбу, - тихо прошептала она, обращаясь к Зеленому Ветру, как будто признавалась своему спасителю и защитнику в непростительном грехе.

-Я тебя прощаю. – тихо пропел Зеленый Ветер и вместе Леопардом, мяукнувшей на прощание, превратился в могучий, но нежный вихрь. Он закружил Сентябрь, аккуратно оторвал от дна колодца и понес ее ввысь, наружу.

На поверхности ночь еще не сложила своих полномочий и отдавала звездам свои обычные мерцающие указания. Цукумогами спали крепким сном где-то в своих полях.

-Жаль, что ты не можешь здесь остаться, - пробормотала Сентябрь, глядя вослед приминаемой зеленой траве, где скрывал свое исчезновение Зеленый Ветер.

Ступая как можно тише, Сентябрь кралась через остров к песчаному пляжу. Вскоре показался темный силуэт Ложки-Мачты ее корабля, и девочка чуть не закричала от восторга. Но тут же невдалеке возник знакомый силуэт: подход к плоту караулила парившая в воздухе девочка-абажур.

-Пожалуйста, не поднимай тревогу, - прошептала Сентябрь. – Ты ведь принесла мне поесть, ты наверняка знаешь, что я ничего плохого не замышляю. Пожалуйста, не выдавай меня!

Оранжевый абажур закачался из стороны в стороны, и как обычно теплым золотом на его боках засветились слова:

Возьми меня с собой

-Что? Но почему? Разве тебе здесь не лучше? Зачем тебе идти со мной, с одиннадцатилетней?

Мне всего сто одиннадцать лет.

Я хочу посмотреть мир. Я сильная и смелая.

Здесь я нужна им только для фестивалей.

Я дежурю всю ночь, чтобы показать дорогу кому-нибудь, кто заблудился.

Там где темно, там всегда кто-то сбивается с пути.

А если кто-то потерялся, значит вокруг него темно.

Так что я не просто так с тобою.

-Знаешь, я пожалуй совсем не гожусь в гиды. Я направляюсь в Одинокую Темницу, чтобы спасти своих друзей, и даже представить себе боюсь, какие еще неприятности ждут меня впереди.

Обещаю, что не подведу тебя.

Меня зовут Мерца. Возьми меня с собой.

Во тьме тебе будет легче со мной.

Я обманула лапти и принесла тебе солнцерин,

И это самое ничтожное из того, что я могу сделать.

Сто одиннадцать лет уже многого стоят.

Сентябрь сбросила жакет и платье расторопными движениями. Она взглянула на свои туфельки, - такие красивые, черные и блестящие, - и, медленно сняв их тоже, поставила на песок, после чего продолжила ими любоваться. Довольно долго она не отводила от них глаз; затем подошла, схватила сначала одну, швырнула в море, потом повторила то же самое с другой. Они утонули не сразу.

-Так-то лучше, - пробормотала Сентябрь и улыбнулась девочке-абажуру. – Знаешь, Мерца, я совсем забыла передать Леопарду привет от ее брата, Пантеры…

Девочка оттолкнула плот от берега и запрыгнула следом. Мерца последовала за ней, тут же обогнала и поплыла невысоко над кораблем, как крохотная осенняя луна.