Изгнанники. Судьбы книг в мире капитала

Энцо Рава ПИСЬМО ИЗ РИМА. «ПЭРИС», ИЛИ КАК ТЕПЕРЬ ГОВОРЯТ

Быстрая смена привычек, которую навязывает нам окружающая социальная (или как там она еще называется) среда, поистине ошеломительна: тому, кто хочет быть a la page (как было принято говорить, когда у нас господствовало франкофильство) или up to date (как говорят теперь, когда его сменило американофильство), приходится выдерживать напряженнейшую гонку...

Проблемы возникают даже с нашим родным языком: еще совсем недавно, например, итальянец, желавший продемонстрировать свою «культурность», вместо «Париж» говорил на французский манер «Пари», и это считалось вполне уместным. А сегодня мы и по телевидению нередко слышим: «Пэрис», поскольку название французской столицы стало «стильнее» произносить на английский лад. Подобная культурная «колонизация» характерна для самых различных областей нашей жизни. Так, еще несколько лет тому назад мода приписывала женщине худобу: у «идеальной женщины» фигурка должна была быть как у подростка, что вынуждало итальянок отказываться от сладостей и мучных изделий и питаться чуть ли не одним салатом. Мужчинам же предписывалась англосаксонская диета — бифштексы, всякие овощи (в том числе и консервированные), кефир и безалкогольные напитки (желательно производства «Юнайтед фрут компани»).

Но вот совсем недавно ученые сделали открытие (причем не в наших краях, а опять-таки за океаном): оказывается, оптимальная диета, предохраняющая от инфаркта и других смертельно опасных болезней, — это так называемая «средиземноморская диета», т. е. та самая, которой всегда пользовались мы, «туземцы». Таким образом, узаконена наша традиционная страсть к макаронам, признано, что оливковое масло — самое эффективное средство в борьбе против избытка холестерина и вообще оно лучше соевого (хотя это последнее мы экспортируем из США), да и нашу любимую пиццу следует считать абсолютно полноценным блюдом. Как же нам этим не гордиться, ведь пиццу едали еще наши далекие предки — начиная чуть ли не с Энея. Но основания для беспокойства у нас все же есть: газеты сообщают, что в Риме, и не где-нибудь, а в том самом историческом центре города, где много всяких остерий и пиццерий, собираются создать целую сеть «fast food». Неужели «гамбургер» и черствые бутерброды все-таки эффективнее в борьбе против излишков холестерина?

Новшества в диете сопровождаются и изменениями в представлениях об «идеальной красоте», хотя, честно говоря, никакой причинной связи здесь нет. Так уж получилось, что новая мода предписывает женщине быть «в теле». Так что никаких больше облегающих джинсов (в том числе и для мужчин), никаких обтягивающих маечек, ничего «случайного» и непродуманного. А вот элегантность — пожалуйста, роскошь и даже шик — сколько угодно. Опять возвращаются широкополые шляпы, всякий там люрекс, белые подвенечные платья, длинные — вечерние, галстуки, двубортные пиджаки и даже смокинги. Никого уже не привлекает наряд «а ля умирающий с голоду безработный». Самый популярный стиль — «молодой менеджер».

Правда, говоря о «культурных модах», мы имеем в виду нечто совсем иное, хотя, в сущности, и не менее банальное.

Культурная трансформация может произойти даже за одну ночь: в одно прекрасное утро человек просыпается и узнает, что «с дискотеками покончено», что всем этим диск-жокеям, психоделяческому световому оформлению и бешеному реву стереофонических установок мощностью в две сотни децибел пришел конец. И чтобы не отстать от моды, надо посещать теперь «пиано-бары», т. е. небольшие ресторанчики, где усталый пианист (помните таперов 1920-х годов, игравших в кинотеатрах во время демонстрации немых фильмов?) наигрывает ноктюрны и старинные «слоу» и где теперь уже не танцуют, а просто... разговаривают. Разговаривают, представляете?

Вера во всякие чудеса и в сверхъестественное, которым еще совсем недавно все так увлекались, тоже пошла на убыль: никто больше не ездит оперироваться к филиппинским хирургам, удалявшим аппендикс просто пальцами, не делая даже разреза; никто не посещает макробиотические рестораны и не верит в летающие тарелки. Зато снова в моде матушка-природа: составленные по старинным бабушкиным рецептам бальзамы восторжествовали над сомнительными средствами химической фармакологии... Вообще критикуется все, что недостаточно «натурально».

В литературе перестало пользоваться успехом эссе. Заявись сегодня к издателям Пруст или Монтень, их бы либо осмеяли, либо вовсе выставили за дверь. Зато хорошо «идут» романы, особенно слегка интимного содержания, слегка в стиле «ретро», автобиографические или «поэтические»; плохи дела философов: о Гегеле даже слышать не хотят, Ницше стал «утомлять», а вот Хайдеггер пока еще держится (естественно: он до того непонятен, что толковать его можно как угодно). Фрейдизм устарел: французские «новые философы» — шарлатаны, да и от Фуко и Лакана ничего нового не услышишь. В общем, предпочтение отдается биографиям. И, как я уже говорил, неплохо «идут» автобиографии — жанр, который в 1970-х годах считался просто смешным. Сегодня каждый уважающий себя итальянец ведет свой «личный дневник»... на всякий случай: а вдруг когда-нибудь захочется написать книгу.

Очень модна сейчас археология: она опять пользуется большим успехом — в который раз за последний век. Хорошо «идут» учебники по садоводству, книги о путешествиях и вообще альбомы и журналы с красивыми картинками, поскольку установлено, что формальная красота — это «ценность в себе». Главное, чтобы было «красиво». Хуже обстоит дело с социологией, пользовавшейся такой популярностью еще несколько лет назад, а также с теологией, привлекавшей определенную категорию молодых «современных» интеллектуалов; вышла из моды и антропология, а о лингвистике и говорить не приходится: наконец-то можно не стесняться того еще недавно считавшегося совершенно постыдным факта, что ты не улавливаешь разницы между терминами: «семантика» и «семиотика», «значение» и «значимость».

Не «идет» поэзия. Вернее, теоретически она «идет», поскольку многие читатели и критики отзываются о ней хорошо, а на практике — увы — стихи не находят покупателя. По правде говоря, книги других литературных жанров тоже продаются неважно: очень уж возросли на них цены — совсем как на лекарства. Обычная, «нормальная», так сказать, книга стоит столько, сколько средний итальянец получает за целый рабочий день, и никто не гарантирует, что это не какая-нибудь жалкая литературная поделка, а на критику в данном случае ориентироваться не приходится из-за слишком сложных личных отношений, связывающих критиков с издателями. Именно по вине критиков итальянцы стали с меньшим интересом относиться к искусству. Из-за того, что одни (крупнейшие специалисты-искусствоведы) недавно признали «шедеврами, безусловно вышедшими из-под резца Модильяни», несколько камней, обработанных с помощью электрофрезы двумя «шутниками», а другие (художественные критики) завели долгую дискуссию, подвергая сомнению аутентичность картины, приписываемой кисти Симоне Мартини, многие перестали интересоваться изобразительным искусством и перенесли свое благосклонное внимание на музыку.

Да, музыка переживает сейчас настоящий бум, и авторы тут вполне надежные — Бах и Моцарт.

В общем, речь, как я уже сказал, идет о возврате к «старым надежным ценностям»: церковь обнаруживает тенденцию к постулатам Трентского собора или, во всяком случае, к интегрализму; промышленники — к наращиванию прибылей или, во всяком случае, к повышению эффективности производства; финансовые органы стремятся ободрать как липку налогоплательщиков (у нас налогоплательщики — это, как правило, трудящиеся, т. е. те, у кого налоги удерживаются непосредственно из заработной платы. Остальные, в том числе и предприниматели, провозглашают себя неимущими, и, таким образом, с налогами у них все обстоит как нельзя лучше).

Наш словарь за последнее время тоже, естественно, модернизировался: то, что еще несколько лет назад называлось «увольнением», сейчас именуется «передвижкой»; такие термины, как «прибыль», например, полностью исчезли из употребления, зато появились новые, например, «неувязка». То обстоятельство, что государственная санитарная служба, существующая главным образом за счет вычетов из заработной платы рабочих и служащих, не обеспечивает больных не только нормальной медицинской помощью, но даже простынями в больницах, у нас именуется «неувязкой»; «неувязкой» следует считать также прекращение выплаты пособия на семью и отсутствие какого бы то ни было контроля за ценообразованием в области торговли продуктами питания и товарами первейшей необходимости.

Разумеется, у нас сегодня не услышишь таких терминов, как «общество изобилия», «общество потребления», «общество благоденствия» — все они безнадежно устарели. Зато, как я уже говорил, в моду вошел стиль «молодого менеджера», человека напористого и способного молниеносно принимать необходимые решения, пренебрегая какими бы то ни было законами, кроме закона высшей прибыли.

Но примечательнее всего то, что эта капиталистическая «реставрация» (хочу заметить, в Италии есть реальные силы, выступающие против нее) привносит в область обычаев и нравов новые моды, на поверку оказывающиеся невероятным старьем. В телепередачах или в кино- и телерекламе образ женщины продолжает оставаться главным «стимулом» к приобретению рекламируемого товара. А ведь лет десять или даже пять тому назад в этом вопросе произошел коренной поворот: в 1970-е годы, как известно, «феминистское» движение заставило относиться к женщине с известным уважением, не превращать ее в манекен и уважать ее человеческое достоинство. А теперь, какую бы вещь ни надо было продать, в качестве рекламы беспардонно используется женское тело — как правило, почти обнаженное. Два десятка лет тому назад телевидение доходило в своем пуританстве до смешного: «цензоры» решали вопрос о глубине декольте у дикторши и изменяли название фильма, если оно их чем-то коробило: так, фильм «Любовница бандита» по телевидению показывали под названием «Жена бандита»; десять лет тому назад звезды эстрады представали перед зрителями в живописных лохмотьях, декларируя свое презрение ко всему, что не является Искусством, Культурой, Гражданственностью. Сегодня все и вся оголяется, оголяется до тошноты.

Оно и понятно. Сейчас уже никто не удивляется, если какой-нибудь известный деятель культуры ради денег создаст рекламу тому или иному товару. Но разве тело, культура, красота, здоровье или секс у нас не товар? А чем объясняется эта чрезвычайно быстрая смена товаров (пусть ее и именуют «новыми модами», «новыми веяниями в культуре»), как не требованиями самого обыкновенного рынка, всегда стремящегося заменить вчерашний товар «новинкой»? Даже самые высокие культурные ценности пытаются сбывать именно как товар. Тем, кто не понимает что к чему, разумеется. Но «что к чему» хорошо уже понимают многие, очень многие.

Перевел с итальянского Э. Двин