Каменная коллекция Далина дворфа

За то время, что он провел в беспамятстве, валяясь в горячечном бреду, мелкие хищники не оставляли без присмотра его пещеру. По крайней мере, там всегда неотлучно дежурил один из членов стаи, наблюдая за агонией дворфа, ожидая, когда он перестанет бороться за свою жизнь. Но Далин был не из той породы, что легко сдаются, и пасуют перед трудностями. Дворф продолжал сражаться, и он был полон решимости бороться с немочью до конца.

За несколько дней проведенных в горячечном бреду, дворф похудел, и осунулся, а его кожа приобрела нездоровый, землистый оттенок. Он балансировал на грани между жизнью и смертью, и всего лишь шаг отделял его от небытия, и окончания истории дворфа.

Несколько дней Далин ничего не ел. Единственное на что его хватало, это припасть к воде в купели, и сделать несколько жадных, больших глотков. Силы покинули дворфа, их не оставалось даже для того, чтобы подняться, и добрести до лежанки, ставшей пристанищем маленького серого наблюдателя.

Спина в месте укуса распухла, и горела мучительным огнем. Малейшее прикосновение к ней вызывало острейшую боль, от которой дворф терял сознание, и вновь погружался в черное, и непроглядное беспамятство более похожее на смерть, чем на сон.

Даже прикосновение одежды причиняло ему жуткую боль, поэтому добротная кожаная куртка со множеством карманов, и их бесценным содержимым, в первый же день полетела в угол пещеры. Любое движение причиняло дворфу нестерпимую боль. Остатки сил уходили на то, чтобы прильнуть к воде сухими, растрескавшимися от лихорадочного жара губами, и сделать несколько больших, жадных глотков.

Далин слабел день ото дня. Он был сломлен физически, но не морально. Его дух продолжал сражаться с заполонившей тело отравой, не давая рассудку сойти с ума.

Настал тот день, когда Далин не смог даже пошевельнуться, чтобы повернуть голову к воде, и сделать пару глотков освежающей влаги, на несколько секунд возвращающей его к жизни. Далин дернулся, и захрипел. Измученное лихорадкой и голодом тело отказывалось подчиняться приказам мозга. Далин умирал, и стрелка часов его жизни стремительно приближалась к роковой отметке.

Он умирал, а взирающему на него наблюдателю показалось, что дворф уже мертв. Слишком долго маленький хищник ждал развязки, слишком сильно ему хотелось есть. Повинуясь полученному от вожака стаи приказу, он должен был позвать своих сородичей на пирушку, но прежде следовало убедиться, что добыча действительно мертва, и не очнется в самый неподходящий момент, испортив им праздник. Ему, как часовому на посту полагался самый лакомый кусок. Это если по-честному. Вот только вряд ли справедливость будет соблюдена, если сюда нагрянет вся стая. Более сильные особи заберут себе самое лучшее, а ему достанется то, что останется.

Этому не бывать! Не напрасно он провел здесь почти сутки, наблюдая за агонией дворфа. Ему по праву принадлежит самый лакомый кусок. А стаю он позовет чуточку позже, когда наестся сам, и ему не будет никакого дела до ссор и склок по поводу дележки добычи.

Вот только как выбрать самый аппетитный кусок? Зверек пробежался глазами по оголенной спине дворфа, по бокам с выпирающими от голода ребрами, и вновь вернулся на спину. Одно место привлекло его внимание, и маленький хищник облизываясь не сводил с него глаз. Чуть ниже лопатки дворфа красовалась огромная, с голову зверя опухоль, переливающаяся множеством цветов. Какого именно она цвета трудно было определить. Был там и телесный, и желтый, и зеленый, и даже белый. И все это смешивалось в невероятных сочетаниях. На мгновение зверю показалось, что эти краски живые, они движутся, перемешиваются, создавая все новые, причудливые композиции.

Зрелище завораживало, и невероятно возбуждало аппетит зверя. Единственное, что его останавливало, это то, что нужно было забраться на спину двуногого гиганта, чтобы добраться до заветной цели. И хотя зверек был уверен, что дворф мертв, он еще несколько бесконечно долгих минут никак не мог решиться.

Но голод оказался сильнее страха. Маленький хищник нашел в себе силы преодолеть страх перед дворфом, пусть даже и заведомо мертвым. Осторожно приблизившись, зверек поставил на дворфа сначала одну лапу, затем вторую, и прыгнул, забираясь на спину. На мгновение зверек замер в неподвижности прижав к голове уши, и напружинившись, изготовившись для прыжка при малейших признаках опасности.

Но опасаться оказалось нечего. Дворф оставался нем и неподвижен, как и полагается мертвецу. Осмелев, зверек решительно засеменил к такому привлекательному, лакомому куску плоти, призывно переливающемуся многоцветьем цвета. А затем зверек открыл усеянную множеством мелких, острых зубов пасть, и с жадностью вгрызся в самый центр выросшей на спине дворфа опухоли. И едва его мелкие, острые зубы проткнули истонченную, натянутую до предела кожу дворфа, как прямо в морду зверя ударил мощный, зловонный фонтан из крови и гноя. Ошеломив, сбив с ног, свалив со ставшей в одночасье невероятно скользкой спины дворфа.

Невиданной силы боль пронзила мозг дворфа. Выжигая каленым железом даже его самые потаенные, удаленные глубины. Свет, призывно горящий в конце тоннеля, по которому легко и невесомо летела душа дворфа, внезапно померк. Словно кто-то невидимый, и невероятно огромный захлопнул прямо перед его носом дверку ведущую в лучший, светлый мир, которого он почти достиг. Свет в конце тоннеля исчез, и его с неудержимой силой потянуло обратно, в мир полный боли и страданий. И с каждым мгновением полет становился быстрее и стремительнее, а сопровождающая его боль, все пронзительнее и острее.

Набрав полную грудь воздуха, Далин закричал. Так сильно, и громко, как не кричал никогда в своей жизни. За исключением того, самого первого раза, когда его, отчаянно сопротивляющегося, извлекли из темного, теплого, и такого уютного чрева матери на белый свет, к которому он совсем не стремился, которому противился изо всех сил. Но даже извлеченный из чрева матери наружу, он продолжал цепляться слабыми ручонками за связывающую его с матерью пуповину, не дыша, и не желая открывать глаз. И только звонкая оплеуха отвешенная ему самым близким, и дорогим существом на свете, мамой, заставила его закричать от боли, и обиды. Закричать, и открыть глаза.

Далин закричал так громко и пронзительно, как ни кричал никогда в своей жизни. Перепачканный кровью и гноем свалившийся со спины дворфа маленький зубастый зверек, ошалев от ужаса, опрометью бросился из пещеры прочь. Мимо кучи дров, в которой любила скрываться их стая, мимо остолбеневших от донесшегося из пещеры крика соплеменников, по направлению к лесу. И даже достигнув его, ошалевший от ужаса зверь не смог остановиться. И лишь сомкнувшиеся на шее смертоносные челюсти целюра, смогли остановить его стремительный бег.

Странно, но по мере того, как затихал его крик, Далин чувствовал все большее облегчение. Ясность ума и рассудок возвратились к нему. Он чувствовал себя, как никогда хорошо. Он был практически здоров, лишь противная слабость во всем теле говорила о том, что он еще болен, хотя теперь, все самое страшное было позади, и он обязательно поправится. Еще большую уверенность ему придала вода, к которой он не прикасался целые сутки вследствии полной потери сил.

Далин пил долго, и жадно, и все никак не мог унять сжигающий его тело жар. И чувствовал, как с каждым глотком к нему возвращаются силы. Пока еще не очень большие, но вполне достаточные для того, чтобы встать на четвереньки, и осмотреться.

Все в пещере было, как и всегда. Лишь кожаная куртка со множеством карманов, и хранящихся в них разных полезных вещей, а также кисет с драгоценной коллекцией, валялась где-то в стороне. Песок вокруг нее был истоптан множеством крохотных лап. Да и сама куртка выглядела несколько пожеванной. Похоже, пока он пребывал в беспамятстве, мелкие хищники караулящие пещеру всерьез пытались ее съесть. Вот только дубленая кожа оказалась им не по зубам. Но, не смотря на это, они до последнего не оставляли попыток покончить с ней, оставив дворфа раздетым. Зверушек можно было понять. Дворф столько дней не оставлял им ни крошки съестного, и эта мелкота была готова пойти на крайние меры.

Опершись на левую руку Далин вытер со спины скользкую и липкую, дурно пахнущую массу. Смесь крови, гноя, и еще чего-то невыносимо мерзкого, и отвратного. Рана нанесенная ему ядовитым когтем археоптерикса загноилась, началось заражение, закончившееся образованием под лопаткой огромной опухоли, едва не сведшей дворфа в могилу. На его счастье гнойник лопнул, и вся заключенная в нем ядовитая мерзость излилась наружу. А может он и не лопнул сам, и ему в этом помогли. И это очень даже может быть.

Возможно, кто-то из наблюдавших за ним хищников поспешил с голодухи, посчитав его мертвым. И эта его ошибка спасла дворфу жизнь. Хищник неожиданно вскрыл отравляющий дворфа нарыв, выпустив его содержимое наружу. Неизбежная при этом острая боль вернула Далина к жизни, вырвав из цепких объятий смерти. Собрав с тела полную горсть гнилостного содержимого, Далин представив выросшую на его спине опухоль, и содрогнулся. Такого количества яда, не вынес бы не один дворф. И если бы не вмешательство извне, яд бы оказался сильнее его, и подвешенный на одной из стен пещеры археоптерикс, был бы отомщен.

При взгляде на безжизненно распластавшуюся по стене птицу, Далину безумно захотелось есть. Его вернувшийся к жизни организм, освеженный водой, все настойчивее напоминал о себе, требуя пищи для восстановления утраченных сил.

Не рискуя вставать на ноги, Далин засеменил на четвереньках к стене, к хранящимся на ней припасам. Но, видимо слишком долго он пребывал в беспамятстве, мечась в лихорадочном, горячечном бреду. Слишком долго. Об этом ему обоняние доложило раньше, чем не успевшее еще толком восстановиться зрение. Жуткая вонь встретила его за несколько метров до стены. Вонь такая жуткая, что Далину снова стало плохо, и он едва не потерял сознания.

А когда он отполз на несколько шагов назад, и перевел дух, его взгляд сфокусировался на археоптериксе, безвольно свесившем крылья с обгрызенными перьями почти до самого пола пещеры, его глазам предстало настолько отвратное зрелище, что Далино вывернуло наизнанку. Вот только желудок его был пуст после нескольких дней голодовки. Это было как сон из его кошмара. Копошение белесых червей в гниющей плоти птицы, сопровождаемое выворачивающим душу гулом. Их было так много, что они наползали друг на друга, срываясь, оскальзываясь, и падая прямо в папоротниковую постель, которую так любовно готовил дворф еще совсем недавно.

Нужно будет убрать эту гадость, но только немного позже. Сперва он разберется с птичкой едва не убившей его ядом отравленного когтя, и продолжающей пытаться отравить его смрадным зловонием. Если дышать ртом, вонь будет ощущаться гораздо слабее. Но какой потом будет привкус во рту! Даже самое изысканное мясо типа филе эласмозавра, не полезет в глотку, с таким омерзительным привкусом во рту. От одной только мысли об этом Далина вновь вывернуло наизнанку. Вот только исторгать ему из себя кроме болезненного стона было нечего. Он не ел уже несколько дней, переваривая самого себя, о чем красноречиво свидетельствовали выпирающие из-под кожи ребра. Он сейчас ничем не напоминал того статного, крепкого, в меру упитанного дворфа, каким был всегда. Кожа да кости, ходячий скелет, жалкая тень дворфа.

Подобраться к зловонной тушке археоптерикса без риска потерять сознание от исходящей от нее вони, Далин не мог. Не мог и оставить на месте смердящий труп птицы, чья убийственная мощь вскоре пропитает всю пещеру, сделав ее непригодной для жизни на весьма продолжительное время. Лишиться жилья из-за такой малости, как дохлая птица, Далин не мог. И поэтому, пошатываясь от слабости, он на четвереньках, засеменил туда, куда утащили мелкие хищники так и не поддавшийся их зубам кожаный прикид дворфа.

Далин надеялся, что в одном из карманов хранится его спасение, шанс на избавление от отравляющего воздух пещеры, зловония. Небольшой тряпичный лоскут, только и всего. Проверенное на практике, и испытанное временем средство борьбы со зловонием. Но тряпицу еще нужно было найти. И пока Далин шарил по многочисленным карманам своего одеяния, он с тоской вспоминал об огромном куске материи оставленным рядом с тушей диплодока. Сейчас эта тряпица ему здорово бы пригодилась. Промытая в воде, просушенная на солнце, она наверняка бы освободилась от пропитавшего ее зловония. Если бы и не полностью, то достаточно для того, чтобы вновь сослужить ему добрую службу.

Ревизия многочисленных карманов длинной кожаной рубахи немало удивила дворфа. Он даже не догадывался о том, сколько всякой всячины таскает с собой, даже не подозревая об этом. Были там помимо откровенно ненужных, и весьма полезные в этом мире вещи. Не было только главного, куска материи, без которой в войне с пропитавшим пещеру зловонием ему не победить. Но Далин не отчаивался, не терял присутствия духа. Пока остался неисследованным хоть один карман, надежда еще остается.

Стойкость и терпение Далина были вознаграждены. В одном из многочисленных карманов нашлась искомая тряпица. В нее оказался завернут корень с труднопроизносимым названием, который Далин выменял на одной из ярмарок у заезжего человеческого торговца. В обмен на небольшой камушек из своей мошны предназначенной для расплаты за покупки. Человек, продавший корень, утверждал, что тот помогает от всех болезней, излечивает любые раны, возвращает силы, придает ясность, и остроту ума.

То, что надо, подумал Далин, запихивая корень обратно в карман. Сказал ли правду человек продавший корень, или солгал, в этом он сможет убедиться позже, когда закончит не терпящее отлагательств дело. По крайней мере, в одном человек оказался прав, корешок, хранящийся в кармане у дворфа с незапамятных времен, все еще выглядел, как свежий, словно только вчера выкопанный из земли. Где он сидел долгие годы, впитывая в себя ее силы, и целительную мощь.

Смочив тряпицу в воде, кое-как затянув ее концы на затылке, Далин вновь отправился к смердящей туше археоптерикса, вернее тому, что от нее осталось. Огромный кусок гниющего, изъеденного червями мяса, буквально на его глазах свалился со стены на песок, где продолжилось его жуткое копошение, и омерзительный, на грани слышимости, надсадный гул.

Содрогаясь от отвращения, стараясь меньше дышать, Далин стащил со стены гниющую тушу археоптерикса, и поволок ее к выходу. Следом за ним туда же отправился и огромный, зловонный кусок мяса из его тела, кишащий отвратными, белесыми червями.

А затем, Далин долго пил воду, и пытался отдышаться, освободить свой нос от забившегося в него зловония, что сделать было практически невозможно. У воды было более-менее свежо, и заполонивший пещеру смрад ощущался не так сильно. Нельзя было сказать, что его не было совсем. Смрад чувствовался и здесь, но, как-то отстраненно, терпимо. А это значит, что ближайшие несколько дней он будет спать здесь, пока пещера полностью не проветрится от зловония, а его мелкие зубастые помощники не наведут в ней должный порядок, переловив и пожрав расползшихся по пещере червей трупоедов.

Далин очень устал, ему ужасно хотелось отдохнуть, закрыть глаза и уснуть, и никуда больше не вставать, не делать вообще никаких движений. Соблазн поступить именно так был очень велик, и Далину пришлось приложить все силы, чтобы побороть это настойчивое желание, заставить себя подняться, и сделать первый шаг.

Первый шаг к стене. И к мешку притороченному к ней. Далин не чувствовал исходящего от него зловония, но был уверен, что там ситуация ничуть не лучше. Парочка огромных реликтовых лягушек общим весом в десяток килограммов, так и не дождалась рук дворфа. Но они дождались пришествия поедающих гниющую плоть червей. Далин был уверен, что прижмись он ухом к висящему на стене мешку, то обязательно уловит омерзительный, надсадный гул, который издают черви.

Но это было превыше его сил. От одной только мысли об этом его начинало выворачивать наизнанку. У него не хватило духу заглянуть внутрь мешка, когда он подтолкнул его к выходу из пещеры, и развязал туго стягивающую горловину веревку. Он знал, что там творится, и это знание заставляло его шустрее шевелить локтями и коленями, стремясь поскорее убраться от этого страшного места к заветной купели, где его ожидал отдых, и покой.

На этот раз сон Далина был спокоен и умиротворен. Никаких кошмаров, никаких навеянных лихорадкой видений. Он просто спал, отдыхая душой и телом от событий последней недели, едва не закончившейся для него плачевно.

Проснулся Далин от острого приступа голода, с мыслью съесть первое попавшееся, что подвернется ему под руку, и что он сможет разгрызть своими молодыми, крепкими зубами. Приподняв голову, он взглянул на стену с вбитыми в нее колышками, и сиротливо свисающими с них веревочками, не обремененными, как в былые времена, аппетитным грузом. О том, что там висело еще совсем недавно, и что он с таким трудом выдворил за пределы пещеры, даже думать не хотелось. Поскольку эти воспоминания вызывали мучительные рвотные позывы. Прежде, мучимый лихорадкой, он голода не замечал. Но стоило болезни отступить, и голод тотчас же дал о себе знать болезненными спазмами в желудке, и недовольным бурчанием в животе.

Стена пуста, значит, есть нечего, сделал вывод дворф. Идти на охоту, или на мелководье за ракушками, он еще не мог. По причине слабости из-за болезни. Да и сама болезнь еще никуда не делась, она просто немного отступила, собираясь с силами для новой атаки, с которой изрядно ослабевшему Далину уже не справиться. Чтобы противостоять болезни, нужны силы, а чтобы набраться их, нужно есть. Много, и часто. А еще до полного выздоровления нужны лекарства, вещь и вовсе немыслимая в первобытном мире.

Если бы Далин был лекарем, или знахарем, он бы обязательно нашел способ решить эту проблему, зная о травах, цветах, и кореньях все то, что знают люди занимающиеся врачеванием. В племени дворфов не было знатоков лекарственных трав, и растений, из которых люди изготавливали целительные порошки, и прочие снадобья. В подземельях, где издревле обитали дворфы, вообще не было никакой растительности. Кроме мхов и лишайников, обосновавшихся на скальных выступах, да редкой, чахлой травы растущей по берегам подземных озер. Настолько редкой, и невзрачной на вид, что ни о каких ее целебных свойствах не могло быть и речи. Да и ни к чему все это было дворфам. Они от природы наделены богатырским здоровьем, которым не мог похвастаться ни один живущий на поверхности человек. Самые опасные, и смертоносные болезни, уносящие тысячи человеческих жизней, опустошающие целые города, оказавшись в мире дворфов сходили на нет, не найдя в их среде привычной добычи. Большинство самых сильных, и смертоносных ядов существующих на планете, не могли причинить здоровью дворфа сколько-нибудь существенного вреда. Лишь небольшое, досадное нарушение здоровья, только и всего. И умирали дворфы отнюдь не от болезней. От старости, несчастных случаев, что иногда случаются в подземных выработках, ну и, конечно же, от войны.

Именно война собирает наибольший урожай дворфийских душ. И хотя войны в их мире происходят крайне редко по человеческим меркам, примерно один раз в тысячу лет, но они имеют место быть. И войны эти жестоки и кровопролитны, нацеленны на полное истребление враждующих сторон. Не чета войнам происходящим в мире людей, случающихся так часто, что дворфы даже не обращают на них внимания.

Что бы не происходило в мире людей, какая бы очередная война не разразилась на поверхности, каждые полгода огромные подземные залы Ульдерика наполнялись шумом и гомоном, означающим начало очередной ярмарки. В мире людей считались с этим обычаем дворфов, и на месяц, пока кипела, и шумела ярмарка, прекращались войны. Объявлялось перемирие, чтобы месяц спустя, когда огромные каменные ворота ведущие в мир дворфов будут закрыты на ближайшие полгода, войне с новой силой вспыхнуть вновь.

Дворфы торговали с людьми, с гномами, и представителями иных рас, пришедших с миром. Они не лезли ни в чьи дела, споры, и разборки. Не вставали на чью-либо сторону, придерживались нейтралитета. Кто-то любил их за постоянство, кто-то ненавидел, надеявшись заручиться их поддержкой, и получив отказ, но уважали дворфов все. Уважали, и не обманывали, стараясь по-честному вести дела с этим молчаливым, немногословным народом, таким же древним, как и сами горы.

Торговавшие с дворфами люди были по-своему честны. Хотя они и задирали, как догадывались дворфы, цены до заоблачных высот, но их товар был отменного качества, без обмана. Никто не пытался всучить дворфам никудышный, залежалый товар, в обмен на драгоценные камни. Молва о бесчестном торговце мгновенно бы облетела мир подземных жителей, поставив жирный крест на запятнавшем себя обманом человеке, как на торговце. И в следующий раз дежурящая у входа в подземные залы Ульдерика, закованная в тяжелую броню стража дворфов, просто не пустит опозорившего свое имя торговца внутрь. Отныне удел обманщика торговля в мире людей, которая никогда не была такой выгодной, и привлекательной. Место запятнавшего себя обманом человека тотчас же займет другой торговец. Отбоя от желающих торговать с дворфами никогда не было. Далин всегда недоумевал, по какому принципу стража пропускает внутрь людей, раскладывающих на прилавках свои привлекательные, и столь нужные в жизни дворфов товары.

Вспоминая об ярмарке, Далин вспомнил и о покупке, казавшейся ему бесполезной и бессмысленной, сделанной когда-то давным-давно, о которой он успел напрочь позабыть. И если бы не поиск понадобившейся ему вчера тряпицы, не вспомнил бы о ней еще очень долго. Тот самый корешок, который он когда-то купил незнамо зачем у заезжего человеческого торговца, пленившись рассказами о чудодейственных, и целебных свойствах этого невзрачного с виду корня.

Пошарив в карманах, Далин нашел корешок, и с сомнением оглядел его. Самый обычный с виду корень с пряным запахом. Словно только что выкопанный из земли, и благоухающий ее соками. Вот только Далин мог поклясться, что этому корню много лет.

Корень был свежим, и вполне аппетитным на вид. И хотя у дворфов не было привычки питаться кореньями, и разного рода травками, но выбора не было. Целебный корень был единственным продуктом, который он мог съесть, чтобы хоть чуточку утолить терзающий его голод.

На вкус корень оказался таким же сочным, и спелым, как и на вид. Вот только слишком волокнистым. Далин глотал живительный, освежающий сок, а оставшийся после разжевывания жмых складывал в смоченную водой тряпицу. Хотя с тех пор прошло немало лет, он вспомнил ту встречу с торговцем, и рассказ о целебном корне. И уяснил главное. Помогает и сок корня, и жмых. Наложенный на рану, он заживляет ее, какой бы тяжелой она не была. Жмых лечит снаружи, а целебный сок корня изнутри. И Далин в точности следовал полученным от человека инструкциям, хотя, когда-то давным-давно, он сам недоумевал по поводу сделанной покупки, не веря, что она когда-нибудь пригодится ему в жизни.

Тщательно прожевав корень, и бережно собрав жмых в тряпицу, Далин удобно устроился на животе, и приложил полученную массу на ноющую рану. Легкое жжение в месте прикосновения целебного корня к ране, сказало ему о том, что действие лечебного снадобья началось. Прав человек, или обманул дворфа, будет известно позже, когда он проснется. Если вообще проснется.

Далин спал долго, очень долго. Сутки, а может быть двое. Этого он не знал, давно потеряв счет времени. Но проснулся здоровым. Полным сил, и желания действовать. И с таким зверским аппетитом, что готов был грызть не только камни, но и тех противных белесых червей, один только вид которых вызывал у него совсем недавно мучительные рвотные позывы.

Пошатываясь от слабости, дворф встал сначала на четвереньки, а затем, после некоторого колебания, и в полный рост. Пошатываясь сделал один шаг, потом другой. И с каждым шагом сила и уверенность возвращались к нему. Бросив взгляд назад, он заметил сиротливо валяющуюся у купели тряпицу, начисто лишенную своего содержимого. То ли весь корень без остатка растворился в ране дворфа, наполняя его живительной силой, то ли в этом поучаствовали стерегущие его жилище маленькие зубастики. Этого Далин не знал. Да и не желал знать. Главное, он был жив и здоров. С болезнью было покончено навсегда, это он чувствовал всем телом.

Ужасно хотелось есть. Не найдя ничего достойного внимания, Далин решительно направился к выходу из пещеры. Там есть еда, это Далин знал точно. Огромный, вместительный мешок с ракушками дожидается его, где он его оставил несколько дней назад. Освобождая от зловония, и давая пищу караулящим его снаружи мелким хищным пронырам.

Направляясь к выходу из пещеры, Далин инстинктивно почесал под лопаткой, в месте, где еще несколько дней назад была огромная, зловонная опухоль. Сначала осторожно, а затем сильнее. В том самом месте, куда вонзился отравленный коготь археоптерикса, красовалась гладкая, без единого изъяна и шрама кожа. Значит, не обманул человеческий торговец, продавший ему волшебный корень, как средство от всех болезней. Значит, и он был не так уж глуп, купив тогда такой, казалось бы бесполезный в их мире предмет. Видимо в деле выбора покупки его разумом управлял сам великий Двалин, прародитель их рода, знающий наперед все, и обо всех дворфах.

Мысленно поблагодарив торговца, Далин дал себе слово, что если он когда-нибудь вернется домой, то обязательно найдет этого человека. Найдет, и поставит ему огромную бочку эля, ничтожную плату в благодарность за свою жизнь. Если, конечно, этот человек еще жив. Ибо короток век человеческий, и он становится еще короче из-за пороков царящих в мире людей. И самый короткий век у людей занимающихся торговлей. Торговец может сгинуть не только в очередной из человеческих войн, но и стать жертвой разбойников, падких до чужого добра, которых предостаточно в любом из миров, и во все времена.

Разбойники удел не только людей, но, и дворфов, и их верных союзников гномов. За пределами подземных глубин Кааркен-Тау ни один дворф не мог чувствовать себя в безопасности. Там, в неведомых краях, куда отваживались отправляться в поисках лучшей жизни редкие смельчаки и безумцы, было невероятно опасно. Вдали от человеческих городов и селений правили бал многочисленные банды, сколоченные из разного сброда, не могущего сосуществовать вместе в нормальном мире. В одной банде грабящей странствующих торговцев, и случайных путников, могли быть и люди, и орки, и тролли, и даже черные дворфы из числа изгоев, высланных за какой-нибудь непростительный грех из подземных глубин Кааркен-Тау. Лишенных на вечные времена права вновь вернуться туда. Было время, когда и Далин собирался пуститься в странствия, но по какой-то причине отложил этот поход, безумный с точки зрения подавляющего большинства жителей Кааркен-Тау.

Мешок с ракушками оказался цел. Правда, он успел откочевать на пару метров в сторону, чему было вполне логичное объяснение. Мелкое зверье стерегущее пещеру, впервые за много дней получило обильное угощение. И то, что для дворфа было омерзительно и не съедобно, для них было в самый раз. Можно было не сомневаться, что в мешке не осталось ни единой косточки от лягуха, ни единого червя, еще совсем недавно пожирающего с аппетитом лягуха, и в одночасье ставшего чьим-то обедом. В том, что зверьки потрудились на славу в деле очищения мешка от его мерзкого содержимого, можно было не сомневаться. Часть ракушек со следами зубов на панцире валялась на земле, куда их вытряхнули охотящиеся за червями зверьки. Часть ракушек осталась на месте, придавив своей тяжестью мешок. В противном случае он стал бы игрушкой мелких зубастиков, причем любимой. И если бы не обильное угощение предоставленное Далиным своим шустрым, вороватым соседям, мешку бы не сдобровать. Кожа, из которой он был сделан, была довольно свежей, не чета дубленому одеянию дворфа, вполне по зубам мелким хищникам, о чем свидетельствовали оставленные на мешке прорехи. Помедли он с выздоровлением еще пару-тройку дней, и с одной из главных хозяйственных принадлежностей пришлось бы навсегда распрощаться.

Далин успел вовремя. Ущерб, причиненный мешку, был не столь существенным, чтобы помешать его главной миссии, хранить, и перемещать в себе добычу дворфа. Ну, а что касается прорех, то это легко исправится, когда в руки дворфа попадет добыча, чья шкура пойдет на заплатки, или на изготовление нового мешка.

Но все это мелочи. Главное ракушки. Они были в целости и сохранности. Зубы хищников, как и в прошлый раз не причинили им вреда. Голод был настолько силен, что у Далина даже и в мыслях не было развести костер, чтобы приготовить обед. Один ловкий взмах тесаком, и перед ним лежат две половины ракушки, с их таким свежим, и аппетитным содержимым.

Далин съел их за один присест сразу пять штук. И только после этого остановился, и перевел дух. Глянув на мешок, дворф вынужден был признать, что его содержимое уменьшилось, как минимум вдвое. Далин отметил в памяти это обстоятельство, только и всего. А затем, сыто отдуваясь, направился к лежанке, нисколько не сомневаясь в том, что и она абсолютно чиста благодаря стараниям маленьких, хищных помощников. Дворф понимал, что для его полнейшего выздоровления нужна обильная еда, и сон.

Устраиваясь поудобнее на папоротниковом ложе, от которого он успел порядком отвыкнуть за несколько дней проведенных у купели, Далин наткнулся на мешающий ему камень. Уже будучи в полусонной сытой дреме, Далин поднес его к глазам. Это был не булыжник, невесть как оказавшийся на любовно приготовленном Далином ложе. Это был драгоценный камень, которого не было в коллекции дворфа, и который мог оказаться здесь только выпав вместе с сердцем из гниющей, изъеденной червями туши археоптерикса. Далин уловил знакомые ему формы, но времени классифицировать камень, уже не было. Настолько быстро он погружался в сон столь необходимый выздоравливающему организму. Далин так и уснул с зажатым в руке камнем, на целые сутки отрешившись от окружающего мира со всеми его проблемами и заботами.

Утром, выспавшись, и умывшись в купели, Далин разложил костер, дабы запечь на угольях остатки ракушек. Насчет своего будущего Далин не сомневался. Он поправился, полон сил и энергии, и готов был отправиться в поход в любую минуту.

Ну, а пока костер прогорает, даря Далину столь необходимые для приготовления трапезы уголья, есть время заняться камнем, который, проснувшись, Далин засунул в один из своих многочисленных карманов. На поиски не ушло много времени, и вскоре камень явился Далину во всем своем блеске, и великолепии.

Сердолик — камень радости, и солнца, подстать нынешнему настроению дворфа. Этот камень являлся одной из разновидностей оксида кремния. Насыщенного, темно-красного цвета. Цвет крови и жизни сердолика по преданию оберегает силы живущих, охраняет от невзгод и болезней, приносит счастье и любовь. Им можно любоваться до бесконечности, он притягивает взор, пробуждает веру. Для мужчин подходит красно-коричневый сердолик, а прозрачный, розово-оранжевый, считается женским.

Сердолик очень красиво смотрится в ювелирных изделиях, в изготовлении которых люди непревзойденные мастера. Особенно ценятся камни обрамленные в белое золото, или же серебро. Бусы, кольца, браслеты, персти, пользуются большой популярностью, как в человеческом мире, так и в мире дворфов. В библии, священной книге людей, сердолик упоминается, как нагрудный камень первосвященника. В основание одного из древнейших человеческих городов Нового Иерусалима был заложен именно сердолик.

Пользуется сердолик огромной популярностью и за свои магические свойства. Его способность ограждать хозяина от взглядов недоброжелателей, призывать благополучие, открывать способности к искусству, ставят камень на высокую ступень магических способностей минерала.

Сердолик используют для личных целей не в делах приворотных, а когда хотят увеличить свою сексуальную привлекательность, смелость, благополучие в делах семейных, спокойствие, душевную и деловую рассудительность.

Медицинские исследования относят сердолик к камням заживляющим небольшие раны, восстанавливающим состав красной крови, улучшающим физическое состояние, аппетит, сон. Сердоликом можно снять головную боль, если положить его на глаза. Хорошо зарекомендовал себя минерал и для лечения бронхиальной астмы. А нагрев камень, и приложив к больному зубу, можно избавиться от длительно терзающей зубной боли.

Свет убывающей планеты Луна отражается от блестящей и гладкой поверхности минерала, тем самым оберегая своего владельца от негативного влияния планеты в эти дни. Он защищает от потусторонних магических сил.

По одному из поверий, рука, носящая сердолик, никогда не оскудеет. Сердолик считается камнем солнца, камнем, вобравшим в себя всю теплоту и лучистость, энергию, и мощь этой планеты. Сердолик чувствует своего обладателя, но требует взамен к себе трепетного отношения. Только взаимное доверие даст ожидаемый результат, только чувствительность, и вера к сердолику способна открыть все его восхитительные качества.

Сборы в поход не заняли у Далина слишком много времени. Все как обычно. Его снаряжение не претерпело никаких, сколько-нибудь существенных изменений. Неразлучный тесак, праща с набором камней для охоты на лягух, и копье. Не то, подобранное им по весу, а более легкое, и длинное. Любимое копье Далин обронил где-то на озере, когда возвращался домой после того рокового столкновения с археоптериксом.

По поводу небольшого изменения в вооружении Далин опечалился не слишком сильно. За время проведенное в этом мире копье пускать в ход против здешних хищников ему еще не приходилось, если не принимать в расчет рыбную ловлю, где он использовал копье в качестве остроги. Оружие почти бесполезное в мире по большей части населенном огромными, свирепыми хищниками, для которых копье дворфа не более чем прутик, отделяющий их от желанной добычи. Более бесполезным оружием в арсенале дворфа был разве что лук со стрелами. Их он и вовсе ни разу не пустил в ход. Если и брал их в руки, то только для того, чтобы пострелять по мишеням. Дабы не потерять сноровку необходимую для общения с этим оружием. Обычно его мишенью была добытая на мелководье лягуха, подвешенная за лапы в одном из углов пещеры. Прежде чем отправить тушку лягушки на костер, Далин нередко развлекался стрельбой из лука, делая несчастное земноводное похожим на ежика из его мира. Поупражнявшись в стрельбе, должным образом возбудив аппетит, Далин нанизывал лягуху на одну из стрел, и отправлял на костер.

Лук получился отличным, вот только жаль, что не на кого было с ним охотиться. Здешнее зверье было огромным, и имело слишком толстую шкуру, чтобы лук мог причинить зверю сколько-нибудь существенный вред, хоть он и обладал убойной для лука силой, пробивая насквозь лягуха.

Стрелять из лука реликтовых лягушек Далин не собирался. Он научился прекрасно обращаться с пращой, и не думал ничего менять. Смена оружия делала возможный промах более вероятным. Чудом избежавшая смерти лягуха на всю оставшуюся жизнь запомнит дворфа, и при его появлении поспешит убраться прочь, чтобы больше не слышать зловещего свиста пронесшейся возле самого ее уха, смерти.

Не было у дворфа и защитного панциря, ушедшего на дно озера во время его болезненного беспамятства. Но и по этому поводу Далин не особенно печалился. Почему-то он был уверен, что отныне его путь к мелководью свободен от нападения с воздуха. Что эта ядовитая тварь была здесь одна, не в силах ужиться с себе подобными. Конечно, можно было повторить попытку, и изготовить еще один комплект защитной брони, благо ракушек на мелководье было превеликое множество, и их хватит еще ни на один панцирь. Но, после некоторого раздумья, Далин отказался от этой затеи, сочтя ее бессмысленной, и бесперспективной. Панцирь не смог его должным образом защитить от археоптерикса. Не спасет он и от нападения нотозавра, или эласмозавра, атакующих из воды. Не защитит и от зубов сухопутных тварей, таких, как аллозавр. Более того, в критический момент панцирь может даже навредить, стеснив его движения. Уменьшить подвижность, столь необходимую для общения со здешними монстрами. Не слишком умными, но достаточно проворными для того, чтобы разобраться с одиноким дворфом считающим себя в безопасности. Лучшая его защита, это зрение, и слух. Только благодаря им, он может выжить, и победить в этом диком, и жестоком мире.

Минуя изрядно поредевшую кучу ветвей папоротника, из-под которой в разные стороны метнулись мелкие хищные твари, Далин по проторенной дорожке отправился в лес. Но, пересечь открытое пространство в пару десятков метров, оказалось совсем не просто.

Первый земляной толчок застал Далина врасплох, сбил с ног похлеще, чем это делал археоптерикс. Не успел потрясенный случившимся дворф встать на четвереньки, как второй удар потрясший мир, вновь уронил его на землю. А затем мощнейшие подземные толчки сотрясали землю без перерыва еще минут пять, показавшихся перепуганному насмерть дворфу целой вечностью. За это время он насчитал более десяти толчков примерно одинаковой мощности. Он больше не пытался встать на ноги, и принять вертикальное положение. Он просто лежал, и ждал, слившись всем своим существом с землей в единое целое. Ему не оставалось ничего другого, как наблюдать за тем, как вздымается перед его глазами непролазная зеленая стена джунглей. Как она встает на дыбы после очередного земляного удара. А еще слушать, как по всему лесу разносится треск падающих на землю вековых исполинов, растущих здесь едва ли не с момента сотворения мира.

Если он останется жив, уцелеет в этом взбесившемся, вставшем на дыбы мире, он будет на целую вечность обеспечен дровами для костра, и ветвями для необходимых в хозяйстве поделок. Конечно, если он уцелеет. Почему-то Далину казалось, что это всего лишь цветочки, прелюдия к чему-то страшному, по сравнению с которым все, что происходит сейчас, не более, чем детские шалости. Теперь получило наглядное подтверждение терзавшее его душу с раннего утра тревожное предчувствие, из-за которого он едва не отложил сегодняшний поход.

Далин привык доверять своим чувствам, и если они сообщали ему об опасности, то к этому сообщению стоило прислушаться. Он едва не остался сегодня дома. И лишь сиротливо лежащая возле очага пара ракушек перевесила чашу весов его сомнений. Он некоторое время колебался стоя на краю пещеры, и прислушиваясь к звукам доносящимся извне. Звуки ему ни о чем не говорили. Совсем ни о чем. Этого просто не могло быть, но было. В раскинувшемся вокруг мире царила невероятная, немыслимая тишина, не нарушаемая ни единым звуком. Звуков не было вообще. Даже вездесущие кузнечики, цикады, и прочая мелочь из рода насекомых хранили упорное, тревожное молчание. Это было не к добру. Тишина угнетала, давила на мозг похлеще рева аллозавра. Природа притихла и замерла в ожидании чего-то ужасного, против чего она была совершенно бессильна.

Возвращаться в пещеру расхотелось, могильная тишина воцарившаяся в мире в окружении тяжелых гранитных стен давила еще сильнее, а ожидающий чего-то страшного мозг придумывал самые невероятные, кошмарные фантазии. Далин решил, лучше встретить неведомое зло лицом к лицу, нежели прятаться от него в подземелье, не столь уж, как он это чувствовал от этого зла защищенное.

Далин не сразу осознал, что сотрясающие землю подземные толчки давно закончились, а он продолжает обнимать землю, слившись с ней в единое целое. Прошло минут пять, прежде чем он нашел в себе силы подняться сначала на колени, а затем встать в полный рост, и осмотреться. Стоя, его взгляду открывался гораздо более широкий сектор обзора, нежели он имел лежа на животе, и повернув голову на бок. Разрушения понесенные лесом оказались гораздо более серьезными, чем ему показалось сначала. Огромные деревья валялись с вывороченными из земли корнями, каждое из которых было толщиной с ногу дворфа. Или же зависали в наклонном положении, упершись ветвистыми кронами в своих, более устойчивых собратьев.

Теперь лес больше не напоминал непроглядную зеленую стену, какой он был всего несколько минут назад. То здесь, то там, в его неприступной стене проглядывались огромные бреши, проплешины вызванные землетрясением, повалившим множество вековых исполинов, искалечившим большую часть леса. Многие годы, и даже столетия понадобятся лесу для восстановления, на то, чтобы вернуть себе прежний вид. Продираться через лес с дикой смесью рухнувших, и зависших между небом и землей деревьев, было безумием. Искореженные, надломленные исполины с вывороченными из земли корнями, могли рухнуть в любой момент, задавив насмерть все живое оказавшееся под ними. Далину, чудом избежавшему смерти от отравления мощнейшим ядом, против которого были бессильны защитные силы его организма, совсем не хотелось подвергать свою жизнь смертельной опасности вновь. Умереть пришибленному веткой древесного гиганта, глупее, и позорнее для дворфа смерти трудно было придумать.

Но и возвращаться обратно в пещеру с пустыми руками дворфу не желал. Мысли о том, что придется ограничить себя в пище, угнетали его похлеще самого землетрясения. Тем более, что для дворфа, родившегося в толще одной из самых великих гор планеты, землетрясения были не в диковинку. Правда они не были столь сильными, и разрушительными, и не причиняли миру дворфа особого вреда, чего, впрочем, он не мог сказать о мире людей. Доводилось ему, сидя в таверне с кружкой хмельного пива в руках, с огромным куском жареной баранины на тарелке, не раз слышать рассказы людей о землетрясениях, сотрясающих порой наземный мир. И об их, печальных для человеческого рода последствиях. Из рассказов людей следовало, что землетрясения не такие уж невинные, каковыми казались дворфу в глубине его шахты. Что их итогом зачастую становится не жизнь пары-тройки дворфов, оказавшихся в ненужное время, в ненужном месте. В человеческих городах все обстоит гораздо страшнее, и печальнее. Землетрясения причиняют человеческим поселениям значительный ущерб, порой разрушая целые города, унося в могилу тысячи человеческих жизней. Что в разы превышает численность подземных жителей Кааркен-Тау. Все это Далин знал из рассказов людей, к которым относился весьма скептически, зачастую считая их не более чем досужими россказнями, желанием рассказчика привлечь к себе максимум внимания, что обязательно пригодится в дальнейшем в его торговых делах. Вот только сейчас, как и в случае с акулами, рассказ про которых он считал выдумкой, Далин вынужден был признать, что человек был прав, и в его словах нет ни грамма вымысла. Землетрясений такой силы Далин не видывал ни разу в жизни, хотя и прожил целую вечность с человеческой точки зрения. Тысячу лет, самое начало жизни для дворфа, при благоприятном стечении обстоятельств перешагивающего немыслимый для людей рубеж в 5.000 лет. Можно было только представить, разрушения какой силы случилось бы от такого землетрясения в его мире. Их неприступная твердыня Кааркен-Тау непременно бы устояла даже в такой передряге, чего нельзя было сказать о городах, и селениях людей, расположенных у ее подножия.

О том, чтобы идти на мелководье за ракушками, не могло быть и речи, слишком велика была вероятность пасть жертвой какой-нибудь нелепой, досадной случайности. Вроде рухнувшей на голову ветки одного из зависших между небом и землей древесных исполинов. Но не идти туда, то же было нельзя. Оставшейся лежать у очага в его жилище паре ракушек уготовлена участь стать его ужином, и не более того. А отправляться завтра в дорогу на пустой желудок, ему не очень-то хотелось.

Оставался единственный выход, добраться до ракушечного рая на плоту. Если он остался на месте за те несколько дней, что Далин боролся с ядовитой смертью. На месте ли плот, или нет, неизвестно. Как Далин не напрягал память, никак не мог вспомнить, восстановить в памяти хронологию событий того, едва не ставшего для него последним, дня. Хоть убей, но он не помнил, привязал ли плот к корневищу нависшей над водой гигантской сосны, как это делал всегда. Если да, то у него есть шанс найти плот на месте, если нет, то этот шанс становится довольно призрачным. И хотя на озере нет течений, а ветер вызывающий легкую рябь на воде не бывает особенно сильным, но он есть, и вполне в состоянии за несколько дней отбуксировать плот от берега на середину озера. или просто на пару десятков метров, что для не умеющего плавать дворфа одно и тоже. И даже если ветер и не сделал этого, то мощнейшие подземные толчки буйствующие здесь всего несколько минут назад, вполне могли сделать это за него.

Но, пока жив дворф, он надеется. Надеется на то, что плот привязанный крепкой рукой к корневищу гигантской сосны, все еще там, что ни ветер, ни подземные толчки, не заставили его покинуть привычную пристань, и отправиться в свободное плавание.

Далин бросил взгляд на раскинувшееся за его спиной озеро, и содрогнулся. Увиденное заставило волосы на голове встать дыбом, а тело застыть в невероятном напряжении. Столь привычного, и ставшего отчасти милого сердцу озера не было. Взамен его безбрежной, безмятежной глади, глазам предстало мечущееся, бушующее нечто, вздымающее в небеса огромные, высотой в несколько метров волны. Волны с бешеной силой обрушивались на берег, на лес, словно желая довершить разгром учиненный землетрясением. Пенные хлопья на верхушках волн срывались, и летели вперед, прямо в лицо остолбеневшему дворфу, с расширенными от ужаса глазами наблюдавшему за разыгравшимся кошмаром.

Зрелище беснующегося в припадке безумной ярости озера, было гораздо страшнее зрелища покалеченного, и искореженного леса. Выдержать такое было превыше его сил. Круто развернувшись на месте, Далин помчался к своей родной, такой уютной, и безопасной пещере. Где так тихо, и спокойно, где нет гигантских, взбешенных волн с пенными гребнями на вершинах, издающих ужасный, леденящий душу вой. Где нет сюрреалистической панорамы изуродованного леса, застывшего с вывороченными корнями в самых неестественных, причудливых позах.

Сперва Далин даже не понял, что произошло. Понимание пришло позже, вместе с диким отчаяньем, и безысходностью. Он промчался несколько десятков метров открытого пространства, остановившись возле изломанной зеленой стены леса, раскинувшегося по ту сторону пещеры. Пещеры не было. Неужели он промчался мимо даже не заметив этого? Неужели вид взбесившейся водной глади подействовал на него так сильно, что он лишился рассудка?

Далин на мгновение закрыл глаза, переводя дух, и восстанавливая сбитое бегом дыхание. А затем, круто развернувшись, взглянул на скалистый холм, у подножия которого, почти у самой воды, находился вход в пещеру. Никакого холма там, где он должен был быть, не оказалось. Плоская, каменистая равнина, с небольшим, похожим на неглубокий овраг углублением в центре. И никаких следов пещеры.

Словно завороженный, лицезрел Далин явившуюся его взору картину. Равнина, овраг. Всего этого не могло быть здесь, как не мог и он сам очутиться где-нибудь в другом месте. А потом пришло понимание, тяжелым молотом обрушившееся на мозг, последней каплей переполняя чашу терпения, до краев наполненную буйством земли, и воды. Никакой это не овраг. И равнина открывшаяся взору, вовсе не равнина. Это его холм, и пещера. Вернее то, во что они превратились после землетрясения. Пещеры больше не существовало, он снова оказался открыт, и уязвим перед свирепой жестокостью первобытного мира, в котором очутился по какой-то дикой, нелепой случайности.

Ноги сами принесли его к месту, бывшему некогда его жилищем, казавшемся ему таким надежным, и незыблемым. И пока беснующиеся волны бились могучей грудью о земную твердь, Далин продолжал ходить туда-сюда по руинам пещеры. Он ни о чем не думал, ничего не хотел. Он просто бродил по камням, тупо глядя под ноги, не обращая внимание на происходящее вокруг него. Окажись поблизости хищник, и дворфу бы не поздоровилось. Но, в потрясенном природной катастрофой мире, никому не было дела до одинокого дворфа. У здешнего зверья были заботы и поважнее.

Прошло, наверное, не менее получаса, прежде чем Далин успокоился, прекратил бессмысленное блуждание по руинам, и снова смог соображать. Не нужно паниковать, корить судьбу за случившееся. Более того, ему следовало благодарить небеса за чудесное спасение. За то, что презрев опасения и тревоги, он все-таки покинул пещеру, и отправился на охоту. В противном случае, он оказался бы погребен под массивными гранитными плитами, бывшими некогда стенами, и потолком пещеры. При наилучшем раскладе, он бы умер мгновенно от удара одной из многотонных, скальных громадин. Если бы ему не повезло, и судьба захотела бы напоследок поглумиться над несчастным дворфом, он бы оказался погребен заживо, покалеченный, и переломанный. Что тоже означало смерть, только более мучительную, и растянутую во времени. Судьба и в этот раз оказалась благосклонной к дворфу, подарив ему шанс на спасение.

Поглощенный этими мыслями, Далин успокоился. У него даже хватило духу взглянуть на озеро, чтобы еще раз увидеть яростное безумство волн, о чем еще минуту назад не мог подумать без содрогания. К его величайшему удивлению озеро было тихим, и безмятежным, лишь легкая рябь на поверхности, взамен беснующихся пенных валов. Ничто не говорило о буйстве стихии разыгравшейся на озере всего несколько минут назад. Озеро успокоилось, и притихло, но звенящий в мозгу у дворфа тревожный звонок не только не смолк, а стал еще сильнее, и настойчивее, сигнализируя об опасности.

Далин огляделся по сторонам, и прислушался. Лес был нем и неподвижен, каким он был до землетрясения. Ни единого звука не доносилось из его глубин. Звука, свидетельствующего о том, что внутри него ключом бьет жизнь, пусть даже мелкая, невидимая глазу. Природа продолжала чего-то ждать, хотя Далин и представить не мог, что может быть ужаснее безумных толчков сотрясающих землю. Страшнее пенных валов взмывающихся на гребнях рассвирепевших волн почти до самого неба.

Понимание того кошмара, который ему, вместе с окружающим миром предстоит пережить, пришло чуточку позже. Вместе со слабым ветром дующим до этого в спину дворфа, и неожиданно изменившим направление. Далин уловил принесенный ветром откуда-то издалека запах пепла и гари. А еще мгновение спустя ему почудился обжигающий жар пахнувший ему прямо в лицо.

Пожар. Где-то горит лес, и горение неспешно приближается к озеру, и дворфу, истуканом застывшему вблизи одного из его берегов. И это не обычный пожар вызванный солнцем. Это неестественный, а от этого еще более жуткий пожар. И дворф знал его причину. Все стало на свои места. Землетрясение вызвавшее шторм на доселе мирно дремавшем озере, и лесной пожар случившийся где-то вдалеке, гарь, и дым которого ему принес ветер.

Пожар непростой. Слишком много в лесу зелени, и слишком мало рухнувшего сухостоя, могущего стать пищей огню. Огонь должен быть невероятной силы, чтобы заставить гореть непролазное зеленое море. И такой огонь был. И явился он вовсе не издалека, как сперва решил Далин. Источник пожирающего лес огня был совсем рядом, и Далин почти со стопроцентной уверенностью мог его указать. Горный хребет раскинувшийся в нескольких сотнях метров от берега озера. Где-то совсем рядом с его прежним жилищем, которое он вынужден был покинуть после стычки с аллозавром. Возможно даже, это та самая гора, и тогда дела дворфа совсем плохи.

Извержение вулкана, а вызвать лесной пожар в этом мире могло только оно, ставило под вопрос не только жизнь леса, но и озера, и самого дворфа. Время, до этого тянувшееся мучительно медленно, вдруг пустилось в бешенный, неудержимый галоп. Времени на раздумья, и сетования на судьбу не оставалось, дорог был каждый миг.

Далин никогда не видел извержения вулкана, хотя и прожил, с человеческой точки зрения, целую вечность. Кааркен-Тау, в бесконечных подземных лабиринтах и пустотах которого обитали сыны Двалина, первого из дворфов, был спящим вулканом. Уснувшим так давно, что даже великий Двалин не застал тех грандиозных времен. Миллионы лет прошли с тех пор, как Кааркен-Тау успокоился, и уснул вечным сном, более похожим на смерть. Его величественные, и неприступные скалистые склоны заросли вековыми дубами и соснами, разукрасились бесчисленным множеством цветов и трав. Давшим приют мириадам живых существ, от самых крохотных, до невероятно огромных. Кааркен-Тау сгорбился, ссутулился, став в два раза ниже ростом, нежели во времена лихой, бесшабашной юности. Прежде чем на него ступила нога Двалина, первого из дворфов, созданного из земли и камней небесными богами, вдохнувшими в него живую душу.

Не видел извержения вулкана даже самый старый представитель их рода. Все, что дворфы знали о них, пришло из глубин тысячелетий, свято хранимое памятью предков. Из времен, когда дворфы жили на поверхности, спускаясь под землю только для работы в шахте. В те далекие, незапамятные времена, дворфы даже путешествовали, открывая новые пригодные для жизни земли. Давая жизнь новым дворфийским родам. Они общались между собой, торговали, занимались ремеслами, отражали набеги орков, и их темных союзников, чьим миром испокон веков были мрачные подземные глубины. Спокойной и размеренной жизнью дворфы жили многие тысячелетия, и находили такую жизнь вполне естественной, что было просто немыслимо в мире, в котором родился Далин.

Все изменилось после того, как в их мире появились люди. Откуда они пришли, никто не знал. Они нагрянули в мир дворфов незванными гостями, предъявив на него хозяйские права, потеснив, а позже изгнав дворфов с их земель в подземные глубины. К их шахтам и мастерским, а также к древним врагам оркам и троллям. Конечно, это не значит, что дворфы безропотно отдали людям земли обжитые бесчисленными поколениями их предков. Именно на это время приходится война длившаяся более 100 лет. Целую вечность по меркам людей. Война, итогом которой стало поражение дворфов и их союзников гномов, в результате которого они вынуждены были навсегда покинуть наземный мир, на вечные времена поселившись в мире подземном.

Причиной их поражения стала вовсе не небывалая отвага и мощь человеческих воинов. А в первую очередь их численность. Трудно противостоять в чистом поле противнику имеющему численное превосходство в десятки раз. Но не только их численность стала причиной разгрома дворфов и гномов, вынужденных навсегда исчезнуть в подземных глубинах планеты. Еще одной сильной стороной людей, которой дворфы не могли ничего противопоставить, был их ум, и хитрость. Магические способности дворфов и гномов, не смогли помочь им в этой войне.

Сто лет длилась жестокая война на выживание, кончившаяся триумфом одних, и горьким поражением других. По подписанному после войны мирному договору, за людьми оставался мир наземный. Все права на него, и все, что там есть. Дворфам и их союзниками доставался мир подземный, и все, что он в себе таит.

С тех пор прошли века. Со временем боль и вражда утихли, отступили на второй план. У дворфов успело смениться целое поколений. В мире людей их бесконечной смене давно потеряли счет. Люди и дворфы привыкли друг к другу, и к новой среде обитания, найдя ее ничуть не хуже прежней. Никто не пытался разжечь костер давно угасшей вражды вновь, каждая раса довольствовалась тем, что имела, и не пыталась претендовать на землю и имущество других.

Не было у них на это ни желания, ни времени. Дворфам хватало врагов и помимо людей. Достаточно было вспомнить орков, и их многочисленных темных союзников, в чье жизненное пространство вынуждены были вторгнуться дворфы после многолетней, кровопролитной войны, закончившейся победой людей, и поражением дворфов. Орки время от времени совершали набеги на подземные города и крепости дворфов, пытаясь вернуть себе потерянные земли, а заодно поживиться грабежами и разбоем.

У людей тоже не было желания пересматривать итоги канувшей в веках войны, по итогам которой им стал принадлежать наземный мир планеты. Слишком много у людей было врагов, особенно из числа себе подобных. Каждый мало-мальски сильный правитель однажды начинал мнить себя властителем мира, идя войной на соседей. Чтобы потешить тщеславие, показать свое могущество. Но, насколько знал из истории Далин, ни один, даже самый великий и непобедимый владыка, так и не стал повелителем всего мира. И пока мир людей оставался не завоеван кем-то одним, никому не было никакого дела до скрывающегося где-то в подземных глубинах дворфов, и прочих мистических существ исчезнувших с глаз людей в незапамятные времена. Справедливости ради стоит заметить, что ни одному человеческому властителю было не под силу в одиночку справиться с дворфами. Для этого требовался союз нескольких держав, что в человеческом мире, погрязшем в заговорах и интригах, было попросту невозможно.

На память о далеких временах, когда в жестоком бою сошлись люди и дворфы, остались смутные образы, приходящие Далину во снах, полных неведомой тревоги, и печали. Все навыки и умения, которыми обладали жившие ранее бесчисленные поколения дворфов, передавались потомкам на генном уровне, вместе с молоком матери. Именно эти знания, вкупе с присущей им с рождения магией, заставляли людей считать дворфов магическими существами. Хотя это было верно лишь отчасти. Поэтому Далин, родившийся в подземелье горы, и всю жизнь проведший там, ни разу не выходя на поверхность, обладал всеми необходимыми навыками и умениями, чтобы не потеряться в наземном мире, и жить там обычной, размеренной жизнью.

Не сталкиваясь ни разу в жизни с таким природным явлением, как извержение вулкана, Далин знал о нем почти все. И это знание заставляло его действовать, лихорадочно просчитывать варианты своего спасения. Нужно было, как можно скорее, уносить отсюда ноги, пока не стало слишком поздно. Судя по подземным толчкам потрясшим мир, проснувшийся вулкан должен быть не маленьким. Чем больше и сильнее вулкан, тем меньше ему потребуется времени для того, чтобы преодолеть разделяющее их пространство. Прожечь огненную брешь в некогда неприступной зеленой стене джунглей, испепелить озеро, вскипятив его вместе со всем содержимым.

Сколько у него времени в запасе, Далин не знал. Но в одном он был уверен, что вряд ли слишком много. Нужно спешить, чтобы не завершить бездарно жизнь, став жертвой редкого, и разрушительного природного явления. Нужно уносить ноги, как можно дальше от лавового потока, испепеляющего все на своем пути. Сделать это можно только двумя способами. По суше, через лес вместе с его бесчисленными обитателями спасаясь от общего врага, выиграть схватку которым не под силу даже самому огромному и свирепому монстру реликтового мира. Проснувшийся вулкан победить невозможно, но его можно опередить.

Спасаться бегством от вулкана по суше вариант не самый лучший. К тому же довольно опасный. Продираясь через лес, спасаясь от испепеляющего все на своем пути огненного потока, легко стать жертвой нелепой, досадной случайности. И дело даже не во всем том хищном многообразии, что, повинуясь охватившей мир панике, спешит убраться отсюда подальше. Ожидать неприятностей с этой стороны вряд ли приходилось. Далин был уверен, что даже гуляй он сейчас по лесу беспечно и вальяжно, вряд ли рискует стать добычей. Ни одному, даже самому свирепому, и голодному зверю, нет до него сейчас никакого дела. Кому сейчас нужен какой-то дворф, бредущий через лес своей дорогой? Инстинкт самосохранения в эти минуты правит миром, став в одночасье превыше всех прочих инстинктов. Главное спастись, унести ноги от надвигающегося кошмара. Все остальное мелочи, озаботиться которыми можно будет позже.

Опасность путешествия через лес заключалась в другом. Бездушный бурелом из поваленных деревьев, поломанных, и зависших между небом и землей деревьев, могущих рухнуть в любое мгновение. Придавив своей неподъемной тяжестью любое живое существо оказавшееся внизу. И древесному гиганту абсолютно все равно, кто станет его жертвой. Какая-нибудь хищная мелочь вроде целюра, или безмозглый аллозавр, или же существо наделенное бессмертной душой, как дворф.

Идти через лес было смертельно опасно. Оставался второй, он же последний, вариант на спасение. Убраться подальше отсюда по озеру. Это будет гораздо легче, и быстрее. Если его и не пришибет в лесу какой-нибудь рухнувший в самый неподходящий момент древесный исполин, не выколет глаз некстати подвернувшаяся по дороге ветка, это не значит, что его путь будет легок, и быстр. Ему то и дело придется преодолевать древесные завалы. Перелезая через них, или обходя стороной, затрачивая на это массу времени, и сил. Извергшаяся из кратера вулкана лава быстро догонит решившего скрыться от нее в лесу беглеца, и расправится с ним. Хотя, Далин не был уверен в том, что собственными глазами увидит приближение огненной смерти. Скорее, он умрет еще раньше, отравившись едким дымом от съеденного вулканом леса.

Если он отправится в путь по озеру, то скорость передвижения увеличится в разы по сравнению с наземным способом. Да и дорога будет гораздо легче, и безопаснее. И главное, никаких тебе деревьев, могущих рухнуть на голову путника в самый неподходящий момент. Никаких древесных буреломов, и торчащих в разные стороны ветвей. Да и прущий через лес гигант вроде аллозавра, не раздавит мимоходом, даже не заметив этого. Опасаться нападения из воды хищных тварей типа нотозавра, или эласмозавра, то же вряд ли стоило. Все по той же самой причине. Водным жителям сейчас не до него. Одна забота владеет крохотными, злобными мозгами здешних тварей, спасти свою шкуру от надвигающегося бедствия.

И все-таки Далину пришлось нырнуть в зияющий провалами, изломанный и искореженный землетрясением лес. В голове у него созрел план. И этот план должен был сработать. Хотя было в нем одно слабое звено, из-за которого он мог с треском провалиться. Плот. Его верный соратник и кормилец, расставание с которым никак не хотело всплывать в памяти дворфа. Далин даже не был уверен, что плот находится на месте. Ведь он покидал его будучи в беспамятстве, сжигаемый ядовитым безумием. И лишь мешок с реликтовыми лягушками и ракушками, и пришпиленный веревками к стене археоптерикс, придавали ему уверенности в том, что прощание с плотом в тот злополучный для дворфа день завершилось вполне благополучно. Но, разыгравшееся всего несколько минут назад землетрясение, и начавшийся после этого на озере шторм, вносил нотку неопределенности во всю эту историю.

Узнать, как обстоят дела на самом деле, можно было только посетив то самое место, где при благоприятном для него раскладе должен находиться плот. Выбора у дворфа не было. Если плота не окажется на месте, спасаться бегством придется через лес, моля всевышнего о том, чтобы излившаяся из бездонных недр горы огненная река нашла себе иную дорогу, нежели след в след одинокому дворфу. В этом случае несколько лишних, потраченных им минут нечего не изменят. Ежели, вопреки его мольбам огненная река выберет ту же самую дорогу, что и дворф, ему не сдобровать, и никакое чудо его не спасет.

Последние несколько шагов Далин прошел зажмурившись, и уже стоя на месте, несколько бесконечно долгих секунд не решался открыть глаза. И только пришедший издалека резкий запах гари, заставил его сделать это.

Далин едва не завопил от радости, пока его ноги отплясывали какой-то неистовый танец, выплескивая наружу переполнявшие его эмоции. Плот был на месте, цел и невредим. Еще совсем недавно бесновавшаяся в припадке безумной ярости водная стихия, не нанесла плоту ни малейшего вреда. Единственное отличие было в том, что теперь плот не стоял, прижавшись к воде, как в прежние времена. Он принял несколько наклонное положение, словно собирался взлететь, но, передумал в самый последний момент, и так и застыл в этой причудливой, неестественной позе. Гигантская сосна, растущая на самом краешке берега, под воздействием недавнего буйства стихий изменила свое прежнее, вертикальное положение на наклонное. Разделив печальную участь множества древесных исполинов, застывших между жизнью, и смертью.

Такая мелочь, как зависший над водой плот, Далина не обескуражила. Скорее даже развеселила. Расскажи он о подобном казусе, вряд ли слушатель поверил бы в его рассказ. Сочтя его выдумкой. Вот только не с кем Далину было делиться увиденным, как не было и времени на праздные раздумья. Счет шел уже не на часы, а на минуты. Резкий порыв ветра принес ему очередную порцию гари и жара, что красноречивее всяких слов свидетельствовало о том, что огонь уже где-то рядом. Потрогав воду, Далин почувствовал, а может ему просто показалось, что вода в озере стала гораздо горячей. Не настолько, что в ней можно было свариться, но ощутимо теплее, нежели прежде. А насчет супчика из дворфа, такой вариант тоже не стоило сбрасывать со счетов. Все зависело от скорости, и силы огненной реки, и от желания дворфа спасти свою шкуру.

Додумывал эту интересную мысль Далин уже далеко от берега, изо всех сил налегая на весло. Ему очень хотелось жить, о чем дворф мог судить по тому, в сколь короткий срок он сумел достичь места, где начиналось болото. В прошлые разы время затраченное на эту дорогу, было гораздо больше.

Достигнув болота, Далин не остановился на достигнутом. Болото лишь промежуточная цель. Он даже не мог позволить себе длительного отдыха. На отдых просто не было времени, совсем не было. И вода, в которую он спрыгнул вблизи камышей, утонув почти по горло, действительно была горячей. Очень горячей, на пределе выносливости, что было заслугой огненной реки излившейся в озеро. Да и многочисленные трупы лучеперых рыб плавающие вверх брюхом, то и дело попадавшиеся ему по дороге, придавали уверенности в этом. Далин греб вперед изо всех сил, страшась обернуться, боясь увидеть там нечто такое, что заставит его застыть на месте соляным столбом. Теряя последние, ставшие на вес золота минуты, столь необходимые для спасения.

Плот пришлось бросить. И хотя Далин привязал его к камышам, как это делал уже не раз, но сам не верил в то, что когда-нибудь увидит плот вновь. Ведь в былые времена плоту мог угрожать разве что какой-нибудь подслеповатый ящер, сдуру принявший его за нечто съедобное. Да и угроза эта была минимальной для сохранности плота. Даже если какой-нибудь водный монстр и рискнет попробовать его на зуб, то легко этот самый зуб и обломает, оставив плот в покое. Нынешний враг угрожающий плоту не в пример более зубаст, и всеяден. И ему все равно, кого есть, тысячелетних древесных гигантов, лучеперых рыб, водяных ящеров, или рукотворное творение дворфа из дерева, и веревок. Огонь сожрет все без остатка, если доберется до этого места, преодолев отчаянное сопротивление озера.

В глубине души Далин надеялся, что извержение вулкана окажется не достаточно мощным, и водная стихия вскоре возьмет верх над стихией огненной. Но, стоять и ждать чем закончится единоборство двух стихий, не было ни времени, ни желания. Следовало поскорее уносить отсюда ноги. Подальше от начинающего закипать озера, и от гигантской стены пара ползущей в сотне метров позади него. Как ни старался Далин не оглядываться, но крепко замешанное на страхе любопытство все же заставило его обернуться. Увиденное повергло Далина в шок, прибавив ногам прыти. От увиденного немудрено было и бежать сломя голову, что он бы и сделал, будучи на твердой поверхности. Но кочкастая, пружинящая под ногами болотистая топь лишала его такого шанса. Как не подмывало его броситься вперед сломя голову, ему приходилось сдерживаться, заставляя себя идти медленно, внимательно глядя под ноги. Спешка в его нынешнем положении была неуместной, и смертельно опасной. Один неловкий шаг, неверное движение, и он покойник. А смерть в вонючей болотной жиже ничуть не лучше смерти от огня.

Время затраченное Далином на пересечение болота показалось ему вечностью. Клубы едкого, зловонного дыма доносящиеся порой до его нюха с резкими порывами ветра, свидетельствовали о том, что огненная река добралась и до болота. И она с такой же размеренностью принялась пожирать болото со всем его гнилостным содержимым, как прежде лес, и воду. Особенно сильные порывы ветра приносили дворфу не только горячую вонь, но и искры, падающие на голову, и за шиворот. Далину казалось, что ненасытная огненная река тянет к нему свои загребущие лапы, чтобы схватить, и не отпускать.

Болото заканчивалось в точности так, как и начиналось. Пружинящая, кочкастая поверхность, с проплешинами черных, зловонных трясин, обрывалась прямо в воду. А затем шли камышовые кусты с небольшими проходами между ними. Если отвлечься от случившегося, то можно подумать, что он вернулся обратно, и что в десятке метров впереди, его поджидает привязанный к камышовому кусту, плот.

Вот только никакого плота здесь нет. Как и близкого берега. Хотя, для не умеющего плавать дворфа, даже удаленный на десяток метров берег, показался бы недосягаемой целью. Дальше идти вперед не имело смысла. Но и оставаться на месте, означало обречь себя на смерть. Нужно пробираться к берегу, и совсем неважно, в какой стороне он находится.

Первое время Далин двигался по границе болота с озером, где почва, хоть и была податливой и мягкой, но зато в ней не было коварных, и смертоносных трясин. Но когда едкий дым приносимый ветром стал просто невыносим, Далин вынужден был зайти в воду, и брести там, утопая по пояс, маневрируя среди камышовых кустов, раскинувшихся впереди на десятки, а может и сотни метров. Вода спасала дворфа от искр, и от палящего жара, докатывающегося до него с резкими порывами ветра. Когда становилось невмоготу терпеть, он, набрав полную грудь воздуха, с головой уходил под воду, выжидая, когда осядут, и потухнут в воде искры, спадет принесенный ветром жар.

И хотя сполохи искр накрывали его в последнее время все чаще, а едкий дым резал глаза, Далин не терял присутствия духа. До желанной кромки леса, он знал это наверняка, осталось немного. Возможно за этим, уже невесть каким по счету камышовым кустом, окажется желанный берег.

Излившаяся из чрева вулкана лава выбрала своей жертвой озеро, и раскинувшееся на нем болото, словно вознамерившись выжечь огнем всю затаившуюся там скверну. По предположению Далина, лава этим сейчас и занималась, добравшись до туши утонувшего в трясине диплодока, и окруживших его аллозавров. Где-то там, на закуску огню были и приконченные им птерозавры.

Берег вырос перед Далином неожиданно, вынырнув из-за очередного камышового куста. В паре метров от берега высилась зеленая, некогда непроглядная стена леса, зияющая брешами от поваленных, и искореженных деревьев.

Выбравшись на берег, Далин остановился, чтобы перевести дух, и отдышаться. А заодно взглянуть на своего ненасытного преследователя. Ползущая за ним по пятам все последнее время стена пара исчезла почти полностью. Это говорило о том, что добычей огня стала не вода, а иная субстанция, именуемая болотом. На смену пару пришел едкий, зловонный дым, расцвеченный сполохами искр, указывающих на то, что добычей огня стал очередной камышовый куст, что во множестве произрастали на этой неустойчивой, и предательски опасной почве.

Несколько минут Далин неотрывно смотрел на облако дыма поднимающееся в небеса в паре сотен метров от него. И готов был поклясться, что облако стоит на месте. А если и не стоит, то движется так медленно, что это движение не стоит принимать в расчет. Похоже, извержение вулкана оказалось не таким сильным, как предполагал Далин, и ему не хватило сил справиться с озером. Остатки огненной реки тонули сейчас где-то в непроглядных, и зловонных, болотистых глубинах, сотворяя на пару с болотом какое-то немыслимое целое.

Убедившись, что угроза оказаться зажаренным заживо миновала, Далин повернулся, и неторопливо зашагал вдоль берега, не заходя в лес, где сейчас было гораздо опаснее, чем на открытом месте. Нападения дворф не боялся. Он был уверен, что сейчас, в радиусе нескольких километров, он единственное крупное живое существо. Все окрестное зверье убралось отсюда прочь. И ему на то, чтобы осознать, что все закончилось, и опасность миновала, потребуется гораздо больше времени, нежели дворфу. Из этого следовало, что у него в запасе имеются, как минимум сутки, чтобы произвести разведку местности. Осмотреться, и устроиться, по возможности с максимальным комфортом.

О столь полюбившихся ему пещерах пришлось на время позабыть. Узкая полоса открытого пространства между лесом и озером привела его в просторную долину, с двух сторон окруженную лесом, и теряющуюся где-то за горизонтом. Следовательно, для жизни нужно выбрать иной вариант обитания. У Далина имелся в запасе такой вариант. Вполне подходящий, правда, включающий в себя несколько досадных мелочей.

Жить на открытом пространстве в шалаше, он мог бы только в мире, из которого прибыл. В его мире не было таких огромных, злобных тварей, обуреваемых жаждой крови и убийств. Хищников хватало и в его мире, но все они имели соизмеримые с дворфом размеры, и вели себя не столь агрессивно. Наученные горьким опытом хищники старались лишний раз не связываться ни с людьми, ни с дворфами, обходя их далеко стороной. Чем реже звери встречались с двуногими, тем дольше оставалась их шкура в целости, и сохранности. Летом в лесу можно было вообще никого не бояться. Летом много еды, и каждый хищник предпочитает охотиться в одиночку, и на добычу не столь воинственную, как вооруженный топором дворф. Зимой, когда с едой становится совсем плохо, некоторые хищники сбиваются в стаи, и начинают охотиться вместе. В это время года они представляют серьезную опасность для одинокого путника. Голодные, озлобленные, они без страха набрасываются на любого, встретившегося на их пути противника. Будь то зверь, дворф, или человек, даже если летом бежали от него, как черт от ладана.

Но все это дворфов не касалось. Многие тысячелетия они обитают в недрах гор, и никогда не выходят наружу, как когда-то в далеком прошлом. Все эти напасти удел людей живущих на поверхности. У дворфов в их подземном мире из бездушных тварей водились только змеи, с которыми дворфы вели бесконечную, нескончаемую войну. Итогом схватки, в подавляющем большинстве случаев, даже если дворф оказывается достаточно неуклюж, и позволял себя укусить ядовитому гаду, становится победа дворфа. И победа эта знаменуется роскошным ужином из поверженного неприятеля. Дворфам по нраву жареная змеятина, особенно если ее залить парой литров хмельного, темного пива дворфов. Но иногда, крайне редко, победу празднует ядовитый гад. Если змеиный яд слишком силен, или укусов было несколько, а дворф слишком стар, и у него уже нет того отменного здоровья, как во времена лихой, бесшабашной молодости.

Хотя дворфы многие тысячи лет не жили на поверхности, но в их головах на генетическом уровне отпечаталась эта информация. И любой дворф оказавшийся в лесу выжил бы без проблем, найдя в нем и кров, и пищу. Наглядным подтверждением тому был сам Далин, вот уже невесть сколько времени проживший в чуждом ему мире. Далин знал, как выжить в лесу, даже в таком необычном, в котором он оказался. В первобытном, реликтовом лесу населенном огромными, невообразимыми монстрами выжить можно, нужно только быть предельно осторожным, и внимательным. Почаще поглядывать по сторонам, и под ноги, а ночной порой держаться подальше от земли.

В этом и заключался план Далина. Найти подходящее дерево, и обосноваться на нем. Глядя на бесконечный частокол древесных гигантов, заполонивших этот мир, Далин ни на секунду не усомнился в том, что без труда отыщет себе жилище.

Но сперва нужно убраться подальше от горящего болота, поближе к травянистой равнине, на которой, вне всякого сомнения, ключом бьет жизнь. Благо идти оказалось совсем немного. Пара сотен метров вдоль кромки леса, и Далин достиг оконечности озера, другого его берега, на котором не чаял когда-либо побывать. И не был бы никогда, если бы не природный катаклизм разразившийся в мире. Теперь, будучи на другом конце озера, Далин мог судить и об его истинных размерах, и о размерах болота, которое, по его подсчетам раскинулось в длину почти на километр, занимая едва ли не половину всей площади озера. Правда с этого берега Далин не мог видеть края озера теряющегося где-то за камышовой стеной примерно в километре от того места, где он стоял. Что там, за этой зеленой стеной, Далин не знал, и у него не было ни малейшего желания этого выяснять. А там могло быть, что угодно. Продолжение озера, или начало нового огромного болота, или же земная твердь схожая с той, на которой застыл в задумчивости дворф.

Жилье подходящее для жизни отыскалось довольно быстро. Гигантский хвойный исполин в несколько обхватов шириной, проживший в этом мире не одну сотню лет. Крона после некоторых усовершенствований сделанных тесаком дворфа, стала иметь вполне пристойный вид. С помощью папоротниковых ветвей он соорудил на вершине уютное ложе. Которое тотчас же и использовал по назначению, решив отдохнуть пару часов после мытарств, и тревог сегодняшнего, наполненного событиями дня.

С ночевкой вопрос был решен, осталось придумать подобие очага для приготовления пищи, но решение этого вопроса Далин отложил на потом. Сперва нужно найти еду, а уже потом решать вопрос с ее приготовлением.

С помощью тесака Далин сделал подъем на вершину более удобным, нежели прежде. Кое-где срубил ненужные, мешающие при подъеме наверх ветки, где-то сделал зарубки для рук, чтобы можно было ухватиться, или поставить ногу. В течении получаса Далин тренировался, карабкаясь на дерево вверх, и спускаясь вниз. До тех пор, пока не решил, что с него достаточно, и он сможет вскарабкаться на вершину даже с завязанными глазами, затратив на это минимум времени. Нужное умение, если ему придется столкнуться с не очень дружелюбно настроенным гигантом, типа аллозавра. Убежище, находящееся на высоте десяти метров от земли, давало неплохую защиту от здешних великанов, если среди них не окажется хищных длинношеих зубастиков вроде утонувшего в болоте диплодока.

Риск, что такая тварь существует, имелся. Но совсем без риска прожить нельзя ни в одном из миров. Тем более, что риск встретиться с сухопутным верзилой способным дотянуться до его убежища, был невелик. Гораздо большую опасность представляла встреча с какой-нибудь злобной, летающей тварью. Птерозавром, или археоптериксом. И если первые высматривали добычу кружа высоко в небе, то вторые, выглядывали жертву из укрытия. Археоптерикс мог наведаться в его жилище в самое неурочное время. Не хотелось Далину встретиться с ним ночью, спящим. Справиться с курицей-переростком не проблема. Проблема ядовитый коготь птицы, едва не отправивший его на тот свет. Оставалось лишь уповать на то, что эта мерзкая тварь выбрала своим домом другое место.

Мысли об охоте не покидали Далина во время тренировок, когда он карабкался вверх-вниз по дереву, нарабатывая навыки в деле покорения древесной вершины. Думы об охоте занимали дворфа и когда он шел к песчаному пляжу, знаменующему окончание озера, и начала сухопутного царства.

Пляж, уходящий вглубь долины, был около сотни метров шириной. Вполне достаточно, чтобы враг не смог подобраться незамеченным, и напасть. С другой стороны, и Далин бродящий по пляжу, как на ладони у неведомого наблюдателя, затаившегося в лесу. С этим приходилось мириться, хотя и чувствовал себя Далин весьма неуютно. Впрочем, он был уверен, что до завтрашнего утра он может разгуливать по песчаному пляжу, без малейшего риска встретиться с его хищными завсегдатаями. Напуганное землетрясением, и начавшимся пожаром, здешнее крупное хищное зверье убралось отсюда подальше. И вернется не раньше, чем очень сильно захочет пить. Что касается мелкого зверья, то встречи с ними Далин не опасался, более того, искал этой встречи. Так как желудок уже давно протестующее урчал, требуя внимания, и заботы.

Мимо цепкого взгляда дворфа не прошли две кучи камней песочного цвета, одинаково ровных, округлой формы. Далин сразу же догадался, что это такое. Но не замедлил шага, и не свернул в сторону, чтобы убедиться в том, что его догадка оказалась верна. Далин спешил к воде, чтобы напиться, и исследовать мелководье на предмет наличия там ракушек, и лягушек-переростков. Вот только глядя на песок истоптанный множеством самых разнообразных ног, от самых крохотных до невероятно огромных, от одного взгляда на которые захватывало дух, он очень сильно сомневался, что его идея с ракушками воплотится в жизнь.

Скверные предчувствия терзавшие душу оказались верны. Ракушек на мелководье не оказалось практически совсем. Видимо не по нраву этим озерным жителям места, куда то и дело ступают огромные, колонноподобные ноги здешних гигантов, круша все, оказавшееся под ними. Ракушки здесь конечно же были, но их очень мало, и почти все непригодны в пищу по причине раздавленности, и раздробленности. За те полчаса, что Далин бродил по колено в воде, он отыскал всего пару ракушек годных к употреблению. Скромный ужин и не более того. С тоской и вожделением Далин вспомнил ныне канувшее в небытие, поглощенное огненной рекой мелководье, где на одном квадратном метре он собирал такой весомый урожай ракушек, что кожаный мешок оказывался доверху заполнен аппетитным содержимым. Чтобы запастись провизией на несколько дней, он затрачивал не более пяти минут, включая сюда еще и охоту на лягушек. Здесь же потратил в пять раз больше времени только для того, чтобы раздобыть себе ужин. И хорошо, что у него были эти полчаса. В первый, и последний раз. Когда в долину вернутся ее хозяева, одинокому пришельцу не удастся так долго и безнаказанно бродить по мелководью.

Ракушки были и здесь. Далин разглядел россыпи ракушек на глубине, в местах, где мелководье резко обрывалось, уходя в непрозрачную озерную глубь. И чем глубже, тем их становилось больше, и были они крепкими, большими, и не поврежденными. Но, чтобы до них добраться, дворфу пришлось бы, ныряя, доставать их со дна. Дело не очень приятное, но возможное. И даже выполнимое, но только не в этом мире. Воспоминания о не самых приятных встречах с повелителями здешних черных глубин, вызывали в душе дрожь, и нервный трепет. На мелководье, по щиколотку в воде, он готов был сразиться и с длинношеим монстром эласмозавром, и с нотозавром, и любым прочим хищным завром обитающим в озере. Здесь он был не лишен подвижности, и мог на равных противостоять любому озерному хищнику. Но уже по пояс в воде, будучи весьма стеснен в движениях, он значительно уступал им в маневренности, а значит и шанс на успех в схватке значительно уменьшался. В воде по горло и вовсе становился беззащитным, и даже тварь размером с нотозавра легко могла записать его в охотничьи трофеи.

Испытывать судьбу и рисковать жизнью даже ради такого изысканного блюда, как ракушки, Далин не желал. И поэтому развернулся, бросив прощальный взгляд на ракушечьи россыпи призывно темнеющие на дне, и направился к берегу. С потерей привычного источника пищи, Далин не особенно опечалился. Он уже знал, чем будет питаться ближайшие несколько дней, и это знание придавало уверенности, и сил. Две кучки валунов правильной формы на две трети присыпанные песком. Возможно, кого-то это и могло ввести в заблуждение, но только не дворфа. Он уже видел нечто подобное, причем совсем недавно. То, что непосвященному могло показаться нагромождением присыпанных песком камней, на самом деле таковым не являлось. Это была, вне всякого сомнения, яичная кладка одного из обитающих на равнине ящеров, пока неизвестно, какого именно. Далин искренне надеялся, что ему не придется знакомиться с непутевой мамашей, столь неосмотрительно оставившей яйца без присмотра. Уж очень агрессивно настроены здешние твари, даже если и не лезешь к ним в гнездо.

На ощупь яйца были теплыми, по весу каждое не меньше 5 килограммов, и размером с хороший арбуз. Пожалуй, в такую жару и отсутствие мамаши не сказывается отрицательно на процессе вызревания яиц. Конечно, если рядом с кладкой не бродит дворф, или какое-нибудь другое, падкое на яйца существо.

На то, чтобы перетаскать содержимое кладки к своему убежищу, у Далина ушло 5 ходок. Ходьба туда-сюда, и переносимые тяжести дворфа не огорчали. С каждой новой ходкой его настроение только улучшалось. Он надеялся, что незадачливые мамаши вернутся сюда еще не скоро, избавив его от неминуемых объяснений. В одном он был уверен, отложившие кладку животные, несомненно сухопутные, и к водному царству не имеют никакого отношения. Яйца нотозавра, так понравившиеся дворфу, имели гораздо более скромные размеры. Далин не сомневался, что и яйца неведомого сухопутного монстра окажутся ничуть не хуже.

Перетаскав первую кладку, Далин не мешкая принялся за вторую, лежащую в стороне, в нескольких десятках метров. Времени на отдых не было. Необходимо было перетаскать яйца до наступления темноты к своему жилищу. И, по возможности, получше спрятать, чтобы какой-нибудь лесной пройдоха ненароком не набрел на них, и не разори его своеобразную кладовку.

Справиться со второй кладкой оказалось гораздо легче. Для этого ему пришлось сделать всего три ходки, всякий раз прихватывая с собой по паре яиц. Внешне яйца ничем не отличались от тех, что он изъял из первой кладки. Из этого следовало, что отложили яйца существа одного типа. И вряд ли это были аллозавры. Слишком сильно они ненавидели все живое, чтобы позволить себе подобное соседство. Скорее всего, эти кладки принадлежат травоядным динозаврам. Это обстоятельство несколько облегчало Далину задачу, хотя и не решало всех вопросов. Достаточно было вспомнить увязшего в болоте гиганта, который, походя, задавил бы, даже не заметив того, такое мелкое ничтожество, как дворф. Здешние травоядные отсутствие зубов и хищных наклонностей, с лихвой компенсировали размерами и весом. Встреча с ходячей горой в планы дворфа совсем не входила.

Разоряя вторую кладку, Далин понял, что он не единственный их любитель. Водятся здесь и другие охотники за яйцами, на счастье дворфа довольно мелкие. Одно яйцо из второй кладки было разбито, а его содержимое съедено, причем совсем недавно. Многочисленные следы мелких, пятипалых лап, говорили о том, что неведомый яичный грабитель наведывался сюда не раз, или же приходил в компании себе подобных. Малочисленность оставшейся без присмотра кладки указывала на то, что над ней кто-то изрядно потрудился, причем совсем недавно. И то, что Далин до сих пор не заметил поблизости ни одного живого существа, свидетельствовало о том, что здешний грабитель либо более скромен, нежели дворф, либо затаился и ждет, опасаясь его. Судя по отпечаткам оставшимся на песке вблизи разграбленной кладки, грабитель имеет достаточные размеры, чтобы красть довольно увесистые яйца, и недостаточные для того, чтобы на равных противостоять дворфу. И если они занимаются схожим промыслом, весьма вероятно, что их пути пересекутся, и Далин сможет увидеть своего скрытного конкурента.

До наступления темноты еще оставалось время, когда Далин закончил перетаскивать яйца к своему жилищу. Затем дворф завалил их еловыми ветками, и ветвями растущего возле самой земли молодого папоротника. Со стороны ничто не напоминало яичную кладку. Любой здешний монстр с куриными мозгами пройдет мимо, не удостоив его хранилище и толики внимания. Тем более в лесу, серьезно пострадавшем от случившегося утром землетрясения. Подобных зеленых холмов от упавших древесных великанов, в лесу было превеликое множество.

До захода солнца время оставалось, и его нужно было использовать с толком. И об ужине давно пора было подумать. Тем более сегодня, в силу сложившихся причин, он мог чувствовать себя в полной безопасности. Нападения с земли раньше завтрашнего утра опасаться не приходилось, а от нападения с воздуха он был прикрыт пышной кроной огромного саговника, под которым он примостился, и разжег костер. Довольно большой, чтобы запечь пару найденных на мелководье ракушек, и яйцо из последней кладки.

Как ни хотелось Далину есть, он не рискнул употребить яйцо неведомого животного сырым. Кто знает, что оно может таить в себе, какие неприятные дополнения к аппетитному содержимому.

Первый голод Далин унял двумя огромными шашлыками из набранных неподалеку грибов. Их в лесу было превеликое множество. Некоторые Далин знал и без невидимого суфлера в голове, в очередной раз хранившего упорное молчание. Некоторые он даже употреблял в пищу, когда-то давным-давно, в одной из таверн Ульдерика, найдя их весьма аппетитными на вкус. При умелом приготовлении из грибов получалось отменное блюдо, пальчики оближешь. Далин это знал наверняка. Потому, что тогда, в таверне, на удивление многих, умял целый таз жареных в сметане с добавлением разных ароматических снадобий, и специй, грибов. Съел бы и больше, вот только набитый под завязку желудок отказывался принять даже самый маленький гриб.

Далин хорошо запомнил тот грибной ужин. На всю жизнь. Он тогда еле добрел до номера в таверне, рассчитывая проспать до обеда, что было немудрено с учетом съеденного и выпитого в этот вечер. Вот только либо его желудок оказался неподготовлен ко встрече с грибами, либо их было слишком много, или они плохо сочетались со светлым элем людей, и темным пивом дворфов. Но ночью они устроили в его животе восстание, закончившееся позорным поражением дворфа. Всю ночь он не спал, а большей частью просидел в отхожем месте, сваливая в выгребную яму все, что съел и выпил накануне. И утром, когда спустился вниз на завтрак, он имел весьма смущенный, и бледный вид. И на весь день стал объектом насмешек и острот людей и дворфов, бывших свидетелями его вчерашнего чревоугодия, имевшего столь плачевные для организма последствия.

С тех пор грибов Далин не ел, хотя иногда очень хотелось. И хотя он подозревал, что с тарелки грибов ничего плохого с ним не случится, но предпочитал не рисковать, опасаясь вновь стать объектом насмешек и острот. Но здесь, в реликтовом мире, за свою честь он мог быть спокоен. Даже просиди он весь день под кустом со спущенными штанами, никто не поставит это ему в упрек. И надсмехаться над ним никто не станет. Обитатели здешнего мира начисто лишены чувства юмора по причине отсутствия мозгов. И с сидящим в интересной позе под кустом чужаком, поступят соответственно правилам и законам этого мира. Его просто-напросто сожрут, или попытаются оттяпать руку, или ногу, кому что больше приглянется.

Сегодняшний день, вместе с ночью, были в полном распоряжении дворфа. Он мог никого не опасаться здесь, в лесу, в какой бы нелепой и беспомощной позе он не был. И он наконец-то сможет проверить свою гипотезу о том, что в умеренных количествах грибы очень даже полезная, питательная, и вкусная пища.

Эксперимент по употреблению умеренного количества грибов в пищу оказался смазан, что ставило под сомнение полученные результаты. Грибы ему понравились. Очень. Два огромных прута с нанизанными на них грибами, изжаренными на костре, он умял в один миг. Но тем самым только неимоверно раззадорил аппетит.

Отправляться в лес за грибами ему не хотелось, и вовсе не из-за того, что опасался встретиться в сумеречном лесу с хищником вышедшим на охоту. Он чувствовал, что из всех хищников в округе самым большим является он сам, а все остальные мелочь, которая вряд ли осмелится напасть, довольствуясь объедками с его стола. Мимоходом Далин подумал о маленьких шустрых зверьках, что прибирались в его пещере, к которым он успел привыкнуть, и без которых чувствовал себя как-то одиноко. Дворфу просто лень было подниматься, и куда-то идти, тем более в быстро темнеющий лес, где и днем, зазевавшись, можно легко остаться без глаза налетев на сук. А ночью, к тому же после землетрясения устроившего невероятный лесоповал, в лесу и вовсе делать нечего. Запросто можно лишиться обоих глаз, невероятно высокая цена за грибы. Тем более, что у него и без них есть еда, и она давно поспела, пока дворф разделывался с грибами.

Продолжили ужин ракушки, так полюбившиеся дворфу, и от которых волею судьбы пришлось отказаться. Кто знает, надолго ли? Возможно, навсегда. И поэтому они стали его вторым блюдом. Когда желудок утолил первый, самый острый голод, и можно было посмаковать, насладиться пищей. Ракушки оказались превосходными на вкус, впрочем, ничего иного дворф и не ожидал.

Завершением ужина стала новинка сезона, печеное яйцо травоядного гиганта. Первая проба яиц случилась довольно давно, и Далин успел позабыть их вкус, хотя точно знал, хотя помнил, что яйца ему понравились. Зажаренное в скорлупе яйцо сухопутной рептилии оказалось вполне приличным на вкус. Конечно, это не мясо зверя, и не ракушки, но аппетитно, сытно, и питательно. Далин с удовольствием расправился с печеным яйцом, как несколькими минутами ранее с грибами, и ракушками.

Ужин получился настолько плотным, что Далин с трудом вскарабкался в свое новое жилище, мысленно поклявшись, не есть так много перед сном. Забравшись наверх, Далин с удовольствием растянулся на устланном папоротниками ложе, и устало смежил веки, мгновенно погрузившись в сон, должный качать его на своих волнах до самого утра. Конечно, если не случится ничего такого, что сможет нарушить глубокий сон дворфа.

Вот только выспаться ему не удалось. Он конечно же поспал, но только самую малость. А затем оглушающее бурчание в животе, и весьма красноречивые позывы, заставили Далина резво вскочить на ноги. И на пределе возможностей в данной ситуации, спуститься вниз, нырнуть под соседнее дереве, где и замереть в весьма недвусмысленной позе. То ли грибочки дали о себе знать, то ли яйца ограбленного им сухопутного монстра оказались не такими полезными, как он предполагал. А может ракушки в этой части озера были не совсем пригодными в пищу. Далин этого не знал, да и вряд ли когда узнает.

Два раза, оторвавшись от своего постыдного занятия, считая, что с приседаниями до утра покончено, он взбирался обратно на древесную вершину, и ложился спать. И оба раза поспать ему удавалось минут 15, не больше. После чего следовал очередной стремительный спуск, и нырок под превратившееся в туалетное, дерево. Больше попыток взобраться наверх и поспать, Далин не предпринимал, чувствуя, что ничего не выйдет из этой затеи. И оказался прав. За эту, показавшуюся бесконечной ночь, он сбегал к соседнему дереву еще несколько раз, проклиная на чем свет стоит и сегодняшний ужин, и этот дурацкий мир, устроивший ему очередную подлянку.

Затаившийся в мозгу невидимый суфлер в ответ на проклятия ехидно посмеивался, намекая на то, что не каждый гриб, даже если он весьма привлекательный на вид, годен в пищу. Далин понимал, что в чем-то суфлер прав. Ведь его грибной шашлык состоял не только из грибов, про которые Далин знал точно, что они съедобные. Были там и грибочки, о полезности которых дворф ничего не знал. Они имели такой аппетитный, и привлекательный вид, что Далин не мог пройти мимо, нанизывая свою находку на длинный прут, коему надлежало послужить дворфу в качестве шампура. Хотя, возможно, и не в грибах дело, и он не ошибся при приготовлении грибного ассорти. Запеченные на костре ракушки имели немного странный вкус, с некой легкой горчинкой, которую Далин отнес к близкому соседству с болотом, и царящей в этом месте микрофлорой. И вкус воды в этой части озера оказался несколько отличным от того, к которому он привык живя на противоположном берегу.

Что бы не послужило причиной его желудочного расстройства, но к утру дворф имел весьма жалкий, и бледный вид. Как тогда, в прошлой жизни, невероятно далекой, и, как стало казаться Далину в последнее время, почти нереальной. С одним существенным отличием. Сейчас насмехаться над ним было некому. Любой случайный свидетель его позора вряд ли бы стал смеяться, и шутить, предпочтя его просто сожрать. Далин, вконец изможденный ночным бдением, заснул сидя под деревом служившим ему жилищем. И лишь треск ветки где-то поблизости, заставил его открыть глаза, и тревожно осмотреться.

Ничего подозрительного, сулящего опасность Далин не заметил. Но мог поклясться, что звук точно был, так треснуть ветка могла только под чьей-то ногой. И поскольку никто из здешних жителей не числился в списке друзей дворфа, он предпочел убраться отсюда от греха подальше. После ночного бдения со спущенными штанами, Далин не чувствовал в себе ни сил, ни желания, выяснять отношения с каким-нибудь здешним жителем. Его измученный организм требовал покоя.

Это как же его угораздило! Сперва отравление ядом археоптерикса, а теперь еще и пищевое, и он даже не знал, что за продукт послужил тому причиной. И ехидно посмеивающийся в голове суфлер хранил упорное молчание по этому поводу.

Весь день Далин провел на дереве. Отсыпаясь, и приходя в чувство после всего случившегося, что в корне изменило его жизнь. Лежа на дереве с широко открытыми глазами, Далин слушал, как наполняется шумом и движением окружающий его лес. Больше он не мог чувствовать себя в безопасности. И он знал, что теперь в списке его врагов не только хищники, но и травоядные, которым совсем не по нраву двуногий чужак ворующий у них яйца. Пару раз Далину послышался обиженный рев огромных тварей вернувшихся в долину. Возможно, эти крики принадлежали нерадивым мамашам, бросившим яичные кладки ради собственного спасения.

Где-то после полудня, лес, и примыкающая к нему долина наполнились такой какофонией звуков, что из их массы трудно было вычленить какой-то конкретный, и попытаться предположить, кому он может принадлежать. К дереву выбранному дворфу под жилище, никто близко не подходил, не выделял особо из бесконечного их множества.

Когда стало быстро темнеть, что означало скорое наступление ночи, какофония звуков идущих из долины, и обступившего дворфа со всех сторон леса, пошла на убыль. Это указывало на то, что большая часть здешних жителей, либо уже отошла ко сну, либо собирается, завершая дневные дела.

Далин предпринял днем разведку местности, причем почти без риска для собственного здоровья. Единственным риском была возможность сорваться с ветки, и рухнуть вниз, к подножию дерева, сломав пару-тройку ребер, а при самом неблагоприятном исходе руку, или ногу. К счастью, этого не случилось. Ветки оказались достаточно прочными, чтобы выдержать немалый вес дворфа. Да и сам дворф крепко держался за своеобразную зеленую лестницу, действуя при этом предельно внимательно и осторожно, чтобы не сорваться, и не рухнуть вниз.

Увиденное в долине поразило Далина. Такого скопления животных Далин никогда не видел. А если учесть размеры здешних жителей, картина открывшаяся его взору была просто грандиозной. Сотни огромных, невероятных монстров, бродили по долине, или лежали на песке, не обращая внимания на прочих обитателей долины. И хотя Далин различил там несколько групп разных существ, они не проявляли враждебности по отношению друг к другу. Из этого следовало, что обитатели долины травоядные. Милые, и мирные существа, если их не трогать, и не пытаться причинить им вред. И они очень не любят, когда на них охотятся, или воруют у них яйца.

Далин стал свидетелем того, как группа рогатых травоядных ящеров прогнала обратно в лес, из которого он заявился, аллозавра, наподдав ему таких тумаков, что тот вряд ли захочет в ближайшее время появиться в долине вновь.

Увиденное в долине успокоило Далина. От голода он не умрет, если найдет способ охотиться на обитателей долины, которым не страшен даже аллозавр.

К вечеру Далин изрядно проголодался. Выспавшийся, и отдохнувший организм требовал пищи. Разводить костер ночью Далин не рискнул, предполагая, что ночью хищников мечтающих поживиться в долине может оказаться значительно больше, чем днем. Да и обиженный недавно травоядными аллозавр мог вернуться обратно, с парой-тройкой своих приятелей. Чтобы поквитаться с обидчиками, а заодно получить ужин, завтрак, и обед на ближайшие несколько дней, что исходя из габаритов обосновавшегося в долине травоядных, было вполне реально.

Далину пришлось поужинать сырым яйцом, которое на вкус оказалось ничуть не хуже жареного. Единственное, чего Далин опасался после ужина, это повторение вчерашнего инцидента, когда он всю ночь просидел под соседним деревом со спущенными штанами. На этот раз все закончилось благополучно. Далин смело мог вычеркнуть из числа подозреваемых во вчерашнем отравлении яйца, оставив эту сомнительную честь грибам, и ракушкам.

Спать не хотелось, а торчать истуканом под деревом было небезопасно. Охотничья тропа очередного аллозавра, или падкого на остатки чужой трапезы целюра, вполне могла пролегать где-нибудь поблизости. В этом случае появлялись неплохие шансы стать чьим-нибудь ужином. Ему нужно было о многом подумать, а думать гораздо безопаснее растянувшись в густой кроне дерева, подальше от земли.

Когда он забирал из импровизированного склада яйцо на ужин, то заметил на земле следы маленьких ног. Гораздо более крупных, нежели те, коими был испещрен песок в приозерной пещере. Но меньше тех, что оставлял на земле целюр. Далин не мог сказать с уверенностью, были ли эти следы здесь и прежде, или же появились после того, как дворф устроил здесь свое хранилище. Точнее склад ворованных яиц, принесенных с песчаного пляжа долины. Когда дворф забирал яйцо, ему на миг показалось, что их стало меньше. Хотя в этом Далин не мог ручаться, слишком все было быстро, и мимолетно.

Ночь прошла относительно спокойно, нарушаемая лишь отдаленными воплями ночных жителей, означающих либо чей-то триумф, либо чью-то печальную кончину. А может не означающих вообще ничего, просто оповещающих окрестный мир о своем существовании. Мыслей в голове у дворфа роилось превеликое множество, что не мешало ему время от времени поглядывать на темнеющий неподалеку от дерева склад, и прислушиваться, стремясь уловить поблизости какой-нибудь звук.

Далин уснул далеко за полночь, когда обо всем было передумано, а вокруг царила такая непроглядная мгла, что ничего невозможно было увидеть. Не только того, что творилось под деревом, но вообще ничего, что было дальше вытянутой руки.

Проснулся Далин рано утром, с восходом солнца, когда полуночный мир только-только начал пробуждаться ото сна. Оживать, расцвечиваться мириадами звуков присущих летнему, солнечному дню. А затем был завтрак состоящий из запеченного на костре яйца. А прежде, несколько сделанных Далином открытий, имеющих к нему самое непосредственное отношение.

Первым делом он исследовал вчерашние следы, которым сперва не придал особого значения. Теперь он мог сказать с уверенностью, что следов прибавилось, и их целью был устроенный дворфом склад. Произведя ревизию его содержимого, Далин убедился в своих догадках. Вороватый гость наведывался к нему дважды. Это было понятно и младенцу. Далин не досчитался парочки яиц, унесенных неведомым воришкой. Не нашел он на земле и следов их перекатывания. Значит, посетивший хранилище грабитель ходит на двух ногах, и у него достаточно сил, чтобы поднять, и унести в передних лапах яйцо весящее, как минимум, 5 килограммов. Самое невероятное, что грабитель дважды наведывался к нему в гости, а Далин не услышал ни малейшего шороха, должного выдать вороватого визитера. Если так пойдет и дальше, то ему придется разделить свою добычу с неуловимым воришкой поровну.

Можно было изжарить все яйца сразу, и поднять их наверх, в логово дворфа. Вот только сделать это будет невероятно сложно. Да и при самом большом желании, их там не поместится слишком много. Далин чувствовал, что вороватый пришелец не откажется и от жареных яиц, перетаскав их также, как и сырые. И хотя в его голове роились кое-какие планы касательно охоты на травоядных гигантов, но все они были еще слишком сырыми, и непродуманными, чтобы пытаться использовать их на практике. Следовало подумать еще, а это требовало времени. А лучше всего думать на сытый желудок, что выполнимо лишь в том случае, если он отобьет охоту у воришки захаживать к нему в гости.

Далин караулил незваного визитера весь день, и часть ночи. Но тот, словно угадав его мысли, не думал и носа казать к хранилищу, словно издеваясь над сидящим в засаде дворфом. И когда дворф не в силах бороться с накатывающими сонными позывами все-таки уснул, все и случилось. Проспав до обеда, Далин спустился вниз, и вынужден был признать тот факт, что его хранилище опять было ограблено все тем же небольшим, но достаточно сильным, и ловким воришкой.

Теперь Далин примерно знал время появления ворюги. И откуда он появится, чтобы утащить очередное яйцо, к которым вор определенно питал слабость. Раннее утро, предрассветный час, когда окружающий мир спит самым крепким сном. Время, когда дневные обитатели планеты еще не пробудились ото сна, а ночные уже готовятся ко сну.

Одного не учел неведомый воришка Того, что дворф уникальное существо в этом мире. И может бодрствовать в любое время суток, если даст себе такую установку. И не только отлично видит в предрассветной мгле, но имеет твердую руку вооруженную копьем. Брошенное дворфом с огромной силой оно способно пригвоздить к земле зверя и покрупнее неведомого воришки.

И все-таки и в этот раз Далин едва не прокололся. Прошло уже два часа с начала ожидания, а искомый объект все не появлялся. Потихоньку у Далина начало складываться впечатление, что он так никого сегодня и не увидит. Помимо его воли глаза дворфа стали закрываться, и чем дальше, тем на более длительный срок. И ничего Далин не мог поделать, как не крепился, и не пытался бороться со сном. Сколько он еще сможет продержаться, Далин не знал, не более получаса, после чего обязательно заснет. И никакой шорох не сможет пробудить его ото сна.

Он не заметил момента, когда в кусту, куда уходили следы, случилось движение. Не видел легкую, стремительную тень не издавшую ни звука, словно по воздуху проскользнувшую к хранилищу. Это случилось за ту пару секунд, что глаза Далина оказались закрыты во время очередной, маленькой победы сна. Далин открыл глаза в тот самый миг, когда одно из яиц взмыло ввысь в лапах небольшого, с метр ростом зверя. В запасе у Далина оставались считанные секунды, которые потребуются ночному воришке, прежде чем он исчезнет в кустах напротив, в очередной раз оставив дворфа в дураках.

Далин отреагировал мгновенно. Его руки действовали автоматически, выполняя полученный от мозга приказ. Неосознанный, пришедший на подсознательном уровне. Молниеносный бросок, и бьющееся на земле в предсмертных конвульсиях тело, надежно пригвожденное к поверхности. И разбитое яйцо растекающееся по траве неясным, бледным пятном.

А затем состоялось стремительное вознесение хищника ввысь. Он взлетел на древесную вершину вслед за тем, как его душа отправилась на небеса, навстречу бесчисленным поколениям предков живших до него. На вершине Далин смог должным образом рассмотреть свою добычу. Еще тогда, в момент броска, невидимый суфлер озвучил название мишени. Эораптор, " лунный, рассветный грабитель"!

Небольшой хищный ящер, ходящий на двух ногах. Его тело располагалось на задних ногах вертикально над землей. Передние лапы были в два раза короче задних, и имели по пять пальцев. Убитый дворфом экземпляр был примерно 1 метр в длину, и весил приблизительно 10 килограммов. Суточный запас мяса для такого крупного парня, как Далин.

Изучив добычу, Далин споро принялся за ее разделку. Выпотрошенную тушу отложил в сторону, где ей надлежало пребывать в ожидании дня. Требуху не непригодную в пищу завернул в папоротниковые листья, надеясь использовать в будущей охоте, или, по крайней мере, выкинуть подальше от дерева, чтобы не привлекать к своему жилищу внимания других здешних монстров, справиться с которыми будет гораздо труднее, нежели с крошкой эораптором. Но самой желанной добычей дворфа стало сердце зверя. Изысканное блюдо, с бесценным сокровищем внутри. Далин был уверен, что в его коллекции окажется новый драгоценный камень.

Взмах тесака, и глазам дворфа предстал новый уникальный экспонат в его бесценную коллекцию камней извлеченных из сердец обитателей первобытного мира.

Авантюрин! Вы только вслушайтесь в звучание этого слова! В нем слышится задор, неожиданность, легкий смех, и, конечно же, какая-то авантюра. Все правильно, это камень дарящий своему владельцу хорошее настроение, приносящий шальную удачу. В руках Далина оказался камень красного цвета с золотыми блесками. Весьма редкое сочетание. Далеко не каждый дворф мог похвастать таким камнем в своей коллекции. Не было его и у того, прежнего Далина, жившего в другом, невероятно далеком от этого мире.

Авантюрин пользуется большим спросом и популярностью в мире людей. Из этого камня ювелирных дел мастера изготавливают украшения для женщин, а также используют для оформления подсвечников, столовых приборов, печаток. В мире, где некогда жил Далин, авантюрин, особенно такой экземпляр, как тот, что оказался у него в руках, это дорогой, и редкий поделочный камень. У человеческих торговцев часто можно встретить недорогие украшения с авантюрином, вот только они не могут ввести в заблуждение дворфа. Опытный глаз обитателя подземных глубин легко отличит настоящий камень от подделки. По слишком броскому блеску многочисленных искорок внутри. Настоящий авантюрин в мире дворфов встречается все реже и реже, и находка такого камня всегда считается удачным событием.

Авантюрин насквозь пропитан магией, однако с ним уживаться довольно сложно. Его энергетика капризна, и непостоянна. Людям нельзя носить авантюрин слишком долго, так как он меняет энергетику человека. Самое подходящее время для его использования, на ущербной Луне, желательно зимой, или осенью. Иногда этому камню приписывают удачу в азартных играх, на которые так падки люди, способные за одну ночь просаживать состояния, на приобретение которых ушли годы. Однако энергетика камня более близка к энергетике любви, которая тоже, отчасти, игра. Авантюрин покровитель неожиданных поступков, и мистических прозрений. Очищая тонкие тела, — эфирное, эмоциональное, и ментальное, он повышает тонус, дарит эмоциям утонченность, и глубину. Особенно он гармонирует с энергетикой людей, которые в душе остались немного детьми, и которых не тяготит слишком большой груз забот. Также он показан детям, еще не начавшим жить самостоятельно. Однако, частое его ношение может привести к беспечности, и ухудшению материального благополучия.

Лечебные свойства авантюрина многогранны. Повышает жизненный тонус, сводит бородавки, помогает от выпадения волос. Полезен людям, склонным к аллергическим реакциям. Считается также, что камень улучшает самочувствие при бронхите, и сердечнососудистых заболеваниях.