Глава 14

Анатолий проводил Бориса и Еву до оврага. Что-то крикнул им сверху, они ответили, но, что именно, Татьяна не разобрала. Поднялась со своего места Ольга Львовна. Посмотрела строго:

— Не задерживайся! Поздно уже!

— Я не потревожу вас, — быстро сказала Татьяна.

— Да тревожь, сколько душе угодно! — махнула Ольга Львовна рукой. — Теперь долго не засну! Ох, просплю завтра царство божье!

— Я скоро приду. Поговорю с Анатолием и приду.

— Все равно не засиживайся долго, а то за приятными разговорами время незаметно бежит. Ой-е-ей! — она схватилась за спину. — Продуло, что ли?

— Пойдемте, я вас провожу, — завхоз встал со скамьи, затушил окурок в пепельнице — банке из-под пива. — Роса выпала, ступеньки скользкие. Навернетесь еще, чего доброго.

— Ох, навернусь, дорогой мой, навернусь! — согласно кивнула Ольга Львовна и взяла его под руку. — Как бы я без вас обходилась, Пал Палыч?

— Скажете тоже, — смущенно прогудел завхоз и молодцевато расправил усы. — А что? Мы с вами еще хоть куда! Может, подружим, Ольга Львовна?

— Подружим, — засмеялась тихо камеральщица и снова схватилась за поясницу. — Вот разогнусь — и подружим!

Они ушли. Татьяна прикрыла глаза. Возбуждение не проходило, и спать не хотелось, но остаться одной и посидеть спокойно, расслабившись, без лишних мыслей в голове, когда еще придется? Но тут вернулся Анатолий. Устроился рядом, посмотрел искоса:

— Чего спать не идешь?

— Тебя решила дождаться. Скажи, в овраге правда кто-то был? Ребятам не могло показаться?

— Сразу двоим? — Анатолий с задумчивым видом выбил пальцами дробь на столе. — Жалко, что темно! Утром мы с Борисом походим вокруг, вдруг следы обнаружим. Не верю я, что там зверь был. Ну а если человек? Что ему нужно в сыром овраге? Ночью? Хотя… С чего вдруг обвал? Дождя не было, чтобы вода подмыла. Вот если копал кто? И знал, где копать. Эта домовина у меня из головы не идет. Явно, там старое кладбище. Православное. На нем хоронили людей из острога. Одно не пойму: почему за его пределами? В восемнадцатом веке это было не принято.

— С чего ты взял, что православное? А вдруг кыргызское? Или более позднее?

— Более позднее — вряд ли, хотя все может быть. Местные народы приняли православие в большинстве своем где-то к середине, даже к концу девятнадцатого века, а до этого хоронили покойников воздушным способом — на деревьях или специальных помостах. Завернут в кошму, затем в бересту. И только когда тело истлеет, кости сжигали со всеми вещами, что оставляли рядом с покойным. В Монголии вообще бросали трупы в степи и приманивали на них соболей. Вот такой, вполне житейский натурализм. Но есть сведения, что кыргызы своих знатных покойников кремировали сразу после смерти, в одежде, с оружием, убранством коня, причем посуду разбивали, уздечку и сбрую резали на куски, мол, на том свете все эти вещи примут первоначальный вид. Кстати, крещеных хоронили головой на запад, а некрещеных — на восток.

— Почему?

— Чтобы глаза умершего были обращены на восход солнца. Это означает, что наступит Утро вечности, состоится Второе пришествие Христа, а еще то, что усопший идет от заката жизни — запада, к вечности — востоку. Некрещеному в этом отказывалось! Пусть смотрит в вечную темноту! Судя по расположению домовины, покойник лежит как раз головой на запад, как принято в православии. Но посмотрим завтра, что там. Домовина, судя по всему, из лиственницы, значит, есть надежда, что костяк сохранился.

— А почему ж тогда рядом гроб оказался разрушенным?

— На это много причин. Давление пластов почвы, действие воды, из какой древесины изготовлен… Будем смотреть, может, еще что-то найдем. Завтра человек пять сниму с раскопа. — Он вздохнул. — Видишь, как получается. Планируем одно, а жизнь свои коррективы вносит. Но раз так получилось, придется перераспределить силы.

Анатолий снова задумался, затем сказал:

— Слабо верится, что ночью там пытались копать, но, с другой стороны, днем с раскопа невозможно отлучиться. Разве чужой появился? Тогда нужно точно знать, что в этом месте находится кладбище. Откуда? Кроме археологов, кому оно интересно? Что там, кроме костей, можно найти? Это ж не древний могильник.

— А вдруг правда кто-то следил за ребятами, а потом решил их напугать? — осторожно предположила Татьяна. — Из тех парней, кто к Люсе, например, неравнодушен?

Анатолий усмехнулся.

— К ней Севка неравнодушен. Из-за нее и в экспедицию подался! А она им крутит-вертит, не больше. Он же младше ее, лет на пять, наверно. Вот увлек ее фламинго смотреть. Я поражаюсь, что она с ним поперлась в такую даль. Ну да ладно! Это их дела! Разберутся!

Он обнял ее за плечи, коснулся губами щеки.

— Давай покончим на сегодня с мертвецами, гробами, привидениями. Что-то на сон грядущий мы не ту тему выбрали. Скажи лучше, сильно испугалась, когда Люська заорала?

Татьяна пожала плечами.

— Разве я одна? Весь лагерь переполошился!

— А я, честно, испугался. Думал, вдруг из местных кто на девчонку напал. По пьяни крыша едет, чего только не творят!

Он обнял ее еще крепче, вздохнул и сказал:

— Прости, но тебе лучше пойти спать. Жаль, конечно, что все так случилось. Я вот Борьке даже завидую… — Он снова вздохнул. — Хотя чему завидовать? Знаешь, сколько там комарья, в этом овраге?

— Представляю, — улыбнулась она. — Несладко им придется. Но так ли важно дежурить на этом отвале? До утра нельзя было подождать?

— Порядок такой, — ответил Анатолий. — Давний, не мной заведенный. Я уже говорил тебе: нельзя оставлять раскоп без «боевого охранения», даже если находок — шиш да маленько! Здесь хоть и не раскоп, но что-то неспокойно мне. А сторожам дежурство только в удовольствие, как Борьке с Евой, например. Им все дозволено: песни голосить, орать, в карты играть, в нарды, семечки лузгать. Как их душе угодно, так и развлекаются. Лишь бы раскоп караулили и отпугивали любителей шастать по ночам. Когда местные знают, что на раскопе всегда кто-то есть, на рожон лезут редко.

— А сторожей добровольно назначаете или по очереди, как дежурных по кухне?

— Тут дело добровольное. Но как-то не принято отказываться. Скажут, что струсил, или сочтут за маменькиного сынка. Одни любят сторожить в одиночку, а другие — только вдвоем. В зависимости от того, что копаем. Бывает, что ночью одному неуютно рядом со вскрытым могильником. Охотно соглашаются на это влюбленные парочки. А с семейными вообще никаких проблем. В лагере ведь шибко не уединишься. Все на виду! И хотя здесь тише, чем в городе или даже в деревне, но шума и гама тоже хватает. Все время кто-то лезет к тебе с разговорами, спорит, спрашивает, любопытничает, отвлекает от личных дел. Так что дежурство на раскопе — отличный способ остаться одному, собраться с мыслями, отдохнуть от суеты, помечтать, пофилософствовать, просто хорошую книжку почитать…

Анатолий помолчал, зачем-то переставил с места на место банку с букетом, затем заговорил снова:

— Вечером Пал Палыч выдает сторожам все необходимое для приятного времяпрепровождения — продукты, чай, сахар, двустволку с зарядом соли или старый кинжал — тупой, но страшный. Теперь вот и рацией снабжаем. По своему опыту знаю: если и нарисуются посетители, то в первую половину ночи. Формально сторожа и под утро не должны спать, и даже ранним утром. В деревнях просыпаются рано, а любители подебоширить могут и до зари заявиться. Нам повезло, что деревня далеко. Так что весь лагерь поднимается в семь, а дежурный мирно дрыхнет до прихода землекопов. Те ведь и мертвого разбудят.

Он звонко припечатал ладонь к клеенке и усмехнулся.

— Словом, Борька и Ева не прогадали. И домовину покараулят, и своего не упустят! А мы? — он в упор посмотрел на Татьяну. — Ты не передумала?

— Только не сейчас, — она погладила его по щеке. — Я все помню и тоже жалею…

Он перехватил ее ладонь, прижал к губам и поцеловал. Затем резко отодвинулся.

— Все! Пойдем, провожу тебя до палатки! А я на раскоп сбегаю.

— Зачем? — изумилась она.

— Хочу посмотреть, как там Федор поживает.

— Ты думаешь, это он? Там, в овраге? — Татьяна испуганно оглянулась — слишком громко у нее получилось.

— Ничего я пока не думаю, — сказал устало Анатолий, — но тебе лучше остаться!

— Нет! — она вскочила на ноги, сжала кулаки. — Одного я тебя не отпущу! — И уже тише добавила: — Я ушу занималась два года назад.

— Ух ты! — прищурился он. — У меня теперь есть телохранитель?

И, засмеявшись, притянул к себе, посадил на колени.

— Знаешь, кого ты сейчас напоминаешь? Драчливого воробья! Распушила, понимаешь, перья…

— Воробья? — она сердито дернулась, пытаясь освободиться. — Скажи еще, что курицу! Наседку!

— Нет, ты не курица! И не наседка! Ты — самая симпатичная девчонка в экспедиции. Да и вообще среди тех, кого я знаю. И очень привлекательная!

Теплые губы прижались к ее шее, скользнули в ямочку между ключицами, и он пробормотал.

— Ладно, пойдем, а то опять слечу с катушек.

— Чего спать не идете, полуночники? — раздался сзади мужской голос, и они разом оглянулись.

Надо же, не заметили, как подошел завхоз.

— А ты чего бродишь, Пал Палыч? — усмехнулся Анатолий. — Людей пугаешь!

— Вас напугаешь, — вздохнул завхоз, потряс пачкой сигарет и даже заглянул в нее, затем с досадой смял. — Кончились, заразы!

И снова перевел на них взгляд.

— Смотрю, новенькая. Невеста твоя, Анатолий Георгиевич?

— Много будешь знать, хуже будешь спать, — сказал Анатолий. — Если скажу: «Невеста!», легче от этого станет?

Завхоз пожал плечами.

— Твое дело, конечно, но что ж ты ее в камералку определил? На выселки? Невесту под боком надо держать.

— А я подумаю! — Анатолий весело посмотрел на Татьяну. — Ведь дело говорит! Перебирайся ко мне!

Она едва не поперхнулась воздухом от удивления, но покачала головой.

— Нет, я не могу… Вернее, не сейчас! Я еще не готова!

— Пошел я спать, — сказал завхоз и неожиданно подмигнул Анатолию. — Ты ее крепче держи. Моя бабка тоже все отказывалась, отказывалась. Только я ее — в охапку и принес в свое общежитие. Говорю коменданту: «Комнату давай! А то уволюсь с завода!» Передовиком я был, бригадиром…

— Вы на заводе работали? — удивилась Татьяна. — А с виду — отставной военный. Выправка у вас офицерская.

Завхоз прищурился, обвел ее взглядом, усмехнулся:

— Сметливая вы, однако, только бог миловал. Какой из меня офицер? Правда, срочную отслужил. В погранвойсках на Сахалине. Предлагали в училище поступать, только куда мне учиться? У мамки кроме меня еще пять ртов мал мала меньше да батька-инвалид. С войны без ноги вернулся. Вот и пошел на завод, чтобы семью кормить. Там и суженую свою встретил…

Пал Палыч потер пальцем нос, нахмурился.

— О чем мы давеча говорили? А! Вспомнил! О коменданте! Словом, принес он ключи. А бабка моя, ей девятнадцать тогда едва исполнилось, в слезы… Ну, я эти слезы быстро унял! — Пал Палыч с довольным видом расправил усы. — В молодости я о-го-го был! Орел! Так что не теряйся, Георгич, куй железо, пока горячо.

— Иди уже! Орел! — усмехнулся Анатолий. — Как-нибудь сами разберемся…

Загрузка...