Глава 29

Ева и Людмила, оживленно болтая, шли впереди. Татьяна, едва поспевая за ними, плелась сзади. У самого входа в штабную палатку встретили Игоря Полежаева с бутылкой нашатырного спирта в руках.

— Ольга Львовна просила. Передайте ей, пожалуйста, — сказал он, протягивая бутылку Татьяне.

— Хорошо, передам, — кивнула она и вошла вслед за Евой в палатку.

Игорь и Людмила замешкались на входе.

— Вернулся завхоз? — спросила девушка.

— Нет, чтоб его! — ругнулся дендрохронолог. — Видно, застряли где-то. Хотели заправить генератор, чтобы свет дать в лагере, да кухню запустить, глянули, а в бочке пусто. Валяется на боку, остатки солярки в землю ушли…

— Как солярка могла вылиться? — поразилась Людмила. — Там же пробка, фиг открутишь!

— Откуда мне знать? — удивился в ответ Игорь. — Забыли завернуть, наверно. Буря налетела, бочка упала. Понимаешь? Меня другое волнует…

Дендрохронолог что-то еще сказал Людмиле. Та недовольно буркнула в ответ, но Татьяне было уже не до их перепалки. Она наконец увидела Анатолия.

Он стоял в окружении пяти или шести молодых мужчин и женщин. Некоторых из них Татьяна знала. Женщины — сотрудницы музея, а мужчины, кажется историки, преподаватели университета. Чувствовалось, что все немного подавлены, но не напуганы. И, похоже, уже обсуждали какие-то проблемы — деловито и сосредоточенно. Надо сказать, Татьяне сразу понравилось, как в экспедиции решались археологические задачи — бойко и весело, иной раз и непечатные словечки проскакивали. Спорили громко и даже ругались — беззлобно, не оскорбляя, не унижая друг друга. Но сейчас мужчины и женщины лишь изредка перекидывались фразами — непривычно тихо, без шуток и смеха — и не сводили глаз с начальника экспедции, как если бы он сообщал нечто важное. Анатолий же вовсе никого не замечал, кроме своих собеседников, настолько был увлечен разговором. Правда, покосился на вошедших, но промолчал и отвернулся. И взгляд у него был отрешенным, он не понял, кто именно вошел в палатку. В общем, люди занимались серьезным делом и не отвлекались на чепуху.

Татьяне стало не по себе. С какой стати она сюда явилась? Чего ради торопилась, спешила, снова промочила ноги, заляпала грязью джинсы? Но ведь Анатолий ее позвал, так Ева сказала. И она бежала по лужам, чтобы снова увидеть его. И, честно, почти не думала о своих проблемах. Забыла о страшной буре, даже убийство Федора воспринимала по-другому, словно все самое страшное и неприятное осталось вдруг там, за накрывшей лагерь стеной дождя, за темнотой… И страхи там остались, и боль… Но, оказавшись в палатке, она вдруг поняла, что никуда ей не деться, никуда не спрятаться от тайн, намеков, подозрений, от тех же плохих предчувствий и сомнений.

— Чего застыла? — прошептала Ева и потянула ее за рукав к скамье возле стола.

Но Татьяна присела на стульчик рядом с входом в палатку. Вжалась в угол и притихла. Свет лампы сюда не дотягивался. Отгородившись щитом полумрака от всех находившихся в палатке людей, она чувствовала себя более защищенной. Хотелось хоть ненадолго остаться незамеченной, успокоиться, привести мысли в порядок.

Ева, в отличие от Татьяны, по-хозяйски устроилась за столом и, перебирая какие-то бумаги, успевала шепотом переговариваться с Игорем, присевшим на лавку рядом. Лицо дендрохронолога было встревоженным. Возможно, Ева уже рассказала ему об убийстве Федора, потому что он вдруг отыскал взглядом Татьяну и нахмурился. И сердце ее вновь замерло в тревоге.

В палатке было шумно, говорили хотя и тихо, но все разом. Звуки наслаивались друг на друга, смешивались, терялись. Даже при сильном желании ей не удалось определить, похож ли чей-то голос на голос убийцы. Вдобавок от напряжения заболела голова, и она, прекратив бесполезные попытки, попыталась вникнуть в суть разговора. И ничуть не удивилась, что речь вновь шла о кыргызах.

— Миллер [26]писал о войнах с сибирскими обитателями весьма правдиво, без прикрас и оглядки на другие мнения. — Анатолий говорил быстро и немного запальчиво: — Во-первых, потому, что на руках у него были подлинные документы, в которых эти сражения и столкновения с большой долей достоверности описывались. Во-вторых, он был порядочным человеком и честным ученым. Политика его не интересовала. Именно честность толкнула его вступить в дискуссию о происхождении имени и народа русского. Миллер сразился с самим Ломоносовым и крепко от этого пострадал.

— Согласен! — кивнул молодой человек в очках, худой и сутулый. — Но все началось позже, когда Карамзин сапогом наступил на сибирскую историографию. До конца девятнадцатого века историки действительно почти ничего не писали о походах русских за Урал, о присоединении Сибири. Получалось, что Россия успешно прирастала новыми огромными территориями со своими народами, несметными богатствами. А как это происходило, каким потом-кровью, потерей скольких человеческих жизней доставалось, об этом или скупо в редких статьях, или вообще — ни гугу…

— Конечно, — вступила в разговор одна из музейщиц, — Карамзина долго опасались критиковать, потому и не писали объективно о завоевании Сибири. Даже роль Ермака замалчивали, чего, мол, выпячивать его подвиги.

— Странное дело, как можно обойтись без Ермака, не оценить его роль в завоевании Сибири? — живо подхватил ее мысль археолог в очках. — Получается, что до недавнего времени отрицалось не только наличие сложившихся сибирских государств и сложно устроенного общества, но и сопротивление сибирских народов русским завоевателям. А ведь это сопротивление было долгим и упорным. Где-то десятки лет, а где-то и сотни…

Анатолий мрачно сверкнул глазами на собеседника, махнул рукой.

— В академической науке эта теория усердно взращивалась до революции и после усиленно культивировалась советскими историками. Чаще мы занимаемся вещами, которые вне исторической мифологии. Тут уж ни отнять, ни прибавить. Откуда взяться предвзятым гипотезам относительно керамики, бронзовых ножей или бляшек из курганов, погребальных кострищ или тагарских могильников? Что родилось из археологических раскопок, то и выросло. Тагарские курганы с захоронениями воинов не опровергают, но и не подтверждают идею мирного и добровольного вхождения в состав России, потому что там — железный век, и никакого отношения к ней не имеет. Но материалы наших раскопок как раз опровергают теорию мирной крестьянской колонизации Сибири. Так что шишек от оппонентов не миновать!

Он снова обвел всех строгим взглядом и произнес:

— Оставим пока наши споры! Я вас собрал по другому поводу…

— К нам едет ревизор? — буркнул археолог в очках.

Анатолий не поддержал шутку.

— Прежде всего нужно подумать, как пережить эту ночь. В лесу сейчас очень опасно. Много бурелома. Раскоп тоже крепко пострадал. Воды там по колено. Бровки кое-где размыло. Утром уже установим помпу, будем воду откачивать. Сейчас наша задача — не допустить, чтобы люди шатались по лесу без надобности. Дров должно хватить до утра, но костры до неба не жечь. Главное — обсушиться и приготовить горячий ужин. На полевой кухне не получится, нет топлива. Придется варить на кострах. Кулеш какой-нибудь по-быстрому или кашу, чтобы накормить людей. Пал Палыч так и не объявился, видно, буря в пути застала. Но я распорядился установить те палатки, что есть в резерве. И то хорошо — ночевать будем не под открытым небом.

— В тесноте, да не в обиде, — хмыкнул кто-то. — Теплее будет!

— Анатолий Георгиевич, — подняла руку одна из музейщиц, — всем понятно, переночуем! Впервой, что ли?! Но вы скажите, почему молчите о том, что домовину уже подняли и отнесли в камералку? Скрытно, втайне от остальных. Почему до сих пор нас держат в неведении, отчего копатели охотились за нею? Или это меры предосторожности? Вы нам почему-то не доверяете?

Собравшиеся глухо зашумели, взгляды скрестились на Анатолии.

— И правда, — подал голос археолог в очках, — тайны мадридского двора какие-то. Так ведь не делается…

— Домовина и есть тот главный повод, по которому я вас собрал, — насупился Анатолий. — Да, пришлось поднимать и вскрывать домовину в камеральной палатке. Потому что есть на то основания. Вы в курсе, что черные копатели напали сегодня на Бориса? Пролилась кровь. По этой причине мы вынуждены были действовать быстро…

— И тайком! — пробурчал кто-то. — С каких это пор в экспедиции стали делиться на своих и чужих?

— Выбирайте выражения! — гневно сверкнул глазами Анатолий. — Хотите обвинить, что я решил присвоить открытие себе? Да, в домовине мы обнаружили неплохо сохранившийся костяк молодой женщины. Судя по органическим остаткам, деталям одежды и доспехов — кыргызской княжны.

Взволнованный гул голосов заглушил его слова. Анатолий поднял руку, и шум мгновенно смолк.

— Находка, конечно, необыкновенная! Но есть основания считать, что среди нас завелся предатель, который не просто сливает информацию черным копателем. Хуже того, он еще и убийца!..

— Убийца? Как! Откуда?

Собравшиеся — кто вскочил на ноги, кто, наоборот, присел на скамью — заговорили взволнованно, перебивая друг друга, пока Анатолий гневно не прикрикнул:

— Прекратите орать! Хуже того, есть подозрения, что убийца до сих пор в лагере!

— Но кого убили? — вскрикнула одна из женщин и обвела коллег испуганным взглядом. — Вроде все на месте…

— Федора убили, — буркнул дендрохронолог, — бригадира. Как раз перед бурей. На берегу!

— Федора? — музейщица прижала ладонь к губам и медленно опустилась на лавку. Растерянно прошептала: — Его-то за что?

— Я уже сообщил куда следует и об убийстве, и о находке, — сказал Анатолий и нахмурился. — Давайте без паники! Нам бы ночь простоять да день продержаться! Думаю, уже к утру прибудут спецназовцы, оперативники, следователи… — и, не договорив, прислушался.

— Кажется, машина подъехала? Пал Палыч, что ли, вернулся? Для полиции еще рановато!

— Так вроде не одна машина? — Ева поднялась из-за стола. — Если это не полиция?..

Громкие крики снаружи, шум и ядреная ругань заглушили конец фразы. Палатка затряслась, заходила ходуном, полог, прикрывавший вход, снесло, словно ветром, в сторону. И, сметая все на своем пути — людей, скамейки, стеллажи, — в палатку влетели четверо дюжих парней в камуфляже, в одинаковых черных масках, с оружием наперевес.

— Всем на пол! Лежать! Руки на затылок! Работает ОМОН! — орали они и, орудуя прикладами, расталкивали людей тычками в спину, подзатыльниками и пинками.

Археологи сбились в кучу и потрясенно молчали, не понимая, что происходит. В принципе, падать и лежать было негде, слишком маленькое пространство. И тогда, расшвыривая ногами оставшиеся стулья и скамейки, омоновцы бросились к тем, кто ослушался приказа. Кого-то схватили за шиворот и бросили на пол, кого-то заставили лечь кулаком, кого-то — прикладом автомата.

— Что вы себе позволяете? — взвизгнула одна из женщин, когда один из бойцов схватил ее за волосы и толкнул в кучу возле стола.

— Заткнись, сука! — рявкнул омоновец и наступил ей на спину ногой в армейском ботинке. — Не трепыхайся! Пристрелю!

— Вы в своем уме? Что за издевательства? — рявкнул Анатолий и оттолкнул державшего его спецназовца. — Я руководитель экспедиции! Предъявите документы и представьтесь! Кто командир?

— Тебя-то нам и надо! — хрипло засмеялся один из омоновцев и ударил его прикладом под ребра. — Вот тебе наши документы!

Анатолий словно переломился в поясе и молча рухнул рядом с коллегами.

— Оттаскивай! — приказал тот, что ударил прикладом.

Двое бойцов тотчас схватили Анатолия за ноги и поволокли к выходу. Татьяна похолодела. Кровавая струйка стекала по подбородку Анатолия, голова безвольно болталась из стороны в сторону. Она вскочила на ноги, готовая вцепиться во всякого, кто встанет на ее пути… Но тут из-за стола вырвалась Ева. Она ловко вывернулась из рук омоновца, хотевшего было ее удержать, и пнула его ниже колена. Боец охнул, схватился за голень и грязно выругался.

— Суки! — яростно выкрикнула полька и мастерски двинула кулаком в лицо второму бойцу, который ринулся на выручку сослуживцу. Видно, угодила в нос, потому что и этот омоновец отшатнулся от нее и выругался. А Ева, толкнув его в грудь так, что он завалился спиной на сейф, кинулась в дальний угол, подняла край палатки и выскочила наружу.

— Держи бабу! — крикнул тот, кого она пнула. И двое бойцов, мигом оставив Анатолия у входа в палатку, бросились следом за Евой.

Слышно было, как они орали:

— Стой! Стой!

А следом — одиночные, но один за другим — три выстрела.

— Господи! — всхлипнула одна из женщин. — Что вы творите? Мы же не преступники!

— Молчать! — рыкнул на нее омоновец. — Есть сведения, что вы присвоили бесценный клад — собственность государства!

— Все разом присвоили? — приподнял голову от пола археолог в очках. — По карманам растащили?

— Он еще шутит! — боец ткнул его в плечо носком ботинка. — На зоне так шутить будешь!

Воспользовавшись суматохой, Татьяна выбралась из своего закутка. Слегка пригнувшись, прошмыгнула за спинами омоновцев к Анатолию и опустилась рядом с ним на колени. Он лежал без движения, лицо и руки в крови… А она никак не могла разобрать: дышит ли он или удар омоновца оказался смертельным? Проверила пульс. Едва ощутимо, но кровь в артерии на шее пульсировала! Радость, что он жив, придала смелости! Теперь надо капнуть нашатыря на что-нибудь. Татьяна быстро огляделась по сторонам. Может, на чей-то платок, втоптанный рядом в земляной пол? И дать Анатолию понюхать, чтобы пришел в себя…

Но тут ее заметили!

— Эй! — окликнул ее один из бойцов. — Ты что там делаешь? Кому сказано: рылом в землю!

И замахнулся прикладом. Прижимая к груди бутылку с нашатырем, Татьяна уклонилась от удара, но больно при этом ушибла локоть о край валявшейся рядом скамьи.

— Чего орешь? — Она с негодованием посмотрела на омоновца, который темной громадой возвышался над нею. — С безоружными людьми легче воевать, чем с бандитами?

И добавила презрительно:

— Дылда в камуфляже! Молодец среди овец!

— Ах ты! — «Дылда», похоже, расстроился и клацнул затвором.

— Погоди! — второй омоновец вдруг отстранил его.

Шагнув к Татьяне, он ухватил ее за рубашку на груди и рывком поставил на ноги.

— А, красотка! Как же я тебя не заметил?

И, склонившись настолько близко к лицу, что она почувствовала резкий запах табака, прошипел:

— Куда нож подевала, тварь блаженная?

— Какой нож? — она попыталась вырваться.

— Отдай нож, а то отделаю — мать не узнает! — глаза в прорезях маски сверкнули яростью.

Татьяна помертвела. Боже! Она слышала именно этот голос. Там, у валуна… И, кажется, поняла, кому он принадлежал…

Она отпрянула назад с такой силой, что затрещала ткань рубашки, и, видно, с перепугу, цапнула бойца за маску, но стянуть ее не успела. Омоновец отклонился в сторону, но только на миг, и тут же, стиснув запястье, завернул ей руку назад так сильно и резко, что она вскрикнула от боли.

— Вот же паскуда! — процедил он сквозь зубы. — Пристрелю!

И, видно, для надежности, схватив второй рукой за волосы, рванул, запрокидывая голову назад, отчего шею пронзила острая боль. Но эта боль вдруг разметала все страхи. Татьяна развернулась, как туго сжатая пружина, и, вложив все силы в удар, словно Айдына боевым чеканом, саданула противника бутылкой с нашатырем по голове.

Глухой удар, звон стекла, вскрик, дикие вопли… Удушливое облако аммиака, выедавшее глаза, ноздри, гортань, мигом заполнило палатку. Зажав рот подолом рубашки, Татьяна метнулась первым делом к Анатолию. Подхватила его под мышки и (откуда только силы взялись?) выволокла наружу, протащила сквозь кусты, заливаясь слезами и дико кашляя. А из палатки, спасаясь от ядовитого газа, громко топая и ругаясь, в панике ломилась толпа — археологи и омоновцы вперемешку. Забыв об опасности и осторожности, люди рвались поскорее выбраться на свежий воздух.

— Где, где эта сволочь? — прокричал кто-то, задыхаясь. — Урою гадину!

«Урыть» собирались явно ее, и тогда, не оглядываясь, она помчалась в темноту, не разбирая дороги, продолжая давиться слезами и кашлем. А следом неслись брань, треск, грохот, женские визги и опять — выстрелы.

Мелькнули впереди какие-то тени, Татьяна шарахнулась в сторону и вновь побежала, спотыкаясь о камни. Затем налетела на дерево, нырнула под колючие ветки, чуть ли ни на четвереньках преодолела залитую водой канаву и, запутавшись в кустах шиповника, упала в мокрую траву. Она хорошо понимала, что теперь ее не отпустят живой. Будут искать, преследовать, быстро найдут и, возможно, убьют. Не сразу, конечно. Сначала изобьют, затем станут пытать, искалечат… Как того начальника экспедиции, о котором рассказывал Анатолий…

Страх вновь поднял ее на ноги, и она, шатаясь, направилась в глубь леса. Но сзади послышались сердитые вопли, громкая ругань. Похоже, опять в ее адрес…

Резко свернув влево, Татьяна бросилась к реке. По стволам деревьев метались сполохи огня, извивались и корячились уродливые тени. Крики и вопли за спиной подстегивали, заставляли бежать быстрее, но, впрочем, ей только казалось, что она бежит, на самом деле она едва плелась, истекая слезами, и тщетно пыталась заглушить кашель оторванным подолом рубахи.

Просто чудом не переломав ноги, она миновала каменистый откос и оказалась на берегу. Луна наконец-то пробилась сквозь тучи, но свет ее был робок и почти не разгонял ночную темь. Бледно-серебристая дорожка, словно пунктиром, перечеркнула Абасуг, тихо шуршали волны, наползая на отмель и увлекая за собой песок и мелкую гальку. Голоса преследователей отсюда были едва слышны, но внезапно почти рядом вновь ударил автомат, на этот раз очередью. Пули вжикнули над головой, выбили фонтанчики искр из крупного валуна в паре шагов от Татьяны. Стреляли, кажется, наобум, иначе бы попали.

К счастью, луна спряталась за тучами, сразу стемнело. Но Татьяна не стала ждать ни возвращения луны, ни того, когда невидимый стрелок обнаружит цель, хорошо заметную на белесых камнях, и без раздумий бросилась в воду.

Загрузка...