Атака

23 февраля 1937 года

Холм Пингаррон

Мадрид. Испания

Через минуту после того, как капитан Скотт упал, прошитый пулями фашистов, и сержант Райли принял на себя командование, все уцелевшие первой роты батальона Линкольна двинулись на холм — туда, где гремели выстрелы, доносившиеся с вершины Пингаррона.

Под защитой ночной темноты они ползли, словно змеи, прижимаясь к земле, будто пытались вырыть траншеи собственным брюхом. Пулеметные очереди то и дело вспарывали землю вокруг; порой глухой перестук свинцовых пуль сменялся куда более жуткими звуками, когда пули прошивали человеческую плоть и кости; вслед за этим слышались крики боли, мольбы о помощи или, хуже того, откровенно мертвое молчание.

Райли знал, что вражеские пули настигли многих его людей, но отступать было уже поздно и столь же опасно, как идти вперед. К тому же, траншеи мятежников были уже совсем рядом, и у них был приказ захватить их.

«Никто не посмеет назвать меня трусом, — подумал он, чувствуя, как скрипит песок на зубах. — Я возьму этот гребаный холм, чего бы мне это ни стоило».

Прикрываясь обезглавленным телом погибшего, Алекс поднял голову и посмотрел вперед, в сторону позиций националистов и, благодаря огненным вспышкам среди облаков порохового дыма и мешков с песком, он как будто разглядел белые тюрбаны и красные фески вражеских стрелков.

— Марокканцы!.. — яростно сплюнул он. — Да кому там и быть, как не этим гребаным арабам!..

Как любой солдат-республиканец, он знал, что марокканцы мятежной армии были ударной силой генерала Франко: самые жестокие, безжалостные и закаленные в битвах сукины дети. Одна мысль об этих головорезах, нанятых в горах Марокко, наводила ужас на ополченцев, словно на малых детей — сказочка про старика с мешком. Райли знал по опыту, что рано или поздно кто-нибудь из батальона их разглядит и заявит об этом во весь голос, и тогда одни растеряются, другие бросятся бежать, и в итоге почти все погибнут по вине одного-единственного паникера.

Надо было что-то делать, и как можно скорее.

Недолго думая, Алекс повернулся к своим ребятам и, перекрывая грохот сражения, громко крикнул:

— Штыки к бою! Первая рота — штыки к бою!

Райли замыслил отчаянный план, понимая, что минометный обстрел их позиций может начаться в любую минуту, и так или иначе, им придется наступать. Алекс надеялся, что сгущающаяся темнота защитит их от прицельного огня фашистов.

— Джек! — крикнул он во всю силу легких, присоединяя к винтовке штык. — Ты меня слышишь?

— Прекрасно слышу, сержант, — раздался насмешливый голос капрала, затаившегося в нескольких метрах от него. — И я, и вся республиканская армия.

— Джек, послушай, — произнес он, указывая вперед. — Пока основная часть роты прикрывает вас со своих позиций, возьми человек десять ребят, зайди вместе с ними с левого фланга и атакуйте по моему сигналу. Без колебаний.

— А вы?

— У тебя есть гранаты?

— Парочка есть.

— Давай их сюда.

— И?

— Я отвлеку их внимание, бросив гранаты на правый фланг, — пояснил Алекс. — А потом буду стрелять без отдыха. Затем, когда остальные пойдут напролом, вы атакуете траншею слева. — Алекс был рад, что не видит лица Джека в эти минуты. — Пока они разберутся, что происходит, — добавил он, — холм уже будет наш.

— При всем уважении, сержант, — возразил Джек, — этот план просто безумен.

— Возможно. Но он имеет то преимущество, что, если провалится, мне не придется выслушивать твои упреки.

— Черт побери, сержант!.. — выругался тот. — Вы просто неподражаемы!

— Брось свои шуточки и делай, что я говорю, у нас мало времени! — перебил Райли.

— Как скажешь, сержант, — фыркнул галисиец, и громоздкое тело растворилось в ночи.

Прижимаясь к земле и стараясь быть как можно незаметнее, Алекс медленно полз вперед, молясь, чтобы его не увидели и не ранили раньше времени, иначе он не сможет отвлечь на себя огонь марокканцев, и тогда атака Джека обернется бессмысленной резней.

Бесшумной, змеиной тенью он пядь за пядью полз вперед, к флангу неприятеля, все крепче вжимаясь в землю, стараясь укрыться от вражеских глаз и не оказаться на линии огня. Чем дальше отползет он от своих людей, тем больше вероятность, что атака увенчается успехом.

Алекс не успел добраться до намеченного места, откуда собирался начать отвлекающий маневр, как начался минометный обстрел. Первые мины попали точно в цель, в самую гущу бегущих по открытому полю, ничем не защищенных солдат из его батальона.

Услышав первые крики, он понял, что время настало. Их обнаружили вражеские наблюдатели, которые были хоть и фашистами, но не слепыми. Он должен, не теряя ни секунды драгоценного времени, напасть на врага с фланга, обескуражив его внезапностью атаки. Если он ничего не предпримет, гибель людей окажется напрасной.

Райли перекрестился, как учила его мать тридцать лет назад. «Оно не помешает, — подумал он, оставив в стороне неверие в высшие силы, — глядишь, и поможет». Алекс выдернул чеку из гранаты, вскочил на ноги и со всей силы метнул ее во вражеский окоп. Первая граната еще не успела долететь до траншеи, а он уже метнул вторую. Сразу после взрыва Алекс бросился вперед, вопя как одержимый и стреляя наугад, не целясь, чтобы вызвать ответный огонь марокканцев на себя.

Сержант Алехандро М. Райли, вольнонаемный доброволец интернациональной бригады, родившийся в Бостоне двадцать пятого марта тысяча девятьсот второго года, сын моряка из Мэна и испанской танцовщицы, ослепший от выедающего глаза едкого порохового дыма, оглохший от свиста пуль, балансировал на краю ближайшей вражеской траншеи.

Он ничего не слышал, кроме собственного крика, рвущегося из груди.

Он чувствовал лишь, как кровь бешено стучит в висках.

Он даже не увидел вспышки предназначенной ему пули, когда она, прошив тело со скоростью девятьсот километров в час, отбросила его назад, словно куклу.

И время остановилось.

Раскинув руки, Алекс неподвижно лежал на спине лицом к небу. Он был оглушен, но понимал, что тяжело ранен. Пуля прошла возле сердца, и из раны на груди толчками вытекала кровь, обагряя землю.

«Значит, вот оно как... умирать... совсем не больно», — удивленно подумал истекающий кровью Райли и с трудом разлепил губы.

В этот краткий миг просветления, предшествующий небытию, Алекс повернул голову в сторону стрельбы и стал свидетелем, как его верные товарищи бегут к вершине холма, в точности выполняя приказ. Рыча от ненависти, страха и ярости, они шли на мятежников в штыковую атаку.

Наступая, они вели одиночный огонь, держа винтовки наперевес, как пики, когда в обойме заканчивались патроны. Они не обращали внимания на оглушительно строчившие пулеметы фашистов, на винтовочные выстрелы в упор, на разорванные в клочья вражеским огнем тела своих боевых товарищей.

Умирающий, не способный даже шевельнуться или сказать хоть слово, Алекс бессильно смотрел, как один за другим падают на землю солдаты, молодые, отважные ребята. Десятки его земляков умирали у него на глазах, разорванные взрывами, изрешеченные пулями. Они пали смертью храбрых на склоне того проклятого холма.

Райли больше был не в силах смотреть на затеянную им бойню. Он отвернулся и сжал кулаки, будто этим мог заглушить взрывы и крики, мог сбежать от окружавшего его ужаса.

Он с горечью осознал, что за считанные минуты погубил почти всю свою роту. Он совершил ужасную ошибку, и все те, кто ему доверял, поплатились за нее жизнью.

Ошеломленный болью и чувством вины, истекающий кровью, уходившей в пересохшую землю, Алекс провалился в черную мглу, воздавая молитвы богам, в которых никогда не верил, чтобы они позволили ему умереть прямо здесь.


Загрузка...