«…Да не судимы будете» Вместо заключения

В конце февраля — начале марта 1940 года Троцкий составил документ, который назвал «Завещание». Правда, собственно имущественным вопросам в нем посвящены всего три строчки. «Завещание» носило скорее мировоззренческий характер и выражало нравственное кредо Троцкого перед лицом приближающейся смерти. Недаром в нем есть такие слова:

«Я умру пролетарским революционером, марксистом, диалектическим материалистом и, следовательно, непримиримым атеистом. Моя вера в коммунистическое будущее человечества сейчас не менее горяча, но более крепка, чем в дни моей юности… Эта вера в человека, в его будущее дает мне сейчас такую силу сопротивления, какого не может дать никакая религия»[265].

Через четыре месяца после написания этих слов Троцкий, являвшийся одним из создателей советской машины государственного террора, был убит людьми, также считающими себя марксистами и пролетарскими революционерами. Воспитанные на традициях и опыте большевистских и левоэсеровских боевиков, считавших террор действенным средством для достижения политических целей, они искренне думали, что не только делают правое дело, но и делают его абсолютно правильными методами. Однако палка, как известно, имеет два конца. И проводники советского государственного террора очень скоро на себе почувствовали, что такое быть его объектом. В результате к началу 40-х годов многие из тех, кто осуществлял «литерные» акции в отношении противников советского строя и большевизма, были сами репрессированы.

Одним из первых был репрессирован начальник Разведупра РККА в 1924-35 и 1937 году, участник разработки операции по захвату атамана Анненкова Ян Берзин. В 1936 году он был направлен в Испанию в качестве главного военного советника. Как бывший начальник Разведупра, он занимался и вопросами разведки и на этой почве имел частые столкновения с представителем НКВД Орловым. Вот что вспоминает по этому поводу В. Кривицкий:

«В марте 1937 года мне довелось познакомиться с конфиденциальным докладом Берзина наркому обороны Ворошилову. Доклад был также адресован Ежову, преемнику Ягоды на посту шефа ОГПУ. Такие доклады предназначались для Сталина, но адресовались обычно вышестоящим начальникам их авторов. После оптимистической оценки общего положения в стране и похвал в адрес генерала Миахи Берзин переходил к сообщениям о недовольстве и протестах в руководящих испанских кругах в связи с деятельностью ОГПУ. Констатировалось, что агентура ОГПУ компрометирует советскую власть в глазах испанцев своим произвольным вмешательством и шпионажем в правительственных кругах. В заключении Берзин предлагал немедленно отозвать Орлова»[266].

Но отозван был не Орлов, а Берзин. Он покинул Испанию в мае 1937 года. За выполнение ответственного правительственного задания его наградили орденом Ленина и присвоили звание армейского комиссара 2-го ранга. А 9 июня 1937 года он вновь был назначен начальником РУ РККА. Но долго проработать в этой должности ему не пришлось. 27 ноября 1937 года он был арестован, обвинен в организации латышской контрреволюционной организации и шпионаже в пользу латвийского генштаба и 29 июля 1938 года расстрелян.

Затем настал черед организатора убийства Чжан Цзолиня Христофора Салныня. После возвращения, в 1929 году из Китая, где он принимал участие в конфликте на КВЖД, организуя диверсии в тылу китайских войск, Салнынь несколько лет находился на нелегальном положении в странах Центральной и Восточной Европы, а в 1932 году вернулся на Дальний Восток. Будучи помощником начальника Разведотдела штаба ОКДВА по диверсионной работе, он занимался организацией в Северном Китае разведывательно-диверсионных и партизанских отрядов, действующих против японской армии, которая в 1931 году оккупировала Маньчжурию. О его успешной деятельности на этом посту говорит тот факт, что 10 октября 1935 года «за исключительно добросовестную работу при выполнении особо ответственных заданий» он был награжден золотыми часами, а в декабре ему было присвоено воинское звание бригадного комиссара.

Богатый опыт Салныня было решено использовать для организации работы созданного в 1935 году спецотделения «А» Разведупра (активная разведка). Поэтому в феврале 1936 года он был назначен помощником начальника спецотделения «А». В 1937 году Салныня направили в Испанию советником XIV (партизанского) корпуса. В Москву он вернулся в начале 1938 года, а уже 21 апреля его арестовали по обвинению в шпионаже и участие в заговоре против советской власти. Следствие по его делу продолжалось больше года, а 8 мая 1939 года он был приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день.

Больше повезло помощнику Салныня по организации первого покушения на Чжан Цзолиня Леониду Бурлакову. После освобождения из китайской тюрьмы он был награжден орденом Красного Знамени и, подлечившись в санатории, продолжил службу в военной разведке. В 1931–1932 годах он — помощник начальника разведки 67-й стрелковой дивизии и помощник начальника Разведотдела ОКДВА, а с 1932 года — помощник начальника Разведотдела Морских сил Дальнего Востока. В мае 1937 года его переводят в Москву преподавателем Центральной школы подготовки командиров штаба РККА, а 2 сентября 1938 года арестовывают по обвинению в участии в антисоветском военном заговоре, вредительской работе в разведывательной службе Тихоокеанского флота и шпионаже в пользу Японии.

После двадцати дней непрерывных допросов Бурлаков стал давать требуемые от него «показания». Но ему повезло. Пока шло следствие Ежов 23 ноября 1938 года был снят с поста наркома внутренних дел, а 10 апреля 1939 года арестован. Бурлакова же в январе 1939 года этапируют во Владивосток, где его дело тянется почти два года. В конце концов он был оправдан и 4 декабря 1940 года вышел на свободу. В время Великой Отечественной войны Бурлаков служил в 4-ом (диверсионном) управлении НКВД, неоднократно забрасывался в тыл противника, а после войны вышел на пенсию. За несколько месяцев до смерти в июле 1957 года он сказал: «Все свои знания, силы и здоровье я всегда безоговорочно отдавал делу Ленинской партии и нашей Родине»[267].

Что касается начальника ИНО НКВД в 1935-38 годах Абрама Слуцкого, то его ждала иная судьба — он был отравлен прямо на Лубянке в кабинете первого заместителя наркома НКВД Фриновского. По этому поводу есть масса свидетельств. Вот что, например, пишет об этом А. Орлов, сам, впрочем, в это время бывший в Испании:

«17 февраля 1938 года в рабочее время Слуцкого вызвали в кабинет его старого друга Михаила Фриновского, которого Ежов сделал одним из своих заместителей. Спустя полчаса Фриновский позвонил заместителю Слуцкого Шпигельглассу: „Зайдите ко мне!“ В просторном кабинете Фриновского Шпигельгласс прежде всего увидел странную фигуру Слуцкого, бессильно сползшую с кресла. На столе перед ним стоял стакан чая и тарелка с печеньем. Слуцкий был мертв. Шпигельгласс сразу же подумал, что Слуцкого убили, но лучше было не задавать вопросов. Нервничая, он предложил позвать врача, однако Фриновский заметил, что врач только что был и „медицина тут не поможет“. „Сердечный приступ“, — небрежно добавил он с видом знатока…

Ежов распорядился, чтобы гроб с телом Слуцкого был выставлен в главном клубе НКВД „для прощания с умершим“ и чтобы вокруг гроба нес дежурство почетный караул. Этот маскарад, однако, не достиг цели, скорее наоборот. Сотрудники НКВД кое-что смыслили в судебной медицине и сразу же заметили на лице покойного характерные пятна — признак цианистого отравления»[268]. Впрочем, Судоплатов считал, что Слуцкий, удостоенный некролога в центральных газетах и похорон на Новодевичьем кладбище, умер естественной смертью, как и его брат, также скончавшийся от сердечного приступа уже после войны.

Следующим на очереди был А. Орлов (Фельдбин), один из организаторов массового террора в Испании. 9 июля 1938 года он получил телеграмму от Ежова, предписывающую ему выехать в Бельгию, в Антверпен, где 14 июля на борту советского парохода «Свирь» якобы должно было состояться совещание с «товарищем, известным вам лично».

При этом ему рекомендовалось прибыть туда на посольской машине в сопровождении советского генерального консула во Франции Бирюкова. Понимая, что в Бельгии его ждет не совещание, а арест с последующим расстрелом, Орлов решает бежать вместе с семьей. Послав телеграмму, в которой подтвердил свой приезд в Антверпен в назначенный день, он 12 июля выехал из Барселоны во Францию. В Перпиньяне, забрав жену и дочь, он сел на ночной поезд и утром 13 июля прибыл в Париж. Там Орлов и его близкие неожиданно для всех исчезли.

В августе 1938 года Орлов объявился в США, куда въехал через Канаду по советскому дипломатическому паспорту и зарегистрировался в Нью-Йорке под именем своего американского родственника Курника. Позднее он смог получить вид на жительство и под именем Игоря Берга вместе с семьей уехал в Калифорнию. Но перед этим, в августе 1938 года, он отправил Ежову письмо, в котором объяснял причины своего бегства. В частности, он писал:

«Мог ли я рассчитывать по прибытии в СССР на справедливое разбирательство моего дела? — Нет и еще раз нет! Вот мотивы:

1) Факт не открытого вызова меня домой, а организация западни на пароходе уже предопределила все. Я уже был занесен в список „врагов народа“ еще до того, как моя нога вступила бы на пароход.

2) Я оказался бы в руках преступника Дугласа (псевдоним С. Шпигельглаза — авт.), который из низменных личных побуждений уничтожил 2-х честнейших коммунистов.

Этого мало. Мне известно, что Дуглас дал распоряжение об уничтожении героя войны Вальтера, добровольно проведшего 16 месяцев на передовой линии огня. Имя этого Вальтера является одним из нескольких популярнейших имен, известных каждому солдату. Это распоряжение было отдано Дугласом на основании необоснованных слухов, что у него, мол, „нездоровые настроения, могущие привести к невозвращенчеству“…

Честные люди не пошли на исполнение этого преступного приказа. Вальтер вскоре добровольно поехал домой с радостным чувством выполненного задания партии („Вальтер“ — известный военачальник РККА и Войска Польского, герой Великой Отечественной войны Кароль Сверчевский — авт.). Есть много других примеров, характеризующих преступность этого человека (Д.), готового из карьеристических мотивов погубить десятки заведомо честных людей и партийцев, лишь бы создать видимость оперативной работы и успешной борьбы с врагами.

В поисках популярности этот карьерист Дуглас в присутствии большинства моих работников выбалтывал ряд важнейших ведомственных тайн. Он терроризировал моих сотрудников перечислением десятков фамилий бывших сотрудников, расстрелянных без суда (в освещении, достойном „Нового времени“).

Сам Дуглас, да и кроме него даже честные работники, приезжавшие из дому, терялись в догадках: на основании чего были признаны шпионами и расстреляны без суда даже такие н/работники, которые пользовались полным доверием, в то время как с их бывшей сетью продолжают работать и поныне?…

Вот вкратце причины, заставившие меня, человека преданного партии и СССР, не идти в заготовленную мне карьеристом Дугласом ловушку на пароходе…»[269]

Но самое главное, в приложении к этому письму Орлов перечислил всех известных ему агентов ИНО НКВД, начиная от кембриджской группы и заканчивая агентами в Германии, позднее ставших известными как «Красная капелла», а также подробно описал свою работу — операции с испанским золотом, собственную роль в организации политического террора в Испании, оперативные мероприятия, связанные с похищением генерала Миллера, с Троцким и его сыном Седовым и т. д.

Тем самым он откровенно шантажировал руководство разведки и страны, угрожая раскрыть террористическую деятельность советских спецслужб, если его не оставят в покое. Этот шантаж не оставил Москве никакого выбора, и в августе 1938 года начавшаяся было охота на Орлова была отменена.

Если Орлову путем шантажа удалось избежать неминуемого уничтожения, то С. Шпигельглаз был лишен такой возможности. Будучи вынужденным после бегства Орлова свернуть операцию по устранению Троцкого, он впал в немилость у Сталина, который не любил, когда его приказы не выполняются. Кроме того, думается, что письмо Орлова, которое представляет собой прекрасный образец доноса времен большого террора было далеко не последним аргументом, решившим судьбу Шпигельглаза.

После смерти Слуцкого Шпигельглаз до конца марта 1938 года исполнял обязанности начальника ИНО, а с апреля фактически продолжал руководить работой разведки, будучи заместителем нового начальника ИНО, молодого и неопытного контрразведчика Залмана Пассова. Но его судьба уже была решена — 2 ноября 1938 года он был арестован по обвинению в «обмане партии» и. срыве ее важнейшего поручения. В январе 1940 года Шпигельглаз был приговорен к высшей мере наказания и 12 февраля того же года расстрелян.

Бегство Орлова отразилось на судьбе еще одного «ликвидатора» — Якова Серебрянского. Осенью 1938 года он был отозван из Франции и 10 ноября вместе с женой арестован в Москве прямо у трапа самолета. Ордер на их арест подписал новый начальник ГУГБ НКВД Л. Берия.

В ходе продолжительного следствия, которое вел будущий министр МГБ В. Абакумов, Серебрянского подвергали пыткам. Так, на первом протоколе допроса, датированным 12 ноября 1938 года, имеется резолюция Берии: «Тов. Абакумову! Крепко допросить». Именно после этого на допросе 16 ноября 1938 года, в котором участвовали Берия, Кобулов и Абакумов, как заявил позднее Серебрянский, он был избит и вынужден дать не соответствующие действительности показания о своей преступной деятельности. В результате 4 октября 1940 года следователем следственной части ГУГБ НКВД лейтенантом госбезопасности Перепелицей было составлено следующее обвинительное заключение:

«УТВЕРЖДАЮ

НАЧАЛЬНИК СЛЕД ЧАСТИ ГУГБ НКВД СССР

КАПИТАН ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ (ЭСАУЛОВ)

4 октября 1940 года.

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

по следственному делу № 21782 по обвинению

СЕРЕБРЯНСКОГО Якова Исааковича

в преступлениях, предусмотренных ст. 58 п. Iа и II УК РСФСР

10 ноября 1938 года органами НКВД СССР был арестован подозреваемый в шпионской деятельности СЕРЕБРЯНСКИЙ Яков Исаакович.

Проведенным по делу следствием установлено, что СЕРЕБРЯНСКИЙ в прошлом активный эсер, дважды арестовывался органами ОГПУ и при содействии разоблаченных врагов народа проник в органы советской разведки.

В 1924 г., будучи в Палестине, был завербован эмигрантом ПОКРОВСКИМ для шпионской деятельности в пользу Англии.

В 1927 г. СЕРЕБРЯНСКИЙ по заданию английской разведки перебросил из Палестины в СССР группу шпионов-террористов в лице ТУРЫЖНИКОВА, ВОЛКОВА, АНАНЬЕВА, ЗАХАРОВА и ЭСКЕ, которых впоследствии в лаборатории спецгруппы ГУГБ подготовлял к диверсионной и террористической деятельности на территории СССР. Через ТУРЫЖНИКОВА СЕРЕБРЯНСКИЙ передавал английской разведке шпионские сведения о политическом и экономическом положении Советского Союза.

В 1933 г. СЕРЕБРЯНСКИЙ был завербован разоблаченным врагом народа ЯГОДОЙ в антисоветскую заговорческую организацию, существующую в органах НКВД.

По заданию ЯГОДЫ СЕРЕБРЯНСКИЙ установил шпионскую связь с французской разведкой, которую информировал о деятельности советской разведки за кордоном, добывал сильнодействующие яды для совершения террористического акта над руководителями партии и советского правительства.

В предъявленном обвинении виновным себя признал.

Изобличается показаниями ВОЛКОВА, СЫРКИНА, АЛЕХИНА, УСПЕНСКОГО, БУЛАНОВА, ТУРЫЖНИКОВА (осуждены), ПЕРЕВОЗНИКОВА, СЕРЕБРЯНСКОЙ (арестованы) и очной ставкой с ТУРЫЖНИКОВЫМ.

На основании изложенного обвиняется СЕРЕБРЯНСКИЙ Яков Исаакович, 1892 года рождения, уроженец гор. Минска, еврей, гр-н СССР, бывший эсер, член ВКП(б) с 1927 года (исключен в связи с арестом), до ареста — начальник специальной группы ГУГБ НКВД СССР в том, что

1) с 1924 являлся агентом английской разведки,

2) с 1933 года по день ареста являлся активным участником антисоветского заговора в НКВД и проводил шпионскую работу в пользу Франции, т. е. преступлениях, предусмотренных ст. 58 п. 1а и II УК РСФСР.

Считая следствие по настоящему делу законченным, а добытые данные — достаточные для предания суду, руководствуясь ст.208 УПК РСФСР

ПОЛАГАЛ БЫ:

Следственное дело № 21782 по обвинению СЕРЕБРЯНСКОГО Якова Исааковича направить в Прокуратуру Союза ССР для передачи по подсудности.

СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДЧАСТИ ГУГБ НКВД

ЛЕЙТЕНАНТ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ (ПЕРЕПЕЛИЦА)

ПОМ. НАЧ. СЛЕДЧАСТИ ГУГБ НКВД

КАПИТАН ГОСБЕЗОПАСНОСТИ (НИКИТИН)

СПРАВКА:

1. Обвиняемый СЕРЕБРЯНСКИЙ Я.И. с 10/XI-38 содержится во внутренней тюрьме НКВД.

2. Вещественных доказательств по делу не имеется. СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДЧАСТИ ГУГБ НКВД

ЛЕЙТЕНАНТ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ (ПЕРЕПЕЛИЦА)»[270].

Практически такое же обвинительное заключение было предъявлено и жене Серебрянского Полине Натановне.

7 июля 1941 года Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Серебрянского к расстрелу с конфискацией имущества, а его жену — к 10 годам лагерей за недоносительство о враждебной деятельности мужа. Но Серебрянскому повезло — вынесенный ему приговор не был приведен в исполнение. Шла Великая Отечественная война, и разведке катастрофически не хватало опытных сотрудников. Поэтому в декабре 1941 года по ходатайству начальника 4-го управления НКГБ П. Судоплатова он был освобожден и назначен начальником 3-го отделения 4-го управления, в задачу которого входила вербовка агентуры для глубокого оседания в странах Западной Европы и США.

Впрочем, заступник Серебрянского П. Судоплатов сам едва избежал ареста. Вернувшись в Москву после ликвидации Коновальца, он был назначен начальником 4-го (испанского) отделения, в июле 1938 года — помощником начальника ИНО, а ноябре-декабре, после ареста 3. Пассова исполнял обязанности начальника разведки. Однако в декабре 1938 года новый нарком НКВД Л. Берия создал специальную комиссию во главе с очередным начальником ИНО В. Деканозовым по проверке всех оперативных работников разведки, и Судоплатову пришлось на себе испытать все «прелести» «чистки».

Первой в ее жернова попала жена Судоплатова Эмма Карловна. Ее обвинили в том, что она долгое время работала под руководством бежавшего в Японию Люшкова. В результате в 1940 году она была отчислена из ИНО и до 1949 года работала старшим преподавателем спецдисциплин Центральной школы НКВД-МГБ СССР. Что касается Судоплатова, то его сначала понизили в должности до заместителя начальника испанского отделения. А затем на партсобрании сослуживец Судоплатова Гукасов обвинил его в том, что он оказался в Москве по протекции «врагов народа» Горожанина, Люшкова и Балицкого, а также в том, что он поддерживал дружеские отношения с недавно арестованными Шпигельглазом, Раисой Соболь и ее мужем, сотрудником контрразведки Михаилом Ревзиным, и Михаилом Яриковым, бывшим сотрудником резидентуры ИНО в Китае (к моменту ареста в конце 1938 года начальником восточного отделения ИНО ГУГБ НКВД). В результате партбюро создало по его делу специальную комиссию, на заседании которой начальник фотолаборатории Гессельберг утверждал, что Судоплатов является «типичным троцкистским двурушником».

Тот же Гессельберг под диктовку Деканозова подготовил проект решения партбюро, в котором Судоплатова предлагалось исключить из партии за связь с «врагами народа» и неразоблачение Шпигельглаза. Партбюро приняло это решение при одном воздержавшимся, новом начальнике ИНО П. Фитине, который заявил, что Судоплатова абсолютно не знает. Это решение должно было быть утверждено на общем партийном собрании ИНО, которое было назначено на январь 1939 года, после чего Судоплатов был бы неминуемо арестован. Но ему повезло, поскольку партийное собрание так оно так и не состоялось. Причиной тому был, во-первых, арест Ежова, а во-вторых, в связи с тем, что ему лично Сталиным была поручена ликвидация Троцкого.

Благодаря новому заданию Судоплатова, возможно, избежал ареста и Н. Эйтингон. Во всяком случае, после его возвращения в Москву из Испании весной 1939 года за ним было установлено наружное наблюдение, о чем пишет в своих мемуарах Судоплатов:

«На следующий день, как только я пришел в свой новый кабинет (зам. начальника разведки — авт.), мне позвонил из дома Эйтингон, недавно вернувшийся из Франции.

— Павлуша, я уже десять дней как в Москве, ничего не делаю. Оперативный отдел установил за мной постоянную слежку. Уверен, мой телефон прослушивается. Ты ведь знаешь, как я работал. Пожалуйста, доложи своему начальству: если они хотят арестовать меня, пусть сразу это и делают, а не устраивают детские игры.

Я ответил Эйтингону, что первый день на руководящей должности и ни о каких планах насчет его ареста мне неизвестно. Тут же я позвонил Меркулову (первый заместитель наркома внутренних дел СССР, начальник ГУГБ — авт.) и доложил о состоявшемся разговоре. Тот, засмеявшись, сказал:

— Эти идиоты берут Эйтингона и его группу под наружное наблюдение, а не понимают, что имеют дело с профессионалами.

Через десять минут по прямому проводу мне позвонил Берия и предложил: поскольку Эйтингон — подходящая кандидатура для известного мне дела (убийства Троцкого — авт.), к концу дня он ждет нас обоих с предложениями»[271].

Что касается Александра Короткова, непосредственно руководившего ликвидацией Г. Агабекова и Р. Клемента, то, как уже говорилось, после возвращения в Москву осенью 1938 года он был награжден орденом Красной Звезды, а в декабре по указанию Берии уволен из органов. Возможно, поводом для его увольнения послужила его совместная работа с Орловым во Франции в 1933-34 годах. Однако Коротков отреагировал на увольнение так, как не поступил ни один из его сослуживцев — он оспорил решение об увольнении. В письме Берии он поставил под вопрос причину своего увольнения, и, к большому удивлению многих, приказ был отменен. Более того, в мае 1939 года Коротков был назначен заместителем начальника 1-го (немецкого) отделения ИНО и в этом же году принят в ВКП(б).

А вот входивший в спецгруппу Короткова Пантелеймон Тахчианов даже не был отозван в СССР и остался во Франции. Осенью 1939 года он помог получить через невозвращенца М. Штейнберга американскую визу для направлявшегося в Мексику Эйтингона, а в апреле 1940 года направлен для выполнения спецзаданий в Турцию. В Москву Тахчианов вернулся только в марте 1941 года и был назначен начальником отдела 1-го (разведывательного) управления НКГБ СССР. Точно также не был отозван из Мексики после убийства Троцкого Иосиф Григулевич. Его направили в Аргентину, где в годы Великой Отечественной войны он руководил нелегальной резидентурой, занимавшейся диверсионными операциями в местных морских портах и на кораблях, перевозивших в Германию стратегическое сырье из Латинской Америки.

Если же говорить о других участниках «литерных» операций, то большинство из них также было-репрессировано. Так, были арестованы и расстреляны участники ликвидации генерала В. Покровского С. Фирин и Б. Иванов (оба в 1937 году). Репрессировали и принимавших участие в похищении генерала А. Кутепова С. Пузицкого (в 1937 году), А. Турыжникова и Р. Эсме-Рачковского (оба в 1938 году). Такая же участь постигла и Г. Косенко, Г. Шильдбах (в 1938 году), С. Эфрона и Н. Клепинина (в 1939 году), участвовавших в похищении генерала Е. Миллера и ликвидации Н. Рейсса. Так что никакие заслуги перед первым в мире государством рабочих и крестьян не могли быть гарантией от того, что его гражданин, каким бы лояльным и верноподданным он ни был, не попадет в бездушную машину государственного террора, ставшую к концу 30-х годов главным механизмом для удержания власти партийной бюрократией.

Заканчивая разговор о спецоперациях советских спецслужб в 1918–1941 годах, необходимо особо отметить, что в этот период таковые проводились, хотя и с меньшим размахом, и секретными службами других тоталитарных государств, например, фашистской Германии. Одна из первых спецопераций, организованная и проведенная по приказу Гитлера службой безопасности (СД), была направлена против так называемого «Черного фронта» Отто Штрассера. Бывший соратник Гитлера, Штрассер, порвавший в 1930 году с НСДАП, пытался создать свое собственное движение — «Черный фронт». После 1933 года штаб-квартира движения переместилась в Прагу, откуда Штрассер обрушивался с нападками на Гитлера и его политику, используя вещавшую на Германию тайную радиостанцию. Поэтому не стоит удивляться тому, что в конце 1934 года Гитлер отдал приказ шефу СД Р. Гейдриху любым путем уничтожить радиостанцию, а главного оператора инженера Р. Формиса похитить, привезти в Берлин и предать суду.

10 января 1935 года Гейдрих вызвал к себе специалиста по спецоперациям Альфреда Науйокса, о котором известный историк Третьего рейха Вильям Ширер писал как о типичном порождении гитлеровского гестапо — «что-то вроде интеллектуального бандита», и обсудил с ним план предстоящей операции. К этому времени пеленгаторы СД сумели установить местонахождение передатчика, определив, что он располагается в 25–35 километрах юго-восточнее Праги. Для проведения операции Науйокс использовал псевдоним Ганс Мюллер и выступал в качестве торговца мануфактурой. Вместе с ним в Чехословакию выехала роскошная блондинка с пышными формами, некая Эдит Касбах, тренер по гимнастике из Берлина. Быстро обнаружив радиостанцию в городке Дорбиш, Науйокс вместе с Касбах снял соседний с Формисом номер в отеле «Загори», затем сделал дубликат ключа от комнаты инженера, послал условленную телеграмму Гейдриху и стал ждать дальнейших распоряжений.

23 января он получил следующие инструкции: уничтожить радиостанцию и, если возможно, схватить Формиса и вывезти его в Берлин.

Той же ночью он подал из окна своей комнаты сигнал карманным фонариком и сбросил веревку, по которой поднялся еще один агент СД В. Геч, специалист по удушению с помощью веревки, присланный из Германии на помощь Науйоксу. Они прошли к комнате Формиса, рассчитывая устроить там засаду. Однако, вопреки их ожиданиям, хозяин оказался дома. Но вместо того, чтобы уйти, Науйокс постучался в дверь и сказал, что он — из гостиничной обслуги, и забыл положить свежее мыло во время уборки. Когда же Формис открыл дверь, Науйокс и Геч ворвались в номер. Увидев нападавших, Формис, бывший боевым офицером во время Первой мировой войны, не растерялся и выхватил револьвер. Завязалась перестрелка, в которой Касбах была смертельно ранена, а Формис убит. Выстрелы взбудоражили весь персонал отеля, но Науйокс и Геч сумели скрыться, унеся с собой Касбах (позднее она скончалась на территории Германии), и крича, что маньяк-убийца убежал. Кроме того, Науйокс успел положить под передатчик зажигательный снаряд и поджечь его, уничтожив тем самым радиостанцию.

Другой известной спецоперацией нацистских спецслужб стал захват 9 ноября 1939 года офицеров британской СИС майора Ричарда Стивенса и капитана Сигизмунда Пейна Беста, ставший результатом начатой в августе 1939 года разведоперации СД, целью которой была попытка выйти на немецких заговорщиков, недовольных политикой Гитлера и установивших связь с англичанами. Для этого через немецкого эмигранта. Франца Фишера, агента СД в Голландии, был установлен контакт с резидентурой СИС в Гааге. Вскоре Фишеру удалось убедить англичан в том, что он является доверенным человеком некой оппозиционной группы, созданной немецкими генералами и офицерами. И уже 21 октября 1939 года в голландском городке Зютфен состоялась встреча сотрудников СИС Стивенса и Беста, которых сопровождал лейтенант голландской разведки Дирк Клоп, с «представителем германской оппозиции» капитаном вермахта Шеммелем, роль которого играл Вальтер Шелленберг.

Задуманная немцами игра началась очень удачно, и Шелленберг уже рассчитывал в скором времени, подбросив англичанам дезинформацию, выйти на настоящих оппозиционеров из вермахта. Но 8 ноября в мюнхенской пивной «Бюргербраукеллер», где Гитлер ежегодно выступал с речью в день неудавшегося путча 1923 года, произошел взрыв. От неминуемой смерти фюрера спасло только то, что он ушел из пивной на 10 минут раньше обычного. Не долго думая, Гитлер посчитал, что покушение было организовано его бывшим соратником, руководителем оппозиционного «Черного фронта» Отто Штрассером, скрывающимся в Швейцарии, и английской разведкой. В результате Шелленбергу был отдан приказ силами приданного ему отряда СС во время следующей встречи захватить Беста и Стивенса и доставить их в Берлин.

На другой день, 9 ноября, Шелленберг ждал англичан к кафе в местечке Венло рядом с голландской границей. А когда они появились у КПП, грузовик с эсэсовцами, сбив шлагбаум, влетел на территорию Голландии. Началась стрельба, и через несколько минут англичане и раненый в перестрелке Клоп были захвачены и вывезены на территорию Германии.

Раненый Клоп умер через несколько часов в госпитале в Дюссельдорфе, а Бест и Стивенс были доставлены в Берлин в штаб-квартиру РСХА на Принц-Альбрехтштрассе, 8. Там их лично допрашивал шеф гестапо Генрих Мюллер, используя при допросах шантаж и запугивание, но удерживаясь от применения силы. Так, во время допроса Беста он, в ответ на просьбу последнего дать ему очки, закричал:

«Не беспокойтесь об очках или о чем-либо другом. Скорее всего, вы уже будете мертвы до прихода завтрашнего дня, и вам не нужны будут ни очки, ни что-нибудь другое. И тогда вы уже не будете досаждать нам. Мне кажется, что вы не осознаете своего положения.

Сейчас война. Вы не желанный гость в Германии, а беспомощный узник гестапо. Осознаете ли вы вообще, где находитесь? В штаб-квартире гестапо. Вы не знаете, что это означает? Мы можем сделать с вами все, что хотим, абсолютно все»[272].

Однако, несмотря на шантаж и запугивание, следователям гестапо так и не удалось вынудить Беста и Стивенса признать свое участие в подготовке покушения на Гитлера. В конце концов после многочисленных безрезультатных допросов они были отправлены в концлагерь Заксенхаузен, где находились до конца войны. В апреле 1945 года они были освобождены войсками союзников и в ходе расследования обстоятельств их нахождения в плену признались, что не выдержали допросов в гестапо и выдали информацию о структуре и известных им сотрудниках английской разведки. После этого в СИС было решено не подвергать Беста и Стивенса судебному разбирательству, а просто уволить со службы.

Не отставали от немцев и итальянцы, у которых при проведении спецопераций главная роль отводилась СИМ (Servizio informazioni militari) — службе военной разведки. Так, в начале 1937 года начальник контрразведывательного отдела СИМ полковник Санто Эмануэле представил своему начальству план проведения террористических операций. Руководство ими поручалось туринскому центру контрразведки во главе с майором Роберто Навале, а непосредственное исполнение — лейтенанту Манлио Петраньяни, проходившему в переписке под псевдонимом «Франческо». Среди прочего «Франческо» поручалось «изучить возможность спровоцировать эпидемию в Барселоне или в пограничной с Францией зоне с целью вызвать этим закрытие франко-испанской границы по санитарным причинам… Завербовать кого-нибудь из сотрудников Красного Креста в Марселе д ля подбрасывания в доставляемые на склады провиант и материалы соответственно „подготовленные“ партии товаров якобы от лица неких подрывных организаций, как итальянских, так и иностранных»[273]. Позднее полковник Эмануэле, арестованный в 1944 году, дал следующие показания:

«В 1937 году от полковника Паоло Анджои (заместитель начальника СИМ — авт.) я получил приказ разработать план актов саботажа, распространения эпидемий и устранения неугодных лиц во Франции и Испании. Я выполнил задание с помощью моих сотрудников, прежде всего из туринского центра, возглавляемого Роберто Навале… Должен обратить внимание, что все было сделано с полного согласия командования СИМ, более того, по приказу начальника СИМ, каковым в то время являлся генерал Роатта. Он же, будучи одновременно командующим итальянским экспедиционным корпусом в Испании, осуществлял руководство СИМ через полковника Анджои»[274].

Определенный интерес представляет шкала расценок, соответствующих разным видам терактов, а также компенсаций агентам, оказавшимся в «неприятной» ситуации:

«За уничтожение парохода — 25 000 лир; за уничтожение паровоза или организацию крушения эшелона — 15 000; за уничтожение груженого товарняка, стоящего на станции — 5000; за уничтожение грузовика с людьми — 10 000, с материалами — 5000; за распространение инфекционных заболеваний или нанесение вреда произведениям искусства, разрушение железных дорог и т. д. оплата будет соизмеряться с полученным результатом…

В случае „неприятностей“ завершившихся арестом, каждый агент знает, что его семье будут перечисляться прожиточные средства вплоть до его освобождения. В случае смерти компенсация составит 50 000 лир»[275].

Для перечисления всех спецопераций, проведенных СИМ, потребовалось бы много места. Поэтому назовем только некоторые из них.

14 марта 1937 года с помощью взрывчатки был устроен пожар на корабле «Турия», находящимся в порту Ниццы. 30 мая 1937 года на рейде Джероны затонул после взрыва пароход «Читта ди Барселона». В феврале 1937 года в порту Марселя в результате взрыва ушел под воду пароход «Кап Феррат». Но самым громким делом СИМ стало убийство братьев Карло и Нелло Росселли, лидеров организации итальянских эмигрантов-антифашистов «Справедливость и свобода». Карло Росселли, самый известный итальянский антифашист, был к тому же и военным руководителем итальянской оппозиции в Испании. Поэтому их ликвидации в СИМ придавали большое значение.

В начале 1937 года начальник СИМ Паоло Анджои отдал приказ полковнику Эмануэле «исполнить спущенное сверху распоряжение об убийстве Карло Росселли». В свою очередь Эмануэле поручил проведение операции туринскому центру, сотрудники которого установили контакты с французскими кагулярами (члены фашистской организации «Тайный комитет революционных действий» — авт.). Один из руководителей кагуляров, Жозеф Дарнан, согласился ликвидировать Росселли, о чем Эмануэле сообщил в следующем донесении Анджои:

«Сотрудничество с целью устранения неугодных лиц пока находится в стадии обещаний. Была намечена первая цель в лице известного антифашиста Карло Росселли (79, ул. Н.Д. Поля, Париж). Один из руководителей кагуляров специально приехал в Ниццу, чтобы обговорить со мной детали… Вышеуказанный руководитель, которого я имею основание считать кадровым офицером министерства обороны, находящимся в отпуске, торжественно обязался исполнить задуманное (квартира Росселли уже взята под наблюдение) и попросил меня оказать содействие в приобретении на льготных условиях по меньшей мере ста полуавтоматических карабинов Беретта… Думаю, выполнение задания было отложено, потому что я не смог дать дополнительной информации по этому поводу, так как был занят в двух других важных операциях… Я бы мог собрать оружие у границы с этой стороны и помочь кагулярам его вывезти, как только „дело Росселли“ будет закрыто. Плата наличными, дополнительная компенсация посреднику, обеспечившему нас „крышей“»[276].

11 июня 1937 года обезображенные трупы Карло и Нелло были обнаружены на окраине нормандского городка Баньоль-сюр-Орн за придорожной изгородью. Они ехали к городу, когда их остановили пассажиры другой машины. Карло был убит сразу, как только вышел из автомобиля. Его брат Нелло, более сильный, отчаянно сопротивлялся и умер только после того, как удары нападавших превратили его лицо в кровавое месиво. Непосредственными исполнителями убийства братьев Росселли были кагуляры, которыми руководил Дарнан. В качестве платы за убийство СИМ, как и было условленно, передала им сто полуавтоматических карабинов «Беретта».

Что касается стран т. н. западной демократии, то их гражданские спецслужбы были немногочисленны, а военные в мирное время фактически распускались. Поэтому ни о каких спецоперациях с их участием в 20—30-х годах не могло быть и речи. Но в годы Второй мировой войны они быстро встали на ноги, моментально переняли опыт своих «старших товарищей» из СССР, Германии и Италии, после чего очень скоро заняли «подобающее» им место в ряду тех секретных организаций, которые не брезгают любыми средствами ради достижения поставленных перед ними целей. Но это тема уже для другой книги.


Загрузка...