Классическая музыка для чайников

Мир классической музыки — это царство духа, где добро побеждает зло и нет преград для любви, где можно вступить в одну ту же реку дважды и где все заканчивается счастливо.

Классическая музыка — живое искусство. Она существует и звучит перед толпой благодарных слушателей. В отличие от изобразительного искусства классическая музыка предстает перед вами в реальном времени; в отличие от литературы и театра она не нуждается в переводе и понятна всем, ее исполнителю не нужно, как в балете, думать о том, как он будет выглядеть на сцене в трико.

Классическая музыка — тот храм, куда приходят за чистой радостью, утешением, пополнением душевных сил, возможностью возвыситься над суетой, — и все это за небольшие деньги, которые вы потратили на приобретение это книги.

Что есть классическая музыка

На протяжении нашего повествования под классической мы будем понимать пласт музыки, созданный в Европе за последние несколько сотен лет (не рассматривая при этом недавно возникшие течения популярной и народной музыки). Это музыка, которая обычно ориентирована на исполнение оркестром либо ансамблями из оркестровых, клавишных инструментов, гитары и вокала.

До недавнего (по историческим меркам) времени люди не делали различий между популярной и классической музыкой. В XVIII–XIX веках была просто музыка, и ее любили. Люди ходили на премьеры симфоний, концертов, вокальных представлений или опер точно так же, как мы посещаем сегодня рок-концерты, — чтобы получить удовольствие! Они радовались, созерцая своих кумиров и вслушиваясь в любимые мелодии. Они приходили в обычной одежде; не пропускали случая выпить и перекусить в буфете и даже позволяли себе громкие приветственные возгласы во время представления, если им этого хотелось. Классическая музыка была популярной музыкой.

Раньше классическая музыка воспринималась как развлечение. Сегодня же она гораздо менее нам знакома. Вот так. По мере знакомства с классической музыкой она будет становиться для вас удивительно интересной.

Как узнать, люблю ли я ее

Не каждое произведение классической музыки перевернет вам душу. И не следует по этому поводу огорчаться.

Прежде всего, некоторые произведения, как мягко выражаются в музыкальных кругах, более “доступны”. Они построены на приятных мелодиях, которые мы можем все время мурлыкать себе под нос. Другие же при первом прослушивании звучат как стая диких гусей, затянутая в турбину самолета.

Слушайте то, что вам нравится. Не существует однозначных рекомендаций, прослушивание классической музыки должно доставлять радость. Вопрос в том, как же определить, что доставляет вам радость, а что — нет.

Привлекает ли вас какое-то произведение более, чем остальные? Если да, то продолжите ваше исследование классической музыки, углубившись в другие книги, посвященные именно этому стилю или конкретному композитору. Но если вдруг вам понравилось все — это просто здорово! Наша задача во многом упрощается.

Семь составных частей успеха знаменитых композиторов

Можно указать несколько характерных особенностей, которые делают произведение поистине великим, вне зависимости от принадлежности его к тому или иному из многочисленных стилей классической музыки.

Великие композиторы не пытаются привести вас в смятение с помощью дешевых эффектных трюков. Вспомните Чайковского, который провел половину свой жизни в душевных муках и переложил их на музыку.

Моцарт был удивительным композитором — мелодии рождались в его голове без видимых усилий, и его произведения отмечены этой легкостью. Стравинский — чрезвычайно дисциплинированный, рациональный, сложный характер; его музыка во многом такая же. Эти композиторы, несмотря на громадные различия их характеров, писали великую музыку, и каждому из них она казалась истинной.

Великие музыкальные произведения обладают внутренней структурой, своего рода архитектурой. Во время их прослушивания вы, возможно, не воспринимаете эту структуру сознательно, хотя инстинктивно чувствуете их целостность. Может быть, так происходит из-за того, что произведению присущи черты одного из классических музыкальных жанров (например, сонаты или рондо, о которых вы прочитаете в главе 3). Возможно, произведение от начала до конца пронизано одной музыкальной идеей. В любом случае, тяжело назвать великой музыку, которая не обладает цельной структурой.

Недавние исследования, проведенные в Калифорнийском университете, показали, что студенты, слушавшие накануне экзаменов музыку Моцарта, достигли более высоких результатов, нежели остальные. (Конечно, мы подозреваем, что эти студенты получили более высокие оценки еще и потому, что действительно учились перед экзаменами.) Во время прослушивания музыки Моцарта ваш мозг незаметно выстраивает некий логический ряд умозаключений. Такие умозаключения полезны затем для обработки информации других видов. Классическая музыка делает вас умнее.

Вы неоднократно слышали о том, что некоторые великие композиторы, даже те, чья музыка так нравится нам сегодня, не были поняты современниками. Не все, кто впервые услышал музыку Бетховена, Брамса, Малера, Штрауса, Дебюсси или Стравинского, могли бы сказать, что породнились с ней. Долгое время она не признавалась. (Так, на премьере Весны священной Стравинского публика возмутилась, обвинила музыкантов в халтуре и поспешно покинула театр.)

Причина такого неприятия музыки состоит в том, что она кажется чуждой. Музыкальные формы и выраженные в них идеи бывают совершенно новы, и тем не менее это одно из обстоятельств, которое впоследствии делает музыку действительно великой. Настоящие композиторы привносят свои собственные идеи.

Видели ли вы кинофильм “Амадей”? Композитор Сальери, один из самых известных “не великих” композиторов, жил во времена Моцарта и был полностью закрыт гигантской фигурой последнего. Сейчас Сальери не считают плохим композитором, наоборот, он был весьма хорош. Но его не относят к когорте великих, поскольку творчество его не обладает отпечатком самобытности. Все созданное им подобно другим произведениям, написанным кем-либо еще в тот же период времени.

Великим композиторам есть что сказать. Их эмоции так и прут из них. Великие образцы музыки (любой музыки, от рока до рэпа, от Френка Синатры до Лучано Паваротти) обладают свойством выражать невыразимое.

Когда Бетховен понял, что становится глухим, его охватила ошеломляющая, мучительная тоска. Его музыка выражает это чувство — безысходностью пронизана каждая нота его произведений! Бетховенская музыка впечатляет.

Мы не станем утверждать, что великие композиторы обязательно должны ошеломлять. Йозеф Гайдн, например, излучает веселую игривость почти во всем, что он написал. Но и ему, так же, как и другим великим композиторам, было что сказать.

Великие композиторы знают, как привлечь и удержать ваше внимание. Их музыка всегда интересна.

Один из приемов, с помощью которых это достигается, — разнообразие. Если композитор создал множество музыкальных идей, мелодий, созвучий, он с большей вероятностью привлечет ваш интерес. В этом смысле великие музыкальные произведения подобны знаменитым кинофильмам. Вспышка в самом начале заинтригует вас, не так ли? Но попадался ли вам на глаза фильм, где вспышки следуют каждую минуту на протяжении двух часов? Обратили ли вы внимание, что очередная вспышка становится все менее интересной, и в конце вы уже не замечаете их вовсе? Вам нужно разнообразие — нечто контрастное и отличное от надоевших взрывов.

В кино первая вспышка сможет пощекотать нервы, если фабула выстроена верно и держит вас в томительном ожидании. И настоящие композиторы знают, как использовать смену темпов. Слушая порой их музыку, чувствуешь, как нарастает тревога и вот-вот наступит кульминация. Болеро Мориса Равеля — потрясающий тому пример. Вся эта музыка — одно сплошное крещендо, она становится все громче и громче, в течение пятнадцати минут беспокойство и тревога непрерывно нарастают, разбиваясь вдребезги во время кульминации.

В мире современной популярной музыки слово “hook” (крючок) обозначает броский повторяющийся элемент произведения. Песни “Beatles” так легко узнаваемы потому, что почти в каждой из них есть свой hook. Вспомните хотя бы композиции “Help!”, “A Hard Day’s Night” или “She Loves You” (“Yeah, Yeah, Yeah!”). Степень узнаваемости нельзя строго измерить; вы узнаете hook, когда слышите его.

Для классической музыки применимы те же подходы. Hook позволяет запомнить и впоследствии узнавать определенное музыкальное произведение. В композициях Моцарта, Чайковского, Шопена, Рахманинова, Бизе, Дворжака, Гершвина, Грига и Шуберта просто изобилие таких элементов — и настолько ярких, что некоторые из них, мягко говоря, заимствованы для мелодий современных рок-песен. Песня “Could It Be Magic?” Барри Манилова (Barry Manilow), например, есть не что иное, как фортепианная прелюдия Шопена с присовокупленными к ней словами — Барри не удосужился написать свою музыку. И “Midnight Blue” что-то подозрительно напоминает Патетическую сонату Бетховена. В музыке наиболее известных композиторов очень много элементов, которые просто-таки застревают в мозгах.

Одна из самых главных черт, присущих выдающимся композиторам, — способность изменять вашу жизнь. Разве, выходя из театра или концертного зала, вы никогда не ощущали, что мир вокруг стал другим? Не правда ли, ведь вам же уже казалось, как мир вдруг становится опасным или печальным, или счастливым, или просто прекрасным?

Музыкальные шедевры позволяют осознать высоты человеческого духа или же просто дарят хорошее настроение. Нет, по-видимому, ничего более триумфального, нежели финал Второй симфонии Густава Малера, прослушав который вы чувствуете себя заново рожденным, очищенным и как никогда ранее подготовленным к встрече с миром.

Каждый великий композитор, как и любой другой живой человек, имеет свой неповторимый характер, историю и привычки. Знание истории жизни композитора позволяет сделать слушание его музыки во сто крат более осмысленным и интересным.

Не прилагая значительных усилий и не применяя грузоподъемник, вы вполне можете взять в руки по-настоящему замечательный, исчерпывающий 800-страничный том истории музыки. Мы, однако, имеем намерение втиснуть историю музыки в 80 страниц. Разумеется, не за счет меньшего типографского шрифта. Иногда мы поражаемся сами себе.

Как начиналась классическая музыка

Музыка существовала еще на заре человечества — ну, по крайней мере, на его завтраке. Первобытные люди выражали себя в пении, и звуки, которые они исторгали, иногда были музыкальными.

Проходили тысячелетия, и музыка становилась более сложной. Для воспроизведения звуков, которые он не мог спеть, человек изобрел музыкальные инструменты. Трубы и свистки подражали щебетанию птиц и вою ветра; барабаны усиливали звуки бьющихся сердец. Музыкальные гаммы становились более упорядоченными. Создавались гармонии. Музыка появилась на свет.

Первые песни были, вероятно, религиозными. Люди, благоговея и трепеща перед природой, пели молитвы и совершали жертвоприношения стихиям. Если завывал ветер, они завывали вместе с ним; если небеса обрушивались на них ливнем, они воспевали его. В песнях они восхваляли своих владык, благодарили за удачную охоту и очищали душу.

Ритм в музыке возник рано — как отражение ритма ходьбы, пульса или ударов по голове в бою. Танцы были изобретены для умиротворения богов, а во время танцев исполнялась музыка.

В те далекие годы музыка передавалась устно. В некоторых странах Востока она продолжает жить именно таким способом. Понадобились тысячелетия, пока люди придумали, как записывать музыку.

Средние века

Период истории, известный как Средние века, был эрой бедствий, эпидемий и самоистязаний, но, с другой стороны, это было довольно милое и веселое время. В стенах европейских монастырей монахи создавали систему записи музыки — одно из величайших достижений музыкальной культуры.

Много тысяч лет сочинительской неразберихи минуло, прежде чем нашелся некто, способный записать музыку на бумаге. Около 600 года нашей эры папа Римский Григорий I “Великий” создал систему, обобщающую все до тех пор употреблявшиеся в церковной среде способы записи музыки. Он получил благодарность потомков за то, что дал нотам буквенные обозначения A, B, C, D и так далее — совсем те же самые, что мы используем сегодня!

Благодаря папе Григорию мы получили в наследство григорианские хоралы: простые, незатейливые мелодии, исполняемые в унисон ватагой парней в коричневых балахонах на латинские тексты. С головы папы Гриши слетела бы его папская тюбетейка, узнай он, что в 90-х годах XХ века григорианские песнопения станут мировым хитом, когда песня, исполненная никому не известными братьями из монастыря в Испании, займет верхние ступеньки хит-парадов.

Этому есть простое объяснение: в григорианских хоралах существует, на самом деле, настоящая духовная глубина. Если, слушая их, вы закроете глаза, вам покажется, будто все ваши дневные тревоги уплывают прочь. Ваше дыхание станет более долгим и глубоким. Обмен веществ в вашем организме замедлится. В конце концов, вы преодолеете земное притяжение и взмоете ввысь, подобно аэростату.

Но мы отклонились.

Гвидо из Ареццо был гениальным монахом, который изобрел многочисленные новшества, такие, например, как пение до, ре, ми, фа и т.д. (Вы, возможно, помните Джулию Эндрюс в фильме Звуки музыки, воздававшую должное монаху Гвидо песней “Doe, a deer, a female deer; ray, a drop of golden sun…”.) Эта система пения слогов-нот, выдержавшая столетнюю практику употребления оперными певцами и музыкантами всего мира, называется сольфеджио.

Гвидо из Ареццо придумал также новую систему записи музыки, использующую примитивную версию нотного стана, которым мы сегодня пользуемся (глава 11).

Трудно вообразить, что случилось бы с мировой музыкой без открытий Гвидо из Ареццо. К счастью, Гвидо жил не зря; его музыкальные достижения продолжают давать плоды; и сегодня ученики музыкальных школ повсюду с удовольствием произносят его имя, одно из самых забавных в истории музыки (но наверняка оно располагается в этом ряду после имени Энгельберта Хампердинка).

Но изобретение монахами музыкальной записи было не единственным событием, оказавшим влияние на историю музыки. Нельзя не упомянуть их религиозные обряды, особенно католические мессы. Некоторые из величайших хоровых или оркестровых работ на самом деле были написаны как мессы.

Католическая месса (или missa по-латыни) получила название от слов, которыми ранее завершались все католические богослужения: Ite, missa est (в приблизительном переводе Все свободны). В каждой мессе или построенной на ее основе музыкальной пьесе встречаются традиционные фразы. Даже если вы не католик, вы все равно, вероятно, слышали некоторые из них раньше. Kyrie eleison (“Господи, помилуй!” — старинная пьеса, которая недавно возродилась в виде известного диско-хита); Gloria in excelsis Deo (“Слава Владыке Небесному” — знакома по рождественским песнопениям). Credo (“Верую”); Sanctus, Sanctus, Sanctus (“Свят, свят, свят” — образец рождественских песнопений) и Agnus Dei (“Агнец Божий”). Если вы вслушаетесь в любую мессу, написанную в период от эпохи Возрождения и до настоящего времени, то обязательно узнаете некоторые из этих слов.

Эпоха Возрождения

Спустя четыре века после кончины Гвидо общество вступило в эпоху, которую мы сегодня называем Ренессансом (возрождение в переводе с французского). Это было время расцвета искусств, бескорыстно поощряемых богатыми покровителями, иногда даже из королевских семейств.

Одним из наиболее знаменитых итальянских композиторов эпохи Ренессанса был Джованни да Палестрина (1525–1594), портрет которого вы видите на рис. 2.1. Фаворит папы Римского, Палестрина стал известен благодаря своим песням, написанным для голоса соло, без инструментального сопровождения. В отличие от григорианских песнопений, музыка Палестрины не исполнялась в унисон (когда все поют одновременно одну и ту же ноту). Напротив, он нашел чудные гармонии, возникающие при наложении одна на другую нескольких независимых мелодий. Его труды стали первыми шагами на долгой дороге, протянувшейся до Дюка Эллингтона и “Beatles”.

Палестрина был непревзойденным сочинителем месс и другой религиозной музыки. Но в то же время композиторы начали искать темы для своих трудов и за церковными оградами. На музыку было положено множество стихотворений нерелигиозного содержания, написанных известными итальянскими поэтами — даже “Ад” Данте.

Одним из самым популярных светских музыкальных жанров был мадригал — пьеса для трех или более голосов, обычно без инструментального сопровождения. В то время семьи или компании друзей любили собираться вместе, чтобы попеть мадригалы; при этом каждый вел свою собственную партию, возмущенно толкая соседа локтем всякий раз, когда тот брал неверную ноту.

Мадригалы было интересно исполнять, поскольку зачастую в них использовалась специальная техника. Пытаясь придать дополнительный смысл стихам мадригала, композитор писал музыку, подчеркивающую значение слова. Слово вздох, например, он начинал с высокой ноты и плавно переходил к более низкой. Если речь шла о порхающих птичках или резвящихся козочках, композитор выписывал дробь быстрых нот. А тексты наподобие “I am the walrus” или “Я твой тазик” появились только столетия спустя.

Композитор Клаудио Монтеверди (1567–1643) жил в период расцвета итальянского Возрождения. Монтеверди привнес в уже популярную форму мадригала непривычные мелодии и инструментальное сопровождение.

Монтеверди был также одним из создателей жанра музыкальной драмы, известного как опера. Подобно многим другим средствам выражения, популярным в эпоху Ренессанса, опера предприняла попытку воссоздать славу древних греков, которые выступали в открытых амфитеатрах под аккомпанемент деревянных духовых и струнных инструментов. Монтеверди с современниками старались воскресить эту форму исполнения современными им средствами. К сожалению, Монтеверди не получил поддержки у сильных мира сего.

Мы могли бы рассказать об опере много больше, но подобное изложение потребует страниц, эдак, 384.

Эпоха Барокко

Монтеверди и его последователи вымостили дорогу в новый период истории музыки, известный сейчас как эпоха Барокко.

Эпоха Барокко (середина XVII — середина XVIII вв.) — время увлечения насыщенностью и вычурностью в искусстве, которое нашло отражение в музыке. Творцы этого периода создавали свои напыщенные произведения, облачившись в кружева и парики с завитушками (рис. 2.2).

Слушая музыку Барокко, вы будете удивлены ее высокой эмоциональностью. Сегодня она воспринимается уже как нечто более или менее привычное, но в те времена человеку, слушающему эти витиеватые звуки, заполнившие собою все, казалось, будто музыка сошла с ума. Композиторы экспериментировали с любыми мыслимыми музыкальными приемами, опрокидывая принятые каноны.

Элементы звукоподражания, популярные в мадригалах эпохи Возрождения, нашли свое место и в музыке Барокко, расширив ее границы. Раньше исполнитель мог спеть несколько ниспадающих по тону звуков, чтобы подчеркнуть слово вздох. Но сейчас композитор использовал тот же прием в инструментальной пьесе, в которой вообще не было вокала. Теперь слушающая аудитория сама, без речевой подсказки, догадывалась о том, что ряд ниспадающих звуков служит для обозначения вздоха. Такая техника звукописи стала одним из основных эмоциональных элементов музыки Барокко.

Будь вы молодым музыкантом, живущим в Европе 300 лет назад, сотрудник тогдашней “биржи труда” предложил бы вам на выбор три места работы: королевский двор, дом богатого вельможи либо христианскую церковь.

Все великие композиторы прошлого, чьи имена знаем мы сегодня, именно там и творили. Одним везло больше, другим меньше; многие известные музыканты, жившие на попечении богатых семей, терпели унижения, проводя почти все свое время в работах по дому. В конце концов, о чем хозяин беспокоится больше: о новой мессе или о чистом костюме?

Вот пример: Джузеппе Саммартини (1700–1775) — великий итальянский гобоист, один из создателей первых симфоний, оказавший громадное влияние на молодого Вольфганга Моцарта, который подавал тогда большие надежды. Знает ли кто-нибудь, чем Саммартини зарабатывал на жизнь? Он числился у принца Уэльсского старшим домашней прислуги. После обеда у них часто бывали такие беседы.

Принц Уэльсский: Что за чудное спагетти, Джузеппе!

Саммартини: Я премного благодарен Вашему Высочеству за столь щедрую и незаслуженную оценку моего скромного труда. Какие распоряжения насчет следующего воскресного обеда угодно отдать Вашему Высочеству?

Принц: Мне нравятся твои изысканные концерты для гобоя. Я люблю их причудливо орнаментированные мелодии, эдакое треньканье то вверх, то вниз!

Саммартини: Я заливаюсь краской смущения, Ваше Высочество.

Принц: И еще, Джузеппе. Не мог бы ты поменьше крахмалить мои панталоны?

Саммартини: Слушаюсь.

Антонио Вивальди (1678–1741), итальянская знаменитость эры Барокко, творил для католической церкви. Насчет его плодовитости: за свою жизнь он написал музыки больше, чем кто бы то ни было еще на планете. Кроме 50 опер, более 40 пьес для хора и оркестра и 100 оркестровых работ, ему принадлежат около 500 концертов для различных солирующих инструментов с оркестром.

Некоторые ревнивые критики — они до сих пор еще водятся — марают бумагу, утверждая, будто Вивальди на самом деле писал одно и то же 500 раз. Что можно на это ответить? Вранье! Зачем кто-то стал бы писать одну пьесу 500 раз? Излишняя трата сил. Лично мы ни за что не написали бы одну книгу более 200 раз, разве что только с целью исключить простои редакции.

Музыке Вивальди присущи чрезвычайная сообразность и постоянство стиля — отсюда и подобные обвинения.

Антонио Вивальди рос в Венеции; став совершеннолетним, он захотел, чтобы его посвятили в сан. Это решение плюс пламенно рыжий цвет волос послужили причиной прозвища “Рыжий поп”.

Но Вивальди совсем немного пробыл в роли священника; историям о его приключениях несть числа. Однажды, во время служения мессы, в голову его влетела новая мелодия. Без колебаний и извинений он покинул алтарь и ринулся в соседнюю комнату, чтобы записать музыку на бумаге. Папская курия была потрясена. (Не часто ее так ошеломляли тогда.)

Для вынесения вердикта о наказании Вивальди был отдан под трибунал. К счастью, Святая Инквизиция пребывала в благостном расположении духа. Ее решение: гений, сбившийся с пути истинного. Наказание: Вивальди более не позволяется читать мессы. Есть все основания предположить, что такой исход дела его полностью устраивал.

Отныне “Рыжий поп” стал просто “Рыжим”.

Следующая служба Вивальди продолжалась 35 лет, до самого конца его карьеры. Он стал преподавать скрипку в Ospedale della Pietа (буквально: “Богадельня сострадания”). Это было уникальное разнородное заведение: и консерватория, и школа для бездомных девушек. Сегодня в Америке таких нет — даже Джуллиардская школа[1] не смогла бы претендовать на подобное.

На протяжении этих лет Вивальди постепенно выполнял все больше и больше обязанностей в Ospedale, вплоть до того, что практически стал ее руководителем. Он организовывал еженедельные концерты, которые прославились на всю Европу. Всякий раз, когда Вивальди хотел продемонстрировать музыкальные таланты той или иной девушки, он просто писал для нее очередной концерт. (Больше о концертах вы сможете узнать из главы 3, а пока только сообщим, что концерт — это не только сборище публики в концертном зале, это еще и музыкальное произведение, написанное специально для такого исполнения.)

Все концерты Вивальди состоят из трех частей, неукоснительно следуя установленному правилу, которое стало стандартом для многих других композиторов периода Барокко. Вот эта формула:

Наверняка вам приходилось слышать музыку Вивальди, особенно одно из самых знаменитых его произведений — Времена года. Это цикл из четырех концертов для скрипки с оркестром, где каждый концерт посвящен одному из сезонов.

Весна полна птичьих песен, в ней есть мимолетная гроза со вспышками молний, спящий пастушок и лающий пес, пасторальные танцы нимф. (Ах, эти нимфы!) В Лете вы чувствуете тепло жаркого солнца, слышите, как кукует кукушка; вас совсем не больно жалит комар; вы даже испытываете на себе силу внезапно налетевшей бури с градом. Осень начинается радостной вакханалией праздника урожая и завершается сценой охоты с трубными звуками охотничьих рожков. А в Зиме вам уже холодно, вы поеживаетесь, притоптываете ногами; вот вы нежитесь у жаркого огня, затем снова выходите на мороз, чтобы осторожно покататься на коньках, но не провалиться под лед. Все эти чувства чудесным образом посещают вас во время слушания этой музыки.

Все мы любим Времена года; и недаром неисчислимое множество создателей коммерческой рекламы, кинофильмов и телевизионных шоу использовали эти пьесы в своих целях. К слову, существует и замечательный компакт-диск; обязательно приобретите его.

А если вы жаждете послушать что-то еще, можем предложить на закуску и такие лакомые кусочки.

Обратите внимание на то, что в приведенном выше списке после названия произведения указан его номер по каталогу, с помощью которого вы сможете отыскать пьесу в магазине грамзаписей.

В то время, когда Вивальди творил в Венеции, другой композитор Георг Фридрих Гендель (1685–1759), кружил головы в Германии и Англии. Он также оказал громадное влияние на развитие всей музыки, современной ему и последующей. Портрет Генделя вы видите на рис. 2.3.

Гендель родился в Германии и учился в Италии. Что, безусловно, сразу объясняет, почему он считается одним из величайших английских композиторов. Даже не пытайтесь это уразуметь с первого захода.

На самом деле, какая-то логика в этом есть. Гендель был сыном немецкого парикмахера и по совместительству хирурга. В те времена парикмахеры частенько брались за хирургические операции, не говоря уже о таких мелочах, как поставить банки или пустить кровь. Неудивительно, что имея папашу, который проводил все свое время, удаляя один орган человеческого тела за другим, юный Гендель выбрал в качестве музыкального инструмента именно орган. В 18 лет он покинул домашний очаг и отправился в большой город Гамбург, где затем нашел работу композитора и исполнителя.

Гендель понимал, что итальянская опера скоро покорит всю Европу. И поэтому в возрасте 22 лет, он уезжает в Италию, чтобы постичь искусство сочинения музыки в итальянском стиле. Он надеялся познакомиться с композиторами — звездами тех дней, в том числе и с Антонио Вивальди, “динамо-машиной”, чьим концертам он подражал. Возвратившись в Германию, Гендель через короткое время бросил родной дом и отправился в Лондон. Этот поступок, как не трудно догадаться, вызвал негодование домашних. На что Гендель сгоряча ответил: “Тупицы!”

В Англии Гендель написал 36 опер, многие из которых были шедеврами в своем роде. Но вкусы публики требовали другого. В моду входили музыкальные зрелища, основанные на библейских историях. Гендель пошел на уступки; он начал писать оратории — пьесы для солиста, хора и оркестра, обычно использующие библейские сюжеты.

Наиболее значительной его ораторией была Мессия, впервые исполненная в 1742 году. Вскользь об этом хите: Мессия стала настолько популярной, что джентльмены, собираясь на концерт, оставляли дома свои шпаги, а дамы — юбки с кринолином, — так тесно было в зале.

Гендель, при всех его музыкальных талантах, не был душкой и симпатягой. Слухи о его раздражительности поползли в музыкальных кругах; он стал мишенью для всякого рода остряков. Хорошо известно, например, что Гендель терпеть не мог звуки настраиваемых инструментов. Поэтому, собираясь на концерт, он требовал, чтобы все инструменты были настроены до его прихода. В один из таких вечеров перед концертом какой-то озорник проник в театр и расстроил их все.

Как только Гендель начал дирижировать, публика услышала такую визгливую, режущую ухо какофонию, какую только могли исторгнуть 50 расстроенных инструментов. Гендель превратился в баллистическую ракету. В ярости он схватил контрабас и вышвырнул его вон, затем поднял литавры и со всей силы запустил их в первого скрипача. (Тяжеловато же тому пришлось! Мы, наверное, на его месте больше не отважились бы взять в руки скрипку.) В припадке бешенства Гендель потерял свой парик, и под гомерический хохот публики стремительно покинул сцену.

Произведения Генделя — самые яркие примеры музыки Барокко: они свежи, одухотворенны, иногда танцевального характера, и эмоционально заряжены. Изумляет скорость, с которой Гендель творил. Свою знаменитую ораторию Мессия, которую исполняли по всему миру на каждые Рождество и Пасху и которая длится более двух часов, он написал всего за три недели.

Гендель был плодовит, и в вашем любимом магазинчике грамзаписей есть, вероятно, подборка его произведений. Мы можем, в частности, порекомендовать следующие.

Большинство музыкантов причисляют Баха (1685–1750) к самым значительным из когда-либо живших композиторов. И некоторые — мы относим себя к ним — считают его величайшим из великих. Не только из-за того, что любое произведение Баха ошеломляет, но также и благодаря тому, что каждый из его последователей остался навсегда в неоплатном долгу перед ним. Портрет Иоганна Себастьяна Баха представлен на рис. 2.4.

В 23 года Бах получил свою первую работу придворного музыканта в Веймаре, Германия. Там он написал невероятное количество потрясающих органных пьес, многие из которых исполняются до сих пор.

Можно только удивляться, как вообще эти работы смогли сохраниться, и для удивления существуют две причины: во-первых, произведения тогда создавались отнюдь не на будущее. Композитор, творя на потребу дня, никогда не рассчитывал, что пьеса будет услышана во второй раз. Некоторые из бессмертных сонат Баха были спасены для потомков буквально за несколько мгновений до того, как в них завернули бы рыбу или масло. (Мы содрогаемся при мысли, как много его композиций утрачено навсегда, и мы никогда их не услышим.)

К сожалению, публике всегда было свойственно недооценивать таланты, и эта печальная традиция продолжает существовать; лишь немногие композиторы и артисты получают признание при жизни. Бах был хорошо известен — даже почитаем — как органист, но не как композитор.

Бах был одним из самых выдающихся органистов среди когда-либо живших. Он обладал не только стремительными пальцами, но и отменно владел педалями. (В главе 6 мы расскажем о педалях органа, используемых для извлечения самых низких звуков.) Люди издалека специально приходили посмотреть на И.С. Баха, парня с летающими ногами.

Кроме того, Бах был мастером импровизации. Он мог взять случайный мотив и, отталкиваясь от него, сыграть мелодию, сразу, тут же, совсем как современные джазовые музыканты.

Но самое ужасное, что никто не записал его импровизаций, и мы никогда не услышим эти мимолетные фантазии звучащими.

(Утрите слезы, читатель! К счастью, это не совсем так. Многие импровизации Баха были записаны его учениками, и сегодня они нам известны. В основном это импровизации на его же темы. В нотной литературе можно встретить какую-нибудь пьесу Баха с собственным именем, а рядом с ней пьесу под названием Double (дубль), которая есть не что иное, как записанная импровизация маэстро на тему основной пьесы. Интересно, что в современном джазе есть похожая тенденция, когда импровизации великого музыканта становятся самостоятельными произведениями, и потом другие импровизируют на их темы. — Примеч. ред.)

Бах был одним из самых плодовитых композиторов. Одному человеку понадобилось бы несколько десятилетий, чтобы переписать все созданные им произведения.

Но Бах был плодовит и в другом отношении. От двух своих жен он заимел 20 детей — по крайней мере, о стольких он знал. Некоторые из детей в свою очередь стали композиторами: Вильгельм Фридеманн Бах, Карл Филипп Эммануил Бах и Иоганн Христиан Бах — только самые знаменитые из них. Они старались во многом помочь отцу, хотя бы переписывая его композиции.

В 38 лет Бах поступил на последнюю в его жизни службу: он стал регентом церкви Св. Томаса в Лейпциге, Германия. И на этом поприще Бах сделал чрезвычайно много. Он писал по огромной пьесе для хора — кантате — на каждое воскресенье и каждый праздник по христианскому календарю, и так продолжалось более четырех лет! В общей сложности он создал, самое меньшее, 215 кантат.

Вся музыка Баха построена на контрапункте: две, три, четыре или более мелодических линии звучат одновременно, создавая необычные гармонии. Он довел до совершенства искусство фуги — удивительно сложной по форме композиции, которая обычно включает в себя четыре музыкальных партии. Каждая мелодия походит на остальные, но все они начинают исполняться в разные моменты времени. (Вспомните детскую игру в догонялки, когда каждый начинает движение с раздельного старта, и вы уловите основную идею.) В фугах Баха мелодические линии чрезвычайно сложны, но, накладываясь друг на друга, они врачуют душу прекрасным звучанием. Гений Баха позволял ему взять за основу некую музыкальную идею — буквально любую мыслимую идею — и мгновенно превратить ее в фугу.

Если захотите ознакомиться с творчеством этого великого композитора, поищите записи таких произведений.

Примечание. Буквы BWV указывают на номер по каталогу; номер поможет вам найти нужное произведение в магазине.

Классический стиль

Творчество Иоганна Себастьяна Баха стало вершиной эпоха Барокко в музыке, и эта эра, собственно говоря, им и завершилась. Последовавший за нею музыкальный стиль известен сегодня как классицизм.

Поспешим отметить разницу между классическим стилем, или периодом, и классической музыкой. Мы применяем термин классическая музыка для обозначения всей музыки, о которой идет речь в этой книге. Но классический период (середина XVIII — начало XIХ вв.) — только одна из фаз, через которые прошла классическая музыка. И музыка этого периода написана в классическом стиле.

Классический стиль был, в некотором смысле, обратной реакцией на чрезмерности Барокко. В противовес вычурной, экстравагантной и эмоциональной музыке Барокко произведения классицизма более строги и сдержанны. Это музыка, затянутая в корсет.

На протяжении классического периода получили наибольшее распространение три формы музыкальных произведений: сонаты, симфонии и струнные квартеты. (За более подробной информацией по каждой из этих форм обращайтесь к главе 3.)

Три выдающихся композитора классического периода — Гайдн, Моцарт и Бетховен — были мастерами этих форм. Все три гения были знакомы друг с другом — они провели значительный отрезок времени в Вене (Австрия), тогдашнем эпицентре европейской музыки.

Йозеф Гайдн (1732–1809), портрет которого представлен на рис. 2.5, был славным и неунывающим парнем, одним из тех, чьей дружбе рад каждый. Он всегда подтрунивал не только над окружавшими его людьми, но и над собой. И эта ирония звучит в его музыке.

Гайдн рос в той сельской части Австрии, которая граничит с Хорватией, Словакией и Венгрией. Мальчиком он слышал несметное число образцов народной крестьянской музыки и пришел к уверенному заключению, что музыка должна доставлять удовольствие. Он обладал чудесными вокальными данными, и в возрасте восьми лет его отобрали в капеллу венского кафедрального собора св. Стефана.

В Вене Гайдн познакомился со всеми музыкальными шедеврами того времени и принял решение стать композитором, и вскоре его чуть было не кастрировали (см. врезку “Сопрано Гайдна”).

Подобно многим своим предшественникам на композиторском поприще, Гайдн видел свое будущее в качестве придворного музыканта. Его наиболее продолжительная по времени — и довольно выгодная — служба проходила в замке князя Эстергази.

Официально должность Гайдна именовалась “слуга”, но обходились с ним, как с королем. У него были собственные горничная и лакей, он получал высокое жалованье. Гайдн проводил время, сочиняя музыку и исполняя ее для князя (или вместе с ним, хотя князь был посредственным музыкантом).

Такая работа давала Гайдну удачную возможность экспериментирования с различными музыкальными формами. (Обратитесь к главе 3.) На протяжении 30 лет, проведенных у Эстергази, Гайдн практически без посторонней помощи унифицировал структуры симфонии и струнного квартета. Вот почему он известен теперь как отец симфонии и вот почему Бетховен (и другие) обращались к нему “папа”. И до сих пор музыкальные критики иногда называют композитора “папа Гайдн”.

Увы, после внезапной смерти князя Эстергази подошла к концу и приятная служба Гайдна в замке. Он возвратился в Вену, где и провел остаток своих дней.

Симфонию Сюрприз (№ 94) послушайте обязательно: это одно из лучших произведений Гайдна и характерный пример его стиля. С этим произведением связана и одна занимательная история: Гайдн, выступая в Лондоне, обратил внимание, что послеобеденная публика впадает в спячку, когда музыка звучит медленно и тихо. В отместку он написал произведение, в котором музыка по ходу исполнения становится все медленнее и все тише. И действительно, многие слушатели начали клевать носом — прямо перед внезапным оглушающим крещендо всего оркестра. Как раз в соответствии с озорной задумкой композитора, мощный аккорд разбудил (и привел в замешательство) всех, кто находился в зале.

Старея, Гайдн все чаще использовал в своих произведениях народные мелодии, которые он слышал в юности. Яркий пример — финал его последней, Лондонской, симфонии № 104.

Если вам по душе такая музыка, обратите внимание на несколько великолепных работ Йозефа Гайдна.

(Hob. обозначает номер по каталогу Hoboken, который поможет вам в поисках нужного компакт-диска.)

Ранее мы говорили, что считаем Баха величайшим из когда-либо живших композиторов. Но многие предпочитают жаловать этот титул Моцарту (1756–1791), — его портрет вы видите на рис. 2.6. Всю жизнь Моцарт создавал свою музыку с такой естественной легкостью, которая просто ошеломляла людей. Он был Майклом Джорданом среди композиторов.

Отец Вольфганга, Леопольд, был уважаемым композитором и теоретиком музыки, но он пожертвовал своей собственной карьерой в пользу развития талантов своего необычайно одаренного сына. Они жили в Зальцбурге, Австрия, и отец учил Вольфганга фортепиано, скрипке и теории музыки.

Благодаря старательной опеке отца Вольфганг сочинил свои первые фортепианные концерты в возрасте 4-х лет. Несколько позже он написал первую симфонию, а в 11 лет — оперу Себастьян и Себастьяна.

Леопольд понял, что перед ним молодой гений; он велел Вольфгангу и его старшей сестре Наннерль собраться и отправился с ними в путешествие по Европе. Везде, куда они приезжали, Моцарт-старший усиленно рекламировал своего сына как феномен природы. В одной из афиш, расклеенных в Англии, говорилось: “Всем любителям наук: бесспорное величайшее дарование, которым надлежит гордиться всей Европе и даже всему человечеству, маленький мальчик из Австрии — Вольфганг Моцарт”. (А мы иногда думаем, что у наших отцов завышенные надежды.)

Молодой Моцарт демонстрировал аудитории чудеса импровизации, исполнения незнакомых трудных пьес с листа и игру вслепую, когда он не мог видеть клавиатуру. Наннерль также помогала ему, заставляя публику ахать во время ее виртуозной игры на клавесине.

Вместе они были эдаким бродячим цирком.

В возрасте 13 лет Вольфганг нашел место при дворе архиепископа Зальцбурга, где прослужил следующие 12 лет. Но его постоянные отлучки в поисках лучшей доли раздражали архиепископа. В результате, совершенно не осознавая всей ответственности перед лицом будущих поколений за свою бестактность, архиепископ уволил Моцарта. Секретарь архиепископа — смотрите, один из самых коварных поступков в истории музыки — пнул Вольфганга Амадея Моцарта под зад.

Надеясь на удачу, Моцарт отправился в Вену. Он знал, что Вена стала главным центром европейской музыкальной деятельности, и помнил про свой успех здесь в роли юного дарования. Моцарт, конечно, не перестал быть гением — просто он перестал быть ребенком. Поиски работы отнимали все время. Придворная музыкальная верхушка деградировала, к тому же теперь комиссионные от королевского двора значительно уменьшились. Но Моцарт принял другое решение: он нашел Йозефа Гайдна.

Молодой коллега сразу приглянулся “папе Гайдну”, и их отношения переросли в пожизненную дружбу. После того как Моцарт посвятил цикл струнных квартетов своему учителю, Гайдн заметил его отцу: “Прежде чем благодарить Бога, я благодарю вас, уважаемый, за то, что ваш сын — величайший из композиторов”.

Папа Леопольд, мы полагаем, простил “папе Гайдну” столь сдержанное высказывание.

Не имея постоянной работы, Моцарт поддерживал себя написанием опер, которые были популярны среди венской публики, — как сегодня популярны кинофильмы.

Как показано в фильме “Амадей”, Моцарт побеждал своих конкурентов благодаря тому, что творчество давалось ему легко. Музыка в нем била ключом, она была совершенной, и все, что ему оставалось, — просто записать ее!

В это время Моцарт горячо влюбился в легкомысленную молодую особу по имени Алоизия Вебер, с которой он познакомился пятью годами раньше во время одного из своих путешествий. Позже, когда она бросила его (совершенно непонятно, как он мог ее терпеть), Моцарт обратил свой взор на сестру Алоизии, Констанцию, которая вышла за него замуж. В честь бракосочетания Моцарт написал Мессу до минор, позже ставшую знаменитой.

Алоизия была не единственной, кто пренебрегал расположением Моцарта. Вся венская публика, эта грубая и не постоянная в своих пристрастиях толпа, смотрела на него так же, как и на любого другого из сонма молодых композиторов, пишущих веселенькие пьески для ночных развлечений в следующую субботу.

Дела пошли лучше, когда Моцарт посетил Прагу, нынешнюю столицу Чешской республики. Город буквально сошел с ума от его оперы Женитьба Фигаро. Спустя год после этого грандиозного успеха, в 1787 году, Прага заказала ему оперу в ознаменование замужества племянницы императора. И какую же тему, подчеркивающую торжественность момента, он выбрал для музыкального сопровождения этого священного таинства? Повесть о Доне Жуане, самом изящном из всех сексуальных маньяков.

Опера была названа Дон Жуан. И стала подлинным хитом.

Рассказы о том, с какой скоростью Моцарт сочинял музыку, стали легендой. Когда, к примеру, на улице к нему подходил нищий, а Моцарт не мог отыскать свой бумажник, он просто брал лист бумаги, прочерчивал на нем нотный стан и за пару минут сочинял менуэт. Затем он отдавал новую композицию нищему и отсылал того к музыкальному издателю, который тут же приобретал произведение. (Мы подозреваем, что в Нью-Йорке наших дней Моцарту этот трюк вряд ли удался бы.)

Такая творческая подвижность проявлялась во всей личности Моцарта. В середине беседы он мог внезапно разразиться смехом, сновать туда-сюда, крутить сальто, запрыгивать на высокие столы и стулья одним прыжком.

Мы, однако, любим спокойно посидеть с чашечкой кофе.

Между тем Моцарт продолжал оставаться в тесных отношениях со своим другом и учителем Йозефом Гайдном. В 1790 году, когда Гайдн в свои 58 лет был уже “стариком”, а Моцарту исполнилось только 34, оба однажды провели целые сутки вместе. После обеда, когда день клонился к закату, Моцарт сказал Гайдну: “Может быть, мы желаем друг другу доброй ночи последний раз в жизни”.

Он оказался прав. В этом же году Моцарта не стало.

Спустя год после его смерти стали ходить слухи, увековеченные в недавние времена в фильме “Амадей” (а немного раньше, правда, А. С. Пушкиным. — Примеч. пер.), о том, что Моцарт, якобы, был отравлен завистником по имени Антонио Сальери. Более вероятно, однако, что Моцарт просто умер от истощения.

Последним произведением Моцарта стал Реквием, заказанный композитору неким незнакомцем. Вы, возможно, помните сцену из “Амадея”, где Сальери надевает уродливую маску, выдает себя за незнакомца, ввергает Моцарта в исступление и в конце концов подводит его к смерти. Все это полный вымысел; на самом деле незнакомец был, вероятно, несовершеннолетним аристократом, который имел намерения выдать заказанный шедевр за свой.

Приступая к работе, Моцарт с самого начала был убежден в том, что пишет Реквием на свою собственную смерть. Он лихорадочно спешил, чтобы успеть закончить произведение, лишь подстегивая этим свою болезнь. Он полностью написал только одну часть и набросал эскиз оставшихся. Ученик Моцарта Франц Сюссмайр завершил работу уже после смерти учителя; чаще всего мы слышим именно эту версию произведения.

После кончины Моцарта мир уже никогда не видел никого, в ком бы так сочетались музыкальный гений, искусство композиции и божественное вдохновение. В его музыке все существо классического стиля: элегантность, грациозность, утонченность, одухотворенность, тихая глубокая эмоциональность.

У Моцарта нет плохой музыки. В магазине вы можете взять любую из его записей наудачу.

Нам трудно выбрать что-то немногое из произведений Моцарта, чтобы порекомендовать вам. Мы осознаем всю ответственность за ваше доверие, и тем не менее наша почетная обязанность — сделать выбор, предложив вам несколько шедевров.

Если Вольфганг вас увлечет, послушайте эти пьесы для фортепиано.

И выберите эти любовные серенады для интимной встречи.

Примечание. Во всех указанных названиях буква K обозначает номер по каталогу, с помощью которого вы найдете нужный диск.

Даже Моцарт не оказал такого влияния на развитие классической музыки, как Людвиг ван Бетховен (1770–1827). Портрет композитора вы увидите на рис. 2.7. Бетховен родился в Бонне, Германия, в семье придворного музыканта по имени Иоганн. Подобно отцу Моцарта, Иоганн тоже пытался сделать из сына знаменитость. Но, в отличие от отца Моцарта, Иоганн пошел более “трудным” путем, избивая сына, когда ему казалось, будто одаренность последнего проступает слишком медленно. Несмотря на грубое обращение, Людвиг стал отличным пианистом.

В возрасте 22 лет Бетховен отправился — куда бы вы думали? — в Вену, где бурлила музыкальная жизнь. Там, в поисках лучшей судьбы, которые уже проделал до него Моцарт, он писал музыку на заказ, в связи с различными событиями, и выступал в публичных концертах с собственными сочинениями.

И сам Бетховен, и его музыка были зажигательными, импульсивными и порывистыми; люди любили смотреть и слушать, как он исполнял свои страстные фортепианные композиции. В частной жизни, однако, из-за своей вспыльчивости он нередко ссорился с домовладельцами, у которых жил, и со своими подругами. Бетховен не был паинькой ни в быту, ни в общении с людьми.

Всем нам хорошо известны такие примеры: гении, которых все любят, когда их уже нет.

Главным мотивом вояжа в Вену для Бетховена стало стремление получить уроки композиции у Йозефа Гайдна. (После кончины князя Эстергази Гайдн возвратился в свой старый венский дом.) Отношения ученика с учителем, увы, не были более спокойными, чем с другими людьми; но Гайдн, видя необычайную одаренность ученика, относился к нему терпимо.

Как и Моцарт в свое время, Бетховен изучал искусство создания симфоний и струнных квартетов, которые были главными коньками Гайдна. В первых двух симфониях Бетховена влияние Гайдна зримо присутствует во всем: в форме, структуре, продолжительности, — которые были буквально идентичны характеристикам симфоний Гайдна того времени.

Но потом случилось нечто, изменившее Бетховена навсегда. В 31 год он почувствовал, что постепенно теряет слух. Это наихудшее, что могло бы случиться с музыкантом, — тем более с таким темпераментным, как Бетховен. Подступающая глухота вселяла в душу Бетховена глубокую тревогу.

Однажды композитор прогуливался по лесу со своим учеником Фердинандом Райсом, который стал восхищаться чудесными трелями пастушьего рожка, звучавшего где-то поблизости. Бетховен ничего не услышал — и впал в подавленное состояние. Позже он вспоминал этот мучительный эпизод в документе, одновременно возвышенном и мужественном, который известен музыкантам под названием Heiligenstadt Testament:

Бетховенские произведения этого периода написаны человеком, уставшим бороться за свою судьбу. Эта музыка приобретает для нас больший смысл, если принимать во внимание обстоятельства ее создания. Выплескивая свои страдания в музыке, Бетховен в одиночку, завершив своим творчеством Классический период, открыл новый — эпоху Романтизма, в музыке которой главным элементом стало выражение чувств.

Обратная сторона медали: Людвиг ван Бетховен позволил существовать и Барри Манилову.

Если и существует единственное произведение, совершившее революцию в истории музыки, то это — симфония № 3 Бетховена, известная под названием Героическая. В этом сочинении Бетховен перестал быть простым последователем Гайдна и Моцарта — он обрел собственный неповторимый голос.

С самого начала Бетховен задумал эту симфонию как масштабное произведение, намереваясь воссоздать в нем жизнь и смерть великого героя. Таким героем должен был стать Наполеон Бонапарт; но в 1804 году все изменилось, и вот как писал об этом друг Бетховена Фердинанд Райс:

По продолжительности звучания симфония почти вдвое превосходила предыдущие, и структура ее, в сравнении с остальными, претерпела существенные изменения. Особенно необычной была вторая, медленная, часть — мрачный траурный марш со звуками великой печали и страстными взрывами скорби.

Бетховен написал девять симфоний; они бросили вызов всем ранее существовавшим симфоническим формам. В каждой из этих работ композитор пытается сделать музыку более значительной, он хочет сказать больше, он смело ведет музыку по доселе нехоженым дорогам.

Наиболее прославленной из бетховенских симфоний стала, конечно, Пятая. Это она начинается четырьмя знаменитыми суровыми звуками в до миноре, которые знакомы каждому: “Та-та-та-ТААААААААААААААААМ!”

После четырех частей геркулесовых трудов симфония приходит к финалу, но вместо до минора (строгой тональности, в которой начинается произведение) Бетховен использует здесь светлый, триумфальный, жизнеутверждающий до мажор.

Выражаясь сухими терминами, различие между минорным и мажорным аккордами состоит только в одной ноте. (Обратитесь к главе 11.) Но при восприятии это различие огромно. Когда музыка переходит от минора к мажору, вы чувствуете, будто буря прошла, облака стали развеиваться, вот-вот выглянет солнце, и вам, наконец, удалось найти свободную автостоянку прямо напротив ресторана.

Прослушайте первую часть симфонии и можете продолжить чтение с главы 5. Но если вам хочется испытать все тревоги волнующего путешествия в мир Пятой симфонии Бетховена — послушайте ее полностью.

В отличие от Моцарта, Бетховен не был легким и подвижным композитором; он неделями и месяцами ломал голову над своими черновиками и зачастую оставался неудовлетворен.

Одна из самых простеньких мелодий, когда-либо посещавших черновики Бетховена, стала в конечном итоге одной из глубочайших музыкальных тем в истории: Ода к радости из его Девятой (и последней) симфонии. Вы могли слышать этот мотив со стихами Joyful, joyful, we adore thee или в виде ироничной музыки в фильме “Die Hard”.

“Ода к радости” — большое прекрасное стихотворение Фридриха Шиллера. Уже в 23 года Бетховен захотел положить его на музыку. Он нашел для него подходящее место — в финале Девятой симфонии — 20 лет спустя.

До сих пор все симфонии создавались исключительно для оркестрового исполнения. Но впервые за все время в свою Девятую симфонию Бетховен ввел четырех вокалистов и огромный хор для исполнения шиллеровских стихов. С точки зрения тогдашних музыкальных критиков, добавление вокала в симфонию было тяжким преступлением. Гневные дебаты по этому поводу продолжались в музыкальных кругах еще десятилетия.

К счастью, публику совершенно не заботило мнение крючкотворов; первое исполнение имело громадный успех. Аудитория забросала Бетховена цветами и наградила его оглушительной овацией. Но к этому моменту Бетховен был уже полностью глухим; он сидел лицом к оркестру и не видел реакции зала. Один из певцов, проявив сердечность, осторожно взял Бетховена за плечи и повернул лицом к публике, чтобы тот мог увидеть ее восторг.

Перед своей кончиной Бетховен был героем; на его похороны собрались 30 тысяч скорбящих поклонников. Одним из тех, кто нес гроб, был Франц Шуберт — следующая музыкальная персона, о которой вы сможете прочитать в этой главе.

Если вы стремитесь послушать музыку Бетховена, остановите внимание на этих оркестровых шедеврах.

Мы хотели бы порекомендовать вам также фортепианные сонаты Бетховена.

Упомянем еще и несколько камерных работ (пьес для небольших музыкальных ансамблей). Здесь некоторые из наших любимых.

Бетховену было всего 20 лет, когда родился тот, кто впоследствии будет нести его гроб: Франц Шуберт. Проницательно заметив, что каждый великий композитор классического периода, в конце концов, приезжает в Вену, Шуберт сэкономил на билете и родился прямо здесь.

Как и у Моцарта, мелодии Шуберта (изображен на рис. 2.8) источались им подобно меду из сот; после того как он завершал одно произведение, он просто начинал новое. И мелодии его чрезвычайно доступны — даже в симфониях.

Шуберт был хорошим пианистом, хотя и не таким виртуозным, как Моцарт или Бетховен; выступлениями он не зарабатывал больших денег. Но его фортепиано сослужило хорошую службу на множестве дружеских музыкальных вечеров, которые стали известны как Шубертиады. Приятели собирались вместе, разгадывали шарады и танцевали под музыку, которую Шуберт тут же на ходу и сочинял.

Любящая, радостная натура и его полные веселья вечеринки снискали Шуберту огромную популярность среди его друзей, невзирая на то, что особой статью он не отличался. Вовсе. А приятели обзывали его “Гриб”. (С такими друзьями зачем нужны враги?)

Со временем, после того как Шуберт надолго потерял работу, круг его знакомств стал уже. Вена все еще пребывала в обмороке от Гайдна, и Бетховен держал свою марку, поэтому Шуберт проиграл соревнование по части симфоний. И молодой композитор по имени Джоаккино Россини завораживал публику своими прекрасными операми (такими как Севильский цирюльник), так что Шуберт опоздал и с операми.

Тем не менее симфонии Шуберта необыкновенно искусны. Его наиболее знаменитая симфония, № 8, известна под названием Неоконченная. Он оставил ее незавершенной не потому, что жизнь его оборвалась; на самом деле никто точно не знает, почему он написал только две части вместо обычных четырех. Мы выдвинем наугад три предположения.

В истории уже имелись попытки воссоздать третью и четвертую части симфонии, но, на наш взгляд, эти сочинения не гармонируют с двумя первыми частями.

После Неоконченной Шуберт создал симфонию № 9. За ней закрепилось название Великая — и этому есть причина: она была самой длинной среди симфоний композитора.

Насколько хороши были симфонии Шуберта, настолько же великолепен был он в своих малых музыкальных произведениях — например, в коротких фортепианных пьесах, называемых им Экспромт, или Музыкальный момент.

Но прежде всего, он был велик как создатель песен. Шуберт написал их более 600. Он называл их Lieder, поскольку не говорил по-английски (и по-русски, что кажется не менее странным. — Примеч. пер.).

Шуберт писал свои Lieder в расчете на исполнение одним певцом под аккомпанемент фортепиано. На самом деле, возможно, слово аккомпанемент и не очень подходит, поскольку в этих песнях роялю отводится такая же роль, как и вокалу. Когда голос рассказывает нам о некоей Грэтхен, сидящей за своей прялкой, фортепиано вновь и вновь выписывает музыкальные фигуры, наводя на размышления как о механизмах вращения веретена прялки, так и о смятении чувств юной девы. Когда голос повествует об отце с ребенком, скачущих на лошади, аккомпанемент зримо подчеркивает галоп лошади. Когда голос поет о форели, плывущей в речных струях, фортепиано становится рекой и форелью. Чем больше вы слушаете песни Шуберта, тем больше они вам нравятся.

Будучи компанейским парнем, Шуберт написал изрядное количество фортепианных дуэтов — пьес для двух исполнителей. (Шуберт, человек педантичный, давал этим пьесам подзаголовок “Для четырех рук”. При этом он, конечно, не имел в виду, что у одного исполнителя окажется три руки, а у другого только одна.)

Исполнять дуэты весело, они требуют от пианистов взаимного дружеского расположения — факт, не обойденный вниманием Шуберта. Часто, сочиняя дуэт, он нарочно придумывал такие ноты, для извлечения которых исполнителям приходилось перекрещивать руки друг друга. Затем он приглашал к себе какую-нибудь симпатичную молодую соседку, чтобы прорепетировать новую пьесу вместе с нею. Мгновения легких прикосновений, мы полагаем, случались чаще, чем это можно было бы объяснить простой необходимостью воплощения художественного замысла старого “гриба”.

Через год после участия в похоронах Бетховена Шуберт сам умер от брюшного тифа. Он умер так, как и жил, очень бедным и очень молодым — ему был всего 31 год.

Если хотите стать поклонником Шуберта, мы к вашим услугам. Во-первых, послушайте такие оркестровые работы.

(В указанных названиях D обозначает номер по каталогу; номер поможет вам найти нужное произведение в магазине грамзаписей.)

Затем отыщите такие камерные пьесы.

Тем временем, снова в Германии, рос еще один гений, создавший прекрасные вещи и умерший молодым: Феликс Мендельсон (1809–1847). Портрет композитора — на рис. 2.9.

Феликс родился в привилегированной семье. Его отец был банкиром, дед Мозес Мендельсон — философом. Открыв в ребенке недюжинные способности, данные ему природой, родители помогали Феликсу реализовать их. Как и Моцарт, сочинять он начал рано, но музыка молодого Мендельсона была даже более зрелой — особенно Струнный октет (написанный в возрасте 16 лет) и увертюра к драме Шекспира Сон в летнюю ночь (написанная в 17).

Семнадцать лет спустя Мендельсон сочинил новую музыку к той же самой шекспировской пьесе. Среди других фрагментов был один, возможно, самый знаменитый из всего, что Мендельсон написал: свадебный марш, который обычно исполняют после слов “Теперь вы можете поцеловать невесту”. Эта маленькая пьеса стала настолько знакомой, настолько вошла в человеческую культуру, что нередко люди удивляются, слыша, будто кто-то ее действительно написал!

Подобно Моцарту, Мендельсон просто записывал музыку, рождающуюся в его голове, полностью законченную, без необходимости дальнейших исправлений. Приятели-музыканты могли вести с ним продолжительные непринужденные беседы, восхищаясь тем, как Феликс изливает музыку на бумагу, не прерывая разговор.

Мендельсон — один из тех редких композиторов, кто достиг вершин славы, предварительно не скончавшись. Его Фортепианный концерт № 1 соль минор, например, стал таким хитом, что долгое время был одним из наиболее исполняемых произведений. Известна история об одном рояле, которую рассказывал в Парижской консерватории композитор Гектор Берлиоз (он появится в этой главе несколько позже). Этот инструмент так часто использовался для исполнения концерта Мендельсона, что он, якобы, продолжал играть даже тогда, когда никто не прикасался к его клавишам! Местный фортепианный мастер пытался сделать все, чтобы инструмент заглох: он прыскал на него святой водой, рубил клавиши топором; рояль не останавливался. Наконец, он пошел на крайние меры: собрал оставшиеся куски инструмента и швырнул их в огонь — и концерт удалось утихомирить.

Мы догадываемся, что чувствовал бедный малый — мы сами пережили эру диско.

Несмотря на еврейское происхождение, Мендельсон принял лютеранство и написал много произведений на религиозные темы.

Юношей Мендельсон дирижировал оркестром в Лейпциге, Германия, где веком раньше Бах написал свои возвышенные шедевры. Мендельсон сыграл решающую роль в популяризации музыки Баха. Как вы, возможно, помните, Бах был знаменит как органист, но не композитор; после его смерти многие произведения остались пылиться в шкафах или были выброшены вовсе.

Феликс Мендельсон впервые после кончины Баха откопал и исполнил монументальные Страсти по Матфею. С этого момента мир стал восхищаться Бахом, почитать и любить его.

Мендельсон продолжил традиции Баха и Генделя в своих собственных ораториях, таких как Пророк Илия и Хвала Господу. Но симфонии Мендельсона еще более знамениты, чем его оратории; Четвертая симфония, Итальянская, особенно хороша. В ней Мендельсон воссоздал ту беззаботную атмосферу праздника, в которой он пребывал во время посещения Италии. Еще немножко — и вы ощутите вкус фруктового мороженого, которое продают торговцы на узеньких улочках старого Рима.

Послушайте эти чудесные произведения Феликса Мендельсона.

А вот и тот изящный октет, который он написал в 16 лет, — струнный октет ми-бемоль мажор, соч. 24.

Неисправимые романтики

Ко времени смерти Мендельсона уже томился в ожидании новый век музыки. Эпоха Классицизма, заполненная интеллектуальной, рациональной музыкой, медленно уступала дорогу эпохе Романтизма — своему чувствительному и эмоциональному ребенку. Композиторы-романтики черпали свое вдохновение в картинах природы с восходами солнца, грозами и стогами сена на опушке леса.

Как и любой другой уважающий себя композитор-романтик, Карл Мария фон Вебер (рис. 2.10) написал много романтически звучащей музыки. Но в то же время он получил известность и за свой вклад в классику как основатель живого стиля.

Вебер (1786–1826) был первым дирижером, который разработал стандартный порядок размещения оркестрантов — систему инструментальных групп, которая существует до сих пор. Он впервые ввел отдельные репетиции для каждой из групп оркестра; он первым стал дирижировать все концерты, держа в руке палочку и стоя на подиуме (вместо того чтобы восседать за роялем либо стучать посохом об пол); и он первым потребовал от музыкантов и от себя полной ответственности за качество исполнения произведения. Если и этого вам покажется недостаточно, он был одним из наилучших пианистов мира. Не всегда плох тот парень, которого зовут Мария.

Вебер известен и как отец немецкой романтической оперы, но это к делу не относится. И в доказательство его роли как Одного-Из-Тех-Парней-Кто-На-Самом-Деле-Открыл эру романтики, Карл умудрился даже умереть романтично — от туберкулеза, главной причины ухода из жизни многих романтиков.

Оперы — самые важные произведения Вебера, но он, кроме того, написал и изрядное количество чисто инструментальных работ, включая чудесные концерты для фортепиано, кларнета, валторны и фагота. Его перу принадлежат также две симфонии, к сожалению, редко исполняемые.

Вебер был мастером тембров. В музыке своей оперы Вольный стрелок он использовал множество звуковых эффектов, вызывающих трепет, дрожь и чувства чего-то дьявольского. Музыка пробуждает первобытный ужас. Она сама этот ужас. В это же время появился и Франкенштейн Мэри Шелли.

Вебер основал новый стиль и утвердил музыку романтизма. Сделав это, он оказал влияние на всех композиторов, кто шел вслед за ним.

Чтобы вкусить музыки Вебера, рекомендуем послушать такие его вещи.

Большинство композиторов оставили свои имена в истории музыки потому, что меняли какие-то правила. Гектор Берлиоз (1803–1869), изображенный на рис. 2.11, стал знаменитым, игнорируя их.

Берлиоз был, в каком-то смысле, еще большим новатором, нежели Бетховен. Послушайте, например, симфонию последнего, а затем Фантастическую симфонию Берлиоза, написанную всего через три года после смерти Бетховена. Вам покажется, что Берлиоз прилетел с другой планеты.

Берлиоз родился во Франции, в окрестностях Гренобля. Его отец, врач, поощрял сына следовать по его стопам. Но, изначально посвятив себя медицине, Берлиоз стал одним из самых известных в бесконечной череде лекарей-недоучек, бросив мир лекарств в пользу Музыки. Что повлияло на его решение? Возможно, неописуемая притягательная сила музыки. А возможно, ему пришлось делать вскрытие трупа. Он писал:

Да, Гектор, хорошо, если встречаешься с нею только так...

Берлиоз отправился в Парижскую консерваторию учиться у Луиджи Керубини, известного своей прямолинейностью итальянского композитора. Берлиоз возненавидел все, чему учил его Керубини, — включая раболепное повиновение установленным музыкальным канонам в ущерб всему нетрадиционному. Бунтовщик Берлиоз страстно желал создавать новую музыку, и ему не хотелось даже близко быть рядом с теми, кто его не понимал.

Он пристально приглядывался к каждому элементу, из которых состоит музыка, — правилам гармонии, структуре симфоний, способам сочинения мелодий, составу оркестра и т.д. Если Берлиоз чувствовал нечто, способное помочь ему выразить то, что он хочет выразить, он брал это на вооружение. Если нет, он отбрасывал его в сторону.

В возрасте 27 лет Берлиоз одержал вожделенную победу в конкурсе Prix de Rome на право получения поощрительной стипендии при четырехлетнем обучении композиторскому мастерству в Риме. Там он не создал много произведений — изрядная доля времени уходила на изучение жизни самого города, — но отсюда он черпал вдохновение для своих последующих работ, например, таких, как увертюра Римский карнавал (одно из самых популярных его произведений).

Другая возможная причина недостаточной плодотворности состояла в том, что Гектору вскружила голову молодая парижанка по имени Камилла. После четырех месяцев пребывания в Риме, услышав про новый роман своей подруги, он впал в состояние глубокой депрессии. Намереваясь разделаться с соперником, Гектор приобрел пистолет, переоделся в женское платье и отбыл на поезде в Париж. Но ко времени прибытия состава в Геную Гектор решил, что задуманное им убийство будет выглядеть слишком мелодраматично. Вместо этого он вознамерился убить себя, утопившись в Средиземном море.

Однако покушение на самоубийство оказалось неудачным — он был выужен из воды, чтобы жить и написать свою самую знаменитую симфонию, Фантастическую, реализовавшую одну из немногих его успешных попыток завоевать сердце женщины музыкальными композициями.

В один из вечеров Берлиоз присутствовал на спектакле Ромео и Джульетта, шедшем на английском языке. В тот момент, когда актриса, игравшая Джульетту, вышла на сцену, Гектор (который, как вы, вероятно, заметили, легко терял голову) понял, что полюбил ее до безумия.

Гарриет Смитсон, ирландская актриса, ни слова не говорила по-французски. Языковой барьер только разжигал пламя его одержимости. Он слал ей любовные письма, подарки и ноты; он стремился туда, где надеялся с ней встретиться”. Наконец, он преуспел, до смерти ей надоев.

Страсть к Гарриет подвела Берлиоза к написанию необычной симфонии в пяти частях, которую он назвал Symphonie fantastique (Фантастическая симфония). Произведение основывается на придуманной им истории о молодом артисте, сошедшем с ума от безответной любви к женщине (оригинально, оригинально!). Берлиоз написал музыкальную тему для выражения этого чувства и назвал ее idee fixe (“навязчивая идея”). Эта мелодия присутствует в каждой части симфонии.

Симфония настолько отличалась от всего, созданного раньше, что Берлиоз сделал примечания к партитуре для дирижера: “Здесь нет опечаток. Это действительно должно исполняться так, как написано. Прошу не исправлять ноты”.

Для Берлиоза, однако, существовала другая причина праздновать успех Фантастической симфонии: она на самом деле сработала. Гарриет Смитсон присутствовала на премьере и была счастлива. После концерта девушка встретила Гектора; они назначили свидание и — играйте, скрипки! — вскоре поженились.

На этом можно было бы и поставить точку, но журналистская честность велит продолжить. Даже после нескольких лет замужества Гарриет так и не научилась говорить по-французски. А Гектор ничего не смыслил в английском. А как вы могли слышать от многих разведенных жен, замужество без общения невозможно. В конце концов, доведенные до сумасшествия скукой и мертвой тишиной, Гектор и Гарриет разошлись. C’est la vie, Гектор.

Вы получите массу удовольствия от бурной музыки Берлиоза, особенно от таких вещей.

В то время, когда Берлиоз жил и работал в Париже, на первые роли начал выходить другой великий композитор: Фредерик Шопен (1810–1849), тонкий, хрупкий пианист-виртуоз из Польши (изображен на рис. 2.12). Шопен собственноручно в корне преобразил мир фортепианной музыки. Он изменил сами представления о том, на что способен рояль (он и сокровенный, и блестящий, и поющий на все голоса) и чего он не может (такого просто нет).

Как и многие другие композиторы, упомянутые нами в этой главе, Фредерик Шопен был мальчиком, который удивлял. В возрасте семи лет он опубликовал в Польше свою первую композицию; всего годом позже он уже дебютировал как концертирующий пианист. Его детство было заполнено звуками польских национальных танцев, полонеза и мазурки, которые навсегда запечатлелись в его чувствах и музыке.

Фредерик сочинял свои пьесы за роялем и, исполняя их, любил импровизировать. Ему было жаль их записывать — это означало для него их умертвить. К сожалению, все гениальные мимолетные творения Шопена потеряны для истории; в те годы звукозаписывающие устройства были только в мечтах и проектах.

В Париже, куда Шопен приехал в возрасте 21 года, его виртуозность вызвала сенсацию; никто раньше не слышал такой музыки. Увы, из-за слабого здоровья он не мог давать много концертов. Фредерик зарабатывал себе на жизнь, продавая сочинения и ведя уроки фортепиано. Он ограничил свои выступления главным образом небольшими “салонными” концертами, например в чьем-нибудь доме. И они были триумфальны.

Однажды мы видели (и даже потрогали) бронзовую копию одной из рук Шопена. Этот эксперимент позволил нам сделать следующее заключение: его пальцы были крошечными, изящными… и металлическими.

Даже обладая такими маленькими руками, молодой Фредерик просто парил над клавиатурой. Его музыка — суматоха звуков, подобных вихрю, порхающих снизу вверх и обратно. Его музыка тепла, романтична и нежна; в типичных записях музыки Шопена вы, чаще всего, не услышите звуков боли и страданий (разве что, возможно, от самого пианиста).

Если вы думаете, что никогда раньше не слышали Шопена, то заблуждаетесь. Знаменитый похоронный марш, такой мрачный и скорбный, так часто одалживаемый на время уличными музыкантами и звучащий во многих кинолентах, принадлежит его перу; этот марш составляет часть фортепианной сонаты. А вспомните теперь тот хит Барри Манилова, “Could It Be Magic”; выбросьте голос Барри, и оставшаяся партия фортепиано — ошибки здесь быть не может — это прелюдия Шопена № 20 до минор, соч. 28.

Если захотите поближе познакомиться с Шопеном, вам будет над чем поразмыслить в музыкальном магазине. Мы особенно рекомендуем следующие работы для фортепиано соло.

И обратите внимание на эти сочинения для фортепиано с оркестром.

Гендель, Бетховен и Берлиоз были композиторами и признанными чудаками. Здесь же случай другой.

Роберт Шуман (1810–1856), его портрет изображен на рис. 2.13, был одним из самых знаменитых немецких композиторов-романтиков, хотя сегодня не каждый об этом знает. Сама история его жизни, перемежавшейся периодами глубоких эмоциональных травм, смогла бы занять первое место в списке созданных им бестселлеров.

Шуман еще ребенком проявил за роялем свой неслыханный талант. К сожалению, фрау Шуман, подобно матерям многих других будущих композиторов, лелеяла надежды на более “основательную” карьеру сына — например, на стезе юриспруденции. Роберт с неохотой и в спешке поступил на факультет права Лейпцигского университета. К разочарованию фрау Шуман, ее сын познакомился с Феликсом Мендельсоном, который пребывал в Лейпциге, и они стали друзьями. Вскоре, как и Берлиоз, Шуман предпочел учебе музыку.

Роберт стал отдавать все свое время урокам фортепиано, которые он брал у легендарного Фридриха Вэка, и — о, молодость! — тотчас же влюбился в юную Клару, дочь учителя.

Клара сама была музыкальным вундеркиндом. В возрасте 9 лет она побывала в Германии в качестве пианиста-виртуоза; теперь, в 16, у нее уже была хорошая карьера. Нетрудно догадаться, что ее отец не был в восторге от того, что 25-летний Шуман проявляет к ней интерес. “Охотник за невестами”, — наверняка ворчал он.

Очевидно, папа Вэк выпустил из виду одну из основных заповедей воспитания детей: если вы что-то запрещаете своему чаду, оно определенно это сделает. Конечно, Клара вышла замуж за Шумана. Понадобились пять лет и судебный процесс, чтобы узел, наконец, был развязан.

Следующие годы были счастливейшими в личной жизни Шумана. В профессиональном плане, однако, он многое потерял. Пытаясь укрепить безымянный палец левой руки, — который был менее подвижным в сравнении с остальными, — Роберт сделал, по собственному мнению, открытие. На ночь он обматывал палец струной, другой конец которой привязывал к потолку, предполагая, что эта хитрость постепенно усилит сухожилие руки и придаст пальцу дополнительную гибкость. На практике же случилось, что палец стал полностью парализован.

Карьера пианиста оборвалась, и Шуман полностью отдался композиции. Он написал много пьес, четыре прекрасные симфонии и потрясающий концерт для фортепиано.

В соответствии с лучшими традициями Романтизма выражение чувств в музыке превалировало у Шумана над формой, рассудком и логикой. И у него не было недостатка в эмоциях; его личность бурно металась между двумя полюсами — напряженным творчеством во благо других и вялой погруженностью в себя. Он чувствовал, что в нем как будто живут два разных человека — он даже дал им имена: Флористан (Florestan) — для деятельного и Эйсебио (Eusebius) — для апатичного. (Откровенно говоря, нам даже более интересна его третья индивидуальность — та, которая придумала имена двум первым.)

Теперь нам известен медицинский термин, выражающий суть болезни Шумана: у него был маниакально-депрессивный психоз. (Бетховен тоже страдал им.) Позже депрессия, к сожалению, начала сопровождаться галлюцинациями. В 44 года, находясь к состоянии кризиса, Шуман предпринял попытку самоубийства, бросившись в Рейн. Однако, не читав биографии Берлиоза, он не знал, насколько неэффективный путь избрал; как и Берлиоза, его вытащили из воды, испачканного, но живого. Увы, последние два года своей жизни он провел в психиатрической больнице.

Лучшие работы Шумана — это его циклы пьес для фортепиано. Послушайте такие.

И обратите внимание на следующие произведения для оркестра.

Подобно Моцарту и Бетховену, рожденный в Германии Иоганн Брамс (1833–1897) — изображен на рис. 2.14 — был музыкально одаренным ребенком. К его и нашему счастью, отец Иоганна, игравший на духовых инструментах, распознал и выпестовал талант сына в годы его становления.

В отличие от своих музыкальных предшественников, которые получали работу в кафедральных соборах и костелах, Брамс начал деятельность пианиста в гамбургских тавернах и публичных домах. (За подробностями о публичных домах и остальной соответствующей тематике мы украдкой отсылаем вас к книге Секс для чайников, написанной доктором Рут Вестхаймер.) Но работа есть работа, и Брамс стал знакомиться с огромным пластом музыки, особенно танцевальной, которую он исполнял каждую ночь на протяжении своих юношеских лет.

Брамсу было 20 лет, когда он пришел на встречу со знаменитым Робертом Шуманом. После знакомства с музыкой Брамса Шуман написал в музыкальном журнале: “Снимите шляпы, джентльмены, — перед вами гений!”

Но Роберт не единственный из Шуманов, кто интересовал молодого Брамса; среди них была и юная жена Роберта, Клара. История не сохранила точных сведений, насколько тесными были отношения Клары и Иоганна, — за исключением того, что после смерти Роберта Шумана они стали проводить все больше и больше времени вместе.

Пришел момент, когда Брамс стал одним из лидеров современных ему композиторов; его слава распространилась по родной Германии и за ее пределами.

Знаменитый немецкий пианист и дирижер Ганс фон Бюлов высказал однажды чеканную фразу: “Три великих Б: Бах, Бетховен и Брамс”. Этот знак уважения должен был невероятно льстить самолюбию Брамса, но он также накладывал и бремя большой ответственности за продолжение великих австро-германских традиций в музыке. Брамс даже переселился в Вену, где жили все крупнейшие мастера.

Брамс с честью выполнил свою миссию, привнеся в формы и структуры музыки Барокко и Классицизма теплоту, богатство и выразительность Романтизма. Но он был одним из наиболее самокритичных композиторов в истории. Он выбросил десятки, если не сотни, своих композиций, прежде чем кто бы то ни было получил возможность их услышать. Действительно, он опубликовал свою первую симфонию, когда ему исполнилось 43 года. Посмотрите на контраст: Моцарт за такой же период успел опубликовать 41 симфонию, умереть и восемь лет покоиться в прахе.

Как странно нам слышать сегодня, что музыка Брамса, такая сочная в гармониях и обаятельная по стилю, публикой того времени часто рассматривалась как академичная, тяжелая, резкая и даже диссонирующая. Даже сравнительно недавно, в 30-х годах ХХ века, завсегдатаи известных американских концертных залов писали на стенах: “Аварийный выход на случай Брамса”.

Причина подобного недовольства, мы полагаем, заключалась в том, что мелодии Брамса не всем могли угодить. Как и Бетховен, он часто обдумывал маленькие музыкальные идеи, которые называл мотивами, иногда состоящие буквально из двух-трех нот, и работал над ними изобретательно, исследуя все возможные их перестановки. Результат был ошеломляющим, но не всегда таким, который можно назвать общедоступным. Брамс, однако, определенно хотел, чтобы вдохновение подарило ему мелодии, обреченные на успех. “Я отдал бы все, что сделал, — однажды сказал он, — за возможность написать вальс Голубой Дунай!”

Большинство работ Брамса совершенны, и вы можете, благоговея, начать знакомство с любой из них. Вот некоторые из предпочитаемых нами.

Произведения для оркестра.

Малые формы.

Рок-звезды произошли не от Элвиса. Две величайшие рок-звезды из всех, которых знал мир, жили в ХІХ веке (рис. 2.15), сводя с ума толпы и заставляя юных дев визжать и падать в обморок.

Никколо Паганини (1782–1840) был самым талантливым из всех скрипачей, которые когда-либо жили. Он обладал совершенной техникой, порхающими пальцами, смычком, который высекал искры, и пылкой эмоциональной манерой исполнения, повергающей публику в экстаз.

Паганини полностью изменил саму природу скрипичного исполнения. Да, он мог одним залпом сыграть такие пьесы, которые, как считалось, невозможно было исполнить; но он также являл выдающийся в мире классической музыки пример антрепризы самому себе, представляя публике свое искусство как феномен. Перед концертом, например, он мог подготовить свою скрипку, почти до конца подпилив на ней три струны из четырех. Во время выступления эти три струны лопались, заставляя его завершить исполнение на единственной оставшейся.

Женщины (и некоторые мужчины тоже) просто теряли сознание на концертах Паганини. Не раз он просил ослабить свет во время исполнения им пьес, звучащих особенно зловеще. Когда свечи вновь зажигали, зал выглядел как после битвы, там и сям валялись тела.

Как сказал бы Саддам Хуссейн, известность — это не всегда вопли поклонников и почет. Тогдашние сплетники с наслаждением распространяли слухи о том, что Паганини отрубил голову собственной жене; что он научился играть на скрипке во время отбывания восьмилетнего тюремного заключения за убийство ножом одного из своих соперников и даже продал свою душу дьяволу. (Продолговатое, худое, бледное, молчаливое, мрачное лицо Паганини, его длинные костлявые пальцы и черный плащ отнюдь не способствовали подавлению этих кривотолков.)

Для демонстрации своей удивительной виртуозности он написал шесть скрипичных концертов. С музыкальной точки зрения они весьма хороши, но главной их задачей было показать целую череду ослепительных технических эффектов. Мы рекомендуем вам концерты № 1 и № 2, которые чаще других исполняются сегодня.

Если Паганини был артистичным мастером скрипки, то Ференц Лист, выходец венской школы, стал его двойником-пианистом, объездив всю Европу и собирая полные концертные залы. Подобно Паганини, Лист (1811–1886) превращал собственные выступления в своего рода рок-зрелища: каждый раз перед началом исполнения он эффектно снимал пару белых перчаток, разрывая их по швам, требовал обязательного наличия на сцене запасного рояля на тот случай, если он порвет струны во время своих неистовых ударов по клавиатуре, и демонстрировал игру по памяти, отбрасывая ноты в сторону.

Паганини заставлял дам падать в обморок, но Лист пошел дальше — он мог сам потерять сознание после исполнения особенно эмоционально закрученной пьесы. Естественно, поклонники неистовствовали. Так много людей писали ему, умоляя подарить локон волос, что ему пришлось купить собаку — он по мере необходимости отрезал у нее клочки шерсти. Публика впала в Листоманию, полностью потеряв контроль над собой (и это не наша выдумка!).

Для демонстрации своих талантов Лист сочинил множество пьес для фортепиано соло — они были одними из самых трудных для исполнения среди когда-либо написанных. Наиболее виртуозны Венгерская рапсодия и Соната для фортепиано си-бемоль минор.

В возрасте 37 лет Лист потряс мир известием о прекращении своей карьеры концертирующего пианиста. Он получил постоянную должность музыкального директора при дворе Веймара, Германия. Там он дирижировал оперными спектаклями и симфоническими концертами, сочинил ряд музыкальных поэм, две симфонии и два фортепианных концерта. Мы рекомендуем вам послушать Концерт для фортепиано № 1 — его прекраснейший оркестровый шедевр.

Семнадцать лет спустя Лист вновь ошеломил мир, когда отправился в Рим и стал священником, подавая пример будущим звездам, вроде Кэт Стивенс и Маленького Ричарда, как чередовать меры воздействия на поклонников и привлекать последних к истиной вере.

Лист любил называть свою смелую манеру исполнения, заполненную необычными гармониями и структурами, “Музыкой Будущего”. (Возможно, это и верно, но он никогда не слышал гэнсгта-рэп.) А основным проводником “Музыки Будущего” был Рихард Вагнер (1813–1883), портрет которого приведен на рис. 2.16. Вагнер стал для Листа другом и братом по оружию — или, точнее, зятем по оружию: Вагнер женился на дочери Листа, Козиме, после того как сманил ее от первого мужа.

Вагнер был мастером оперы. Он пытался создать новую форму искусства, музыкальную драму, которая соединила бы в себе знаменитые немецкие народные сказки с достойной постановкой и хорошей музыкой.

Мы, однако, включили рассказ о Вагнере в этот опус по трем причинам.

Здесь, по нашему скромному мнению, перечислены лучшие из вагнеровских увертюр.

Послушав затем увертюру к опере Валькирия, скажите, слышали ли вы ее раньше (если вы затрудняетесь ответить, вспомните сцену вертолетной атаки в киноленте “Апокалипсис сегодня”).

Если представить Рихарда Вагнера камнем, брошенным в реку, то круги от него коснулись почти каждого композитора, кто пришел позже, а особенно двух его горячих последователей — Рихарда Штрауса (1864–1949) и Густава Малера (1860–1911), изображенных на рис. 2.17.

Родившись в Германии, Рихард Штраус в раннем возрасте получил серьезные музыкальные уроки от своего отца, который играл на валторне. Неудивительно, что в его сочинениях так много места уделено упомянутому инструменту. Его два концерта для валторны стали основой репертуара музыкантов этой специальности, а несколько необыкновенно трудных и героических соло валторны в его оркестровых сочинениях сделали Рихарда Штрауса любимым композитором валторнистов всего мира.

Штраус твердо считал, что в преклонном возрасте, в каком находился Вагнер, разработка новых музыкальных форм невозможна. “Отныне, — писал он, — больше не будет бесцельной болтовни... и больше не будет симфоний”.

По Штраусу, будущее связано с программной музыкой, которая повествует о чем-то. Подобные произведения он называл симфоническими поэмами и был величайшим проводником концепции этих произведений. (О симфонических поэмах вы сможете прочитать в главе 3.) Среди лучших подобных его работ — Дон Жуан, Дон Кихот, Жизнь героя, Так говорил Заратустра и Смерть и просветление.

Мы с вами никогда не встречались, но мы знаем, что вы слышали музыку Рихарда Штрауса. Ее очень много в кинолентах — в частности, в начале картины 2001 год: Космическая одиссея. Вспомнили, когда троглодит смотрит на гигантский черный прямоугольник, движущийся из космоса? Вы слышите три долгие звука трубы, за которыми следуют гром всего оркестра и дробь литавров. Это — Так говорил Заратустра Штрауса.

В соответствии с философией Штрауса, все его звуковые поэмы о чем-то повествуют. В Дон Жуане вы слышите рассказ о том, как величайший любовник мира покоряет одну женщину за другой. В Смерти и просветлении вам чудятся запинающиеся звуки биения слабого сердца старика на смертном одре. В Дон Кихоте вы можете услышать, как обезумевший Кихот атакует “армию” блеющих овец, неистово сражается с ветряными мельницами или медленно сползает со своей лошади. Рихард Штраус однажды похвастался одному из друзей за обедом: “Я могу все переложить на язык звуков. В своей музыке я могу описать звуками то, как вы возьмете в руки ложку и вилку с одной стороны тарелки и переместите их на другую”. (Мы готовы побиться об заклад, что такая звуковая поэма никогда не завоевала бы платиновый диск.)

Музыка Рихарда Штрауса взяла на вооружение некоторые вагнеровские приемы. Например, композитор ассоциирует определенную мелодию (лейтмотив) с определенным персонажем оперы. Он часто применяет ложные каденции, т.е. такое построение гармонии, что кажется, будто аккорд сейчас разрешится — но не тут-то было.

Штраус был также выдающимся дирижером; это объясняет, почему он, в отличие от большинства композиторов, получил признание и известность еще при жизни. Хотя он и был музыкальным гением, только по его дирижированию вы никогда не узнали бы об этом: он дирижировал сидя, хладнокровно, без эмоций; его палочка двигалась в воздухе невыразительно. Однажды он сказал, что левая рука дирижера может никогда и не покидать карман его жилета. (Поколения будущих дирижеров, не имея понятия, что такое жилет, тщетно пытаются найти место, куда еще можно было бы сунуть свою левую руку.)

Хронологически вторая половина жизни Штрауса принадлежит ХХ веку, но по музыкальному стилю — эре Романтизма. Хотя он продолжал эксперименты с новыми музыкальными идеями, он так и не отказался от тональности в своей музыке (основывая ее в большинстве случаев на традиционных гармониях); его сочинения к концу жизни приобрели более традиционный характер звучания. Еще молодым человеком он написал поэму Смерть и просветление; 60-ю годами позже, перед самой кончиной, мастер программной музыки сказал: “Смерть совсем такая, какой я написал ее”.

Из всех восьми симфонических поэм Рихарда Штрауса первыми послушайте эти.

А чтобы отведать простой, более консервативной музыки Штрауса, послушайте такие пьесы.

Наконец, мы хотели бы порекомендовать одно из наших самых любимых произведений, Четыре прощальных песни для сопрано и оркестра, принадлежащее к разряду Самой Восхитительной Музыки.

Контрастируя со спокойным, эмоционально уравновешенным Штраусом, вторым наиболее верным последователем Вагнера был гений, терпевший муки различных болезней: Густав Малер (1860–1911).

Родившись в Богемии (нынешняя часть Чешской республики), Малер, сын еврея-винодела, начал свою жизнь со страданий. “Кем же ты хочешь стать, когда вырастешь, малыш?” — ласково по-чешски спросил у него прохожий. “Мучеником”, — отвечал Густав.

Его мечта сбылась — вся его жизнь отмечена трагедиями. Дочь Малера умерла от скарлатины (вину за это суеверный отец принял на себя; он даже написал цикл песен, названный им Песни об умерших детях). У самого Малера было очень слабое сердце, из-за чего его мучили мысли о смерти. С самого начала жизни Малер чувствовал себя отчужденным: “Я трижды бездомен: как богемец в Австрии, как австриец среди немцев и как еврей на всем белом свете”.

Детство его было полно волнений. Отец, жестокий человек, постоянно оскорблял членов семьи, особенно жену, мать Густава. После одного из мучительных эпизодов жестокого с ним обращения юный Малер бежал из дома, не имея возможности далее терпеть такое. Попав на улицу, он услышал шарманку, играющую популярную среди венцев народную застольную песню. Позже, на сеансе психотерапии у Зигмунда Фрейда, Малер вспомнил этот эпизод, заставивший его ассоциировать счастливую непритязательную музыку с большой личной трагедией.

На самом деле большая часть музыки Малера заполнена подобными контрастами: громкость звучания быстро меняется, музыка переходит от высоких тонов к низким; инструменты вопиют на пределе своих возможностей; за неземной красотой следует яростная мука, за безутешной скорбью — триумф. (Некоторые из его симфоний завершаются такими пламенными фанфарами, от которых у слушателя пробегает мороз по коже. Таковы Симфония № 2 (Воскрешение Христа) и Симфония № 8 (Симфония Тысячи), премьера которой исполнялась 1379 музыкантами — оркестром, солистами и огромным хором. В буклете с программой концерта, вероятно, не хватило места, чтобы привести полное название — Симфония Одной Тысячи Трехсот Семидесяти Девяти.)

К тому времени Малер стал чрезвычайно занятым и приглашаемым оперным дирижером; он одновременно руководил венским оперным театром и нью-йоркской Metropolitan Opera. Он не просто дирижировал музыкой, он вливался в нее, дышал ею, он становился самой музыкой.

Служение музыке в соответствии с высочайшими критериями привело его к истощению и упадку сил, но он был награжден всеобщим восхищением и достиг успеха как дирижер. Однако поначалу его композиции воспринимались неадекватно, международное признание пришло позже, благодаря стараниям некоторых дирижеров, в частности Леонарда Бернстайна — одного из выдающихся исполнителей произведений Малера.

Музыка Малера следует вагнеровским приемам, когда по мере приближения произведения к финалу ключевая тональность выдерживается все сильнее и сильнее. Почти каждая музыкальная пьеса до Вагнера очень четко следовала определенной тональности; в произведениях Малера существуют такие продолжительные отклонения от основной тональности, что иногда кажется, будто ее нет вовсе.

Малер написал девять симфоний и ряд циклов печальных немецких песен. Наши рекомендации дадут вам хорошее введение в мир музыки Малера. Начните с первых произведений, указанных в списке, они наиболее легки для восприятия.

Национальные течения в классической музыке

До середины ХІХ века наибольший вклад в развитие классической музыки был сделан в Германии и Австрии. Мы уже рассказывали о том, что композиторы со всей Европы приезжали в Вену, Лейпциг и Веймар поучиться у величайших мастеров. Не имело значения, откуда композитор родом — он оставался никем до тех пор, пока не начинал писать музыку в германо-австрийском стиле.

Но вторая половина ХІХ века стала одним из самых интересных периодов в истории музыки. Это случилось, когда национальные композиторы сбросили оковы многолетних условностей и привнесли в музыку ароматы их родины.

В каждой стране всегда была собственная народная музыка, которая доселе рассматривалась отдельно от произведений “серьезных” классических композиторов. Но теперь та же самая народная музыка внезапно стала основой классических композиций. (Подумайте, насколько необычным было то, что высокомерная элита изволила обратиться к музыке крестьян и других необразованных слоев общества? Хорошо, у нас есть более свежие примеры, 10–15-летней давности, когда любительские работы превращались в эталон для продюсеров музыки и видео (это заметно в лентах Вуди Аллена)).

Так или иначе, музыка становилась символом национальной гордости, преодолевая границы и выплескиваясь во внешний мир.

Одним из первых национальных композиторов был Бедржих Сметана (“Бедржих” — а кто говорил, что классическая музыка должна быть доступной?). В то время, когда композиторы, подобно Брамсу, все еще использовали возможности старых немецких форм, композитор-дирижер-пианист Сметана (1824–1884) создавал совершенно другую музыку, главное место в которой занимала его родная Богемия. Портрет Сметаны приведен на рис. 2.18.

Во времена Сметаны Богемия (почти вся территория, которую мы называем сейчас Чешской республикой) находилась в составе Австро-Венгерской империи. Сметана, вынужденный жить и учиться в стране, находящейся под иноземным игом, примкнул к группе бунтовщиков-единомышленников, которые предприняли попытку выступить за независимость Богемии. После провала их заговора он на время отправился в Швецию, а затем, как истинный чех, вновь возвратился в Прагу.

Одно из наиболее очаровательных произведений Сметаны — цикл из шести симфонических поэм (оркестровые работы свободной формы, предназначенные для изображения чего-либо), названный Моя Родина. Наиболее знаменита вторая из поэм цикла, Влтава, названная по имени могучей реки, протекающей через всю страну.

Река великолепно звучит в музыке Сметаны; поэма начинается с соло двух флейт, представляющих два горных родника, из которых река берет свое начало. По мере того как Влтава ширится, вбирая в себя новые ручьи, растет и звуковая мощь оркестра; один инструмент вступает за другим, пока, наконец, не польется могучий поток звуков. Река течет через леса, где слышны звуки охотничьих рожков, через поля, где веселится и поет праздник урожая; в ней по ночам плещутся русалки и нимфы; она преодолевает крутые пороги, пересекает большую и шумную Прагу; и, наконец, удаляясь от нас и становясь все менее чистой, звучит тише и тише.

Сметана остается чрезвычайно популярным у себя на родине. Недавно, отправляясь в командировку в Чехию для подготовки этой книги (по крайней мере, так мы сказали в бухгалтерии), мы сели на рейс Czech Air. Еще в Нью-Йорке, как только мы разместились в креслах самолета, из громкоговорителей полились звуки Влтавы. Прилетев в Чехию, мы посетили родной дом композитора в крошечном городке Литомишль. Там пожилая женщина (не намного моложе самого Сметаны) провела экскурсию, сразу же включив для нас стереопроигрыватель, — ох, и надо же такому случиться, чтобы нам вновь попалась кассета с Влтавой, которую любезный гид ставила снова и снова, вплоть до нашего ухода. Наконец, во время обратного полета нас еще раз вынудили отведать этой музыки. Мы больше не хотим слушать Влтаву.

Конечно, вам необходимо послушать Влтаву, а также пять остальных симфонических поэм, составляющих цикл Моя Родина. Потом вы могли бы познакомиться с увертюрой к одной из самых знаменитых опер композитора, Проданная невеста, действие которой — достаточно натурально — происходит в чешской деревне.

Антонин Дворжак, его портрет представлен на рис. 2.19 (или “Тони,” как его могли бы прозвать в Бруклине), также родом из Богемии. Его детство было заполнено народной музыкой, деревенскими танцами и веселыми мелодиями крестьянских песен. Его отец был последним в долгой династии мясников Дворжаков, но во время свадеб его приглашали играть на цитре. Молодой Антонин (1841–1904) получил свое раннее музыкальное образование, подыгрывая отцу на скрипке.

В возрасте 16 лет Дворжак отправился в Прагу, где впервые услышал некоторые вещи Бедржиха Сметаны. Антонин загорелся желанием написать свою музыку, основанную на народном музыкальном языке Богемии. Воплощая в жизнь эту простую, но выгодную идею, Дворжак со временем стал профессором композиции Пражской консерватории.

С точки зрения стандартов классической музыки Дворжак был несколько чудаковат: в творчестве он не испытывал особенных волнений, мук или душевных расстройств, как его более знаменитые собратья (Бетховен, Берлиоз или Шуман). У него был жизнерадостный характер, несмотря на то, что внешне он походил на беременного бульдога. Неунывающий нрав слышится во всей его музыке.

Дворжак был простым человеком, с кроткими манерами, непритязательными вкусами и шестью детьми. Он любил разводить голубей, наблюдать за паровозами и выпивать до умопомрачения. Дворжак был необычен и в другом смысле, получив вознаграждение небес за свой симпатичный характер: он добился успеха еще при жизни. Его музыка сразу становилась популярной — он обладал великим даром мелодиста, его вещи, в которых звучали народные мотивы Богемии, были изначально доступны широкой аудитории.

Одним из его наиболее знаменитых поклонников был Брамс (помните, тот парень, мечтавший сочинять более легкие для восприятия вещи?), который стал пропагандистом музыки Дворжака. Он также познакомил молодого композитора с издателем, принявшим сочинения Дворжака к опубликованию. В их отношениях была не просто дружба: в некоторых симфониях Дворжака, особенно в 7-й, можно услышать следы музыкального влияния Брамса. Более того, иногда заметны просто прыжки от стиля к стилю: немецкий, богемский, немецкий, богемский.

В возрасте 51 года, в 1892 году, Дворжак был приглашен в Америку, чтобы возглавить вновь образованную Национальную консерваторию в Нью-Йорке. Он протестовал, ссылаясь на чувство национальной гордости, владение недвижимостью в Богемии, на свою семью и своих поклонников. Затем он узнал о размере жалованья, в 25 раз превышающем его жалование в Пражской консерватории, и отплыл следующим же пароходом.

Дворжак провел в Соединенных Штатах три года. Он страшно соскучился по родине и проводил немалую часть своего времени в богемской колонии в штате Айова. Во время пребывания в США, знакомясь с афро-американской музыкой и творчеством американских индейцев, Дворжак написал одно из самых известных своих произведений — Симфонию № 9 (Из Нового Света). В медленном, меланхолическом соло английского рожка из второй части симфонии явственно слышны заимствования из негритянских спиричуэлс, а скерцо из третьей части напоминает известный индейский праздничный танец.

Когда американец слышит симфонию Из Нового Света, он может поклясться, что это американская музыка. Но послушайте ее в Чехии, и вас станут уверять, что она звучит по-богемски. Вот высший пилотаж композитора — позволить двум различным группам людей выражать одно и то же мнение. Скверно, что Дворжак никогда не забегал в Конгресс.

Вот пьесы, которые неплохо послушать вначале. Знакомство со всеми произведениями доставит вам массу удовольствия. Во-первых, произведения для оркестра.

А теперь эти любовные серенады.

И обратите внимание на этот блестящий образец камерной музыки: Струнный квартет № 6 фа мажор (Американский).

Кем были для Богемии Дворжак и Сметана, тем же Эдвард Григ был для Норвегии. Портрет композитора вы видите на рис. 2.20.

Как и все уважающие себя люди, мечтающие стать великими композиторами, Григ (1843–1907), исполненный ответственности, двинулся в Лейпциг (Германия), чтобы поучиться технике у великих мастеров. К сожалению, он так изнурил себя трудом, что заработал болезнь легких, которая неотступно следовала за ним весь остаток его жизни.

Возвратившись в Норвегию, Григ ввязался в борьбу его отчизны за независимость. С 1814 года Норвегия находилась под управлением Швеции, и норвежцы жаждали свободы. Небезразличные к политике художники, такие как писатель Генрик Ибсен, призывали Грига примкнуть к ним, и он сделал это с воодушевлением. Григ начал писать музыку, основанную на ритмах и мелодиях норвежского фольклора.

Норвежская публика очень полюбила его работы. В возрасте всего 29 лет Григ, в качестве признания его заслуг, был удостоен пожизненной правительственной пенсии. За два года до кончины Грига его рьяный национализм был вознагражден — Норвегия избавилась от шведского правления. В день его похорон в Бергене, Норвегия, более 40 тысяч людей заполнили улицы. (Большинство из них были здесь в связи с похоронами композитора.)

Многие композиции Грига отмечены радостью и счастьем, его восхитительные мелодии просты и прозрачны. Когда слышишь их, можешь подумать: “Как никому раньше не пришли в голову эти мысли?”

Здесь представлены наиболее популярные работы Эдварда Грига, с которых хорошо начать знакомство.

˅ Концерт для фортепиано ля минор, соч. 16

˅ Пер Гюнт, Сюиты № 1 и № 2 (музыка к спектаклю по пьесе Генрика Ибсена; в ней много знакомых мелодий)

˅ Из времен Хольберга, сюита для струнного оркестра, соч. 40

Ян Сибелиус, также изображенный на рис. 2.20, стал знаменитым композитором, частично благодаря тому, что оказался в нужное время в нужном месте. Если Швеция в течение многих лет управляла Норвегией, то Финляндия в конце ХІХ века входила в состав России.

Как и многие композиторы-предшественники, Ян, в угоду чаяниям своей мамочки, начал “респектабельную” карьеру, принявшись изучать право. Но великого композитора трудно было сбить с толку; проучившись год, он бросил юридический факультет и поступил в консерваторию Хельсинки. Со временем он получил право бесплатного обучения музыке — какая неожиданность! — в Берлине и Вене.

По возвращении из Австрии Ян узнал, что его любимая Финляндия попала под владычество России. Он примкнул к группе повстанцев, называвшей себя “Молодые финны”, и, подобно Эдварду Григу, выбросил из своих композиций все немецкое. Действительно, в музыке Сибелиуса вы сразу почувствуете холод, долготу ночей и краткость дней, увидите унылые, заснеженные, пронизанные ветрами ландшафты, познакомитесь с горячими финскими парнями и с отличной финской водкой.

Эти чувства особенно ярко выражены в его симфонической поэме Финляндия. Начинаясь со строгого вступления, развивая волнующую лирическую тему и приходя к триумфальному финалу, пьеса олицетворяет финскую душу и воспевает гимн во славу независимой Финляндии. Можно себе представить, как бесило это произведение представителей правящих кругов России; действительно, они запретили его. Даже в соседних странах существовали небольшие опасения относительно того, как это финны могли себе такое позволить; когда поэма исполнялась, например, в Германии или во Франции, ее называли просто Отчизна.

После того как в 1918 году Финляндия избавилась от ига России, Сибелиус стал национальным героем; он искренно служил Финляндии. По сегодняшний день финны так же глубоко почитают Сибелиуса, как американцы Авраама Линкольна. По всей стране в честь Яна Сибелиуса открыты статуи, монументы, музеи, его именем названы школы.

P. S. Будучи на вершине своей композиторской славы, Сибелиус иногда проявлял нервозность. Говорят, он всегда обращал внимание, когда по радио транслировали его произведения. “Он спокойно сидел, читая книгу или газету, — писала его жена, — и тут вдруг начинал беспокоиться, вскакивал, подбегал к радио, включал его, и тишину дома разрывала одна из его симфоний!” Сегодня он мог бы просто включать CD-проигрыватель.

Все произведения Сибелиуса глубоки и волнующи. Для удачного старта вы могли бы послушать такие.

Григ и Сибелиус еще при жизни стали суперзвездами на своей родине и далеко за ее пределами. Датский национальный композитор Карл Нильсен (1865–1931) такого признания не получил. По сегодняшний день многие из любителей классической музыки все еще не знают произведений Нильсена — и это стыдно, поскольку его композиции блестящи, подчеркнуто самобытны, волнующи и вместе с тем, написаны весьма экономно. Кроме того, вам не нужны всякие смешные буквы, чтобы написать его имя. (Портрет Нильсена приведен на рис. 2.21.)

Нильсен (так же, как и Ганс Христиан Андерсен) родился на острове Фин у берегов Дании. Этот остров, с его резкими изменениями погоды, и сама простая и суровая здешняя жизнь оказали громадное влияние на музыку Карла. В 17 лет он уже сочинял, а в 18 отправился в консерваторию Копенгагена.

Однако столкнувшись со старомодными музыкальными представлениями местных учителей, Карл поехал (трудно ли догадаться?) в Германию, чтобы посмотреть, что происходит в музыкальных столицах. Подобно другим национальным композиторам, упомянутым в этой главе, Карл изучал немецкую и австрийскую музыку, глубоко усваивал ее уроки, но, возвратившись домой, полностью от них отказался. “Кто сильнее ударит, запомнится надолго, — писал он тогда, — Бетховен, Микеланджело, Бах, Берлиоз, Рембрандт, Шекспир, Гете, Генрик Ибсен и подобные им в свое время ходили с подбитым глазом”.

Нильсен также нанес удар, особенно шестью своими симфониями. Каждая занимает свою музыкальную нишу, и в каждой есть свои чудесные изюминки — такие, как одно из мест в Пятой (впервые исполненной в 1922 году), где Нильсен инструктирует музыканта, играющего на малом барабане, как следует “разрушать музыку”. (По нашему мнению, музыкантов, играющих на малом барабане, не нужно об этом просить специально.)

Несмотря на новое звучание его музыки, часто кажущейся фальшивой, диссонансной и заполненной необычными гармониями, Нильсен в конце концов получил признание и заслуженное восхищение всего музыкального мира.

Лучше всего подходить к Нильсену, начав с его наиболее доступных (в смысле “не слишком странно звучащих”) пьес. Мы рекомендуем в первую очередь послушать такие его работы.

Далее можете перейти к более значительным шедеврам.

Тиранические, жадные правители России питали склонность к захвату в свои когти таких беззащитных стран, как Финляндия, тем самым побуждая молодых хулиганов типа Яна Сибелиуса к бунту. Нельзя сказать, однако, что в России не было своих собственных национальных композиторов. Как вы, вероятно, уже могли убедиться, читая эту главу, что старый тезис “Там, где есть крестьянская народная музыка, есть и национальная классическая музыка”, остается верным почти всегда — а в России в изобилии было и то и другое.

Михаил Глинка (1804–1857) был первым, кто привнес фольклор в русскую классическую музыку. (Портрет композитора — на рис. 2.22.) Вам, возможно, известно одно из самых знаменитых его произведений, увертюра к опере Руслан и Людмила. Благодаря контрастным переходам от светлой, искрящейся музыки к звучным вспышкам, прекрасным мелодиям, исполняемым альтами и виолончелями, и сравнительной простоте исполнения это произведение по праву занимает почетное место в программах симфонических концертов.

Глинка был мастером больших, завершенных композиций (в отличие от немцев, которые вплетали в свои сочинения множество коротких фрагментов). Среди русских композиторов эры Романтизма он считается признанным героем. В подражание Глинке, группа из пяти композиторов, называвшая себя “Могучей кучкой”, решила избавиться в своем творчестве от влияния Западной Европы и возродить в отечественной музыке русский дух. Пятью пальцами в этом сжатом кулаке были Михаил Балакирев (1837–1910), который и собрал группу вместе, Цезарь Кюи (1835–1918), Александр Бородин (1833–1887), Модест Мусоргский (1839–1881) и Николай Римский-Корсаков (1844–1908).

Все они были приличными музыкантами, но только один из них, Балакирев, изначально сделал музыку своей профессией. Кюи был профессором Военно-инженерной академии, Бородин — химиком, Мусоргский — государственным служащим, а Римский-Корсаков — морским офицером.

Когда мы были детьми, мы думали, что Римский-Корсаков — это тандем композиторов, пишущих песни, как Роджерс — Хаммерстайн или Леннон — Маккартни.

Еще ребенком Римский-Корсаков был отличным пианистом, но ему грезился океан. В возрасте 12 лет он поступил в Военно-морскую академию в Санкт-Петербурге. По окончании учебы он 22 года провел на флоте — 11 из них он плавал на судах и 11 служил в военно-морских оркестрах.

Морской офицер Римский-Корсаков познакомился с вышеупомянутым композитором Михаилом Балакиревым. По мнению Балакирева, современные русские композиторы были слишком зависимы от влияния именитых французских и немецких коллег; они же (как сказал однажды Балакирев Римскому-Корсакову на палубе корабля) должны черпать вдохновение из собственного отечественного наследия. Балакирев страстно стремился привлечь Римского-Корсакова и других молодых талантливых людей к своему делу. Так родилась “Могучая кучка” (интересно, предвидел ли Балакирев наши сегодняшние ухмылочки по поводу такого могучего названия?).

По окончании морской службы Римский-Корсаков получил должность профессора композиции в Санкт-Петербургской консерватории. Вообразите, насколько трудным показалось ему вначале его новое назначение, если принять во внимание послужной список, в котором 22 года морского дела и 0 (ноль) лет профессиональной композиции. Но Римский-Корсаков, будучи очень хорошим педагогом даже по отношению к самому себе, стал самостоятельно изучать гармонию, формы, анализ и контрапункт, чтобы быть хотя бы на шаг впереди своих учеников.

Со временем некоторые из питомцев Римского-Корсакова стали великими композиторами — среди них были Сергей Прокофьев и Игорь Стравинский. Римский-Корсаков учил их обязательным музыкальным предметам, но особенно отличался он в одной из дисциплин — оркестровке (преобразование фортепианной пьесы в произведение для полного оркестра). Римский-Корсаков даже написал классическую книгу, посвященную этой теме, служащую композиторам по сей день. Он мог бы назвать ее Оркестровка для чайников, если бы не боялся быть сосланным в Сибирь.

Одно из самых известных произведений Римского-Корсакова — симфоническая сюита Шехерезада. История старая: гадкий Султан, олицетворяющий самые шовинистические и свинские черты мужской натуры, решает убивать каждую из своих жен после проведенной с нею ночи. Но одна из жен, по имени Шехерезада, спасает свою жизнь, рассказывая муженьку невероятные истории. Каждая из них завершается таким образом, что подогревает интерес Султана к ее продолжению (тем самым откладывая на время экзекуцию рассказчицы), и так проходят 1000 и 1 ночь. По истечении этих 2,74 года Султан отказывается от своего кровавого плана. (Шехерезада же, надо думать, оформляет свои сказки в виде сценария и отправляется в Голливуд.)

Одной из самых значительных заслуг Римского-Корсакова была помощь, оказанная им своему другу Модесту Мусоргскому, известному произведением Картинки с выставки. Будучи самым одаренным и дальновидным из всей пятерки, Модест, тем не менее, испытывал трудности с завершением своих пьес, частично из-за нехватки технических навыков, частично из-за буйного пьянства. Римский бескорыстно отредактировал несколько композиций своего друга, включая и знаменитую Ночь на Лысой горе.

Вот некоторые пьесы участников “Могучей кучки”, которые мы рекомендуем послушать.

Лучший из русских композиторов не входил в состав “Могучей кучки”. Он был, однако, погруженным в себя, нервным, ранимым, страстным парнем, чья жизнь состояла из одних страданий. Это что-то да значит.

Звали его — Петр Ильич Чайковский (1840–1893). Портрет композитора представлен на рис. 2.23.

Родители Чайковского, сведущие люди, обратили внимание на врожденный талант сына, но были достаточно проницательны, чтобы понимать — еще никто не заработал больших денег музыкой, поэтому снарядили его на факультет права в Санкт-Петербург. В соответствии с традициями, ранее установленными многими музыкантами, бросившими юриспруденцию, Петр также покинул ее, чтобы сосредоточиться на музыке в санкт-петербургской консерватории.

Со временем Чайковский достаточно подготовил себя к тому, чтобы начать преподавание музыки во вновь образованной московской консерватории. Но он, однако, не имел средств к существованию.

И тут с бедным парнем произошло одно из тех немногочисленных счастливых событий, о которых он только и мог мечтать, — в его музыку влюбилась недавно овдовевшая Надежда фон Мекк, богатая наследница владельца железных дорог. Она, вероятно, питала жаркие чувства также и к нему самому, а подобное не было принято в ХІХ веке среди недавно овдовевших богатых наследниц владельцев железных дорог. Она вновь и вновь посылала ему деньги, но категорически настояла, чтобы они никогда на встречались. Излишне говорить, что Петр был чрезвычайно признателен Надежде за материальную поддержку и даже посвятил ей свою Четвертую симфонию: “Моему лучшему другу”.

Кошелек Надежды облегчил финансовые трудности Чайковского, но у него были и другие проблемы — преимущественно из-за того, что он был геем. Гомосексуализм в России считался уголовным преступлением, наказуемым ссылкой в Сибирь. Чайковский всю жизнь провел в бесконечных муках, тщательно скрывая свою природу. Как-то, думая, что он смог бы “излечить” недуг, он даже женился на своей поклоннице, но брак имел гибельные последствия, оставив его более несчастным, нежели он был прежде.

Несмотря на личные несчастья Чайковского, его симфонии, балеты, оперы и увертюры стали безмерно популярными, и слава о нем разнеслась по всему миру. Он даже дирижировал гала-концертом в честь открытия Карнеги-холл в Нью-Йорке в 1891 году.

Чайковский обладал величайшим даром мелодиста. Отвечая традициям, берущим начало от Глинки, его произведения состоят из цельных мелодий, а не из отдельных их фрагментов. И вам, определенно, знакома музыка Чайковского. Например, тема из его увертюры-фантазии Ромео и Джульетта. Эту возвышенную музыку вы можете услышать чуть ли не в каждом телевизионном шоу, когда между персонажами вспыхивает любовь. И каждому известен Щелкунчик — самый популярный балет в мире.

Если принять во внимание муки всей его жизни, способность Чайковского создавать такую радостную музыку, как Щелкунчик, покажется просто поразительной. Но лучшие его творения далеки от радости. Симфония № 6 — самое личное и глубоко прочувствованное произведение из всех, которые вышли из-под пера этого художника-страдальца.

Поводом к написанию Симфонии № 6 послужила внутренняя борьба Чайковского. Многие музыканты полагают, что эти долгие возвышенные мелодии отражают терзания человека, вынужденного вести двойную жизнь. Наиболее опустошает слушателя финал симфонии, где Чайковского, кажется, покидает воля к жизни. Подробнее об этом рассказывается в главе 5.

Это, наиболее автобиографичное из всех творений Чайковского, возможно, и самое большое его достижение. И вот что также знаменательно, но печально: спустя неделю после премьеры Чайковский свел счеты с жизнью.

Нельзя злоупотреблять музыкой Чайковского: она способна унести вас прочь. Для начала прослушайте эти произведения.

Прожив до 1943 года, Сергей Рахманинов (1873–1943), портрет которого представлен на рис. 2.24, был, тем не менее, истинным русским романтиком. Он вырос в Санкт-Петербурге и учился в здешней консерватории, впитывая все, что великие русские мастера, Чайковский и члены “Могучей кучки”, могли ему преподать. (На защите диплома Чайковский выставил Рахманинову высочайшую, невиданную оценку: что-то вроде “5++++”. С другой стороны, Чайковского нельзя было отнести к числу сдержанных людей.)

После Октябрьской революции Рахманинов уехал в Соединенные Штаты и потерял духовную связь с родиной. Под его холодной угрожающей внешностью таилось большое теплое сердце. (Не следует обманываться из-за того, что большинство его работ написаны в миноре или имеют такие названия, как, скажем, Остров мертвых.)

На заре своей карьеры Рахманинов пережил долгий период “композиторского застоя”. После злополучной премьеры Симфонии № 1 Рахманинов получил серьезное нервное расстройство, потерял вдохновение и не мог написать ни единой ноты. Только визит к гипнотизеру смог вернуть его к творческой жизни. (“Вы засыпаааееетеее... Вы записываете аккорд в до миноре... Вы посвятите свою следующую пьесу мнеееее...”)

Следующим произведением Рахманинова, после его восстановления, был Концерт № 2 для фортепиано — одно из самых известных произведений композитора. Он посвятил его гипнотизеру.

Рахманинов был феноменальным пианистом и писал свои знаменитые композиции в расчете на собственное исполнение в определенных обстоятельствах. Сегодня он больше всего известен этими фортепианными произведениями и данными ему прозвищами. Музыканты в Америке называют его “Рокки”; его 2-й концерт для фортепиано известен в их среде как “Рокки 2”; а его дьявольски трудный Концерт для фортепиано № 3, тот, который поверг пианиста Дэвида Хельфготта в обморок (как об этом рассказывает кинолента 1996 года “Свет” (“Shine”), — называют просто-таки “Рокки 3”.

Вот те произведения Рахманинова, которые, как мы полагаем, вы могли бы послушать первыми. Оркестровые работы.

А здесь пьесы для фортепиано соло, послушайте их.

Классическая музыка нашего века

После прослушивания нескольких концертов современной музыки вы, возможно, заметите, что ваш глаз начинает нервно подергиваться, если кто-то рядом употребляет слова “музыка ХХ века”. У многих композиторов последнего времени главной целью было опрокинуть существующие правила. К сожалению, опрокинутыми оказались и такие: “Музыка должна звучать хорошо”, “В музыке должны быть мелодия и ритм” и “Музыка не должна выгонять публику из зала”.

Мы говорили об этом раньше и скажем еще раз: во-первых, современную классическую музыку можно полюбить — даже ее наиболее странно звучащие образцы. Во-вторых, некоторые из композиторов нашего столетия выдвигали блестящие музыкальные идеи, нашедшие воплощение в свежей, интересной музыке, способной увлечь и зажечь слушателя. И наконец, принадлежность музыки к современному периоду не обязательно означает, что она и звучит современно; многие из недавно творивших композиторов обладали таким же чувством прекрасного, как и их древние предшественники.

Если можно выбрать какого-то композитора, открывшего новый век музыки, то им был, вероятно, французский мастер Клод Дебюсси (1862–1918). Его портрет вы видите на рис. 2.25. Он, правда, взял фальш-старт, начав писать музыку ХХ столетия еще в 1894 году.

Дебюсси принадлежал к группе композиторов, известных как импрессионисты. Он пытался описать в музыке впечатления (impressions) от увиденного и услышанного, во многом подобно тому, как художники Моне и Ренуар изображали поля, испещренные пятнами света, дождливый Париж и т.д.

Для создания таких произведений Дебюсси нуждался в новом музыкальном языке. Испытанных и заезженных гармоний и структур аккордов было явно недостаточно. Для создания нужных эффектов ему необходимы были другие аккорды и другие гармонии.

Дебюсси провалил экзамен по композиции в парижской консерватории, где его странные гармонии были встречены в штыки. Еще пример: несколькими годами позже другого студента консерватории отчислили только за то, что у него был замечен экземпляр партитуры Дебюсси!

Нетрудно представить, что парижская публика долго не могла воспринять эти звуки как музыку. Сегодняшние слушатели находят музыку Дебюсси сочной и чувственной, но его современникам она казалась полным хаосом.

Одним из наиболее интересных новшеств Дебюсси было применение целотонной гаммы. Из главы 11 вы узнаете, как исполняется обычная гамма на рояле: вы перемещаетесь по клавиатуре, нажимая смежные клавиши, соответствующие определенной тональности. Но в целотонной гамме нажимаются клавиши, не принадлежащие определенной тональности. (Точнее говоря, интервал между соседними звуками составляет ровно один тон: до, ре, ми, фа-диез, соль-диез, си-бемоль, до… — Примеч. пер.) В результате слышны магические, смутные созвучия, которые нельзя отнести ни к одной тональности. (Очень часто, когда герой телевизионной передачи или кинофильма входит в транс, забывается в мечтах, или переносится мыслями в прошлое, или пародирует такие состояния, арфа за кадром, украв идею у Дебюсси, начинает играть целотонную гамму — то вверх, то вниз.)

Первым серьезным произведением Дебюсси была Прелюдия к “Послеполуденному отдыху фавна”, написанная по мотивам стихотворения Стефана Малларме. Музыка воспроизводит дух стихов, описывая приключения (встречи с нимфами, обед и т.д.) фавна, наполовину человека — наполовину козла. Она полна неясных грез и чувственности.

Обратите внимание на третью часть величайшего оркестрового произведения Дебюсси — Море. Вы услышите, как подымаются и обрушиваются потоки воды, игриво плещутся волны, ветер сечет поверхность океана своей неистовой плетью. Если вы, слушая эту пьесу, не почувствуете бесконечность и силу морской стихии, можете не сомневаться, что ваш CD-проигрыватель нуждается в настройке.

Если вы собрались познакомиться с Дебюсси, вам просто необходимо послушать Прелюдию к Послеполуденному отдыху фавна и Море. Затем обратите внимание на чувственные, будоражащие воображение Ноктюрны и Образы, а также популярную маленькую фортепианную пьесу Clair de lune.

Клод Дебюсси был кумиром для Мориса Равеля (1875–1937), другого француза. (Его портрет вы также увидите на рис. 2.25.) Равель тоже был выходцем из парижской консерватории и импрессионистом, но в его стиле отсутствуют неясность и призрачность, присущие Дебюсси. На творчество Равеля оказал влияние американский джаз, с которым композитор познакомился во время своего краткого визита в США в 1928 году.

Равель, возможно, не получил бы столь широкой известности, если бы не одно его произведение: Болеро. В этой пьесе, основанной на испанских танцевальных ритмах (на ритмах танца bolero, как вы догадались), простая мелодия звучит на протяжении 15 минут снова и снова, громче и громче, в нее последовательно включаются все больше и больше инструментов, когда, наконец, она рассыпается в кульминации, буквально стирая слушателя в порошок. В зависимости от вашего восприятия, такое долгое и медленное нарастание силы и богатства звука может либо довести до умопомрачения, либо чрезвычайно возбудить. Пьеса звучит весьма сексуально и очень популярна в Голливуде, в фильмах, например, Болеро и 10, ее охотно используют в кульминациях эротических сцен.

Ритмическую основу другой известной композиции Равеля составляет вальс. Называется она — как же иначе? — Вальс. Пьеса была написана сразу после окончания Первой мировой войны. В самом начале из зловещей тишины вырастают звуки оркестра, исполняющего простую и любимую всеми мелодию вальса, символизирующую атмосферу элегантности и утонченности предвоенного общества. Но далее вальс становится все более странным и искаженным, отображая упадок европейской цивилизации. И вновь Равель в неистовом громе всего оркестра подводит музыку к разрушительному финалу.

Однако наше любимое произведение Равеля — это балет Дафнис и Хлоя. Он написал его для Русских сезонов, для той же танцевальной труппы, для которой и Игорь Стравинский создал три своих знаменитых балета. Как и в Прелюдии к “Послеполуденному отдыху фавна” Дебюсси, речь там идет о нимфах, но вы не пугайтесь: мы, между прочим, тоже дружим с нимфами, и ничего!

Вы должны, вы просто обязаны послушать Сюиту № 2 из балета Дафнис и Хлоя. Затем познакомьтесь с этими грандиозными произведениями Равеля.

По мнению многих (и нашему в том числе), Игорь Стравинский из России (1882–1971) был самым великим композитором ХХ века. (Его портрет представлен на рис. 2.26.) После Стравинского никто не мог создавать музыку без оглядки на его идеи, без того, чтобы потом, в конце концов, принять или отвергнуть их.

Юность Стравинского прошла в полном соответствии со стандартной формулой жизненного старта композиторов-классиков, которую вы теперь уже должны помнить даже во сне: родился в благополучной семье, был снаряжен на факультет права, затем увлекся музыкой до такой степени, что бросил юриспруденцию и стал композитором.

Стравинский завоевал известность своей балетной музыкой. Знаменитый русский продюсер Сергей Дягилев, основавший Русские сезоны в Париже, искал композитора, который написал бы музыку к балету по мотивам легенды о жар-птице. Вначале он пригласил парня по имени Анатолий Лядов. Но когда пришло время начинать репетиции и Дягилев спросил Лядова, как продвигаются дела, тот ответил: “Здрасьте! Я только что купил нотную бумагу!” Дягилев в панике передал дела второму претенденту — Стравинскому.

Музыка Стравинского к Жар-птице стала вехой в истории. До премьеры в Париже никто из публики не слышал таких сложных ритмов и настолько странных и поразительных диссонансов. Зрители были глубоко возбуждены той новой музыкой, которую преподнес им Стравинский, ученик великого оркестровщика Римского-Корсакова. Балет стал хитом. Стравинский навсегда получил признание Дягилева, и карьера в Париже была гарантирована.

Следующим в списке был Петрушка, балет, основанный на ужимках и шутовстве одной — обратите внимание — сексуально озабоченной куклы. Музыка этого балета была еще более диссонансной; Стравинский, например, умышленно употреблял здесь одновременно взаимно противоречащие гармонии. Если вы умеете обращаться с роялем, то для вас ниже приведен ныне знаменитый аккорд Петрушки.

Эти дисгармонии имели, однако, свою цель: они отображали музыкальными средствами грусть куклы. Публика приняла идеи композитора, и балет имел успех.

Позже, в 1913 году, 31-летний Игорь написал сногсшибательный шедевр: Весна священная. Подзаголовок к этому балету, “Сцены из жизни языческой Руси”, объяснял все. Стравинский писал: “В своем воображении я представил торжественный языческий ритуал; мудрых стариков, которые сидят в кругу и наблюдают за юной девушкой, двигающейся в своем предсмертном танце. Они приносят ее в жертву, чтобы умиротворить Бога Весны”. Почти как на калифорнийском пляже.

Его музыка к этому сценарию прозвучала как удар бейсбольной биты: чрезмерно резкая, с короткими повторяющимися мелодическими фрагментами; внезапными раздражающими диссонансами; инструментами, вопиющими на пределе своих возможностей; и страшными, тяжелыми, грубыми ритмами. Если в двух словах, это было потрясающе. На первое вечернее исполнение — самую знаменитую премьеру в истории музыки — публика отреагировала единственным адекватным способом: она разнесла театр в щепки.

Не каждый смог попасть на спектакль; среди зрителей были некоторые ведущие художники Парижа (включая Клода Дебюсси, знаменитого французского композитора), которые выплескивали энергию криками одобрения. К сожалению, их энтузиазм только разжигал первобытные страсти в зале, мешающие нормальному течению представления. В ход пошли кулаки; люди карабкались друг по другу, чтобы покинуть театр; по меньшей мере один человек вызвал другого на дуэль. Стравинский улизнул через окно гардеробной и примкнул к бушующей снаружи толпе.

Только спустя год музыка из балета прозвучала в концертном исполнении, и публика вскакивала и ликовала. Попробуй разберись.

В главе 5 мы в деталях объясним, что на самом деле происходит в Весне священной. Но сейчас достаточно сказать, что лучший способ получить удовольствие от прослушивания ранней музыки Стравинского — это позволить ей пронизать все ваше естество, подобно молнии. Это здорово.

Стравинский был еще молодым человеком, когда написал три своих потрясающих балета. Вскоре грянули Первая мировая война и Октябрьская революция, и Стравинский сбежал из России в Швейцарию, а затем в Штаты. (Он приобрел дом в Голливуде.)

В поздние годы Стравинский много думал и экспериментировал, сочиняя музыку разных стилей, включая и неоклассический, проще говоря, “новый классический”. (Для большего упрощения скажем, что музыка неоклассицизма была возвратом к равновесию и сдержанности классики, за исключением различных диссонансов.) Хотя Стравинский продолжал сочинять музыку и на склоне жизни, он не создал ничего более значимого в музыкальном отношении, чем Весна священная. Он скончался в Нью-Йорке в 1971 году.

Взгляните, что из музыки Стравинского мы собираемся предложить вам. Начните с трех его великих балетов, в хронологическом порядке.

Теперь продолжите неоклассической сюитой Пульчинелла. Затем, если вы все еще в наших рядах, перейдите к Симфонии псалмов, удивительной композиции для оркестра и хора. Если вы до сих пор не выключили проигрыватель, к вашим услугам весь музыкальный мир на магазинных полках.

Говоря о русских композиторах-неоклассиках, вспомним Сергея Прокофьева (1891– 1953), портрет которого представлен на рис. 2.27. Его музыка не так широко известна обычной публике, посещающей концертные залы. Исключение составляет знаменитая сказка для детей Петя и Волк. Но его балетная версия Ромео и Джульетты — шедевр, так же, как и несколько его симфоний, особенно Пятая.

Прокофьев — один из немногих композиторов, кто не бросал факультет права (хотя бы потому, что он никогда не поступал на него), и он намеревался в своем творчестве сочетать взвешенность классики с болью и протяжностью русской музыки. Во многом благодаря тем “фальшивым нотам”, которые появляются у него в противовес традиционным гармониям, большинство его музыкальных произведений звучат отрывисто, резко и даже саркастично.

Примите такую дозу Прокофьева.

Среди произведений малой формы обратите внимание на его неистовые фортепианные сонаты № 3 и № 7.

После революции 1917 года, когда на месте России возник Советский Союз, история страны — и музыки — пошла своим особым путем. Главным среди советских композиторов был Дмитрий Шостакович, считавшийся лучшим за все время существования СССР.

В отличие от Стравинского, который покинул страну прежде, чем она стала полностью тоталитарной, Дмитрий Шостакович (1906–1975) всю свою жизнь провел в Советском Союзе. Шостакович написал первую симфонию, загадочно озаглавленную “Первая симфония”, в возрасте 18 лет. (Ее до сих пор рассматривают как одну из его лучших.) Симфония звучит жизнерадостно, стремительно и дерзко, в ней часты диссонансы. Тогдашние советские официальные лица любили ее: казалось, она воплощает рьяный революционный порыв, который двигал и ими самими.

Но с изменением обстановки в стране радость потихоньку тускнела. В середине 30-х годов “стремительность” и “дерзость”, с официальной точки зрения, перестали быть положительными качествами; правительство стало отдавать предпочтение музыке, воспевавшей устоявшийся порядок вещей.

В 1935 году Шостакович был одним из самых почитаемых композиторов в Советском Союзе. Его модернистская опера Леди Макбет Мценского уезда завоевала бурный успех как на родине, так и за границей. Шостакович имел все основания предполагать, что его композиторское будущее будет безоблачно и благополучно.

Но однажды редколлегия газеты Правда осудила его работы и все, на чем было основано его творчество. Статья была названа “Сумбур вместо музыки”. “Хорошая музыка должна вдохновлять массы... Это — очень опасная музыка”,— говорилось в ней.

Леди Макбет Мценского уезда была немедленно исключена из репертуара, а Шостакович подвергся критике со стороны коллег по цеху. Действительно, в газетах того периода можно прочесть шельмующие композитора статьи. В Соединенных Штатах подобное привело бы к удвоению стоимости билетов, но в СССР это означало профессиональную смерть. Шостакович впал в чрезвычайно подавленное состояние.

Если бы подобное выпало на долю Чайковского, тот связался бы по телефону со своим психоаналитиком. Но Шостакович был художником другого сорта. Он вознамерился реабилитировать себя как композитора в глазах советской общественности — и выполнил это изобретательно. Дмитрий написал симфонию (№ 5), предпослав ей подзаголовок: “Ответ советского художника на справедливую критику”.

Критики возликовали; это произведение как раз относилось к такому виду советской музыки, за который они ратовали. Шостакович получил полную реабилитацию в глазах режима Сталина. Он снова стал звездой, и его музыка зазвучала по всей стране.

Шостакович, однако, оставил последнее слово за собой. Несмотря на такой подзаголовок, его музыка не пошла на поводу у традиций раболепия, по которым жила вся страна. Если по-настоящему вслушаться в это произведение, можно понять музыкальные метафоры, описывающие тоталитарный режим, который убивал оптимизм народа. Годы спустя композитор признал, что он на самом деле намеревался вынести уничижительный вердикт режиму Сталина: “Думаю, каждому ясно, что случилось с Пятой симфонией. Нужно быть полным идиотом, чтобы не услышать истины... Веселье насаждалось силой. Как если бы кто-то бил тебя палкой и приговаривал: “Жить тебе стало лучше, жить тебе стало веселей”. А ты вскакивал, оглушенный, и отвечал: “Жить мне стало лучше, жить мне стало веселей...”

Можно себе представить, насколько осторожным стал впоследствии Шостакович в своем творчестве. И в некоторых его произведениях эту настороженность можно почувствовать; он скрывал свои идеи до лучших времен.

Мы можем только надеяться, что некоторым утешением для него стало то, что его музыка первой в истории прозвучала за пределами Земли. Первый космонавт Юрий Гагарин спел одну из его песен по радио, выйдя на связь с Центром управления полетами. (Это была любимая песня Гагарина “Родина слышит, Родина знает...”. — Примеч. ред.)

Эти пьесы — лучшее введение в мир музыки Дмитрия Шостаковича.

И послушайте его изумительные струнные квартеты, особенно 3-й и 8-й.

Вы уже знаете наизусть, как тошнотворную рекламу, что миллионы знаменитых композиторов вплоть до ХХ века жили и трудились в Вене: Гайдн, Моцарт, Бетховен, Шуберт, Брамс и все их сестры, и их кузены, и их тетушки. Эти мастера сформировали направление развития музыки на столетия. Но как только забрезжил рассвет нового века, новая группа композиторов захотела полностью изменить музыку; и поскольку они также жили в Вене, то одобрили данную им остроумную кличку Новая венская школа. Их лидером был Арнольд Шёнберг (1874–1951), его портрет вы видите на рис. 2.28.

Шёнберг начал свою музыкальную карьеру с пьес, которые звучали так же мелодично, как и произведения предшественников — Вагнера, Штрауса и Малера. Но после многих экспериментов, доведших понятие тональности почти до абсурда, Шёнберг решил полностью от нее отказаться. Он стал писать музыку, которая вообще не относилась ни к одной тональности. Эта музыка была нетональной, или атональной. Атональная музыка диссонантна (она звучит так, словно все ноты фальшивы).

Экспериментируя в течение нескольких лет, Шёнберг пошел еще дальше: в своих сочинениях он перестал полагаться на гармонию и здравый смысл, а взял за основу слепое следование “высосанному из пальца” правилу. Сегодня такую музыку называют 12-тоновой, или серийной (если интересно, прочитайте соответствующую врезку “Кое-что о Шёнберге”). Подобную музыку писали и такие композиторы, как Альбан Берг (1885–1935) и Антон Веберн (1883–1945).

Если вы не прочь познакомиться с некоторыми экспериментальными образцами Новой венской школы, мы готовы указать вам начальное направление. Послушайте следующие пьесы.

В то время, когда композиторы Новой венской школы создавали сложную, запутанную, тяжелую для восприятия музыку, развивался новый вид сугубо американской музыки, выражавшей силу, уверенность и оптимизм, присущие американскому образу мысли.

Аарон Копленд (1900–1990) — один из самых любимых в Соединенных Штатах классических композиторов (его портрет — на рис. 2.29.). Аарон родился в Бруклине, Нью-Йорк, в семье эмигрантов из России; в его музыке звучит сам дух американской родины. Послушайте одну из его пьес — и с ваших глаз спадет пелена неведения и сомнений.

Ранняя музыка Копленда перекликается с некоторыми европейскими музыкальными течениями начала века. Но по мере профессионального роста он пытался создать стиль, наиболее отвечающий запросам американской публики. В некоторые свои серьезные произведения он ввел джазовые ритмы и гармонии; он посвящал свою музыку героям американского фольклора, как в балете Парень Билли.

Наиболее популярное произведение Копленда — балет Аппалачская весна, в основу которого легла история семьи фермера, отправляющейся на новое место жительства в горы Аппалачи. Слушая эту музыку, вы можете почувствовать росу на траве, ощутить радость новобрачных, начинающих новую совместную жизнь, и подержать в руках горсть земли с горной дороги, которая так и норовит покрыть пылью весело раскрашенные наличники нового дома.

Балет Аппалачская весна стал хитом уже с момента первого исполнения в 1944 году. Через год он завоевал Пулитцеровскую премию и по сей день остается самым знаменитым произведением американской классической музыки.

Следующая по степени известности пьеса принадлежит Джорджу Гершвину (1898–1937), его портрет также изображен рис. 2.29, который родился в Бруклине. Гершвин умер от опухоли мозга в возрасте 39 лет, но за такую короткую жизнь своей музыкой он устранил разрыв между Tin Pan Alley и Карнеги-холл (Аллея жестяных сковородок, эдакая американская слободка, где “лабают” на банджо и кастрюлях, и всемирно известный концертный зал. — Примеч. ред.).

Первым произведением, которое принесло Гершвину известность, была Рапсодия в голубых тонах, короткий концерт, изначально предназначенный для фортепиано в сопровождении джаз-банда. (В поздней редакции джаз-банд был заменен оркестром.) Пьеса была сыграна на концерте оркестра Пола Уайтмэна “Эксперимент в музыке”, теперь уже легендарном.

Гершвин написал Рапсодию в голубых тонах буквально за несколько недель до концерта, вдохновившись картинами и звуками окружающей жизни во время своей поездки по железной дороге из Нью-Йорка в Бостон. Пьеса, по существу, является классическим фортепианным концертом, но несет на себе яркий отпечаток американского джаза и блюза (между прочим, с джазом Гершвин был в больших ладах, нежели с классикой). Его фортепианные произведения, особенно когда он выступал в роли исполнителя, снискали ему любовь американской публики. На жизнь он зарабатывал писанием музыки к бродвейским шоу вместе со своим братом Айрой, поэтом.

Несмотря на все это, Джордж чувствовал дискомфорт из-за своего формально невысокого уровня подготовки по теории музыки и композиции. (Жаль, 50 лет назад еще не было Классической музыки для чайников.) В результате он все время обращался к классическим композиторам-профессионалам за помощью и консультациями. Он даже подружился (и играл в теннис) с Арнольдом Шёнбергом, дедушкой нетональной музыки. К счастью, старый мастер отказался дать Гершвину уроки композиции. “Я смог бы сделать из вас только плохого Шёнберга, — сказал он, — а вы уже сейчас хороший Гершвин!”

Спасибо за верную мысль, Арни. Рапсодия в 12-ти тонах сериализма, вероятно, прозвучала бы гораздо хуже.

Сэмюэль Барбер (1910–1981) написал третье среди самых известных произведений американской классической музыки, Адажио для струнных, которое рвет ваши нервы в фильме “Взвод”.

Барбер написал адажио в возрасте 25 лет, когда закончил курс в филадельфийском Curtis Institute. Пьеса постепенно завоевывала Америку, но после окончания Второй мировой войны она стала знаменитой во всем мире как неофициальный гимн в память молодых солдат, погибших в сражениях.

В то время, когда мировая классическая музыка была занята экспериментами с чем угодно, от атональности до джаза, Барбер оставался несгибаемым романтиком, его музыка сочна и мелодична. Его произведения более человечны, более духовны, нежели музыка любого другого американца.

Конечно, на протяжении этого века жили и другие знаменитые американские композиторы, которые своей музыкой украшали концертные залы. В отличие от европейских композиторов, о которых вы уже прочитали, американцы, вообще говоря, не мчались 18-ти лет от роду в Вену за уроками музыки, не топили себя в реках и не бросали факультеты права (были и такие, но немного). Но некоторые тем не менее достигли успехов. Взгляните.

Исследуя американскую музыку ХХ века, не забудьте об этих произведениях.

Сегодняшняя концертная музыка полна образных заголовков; в пору расцвета классической музыки они не были столь яркими. В XVIII веке, например, гораздо вероятнее было встретить произведение под названием Симфония №1, чем, скажем, Д-р Дум ищет истоки. Большинство классических работ получали имя просто в соответствии с формой, в которой были написаны. Непосвященного эти слова могут привести в замешательство, а иногда даже напугать. При прослушивании записей или при посещении концертов вы будете встречаться с этими музыкальными формами снова и снова, поэтому в настоящей главе мы последовательно представим их вам, одну за другой.

Симфонии

Слова симфония и симфонический часто создают путаницу, и, чтобы спасти вашу репутацию на светских вечеринках, мы поможем вам с ними разобраться.

Симфония обычно означает музыкальное произведение, написанное в определенной форме. Но слово симфонический относится обычно к оркестру, к концерту или к музыке вообще и говорит скорее о составе оркестра, чем об исполняемой музыке. Если от вашей подруги вы услышали: “Я вчера ходила на симфонический концерт”, — это может означать, что она ходила послушать симфонический оркестр. На самом деле оркестр мог и не играть симфонии весь вечер и исполнять вместо этого программу из увертюр или танцев.

Но если ваша подруга при этом добавила: “И там исполнялась чудесная симфония”, — тут уж речь идет о музыкальном произведении.

Симфония как музыкальная форма существует более 200 лет. Она исполняется симфоническим оркестром и состоит обычно из четырех частей. Композиторы охотно пишут симфонии для демонстрации своей зрелости: иметь на счету хотя бы одну — очень почетно. С годами симфония стала одной из наиболее общих музыкальных форм. Почти каждый композитор, упомянутый в этой книге, создавал симфонии. Иоганн Брамс написал 4; Людвиг ван Бетховен — 9; Моцарт — 41. Йозеф Гайдн написал их 104 (и не считал, что это слишком много).

Части симфонии обычно исполняются отдельно: завершается одна часть, затем следует пауза, после которой начинается следующая. Но эти части образуют целое и взаимосвязаны между собой. По-немецки “часть симфонии” звучит как Satz, что означает “предложение”. Четыре части симфонии соединены вместе, подобно четырем предложениям в этом абзаце.

За редкими исключениями, четыре части симфонии пишутся по общепринятому образцу. Первая — яркая и живая; вторая — более медленная и лиричная; третья — энергичный менуэт (танец) или шумное скерцо (“шутка”); четвертая — бурный финал.

В действительности композиторы придают большое значение еще и внутренней структуре каждой из частей. Читайте дальше.

Первая часть симфонии обычно следует структуре сонатной формы. Сонатная форма проста, и понимание ее позволит вам хорошо разбираться почти во всей классической музыке. Пусть приведенные ниже сведения несколько упрощают предмет, но они применимы к первым частям большинства классических симфоний.

В части, написанной в форме сонаты, присутствуют две мелодии (или музыкальные темы). Первая обычно громкая и мощная; вторая же тихая и лиричная. На эти мелодии часто ссылаются как на мужскую и женскую темы. (Это просто образ, не следует придавать ему социальную окраску.) Вы можете воспринимать их как, например, сталь и шелк, или ян и инь (соответственно мужское и женское начала в китайской философии. — Примеч. пер.), или одно кушанье и другое, в каком-то смысле противоположное. Все равно. В любом случае, первая часть симфонии основана на двух этих темах.

Рискуя повториться, представим ниже еще более упрощенную структуру:

ЭКСПОЗИЦИЯ — РАЗРАБОТКА — РЕПРИЗА

Все части сонатной формы имеют такую структуру. Большинство симфоний, струнных квартетов и сонат Гайдна, Моцарта, Бетховена и неисчислимого множества других композиторов начинаются с первой части, написанной в сонатной форме. (Обо всех этих парнях вы сможете побольше узнать из главы 2.) Прекрасный пример — первая часть Симфонии № 5 Бетховена.

Вернемся к нашей симфонии: после живой и энергичной первой части наступает время отдохновения. Вторая часть, обыкновенно, медленна и лирична, с мелодичной, песенной темой (тут композитор получает шанс продемонстрировать свои способности мелодиста). Здесь нет войны полов, и структура ее, в сравнении с первой частью, может быть более свободной. Сидите и вдыхайте эту музыку.

Третья часть симфонии — танцевальная, это либо менуэт (старинный французский танец), либо скерцо (означает “шутка” — быстрая, зачастую веселая мелодия). Пишется она обычно в размере 3/4; т.е. на такт приходится три доли. (Если сосчитать “РАЗ-два-три, РАЗ-два-три”, — это пример трехдольного такта.) Йозеф Гайдн, “папа” симфонической формы, первым ввел менуэт в качестве обычной части симфонии. Послушайте, например, третью часть практически любой симфонии Гайдна, от 31-й до 104-й.

Третья часть обыкновенно состоит из трех разделов. В первом вы слышите сам менуэт или скерцо. Затем следует контрастный раздел (часто исполняемый меньшей группой инструментов), называемый трио. Наконец, раздел менуэта или скерцо повторяется.

Таким образом, третья часть в целом звучит так:

МЕНУЭТ — ТРИО — МЕНУЭТ

или

СКЕРЦО — ТРИО — СКЕРЦО

В следующий раз, слушая симфонию, постарайтесь различить эти три раздела третьей части. Мы можем держать пари, что вам это удастся.

Теперь наступает бурный финал — обычно быстрый и безудержный, демонстрирующий виртуозную удаль оркестра. Финалу чаще всего присущ беспечный нрав — здесь нет погружений в пучины раздумий и переживаний. Большая часть финала связана с надеждой создать хорошее настроение. Но погодите — это еще не все! Весьма часто финал использует форму рондо. Да, эта заключительная часть в свою очередь обладает собственной структурой.

В рондо вы вновь и вновь слышите одну и ту же очаровательную тему, перемежаемую чем-то контрастным. Вот пример рондо в словесной форме:

Наш премьер не поднимет налоги.

Наш премьер — это личность.

Наш премьер не поднимет налоги.

Наш премьер положит конец преступности.

Наш премьер не поднимет налоги.

Наш премьер сделает все как надо, и это будет чертовски хорошо!

Наш премьер не поднимет налоги.

Если обозначить тему “Наш премьер не поднимет налоги” как A, а три оставшиеся — как B, C и D, то можно записать наше рондо следующим образом:

A-B-A-C-A-D-A

Вы сможете найти великолепный пример рондо в финале фортепианного концерта №22 Моцарта.

Сонаты и сонатины

Соната — это симфония, написанная для гораздо меньшего числа исполнителей, — одного или двух. Композиторы написали сотни сонат для фортепиано соло и неисчислимое их количество для фортепиано и еще одного инструмента (скрипки, флейты, кларнета, трубы, валторны — продолжите сами).

Слово соната означает “звучащий”. Эти пьесы дают шанс инструменту продемонстрировать его музыкальные возможности, но, обычно, в ограниченной форме, особенно в первой части. Последовательность событий, проистекающих от начала до конца, настолько упорядочена, что ее часто называют сонатной формой. Эй, а вы уже знаете о ней! Как мы говорили, первые части симфоний обычно пишут в форме сонаты.

Хорошо, а что такое сонатина? В своих музыкальных поисках вы наверняка встретитесь с этим термином. Сонатина — это всего-навсего соната меньших пропорций. (Нелишне знать, что суффиксы -ино и -ина обозначают “маленький”. Как концертино означает маленький концерт, как Катерина — маленькая Катрин, так и сонатина — маленькая соната.) Сонатина мала в нескольких отношениях. Во-первых, в ней может быть меньше частей, чем в сонате, скажем, только две. Во-вторых, каждая часть коротка. В первой части обычно отсутствует раздел разработки, и мы достигаем репризы очень быстро.

Сонатины обычно более легки для исполнения, нежели сонаты. Зачастую их пишут специально для начинающих исполнителей; в этом смысле они похожи на велотренажер. Для трансляций классической музыки по MTV такого рода пьесы — легкие сонаты — это как раз то, что нужно.

Концерты

В бытовом языке слово концерт означает просто представление перед публикой, например концерт художественной самодеятельности. В мире классической музыки это слово подразумевает музыкальное произведение, исполняемое солистом, прибывшим, самое меньшее, из Нью-Йорка и отхватившим за это астрономическую сумму и которому аккомпанирует весь остальной оркестр. Солист концерта — это герой, это главный персонаж, это примадонна, которая даже не глядит в сторону дирижера, а дирижер следует за ней.

В хороших концертах аккомпанемент оркестра не сводится к простому треньканью на фоне мелодии солиста. В хороших концертах оркестру отводится равная роль, когда оркестр и солист по очереди уступают друг другу сцену, действуя в стиле эдакой “дуэли банджо”. Пример — одно из величайших произведений, фортепианный концерт №22 Моцарта.

Иногда (как в знаменитых концертах датского композитора Карла Нильсена) один из участников оркестра действует в амплуа антагониста, как бы опровергая то, о чем говорит солист. (Конечно, подобный диалог достигается с помощью музыкальных средств — хотя публике может показаться, что антагонист вот-вот по-настоящему крикнет в сторону солиста: “И ты называешь это мелодией? Убирайся со сцены, профан!”)

Концерты доставляют зрителям массу удовольствия. Если вы ни разу не посещали концертный зал, непременно сделайте это. Многие приходят в зал преимущественно ради самого концерта. Они хотят услышать знаменитую солистку, убедиться в ее ослепительной виртуозности, оказаться смятыми ее музыкальной страстью и полюбоваться ее туалетами.

Посему солистам и платят много — от 30 до 50 тысяч долларов за одно выступление. Оркестру платят, потому что рассчитывают вернуть деньги сторицей. Иногда завсегдатаи концертных залов покупают сезонный абонемент, только чтобы услышать знаменитого солиста.

Если вы собираетесь на симфонический концерт, где будет звучать именно концерт, купите билет на место, расположенное немного левее центра. Солист почти всегда стоит или сидит по левую руку от дирижера. Если солировать будет пианист, расположитесь еще левее (можно даже на самом крайнем месте). Фортепиано вместе с другими клавишными инструментами всегда размещаются в левой части сцены, и вы получите удовольствие, наблюдая за руками пианиста. (Но сидя в центре, вы ничего не увидите, поскольку рояль полностью скроет от вас исполнителя.)

Средняя длительность звучания концерта составляет около 30 минут. Концерты почти всегда состоят из трех частей — трех контрастных фрагментов, разделенных паузами. Для большинства концертов классических композиторов прошлого характерны три части, так же, как для голливудских кинолент, — два часа продолжительности, для бродвейских шоу — два акта, для рок-песен — три минуты звучания, а для голливудских звезд — перемена супруга каждые шесть месяцев.

В большинстве случаев три части концерта подпадают под следующую схему: БЫСТРО–МЕДЛЕННО–БЫСТРО. Эта формула, проверенная веками во всех жанрах музыки (и, между прочим, в кинематографе), особенно хорошо реализуется в концертах, позволяя солисту продемонстрировать его чудесную технику в первой и последней частях, а в средней — перенести слушателя в более интимный, душевный мир.

Солисты всегда играют по памяти, в отличие от музыкантов оркестра, подглядывающих в пюпитры, или дирижера, не вылезающего из толстенной партитуры. Эта традиция сохранилась со времен великих виртуозов, таких как Ференц Лист, которые были звездами своего поколения. Публика хочет видеть звезду, а звезда, играющая по нотам, — это не звезда.

Между тем, оркестр пыхтит, как паровоз и не может отступить от написанного. Поэтому и солист не имеет права на заминку. Но иногда такое случается — тут волосы могут встать дыбом. В этом случае дирижер и оркестр должны отреагировать в долю секунды. Если солист пропустил три страницы — что вполне возможно, поскольку темы из начала пьесы часто повторяются в конце, — дирижер обязан моментально уловить, что именно пропущено, и как-то указать оркестру, куда следует перейти.

Если реакция дирижера и оркестра быстра, то публика может и не заметить ошибки. Но иногда состояние разлада оркестра и солиста длится минуту или более. В некоторых случаях дирижеру приходится прибегнуть к экстренным мерам, чтобы синхронизировать оркестр и солиста. Если когда-нибудь на концерте вы услышите яростное шипение дирижера: “Перейти к 6-й цифре!”, — вам будет понятно, что произошло.

В конце каждого концерта обычно наступает момент, когда кажется, будто все уснули — все, кроме солиста. Солист отправляется в автономное плавание по морю фантазии, которое длится от десяти секунд до пяти минут. Но это не провал, а каденция: композитор дает солисту возможность выразить себя, а проще говоря, похвастаться.

Слово каденция происходит от итальянского cadenza (“окончание”). Каденция — это просто гармоническая последовательность, аккорд за аккордом, вплоть до заключительного. Но по мере продвижения к концу эта ниспадающая прогрессия прерывается. Перед заключительным аккордом или аккордами вы можете внезапно услышать, как все остановилось, а солист продолжает свое дело. (Пример — маленькая каденция из фортепианного концерта Моцарта №22 на отметке 8:50.) Когда каденция исполняется умело, она может вызвать какое-то беспокойство или напряжение, как человек, собравшийся чихнуть, начал свои “А... а... А...”, а вы ерзаете в ожидании заключительного “пчхи!”

Наконец, когда солист выразился, оркестр играет последние аккорды. Пир духа!

Раньше солисты исполняли свои собственные каденции экспромтом. Для великих композиторов, которые сами зачастую были прекрасными солистами, такого рода импровизации составляли предмет особой гордости. Но позже, начиная с Бетховена, композиторы записывали каденции полностью, нота за нотой. Сегодняшние солисты обычно исполняют каденции, заранее кем-то сочиненные. В любом случае, одна и та же каденция в разных исполнениях звучит по-разному. Если вам кажется, что солист играет свою каденцию словно впервые, это значит, что он хорошо делает свою работу.

Чуть ли не каждая каденция завершается трелью. Трель — это быстрое чередование двух звуков, следующих один за другим. Попытайтесь спеть трель — это легко и весело!

1. Спойте любую ноту.

2. Теперь спойте ноту, на тон выше первой

3. Повторяйте шаги 1 и 2 быстрее и быстрее.

Это и есть трель.

Трель несколько легче сыграть на инструменте, чем спеть. В прежние времена трель была сигналом, который подавал оркестру импровизирующий солист, завершая свою каденцию. Это была команда оркестру и дирижеру проснуться, отложить в сторону журналы и быть наготове для исполнения финального аккорда. Завершив трель, солист и дирижер смотрели друг на друга, тихо перешептывались и, наконец, вместе играли заключительный аккорд.

Танцы и сюиты

Как мы уже рассказывали в главе 2, ранняя музыка сочинялась преимущественно для пения (например, в церкви) или танцев. В древние времена было очень мало “чистого слушания”.

Если, придя на концерт, вы слышите менуэт, то помните, что эта музыка ранее предназначалась исключительно для танцев. В те годы просто слушать менуэты могли только те, кого забыли пригласить в зал.

Но по мере развития концертной формы композиторы обратили свои взоры на танцевальную музыку. И так случилось, что определенные ритмы, гармонии и структуры, изначально созданные для танцев, нашли свое место в музыке, которую только слушают. Представьте смешную картину, когда сегодня кто-нибудь в концертном зале поднимется с места и начнет плясать под звуки исполняемого на сцене менуэта.

Большая часть классической музыки, которую вы слышите сегодня, попадает в эту категорию — музыка, сочиненная для танцев.

Для музыки танцевальных форм с определенной вероятностью справедливы некоторые положения.

Введем еще одно определение: сюита — это набор музыкальных фрагментов, сгруппированных вместе. Слово сюита происходит от глагола “следовать” и указывает на последовательность пьес, сменяющих одна другую (как комнаты в анфиладе).

Ранее, например, в период Барокко (конец XVII — середина XVIII века) музыкальные сюиты почти полностью состояли из танцев, и части их называли в соответствии с видом танца, который они представляли, например allemande (аллеманда), gavotte (гавот), bouree (бурре), minuet (менуэт), rigaudon (ригодон), sarabande (сарабанда), gigue (жига), courante (куранта). Хотя их названия и звучат как список личного состава французского парламента, на самом деле — это салонные танцы, исполнявшиеся на балах при королевских дворах Европы.

Музыка вод Генделя — пример сюиты эры Барокко. Послушав ее, вы поймете, что мы имели в виду, когда говорили о стабильности ритма и о танцевальном характере.

В XIX веке слово сюита стало употребляться для обозначения любой группы музыкальных фрагментов, объединенных вместе: сюита из Кармен, к примеру, включает в себя различные мелодии и интерлюдии из оперы Кармен французского композитора Жоржа Бизе (1838–1875). Вы можете также найти сюиты из Щелкунчика, Вестсайдской истории, Звездных войн и Boyz N the Hood (насчет последней надо проверить).

Серенады и дивертисменты

Если для серьезного композитора и есть что-то более обидное, чем исполнение его Великой Музыки на танцах, так это исполнение в пустом зале. Но вот уж кто точно не пропадет, так это композиторы, которые сочиняют серенады и дивертисменты, — на такую музыку спрос будет всегда.

Представьте себе, что королю Фридриху нужна легкая музыка для вечеринки с приятелями. У него не получается воткнуть компакт-диск в свою старую стереосистему. Поэтому он обращается к группе музыкантов, работающих по вызову, с просьбой поиграть для него. Эти ребята трудятся в поте лица, целыми днями исполняя заказанную музыку. Изредка они не прочь сыграть и настоящий концерт, но теперешний заказ вызван желанием хозяина украсить общую атмосферу. А для написания серенад и дивертисментов, исполнявшихся в подобных случаях, нужно приглашать композитора.

Как вы можете ожидать, типичные серенада и дивертисмент состоят из нескольких частей (из пяти или более). Кроме того, во время обеда вам не потребуется слишком сложный музыкальный сюжет. Сейчас вам не нужны глубокие, выворачивающие кишки музыкальные мысли. Во всяком случае, не раньше десерта.

Серенады писались для духовых, деревянных и медных в сочетании с ударными, для струнных и различных комбинаций этих инструментов. Композиторы выбирали состав ансамбля исходя из реальных потребностей. Для столовой струнный квартет, вообще говоря, более предпочтителен, нежели ансамбль из труб и барабанов. Группа духовых уместнее во время ужина на открытом воздухе.

Большинство серенад и дивертисментов длятся от 20 до 30 минут. Некоторые серенады (например, прекрасная Haffner Serenade Моцарта) продолжаются почти час и очень хороши для прослушивания тихим вечером. Другие, подобные Posthorn Serenade, звучат всего 15 минут; они годятся под порцию окорока с сыром.

Прямо в середину финальной части своего фортепианного концерта №22 Моцарт вставил “оазис успокоения”, подражая звукам серенады для духовых инструментов.

Если вы слушаете дивертисмент или серенаду в концертном зале, представьте себе атмосферу, в которой произведение исполнялось впервые. Попытайтесь вообразить картину, которая могла иметь место за несколько веков до нашествия клаксонов и факс-машин: люди сидят на берегу тихой реки, ведут светскую беседу, жуют свои изысканные hors d’oeuvre, canape или что-то там еще и наслаждаются этой божественной музыкой, которой пропитан сам воздух.

Темы и вариации

Форель.

Форель под горчичным соусом.

Форель с зеленым горошком.

Форель с салатом из малины с зефиром в глазури.

Вот пример темы с вариациями. Если вам это понятно, то вы сможете распространить мысль и на музыкальные формы.

Музыкальная тема — это не что иное, как мелодия, появляющаяся в начале пьесы. После того как композитор завершил представление своей музыкальной темы, он начинает заявлять ее вновь и вновь — всякий раз с некоторыми небольшими изменениями. Одна вариация может изменить гармонию темы, другая — ее ритм; какая-то еще изменяет мелодию, добавляя в нее для украшения новые звуки. Но слыша каждую из вариаций, вы все равно узнаете изначальную тему, какой бы вид она ни приняла.

Прекрасный пример вариаций можно найти во второй части Симфонии № 94 Йозефа Гайдна, которая называется Сюрприз. Она начинается простой (почти примитивной) темой; остаток части состоит из вариаций, следующих одна за другой. Йозеф Гайдн несет ответственность и за другую мелодию, которую положил в основу своих вариаций его последователь: “Вариации на тему Гайдна” Иоганна Брамса — мастерский пример этого жанра.

Фантазии и рапсодии

В давние времена композиторы предпочитали облачать свои работы в строгие формы, например форму сонаты или рондо. Эти структуры были фиксированы, неподвижны и считались чуть ли не священными. Если композитор чувствовал потребность в свободном выражении своих впечатлений и представлений, единственным спасительным выходом для него было обратиться к еще одной форме, наиболее бесформенной из всех, — фантазии.

Поскольку композиция именовалась “фантазией”, композитор был свободен от обычных ограничений, присущих музыкальным формам. Теперь композитора нельзя было обвинить в нарушении каких-либо святых музыкальных структур, поскольку фантазии им не следовали.

В типичной фантазии композитор представляет слушателю главную музыкальную тему в самом начале или в непосредственной близости от него. Оставшаяся часть пьесы — это размышления на заданную тему; композитор продолжает рассказ так, как подсказывают ему чувства. Ральф Вогэн Уилльямз (1782–1858) использовал мелодию “Greensleeves” в начале и в конце своей короткой восторженной Fantasia on Greensleeves.

Фантазии обычно кишат короткими звуками, часто в свободном ритме. После того как тема задана, какой-либо инструмент пускается в полет, стремительно скользя вверх и падая вниз бездыханным. Величайший композитор, Иоганн Себастьян Бах, который был также и величайшим органистом своего времени, написал несколько фантазий для органа, при исполнении которых пальцы органиста должны просто летать над клавиатурой.

На самом деле большинство фантазий отнюдь не полностью лишены формы; просто они менее ограниченны, нежели другие жанры. Поскольку многие великие композиторы провели целые годы в изучении незыблемых канонов композиции и их реализации, только редкие из них смогли сбросить с себя шоры общепринятых правил. Бетховенская Фантазия для хора, например, свободна, но все-таки логически структурирована. И первая часть его знаменитой Лунной сонаты для фортепиано носит подзаголовок “Quasi una fantasia” — “почти фантазия”.

Рапсодия следует тем же путем, что и фантазия, обладая подобной свободной структурой. Большинство рапсодий происходит из эпохи позднего Романтизма (середина XIX — начало XX века). Знаменитый пианист Ференц Лист написал несколько Венгерских рапсодий для фортепиано. (Сегодня их можно услышать в оркестровой аранжировке.) В этих пьесах он взял несколько простых народных венгерских мелодий и превратил их в виртуозное торнадо. А если вы фанат современной музыки, то, конечно, знаете “Bohemian Rhapsody” группы “Queen” — поистине гениальную рапсодию, свободное течение различных музыкальных идей.

Симфонические поэмы

Подобно фантазии или рапсодии, симфоническая поэма не имеет стандартной структуры. Но это связано со специфической целью: средствами музыки рассказать о чем-то.

Большинство музыкантов согласны с тем, что величайшим сочинителем симфонических поэм был Рихард Штраус. Помимо опер, Штраус сосредоточил свое внимание на написании поэм. Величайшие из них — Дон Жуан, Дон Кихот, Жизнь героя, Так говорил Заратустра и Смерть и просветление. Вы можете поближе познакомиться со Штраусом и его поэмами в главе 2.

Многие другие прекрасные композиторы также имели дело с симфоническими поэмами. Если этот жанр вас привлекает, обратитесь к циклу из шести поэм Моя Родина Бедржиха Сметаны; к Легендам Яна Сибелиуса; к поэмам Прелюдии, Мазепа и Прометей Ференца Листа; к произведениям Ромео и Джульетта, Гамлет и Франческа да Римини Чайковского; к поэме Обручение с утренней зарей Питера Максвелла Дэйвиса.

Один из крупнейших шедевров этого жанра — поэма Море Клода Дебюсси, рисующая музыкальными красками беспокойную жизнь океана.

Симфонические поэмы, ведущие свое повествование, интересно слушать. Есть ли у вас программа концерта или нет — неважно, слушая музыку, попытайтесь представлять себе картины, о которых она рассказывает. Можно говорить о симфонических поэмах как о музыкальных фильмах без видеоряда. Знаменитое музыкальное сопровождение Джона Уилльямса к кинофильму “Звездные войны” — это, на самом деле, симфоническая поэма, многим обязанная Рихарду Штраусу.

Lieder’ы и последователи

Немецкое слово Lied (произносится лиид) в переводе означает “песня”; Lieder — это песни, или классические песни. В XIX веке Lieder завоевали большую популярность, особенно в салонных концертах.

(К вопросу о терминах: в дискуссиях о классической музыке слово салон не имеет отношения к заведениям типа парикмахерских, здесь речь идет о домах богатых знаменитостей, живших сотни лет назад.)

Классические песни обычно основывались на прекрасной поэзии, например Иоганна Вольфганга фон Гёте. В то время жили многие знаменитые немецкие стихотворцы, поэтому не удивительно, что и многие великие немецкие композиторы писали Lieder.

Главой сочинителей классических песен был Франц Шуберт. Будучи автором Неоконченной симфонии, Шуберт, тем не менее, умудрился закончить свыше 600 своих песен. Уже в 18 лет он написал ряд глубоких и волнующих песен, среди которых была Лесной царь — захватывающие рассказы маленького мальчика, скачущего вместе с отцом на лошади через леса и воображающего себя похищенным лесным царем.

Шуберт объединял многие свои песни в песенные циклы (тематически организованные группы), такие как Зимний путь и Лебединая песнь. Песенные циклы обычно основывались на стихотворных циклах — композитор обращался к стихотворениям, составляющим единое целое, и перекладывал их на музыку.

Признание Шуберту принес неиссякаемый поток его мелодий. Никто не смог бы сказать, что его мелодии нельзя мурлыкать себе под нос.

Роберт Шуман, Хьюго Вольф и Густав Малер — еще трое великих создателей немецких романтических песен — не остались в долгу перед Шубертом, установившим высшие критерии жанра. Они были его преемниками, и Шуберт — их Lieder.

Существует много различных песенных форм. Но, коротко говоря, все они сводятся к двум: одна отталкивается от стихотворной строфы, а музыка другой не скована никакими рамками.

Стихи в классических песнях играют такую же роль, как и в современной популярной музыке. Каждой строфе стихотворения соответствует одна и та же мелодия. Вам известны сотни примеров этого формата в сегодняшней музыке. Почти в каждой рок-песне, исполняемой по радио, звучат несколько стихотворных строф.

Другой, свободный, формат предполагает, что музыка от начала до конца непрерывно изменяется, следуя за смыслом слов и не обязательно повторяясь. Шубертовский Лесной царь — пример свободного формата, такова и “Богемская рапсодия” группы “Queen”.

Если вы захотите послушать классические песни в живом исполнении, побывайте в местной консерватории. Студенты-вокалисты за время обучения дают несколько обязательных отчетных концертов, в которых звучат и классические песни, зачастую просто чудесно (но жаль, что об этом мало кто знает).

Дополнительный мотив: такие концерты часто сопровождаются приемами, где угощения не только хороши, но и чрезвычайно обильны, — благодаря вековечной голубой мечте концертантов о толпах будущих поклонников.

Оратории и другие хоровые пьесы

Большая часть произведений, о которых идет речь в этой книге, относится к инструментальной музыке — в ней нет певцов. Но наша задача не была бы выполненной, не вспомни мы об ораториях.

В средние века музыка выполняла преимущественно религиозные функции. Она исполнялась, за редкими исключениями, монахами и имела теософское содержание. В период Барокко все знаменитые композиторы писали музыку на религиозные темы, и не последнее место в этой музыке занимали оратории.

Оратория — это солидное музыкальное произведение для солистов, хора и оркестра, звучащее зачастую несколько часов и посвященное обычно изложению библейских сюжетов. Георг Фридрих Гендель (1685–1759) более всего известен своей ораторией Мессия, которая исполняется в каждом американском городе на каждое Рождество Христово; но в музыкальных кругах также почитаемы его оратории, трактующие темы Ветхого Завета: Саул, Самсон и Израиль в Египте, Соломон и многие другие.

Иоганн Себастьян Бах (1685–1750) написал несколько чудесных ораторий на темы Нового Завета: Рождественская оратория и Страсти по евангелистам Матфею, Иоанну и Луке.

Он был также приверженцем музыкальной формы, называемой кантатой; эти произведения были на самом деле короткими ораториями. На протяжении нескольких лет Бах написал свыше 200 кантат — по одной на каждый церковный праздник. Он написал даже пародию на кантату — под номером 211, — названую Кантата в честь кофе, имевшую ироничное содержание: вместо восхваления Иисуса кантата славила кофе. Каждая ее часть превозносит чудесные живительные качества любимого напитка Баха.

Услышав однажды ораторию в живом исполнении, вы не скоро это забудете. Необходимо, однако, сказать несколько слов предостережения тем, кто собирается на публичное исполнение оратории: отдельные части большинства из них весьма продолжительны, а антракты, если таковые вообще есть, редки. Поэтому не стоит пить перед концертом много виноградного сока.

Оперы, оперетты и арии

Коль скоро мы коснулись пения, то должны упомянуть оперу. Опера — это музыкальная драма. Она сочетает лучшие черты театра, изобразительного искусства, вокальной и инструментальной музыки в высоко драматичной, эмоционально заряженной, неотразимой смеси.

В настоящей опере обычно вообще нет разговорной речи — все слова поются. Это привело к появлению ряда веселых пародий в кинофильмах и телепередачах.

Оперетта подобна опере (хотя обычно с облегченной темой), но с одним весьма важным отличием: в оперетте, наряду с пением, присутствуют и разговорные диалоги. Почти каждое бродвейское шоу на самом деле, если задуматься, представляет собою оперетту.

Действие оперы или оперетты иногда прерывается, чтобы персонаж мог исполнить выразительную песню. Песни такого вида называются ариями (от итальянского слова, означающего “воздух”). Наиболее популярные партии в любой опере — это арии. Всякий раз, когда “Три Тенора” (так, несколько фамильярно, авторы называют выдающихся певцов современности — Пласидо Доминго, Хосе Каррераса и Лучано Паваротти. У нас они не настолько популярны, чтобы получать прозвища, но по телевизору их показывают довольно часто. — Примеч. ред.) дают концерт, они поют одну арию за другой.

Когда оркестр приглашает знаменитого певца в качестве солиста, тот исполняет арии; то же делают и студенты на университетских отчетных концертах. Опера, будучи категорией столь серьезной, заслуживает целой отдельной книги.

Увертюры и прелюдии

Наверняка вам уже известно, что такое увертюра. Это небольшая музыкальная пьеса, изначально ориентировавшаяся на исполнение в оперных спектаклях непосредственно перед поднятием занавеса. Но слово увертюра может иметь отношение и к короткой пьесе, назначение которой — вызвать определенные чувства. Трагическая увертюра Иоганна Брамса, например, не предназначалась для оперы или представления, он написал ее просто для выражения печального состояния души.

Если вы присутствовали на спектаклях в музыкальном театре или смотрели киноверсии мюзиклов, вам известно, что увертюры длятся всего несколько минут. Следовательно, симфонический оркестр должен выложить столько энергии, чтобы пьеса стала достойным введением в дальнейшее действие. Увертюра не сложна по структуре, часто эмоционально светла и длится ровно столько, сколько необходимо, чтобы перенести вас из давки, сутолоки и мелькания повседневной жизни в строгий, торжественный и глубокий мир концертного зала.

Балеты и балерины

Балет — это история, передаваемая средствами музыки и танца, в нем нет места разговорам и пению.

На заре балетного искусства танец был в нем единственной важной вещью. Задача композитора сводилась к написанию музыки, помогающей танцорам показать себя. Музыкальные стороны, такие как драматизм, темпы и красота звучания, казались зрителю, наблюдающему танец, вторичными: главное — вот молодые мужчина и женщина с потрясающими ногами. Соответственно и композиторы того времени не прилагали значительных усилий, сочиняя музыку к балетам, — это было просто фоновое музыкальное сопровождение.

Но П.И. Чайковский пошел дальше. Он написал такую ошеломляющую музыку к балетам Лебединое озеро, Спящая красавица и Щелкунчик, что публика больше не могла считать ее “фоновой”. Эти балеты дали отсчет времени, когда зрители стали и слушателями.

Произведения Чайковского — самые популярные и любимые во всей истории мирового балета. Другие композиторы стали брать с них пример. В частности, два русских композитора, Сергей Прокофьев (1891–1953) и Игорь Стравинский (1882–1971), внесли в искусство сочинения балетной музыки свои немалые доли.

Со временем балетная музыка стала популярной сама по себе, даже без танцев. Спектакли Ромео и Джульетта и Золушка Прокофьева не сходят с балетной сцены, но музыка к ним популярна также и в концертной аудитории. И хотя сегодня ставятся не все балеты Стравинского, их музыку можно услышать везде. Оркестры по всему миру постоянно исполняют Жар-птицу, Петрушку и Весну священную.

Как и в опере, где действие приостанавливается и герой исполняет арию для выражения своих чувств, в балете есть моменты, когда балерина выражает эмоции в танце. В такие минуты ход действия замирает. Но эти моменты — одни из самых волнующих в балете, поскольку они же и наиболее выразительны. Как арии — вершины оперы, так и эти мгновения танца — кульминация балета.

В промежутках между такими танцевальными “ариями” музыка балета часто преследует цель подражать действию, происходящему на сцене. Таким образом, большая часть балетной музыки по своей природе программная — в смысле “повествовательная”. Музыка ведет свой рассказ подробно, непосредственно — даже более, чем это принято в симфонических поэмах. В последних музыка передает конкретное настроение или, возможно, рисует конкретную картину. Но в шедеврах балетной музыки почти каждая нота непосредственно отвечает определенному действию, происходящему на сцене.

В концертах балетная музыка звучит в двух различных формах. Первая — это полная версия музыкального сопровождения, обычно не усеченная дирижером и состоящая из точной последовательности картин, написанных для танцоров. Такая версия может быть трудна для слушания, если вы не понимаете, о чем идет речь в “повествовательных” фрагментах между выразительными “ариями”. Если вы на концерте слушаете полный балет, будет лучше предварительно подробно изучить его либретто (обычно обратившись к буклету с программой).

Но есть еще и балетные сюиты. Балетная сюита — это коллекция из наиболее экспрессивных сцен балета-оригинала, когда многие подробности развития сюжета опущены. В результате балетные сюиты концентрируют в себе наиболее волнующие эпизоды. Когда вы слушаете балетную сюиту, уже менее существенно точное знание того, как разворачиваются события. Музыка сама по себе достаточно выразительна.

Струнные квартеты и прочее

В музыкальном отделе ближайшей к вам библиотеки можно отыскать массу записей дуэтов — пьес для двух инструментов. И трио — для трех. И квартетов — вы догадаетесь — для четырех. Квинтетов — для пяти. Секстетов — для шести. Септетов — для семи. Октетов — для восьми. Нонетов — для девяти. Список продолжается дальше и дальше.

Но одна комбинация инструментов — это доказано временем — более популярна, нежели остальные: струнный квартет.

Струнный квартет состоит из двух скрипок, альта и виолончели. (Подробнее ознакомиться с этими инструментами вы сможете в главе 6.) Для композитора написать пьесу для струнного квартета — дело чести и престижа. В основном структура произведения для струнного квартета такая же, как и у симфонии: обычные четыре части, расположенные в традиционном быстро-медленно-танцевально-бурном порядке.

Некоторые музыкальные формы развивались веками, пройдя через умы и руки поколений композиторов и став, наконец, совершенными. На форму струнного квартета, однако, решающее влияние оказал один человек. Им был Йозеф Гайдн.

Йозеф Гайдн (1732–1809) — один из трех лучших композиторов классического периода музыки (два других — Моцарт и Бетховен). В главе 2 рассказывается, как он жил и творил во дворце князя Эстергази в окрестностях Вены. Перевернем пару страниц: Гайдну настолько нравились условия его службы по найму, что он оставался здесь на протяжении 30 лет, вплоть до кончины своего работодателя. Все это время ему приходилось писать музыку для вечерних развлечений, происходивших дважды в неделю.

В полном распоряжении Гайдна была группа прекрасных музыкантов, которые тоже находились на полном содержании князя. Гайдн написал для них тонны музыкальных партитур: симфоний, концертов, опер, ораторий, сонат для клавишных инструментов, развлекательной музыки и 83 струнных квартета.

Будучи изолированным во дворце от жизни большого города, Гайдн варился в собственном соку с минимальным влиянием извне; это были музыкальные Галапагосские острова. Он свободно экспериментировал, испытывал новые формы и стили, проверяя, что приемлемо, а что нет. За эти 30 лет он почти самостоятельно унифицировал формы струнного квартета и симфонии.

Новации Гайдна в области разработки им музыкальных форм оказали громадное влияние на его коллег и учеников, Моцарта и Бетховена, которые называли его “папа Гайдн” и чьи струнные квартеты так же совершенны, как и гайдновские.

Зачем вообще нужны формы?

Мы рады, что вы задали этот вопрос. Действительно, вам формы ни к чему. Но, как вы уже знаете, композиторы прошлого были вынуждены облачать свои произведения в строгие формы, если хотели быть воспринятыми серьезно. И большинство из них шли на такие уступки.

Хотя существуют и более серьезные причины. Если не придерживаться определенной формы, творческий процесс становится невероятно трудным. Не зря говорят, что форма определяет содержание. Легче и продуктивнее работается, если вы следуете определенным ограничениям. Ребенку легче раскрашивать картинки по заранее намеченным линиям; музыку легче сочинять, если у вас есть форма для выпечки, в которой можно размешать тесто ваших музыкальных идей; и книга проще пишется по загодя определенному плану.

На эту тему можно было бы написать гору книг. Вопрос не нов — как влияют ограничения на творчество? Мешают или помогают? Казалось бы, откажись от ограничений, и ты свободен — твори, как хочешь. Но представьте себе, что, желая облегчить жизнь футболистам, мы разрешим им брать мяч руками. Конечно, голов будет забиваться больше, но с футболом будет покончено. А что любит народ — голы или все-таки футбол?

Не то же ли самое в поэзии? Одно дело — сляпать дюжину рифмованных строчек, но сочинить их в форме сонета — гораздо круче и не всякому под силу.

Опять-таки, живопись... Да все искусство — это игра по выдуманным правилам.

Да что искусство — вся жизнь! Брак, семья, государство... Стоп, стоп! Остановись, редактор! У нас речь идет о музыке.