Ключ

Глава 13: Кто друг, кто враг? Не разобрать никак. Часть 1

Я очень скучал по маме и папе. Как они там без меня? Если бы пропал мой ребенок, я бы с ума сошел. Наверное, страдает и мама. С ней у нас были сложные взаимоотношения. Виктория (моя мама) до замужества Лопухова, воспитывалась строгой матерью. Это потом бабушка подобрела и стала няшкой. По крайней мере, для меня. А раньше она работала воспитателем в колонии для несовершеннолетних. Насмотревшись на подростков, которые в таком раннем возрасте пошли на преступление, на их волчье общение, бабушка очень боялась за маму. За то, что она встанет «на скользкий путь», «наломает дров», «совершит ошибку». Единственный способ избавить ее от этого — держать в «ежовых рукавицах». Вот она ее и держала.

Мама стоически это терпела, а достигнув возраста совершеннолетия, ушла во взрослую жизнь, поступила в институт, уехала в другой город, да там и осталась жить. Дров она не наломала, не поскользнулась и не совершила ошибку. А на третьем курсе встретила папу, и через год они сыграли свадьбу.

Но строгое воспитание она впитала в себя корнями. Как бы мы не были недовольны родителями, как бы их не осуждали, но своих детей, когда они появляются, начинаем воспитывать также — забыв про ошибки и, делая их уже своими. Вот и моя мама была скупа на ласки, но добра на строгости. До уровня бабушки ей не дал «скатится» отец. Он у нас был добрый и справедливый. В пику маме, никогда на меня даже голос не повысил. Мои детские провинности разбирал по полочкам, показывая, ЧТО я сделал неправильно. От таких бесед становилось невыносимо стыдно, тогда как на мамины упреки хотелось возражать, доказывая свою правоту.

Но я любил своих родителей. Как мог, как умел. Поэтому необходимость исчезнуть в никуда для меня стало шоком. Умом я понимал, что делаю все правильно, что таким образом я защищаю их, сохраняю им жизнь, выводя из-под прицела. Но то умом, а сердце болело.

Я скучал и очень, осознавая, что никогда из больше не увижу. Однако надеялся, что все когда-нибудь устаканится, и тогда я расскажу им свои приключения за чашкой водки. Папа объяснит, что так делать — исчезать, не предупредив — нельзя (и станет стыдно), мама обидится на недельку, но затем простит засранца. Эх, сбылось бы все это.

Об этом я думал, слушая рассказ Лилит и Ядвиги. В их жизни тоже было все не радужно. Правда, им не пришлось бросать родителей. Вышло наоборот, они их бросили. Стражи и Меняющиеся набирали рекрутов в свои ряды из воспитанников детдомов. Усыновляли, удочеряли, брали под опеку. Благо, что детские дома регулярно пополнялись ненужными детьми, поэтому проблем с набором в ряды не возникало. Дальше ребят обучали наставники, тренировали и воспитывали для нужных целей.

Слушая это, я вспоминал, как тренировали меня и поражался методам. Если благодушные идеалисты — Стражи — шли на такие жесткие занятия для формирования личности, то что бы было со мной, если бы за меня взялись Меняющиеся? Понятно, что времени у Наставницы Яны было в обрез, понятно, что шоком привить нужные качества проще, но все-таки. Взрослому тяжко, а детям каково?

Лилит и Ядвига воспитывались в одном детдоме. Отсюда и знали друг друга. Лилит помнила свою маму. Девочке было пять лет, когда «мама Надя» скончалась при родах. На свет должен был появиться младший братик, но он не родился, а забрал с собой маму. Отца у Лилит никогда не было. Верней, он был, но даже не знал про дочь, ибо мама ничего ему не сказала. И братик бы появился на свет без папы, так как мама была любвеобильной, встречалась со множеством мужчин, ибо «была свободной и имела право». При этом, оставаясь честной. Раз не знает, кто отец ребенка, значит, его и нет. Не проводить же каждый раз тест ДНК… Аборты Надежда делала перманентно, к презервативам имея лишь ей одной понятное пренебрежение. А тут, вдруг решила рожать. …После смерти мамы Лилит попала в детдом.

Ядвига своих родителей не знала вообще. Ее младенцем оставили в роддоме, подписав отказ. Малышка в возрасте месяца попала в специализированные ясли, поэтому ее растили воспитатели и нянечки. А так как детей у них на попечении было множество, то и внимания от них она видела в пропорции 1 к 64-м по количеству воспитанников детского дома. Единственно близкими ей людьми стали Оксанка — девочка старше Маруси (так Ядвигу звали раньше) на 7 лет и безногий плюшевый мишка — Гаспар. Игрушку сложно назвать человеком, но для ребенка с его фантазией — это не проблема. Ногу медвежонку оторвали давно, долгое время он пылился на складе, как неликвид, а когда его выбросили на помойку, тут он и нашел себе «друга» — Машу. По крайней мере, так девочка рассказывала про игрушку, что Гаспар нашел себе друга, а не наоборот.

От игрушки, побывавшей в мусорке, воняло помоями, девочки по комнате сказали Маруське презрительное «фу» и потребовали выкинуть медвежонка. Но Маша не сделала это, она спрятала игрушку во дворе в своем тайнике, который организовала на месте выпавшего из стены кирпича, полгода назад. В тайном месте лежал кусочек синего стеклышка, через него было интересно смотреть на солнце; вкладыш от жвачки «Love is», надпись на котором гласила, что «Любовь — это терпение»; и моток синей резинки длиной в два метра, который Маша умыкнула с уроков труда у старшеклассниц, его она планировала использовать, когда уже все забудут про кражу (а на самом деле исчезновение расходного материала даже никто не заметил) в игре с другими девочками с аналогичным названием — «резиночка». Там нужно было быть ловкой и прыгать высоко и точно, но Маруся пока эту науку только постигала, поэтому в «резиночку» всегда проигрывала. Правда, была уверена, что результат кардинально изменится, когда она станет прыгать на своей резинке, ведь по-другому быть не могло. Когда на чужой — проигрыш, а на своей — победа. Логично же. А то, что Маше было всего 7 годков, а подругам по игре уже по 11-ть — это ерунда. Через четыре года (о как долго ждать) она станет чемпионом по игре в резиночку и закончит интернат с «золотой медалью».

Маша завернула Гаспара (имя она ему дала сразу же), в тряпочку, чтобы он своей вонью не выдал местонахождение тайника. Уже в субботу мишке предстояли водные процедуры вместе с хозяйкой в общей бане. Постирать его в раковине с мылом, Маша побоялась. Вдруг это заметят воспитатели и отберут у нее «мусор», чтобы вернуть на помойку. Зачем ребенку играть списанной игрушкой, когда в игровой комнате есть другие — не сломанные.

В субботу в бане большая часть шампуня и мыла достались Гаспару. Маша потратила отведенные на помыв полчаса на стирку медвежонка. В целях экономии воду в детдоме нагревал котел. Его топили углем. С утра субботнего дня над территорией детского дома распространялся особый запах — пахло горящим углем, смолой и древесиной. Ведь чтобы довести печку до нужной температуры, необходимой для сгорания угля, ее сначала растапливали дровами. Про это Маша услышала у старших девочек. По этому особому амбре, проникающим через щели в окнах в комнаты детей, даже малыши, не знающие еще дней недели, узнавали, что пришла суббота.

После купания Гаспар не только избавился от неприятного запаха, но и вернул свои изначальные цвета — коричневый на пузике и серый. Непонятно, почему создатели игрушки решили, что ему подойдет серый — это же не волк, оставалось только гадать. Но Маша на этом зацикливалась не долго. Она по телевизору видела в мультиках розового крокодила и желтого зайца, так почему и не серый медведь?

Маруся после бани несла игрушку в комнату, чтобы не дай Бог она не попалась на глаза воспитателям или нянечек. Точно отберут. С игрушки капала вода, как не старался ребенок отжать плюшевое тельце. Поэтому за Маруськой тянулся шлейф капелек. Это заметили, и Маша услышала голос от девочки постарше: «Эй, малявка, чего ты там прячешь?»

Спрашивала ее об этом Светка-Костоправ. Девахе было 15 лет, что по меркам детдома приравнивалось к пенсионному возрасту. Тем более, у девочки-подростка к ее годам сиськи и жопа была, как у доярки, которую Маша видела на картинке. Женщина доила корову вечером на берегу реки. Девочки про этот рисунок говорили, что «на берегу доярка доила корову, а в воде отображалось все наоборот» и почему-то после этого смеялись. Маша не понимала шутки, но научилась смеяться вместе со всеми — за компанию, когда звучала в очередной раз. Юморок стал расхожим. Знаете, как в среде детей удачная шутка может повторяться до бесконечности, порой даже не к месту. Ведь над ней посмеялись, значит, это смешно ВСЕГДА.

Светка-Костоправ была рослой, но не толстой в силу молодости. Потом ее несомненно развезет до состояния коровы, но в 15 лет она была еще телочкой. Маруся слышала, что ее так называют молодые парни-кочегары, которые жили в поселке рядом, а в детдоме работали. Они так и говорили: «Светка — классная телка! И сиськи у нее мягкие и большие, я бы ей вдул!» Маша не понимала, зачем взрослым дядечкам дуть на подростка, но слова эти она услышала от кучерявого парня, которого вскоре после подслушанного разговора уволили. Его напарника объясняли друг-другу это тем, что он все-таки «вдул» Светке. Могли и в тюрьму отправить, но дело замяли. «Зачем из-за шалавы малолетней парню жизнь ломать», говорили воспитатели, обсуждая новый слух.

А вот Светка этим фактом гордилась. Она рассказывала подругам, что целку ей сломали. «больно не было, а было очень приятно, до мурашков по телу, от которых она потекла». Об уволенном кочегаре она не тужила, разумно предположив, что это лишь первый, будут и другие. Зато она уже «не девочка, а женщина».

Тем не менее, несмотря на резкий переход от девочки до женщины, Светка продолжала оставаться подростком, и в силу своей природной силы, руководила сверстницами и теми, кто помладше, выступая судьей и палачом. Если, что-то ей не нравилось, например, чужое мнение, могла и по зубам заехать, что делала фактически каждый день. Воспитателям никто не жаловался. Во-первых, защиты не найдешь, Светка всегда начинала кричать: «Она сама виновата!», после чего взрослые теряли интерес к происшедшему, ибо шума не любили. Во-вторых, жаловаться было «западло», а заподлянок после отбоя мутузили свои же подруги, чтобы угодить Светке в надежде, что она когда-нибудь встанет на их сторону и поднимет авторитет. Или лупили «стукачку» просто так — от нечего делать, чтобы не было скучно.

— Так что у тебя там в полотенце спрятано? — повторила вопрос Костоправ.

— Ничего, — ответила Маруся и подняла голову кверху, чтобы показать «честные глаза» Светке, авось отстанет. Но Светку зацепило.

— Нет ничего, говоришь, а мы сейчас посмотрим… — она протянула руку к полотенцу, но за Машу вступилась Оксана.

— Да оставь ты малышню в покое. Нашла, с кем связываться, — сказала девочка.

— А чего она??? — возмутилась Светка, хотя дай ей возможность аргументировать суть претензии, она бы не смогла сделать этого. Вопрос прозвучал на автомате, был риторическим, ни ответа, ни объяснения, не требовал.

— Свет, брось, не по ранжиру с мелкотой тягаться! — эта фраза успокоила Костправшу, она махнула рукой и повернувшись пошла по своим делам, известным только ей, а Оксанка подмигнула Маше. Эта гримаска расположила Марусю к старшей девочке моментально, она сама себе потом не могла пояснить зачем развернула полотенце и показала заступнице медвежонка без ноги. Это произошло импульсивно.

— Ой, какой миленький! А где он ножку потерял и глаз?

— Не знаю, я его уже таким нашла. На помойке. Вот искупала, теперь он чистый.

— Ну раз чистый, значит гигиеничный. А давай его вылечим?

— Это как?

— Ножку пришьем и глаз из пуговицы сделаем.

— Давай, — согласилась Маша. Так они с Оксаной и подружились.

Ногу Гаспару пришили от другого мишки, также списанного. От той игрушки вообще остались лишь ошметки. Это Наташка в приступе гнева разорвала его в клочья. На Наташеньку, обычно тихую девочку иногда (раз в месяц) находило. В момент приступа неконтролируемой агрессии она била посуду, кидалась кубиками в детей, ломала игрушки. А последний раз Наташа кинулась с вилкой на другую девочку со словами «зарежу, сука!», чтобы ее исколоть. Но ей это не удалось, вмешались взрослые, и ее увезли санитары лечиться. Больше Наташу Маша не видела.

Плюшевая конечность подходила Гаспару только потому, что она левая. А так нога была значительно больше и черная. Но подруг это не смутило. Оксана суровыми нитками и огромной иглой пришила ногу к телу медведя, а левый потерянный глаз заменила коричневая в разводах пуговица — другой не нашли. Но милый Гаспар от этого нисколько не стал хуже. Наоборот левая глазница придавала ему этакий залихватский и таинственный вид, как у пирата. И, главное, теперь мишка перестал быть инвалидом, им можно было играть в открытую.

Через год Оксану перевели в другое учреждение — школу-интернат. Туда отправдяди всех девочек, которым исполнилось 16-ть. Но Машу она не забыла, приезжала к ней на выходные и каждый раз привозила конфеты — кисленькие в целлофановых дешевых фантиках разного цвета и вкуса. В кус со временем Маша забыла, а вот кислоту после сладостей запомнила на всегда. А еще она запомнила, как Светка, отправив одну конфету себе в рот, прикололась:

— Зря говорят, что на вкус на цвет все фломастеры разные, — и кивнув головой на кучку конфет в кулечке, грустно улыбнулась. — Одинаковые. Кислые — ибо суть их — химия!

— Ага — легко согласилась Маша и тоже растянула ротик в улыбке.

Так длилось целых два года. Маша привыкла к подруге и считала ее своей старшей сестрой, надеясь, что после 18 лет, она возьмет над Маруськой опеку и они заживут счастливо. Не вышло, не случилось. Оксану зарезал сутенер, за то, что она скрыла от него выручку.

Маша повзрослела, когда ей уже шел 12 год, заметила другую девочку. Она показалась ей красивой, хрупкой, грустной и беззащитной. Поэтому взяла над ней шефство. Маруся у тому моменту была «в авторитете», ее уважали сверстницы и слушались за справедливость. И Лилит, после того, как у них завязалась дружба, больше никто не обижал. Дружили они почти четыре года, пока Маше не исполнилось 16-ть. Но в школу-интернат она не попала, ее забрали на обучение Стражи. А спустя годы Лилит взяли к себе Меняющиеся и ее «удочерили». Так подруги стали, если не врагами, то конкурентами.

Из детдома Маша, забрала с собой Гаспара, как память о детстве. Все остальное она решила стереть из памяти. Поэтому, когда получала паспорт, сменила имя и стала Ядвигой, в честь красивой девушки из киносериала «Государственная граница» в исполнении Людмилы Нильской. Смелая и соблазнительная Ядвига очень понравилась Маше, и она решила стать такой же.

Шур, слушая Ядвигу, и вспомнил эпизод из своего детства. Родители улучили благосостояние в виде новой трехкомнатной квартиры, которую они прибрели, продав старую и взяв кредит в банке. Пришлось поменять школу и Саше. В новом классе его не взлюбили за то, что мальчик всегда выполнял домашнее задание и всегда был готов ответить на вопрос учителя. Если быть честным по вкусу он не приелся не всем, а только двоим — Паше и Антону. Но именно они держали «марку» в классе, поэтому чморить новичка стал дружно весь класс. Сначала обзывали, посмеивались, но не встретив сопротивления, перешли к физической расправе — отмутизили после уроков в школьном дворе. Примечательно, что били его мальчики, а девочки подзадоривали их криками: «Мочи урода, бей малохольного!»

Повторные истязания произошли сразу после того, как на лице начали сходить синяки. А, когда и они стали исчезать, особо рьяные мальчишки, решили наказать выскочку и в третий раз, ведь ничто не поднимает самооценку ничтожества в глазах самого же ничтожества так, как избиение беззащитного. Власть, пусть даже разделенная на коллектив, пьянит не хуже дешевого портвейна «777», который многие уже попробовали. Но не вышло. Александру помог кирпич, носимый в портфеле. Разбитые головы лидеров и их шестерок стали веским аргументом против насилия. После того, как все поняли, что новичок может дать отпор, да еще какой, от него отстали. К старшим классам про то время уже все забыли. Школу класс закончи дружным коллективом. Все, кроме Паши и Антона, которые к выпускному уже отсиживали в колонии для несовершеннолетний свои первые сроки, пообещали встречаться регулярно. Но прошел уже не один десяток лет, а на встречу выпускников из класса Шура никто так и не пришел. Но это отступление.