«Кореи в одном нз многих притоков Колымы нашел золото. В один прекрасный день в эти места устремятся золотоискатели».
Билибин с досадой перелистал книгу. Тусклое пламя свечи рывком устремилось вверх. Тень волнистыми клубами побежала по стене, словно дым из трубы на экране. Со страниц книги смотрели взглядом в будущее проницательные глаза великого арктического исследователя.
Инженер отложил книгу и вздохнул. Норвежцу было нетрудно утверждать, что золото на Колыме есть. Случайная фраза в его дневнике, основанная на беседах с жителями приустьевого участка в месяцы зимовки «Королевы Мод» во льдах Чаунской губы, ни к чему не обязывала Амундсена.
— А каково мне! — запальчиво воскликнул Билибин. — Целое лето про пало впустую. Нельзя же всерьез считать удовлетворительным результатом кустарный промысел на Среднекане. Он для страны — мелочь и в сегодняшнем состоянии годен только для индивидуального обогащения Кафтуновых.
Из угла палатки, в которой разместилась экспедиция Геологического комитета Академии Наук, возглавляемая горным инженером Билибиным, приподнялась лохматая, с длинными, как у попа, волосами, голова старателя.
— Звал, Юрий Александрович? — спросила голова.
Билибин, недоумевая, взглянул в угол и с трудом сообразил, что высказал вслух мысли, которые не давали ему покоя в последнюю неделю.
— Спи, Кафтунов, — ответил он. — Показалось тебе.
Он снова придвинул к себе книгу, затем раздраженно отбросил ее и достал тетрадь, которой поверял свои радости и сомнения.
— Ложись и сам, начальник, — посоветовал Кафтунов. — Не может быть, чтобы Леший ошибся. Но золото найти — требуется особое счастье иметь. А ты несчастливый. Не везет нам с тобой, — охотно завязал он разговор.
— Молчи уж! — в сердцах прикрикнул на него Билибин.
Кафтунов обиженно засопел и умолк.
В палатке близ ключа Юбилейного, отдающего студеную прозрачную гладь Утинке — верхнему притоку Колымы, снова наступила тишина. Надоедливо пели комары. Их противное жужжание путало мысли.
Билибин подрезал фитиль свечи, накинул на лицо сетку и раскрыл тетрадь.
На ее титульном листе жирным карандашным штрихом было выведено вечно живое изречение Шекспира:
«Как беден тот, у кого нет терпения!»