Конец Ольской тропы

8. «Ленин» идет на Колыму

Унылой равниной сливается с безлюдными болотистыми топями ленско-колымского побережья мертвое море Лаптевых. Ни одно судно не бороздит мутную зыбь его мелководья. Ни одно живое существо не нарушает его величавый покой на всем протяжении от мыса Челюскина и Северной Земли до Новосибирского архипелага и Ляховских островов. Только несметные полчища голубых паковых льдов, оторванные штормами от вечных полей Арктики, блуждают по воле ветра и течений в его безбрежных просторах.

Редкие смельчаки пытались проникнуть в тайны моря Лаптевых. Дважды торопливо пересекал его Амундсен на «Королеве Мод». Шведский исследователь Адольф Эрик Норденшельд с великими трудностями провел «Вегу» к бухте Тикси и, не рискуя итти вдоль берегов, поспешил на восток через проливы Новосибирского архипелага. Без вести затерялся в ленской дельте барон Толь, начальник экспедиции Академии Наук. На пустынных берегах моря Лаптевых погиб со всем экипажем лейтенант де-Лонг. Брошенную им шхуну «Жаннету» дрейфующие льды унесли неведомым курсом в небытие.

Опасно мелководьем, усеяно белыми пятнами неизученных глубин и пространств, коварно для человека море Лаптевых, самый неприветливый водный бассейн Великого Ледового пути.

Северная часть его никому не известна. Гидрографы и гидрологи предполагают, что там находится не нанесенный на карты архипелаг, так называемая Земля Санникова, которую никогда не видели люди. Южные границы моря Лаптевых, омывающие ленско-колымское побережье, отмечены на картах черточками пунктиров. Точность их условна.

Мощные реки советского северо-востока — Яна, Колыма, Индигирка, Лена — отдают ледовому морю потоки пресных вод. Эти воды способствуют почти моментальному замерзанию его южной части после первого сентябрьского шторма. И поэтому корабль, попавший в сентябрьский шторм, не достигнет намеченного порта, если предпочтет укрыться от шторма у берегов.

В 1919 году, попав в такой шторм, Амундсен увел «Королеву Мод» под защиту Медвежьих островов и был вынужден зимовать во льдах.

В 1931 году точно такой же сентябрьский шторм захватил Бочека на рейдовом пароходе «Ленин».

Арктика мстила отважному капитану за попытку сорвать с нее покрывало недоступности и воспользовалась ошибкой, которую он допустил в самом начале морского перехода.

Поступок Бочека был свойственен его натуре. Суть поступка заключалась в следующем.

Авантюрист Турутин, каких в тот год было много в глухих уголках нашей страны, повел крохотный речной пароход «Лена» с грузом строительных материалов на Ляховские острова. Материалы предназначались для постройки метеорологической станции на острове

Ближний или Большой Ляховский. Станция была включена во второй международный полярный год как одна из основных точек восточного сектора советской Арктики.

Остров Ближний чрезвычайно удобен для научных наблюдений. Он разделяет ледовые бассейны Восточно-Сибирского моря и моря Лаптевых, расположен на середине пути между Леной и Колымой и представляет наслоенную тысячелетиями массу окаменелого льда, в толще которого погребены обитатели доисторического мира — мамонты, мускусные быки, исполинские носороги. Ветры и море, постепенно разрушая крутые мысы и отлогие берега острова, обнажают богатые всевозможной ценной костью его ледяные недра.

Якутский гидрометеорологический комитет командировал на Ляховские острова семь научных работников и радистов. Они совершили героическое путешествие по льду пролива Дмитрия Лаптева, который соединяет остров с материком, построили на Ближнем радиостанцию и остались там на зимовку.

Три навигации тяжелые льды окружали остров и не подпускали к нему ни одного судна. Метеосводки, посылаемые зимовщиками в Якутск, все чаще чередовались с просьбами о помощи: продовольствие было на исходе.

В начале августа 1931 года ляховский радист радостно сообщил, что море до горизонта свободно от льдов. Гидрометеорологический комитет обратился за содействием к руководителям Ленского пароходства. Те сослались на отсутствие подходящего судна. Работники Гидрометеорологического комитета указали на«Ленин». Однако техник судонадзора Крысов забраковал пароход. Выбор пал на «Лену». Крысов считал «Лену» наиболее пригодным судном для ляховского рейса.

«Лена» пришла в Якутию в 1878 году вместе с «Вегой» Норденшельда. Годы изъели ее корпус. Котельщики боялись бить молотками по железу ее бортов: из ржавого корпуса, как пули, вылетали заклепки.

Начальником экспедиции и морским капитаном «Лены» был назначен штурман Турутин, приехавший из Владивостока.

Он гордо сказал:

— Хоть на плоту, но поплыву.

Руководители Ленского пароходства аплодировали этим словам отважного моряка.

«Лена» благополучно спустилась вниз по реке, вышла с баржей на буксире в море и бесследно исчезла.

В Якутске поднялась паника.

Эфир был заполнен тревожными возгласами:

— «Лена»! «Лена»!.. Сообщите, где находитесь... Почему не отвечаете?..

Турутин молчал. Так миновала неделя.

«Ленин» давно покинул Якутск и шел Быковской протокой через дельту к морю. Плавание по реке измотало капитана. Он почти не спал. Лучшие лоцманы, провожавшие экспедицию до устья, надолго запомнили этот переход: бесконечные сидения на мели перекатов, именуемых по-местному шиверами. Фарватер Лены оказался таким же изменчивым, как фарватер Миссисипи.

На рассвете восьмого дня Слипко увидел дымок за песчаными холмами дельты, за которыми, окаймленная овалом безлюдных берегов, покрытых белым ковром нежного ягеля, лежала бухта Тикси, будущий выход Якутской республики в море.

— Судно, Александр Павлович! — крикнул он.

Это дымила тщетно разыскиваемая «Лена».

Турутин приехал в гости. Два капитана встретились.

Турутин в самых мрачных тонах информировал Бочека о своей неудаче.

— Торосистые льды забили вход в пролив. Попал в шторм. Один и шурую, и у штурвала стою. Не дошел всего со рока пяти миль. Течь в корпусе. Вернулся. И вам не советую выходить. Все равно застрянете!

Бочек холодно взглянул на него.

— Чем вызвано ваше молчание?

Турутин засмеялся.

— Адресуйтесь к радисту. Вот еще идиота прислали! Не умеет заряжать аккумуляторов и передавать радиограммы.

— Но вы капитан! — не сдержался Бочек. — Как вы, не проверив, приняли такого радиста?

— Ну, а дальше? — спросил он.

Турутин пожал плечами.

Тогда Бочек распорядился перегрузить материалы и продовольствие на борт «Ленина» и послал радиограмму в Москву. Наркомвод дипломатично ответил, что заход на Ляховские острова на ответственности Бочека.

Зимовщики ждали помощи. И маленький капитан взял на себя эту ответственность. Через сорок часов, не встретив ни одной льдины, «Ленин» отдал якоря напротив радиостанции острова Ближнего.

На море стоял штиль. Турутин солгал дважды.

А дни летели, как самолет на полном газу. Навигация в море Лаптевых подходила к концу.

Шторм настиг «Ленина» у самой Колымы, когда капитан исправил последнюю погрешность на картах. Береговая линия к востоку от реки Большая Куропаточья была нанесена на них неправильно и в действительности лежала на десять миль к югу от официального на правления.

— Вот и верь картам! — горько вздыхал Бочек. — Придерживаясь их, мы должны плавать по земле. — Он зябко ежился под ударами ветра. — Как плохо мы знаем свою страну!

Шторм примчал косые снежные шквалы. Они ослепили капитана, скрыли от него горизонт, запорошили тающими хлопьями судно. Восточно-Сибирское море разъяренно бросало тонны воды на палубу, сорвало наглухо закрепленные канатами бочки, унесло их за борт. Жалобно скрипели корабельные переборки. Волны торопливыми ворами сновали по судну, урча, перекатывались через дощатую загородку на шлюпочной палубе, где прижались друг к другу мокрые от брызг животные, взятые на случай зимовки.

Животные испуганно мычали. Морская болезнь действовала на них, как и на людей.

Команду укачало. Матросы и кочегары, никогда до этого рейса не видевшие моря, лежали с зелеными лицами и мутными глазами на койках.

Бодрствовали пять человек — моряки, прилетевшие с Бочеком в Якутию. Боцман Алексеюк бессменно стоял у штурвала. Р.адист нес вахту у передатчика. Старший механик Мазанка и машинист Слипко задыхались в смрадном чаду перегретого масла. Машинное отделение было похоже на неисправную кухонную плиту. Едва Слипко открывал дверь на палубу, чтобы подышать свежим воздухом, яростные потоки обрушивались на него, забивали рот и ноздри соленой горечью, каскадом падали в машинное отделение, звенели о железные плиты, шипели и вскипали пузырьками на разгоряченных мотылях.

Капитан не покидал мостика. Он вел пароход прямым курсом на Колыму, наверстывая время, потерянное у Ляховских островов. Больше всего на свете он ненавидел сейчас Турутина.

Арктика мстила за промедление. Не видные за снежной стеной, гонимые восточным ветром, навстречу плыли, мерно покачиваясь на волнах, фаланги паковых льдов. Их принесло из Чукотского моря.

Капитан ощутил близкую опасность по незаметным для берегового человека признакам: гребни волн стали более округлыми, зыбь плавно катилась на запад, грохот моря напоминал приглушенное рычание усмиренного зверя.

Капитан рывком повернул ручку машинного телеграфа. Мелодичные звуки утонули в стонах ветра. Стук мотылей прекратился.

Вскоре ветер прогнал шквалистую мглу за горизонт.

— Куда итти ? — спросил сам себя Бочек.

Все море до горизонта было заполнено дрейфующими ледяными полями. Они медленно двигались навстречу «Ленину». Справа желтела узкая полоска воды. За ней угрюмо вздымались гранитные вершины острова Четырехстолбового.

Капитан медлил. Печальный опыт Амундсена и неуверенность в ледовых качествах рейдового парохода раздирали Бочека противоречивыми желаниями.

Повернуть к острову и там переждать, пока штормовой ветер унесет льды в море Лаптевых? На это напрасно надеялся еще старик Амундсен. Форсировать льды и пробиваться к реке? «Ленин» мог потерять выдающиеся рули, сломать винты, стать пленником дрейфующих льдов. «Дрейф во льдах на однодонном пароходе!..».

Бочек даже зажмурился от такой безрадостной перспективы.

Его не страшила зимовка. Продовольствием, теплой одеждой и топливом экспедиция была обеспечена. Но не дойти — означало посадить на голодный паек население Колымы и признать правоту человеческой ограниченности.

— Сорок восемь миль отделяют нас от устья, — передал капитан механику, когда тот прильнул ухом к переговорной трубке. — Мы совершим преступление, если повторим ошибку Амундсена и уйдем под защиту Медвежьих островов. Терять сутки в этом районе — наверняка зимовать, как зимовала «Королева Мод».

— Прикажите Слипко следить за коридорами гребных валов. Если льды попадут туда, немедленно стопорите машины.

— Полный вперед, Семен Касьянович!..

Первые удары пакавых льдов потрясли судовой корпус.

Слипко стоял на полубаке, счастливый и гордый, как Колумб.

— Устье реки Колымы! — весело кричал он и посмеивался над сконфуженными речниками, которым все еще чудилось, что палуба ускользает из-под ног. — Остановка строго по расписанию. Кому во Владивосток, здесь пересадка!

На желто-коричневой ряби Колымского бара приветственно дрожали силуэты морских кораблей, пришедших из Владивостока.

Было 11 сентября 1931 года.

Ледовый вояж рейдового буксирного парохода «Ленин» через неизученный район Великого Северного морского пути занял семь суток вместо четырнадцати месяцев, запланированных досужими скептиками.

Капитан сдержал слово, которое дал правительству. Он завоевал Колыму с запада.