ГЛАВА 26

Я просыпаюсь, жмурясь от яркого солнца, на заднем сидении классического Роллс-Ройса. Все здесь натерто до блеска, сверкает и выглядит просто роскошно. Из динамиков льется джаз – идеальный выбор в такой машине. На водителе черный костюм и шоферская фуражка. Он наблюдает в зеркало заднего вида за тем, как я потихоньку прихожу в сознание.

В голове туман, в носу стойкий запах химикатов. Что случилось?

Ах да, культ… Я поднимаю голову и, дотронувшись до волос, убеждаюсь, что те на месте. Мало ли что.

Шевелюра при мне, а меча нет. Лишь опустевший плюшевый мишка на наплечном ремне. Я поглаживаю игрушку, размышляя о том, что они сделали с клинком. Он слишком ценен, чтобы бросить его на улице, но слишком тяжел, чтобы куда-то нести. Остается надеяться, что им удалось дотащить его до багажника, иначе как они докажут, что поймали ту-самую-девчонку?!

Впереди и позади нашего Роллс-Ройса движутся классические авто – настоящий ретро-эскорт.

- Куда мы едем? – Горло будто забито песком.

Шофер не отвечает. И от его молчания становится жутко.

- Здравствуйте! – обращаюсь я к нему. – Не волнуйтесь о том, что нас могут подслушать. Ангелы не одобряют человеческие технологии. Никаких жучков и прочих шпионских штучек у них нет.

Тишина.

- Вы вообще меня слышите?

Водитель не отвечает.

– Вы глухой?

Возможно, до ангелов дошло, что мы не настолько идеальные создания, как они. Оценив полезность ряда физических недостатков людей, они вполне могли нанять глухого шофера: вряд ли тебя отпустит тот, кого нельзя уболтать.

Я наклоняюсь вперед, чтобы постучать водителя по плечу, и бросаю взгляд на зеркало заднего вида.

Кровавая плоть вместо щек, обнаженные десны. Будто с одной половины лица просто содрали кожу. Рот закрыт, но зубы на виду – он похож на живого скелета. И этот скелет наблюдает сейчас за мной. Хочет увидеть реакцию.

Я цепенею. Первый порыв – отшатнуться, но шофер не разрывает зрительный контакт. Его глаза – не глаза монстра. Это глаза человека, который ждет, что ты съежишься и отскочишь в угол.

Я закусываю губу, чтобы даже не пискнуть. Рука застывает в воздухе. Дыхание замирает между вдохом и выдохом. Я осторожно опускаю ладонь на его плечо.

- Извините, - говорю я. – Вы меня слышите? – Я продолжаю смотреть на водителя в зеркало, пусть знает - я вижу его лицо.

Плечо совершенно нормальное: плотное, осязаемое – такое, каким и должно было быть. Какое облегчение! И для меня, и для него, пожалуй. Ведь это не новый упырь, сошедший с конвейера ангельских лабораторий. Обошлись с ним жестоко, но передо мной человек.

Мне начинает казаться, что он так и будет меня игнорировать. Но шофер еле заметно кивает.

Действовать я не спешу, для начала надо решить, как себя с ним вести: «все-о’кей-какой-погожий-денек» или «ой-что-случилось-с-вашим-лицом?». Из общения с друзьями моей сестры я вынесла следующее: порой люди с ограниченными возможностями хотят выложить подноготную своего недуга и закрыть неприятную тему; а порой с ними нужно сыграть в игру я-не-вижу-твоих-недостатков. Я выбираю тактику номер два и перехожу к делу.

- Куда мы едем? – Я стараюсь говорить обыденным, но максимально приветливым тоном.

Он ничего не отвечает.

- Вы в курсе, что поймали не ту? Многие сейчас владеют оружием. Наличие меча ничего не доказывает.

Он продолжает молча вести авто.

- Ладно, все с вами ясно. Но неужели вы верите в силу знаков прощения, которые влепят вам ангелы? Ну не убьют они вас сегодня, но где гарантии, что этого не произойдет через неделю? Не думаю, что каждый ангел на свете будет проинформирован о рисуночке, обещающем спасение.

Водитель не отвлекается от дороги. Салон наполняют джазовые переливы.

- Как вас зовут?

Ответа нет.

- А как насчет притормозить? Или даже затормозить? А потом отвернуться на пару секунд, чтобы я могла убежать? Произошло недоразумение. Я с ними никак не связана. И если подумать, вы тоже.

- И с кем же тогда я связан? – спрашивает он грубо и зло.

Его речь непросто разобрать. Наверное, сложно говорить членораздельно, когда тебе вырвали губы. Я с минуту вникаю в смысл.

Мне и раньше приходилось заниматься подобной интерпретацией. У Пейдж были друзья с речевыми проблемами. Ее терпение в отношении товарищей и посредничество между нами в ходе общения позволили мне начать их понимать. Теперь это плевое дело.

- С нами, - отвечаю я, - с людьми.

Не об этом ли неустанно талдычит Раффи? О том, что я принадлежу к человеческой расе, а он, собственно, нет? Эту мысль я задвигаю подальше.

Шофер поднимает на меня удивленный взгляд. Он явно не ожидал, что его поймут. Должно быть, он вообще заговорил только чтобы напугать меня своей «особенностью». Он сужает глаза, вероятно, считая, что я над ним издеваюсь.

- Людям я больше не нужен, теперь я не человек. - Он внимательно за мной наблюдает, полагая, что в этот раз мне не повезет с распознаванием его речи.

Но мне не только везет – мне становится жутко от того, о чем он говорит. Неужели и Раффи считает себя изувеченным и безобразным на контрасте с другими ангелами?

- Как по мне, ты – человек, - решаю я перейти на «ты».

- Ослепла? – сердится он. – Все верещат как сирены, завидев меня. Ну брошу я эту работу и куда тогда мне идти? Кого мне считать «своими»? Сейчас даже мать убежала бы прочь от меня. – Под гневом скрывается неподдельное горе.

- Не сбежала бы. – Моя бы точно не сбежала. – Я тебе больше скажу! Если ты вдруг решил, что являешься главным уродцем среди тех, кого я повстречала на этой неделе – окстись. Тебе многое надо узнать о том, что творится в мире.

Он бросает взгляд в зеркало.

- Только не хнычь, но ты даже не в первой десятке. А значит, смирись – ты совершенен. В той же степени, что и все мы.

- Ты видела кого-то ужасней меня?

- Да, черт возьми! Я с такими людьми столкнулась, от которых ты сам бы дал дёру. Моя подруга – одна из них. Она милая, добрая и мне ее не хватает. Но Клара вернулась к семье, а лучшего другу в наши дни и не пожелаешь.

- И они приняли ее? – Недоверие в голосе – надежда в глазах.

- С сучком и задоринкой, но очень маленькими. Они любят ее, а это чувство основывается на чем-то более глубоком, нежели внешние данные. Кстати, куда мы едем?

- А с чего мне тебе говорить? Ты же просто прикидываешься дружелюбной, чтобы получить желаемое, сбежать к своим дружкам и рассказывать им, какой я урод и как повелся на то, что не вызываю у тебя отвращения.

- Возьми себя в руки! Мы все в опасности и должны действовать сообща, помогать друг другу по мере наших возможностей. – Ну вот, заговорила как Оби. Возможно, близнецы и правы, есть у нас кое-что общее. – К тому же я тебя еще ни о чем не просила. Меня интересует только информация.

Он оценивающе смотрит на меня в зеркало.

- Мы едем в новую обитель, к Заливу Полумесяца.

- И что потом?

- Передадим тебя ангелам. Члены «Новой Зари» получат свою награду, если конечно благодетели будут в добром расположении духа, ну а я продолжу жить дальше.

- Положившись на милость оккупантов.

- Хочешь знать, что случилось с моим лицом?

Не хочу. Такие истории не для меня.

- Для них это было забавой. Содрать кожу живьем. С половины лица! Мучительней боли я даже представить не мог. Да и как такое можно вообще представить? Знакомы тебе подобные перемены? В одну минуту ты человек, в другую – уродливый монстр. А ты в курсе, что я был актером? – фыркает он. – Именно так, кормился за счет своей обалденной улыбки. Но теперь улыбкам конец – у меня ведь и губ-то нет.

- Мне жаль. – А что тут еще сказать? – Слушай, я знаю, это было непросто.

- Да ты и понятия не имеешь.

- Ты удивишься! Отсутствие видимых проблем не означает, что мне не хреново внутри. Кто сказал, что ты главный страдалец?

- Избавь меня от своего подросткового эгоцентризма и экзистенциональной фигни. Твои чувства и рядом не лежали с моими.

- Боооже, конечно, - протягиваю я. – Уж кто-кто, а ты совсем не извалялся в эгоцентризме. Теперь это ясно как белый день.

- Послушай, детка, я неделями ни с кем не говорил, и было решил, что скучаю по простому общению, но ты помогла мне понять – черта с два я скучал по нему.

Какое-то время салон наполняют только ретро-мотивы, затем он говорит:

- Никто не спешит мне на помощь, так с чего мне тебе помогать?

- Потому что ты достойный человек.

- Которому хочется жить. Отпущу тебя – меня выследят и убьют.

- Не отпустишь – лишишься части своей человечности. Быть таковым не значит вписываться в общество или выглядеть как один из нас. Человеком нас делают душа и принципы: то, на что ты пойти готов и чего никогда не сделаешь.

- Убийства людям не в новинку.

- Достойным в новинку.

За окном проносятся пустынные пейзажи. Наверное, мало желающих ошиваться вблизи обители. Слухи об апокалиптической вечеринке уже могли разлететься.

- Ты, правда, убила ангела? – спрашивает шофер.

- Ага. – Вообще-то, двух.

- Я не встречал никого, кому бы это удалось. Ты первая. Что если я, в самом деле, тебя отпущу?

- Я вернусь к семье и попробую нас спасти.

- Нас всех? Попытаешься всех спасти?

- Только мою семью. Это и так непросто. Как я могу отвечать за жизнь каждого?

- Если единственный человек, способный убить ангелов, не в состоянии этого сделать, на кого нам тогда рассчитывать?

- На Овадию Уэста. На него и борцов за свободу. Я же – обычный подросток.

- История пестрит примерами таких вот подростков, ведущих армии в бой. Жанна Д’Арк. Самурай Окита Соджи. Александр Великий. Все они были юны, когда встали на свой путь. И, похоже, мы снова возвращаемся к тем временам.


Загрузка...