Корея сражается

ВЫСТРЕЛЫ НА ГРАНИЦЕ

Мать с отцом с вечера уехали в соседнюю деревню, к бабке. Она была старая и больная, и надо было помочь ей прополоть рисовую рассаду на большом поле.

Бабка не хотела переезжать из старой хижины в новый дом к сыну.

— Я не хочу уходить от своей земли, сынок, — говорила она. — Я каждое утро выхожу в поле, трогаю землю, вдыхаю ее запах. Это моя земля. Мне дал ее Ким Ир Сен. Как же я могу бросить ее?..

Мать, уезжая, дала своей дочке Гю Иль несколько торопливых наказов:

— Свари рис вон в том большом чугуне. Воды налей чуть-чуть, чтобы рисовые зерна не варились, а парились. Тогда они разбухнут, и каша будет пышной и белой. Из голубого кувшина достанешь кимчи себе на завтрак. Не бросай братишку одного в доме. Привяжи его одеялом к спине и погуляй с ним. А курам кинешь кукурузных зерен. И смотри, чтоб они не лазили на огород, иначе они выкопают весь чеснок…

Ночь прошла спокойно, но под утро, когда закричал большой белый петух, произошло что-то страшное. Все кругом загрохотало, и Гю Иль, вскочив с цыновки, кинулась к заплакавшему брату. Дрожащими руками она посадила его к себе на спину, крепко притянула одеялом, которое завязала на груди большим узлом, и выбежала на улицу.

Там творилось что-то невероятное. Бегали и кричали люди, мычали быки. На горе пылал дом старого кузнеца Ли Дон Хва, а он сам лежал на дороге в какой-то странной, неестественной позе. Мимо пробежал соседний мальчик, Лим Хва. Гю Иль дружила с ним и жалела его, потому что его мать пять лет тому назад умерла от холеры. Увидев дрожащую, испуганную Гю Иль, он остановился:

— Где твои? Там? — и махнул рукой по направлению деревни Болотная Вода.

Гю Иль молча кивнула головой. Тогда он схватил ее за руку:

— Пойдем! Мой отец тоже там. Они поехали вместе, а там, говорят, все горит. Сегодня на рассвете на нас напали…

Гю Иль послушно пошла за своим другом. Все кружилось перед ее глазами, и она только крепче прижимала к себе теплые ножки маленького брата, который плакал за ее спиной.

Дети поровнялись с лежащим Ли Дон Хва, и Гю Иль с ужасом взглянула на его бледное, искаженное лицо, на котором застыла струйка крови.

— Не смотри туда, — сказал поспешно Лим Хва. — Его убило осколком, когда он выбежал из своего дома…

Путь к деревне Болотная Вода лежал через рисовые поля, и дети почти бежали по топкой, илистой почве, выбирая самую короткую дорогу. На повороте, почти возле самой деревни, они остановились. Впереди шла ожесточенная стрельба. Все кругом гудело, точно тысячи огромных шмелей носились вокруг них.

На дороге показалась согнутая женская фигура. Женщина медленно брела вперед, и ветер трепал ее седые распустившиеся волосы.

— Бабушка! — вскрикнула Гю Иль и кинулась вперед.

Но старуха не обратила внимания на подбегавших детей.

Вытянув вперед костлявые руки, она, пошатываясь, шла по дороге, и глаза ее смотрели в одну точку.

— Бабушка! — еще раз в отчаянии закричала Гю Иль. — Где мама, где отец?

Старуха вздрогнула и остановилась.

— Они спят, — сказала она и так засмеялась, что холод прошел по телу Гю Иль и Лим Хва. — Спят на моем поле. А я иду к своей внучке Гю Иль… — И старая женщина опять тронулась в путь, покачиваясь, как верба на ветру.

Страшная догадка мелькнула в мозгу Гю Иль.

— Лим Хва!.. Что нам делать, Лим Хва?.. — простонала она и, прижавшись к плечу своего друга, зарыдала.

И маленький Ги за ее спиной тоже заплакал и забил ручонками, пытаясь высвободиться из одеяла.

Потом Лим Хва и Гю Иль побежали вперед, уже не обращая внимания на выстрелы. Они бежали, а кругом них что-то свистело, и когда свист становился слишком сильным, они падали и немного ползли, а потом снова бежали вперед.

Так они добежали до деревни и в ужасе остановились, потому что на месте деревни увидели только черные трубы и дымящиеся развалины. Всюду в таких же неестественных позах, как старый Ли Дон Хва, лежали люди. Гю Иль и Лим Хва подбегали к этим людям, без страха смотрели им в лицо и снова бежали дальше, разыскивая своих близких.

Среди мучительных поисков Гю Иль внезапно сказала:

— Посмотри, Лим Хва, как притих братишка. Он так долго плакал, а теперь наконец успокоился и, наверное, спит…

Лим Хва приоткрыл одеяльце и увидел посиневшее личико и неподвижные глаза. На лбу у ребенка была крохотная розовая ранка. Лим Хва почувствовал, что у него кружится голова, но он собрался с силами и сказал:

— Конечно, он спит. Пойдем скорей дальше…

Так они добежали до рисового поля и в самом центре его увидели огромную воронку от снаряда.

— Мама! — закричала Гю Иль и рухнула на колени перед неподвижной женщиной в белой окровавленной кофте.

А Лим Хва медленно шел вперед, туда, где рядом с убитым быком лежали двое мужчин — его отец и отец Гю Иль. Плакать Лим не мог. Он только стиснул зубы и сжал кулаки.

Потом он вернулся к Гю Иль и силой заставил ее подняться с мокрой, холодной земли. Он бережно развязал одеяло на ее груди, завернул маленького Ги и положил его рядом с его мертвой матерью. Только сейчас Гю Иль поняла, что произошло, и слабо вскрикнула.

Осиротевшие дети, взявшись за руки, побрели обратно, чтобы найти людей и вместе с ними похоронить дорогие тела.

А на границе продолжали грохотать предательские выстрелы лисынмановцев, и в воздухе носились американские аэропланы. Они убивали отцов, матерей, братьев и сестер таких же детей, как Лим Хва и Гю Иль, лишив их крова и отняв у них безмятежное детство.