Корея сражается

ДВА ОТЦА

Дональд С. Сирман, летчик из Филадельфии, впервые появился над Пхеньяном в ясный июльский день. Он сопровождал десять «летающих крепостей» и, пока «крепости» кидали бомбы на тихие жилые кварталы, решил слегка позабавиться. Его истребитель вихрем проносился на бреющем полете вдоль городских улиц и строчил из пулемета по крышам домов, обстреливал трамваи и бегущих пешеходов. Дональд С. Сирман видел, как падали люди, пораженные смертельным огнем.

Вечером в кругу товарищей летчик похвалялся своими первыми успехами.

— Вы знаете, когда бьешь вот так сверху по бегущим, охватывает азарт охотника, — разглагольствовал он.

— Да, но ведь это все-таки люди, — сдержанно сказал один из бортмехаников, на которого давно уже косились летчики, потому что он попал в армию по принуждению и все время твердил что-то о несправедливой войне.

— Люди! — презрительно захохотал Сирман. — Какие люди?! Ведь это же корейцы!

Бортмеханик встал и молча вышел, и один из летчиков сказал с досадой:

— Не обращай внимания, Дональд, на этого красного! Завтра его отправят обратно в Америку, и будь спокоен, там ему не поздоровится.

Дональд С. Сирман чувствовал себя восхитительно. Деньги так и сыпались в его карманы — доллары, которых там, дома, в Филадельфии, ему всегда так нехватало. Он старался заработать их сейчас как можно больше. Так, например, многие летчики не желали летать в воскресенье. Они откладывали боевые вылеты на понедельник, а в воскресенье целый день пили виски и ухаживали за хорошенькими сестрами милосердия. Тогда командование объявило, что за воскресные вылеты будет выплачиваться двойной оклад, и с тех пор Дональд С. Сирман летал обязательно каждое воскресенье и старался стрелять как можно точнее. За это платили хорошие деньги, и — глупо было этим пренебрегать. Ведь он приехал сюда именно для того, чтобы подзаработать.

Однажды вечером командир в присутствии всех объявил Дональду благодарность в приказе.

— Вчера он один сжег целую деревню, — сказал командир, — это очень похвально. Деревни следует жечь термитными снарядами, потому что корейцы прячут в своих хижинах партизан и убивают наших пехотинцев…

Как раз этим же вечером летчики решили посмотреть поближе страну, которую они жгли и бомбили с воздуха, получая за это новенькие хрустящие доллары. Несколько автомашин тронулись в ближайшую деревню, ту самую, которую вчера сжег Дональд С. Сирман, а сегодня оккупировали американские пехотинцы. Летчики оставили «джиппы» возле околицы, потому что по деревенской улице, заваленной обломками домов, нельзя было проехать, и не торопясь тронулись вперед, с любопытством разглядывая все окружающее. Дональд с видом знатока давал короткие пояснения:

— Вот тут, видимо, была школа. Видите — глобус. — Он толкнул ногой голубой шар, и тот завертелся вокруг своей черной ножки. — А это, конечно, лавчонка: яблоки и конфеты перемешались в одну кучу.

В деревушке не было людей. Там и сям лежали трупы, на которые летчики попросту не обращали внимания. Американцы вели себя, как на обычной экскурсии: задавали Дональду вопросы, хохотали и старательно разыскивали среди развалин сувениры. Одному счастливчику удалось найти две костяные палочки, которыми корейцы едят рис, и это вызвало завистливое восхищение остальных. Ведь привезти в Америку такую экзотическую вещь, да еще найденную среди развалин, страшно интересно!

У Дональда развязался шнурок на ботинке, и он немного отстал от веселой компании. Нагнувшись, он вдруг увидел в придорожной канаве, в двух шагах от себя, мертвую девочку. Она была совсем маленькая и так спокойно лежала на своей сырой постели, как будто спала. В правой ручонке она сжимала куклу. Дональд С. Сирман шагнул вперед и вынул из холодных пальчиков интересную игрушку. Кукла была искусно сделана из папье-маше. Это была настоящая кореяночка — чуть-чуть раскосые глаза, смуглый румянец на щеках, национальная кофта, завязанная на груди широкими яркими лентами, и длинная бархатная юбка. Замечательная удача — не то что какие-то жалкие костяные палочки! И Дональд громко позвал друзей. Все столпились возле него и с интересом разглядывали куклу. Дональд С. Сирман торжественно спрятал свой «трофей» в карман и сказал:

— Вот наконец настоящий корейский подарок для моей маленькой Дженни! Она будет хвастать им перед своими подружками.

Потом летчики сели в машину и уехали обратно, очень довольные своей прогулкой, а маленькая кореяночка, убитая Дональдом С. Сирманом, так и осталась лежать в канаве, и ее правая ручонка, еще недавно сжимавшая куклу, беспомощно повисла.

Дональду С. Сирману так и не пришлось заработать много денег. Через несколько дней его самолет подбили, а самого — взяли в плен.

В палатке майора Народной армии пленного обыскали. В его кармане нашли листок белой бумаги — приказ американского полковника, в котором объявлялась благодарность Сирману за сожженную деревню. Майор мрачно выслушал перевод приказа, сделанный ему переводчиком, и брезгливо отложил в сторону эту бумажку, поощрявшую гнусное убийство. Потом он недоуменно взглянул на куклу, вынутую из кармана пленного.

— Зачем вам это? — сказал он устало.

И немолодой высокий кореец перевел летчику этот вопрос.

Тогда Сирман, желая как-нибудь разжалобить майора, вытащил из бумажника фотографию. На ней была изображена смеющаяся, кудрявая Дженни.

— Это моя дочка. Ей только пять лет. Мне так хотелось доставить ей маленькую радость! Ведь я отец, — сентиментально сказал Дональд С. Сирман и глубоко вздохнул.

Сзади тяжело щелкнул приклад автомата, и майор увидел мертвенно-бледное лицо одного из солдат, взявших летчика в плен.

— Что с тобой, Ким? — спросил он тревожно.

Солдат приблизился к столу и молча взял в руки куклу. Он долго смотрел в ее накрашенное смеющееся личико и наконец хрипло сказал:

— Эту куклу я сам сделал своей дочурке. Раньше я был художником. И никогда не делал кукол. Поэтому мне пришлось много раз рисовать ее лицо, чтобы оно стало похожим на лицо моей дочурки. А для косички жена отрезала прядь собственных волос. Мы подарили эту куклу нашей девочке, когда ей исполнилось пять лет — столько же, сколько дочери этого убийцы! — И он кивнул в сторону Сирмана. — Но его Дженни жива, а мою Ем, так же как ее мать, убил этот зверь и даже ограбил мертвую…

В палатке стало очень тихо. Перед майором стояли два отца — корейский солдат в запыленной гимнастерке и американский летчик в яркожелтой курточке со множеством «молний».