Коридор до Рождества

Глава первая. Фламандский пейзаж

— Надеюсь, Чарли, ты понимаешь, что я перелетел через океан не для того, чтобы поужинать в этом якобы мексиканском ресторане? — спросил Трэйтол, когда официантка отошла выполнять заказ.

Мулатка на сцене пела что-то невыразимо печальное про любовь, пальмы, пляж и солнце Карибского моря. Посетителей в полумраке лондонского ресторана «Вальпараисо» было немного, час пик ожидался ближе к полуночи, клеркам из лондонских контор нравилась стиль «румба» — в еде и в окружающей обстановке.

— Излагай сразу, Эдди, — ответил Боксон. — Я предполагаю некоторую особую важность твоей проблемы.

— Что ты думаешь о нефтяном эмбарго? — начал издалека Трэйтол.

— Думаю, что арабы погорячились и вскоре его отменят. Если они не будут продавать свою нефть в США и Европу, то куда? В Африке я видел районы, где самым совершенным видом транспорта была воловья упряжка. К тому же, запасы нефти есть не только в Арабистане. К чему этот вопрос?

— К тому, что введение арабами нефтяного эмбарго даст сильный импульс развитию промышленности США — разработка дополнительных нефтяных месторождений повлечет за собой увеличение производства нефтедобывающего оборудования, возрастет количество рабочих мест и так далее по всей индустриальной цепочке вплоть до повышения налоговых поступлений в казну дяди Сэма. В свое время русские так же глупо вляпались в космическую гонку — выбросили на орбиту кучу денег, подорвали свою экономику и начали закупать пшеницу в США. Ты не поверишь, но я лично читал обзоры их прессы — русские до сих пор все свои экономические неудачи объясняют разрушениями второй мировой войны! А сейчас они активно лезут в гонку вооружений! И тем самым себя погубят!

— Все совершают ошибки, но только дураки на них не учатся. Слишком длинная прелюдия, Эдди, нельзя ли покороче?..

— Без прелюдии нельзя! Так же, как и без хорошего вина на французском обеде. Слушай дальше. Крупные нефтяные месторождения имеются в Латинской Америке, в странах Карибского бассейна. Эти банановые республики скоро перестанут быть банановыми, а станут нефтяными. Правительство Соединенных Штатов не желает, чтобы в этом регионе произошли события, похожие на последние новости с Ближнего Востока. Поэтому политическая стабильность и подконтрольность является необходимым фактором развития Западного полушария.

— В банановых республиках идет непрерывная гражданская война… — вставил реплику Боксон.

— Великолепно, Чарли, ты начинаешь улавливать суть проблемы!.. — удовлетворенно кивнул Трэйтол, и приступил к манипуляциям над принесенными официанткой блюдами центрально-американской кухни.

Разговор замедлился — трудно одновременно поедать жареное мясо под острейшим соусом чилли и разговаривать на серьёзные темы.

— Все, что я от тебя услышал, Эдди, — прописные истины. Переходи к делу, — попросил Боксон, обмакивая кусочек кукурузной лепешки в соус и игнорируя этим действием все правила этикета.

— Пожалуйста! — Трэйтол вынул из кармана пакет. — Здесь — несколько фотографий и краткий текст. Текст я тебе перескажу на словах, фотографии ты посмотришь на улице. Что касается гонорара, то на двоих… — Трэйтол достал из кармана пачку сигарет «Кэмэл», на одной из сигарет написал цифры: «100.000$», показал Боксону и сигарету закурил.

— Кто финансирует предприятие? — спросил Боксон.

— Госдепартамент, ЦРУ — не все ли равно? Коротко говоря — наш щедрый дядюшка Сэм!..

— Я очень разборчив, Эдди. По крайней мере — пока. Что требуется сделать?

Усатые парни в широченных кинематографических сомбреро заиграли в три гитары веселую мелодию. Теперь мулатка пела о счастливой любви, о том же солнце и о том же Карибском море. Парень у деревянных барабанов подпрыгивал в такт отбиваемому ритму.

Трэйтол лениво оглянулся по сторонам.

— Чарли, — сказал он, — вон те две цыпочки у стойки тяжко страдают от отсутствия внимания. Пригласим их за наш столик?

Боксон усмехнулся:

— Эдди, ты так отчаянно оттягиваешь момент предоставления мне подробностей, что я проникаюсь твоим сомнением: может быть, мне не следует знать об этом деле ничего? Или секретность операции столь велика, что по её завершении исполнители подлежат ликвидации независимо от результата? Тогда я согласен — сейчас предложим девчонкам по коктейлю и проведем нескучный вечерок. Расходы — пополам. А утром ты улетишь обратно в Штаты.

— Ну и черт с тобой, Чарли! Ты сам напросился. Слушай.

Трэйтол вытянул из пакета фотографию.

— Этого парня зовут Эухенио Пелларес. Он из Гватемалы, и как все революционеры, претендует на роль Че Гевары.

— Убери фотографию, Эдди, не привлекай внимания… Феномен команданте Че неповторим…

— Но они-то об этом не догадываются! Левацкие группировки и группировочки размножаются по обеим Америкам, как кролики. В шестидесятых Пелларес учился на юриста в гватемальском университете «Сан-Карлос», а три года назад организовал в Калифорнии «Фронт пролетарского освобождения». Сначала там было несколько безработных латинос, потом к ним присоединились недоучившиеся студенты, люмпенствующие интеллектуалы и прочая мелкая шпана. Они осуществили несколько удачных налетов на банки и восемь похищений людей с целью выкупа. Парни из ФБР разнесли этот «Фронт» в клочья, в тюрьмах сейчас отдыхают человек сорок, пятеро сели на электрический стул. Но сам Пелларес сумел скрыться. На свободе также остались несколько его сообщников. Этим летом в Майами была похищена Стефани Шиллерс, дочь крупного нефтепромышленника. Семья заплатила выкуп пятьсот тысяч долларов, но похитители расстреляли девушку в момент освобождения. Почему они это сделали, неизвестно, возможно, она видела их лица, и они боялись разоблачения. Номера купюр, предназначенных для выкупа, были заранее переписаны и через два месяца появление этих денег зафиксировали банки Гватемалы. Местная полиция хорошо сработала и арестовала Марию Пелларес — родную сестру нашего Эухенио. Как и полагается, на следующее утро она была убита при попытке к бегству, но перед смертью успела кое-что рассказать. Деньги предназначались на закупку оружия у подпольных торговцев. А так как купюры оказались мечеными, то ни в Штатах, ни около их границ принять такую крупную сумму никто не решится, и более четырехсот тысяч долларов Пелларес вывез в Европу. На эти цифры можно вооружить маленькую партизанскую армию для любой банановой республики, остальное снаряжение поступит в виде трофеев. Следовательно, возникает реальная опасность дополнительной эскалации всеобщего латиноамериканского конфликта. Наша задача — поймать Пеллареса и представить его перед командой присяжных. Желательно, до того, как он успеет организовать новые беспорядки. Твое мнение?

— Эдди, не держи меня за идиота! Предложенная тобой задача решается силами местной полиции и ФБР. При чем здесь ЦРУ вообще и именно я в частности?

— Чарли, поиск Пеллареса — это не розыск квартирного вора! На чужой территории руки ФБР связаны местными законами, а местная полиция так соблюдает законодательные процедуры, что привлечение террориста к ответственности становится почти безнадежным делом! Ты же понимаешь, что все свидетели будут говорить одно и то же: «ничего не знаю, ничего не видел»… Поэтому разговаривать с возможными свидетелями будем мы с тобой. Любая информация, которая приведет нас к Пелларесу, будет добываться любыми методами. Я понятно излагаю?

— Методы могут быть действительно любые? — спросил Боксон.

— Абсолютно любые! Лишь бы был оправданный конечный результат. Разумеется, пытать человека, для того чтобы он сознался в том, чего не делал, бессмысленно! Но у истинных носителей информации мы должны эту информацию получить. Любыми методами…

— Как ты собираешься переправить Пеллареса в Штаты?

— Преждевременный вопрос, Чарли. Если Пелларес будет у нас в руках, мы найдем приемлемый способ.

— Как выплачивается упомянутая тобой сумма гонорара?

— Традиционно: половина — вперед, половина — после успеха. Расходы, кстати, не оплачиваются. Придется экономить.

— Но почему именно я? — снова спросил Боксон.

— Наше ведомство — Центральное Разведывательное Управление — протекает, как рассохшаяся бочка! Утечка информации достигает таких масштабов и таких высот, что лавочку можно закрывать прямо сейчас — хуже уже не будет. И привлечение к операции штатных сотрудников чревато провалом ещё на подготовительной стадии. У тебя же есть все необходимые навыки. В парашютном полку ты командовал взводом разведки, не так ли?

— У тебя хорошая осведомленность, — подтвердил Боксон и снова спросил: Кто, кроме тебя, знает о моем присутствии в деле?

— Никто! Это — моя операция, я поставил на карту больше, чем карьеру, и поэтому вся информация замыкается на мне.

— А что знает источник финансирования? Или тебе дают деньги просто так?

— Источник финансирования выплатит всю сумму только при удачном завершении операции, так что лишние подробности его не интересуют. Небольшой авансовый платеж несопоставим с выплатами по некоторым другим акциям.

— Например, устранение доктора Альенде, нет? — поинтересовался Боксон.

— Доктора Альенде устранил вовсе не генерал Пиночет, а экономический кризис! Чилийские генералы поступили согласно давней латиноамериканской традиции — под дурное настроение и дождливую погоду менять президента своей страны. К югу от Мексики это происходит с сезонной регулярностью, так что в Сантьяго не произошло ничего необычного — так, очередной военный переворот, не более того…

— Не буду спорить, — согласился Боксон. — Как бы это жестоко не звучало, но если Альенде не предвидел возможность военного переворота, значит, он не знал свою страну. Теперь подведем итоги. Ты предлагаешь мне полсотни тысяч баксов за поимку террориста Эухенио Пеллареса. Так как работать мы будем вместе, то в процессе поиска нам поможет информационная база ЦРУ. Я правильно понимаю исходные данные?

— Да, Чарли, правильно.

— Какие документы будут использоваться?

— У меня имеется лицензия частного детектива. Ты получишь удостоверение управляющего лондонским филиалом моей фирмы — должность не требует наличия специальной лицензии, но для малограмотных звучит достаточно внушительно. Откровенно говоря, весь этот картон в серьезных операциях выглядит смешно, но лучшего я предложить не могу. Во избежание недоразумений работаем под своими настоящими именами.

— Применение оружия?

— Теоретически возможно, но все проблемы с полицией придется решать самим.

— Когда я должен дать окончательный ответ?

— Вчера!

Они посмотрели друг другу в глаза, отлично все поняли и Трэйтол опередил следующий вопрос Боксона.

— Чарли, чек на двадцать пять тысяч долларов я могу выписать прямо сейчас!

— Выписывай! Если завтра утром я получу по этому чеку наличные, то буду немедленно готов к действию.

Трэйтол достал чековую книжку, заполнил чек и протянул его Боксону:

— В полдень летит самолет до Амстердама. Пелларес планировал прежде всего обратиться к голландскому торговцу Харму ван Хаарту. Начнем с него.

Чарльз Спенсер Боксон поселился в Лондоне в сентябре 1973 года после пяти лет службы во французском Иностранном Легионе. В Лондоне жили его родители, на выходные к ним приезжали учившиеся в одном из женских колледжей Оксфорда младшие сестры Боксона — двойняшки Клара и Джейн. Их подруги влюблялись в бывшего легионера с первого взгляда. Первое время безделье развлекало его, но через месяц стало откровенно скучно. Полученных в Легионе денег могло хватить лишь на несколько недель, потом все равно пришлось бы задуматься о работе, но никакая возможная должность не выглядела привлекательной. Это действительно трудно — начинать с полного нуля гражданскую карьеру, имея за плечами опыт командования взводом разведки парашютно-десантного полка. Полученный пять лет назад диплом Парижского университета — Сорбонны — позволял, в лучшем случае, претендовать на роль клерка в какой-нибудь адвокатской конторе. Было предложение от фирмы, поставляющей военных инструкторов в развивающиеся страны, но Боксон не хотел быть снова в подчинении у какого-нибудь тупого чиновника, возомнившего себя стратегом.

С одной стороны, в Легионе было проще смотреть на жизнь — «пусть думает командование», с другой — в жестких рамках беспощадной воинской дисциплины ценность личной свободы становится более значима. Боксон ценил свою свободу. К тому же, он понимал, что только в условиях стремительно меняющихся экстремальных ситуаций он может сделать военную карьеру — лейтенант сразу становится полковником только на гражданской войне. В год Господень 1973-й гражданская война в Европе не предвиделась. Боксон всерьёз начал подумывать об участии в каком-нибудь тропическом конфликте в должности вольного военного советника, а пока позвонил в Вашингтон своему давнему знакомому, сотруднику Центрального Разведывательного Управления, американцу Эдварду Трэйтолу. Адресом он не ошибся — через два дня Трэйтол сам прилетел к нему в Лондон.

Секретная служба уже подходила к Боксону — ещё в Легионе разведка Французской республики предлагала ему заключить договор о сотрудничестве. Французам Боксон отказал под предлогом невозможности работать против Великобритании — «я не могу предать своё отечество». Люди из разведки все отлично поняли и на своих предложениях решили временно не настаивать. Временно…

Но ещё раньше, жарким и безумным летом 1968-го, на пляже в Сан-Франциско, с Боксоном встретился Эдвард Трэйтол. Тогда Боксон не взял на себя никаких обязательств, да никто их и не требовал. Они всего лишь установили контакт. Для понимающих ситуацию собеседников этого вполне достаточно.

За прошедшие пять лет американец Эдвард Линс Трэйтол успел поработать в молодежных политических организациях США, два года провел в сайгонской резидентуре, потом его, как владеющего испанским языком, перебросили в отдел по Латинской Америке. Последние два месяца он провел в Чили. После передачи по радио сигнала: «В Сантьяго идет дождь» танки Пиночета выехали на улицы и президент Альенде выбрал идеальный вариант своего ухода — погиб при обороне президентского дворца, став таким образом героем и мучеником. Благородные чилийские офицеры с достоинством расстреляли труп президента, переворот успешно завершился, и Трэйтол получил отпуск.

Осенью 1973-го провал вьетнамской авантюры США был признан на официальном уровне и, чтобы не терзать и без того оплеванные (в буквальном смысле слова) мундиры американской армии, в качестве главного виновника неудачи было избрано ЦРУ. Грандиозное сокращение штатов, модернизация внутренней структуры, расследования всяческих сенатских комиссий — все это заставило сотрудников управления задуматься о своем будущем. Трэйтол не хотел уходить из разведки, и в качестве доказательства своей незаменимости решил самостоятельно поймать террориста Эухенио Пеллареса, разгромив тем самым его криминально-террористический «Фронт пролетарского освобождения», ибо любое ультра-политическое движение держится исключительно на авторитете своего лидера. Авантюрность задуманной акции Трэйтол отчетливо осознавал, но столь же отчетливо он осознавал и высокую вероятность её успеха — к услугам Трэйтола была предоставлена не только вся мощь информационной базы ЦРУ, но и существенная финансовая поддержка заинтересованных персон из техасской нефтяной индустрии.

Реально оценив собственные силы, Трэйтол несказанно обрадовался телефонному звонку Боксона — помощник, сочетающий в себе превосходное университетское образование и способность бесшумно убрать часового, определял в этом деле пятьдесят процентов успеха. В том, что Боксон примет предложение, Трэйтол не сомневался — они оба были людьми действия и такая работа, пусть даже на грани криминала, была им обоим по душе.

В тот вечер, в ресторане «Вальпараисо», они не стали приглашать за свой столик девчонок, скучавших у стойки. Финальная часть ужина была посвящена обсуждению мелких подробностей предстоящей операции.

Проводив Трэйтола в отель, Боксон назвал шоферу такси адрес своей приятельницы. Ивонна Малекова, дочь чешских эмигрантов, была блондинкой, работала барменшей стрип-баре (Боксон там с ней и познакомился), заочно училась в Лондонской школе экономики и снимала со своей подругой маленькую квартирку в одном из переулков, затерянных за улицей Пикадилли.

Услышав адрес, таксист понимающе усмехнулся — район был известен легкостью нравов, увеселительными заведениями и нервной неуравновешенностью обитателей. По дороге Боксон попросил остановиться у ночного цветочного магазина и купил букет белых роз. Таксист недоуменно пожал плечами — в районе Пикадилли белые цветы женщинам преподносили только на похоронах. Боксон заметил этот жест, но ничего объяснять не стал.

— У меня срочная деловая поездка, — сказал он утром Ивонне. — Возможно, я вернусь через несколько недель. Постараюсь Рождество встретить в Лондоне. Впрочем, не уверен…

— Мой предыдущий приятель тоже уехал в срочную деловую поездку, — ответила Ивонна. — С тех пор я его не видела.

— Мир тесен, — парировал замечание Боксон, — ты непременно с ним ещё увидишься.

Чек, выписанный Трэйтолом, в банке приняли немедленно и без колебаний. Банковский клерк, конечно, несколько удивился, что мистер Боксон берет столь крупную сумму наличными и, хотя строгость внутренних правил не позволила ему как-либо проявить свое удивление, он известил о данной операции начальство. Начальник отдела личных вкладов на всякий случай отметил эту выдачу наличных в своем деловом еженедельнике.

В аэропорту Трэйтол передал Боксону удостоверение помощника частного детектива, агентство «Трэйтол и компания», Вашингтон.

— Неплохо бы иметь визитные карточки, — сказал Трэйтол, — но времени на них уже нет. Закажем их в Амстердаме.

— Ты полагаешь, что поиск будет настолько долгим, что мы израсходуем пачку визитных карточек? — спросил Боксон.

— Нет, — ответил Трэйтол. — Но если ты думаешь, что Пелларес упадет нам в руки в первый же день, то откажись от контракта прямо сейчас — потом будет поздно…

Во время недолгого перелета Трэйтол рассказал, что тем же летом 68-го, в аэропорту Денвера, умерла от передозировки юная наркоманка Стелла Менкевич, тогдашняя подружка Боксона.

— Ты принес мне печальную весть, Эдди, — сказал после паузы Боксон. — Все эти пять лет в глубине души я надеялся, что ей все-таки хоть немного повезло… Целых пять лет…

— Ей повезло, Чарли, — она умерла в блаженстве…

Голландец Харм ван Хаарт торговал оружием почти четверть века. Побывав однажды в некоторых странах Центральной Америки, он увидел там такую нищету и такой террор местных помещиков-латифундистов против поденных работников, что пришел к правильному выводу: возмущение народа своим положением и непоколебимое нежелание властей как-либо это положение улучшить неизбежно приводит эти страны на грань социального взрыва. Когда Иосиф Сталин по приказу Черчилля растоптал ленинский Коминтерн, в странах Латинской Америки невероятно выросло влияние ультра-левой троцкистской коммунистической идеологии. Лозунг Давида Троцкого «перманентная революция» при своем воплощении в жизнь требовал много оружия — гражданская война в любом латиноамериканском государстве, однажды начавшись, растягивалась на десятилетия. Во второй половине двадцатого века для подпольных торговцев оружием наступили золотые дни.

Конечно, на центрально-американском рынке доминировали торговцы из Соединенных Штатов, но европейцам тоже доставалась немалая доля. Революционеры всех мастей добывали деньги на оружие, не останавливаясь перед любыми средствами, и постоянные их контакты с американским преступным миром рано или поздно становились известны американскому Федеральному Бюро Расследований. С европейцами зачастую было проще — знаменитые швейцарские банкиры не проявляли любопытства к происхождению проходящих через их банки купюр. А когда случались операции с мечеными деньгами, то, чем дальше от Штатов они осуществлялись, тем безопаснее было для всех контрагентов.

Ноябрь в Голландии — не лучшее время года. Холодный ветер с Северного моря, мокрый снег — все это заставляло Харма ван Хаарта по вечерам сидеть в маленьком амстердамском кафе «Штурман Вайс» и играть в шашки. Ван Хаарт любил шашки: в строгой простоте правил этой игры он находил больше красоты, чем в абстрактно-усложненном сражении шахмат — не имеющие права отступать логические единицы на черных клетках казались ему интереснее различных терминов, задействованных в конечной атаке на шахматного короля. Кофе со сливками, горячие булочки, стоклеточная доска с деревянными черными и белыми кружочками, новый этюд из шашечного журнала, когда не случилось достойного партнера для игры — все это создавало такое умиротворяющее настроение, что хотелось прожить так весь остаток жизни. Как и все среднеевропейские бюргеры, добрый господин ван Хаарт иногда был сентиментален.

Чтобы не мешать игрокам думать, дверной колокольчик в кафе «Штурман Вайс» был приглушен, но в тот промозглый вечер посетителей было так мало, что когда дверь открылась, ван Хаарт в своем углу поднял взгляд на вошедших.

Он сразу понял некоторую для тихого голландского кафе неестественность этих двух высоких парней, стряхивающих капли растаявшего снега с лацканов модного покроя светлых пальто, расстегиваемых на ходу. Они ещё только шли от двери к стойке, а ван Хаарт уже рассмотрел добротность отглаженных костюмов, чистоту белых рубашек, цвета галстуков: темные, нарочито неброские — у одного, и настоящую шотландскую клетку — у другого. Галстуки первого типа носят, как правило, сотрудники государственных учреждений, а вот настоящий шотландский галстук можно купить только в Эдинбурге, и, при большой удаче — в Лондоне.

Парни перебросились с официанткой несколькими фразами и направились прямо к столику оружейного торговца. Ван Хаарт заметил жесткую уверенность их глаз, и ощущение тревоги в душе стало нарастать снежным комом.

— Мистер ван Хаарт, я полагаю? — спросил тот, что носил темный галстук. Голландец достаточно пообщался с американцами, чтобы сразу определить диалект: южные штаты.

— С кем имею честь? — спросил он в ответ.

— Эдвард Трэйтол, частный детектив, агентство «Трэйтол и компания», парень протянул портмоне с вложенным удостоверением. Второй, что с шотландским галстуком, достал из кармана точно такое же портмоне, развернул его и произнес на великолепном лондонском «кокни»:

— Чарльз Боксон, управляющий лондонским филиалом.

— Все вопросы с частными детективами я обсуждаю через полицию, — сразу же заявил ван Хаарт. Он так долго занимался подпольным бизнесом, что визиты каких-то частных детективов просто так взволновать его не могли.

— Мы можем вызвать полицию, господин ван Хаарт, но тогда вам придется приглашать своего адвоката, а это будет вам стоить сколько-то лишних гульденов за его визит, не считая безрассудной потери столь дорогого для вашего бизнеса времени… — сказал Боксон. — Не проще ли нам поговорить несколько минут в тепле этого уютного заведения, и немедленно забыть о существовании друг друга?

— Присаживайтесь! — ответил на это справедливое замечание голландец. — Что у вас ко мне?

— Нас интересует местонахождение Эухенио Пеллареса.

— Я что, справочная служба? — проворчал ван Хаарт.

На этом справедливом замечании беседа на минуту прервалась, так как официантка принесла заказ: парни выбрали себе кофе и булочки, только американец — черный кофе без сахара, а англичанин — с сахаром и со сливками.

— Мистер ван Хаарт, — продолжил разговор Трэйтол, — мы имеем относительно надежные сведения, что террорист Эухенио Пелларес собирался купить у вас партию стрелкового оружия для гватемальских партизан…

— Я не понимаю, о чем вы говорите, ребята… — попытался уклониться от ответа ван Хаарт, но Трэйтол укоризненно покачал головой:

— Мистер ван Хаарт, давайте не будем изображать из себя идиотов. Ваш бизнес достаточно хорошо известен в определенных кругах, поэтому не следует тянуть время. Попробуем сформулировать вопрос по иному. Например, так: если Эухенио Пелларес не является вашим клиентом, то где мы могли бы обнаружить его следы?

— А если он не оставляет следов? — спросил в ответ ван Хаарт.

— Основной постулат классической криминалистики гласит: «Любой контакт оставляет след», — вставил реплику Боксон. — Нам нужен Эухенио Пелларес, и, как вы думаете, что могло бы заставить вас указать нам нужное направление? Поверьте, ради этого мы готовы на все…

— Вы пытаетесь мне угрожать? — улыбнувшись, поинтересовался голландец.

— Нет, мистер ван Хаарт, людей вашей профессии словами напугать невозможно! — признался Трэйтол. — Мой коллега напоминает вам о невероятной серьезности нашего неслыханно почтительного и совершенно конфиденциального визита.

Харм ван Хаарт призадумался. Время от времени ему приходилось отвечать на подобные вопросы — в некоторых случаях соблюдение сомнительной коммерческой тайны могло стоить ему не только бизнеса, но и свободы, а иногда — и жизни. Он уже видал, что могут сделать такие вот ребята с отказавшимся добровольно отвечать на вопросы — зрелище всегда было впечатляющим. Конечно, голландцу было наплевать на судьбу очередного латиноамериканского революционера Эухенио Пеллареса (а скорые кардинальные изменения в судьбе Пеллареса в данную минуту представлялись бесспорными), но многолетняя привычка к секретности оружейного бизнеса не позволяла вот так просто выложить всю информацию этим англо-саксам. То, что это серьёзные ребята, он понял, когда они сели за его столик: обоим наверняка нет и тридцати, но как они непохожи на современных молодых инфантилов… И даже манера пить горячий кофе — бесшумно, не торопясь и не обжигаясь… Иногда в экстремальной ситуации незначительным, на первый взгляд деталям, уделяется слишком большое внимание. Именно их манера пить кофе каким-то образом убедила ван Хаарта в необходимости ответить на вопросы.

— Ну, хорошо, парни, начните-ка все сначала, — сказал он.

— Когда к вам обратился Эухенио Пелларес? — спросил Боксон.

— Три недели назад. Ему нужна была одна тысяча винтовок «маузер». Этого добра навалом на складах мексиканской армии, их можно купить почти по цене металлолома. Весь мир переходит на автоматические винтовки, но для партизанской войны в тех местах старый добрый «маузер» — в самый раз. В банановых республиках ещё с первой мировой накоплено несколько миллиардов патронов к этому оружию, так что не только винтовки, но и боеприпасы к ним легкодоступны.

— Вы приняли этот контракт?

— Нет! Этому парню винтовки требовались в течение месяца, я не мог выдержать столь сжатые сроки. Но самая главная причина — я сам должен был доставить это оружие в Гватемалу. Теоретически это возможно, но перетащить тысячу винтовок через границу — даже при всеобщей продажности таможенников дело весьма неперспективное, у меня нет таких надежных связей. К тому же, я подозреваю, что предлагаемые мне деньги — меченые, а это снижает их стоимость как минимум в два раза. Такой вариант меня не устраивает.

Трэйтол выложил на стол фотографию:

— Это был он?

— Да, конечно, только сейчас у него прическа покороче! К тому же, прежде чем я начну вести хоть какие-нибудь переговоры о коммерческой сделке, я требую рекомендации и выясняю подробности о моем контрагенте. Именно поэтому мой бизнес все ещё существует…

— Вполне разумно, мистер ван Хаарт! Итак, вы отказали Пелларесу. Как он это воспринял?

— Он не огорчился, если это вас интересует. По крайней мере, внешне. Думаю, что у него были заготовлены дополнительные варианты. То, что я о нем знаю, заставляет меня предположить, что в Европу он бы не поехал с одним моим адресом…

— Тогда скажите нам, пожалуйста, к кому он мог обратиться после вас?

Ван Хаарт снова задумался. Больше минуты он молчал, разглядывая расставленную на клетчатой доске позицию, потом передвинул белую шашку и сказал:

— Наверное, к Мартину Ренье, в Брюссель. Ренье имеет в том регионе неплохие связи и, по некоторым сведениям, несколько складов. Винтовки «маузер» у него есть.

— Как нам найти Мартина Ренье? — спросил Трэйтол, доставая из кармана блокнот. Ван Хаарт продиктовал адрес.

— Кроме Мартина Ренье, к кому ещё мог обратиться Пелларес?

— Я уже сказал, ребята: я не справочное бюро. Та информация, которую вы только что получили от меня совершенно бесплатно, между прочим, стоит больших денег. Необходимо ли вам дальше злоупотреблять моей разговорчивостью?

— Мы не смеем настаивать, мистер ван Хаарт! Надеюсь, вы не будете в обиде, если вдруг нам придется ещё раз обратиться к вам за консультацией?

— Если по поводу игры в шашки, то приходите сюда по вечерам в любой день, — ответил голландец. — По всем остальным вопросам я принимаю в рабочие часы у себя в офисе. Уверен, его адрес вам известен.

— Вы правы, мистер ван Хаарт! Мы вам очень благодарны!..

— Первое: нам нужен автомобиль! — сказал Боксон.

Он и Трэйтол вышли из кафе «Штурман Вайс», и тотчас же укрылись от уличной непогоды в другом — «Стеклянная роза». Здесь они предпочли более обильный ужин: суп из сельдерея, бифштекс с жареным луком по-голландски, на сладкое пирожные из риса, из напитков они выбрали темное голландское пиво и настоящий яванский кофе.

— А что второе? — спросил Трэйтол.

— Нам нужно оружие. Боюсь, что наш друг Пелларес таскает с собой не только чемодан наличных, но и пару стволов. Не удивлюсь, если у него имеются вооруженные помощники. Ломиться с кулаками против любого калибра безрассудно.

— Согласен! Твои предложения?

— Автомобиль возьмем напрокат. Что-нибудь неброское: «опель», «фольксваген», «фиат»… Пару пистолетов я найду, в Амстердаме есть парни из Легиона. Оружие тщательно протрем, чтоб без отпечатков пальцев, спрячем в сиденья или под коврик в багажнике. Если полиция их обнаружит — ничего не знаем, машина не наша, о тайнике не подозревали… Твоя оценка?

— Если по десятибалльной — около нуля, я даже в Чили не носил оружия…

— Мы — не в Чили, ты разве не заметил?..

— Разница бросается в глаза! Хорошо, действуем…

…Поздно вечером Боксон вошел в припортовый бар «Морской мустанг». Вульгарное сочетание морской романтики и атрибутов из кинематографических вестернов завсегдатаев не смущало — они просто не обращали на это внимания. Напитки и закуски в «Морском мустанге» подавались бесхитростные и недорогие. Публика соответствовала общему образу — работяги из порта, дешевые проститутки, поиздержавшиеся моряки. Боксон подошел к бармену, заказал пива и спросил Яна Розенбурга. Бармен сосредоточенно наморщил лоб, изображая напряженную работу памяти. Боксон протянул ему купюру:

— Это за пиво. Сдачи не надо.

— Ян на складе, — сказал бармен, пряча деньги в карман и игнорируя кассовый аппарат. — Сейчас я его позову.

Весь разговор происходил на английском — в припортовых заведениях работники могут объясняться на многих языках.

Ян Розенбург, бывший парашютист Иностранного Легиона, хлопнул Боксона по плечу:

— Привет, лейтенант! Каким ветром?

— Попутным! Где мы можем поговорить?

— Только на улице, в этом бункере из всех стен торчат уши.

Они прошли через внутренние помещения и вышли в замусоренный переулок, слабо освещаемый висевшей над дверью лампой. Снег продолжал падать, а близость к морю делала холодный ветер ещё более пронизывающим.

— Мне нужны два пистолета и по пять обойм к каждому, — шепотом сказал Боксон. — Что-нибудь небольшое, чтобы удобно спрятать. Револьверы нежелательны.

— Когда? — так же шепотом спросил Розенбург.

— Крайний срок — завтра в полдень. Но лучше всего — сейчас.

— По пять обойм к каждому стволу, говоришь?.. Никогда такого не встречал, всегда бывает только по две. Срочность повышает цену, лейтенант…

— Без проблем.

— Здесь хорошее пиво, а ветчину привозят из деревни… Посидите пару часов, попробую поискать…

Боксон вернулся в бар, заказал ещё пива. Он успел сделать только первый глоток, как к нему подошла женщина и спросила что-то по-голландски.

— Я не понимаю, извините, — по-английски ответил Боксон.

— А по тебе и так заметно, что ты не местный, — сказала женщина на неплохом английском. — Сигареты не найдется?

— Пожалуйста! — Боксон протянул ей пачку «Лаки Страйк», потом щелкнул зажигалкой.

Точный возраст женщины определить было затруднительно: от двадцати пяти до сорока. Белый нейлоновый свитер, красная короткая юбка, черные чулки. Туфли на высоком каблуке, яркая помада. Слишком яркая. Где-нибудь в африканском гарнизоне она могла бы быть королевой.

— Кого-то ждешь? — спросила женщина.

— Да, вероятно, — ответил Боксон и спросил: — Тебя чем-нибудь угостить?

— Да, вероятно, — с той же интонацией сказала женщина. — Возьми мне джин с тоником…

Боксон кивнул стоявшему неподалеку бармену, тот смешал примитивный коктейль, поставил перед дамой.

— Меня зовут Трэйси, — сказала она Боксону. — Могу обслужить по быстрому за десятку. Пойдем в туалет…

Боксон невесело усмехнулся:

— В следующий раз, сестренка. Вероятно, я ещё зайду сюда…

— Когда?..

— Когда-нибудь…

Она ещё несколько минут молча посидела около Боксона, потом попросила разрешения взять с собой пару сигарет, поблагодарила за коктейль, накинула ярко-красное пальто, вышла за дверь. Через час появился Розенбург. Боксон снова прошел за ним в переулок, там Розенбург распаковал сверток.

Боксон взглянул на черненую сталь двух пистолетов, спросил:

— А патроны?

— Я принес одну пачку, в ней пятьдесят штук, больше не было.

— Достаточно! Цена?

Когда Розенбург назвал сумму, Боксон удивленно вскинул брови, но ничего не сказал, вынул бумажник, отсчитал деньги. Когда бывший легионер, деловито пересчитав купюры, положил их в карман, Боксон протянул ему ещё одну:

— Я тороплюсь, Ян! Выпей с парнями за мое здоровье…

— Удачи тебе, лейтенант!.. — сказал на прощанье Розенбург.

Боксон вернулся в отель далеко за полночь, стучаться в номер к Трэйтолу не счел нужным, утром встал пораньше, умело разобрал пистолеты, визуально проверил целостность всех деталей, тщательно протер все как снаружи, так и внутри, зарядил обоймы — по две на пистолет, потом проверил работу механизмов в сборе. Обычно рекомендуется произвести пристрелку незнакомого оружия, но искать надежный тир времени не было. С Трэйтолом они встретились за завтраком.

— Два ствола, — доложил Боксон, — семизарядные, «Беретта», модель 34-го года, 9 миллиметров, Италия, надежные, но у них патроны «корто» — короткие, на грани эффективности, для комнатной перестрелки подойдут, но для боя я бы выбрал помощнее…

— Надеюсь, они нам не понадобятся, — сказал Трэйтол.

— Я тоже на это надеюсь, но почему-то уверен в обратном…

Служащие автопрокатной конторы сначала пытались убедить двух иностранцев в необходимости выбрать себе для путешествия по Европе какой-нибудь солидный автомобиль: в наличии имелись «ягуары», «мерседесы» и даже «порше». При желании к вечеру можно было организовать что-нибудь американское. Трэйтол чуть было не поддался на уговоры, но Боксон настоял на скромном желтом «фольксвагене», но с оформлением международной страховки.

Выехав за город, они свернули с дороги; Боксон зарядил пистолеты и спрятал их под коврик в багажнике.

— Надо их регулярно смазывать, — сказал он Трэйтолу, — а то как бы не заржавели…

Коробку с оставшимися патронами он приклеил скотчем под креслом водителя, сопроводив это действие замечанием:

— Когда будешь за рулем, кресло передвигай осторожно…

— Нам не понадобится его двигать, — отреагировал Трэйтол. — Мы с тобой одного роста.

На голландско-бельгийской границе голландские таможенники пролистали паспорта около машины, подняли шлагбаум. На бельгийской стороне таможенник понес паспорта в стеклянную будку.

— Посмотрите, — он протянул паспорт Трэйтола старшему, — у американца чилийская виза за август-сентябрь и на руке — золотой «Ролекс»…

Таможенник внимательно посмотрел оба паспорта, потом выглянул в окно, рассматривая сидящих в машине.

— Вот дерьмо! — выругался он. — Американец наверняка из ЦРУ. Молодые парни в галстуках и пальто корчат из себя туристов… Машина из прокатной фирмы, значит, везут что-то незаконное. Если мы сейчас это что-то найдем, они запросто докажут свою непричастность, а мы до пенсии будем писать объяснительные! Сволочи! Пусть проезжают!

— Может быть, известить полицию? — спросил подчиненный.

— Да, позвони на пост…

Через полтора километра после таможенного пункта сидевший за рулем «фольксвагена» Боксон остановил машину и попросил у Трэйтола:

— Дай-ка мне посмотреть твой паспорт.

Трэйтол протянул ему документ, Боксон внимательно пролистал страницы, и воскликнул:

— Ну конечно, вот за что они зацепились! У тебя же въезд в Чили — 15 августа, и выезд — 28 сентября. Ты бы ещё вложил сюда фотографию Пиночета с дарственной надписью!

Боксон вышел из машины, потом вытащил из-под сиденья коробку с патронами, из багажника достал пистолеты.

— Я спрячу их вон под той елкой, — сказал он стоявшему рядом Трэйтолу, заметь два ориентира и запиши. Вернемся за ними позже.

Боксон умело надрезал карманным ножом дерн, вырыл ямку (земля ещё не промерзла), зарыл в ней полиэтиленовый пакет с оружием, аккуратно замаскировал все и установил незаметные метки — если бы кто-нибудь проник в тайник, метки были бы нарушены. Возвращаясь к шоссе, он перчатками тщательно заравнивал мокрый тающий снег, в буквальном смысле слова заметая следы (хотя снег в тот день, судя по погоде, все равно стаял бы к полудню).

Трэйтол показал ему запись в блокноте. Тайник был своеобразно, но предельно точно запеленгован по отношению к километровому столбу у дороги и группе из трех сосен.

— Отлично! — похвалил работу Боксон. — Я вернусь за предметами сегодня вечером, придется взять в прокате ещё одну машину…

— Ты рискуешь израсходовать весь свой гонорар ещё до его получения… заметил Трэйтол.

— Эдди, о каком гонораре может идти речь, если у господина Пеллареса с собой наверняка тысяч двадцать наличных баксов на дорожные расходы! Надеюсь, ты не думаешь, что я отдам эти деньги в казну дяди Сэма?

— Не рано ли ты начал делить трофеи, Чарли? — спросил Трэйтол. — Пелларес, наверное, уже заплатил все деньги за искомые винтовки…

— Эдди, если Пелларесу доверены деньги на закуп оружия, значит он может знать и про другие финансовые резервы своего «Фронта пролетарского освобождения». А самое главное, если таких резервов нет, — Пелларес не мог растратить все четыреста тысяч. На винтовки, по моим подсчетам, должно уйти не более двухсот. Оставшиеся двести тысяч — наши с тобой, мой друг Трэйтол! Даже если ты не сразу согласишься с такой постановкой вопроса…

Усиленный полицейский патруль, остановивший «фольксваген» через полкилометра, проверил документы, потом внимательно осмотрел автомобиль, заглянув под сиденья и подняв коврик в багажнике. Ничего противозаконного обнаружено не было. Путешественников отпустили с миром.

— Эдди, они остановили нас по наводке таможенников… — немного позже сказал Боксон.

— Да, Чарли, я это понял…

Когда «фольксваген» достиг пригородов Брюсселя, Трэйтол сказал:

— Чарли, я почти уверен, что ван Хаарт предупредил Ренье о нашем возможном появлении…

— Я тоже в этом уверен. Примем это как данность.

— Тогда два варианта событий. Первый: Мартин Ренье ждет нас и предупреждает Пеллареса. Второй: Мартин Ренье не собирается нас ждать и исчезает. Второй вариант я отметаю сразу — бесконечно от нас скрываться он не будет, мы ведь интересуемся не им. Поэтому выбираю первый вариант: нас ждут у входа в офис. Твое мнение?

— Если нас ждут, то действительно только там. Далее возможны вариации: нас ждут или на улице, или на лестнице, или в офисе.

— В офисе — вряд ли! Шум в своем офисе Мартину Ренье не нужен.

— А на лестнице они не успеют приготовиться — может не оказаться свободных помещений.

— К тому же, мы можем на улице оставить своего человека. Например, шофера. Его тоже необходимо нейтрализовать.

— Правильно, Эдвард Трэйтол! Если люди Пеллареса нас будут ждать, то только в какой-нибудь припаркованной у тротуара машине.

— Разумно, Чарльз Боксон! Ван Хаарт мог сообщить наши приметы, так что…

— У меня с собой свитер, я его надену и пройдусь, как местный житель, с каким-нибудь ящиком на плече. А ящик мы подберем на задворках вон того овощного магазина…

Боксон выбрал ящик из-под яблок — он был чище, чем ящик из-под свеклы. Визит к контрагенту решили отложить до следующего утра. В оставшееся время Боксон должен был забрать из тайника спрятанное оружие, а Трэйтол посетить местного резидента ЦРУ и получить максимум информации о бельгийском оружейном торговце Мартине Ренье.

После обеда в ресторане небольшого отеля Боксон взял напрокат неброский белый «рено», постарался сменить облик (свитер, джинсы, дымчатые очки) и в ранних ноябрьских сумерках спокойно доехал до запеленгованного дерева. Пистолеты никто не тронул — все секретные метки остались неповрежденными. Обратный путь тоже прошел без происшествий.

Трэйтол сначала провел три часа в американском посольстве, потом столько же времени — в департаменте разведки брюссельской штаб-квартиры НАТО. Вся полученная информация уместилась на одной машинописной странице, но гораздо больше Трэйтол вынес в своей голове.

Вечером они в очередной раз подводили итоги.

…Мартин Ренье был оружейным торговцем в четвертом поколении. Ещё его прадед продавал бойцам мексиканского президента Хуареса отличные французские штуцеры, закупленные по дешевке у проворовавшихся интендантов несчастного императора Максимилиана. Потом были сделки с североамериканскими конфедератами, колумбийскими революционерами, мавританскими повстанцами. Самой выгодной стала легендарная сделка 1919-го года по продаже большевистским комиссарам боеприпасов для Красной Армии. Какой-то бессарабский еврей с мандатом от самого Троцкого приносил в карманах конфискованные у русских аристократов бриллианты, никогда не торговался и при оплате рассыпал по столу пригоршни сверкающих камней. После этого в семье Ренье окончательно полюбили гражданские войны во всех отсталых странах.

Подготовка операции по продаже оружия революционеру Эухенио Пелларесу в эти дни была в самом разгаре, поэтому, получив сообщение от Харма ван Хаарта о двух англо-саксах, Ренье немедленно предупредил своего контрагента — пусть побыстрее разберется со своими проблемами, ибо сделка на четверть миллиона долларов прервана быть не должна. Пелларес незамедлительно принял меры.

Утром Боксон шел вдоль улицы и нес на плече ящик из-под яблок. Боксона можно было принять за местного жителя — человек вышел на пару минут перенести фрукты. Внимания никто не обращал, Боксон прошел квартал вдоль дома с офисом Ренье, свернул за угол и сел в поджидавший его там желтый «фольксваген» с Трэйтолом за рулем.

— Эдди, ты не поверишь… — сказал Боксон.

— Что случилось? — спросил Трэйтол.

— Двое латинос сидят в голубом «рено», а вот за рулем… О-о!

— Кто за рулем? Пелларес?

— Если бы!.. За рулем сидит Анджела Альворанте, пять лет назад она была журналисткой в Лос-Анджелесе, я однажды с ней разговаривал примерно полчаса.

— Тоже латинос?

— Да! Тогда она упоминала фонд помощи гватемальской революции — как я сейчас понимаю, это было всерьёз.

— Она тебя узнала?

— Трудно сказать! Во всяком случае, внешне это никак не проявилось — меня никто не окликнул и за мной никто не пошел. Возможно, она ошарашена не меньше моего…

— Ещё кого-либо заметил?

— Нет, все как обычно. Вероятно, у Пеллареса в Европе не так много соратников, чтобы организовать на нас полноценную облаву. Как ты думаешь, они будут за нами следить или откроют стрельбу прямо здесь, на улице?

— Полагаешь, они вооружены? — задумчиво спросил Трэйтол.

— Если им нужно просто за нами следить — то необязательно. А если стрелять…

— Твои предложения?

Боксон неопределенно пожал плечами, покосился на фруктовый ящик и сказал:

— В свете новых обстоятельств визит к Мартину Ренье представляется необязательным. Поехали в управление криминальной полиции!

— Зачем?

— У меня там работает университетский приятель, Леопольд Фришман. Говорят, он уже старший инспектор отдела по расследованию убийств. Пусть его люди уберут помеху на нашем пути.

— Но мы спугнем Пеллареса!

— А он и без того уже напуган. Или ты предпочитаешь сыграть роль бегущей мишени?..

В управлении криминальной полиции все сложилось удачно — Леопольда Фришмана Боксон нашел почти сразу. (Когда-то Фришман был его самым старшим по возрасту однокурсником — бельгиец успел отслужить в армии, закончить полицейскую школу и один год поработать в Брюсселе простым патрульным, когда внезапно полученное наследство позволило ему закончить курс юриспруденции в Сорбонне. Как оперативник, Фришман был талантлив и заслуженно быстро продвигался по службе.) Невысокий лысеющий фламандец с наплечной кобурой, в которой покоился мощный тринадцатизарядный «браунинг», встретил Боксона настороженно — бывшие наемники слишком часто создавали проблемы для брюссельского отдела по расследованию убийств.

— Леопольд, — сказал после обмена приветствиями Боксон, — у меня есть бесплатная информация, которая даст тебе возможность отличиться.

— Как говорил наш профессор Маршан, излагай!

— На одной из улочек стоит голубой «рено» с тремя латиноамериканскими террористами. Возможно, они вооружены, в чем я, однако, не уверен. Именно из-за этой неуверенности я обращаюсь к тебе, а не к первому встречному полицейскому. Если они без оружия, вам будет трудно им что-либо инкриминировать, а если с оружием…

— Если они окажутся с оружием, и я задержу их, то меня возьмут в Интерпол, — завершил фразу Фришман.

— Тебе видней, Лео, — скромно произнес Боксон.

— А какая тебе выгода, Чарли? — спросил старший инспектор. — Они охотятся за тобой?

— Можно сказать и так, но я как бы тоже на охоте… — Боксон показал удостоверение управляющего лондонским филиалом частного детективного агентства.

— Такие картонки я вижу почти каждый день, — презрительно махнул рукой бельгиец. — Но тебе я верю. Сколько их там? А заодно продиктуй адрес.

Боксон ответил на все вопросы, старший инспектор по телефону отдал необходимые распоряжения и на прощанье они пожали друг другу руки.

— Чарли, — спросил бельгиец, — меня, как и всех остальных с нашего курса, все эти годы терзает вопрос: за каким чертом тебя понесло в Иностранный Легион?

— В детстве я прочел слишком много дурных авантюрных романов! — улыбнулся Боксон.

…Анджела Альворанте и два её спутника сидели в голубом «рено» уже семь часов. Если бывшая журналистка понимала необходимость столь вынужденного ожидания, то два гватемальских парня истомились до отупения. К тому же, даже среднеевропейский ноябрь для них оказался слишком холодным месяцем, и для подогрева автомобиля мотор работал почти непрерывно. Последние три часа Анджелу не покидало чувство тревоги — она никак не могла решить, действительно ли этот парень в рабочем свитере, что прошел по улице с каким-то ящиком на плече, был тот самый англичанин, который когда-то, ещё в Лос-Анджелесе, подарил ей грандиозную сенсацию и репортерскую известность?

Когда оперативники Леопольда Фришмана окружили голубой «рено», его мотор работал. Реакция Анджелы оказалась более молниеносной, чем ожидали полицейские.

Автомобиль резко рванулся с места, выехал на тротуар и помчался к перекрестку. Перепуганные гватемальские парни выдернули из-под сиденья двуствольные обрезы охотничьих ружей и открыли беспорядочную пальбу во все окна. Гватемальцам повезло — они ни в кого не попали.

— Прекратите! — закричала Анджела, пытаясь не столкнуться с афишной тумбой, и выстрелы из «рено» действительно прекратились — оружие требовалось перезарядить. И в этот момент загрохотал «браунинг» Фришмана.

Фришман стрелял один — его команда была отлично тренирована и вступала в бой только для того, чтобы старший инспектор мог спокойно вставить новую обойму.

Пули «браунинга» пробили колеса, бензобак, дождем осыпалось заднее стекло кабины, закричал раненый в плечо гватемалец, но голубой «рено» все-таки дотянул до перекрестка и там его простреленный мотор заглох. Анджела выбежала на оживленную улицу, и бельгийские полицейские не решились стрелять по толпе два инспектора побежали за женщиной, но догнать не смогли — отрыв в двести метров позволил ей удачно исчезнуть.

Её товарищи оказались менее успешны — одного вынули из автомобиля с простреленным плечом, другой сначала потерял время, пытаясь помочь раненому, а потом, убегая, споткнулся на булыжной мостовой и его подняли уже в наручниках.

Вечером начальник отдела по расследованию убийств прочитал все рапорты о происшествии, вызвал к себе в кабинет Фришмана и спросил:

— Откуда вы получили информацию об этих латинос?

— Это была совершенно случайная оперативная информация. Ещё утром я не ожидал подобных сведений.

— Ну, допустим. Как могла убежать женщина?

— Прежде чем заглох мотор, автомобиль отъехал на некоторое расстояние, и дама оказалась весьма быстроногой — мои парни не смогли её догнать. Она нырнула в какой-нибудь проходной двор…

— Фришман, женщина не может бежать быстрее мужчины — у неё другая конструкция!..

— Весьма вероятно!..

— Оставьте ваши сорбоннские шутки! Благодарите Бога, что смогли повязать этих придурков с обрезами!..

— Я благодарю ежечасно!..

— Молчать!

Фришман всем своим видом изобразил служебное рвение и готовность во всем угодить начальству. Старший комиссар тоскливо посмотрел на него, тяжко вздохнул и сказал:

— Как отличившегося по службе и хорошо владеющего иностранными языками, вас в ближайшие недели переведут в Интерпол. Рапорт по инстанции и рекомендацию я отправлю завтра утром. Постарайтесь побыстрее завершить все текущие дела — не вешайте свои хвосты на менее удачливых коллег. Можете идти!..

Эухенио Пелларес немигающим взглядом посмотрел на Анджелу Альворанте и повторил вопрос:

— Почему убежать смогла только ты одна?

— Команданте, я ведь уже говорила!.. — Анджела старалась не смотреть в его глаза. — Парни слишком понадеялись на оружие, а я забежала в кафе, прошла через кухню во двор, потом на другую улицу, а там как раз стояло свободное такси. Я кинула таксисту десять долларов и он рванул с места. Почему ты мне не веришь!?

— Потому что ты не могла просто так вырваться из полицейской облавы! Мне с трудом верится, что все полицейские были в штатском и не оцепили квартал. Такого не бывает, Анджела!..

— А если это была не полицейская облава? — спросила Альворанте. — Если это была какая-то незапланированная акция? Если ловили вовсе не нас?..

В номере отеля их было трое: Анджела, Пелларес и Хорхе Латтани — по паспорту гватемалец, последний европейский резерв Пеллареса. Его маленькая команда, с которой он отправился в Европу за оружием, в течении нескольких секунд уличной перестрелки сократилась почти вдвое — боевая пятерка превратилась в тройку. Но самое страшное было не это — убыль живой силы в Латинской Америке всегда компенсировалась безудержной рождаемостью среди низших слоев населения, а попавшие в полицию парни были всего лишь носильщиками дорожных чемоданов. Более страшным событием казался предстоящий провал уже начавшейся сделки с Мартином Ренье.

— Что ребята могут рассказать в полиции? — спросил Латтани.

— Ничего особенного, кроме наших имен и конспиративных адресов. То есть, провалена почти вся наша европейская сеть, — ответил Пелларес. Молчание в комнате затянулось, и он продолжил:

— Сейчас по всей Бельгии полиция проверяет латиноамериканцев. Если мы попытаемся бежать, то нас остановит первый же встречный патруль. Я не уверен, можем ли мы отсидеться в отеле — в этой стране все ночные портье сотрудничают с Интерполом. Хорошо, что все мы жили в разных местах, но нам это не поможет умные полицейские проверят всех, кто въехал в Бельгию в тот же день, что и арестованные ребята…

— Нам нужны новые паспорта, — сказал Латтани. — Лучше всего испанские.

— И где мы их возьмем? — усмехнулся Пелларес.

Анджела в разговоре участия не принимала — странное чувство вины за глупый провал не оставляло её: ведь все можно было избежать, сообрази она об опасности, исходящей от того англичанина, когда-то сотрудничавшего с ФБР… Но сознаться Пелларесу в своей оплошности, зная его беспощадность к отступникам… Она решила молчать.

— Ну все, хватит! — сказал Пелларес. — Я не знаю, кто те двое, что меня разыскивают, но подозреваю их причастность к ФБР. Хотя, если они из ФБР, то Анджела не смогла бы убежать — нынче у федералов новый директор, ему нужен большой успех, и на ваш арест бельгийцы привезли бы весь журналистский корпус. Все как-то смутно… Не нравится мне это… Напоминает глупую случайность, но случайности бывают только в легендах…

Анджела по-прежнему молчала, молчал и Хорхе Латтани. У него на случай провала имелся телефонный номер, по которому можно было звонить только при самой крайней необходимости. Этот номер ему продиктовал дядя, старший брат его покойного отца-итальянца. Земляки из Калабрии есть во всех странах, но, один раз обратившись за помощью, становишься должником на всю жизнь. При невероятно крайних обстоятельствах Хорхе Латтани был готов наплевать на пролетарскую революцию вообще и на всех команданте в частности.

— Мой приказ таков, — произнес после краткого раздумья Пелларес. Немедленно собираемся и покидаем Бельгию. Завтра бежать из страны будет поздно — на всех постах начнут особо тщательно проверять гватемальцев. У нас есть шанс, что подобное распоряжение поступило не во все таможенные пункты. Если потребуется, через границу перейдем пешком…

— По снегу? — вдруг спросил Латтани.

— Если потребуется, мы пойдем даже на лыжах! — повысил голос Пелларес, и продолжил: — Мы сможем прервать сделку с Мартином Ренье только ценой больших денежных потерь. Я готов пойти на потери, но они будут неоправданны — вы знаете, каких трудов нам стоило добыть эти деньги…

Анджела и Хорхе молча кивнули: воспоминания об убитой после получения выкупа Стефани Шиллерс были им неприятны.

— У меня есть контактный адрес Ренье во Франции. Так что сделка будет продолжена там. Не печальтесь, ребята, революцию не так-то просто победить!..

…Примерно в это же самое время Боксон и Трэйтол вошли в кабинет Мартина Ренье. Торговец встретил их весьма унылым выражением лица — после дневной перестрелки у входа в офис ничего хорошего от визита посторонних он не ждал.

Скользнув взглядом по предъявленным документам, он предложил вошедшим присесть в кресла напротив стола.

— Господин Ренье, — начал Трэйтол, — сколько поколений ваших предков перевернется в гробах, узнай они, как бездарно вы погубили ваш семейный бизнес?

— Я не понимаю вас, — ответил Ренье. — Изъясняйтесь, пожалуйста, поточнее.

— Господин Ренье, полчаса назад арестованные у входа в вашу контору гватемальцы получили своих переводчиков и начали петь такие жалостливые песни, что прослезился бы сам Синатра. Хотите, я зачитаю вслух адрес вашего склада на полуострове Юкатан?

Трэйтол взял со стола листочек бумаги для заметок и написал на нем несколько слов. Ренье прочитал написанное и произнес:

— Что вы хотите?

— Мы хотим Эухенио Пеллареса, причем неоднократно и навсегда. Расскажите нам все интимные подробности ваших взаимоотношений.

Мартин Ренье не счел нужным выдерживать паузу на размышление. Когда беседу ведут люди, понимающие друг друга с полунамека, любая пауза является только лишь глупой потерей времени.

— Пелларес обратился ко мне две недели назад. Рекомендации у него были от постоянных клиентов из Колумбии. О них меня лучше не спрашивайте. Я проверил данные, на это ушла неделя. Потом начались переговоры. Пелларесу требовалась тысяча несложных в обращении винтовок, наиболее оптимальный вариант — старый «маузер», они дешевы, просты и надежны. Для нападения на какую-нибудь латифундию достаточно. Мы договорились, он внес предварительный задаток десять тысяч долларов и попросил длительный тайм-аут — десять дней, так как основной массив его наличных имеет весьма сомнительное происхождение, требуется разработать схему отмывки. С наименьшими потерями это можно сделать через некоторые африканские страны — их банковские структуры не всегда поддаются контролю. Точнее, абсолютно не поддаются контролю, — поправился Ренье. — Следующий его визит должен состоятся завтра в полдень, в чем я, однако, сильно сомневаюсь — Пелларес не идиот. Все.

— Каковы ваши предположения о возможности возобновления контакта с Пелларесом?

— Если он захочет возобновить контракт, а иного выхода у него нет — потеря десятитысячного задатка для него чертовски болезненна, то сначала он должен связаться со мной по телефону. Сроки ожидания его звонка непредсказуемы.

— Тогда сформулируем вопрос так, — в разговор вступил Боксон. — В какой стране Пелларес начнет возобновление контракта, если принять во внимание повышенную опасность его пребывания в Бельгии?

Ренье неопределенно развел руками, потом уверенно произнес:

— Скорее всего, во Франции!

— Почему вы в этом так уверены? — спросил Трэйтол.

— Потому что в Германии у меня нет контактных телефонов, а уезжать слишком далеко от Бельгии Пелларес не может — сделки такого рода не подлежат телефонному обсуждению. В свою очередь, я могу встретиться с Пелларесом во Франции — контракт достаточно велик, чтобы я сам приехал на встречу с клиентом. Хотя, в сложившейся ситуации…

Ренье обречённо махнул рукой и погрузился в созерцание висевшей на стене картины — пейзаж с охотниками, неизвестный фламандский мастер, школа Рубенса, куплено за бесценок весной 1945-го у спасающего свою шкуру коллаборациониста, в то безумное время на американские консервы обменивались целые фамильные коллекции…

— Тогда следующий вопрос, — продолжил беседу Боксон. — Каким образом мы можем выйти на Пеллареса и встретиться с ним?

Мартин Ренье удивленно вытаращил глаза:

— Да откуда ж мне знать!? Разве что только в тюрьме!

— Разумная мысль, господин Ренье! — сказал Трэйтол. — Думаю, что оставлять у вас номер нашего телефона не следует — ведь внезапно объявившийся Пелларес может завладеть им и использовать в своих преступных интересах. Поэтому мы будем сами наведываться к вам и осведомляться о развитии торговой операции, которой обязуемся не мешать. Каких-либо обязательств от вас не требуется. Счастливо оставаться!

Последние слова Трэйтол произнес уже в дверях. Ренье не отреагировал.

— Твои предложения, Чарли? — спросил Трэйтол, усаживаясь за руль желтого «фольксвагена».

— Полагаю, сидеть в засаде у конторы Ренье бессмысленно — Пелларес на эту улицу уже не придет. Надеяться ли на удачу бельгийской полиции? Допустимо, но Пелларес не какой-нибудь магазинный воришка, хотя его европейские связи не так обширны, как американские и потому в выборе вариантов своих действий он ограничен. Попробуем поставить себя на место команданте Эухенио… Что бы я сделал, будь я Пелларес?..

Некоторое время они сидели молча, рассматривая в свете фар афишную тумбу со следами картечи. Потом Боксон сказал:

— Завтра с утра отправляйся в резидентуру, возьми данные на Анджелу Альворанте. Если бы я был Пелларес, то не вернулся бы к Ренье — засада настолько очевидна, что лучше потерять десять тысяч долларов, чем самому нацепить на себя наручники.

— А если Пелларес предполагает именно такие наши рассуждения? — спросил Трэйтол.

— Возможно, — Боксон вынул из перчаточного ящика пачку сигарет «Лаки Страйк», повертел её в руках и положил обратно. — Но на эту улицу сам Пелларес никогда не придет. В лучшем случае здесь появится какой-нибудь посыльный с письмом. Склады бельгийца находятся в Мексике. Я бы даже предположил, что контакт с Ренье будет там, но таскать за собой четыре сотни тысяч долларов через границы и океаны туда и обратно?.. Итак, два варианта. Первый: Пелларес отказывается от сделки с Ренье. Второй: сделка будет продолжена. Что бы ты выбрал?

— Я бы отказался от сделки, — выбрал Трэйтолю. — Но я не Пелларес.

— Правильно! Поэтому завтра я зайду в гости к моему приятелю Леопольду Фришману — по моей наводке он заграбастал двух живых революционеров, теперь он мой должник.

Когда желтый «фольксваген» подъехал к отелю, Боксон подвел итог:

— Пелларес не вернется в Брюссель, но не уедет из Европы. Мы его возьмем!

Боксон явился в отдел по расследованию убийств рано утром. Фришман взволнованно спросил:

— Чарли, ты пришел подарить мне ещё парочку террористов?

— Нет, Лео, я пришел воспользоваться своим правом первой ночи!

— Ты выражаешься крайне витиевато, объясни!..

— Леопольд, ты все отлично понял! — улыбнулся Боксон. — Мне нужно поговорить с гватемальскими парнями. Желательно до того, как с ними поговорит гватемальский консул.

— Чарли, к ним на прием уже собралась такая очередь, что я скоро буду составлять долгосрочное расписание контактов! Пять минут назад поступил запрос от карабинеров Италии — они интересуются связями своих «красных бригад» с латиноамериканскими группировками. Последний раз такой ажиотаж был, когда я упаковал серийного убийцу — от журналистов и психиатров не было отбоя!..

— Лео, мне нужна неофициальная встреча! Не отказывай мне, а то в следующий раз моей информацией воспользуется кто-нибудь другой…

Фришман укоризненно покачал головой:

— Чарли, как ты бесконечно груб в своих гнусных домогательствах!.. Пошли, раненый парень лежит в тюремном госпитале, с ним можно поговорить, не привлекая внимания персонала…

— Я очень благодарен тебе, Леопольд, но заодно расскажи-ка мне несколько подробностей об этом парне…

…Гватемалец Карлос Вентозо не успел закончить третий год обучения в деревенской школе — люди из латифундии сеньора Насименто застрелили учителя прямо в классе, а когда дети в ужасе разбежались, школу подожгли. Прибежавший на звуки выстрелов сельский священник был заколот штыком, так что маленькая деревянная церковь целый год стояла без присмотра. Уважаемого сеньора Насименто совершенно не интересовала какая-то деревенская церковь — по воскресеньям его семья посещала мессу в городском соборе, в жаркие дни высокие каменные своды храма долго хранили ночную прохладу…

Через несколько лет Карлос стал бойцом партизанского отряда. Там, в сельве, он начал изучать английский язык — среди партизан оказались несколько бывших студентов университета. Карлос не сразу смог понять, что делают в рядах повстанцев эти сыновья богатых родителей. Старшие товарищи разъяснили парню основы классовой борьбы, а также необходимость временного сотрудничества с прогрессивно настроенными представителями буржуазии — после окончательной победы пролетариата все общество пройдет основательную чистку. В окончательной победе никто не сомневался — иначе не могло быть. Вентозо стал хорошим бойцом. Когда товарищу Пелларесу понадобился надежный грамотный парень для поездки в Европу, руководство боевой колонны порекомендовала взять его. Карлос не подвел своего команданте.

Гватемалец лежал на койке в маленькой одиночной камере тюремного госпиталя, когда дверь открылась, и вошел Боксон. Фрищман вошел следом и сел на стул около двери.

— Привет, парень! — сказал Боксон по-испански.

Вентозо молча сел на кровати и уставился взглядом в стену.

— Можешь молчать, — продолжил Боксон. — Я хорошо говорю по-испански, так что даже твое молчание мне скажет о многом. Угадай, правительство республики Гватемала требует твоей выдачи или им на тебя наплевать?

Вентозо не был обучен методам поведения на допросах, поэтому сохранить безучастность стоило ему большого труда.

— Гватемальский консул желает на тебя взглянуть, это его право. Представляешь, в твоем кармане лежал настоящий гватемальский паспорт! Ты, конечно, мне не поверишь, но найти того человека, который тебе этот паспорт сделал, смогут уже сегодня к вечеру. Ты случайно не знаешь, как с ним будут обращаться при аресте?

Боксон протянул Карлосу пачку сигарет и зажигалку. Оба закурили и Боксон продолжил:

— Но самое смешное даже не это. В твоем паспорте стоит штамп бельгийской таможни. К полудню будут известны имена всех гватемальцев, прибывших в Бельгию в тот же день, что и ты. При необходимости могут проверить все ближайшие даты. Таким образом, парень, ты подарил местным империалистам такой объем информации, что гватемальское правительство должно наградить тебя почетным орденом.

Карлос по-прежнему молчал, но в этом молчании уже не было вызова — это было молчание обреченности.

— Вот так и становятся предателями. — Боксон несколько секунд молча смотрел на огонек сигареты, потом спросил: — Когда ты познакомился с Анджелой?

— С какой Анджелой? — отозвался вопросом Карлос.

— С той симпатичной брюнеткой, которая сидела в автомобиле за рулем. Кстати, если бы вы не начали свою идиотскую стрельбу, то смогли бы убежать вчера полиция не выставляла дополнительного оцепления.

— Её зовут не Анджела…

— Да, я знаю, голубой «рено» вы взяли в автопрокатной конторе на имя Марии Аларио, но ведь её сегодняшний паспорт такая же фанера, как и твой. Ты что, действительно не знаешь её настоящее имя?

Карлос не ответил.

— Ну, допустим, что не знаешь. Между прочим, я не представился, а ты так старательно изображал стального бойца из одноименного китайского кинофильма, что не обратил на это внимания. Нельзя быть таким безучастным к своей судьбе.

Боксон показал Карлосу удостоверение управляющего лондонским филиалом детективного агентства. Карлос понял смысл английского текста.

— Я ищу Пеллареса, — объяснил Боксон. — Он убил Стефани Шиллерс. Тебя ещё будут допрашивать по этому поводу. Скажи мне, Карлос, зачем вы убиваете ни в чем не повинных людей? Только, пожалуйста, не городи всю эту чушь о сложности классовой борьбы — ты же отлично понимаешь, что такие слова рассчитаны только на дураков!

— Это не чушь… — попытался спорить Вентозо.

— Карлос, ну хоть в тюрьме-то себя не обманывай! Какую пользу принесла гватемальской революции смерть американской девчонки? Я понимаю, что у женщин твоей страны в её возрасте уже по трое-четверо детей, но ведь она была не из твоей страны, или ты об этом не задумывался? Между прочим, ты не удивился, когда я спросил тебя о Стефани Шиллерс. Ты осведомлен об этом деле, Карлос, нет? Ты в нем участвовал?

Карлос не участвовал в этом деле. Все подробности ему однажды рассказал курнувший марихуаны Хорхе Латтани. Та американка имела глупость поспорить с Пелларесом о правах всех людей на счастье и богатство — обычная буржуазная пропаганда. Пелларес тогда здорово разозлился и позволил эмоциям взять верх над рассудком — зря американка затеяла эти разговоры, истинного революционера может остановить только смерть.

— Я не знаю, о чем вы говорите… — ответил Карлос.

— Врать — твое право! Но только в данную минуту. Потом тебе не позволят. Должен тебя обрадовать — так как ты никого не убил, то срок у тебя будет небольшой, года на полтора, потом тебя освободят и депортируют в Гватемалу. Как ты думаешь, гватемальская полиция начнет тебя бить по раненому плечу сразу у трапа самолета, или они сначала проведут медицинский осмотр?

Карлос не отвечал. О последствиях ареста он ещё не думал — было не до того, пуля из «браунинга» Фришмана раздробила кость и рана сильно болела, тюремный доктор настаивал на операции по удалению обломков, но сам делать операцию не решился — не хватало квалификации. Приглашенного хирурга ждали сегодня после полудня.

— Подведем итоги, приятель! — предложил Боксон. — Своей глупостью ты предал огромное количество достойных революционеров, поэтому имя твое будет проклято в веках. Из-за ранения ты стал пожизненным инвалидом — твоя рука никогда не восстановит прежнюю подвижность. За время, которое ты проведешь в бельгийской тюрьме, твои сведения о гватемальских партизанах устареют, и для полиции твоей несчастной страны ты будешь представлять исключительно тренировочный интерес — на тебе будут натаскивать полицейских собак. Если есть возражения, говори скорее, мне скоро уходить…

Возражений у Карлоса Вентозо не было. Он из последних сил сопротивлялся желанию закричать от бессильного отчаяния. Боксон отлично это видел, поэтому, открывая дверь, сказал на прощанье:

— Парень, самое трудное у тебя впереди. Учи французский язык и постарайся выжить…

В коридоре Фришман спросил Боксона:

— Какие впечатления?

— Первое время он постарается молчать, вам потребуется хороший и выносливый переводчик — парня можно расколоть только длительными беседами. Как себя чувствует второй персонаж?

— Пытался оказать сопротивление, но мои люди и не таких упаковывали. Боюсь, что он тоже решительно настроен разыгрывать из себя героя-коммунара…

— А я боюсь, что ты прав! Потом они успокоятся, с ними будет ещё труднее. Кормежка в бельгийской тюрьме жирнее, чем пасхальный обед у гватемальских пеонов, так что тюремным заключением вам этих парней не испугать. Пугайте их депортацией, ибо это действительно страшно. Мне с ними говорить пока не о чем.

— Чарли, — вкрадчиво сказал Фришман, — у тебя на роже написано, что знаешь о той убежавшей девке значительно больше, чем рассказал мне. Неужели ты не хочешь поделиться со мной информацией?

— Лео, не терзай мою душу обвинениями, мне и без того тяжело… отшутился Боксон.

Расставшись с университетским приятелем, Боксон сдал в автопрокатную контору желтый «фольксваген», там же выбрал синий «БМВ», и во время ланча встретился в ресторане отеля с Трэйтолом, только что вернувшимся из американского посольства.

Трэйтол протянул Боксону листок бумаги.

— Интересные дела! — говорил Боксон, читая информацию. — Университет Сан-Диего, команда по легкой атлетике — вот где она научилась так лихо бегать! Связь с благотворительными фондами не отмечена, и если мама домохозяйка, а папа — спившийся американский моряк, то кто же тогда оплатил обучение в университете? Ага, из Нью-Йорка в Париж она вылетела по своему американскому паспорту. Кстати, я так и не сказал бельгийцам её настоящее имя. Давай сохраним его в тайне, а?

— Хорошо! — согласился Трэйтол. — На сегодня у нашего департамента нет данных от бельгийской и голландской таможен о проезде через территорию этих стран Анджелы Альворанте…

— Они появятся, Эдди! Она уже не может просто так покинуть территорию Бельгии по фальшивому гватемальскому паспорту — она воспользуется своим настоящим американским, так гораздо безопаснее. Ренье дал нам ценную наводку Франция. Таким образом, мы должны всего лишь объехать все пограничные посты на франко-бельгийской границе и поговорить с таможенниками. Анджела Альворанте яркая южная женщина, они её запомнят…

— Ты представляешь, сколько людей мы должны опросить?!

— Отлично представляю — всех таможенников на франко-бельгийской границе, усмехнулся Боксон. — Мы же не знаем, когда и где наша подруга покинула Бельгию…

— На это уйдет полжизни… — Трэйтол посмотрел на Боксона с сочувствием, как на неизлечимо больного.

— Нет, Эдди, только самая лучшая её часть! Поэтому загляни к вашему резиденту — у него должны быть сведения с таможенных постов.

Трэйтол черкнул в своем блокноте, оглянулся по сторонам и тихо сказал:

— Чарли, меня беспокоят пистолеты в багажнике…

— Меня они тоже беспокоят, но откуда же нам знать, что лежит под запасным колесом в багажнике прокатного автомобиля?..