Коридор до Рождества

Глава третья. Брюссельский поворот

Аделина Линс Трэйтол к своему двадцать второму дню рождения имела два исключения из двух университетов, два замужества и два последующих развода. Все остальное тоже было по двое: два брата, два аборта, две автомобильных аварии, два ареста за употребление наркотиков. Два раза она решительно меняла жизнь: первый раз уехала в Калифорнию в общину хиппи, второй раз — уехала в Нью-Йорк делать карьеру актрисы на Бродвее. В первом случае старший брат Эдвард нашел её за несколько дней и дал почитать строго конфиденциальный, но предельно реалистичный ведомственный доклад о движении хиппи вообще и о калифорнийских общинах в частности. Чтения полусотни страниц машинописного текста оказалось достаточно — Аделина без оглядки убежала обратно домой, в фамильное имение в штате Вирджиния, и затихла на пару месяцев. Во втором случае её повезло меньше — пожилой ассистент режиссера одного из бродвейских театров пообещал её значительную роль в предполагаемом спектакле. В благодарность ошалевшая от такого счастья Аделина прыгнула к нему в постель. Через непродолжительное время будущая актриса убедилась в своей беременности и бисексуализме супруга. Побывав в неподходящий час за кулисами, она с удивлением узнала, что этот служитель Мельпомены очень близко дружит с театральным электриком арабского происхождения, а об Аделине отзывается как о провинциальной дешевке с неиссякаемым родительским кредитом: «Представляете, впервые за двенадцать лет наконец-то исчезла задолженность за газ, электричество и воду!» Через пару месяцев после развода, аборта и вдохновляющего прощального скандала, к финалу которого сбежался весь квартал и приехали пожарные, пожалевший Аделину преподаватель актерского ремесла порекомендовал ей поискать какую-нибудь другую профессию: «Ведь вы так молоды, весь мир лежит перед вами!..»

Мир лежал перед Аделиной Линс Трэйтол в такой вызывающей позе, что не воспользоваться этим было бы попросту грешно. И она воспользовалась — вышла замуж во второй раз. Второй избранник был молод, гетеросексуален, отчаянно нагл и зарабатывал на жизнь игрой на электрогитаре в прокуренном и грязном ночном клубе на Пятой авеню. Брак зарегистрировали в Лас-Вегасе, куда на несколько часов слетали из Нью-Йорка. Через две недели новый муж заразил Аделину гонореей и, вернувшись от врача, Аделина увидела супруга в жарких объятиях пожилой афро-американки. Это зрелище настолько повлияло на рассудок несчастной новобрачной, что она в тот же день приобрела первую порцию кокаина — от героина её спас страх перед внутривенными инъекциями. День вообще оказался неудачным — вечером она угодила в облаву, имела неосторожность бурно протестовать и беззастенчиво требовать соблюдения каких-то там гражданских прав, так что отпечатки её пальцев навечно попали в каталог нью-йоркской полиции. Второй развод стоил гораздо дороже первого — отвергнутый супруг пытался шантажировать семью вирджинских плантаторов оглаской всех подробностей в газетах штата, и тогда в дело опять вступил старший брат Эдвард. Он переговорил с некоторыми своими приятелями из Йельского университета, и неразумный шантажист, получивший некоторую сумму на лечение многочисленных переломов (его били бейсбольными битами), исчез в бездонно-бесконечном лабиринте острова Манхэттэн.

Чтобы смягчить переживания, Аделина предприняла двухгодичное путешествие по Европе. Лондон ей показался дорогим и скучным, особенно её ошарашило несовершенство английских водопроводных устройств — отсутствовал смеситель, холодная и горячая вода текли из отдельных кранов. В Париже было весело, там она познакомилась с революционными интеллектуалами, но их бесконечно-бредовые рассуждения о развитии общественного сознания наскучили ей ещё раньше, чем завывания спившихся молодых живописцев о новых формах в изобразительном искусстве. В парижской богеме рекомендовалось быть личностью — или быть никем. Личность из Аделины не получилась — её не воспринимали иначе, чем очередную тупую, но богатую американку, которой непременно следовало продать какую-нибудь срочно намалеванную мазню под видом внезапно обнаруженного шедевра. А на Лазурном берегу Аделину буквально осаждали десятки профессиональных любовников. Одна пожилая соотечественница (её покойный супруг владел лесоразработками в штате Монтана) посоветовала Аделине поскорее сделать выбор, а то отвергнутые французские мужчины уступят свое место французским женщинам — лесбийская любовь в том сезоне была необычайно развита, в моду как раз вошли испанки — они умели любить страстно, беззаветно и недорого, и почти неподдельно страдали от ревности. Аделина послушала мудрый совет и на пляже выбрала себе юношу по имени Франсуа. Мальчик оказался весьма старательным, но не выдержал и трех дней — Аделина поймала его в момент исследования её кошелька. Франсуа объяснил свое любопытство поисками аспирина — «стрелка на барометре скачет вверх-вниз, чертовски болит голова…» Столь нелепое объяснение было признано неправдоподобным, и Франсуа ушел чуть ли не в слезах — его долг сутенеру рос с каждым днем. Потом случилось Монте-Карло — там профессиональные мужчины выходили на работу в смокингах, но, разглядев скромные ставки Аделины, особой активности не проявили. После Монте-Карло путешествующая американка посетила Германию. В Мюнхене она попала на «октоберфест» — грандиозный пивной праздник, выпила несколько кубометров пенного напитка и обнаружила новую беременность. Аборт в голландской клинике (обнаружилось, что в тишайшей Швейцарии аборты запрещены аж с 1942-го года), круиз по северной Италии и несколько месяцев в Риме прошли без приключений.

Вернувшись в Штаты, Аделина опять какое-то время бездельничала в имении родителей, а потом вновь поступила в университет, начала изучать историю искусств в университете Ричмонда. Впоследствии она предполагала стать хозяйкой картинной галереи.

Поступившее из Франции известие о тяжелом ранении брата Эдварда пробудили в ней невероятные запасы энергии. Одномоментно был решен вопрос о необходимости поездки, и уже через сорок восемь часов после получения телеграммы Аделина Трэйтол вошла в вестибюль больницы. Ещё через полторы минуты она устроила скандал у закрытых дверей палаты. Вышедший из своего кабинета доктор Гальпен приказал ей молчать и попросил медсестру позвонить в отель господину Боксону. Боксон прибыл через двадцать минут.

Аделина Трэйтол с демонстративной оскорбленностью на лице сидела на диванчике для посетителей и хрустела пальцами.

— Вы уверены, что эти звуки производят на вас успокаивающее воздействие? — спросил приблизившийся Боксон.

— Кто вы такой? — Аделина посмотрела на него недоуменно-презрительным взглядом.

— Чарльз Спенсер Боксон. Я привез вашего брата в больницу.

— Видимо, я должна вас поблагодарить? Я вам благодарна!

— Не стоит благодарности, мисс Трэйтол! Ваш брат спас мне жизнь, удачно развернув машину, и вы мне ничем не обязаны…

— Отлично, не терплю быть обязанной кому-либо! И что же дальше? — выражение её лица не изменилось.

— Полагаю, вам следует решить вопрос об ужине и ночлеге. Здесь есть неплохой отель — маленький, но с приличным рестораном. Для иностранцев в баре держат пару бутылок настоящего ирландского виски. В некоторых номерах имеется ванна, паровое отопление, и для особо привередливых постояльцев в комплект постельного белья входит второе одеяло. За дополнительную плату в номере будет стоять ваза со свежими цветами — хозяин отеля, господин Макари, увлекается оранжерейным цветоводством…

— Вы получили от него подряд на рекламные работы? — перебила Боксона американка.

— Нет, но кроме меня, вы не найдете здесь человека, говорящего по-английски без акцента. Хотя ваш французский, признаться, недурен, — когда вы требовали открыть дверь в палату интенсивной терапии, весь городок наслаждался мелодичностью вашего вирджинского диалекта…

Аделина недовольно фыркнула, но на Боксона уже смотрела с интересом. Он продолжал:

— Францию называют старшей дочерью католической церкви, и здесь весьма жизненным является принцип: в чужой монастырь не ходят со своим уставом. Здесь свои порядки и не нам их менять. Поэтому рекомендую подчиниться действующим правилам, которые, кстати, не так уж и плохи… Позвольте мне донести вашу сумку до отеля…

Через час они ужинали в ресторане; Боксон рассказывал мисс Трэйтол подробности дорожного происшествия; врал безбожно; она слушала с выражение снисходительной скуки на лице; понимала, что правду она все равно не узнает, и потому превосходный жареный цыпленок под ягодным соусом был ей более интересен, чем вся общенациональная сводка французской криминальной полиции за прошедшую неделю.

— Скажите, Боксон, — спросила Аделина, отодвигая от себя опустошенную тарелку и доставая сигарету, — каким образом я могу перевезти Эдварда в Париж?

— Это несложно организовать, — ответил Боксон, учтиво щелкнув невероятно исцарапанной зажигалкой «Зиппо», — существуют специальные фирмы по транспортировке лежачих больных, но есть ли смысл тревожить тяжелораненого? Пуля сорок пятого калибра после проникновения в полость человеческого тела начинает вибрировать и наносит страшные повреждения внутренним органам, и если рана недостаточно зажила, имеется реальная опасность осложнения. Тем более, что у Эдварда серьезно травмировано легкое, врачи опасаются пневмонии… Я бы на стал его вывозить из этой больницы, как минимум, ещё недели две…

— Почему у вас такая обшарпанная зажигалка? — отвлеклась от темы Аделина. — Вы отобрали её у клошара?

— Нет, — очень серьезно ответил Боксон, — я купил её в Брэдфорде, штат Пенсильвания, в магазине при фабрике зажигалок. А героические царапины на ней из-за того, что три года назад она упала на песок и по ней проскрежетали гусеницы бронетранспортера. Она была со мной все пять лет службы в Легионе и я считаю её почти родным существом.

— Вы служили в Иностранном Легионе? — презрительно уточнила американка. Боже, с кем только не приходится работать моему несчастному брату!..

— Что поделать, ведь для выполнения задания правительства он вынужден подбирать соответствующих этому заданию специалистов…

— И в чем вы специалист?

— Я могу с пятидесятикилограммовым грузом пройти пятьдесят километров без остановки, имею навыки выживания в пустыне и джунглях, умею прыгать с парашютом в темное время суток и танцевать вальс…

— Танцевать вальс, видимо, ваше призвание!..

— Вряд ли, у профессиональных танцоров другое телосложение! Скорее, я не буду слишком часто наступать на ноги моей партнерше… Я люблю посещать дансинги, там всегда можно встретить столько интересных людей!..

— С Эдвардом вы познакомились в дансинге?

— Нет, на пляже…

С лица Аделины уже исчезла презрительность, видимо, ужин действительно оказался недурен и улучшил её настроение. Она с интересом смотрела на бывшего легионера — этот парень с насмешливым глазами и со шрамом на лбу был так непохож на всех её знакомых мужчин… Она спросила:

— А за что вас загнали в Иностранный Легион?

— Вообще-то в Легион идут добровольно, — улыбнулся Боксон. — Я сбежал в Легион от разочарования в мирной жизни…

— Вам не хватало приключений?

— Нет, пожалуй, меня не устраивало их качество…

— И в Легионе вы нашли ту жизнь, которая вам по душе?..

— В Легионе я нашел много интересных людей, отсутствие скуки и офицерские погоны…

— Вы всегда говорите заранее заготовленными фразами? — Аделина приступила к десерту — клубничное желе в сахарной пудре. Официант принес кофе.

— У меня было много времени на размышления, — доверительно произнес Боксон, — и ответы на некоторые традиционные вопросы складывались в моем подсознании годами…

— А на импровизацию вы не способны?.. — Аделина кокетливо прищурилась.

— Самая лучшая импровизация — это та, которая отрепетирована заранее!..

— О, ваши затертые афоризмы становятся невыносимыми! Хоть какую-нибудь тему вы сохранили нетронутой?

— Да, безусловно! Например, я никогда не мог понять, в чем глубинный смысл теории относительности Эйнштейна…

— Вот это-то как раз несложно: профессор Эйнштейн утверждал, что в разных точках пространствах время течет по разному, и если на Земле проходит год, то на орбите Плутона — всего лишь месяц. Что-то в этом роде, я и сама толком не понимаю!..

Они оба засмеялись, и Аделина снова задала вопрос:

— Чем вы с Эдвардом занимались в этой глуши?

— Обыкновенная рутина: проверка местности на предмет установления запасных квартир для курьеров.

— Лжете! Такой работой занимаются стажеры из торгово-промышленной палаты. Вы сами перечислили ваши легионерские навыки — для квартирмейстерской работы таких специалистов не привлекают.

Боксон внимательно посмотрел Аделине в глаза:

— А какой ответ вы бы хотели услышать от специалиста моего профиля?

Аделина молчала. Боксон улыбнулся и продолжил:

— В Иностранном Легионе существует закон: если не хочешь услышать ложь, не задавай легионеру вопроса о его прошлом. Полагаю, что подобное правило действует и в некоторых правительственных ведомствах Соединенных Штатов. Во избежание нежелательных ответов рекомендую: впредь не задавать заведомо безответные вопросы кому бы то не было. Надеюсь, вы по достоинству оценили мою камердинерскую вежливость в этот зимний вечер?

— А разве вежливость бывает камердинерской? — неожиданно усталым, и оттого доверчивым тоном спросила американка.

— Бывает! — подтвердил Боксон. — Когда-нибудь я расскажу вам о той Англии, которую не успевают увидеть туристы. А сегодня лучше пойти спать. Доктор Гальпен обещал мне на завтра непродолжительный разговор с Эдвардом, я зайду за вами в восемь…

Трэйтол улыбался уголками губ, говорить ему было тяжело, каждый глубокий вдох отдавался в легких тупой болью, но глаза американца смеялись — Боксон рассказывал всякую чепуху об ужине с Аделиной:

… — И когда несчастный гарсон, шаркая плоскостопными ногами, наконец-то принес десерт, твоя сестра потребовала таблицу калорийности этого блюда! Что, среди американских женщин начался новый массовый психоз?..

— Чарли, — еле слышно прошептал Трэйтол, когда Аделина на минутку вышла из палаты, — найди Пеллареса!..

— Я постараюсь, Эдди! — так же тихо прошептал Боксон. — Ни о чем не беспокойся, лечись, встретимся в Париже, адрес для контакта я оставлю твоей сестре…

— Она дура, не доверяй ей… — успел прошептать Трэйтол, и в палату вошел старший инспектор Дамерон.

— Великолепно! — произнес полицейский. — Значит, вы обо всем уже договорились? Впрочем, я все равно должен записать показания господина Трэйтола. Доктор Гальпен дал мне полчаса. Господин Боксон, оставьте нас одних…

На этот день операций не планировалось, и хирург Гальпен в своем кабинете просматривал сложенную на столе стопку научно-медицинских журналов. Попросившему разрешения войти Боксону он молча указал на кресло перед столом.

— Если вас интересует состояние вашего друга, то оно стабильное и господин Трэйтол будет жить. При соблюдении должного образа жизни и правильного питания через год он сможет бежать марафон…

— Мою благодарность не выразить словами, доктор, поэтому давайте поговорим о вас… — предложил Боксон.

— Обо мне? — удивился Гальпен. — Странно, обычно обо мне друзья и родственники моих пациентов говорят или до операции, или после похорон…

— Операция, доктор, была, вне всякого сомнения, превосходна!.. Но меня больше интересует то, что было до операции… Кстати, если вы захотите послать меня к черту, то я удалюсь немедленно. Заодно обещаю вам сохранить секретность нашей беседы.

— Ого! — Гальпен отложил журнал, заложив руки за голову, откинулся в кресле, улыбнулся и с любопытством посмотрел на Боксона. — И что же вас интересует?

— Вы ведь попали в Гватемалу в сентябре 69-го, помогали пострадавшим от урагана «Франселия»?

— Да, именно так!..

— Багаж Общества Красного Креста, с которым вы возвратились из Гватемалы, просматривался на французской таможне достаточно тщательно?

— Нет, такой багаж традиционно проверяется исключительно формально, но из Гватемалы я возвратился только со своим чемоданом — Обществу Красного Креста нечего вывозить из этой бедной страны…

— Когда вы работали в Гватемале, вам приходилось лечить раненных партизан?

— В Гватемале мне приходилось делать сотни операций, а в госпиталях Красного Креста не подразделяют пациентов по их политическим убеждениям.

— Вы встречали в Гватемале человека по имени Эухенио Пелларес?

— Не помню! — хирург продолжал улыбаться.

— Вы не привозили из Гватемалы какое-либо оружие?

— Нет, даже набор скальпелей из своей операционной я оставил в госпитале своему преемнику.

— Вас не удивляют мои вопросы?

— Нисколько, господин Боксон! Каждый вечер вы бродите по нашему городку, подолгу разговариваете с продавцами в магазинчиках, со служащими на бензоколонках, переговорили со всеми работниками нашей больницы… Вы даже заходили в котельную муниципального комплекса, беседовали с кочегарами… Почему бы вам, наконец, не поговорить со мной?.. У кочегаров вы тоже спрашивали про Гватемалу?

— Нет, если бы я задал им настолько точный вопрос, старший инспектор Дамерон не отпустил бы меня в Бельгию, и мне пришлось бы обращаться за помощью к адвокату, а также — к британскому консулу. Не нужно искушать судьбу…

— А вы не боитесь, что я передам наш разговор инспектору Дамерону?

— Нет, доктор, я этого не боюсь! Потому что тогда мне, конечно, придется давать нежелательные объяснения, но и вы рискуете попасть на заметку в блокнот Дамерона, а он — человек терпеливый, и эта заметка вполне может дождаться своего часа…

— И как много вы обнаружили горожан, имеющих контакты с Гватемалой?

— Только вы, доктор Гальпен… — Боксон грустно улыбнулся, и, так как хирург молчал, добавил: — Я не смею уличить вас в чем-либо недостойном… Но я очень не хочу, чтобы воскресное дорожное происшествие когда-нибудь повторилось…

Что ж, — произнес Гальпен, — надеюсь, вы пройдете свой жизненный путь без дорожных происшествий!..

— Я тоже на это надеюсь, но, как говаривал тот древний римлянин: «Хочешь мира — готовься к войне!»…

— Излишней подозрительностью вы рискуете довести себя до шизофрении, господин Боксон!..

— Если бы я был менее подозрителен, то в вашем морге сейчас лежал бы мой труп…

— Вам ещё представится шанс попасть туда!.. — хирург поднялся, давая понять, что разговор окончен.

— Ваши слова звучат очень вдохновляюще! — Боксон шагнул к двери, но вдруг обернулся: — Скажите, доктор, в нескольких словах: как вы охарактеризуете гватемальское партизанское движение?

— Коммунистические романтики пополам с отчаявшимися крестьянами, казалось, у Гальпена был заранее заготовленный ответ. — Как и любое восстание — борьба за справедливость, а во дворцах справедливость понимают иначе, чем в хижинах… Гватемала — не исключение. Из национальных особенностей следует отметить прежде всего наличие большой доли индейцев — в этой стране индейцы составляют больше половины населения. Неоправданная, а, следовательно, бессмысленная жестокость правительственных войск, частные бандитские армии под видом охраны латифундий и, как апофеоз, — «эскадроны смерти», точнее, их местная разновидность — «мона бланко». Они тоже воюют за справедливость, но за свою. Помножьте все это на нищету, коррупцию и католическую церковь — формула гватемальской гражданской войны перед вами. Я — хирург, а не геополитик, но, на мой взгляд, такое положение характерно для всех банановых республик. Зачем вам это?

— Я всегда интересовался историей Центральной Америки, доктор, и для меня ценно мнение очевидца…

…Боксон с задумчивым видом сидел в вестибюле больницы, когда к нему подошел старший инспектор Дамерон.

— Прогуляемся, господин Боксон, у меня к вам опять возникли вопросы…

На улице Дамерон указал направление — к полицейскому участку, и задал вопрос:

— Почему вы не рассказали мне, что Трэйтол работает в госдепартаменте Соединенных Штатов?

— Потому что я не уверен, что он работает именно там… — ответил Боксон.

— Не уверен? Как следует понимать эти слова?

— А так и следует: не уверен. Я не знаю, работает ли господин Трэйтол на правительство Соединенных Штатов или нет. Он не показывал мне своего служебного удостоверения — мне достаточно его лицензии частного детектива и регистрационных документов агентства «Трэйтол и компания»…

— К черту это агентство! Насколько я знаю, сотрудник государственного учреждения Соединенных Штатов не имеет права занимать какой-либо пост в частной фирме. Так что передо мной опять проблема: какие из документов господина Трэйтола являются фальшивыми?

Боксон остановился, огляделся по сторонам и тихо спросил:

— А если все его документы являются настоящими? — и посмотрел Дамерону в глаза.

Дамерон, не отводя взгляда, выдержал паузу, чуть улыбнулся уголками губ и так же тихо ответил:

— В таком случае, парни, вы исполняли на территории Французской республики несанкционированную её правительством миссию. И если об этом узнают журналисты, то готовы ли вы отвечать на их нескромные вопросы?..

— Точно в такой же мере, как и вы, господин старший инспектор…

— То есть — совершенно не готовы… — подвел итог Дамерон.

На этот раз они прошли в кабинет старшего инспектора. Как и в любом личном кабинете, там находилось несколько вещей, свидетельствующих о пристрастиях хозяина: традиционные дипломы за призовые места в стрелковых соревнованиях, картина — озеро с утками, большая топографическая карта района.

— Хотите кофе? — спросил старший инспектор, снимая пальто.

— Нет, благодарю вас!..

— В таком случае приступим к очередному осмыслению ситуации…

Дамерон уселся за стол, положил перед собой чистый лист бумаги, достал карандаш.

— Полагаю, — начал полицейский, — вы снова собираетесь рассказывать о деятельности вашего сыскного агентства и о мифическом американском клиенте. Так вот, если раньше я был готов принять это сомнительное объяснение, то сейчас рекомендую рассказать что-нибудь более правдоподобное. Пока наш разговор не протоколируется, так что можете пофантазировать, но не слишком долго — бездарные фантазии чересчур утомительны…

— А если мне нечего добавить к своим предыдущим показаниям?

— Тогда я начну официально вести протокол, и первый вопрос будет такой: вы знали, что господин Трэйтол работает в Центральном Разведывательном Управлении?

Боксон ответил сразу же, не раздумывая:

— Нет, я этого не знал.

— Хороший ответ, иного я и не ждал! Тогда поделитесь со мной результатами ваших розыскных действий, а то мои парни, наблюдающие за вами, в список ваших контактов занесли чуть не половину горожан. У вас такая манера — разговаривать со всеми, кто встретится на прогулке?

— Я всего лишь пытаюсь понять связь между прошлогодними гильзами от «кольта» и деятельностью агентства «Трэйтол и компания».

— И каковы успехи?

— Нулевые. Но больше всего меня волнует отсутствие результатов в ваших розыскных мероприятиях, хотя отрицательный результат — тоже результат…

— Полностью с вами согласен! — Дамерон отодвинул от себя оставшийся чистым лист бумаги, сверху положил карандаш. Потом достал из стола брюссельскую франкоязычную газету.

— Интересные дела, Боксон, свершились полторы недели назад в Брюсселе! Бельгийские коллеги арестовали сразу двух вооруженных латиноамериканских террористов. При аресте произошла небольшая перестрелка. Вы имеете к этому какое-нибудь отношение?

— Нет, господин старший инспектор! Почему вы сделали столь странный вывод о моей причастности?

— Вы же сами рассказали о тематике вашей работы — связь европейских оружейных торговцев с латиноамериканскими революционерами. А так как вы приехали к нам из Бельгии, то причина нападения на вас имеет свои корни именно там. Предвидя ваше опровержение, сразу соглашусь — при имеющихся на сегодня фактах никаким судом такая связь доказана быть не может. Но послушайте, Боксон! — старший инспектор заговорил громким шепотом. — Я не хочу оставлять в нашем городе эту бомбу замедленного действия!.. Я не хочу, чтобы снова началась стрельба на дороге!.. Я не хочу, чтобы ради какой-то там революции убивали французских граждан, ибо я — представитель органов порядка, и республика поручила мне охранять порядок, и я буду делать это так, как умею!.. Даже если я умею это делать не очень хорошо!..

Боксон молчал. Дамерон заговорил обычным голосом:

— Я не хочу, чтобы здесь повторились события мюнхенской олимпиады. Предъявить вам мне нечего, но я могу очень испортить вам несколько ближайших месяцев. Достаточно организовать утечку информации, как в фокусе внимания окажется господин Трэйтол с интересными датами прохождения чилийской таможни, а странное несоответствие статуса государственного служащего со статусом частного детектива заставит вмешаться в это заурядное уголовное дело государственные структуры как Штатов, так и Республики. О вас я не беспокоюсь — вы способны прямо из этого кабинета пешком добежать до бельгийской границы, но потом вам никогда не выехать с Острова. Вы что-то ищете, что-то вам известно такое, что должно навести на след, но я этого не знаю. Я даже не знаю, связано ли как-нибудь событие в Брюсселе с событием на дороге. Но я могу подсказать журналистам нужное направление, а уж они раздуют сенсацию самостоятельно. Ещё немного неопределенности и я уже спокойно приглашу британского консула. Но если это произойдет, дороги назад уже не будет!

Боксон продолжал молчать, Дамерон закурил, потом продолжил:

— Я предлагаю сделку. Вы даете мне известное вам направление поисков, а я не препятствую вашему выезду за границу.

— А информация журналистам? — спросил Боксон.

— Они ничего не узнают. Подробности дела не выйдут за стены этого кабинета, а имея нужное направление розыска, я смогу заниматься им достаточно долго — эти чертовы «кольты» находятся здесь как минимум больше года, следовательно, они или их хозяин будут оставаться здесь и в будущем. Рано или поздно, имея реальную зацепку, я до них доберусь. Итак, ваш ответ?..

Боксон молча посмотрел на часы, потом на закрытое жалюзи окно, взял со стола карандаш, пододвинул поближе газету и сделал два росчерка на тексте статьи. Дамерон взглянул на отметки. Карандашными кружками были обведены слова: «Гватемала» и «женщина сумела скрыться». Боксон сказал:

— С вашего позволения, я должен идти, через два часа в сторону Брюсселя отходит рейсовый автобус. Проследите, пожалуйста, чтобы господину Трэйтолу не препятствовали в выезде в Соединенные Штаты — он и без того достаточно пострадал…

Боксон поднялся со стула, но старший инспектор остановил его движением руки:

— Мне сорок семь лет, Боксон, и я уже никогда не стану комиссаром полиции, и меня уже не сошлют в провинцию, как это случилось двадцать лет назад, но, даже выйдя на пенсию, я буду искать этого человека. Поверьте, это не очень сложно — проверить всех местных жителей, нас в этой глуши не так уж много… Я найду его!..

Оружейный торговец Мартин Ренье никогда не был трусливым человеком, поэтому приветствовал вошедшего в его кабинет Боксона почти радостным возгласом:

— А я вас ждал!..

— Конечно, — согласился Боксон, — и я не мог заставить вас томиться ожиданием…

— Если вы хотите спросить меня о гватемальце по фамилии Пелларес, то он мне так и не позвонил, — доложил Ренье.

— Признаться, я несколько удивлен столь радушным приемом, — сказал Боксон. — Помниться, мы расстались далеко не друзьями…

— Да, ваш прошлый визит не доставил мне удовольствия! Но времена меняются, и вчерашние враги становятся союзниками…

— Не рано ли вы сочли меня своим союзником, господин Ренье?..

— Если вы так настаиваете, то я готов изменить формулировку. Ведь сам факт отсутствия между нами вражды говорит о многом, и прежде всего — о реальной вероятности взаимовыгодного сотрудничества…

— Весьма занятная мысль…

— Не следует смеяться даже над самыми фантастическими предположениями, господин Боксон! Во время нашей прошлой встречи своей осведомленностью вы доказали серьезность вашего дела. Серьезность моего дела доказана более чем столетним существованием нашей семейной корпорации. А два серьезных дела всегда найдут сферы деятельности для взаимовыгодного партнерства. Если у вас есть возражения, давайте покончим с ними прямо сейчас и начнем, как пишут политологи, качественно новый раунд наших переговоров…

— Допустим, я не отрицаю возможность неких договоренностей… — произнес Боксон. — Мой интерес к вам известен — это ваши контакты с Эухенио Пелларесом, как прямые, так и через посредников. Какой у вас интерес ко мне?

Секретарша принесла кофе и печенье. Ещё во время прошлого визита Боксон обратил внимание, что секретарем у Мартина Ренье работает скромно одетая женщина возраста далеко за тридцать, в туфлях на низком каблуке и с минимумом косметики. Тогда же Боксон отметил, а сейчас подтвердил свое наблюдение, что в приемной перед кабинетом торговца царит абсолютный порядок — каждая вещь на своем месте, на столе не валяются всякие несущественные бумажки, литеры на пишущей машинке чистые, провода у телефонов не спутаны. Оружие — серьезный бизнес, в нем людей оценивают только по деловым качествам…

— С помощью моих американских друзей я навел справки о детективном агентстве «Трэйтол и компания», — заговорил Ренье, когда секретарша вышла из кабинета. — Об этой фирме ничего не известно. Только её регистрационный номер в налоговом ведомстве. Но фирма существует уже четыре года. Американцы очень ценят время и деньги, следовательно, вряд ли агентство «Трэйтол и компания» все четыре года ничем не занималась. Таким образом, я делаю предположение: ваше агентство — всего лишь авангард, небольшое передовое прикрытие более мощной, но нежелающей по каким-то причинам себя афишировать, организации. И работает агентство «Трэйтол и компания» исключительно по её заданиям. Я не требую подтверждения или опровержения моих умозаключений — они абстрактны. Я просто довожу до вашего сведения — фирма Мартина Ренье нуждается в информации, которой располагает фирма «Трэйтол и компания». И более всего меня интересуют мои конкуренты. Оплата услуг возможна в любой валюте, наличными и недокументированно. Цена услуг — прямо пропорциональна ценности информации. Ваш ответ?

— А вы не боитесь, что та неизвестная вам организация, скрывающаяся за ничтожным детективным агентством, не сочтет нужным передавать вам истинно ценную информацию? — спросил Боксон.

— В таком случае мы, что называется, остаемся при своих. Но кому от этого выгода? Только моим и вашим конкурентам!

— Что вы подразумеваете под термином «ваши конкуренты»? — насторожился Боксон.

— Конечно же, я не имею никаких сведений о ваших конкурентах, господин Боксон! Но разве в наших предварительных переговорах есть необходимость упоминать конкретные имена?

— Допустим, я соглашусь на возможность нашего сотрудничества, — сказал Боксон. — Но сейчас в этом кабинете отсутствует директор фирмы господин Трэйтол, а я не имею полномочий принимать решения такого уровня без его непосредственного участия…

— А если я предложу сотрудничество не агентству «Трэйтол и компания», а непосредственно вам, господин Боксон?..

— Вы полагаете, я могу действовать сепаратно?

— А вы абсолютно отрицаете такую возможность?

— Абсолютного в мире ничего нет, особенно на стадии переговоров… Но я не уверен в своем положительном ответе…

— А вы не считаете возможной ситуацию, — Ренье постарался заглянуть Боксону в глаза, — при которой необходимые вам сведения я предоставлю только в обмен на необходимые мне?..

— В некоторых случаях разумнее вообще отказаться от контакта, чем как-либо платить за его неопределенную результативность… — сформулировал ответ Боксон.

— Согласен! Но вы не можете отказаться от контакта со мной, потому что вам нужен Пелларес, и если вы сегодня пришли сюда, то вариантов поиска у вас не так уж много…

— Будет глупо, если я начну сейчас набивать себе цену, господин Ренье, улыбнулся Боксон, — но даже для размышлений на эту тему мне необходим некоторый аванс.

— Уже? — сделал удивленное лицо Ренье. — И сколько же вы намерены запросить?

— Немного! — продолжал улыбаться Боксон. — Я бы даже сказал: самую малость. Мне нужен точный адрес Эухенио Пеллареса. Также меня крайне интересны адреса всех его европейских контактов.

Ренье несколько секунд размышлял, потом ответил:

— Несмотря на вашу блаженную улыбку, я не склонен счесть ваши слова шуткой. Мне неизвестен сегодняшний адрес Пеллареса. Все эти дни после вашего первого визита я ждал его телефонного звонка на мой парижский адрес, номер он знает, но полная тишина тянется до сих пор. Образно говоря, Пелларес как в воду канул…

— К кому из европейских торговцев он может обратиться ещё?

— Уже ни к кому. Известия о вашем визите к ван Хаарту и ко мне разнеслись по нашему довольно-таки ограниченному цеху, и Пеллареса с таким хвостом больше никто не примет — в нашем бизнесе чрезмерная жадность беспощадно наказуема…

— А если он обратиться к кому-либо вне, как вы выразились, вашего цеха?..

— То этот кто-либо окажется обыкновенным мошенником! — Ренье добавил себе кофе, хрустнул печеньем. — Вы представляете себе, какой объем занимает тысяча винтовок «маузер»?

— Мне случалось бывать на армейских складах… — признался Боксон. Тысяча единиц стрелкового оружия — это почти пехотный полк…

— Вот именно! Только у крупного торговца можно найти такое количество однотипных экземпляров, а крупные торговцы — наперечет, неожиданных и новоявленных здесь не бывает…

— Вам видней! — согласился Боксон. — Что, по-вашему, может предпринять Пелларес в сложившейся ситуации?

— Первое: найти надежного посредника и инкогнито обратиться к кому-либо из нас. Второе: искать оружие в другом регионе. Первый вариант сомнителен, потому что спрос на данную партию оружия оригинален и его дублирование вызовет подозрение. Второй вариант более вероятен, но перевозить через множество границ такую сумму зафиксированной в компьютерах Интерпола наличности опасно, причем не только из-за таможни — очень трудно найти такое количество надежных людей… Две сотни тысяч долларов — весьма серьезная цифра… Не исключаю, что и вы тоже гоняетесь именно за ней… — Ренье снисходительно улыбнулся и снова протянул руку за печеньем.

— Следующий вопрос, — проигнорировал подозрение Боксон. — Как, по вашему мнению, мы можем выйти на Пеллареса?

— Я не обладаю навыками детектива, — ответил Ренье, — но, наверное, начал бы с американских контактов данного персонажа — в Европу он прилетел из Штатов… Не забывайте — он связан крупной суммой наличных денег, это ограничивает его маневр… В Гватемалу, например, с такими деньгами он не вернется — за такие деньги там единомоментно организуют его бесследное исчезновение вместе с помощниками. Вероятна попытка Пеллареса отмыть деньги через криминальные структуры, но риск пасть жертвой примитивного ограбления чересчур велик… Полиция в таких случаях, насколько я знаю, начинает неторопливо обрабатывать постепенно поступающую информацию — рано или поздно Пелларес объявится… Если он, конечно, ещё жив…

— А почему он не может быть жив? — спросил Боксон.

— Потому, что не только вы знаете о крупной сумме денег, цифра с пятью нулями может заинтересовать кого угодно… — Ренье снова улыбнулся. Попробуйте печенье, господин Боксон, моя секретарша печет его превосходно…

— Вы высказали весьма занятное предположение, господин Ренье. — Боксон долил себе кофе и взял печенье. — Печенье действительно превосходно, но разве кто-нибудь ещё, кроме нас, справлялся о Пелларесе?..

— Нет, — покачал головой Ренье, — но Пелларес мог притащить за собой хвост из Гватемалы…

— То есть?..

— О его европейской миссии знали люди революционного движения. А любое революционное движение содержит в себе определенную долю авантюризма и равную ей долю авантюристов… А также обыкновенных провокаторов… Человек слаб, а контроль над революционной кассой так несовершенен… Пелларес ехал в Европу не наугад, здесь у него имелись какие-то контакты, которые, в свою очередь, могли быть известны кому-либо ещё… У вас умные глаза, вы отлично понимаете о чем я говорю…

— Вероятно, я действительно кое-что понимаю… В таком случае, мне следует начать перебор всех возможных контактов Пеллареса, начиная с университета «Сан-Карлос»… На это можно потратить жизнь!.. — Боксон усмехнулся. — Такой вариант поисков мало приемлем…

— А вы не перебирайте все его контакты — начните с самых вероятных. Впрочем, как я уже говорил — я не специалист в детективной деятельности…

— Самый вероятный контакт — это вы, господин Ренье. Поэтому я соглашаюсь на ваше предложение: вы — мне Пеллареса, я вам — доступную мне информацию. Боксон встал. — Полагаю, письменного заверения нашей договоренности не потребуется?..

Старший инспектор брюссельской полиции Леопольд Фришман, получив направление на работу в Интерпол, завершал все свои дела в отделе по расследованию убийств в спешке, тем более, что необходимо было подготовить для коллег материалы по нераскрытым преступлениям, а это требовало написания невероятного количества всяческих рапортов, отчетов и справок. В последние дни на рабочем месте Фришман даже перестал надевать кобуру со своим любимым «браунингом» — письменная работа занимала старшего инспектора с утра до вечера.

Взглянув на подошедшего к столу Боксона, Фришман осведомился:

— Где-то опять засели революционеры?

— Где-то, наверное, засели, но я, Лео, не знаю адреса!.. Что говорят молодые гватемальцы?

— Ты считаешь, что я должен выдать тебе конфиденциальную информацию следствия? — иронично спросил Фришман. — Ты всегда был довольно-таки нахален, но в этом учреждении твое нахальство неуместно!.. Какие проблемы, Чарли?

— Все те же, Лео!.. Мне чертовски не хватает этой самой конфиденциальной информации!..

— А я полагаю, что у тебя её излишек! Иначе какого черта в твой автомобиль всадили пять пуль сорок пятого калибра?..

— Восхищаюсь твоей работоспособностью, Лео!.. — воскликнул Боксон. — Ты успеваешь следить за международными событиями…

— Мы вместе были в семинарской группе профессора Маршана, и нынче меня переводят в Интерпол, так что храни тебя судьба от встречи со мной по разным сторонам закона!.. У нас поставили новый кофейный аппарат, пойдем, продегустируем механизированный кофе…

— Может быть, лучше пиво в баре напротив?..

— Во-первых, на улице зима и я не хочу влезать в пальто, а во-вторых, там тебя могут зафиксировать репортеры. Пей кофе и рассказывай!..

Кофе из автомата изначально не претендует на изысканность, поэтому Боксон не испытал чувства разочарования.

— Лео, мне нужны контакты наших гватемальских революционеров в Европе.

— Чарли, у этих парней с плантации все европейские контакты ограничились общением с горничными отеля! Мы их проверяли все эти дни непрерывно, они мелкие пешки для черной работы, знают лишь то, что позволено! К тому же, все дела переданы в анти-террористический отдел Интерпола. Не забывай — в Брюсселе штаб-квартира НАТО, здесь очень болезненно реагируют на появление разносторонних ультра…

— И что ты мне посоветуешь?

— Забудь о них!

— Из какой страны они прибыли в Европу и какой город был первым?

— Из Штатов, Амстердам.

— У тебя есть их американский адрес?

— Да, маленький мотель в Майами — «Серебряный аллигатор». Зачем он тебе?

— Хочу поговорить с хозяином заведения…

— Не советую, им вплотную занялось ФБР. Чарли, не лезь в это дело, твои действия могут неправильно понять с обеих сторон…

— Пожалуй, ты прав… Поговорить с гватемальцами нельзя?

— Ты смеёшься? Какой тебе разговор, скоро об этих парнях нам запретят даже думать!.. Чарли, — Фришман выбросил картонный стаканчик в мусорную корзину, не лезь в это дело!.. Поверь, мне будет крайне неприятно узнать, что моего однокурсника Чарли Боксона застрелил неизвестный мотоциклист!..

— Почему мотоциклист? — поинтересовался Боксон.

— Потому что на узких улицах бельгийских городов именно на мотоцикле легче всего оторваться от погони. А потом мотоцикл не так жалко бросить в подворотне.

— А что, у гватемальцев в Брюсселе имеются такие серьезные сообщники?..

— Не совсем у гватемальцев… У террористов — так будет точнее. В определенных ситуациях пути различных террористических группировок пересекаются, они помогают друг другу, разумеется, до тех пор, пока некоторое совпадение интересов им выгодно… Между прочим, это помогает их ловить чужие секреты хранятся менее надежно, чем свои. И ещё. Чарли, у меня сложилось впечатление, что ты знаешь, кто была та девка, которая тогда убежала от моих парней. Я ошибаюсь, нет?

— Будем считать, Лео, что ты ошибся.

— А если я тебя сейчас арестую?.. За сокрытие улик…

— Я начну требовать британского консула, адвоката и англо-фламандского переводчика. В припадке патриотизма я могу даже спеть «Боже, храни королеву!». Тебе нужна ещё одна проблема?..

— Пошел вон! — прорычал Фришман, и тут же остановил Боксона. — Подожди, Чарли! Как глубоко ты вляпался в это дерьмо?

— Пять пуль в автомобиль и одна из них в напарника — куда уж глубже!

— Что говорит французская полиция?

— Идет расследование. Старший инспектор Дамерон производит впечатление очень разумного и очень настойчивого человека.

— Ты действительно не можешь бросить это дело?

— Бросить можно всегда. Гораздо труднее потом будет поднимать. Лео, я все понимаю и очень благодарен тебе за этот разговор! У нас разные дороги, но если мы встретимся на каком-нибудь перекрестке, я всегда буду тебе рад!

— Заходи ещё, поговорим!..

Рудольф Баум родился в Дюссельдорфе под грохот бомбежки — американские «летающие крепости» ровняли город с землей. Отец Рудольфа пропал без вести где-то в Курляндии, мать с утра до вечера собирала радиоаппаратуру в одном из цехов Грюндига. Ей повезло — стабильный паек в послевоенной Германии доставался далеко не каждому. Потом появился американский сержант. Он служил в авиационной части, на свидания приезжал на мотоцикле, привозил сигареты и консервы, и несколько раз прокатил маленького Руди, посадив его впереди себя на бензобак. Эти скоротечные поездки произвели такое впечатление на мальчишку, что уже в четырнадцать лет Рудольф Баум угнал свой первый мотоцикл обшарпанный «БМВ» довоенного выпуска. Потом были ещё и ещё, потом нашлись покупатели на запчасти, и в шестнадцать лет парня арестовали — в тот раз он мчался на великолепном «харлее», уведенном прямо от дома какого-то американского полковника. Приговор был условный — судья, бывший танкист вермахта с ожогами на лице, вспомнил своего собственного сына, не успевшего с матерью добежать до бомбоубежища осенней гамбургской ночью 44-го. Испугавшийся Рудольф на какое-то время затих, добросовестно ходил на работу — он устроился подмастерьем на стройку, экономический подъем Германии требовал колоссального нового строительства, безработица скатилась к нулю.

Чуть позже, во время службы в бундесвере, он оказался в автомобильном подразделении, и армейский инструктор, бывший преподаватель автомобильного дела в «Гитлерюгенд», научил Рудольфа чувствовать мотор как сердце — по ритму. Но однажды, во время увольнительной, молодой солдат не удержался и прокатил свою девчонку на чужом мотоцикле — бесстрастно пройти мимо покинутой хозяином могучей «кавасаки» оказалось ему не под силу. Осуществить угон было так легко и просто, что после демобилизации Рудольф восстановил деловые знакомства, и предложил подпольным коммерсантам свои услуги. Целый год он перегонял угнанные мотоциклы в Бельгию, откуда их недорого продавали во Францию. Однажды вечером за Баумом погнался полицейский патруль, и бросив угнанную в тот раз «хонду», Рудольф перебежал на французскую территорию. Во Франции хватало своих специалистов по чужим мотоциклам, и отчаявшийся немец записался в Иностранный Легион.

Завершив свой пятилетний срок службы в парашютно-десантном полку Легиона, Рудольф Баум без промедления приехал в Бельгию, спешно женился на своей давней подружке Еве, дочери одного из скупщиков мотоциклетных деталей, и получил официальное разрешение на жительство в Бельгийском королевстве — в родную Германию Баум возвращаться не хотел. Рудольф не изменил своему призванию маленькая ремонтная мастерская тестя с приходом талантливого механика получила неплохие предпосылки для успешного развития. По вечерам Баум наслаждался покоем Брюсселя, пил пиво и доводил до совершенства побывавший в несложной аварии и по этому случаю недорого купленный «мерседес-бенц».

В тот вечер Баум задержался в мастерской допоздна. Завершил полировку поверхности выправленного и заново окрашенного капота; выпил пива; подумал о необходимости найма подручного работника, лучше всего — какого-нибудь турка; в очередной раз выругался в адрес арабов с их нефтяным эмбарго (а на «мерседес» бензину не напасешься!); с радостью вспомнил о беременности жены; закурил. Звонок в дверь прервал размышления.

— Привет, Руди! — на пороге мастерской стоял Чарли Боксон, в Легионе они служили в одной роте, но контракт Баума закончился на год раньше. Хорват Илашич из минометного взвода как-то трепался, что сержант Боксон — родной внук самого Черчилля, никто, конечно, этому болтуну не поверил, но когда англичанина вдруг направили в офицерскую школу, то даже самые закоренелые скептики поколебались в своих убеждениях. (Почему-то никому не пришла в голову простая мысль о том, что выпускник Сорбонны Чарли Боксон — единственный в батальоне, кто мог складно и без единой ошибки написать по-французски рапорт не менее чем на трех страницах).

— Разве в автомастерской можно курить? — спросил Боксон задумчиво молчащего Баума.

— Привет, Чарли! В этой мастерской мне все можно. Заходи!

Они сели за маленький конторский стол, Боксон выставил принесенную с собой бутылку «Джонни Уокера», Баум достал из шкафчика стаканы:

— Я рад тебя видеть, Чарли! Прозит!

— Прозит, Руди, я тоже рад тебя видеть! Как твои дела?

— Могли бы быть лучше. Как у тебя?

— По-разному! Скажи мне, что это такое?

Боксон положил на стол ключ, несколько дней назад вынутый из кармана Пеллареса. Баум неторопливо взял предмет исследования, повертел между пальцами, внимательно осмотрел со всех сторон. Зазвонил телефон.

— Мастерская! Да, дорогая, скоро приду!.. — ответил Баум и положил трубку. — Мы живем в соседнем доме, но жена все равно беспокоится.

Боксон понимающе кивнул.

— Эта железка очень похожа на ключ от сейфа, — сказал после некоторого молчания Баум, — но вот при чем тут славный город Брюгге?.. Надпись не отштампована на заводе, её выгравировали потом, когда замок был установлен в конкретном месте… Такие ключи выдаются клиентам индивидуальных банковских сейфов, но для того, чтобы открыть сейф, требуется второй ключ, который хранится в банке. Но вот надпись?..

— Это может быть названием отеля? — спросил Боксон.

— Точно, Чарли, это ключ от сейфа камеры хранения отеля! — обрадовался Баум. — В Брюсселе есть отель «Брюгге»…

— Да, есть, — согласился Боксон, — я смотрел в телефонной книге, а также это может быть ключ от корабельного сейфа…

— Может быть… Но я бы сначала проверил отель.

— Правильно, Руди! Я бы пошел в отель сам, но меня могут там ждать… Недавно меня уже встречали, я удивляюсь, что остался жив…

— А за тобой следом не идут? — забеспокоился Баум. — У меня семья…

— Нет, Руди, я всю дорогу проверялся, — успокоил его Боксон. — Но если в сейфе лежит то, о чем я думаю, значит, в отеле какой-нибудь неприятный сюрприз или даже засада. Организовывают её люди неглупые и дерзкие, перестрелка в центре Брюсселя их не смутит, и мне нельзя появится даже рядом с отелем. Кстати, сначала все-таки надо узнать, оттуда ли этот ключ. Твои предложения?

— Надо найти кого-нибудь, не вызывающего подозрений. Или подкупить кого-нибудь из отеля. А что должно быть в сейфе?

— Извини, Руди, но лучше тебе этого не знать!..

— А тогда какого черта ты завел весь этот разговор?

— Захотелось порассуждать вслух… Не обижайся, Руди, один мой напарник уже в больнице с пулей сорок пятого чуть выше сердца, а у тебя действительно семья. Как ты думаешь, кто может поселиться в отеле, не вызывая подозрений?

— Женщина, молодожены, священник…

— За два дня работы надежного осведомителя я заплачу пятьсот баксов плюс расходы на отель и проверочную аренду сейфа. И твои комиссионные — тоже пятьсот.

— Что требуется узнать?

— Какие ключи у сейфов в камере хранения, кто из работников имеет доступ к сейфам, система внутренней охраны — хотя бы внешние признаки. И подозрительные люди в отеле и около него.

— Когда нужно начинать?

— Завтра, ты же обещал жене скоро быть дома…

— Договорились! Давай аванс, встретимся здесь завтра вечером. Ещё какие проблемы?

— Я оставил свои вещи в пансионе, но хотелось бы переночевать в каком-нибудь спокойном месте с женщиной.

— Здесь по соседству живет Хельга, она сдает комнату на ночь. За дополнительную плату договоришься о сексе. Она не уличная, работает на трикотажной фабрике, но одной растить парня тяжело…

Баум поднял телефонную трубку, набрал номер:

— Хельга? Это Рудольф Баум! Моему приятелю надо переночевать, у тебя свободно? Не беспокойся, он тихий парень!.. Отлично, через десять минут он подойдет. — Баум положил трубку и повернулся к Боксону. — Можешь идти прямо сейчас, дом через дорогу напротив, квартира 8, на третьем этаже. И учти — я за тебя поручился!

— Спасибо, Руди! До завтра!..

Дверь квартиры номер 8 открыла крашеная блондинка, в тусклом свете лестничной лампы она выглядела лет на тридцать.

— Здравствуйте, я от Рудольфа Баума, — сказал Боксон. — Меня зовут Чарли. Простите, я не говорю по-фламандски.

— Здравствуйте, я ждала вас. Меня зовут Хельга. Проходите! — она провела Боксона по маленькой прихожей. — Вот комната. Рудольф сказал вам, сколько за ночь?

— Нет, он решил, что это — не его дело…

Хельга назвала сумму, и Боксон вдруг догадался, как важен ей этот дополнительный, тщательно скрываемый от налогового департамента, источник доходов.

— Согласен, — сказал Боксон и отсчитал деньги за два дня вперед. — Сколько будет стоить ночь с вами?

— Ещё столько же, — ответила Хельга.

Боксон снова отсчитал такую же сумму и спросил:

— Что на завтрак?

— Кофе. Все остальное оплачивается отдельно. На заказ блюда не готовлю рано утром тороплюсь на работу.

— Отлично. Сегодня я уже поужинал, если вы не против, то я хочу лечь сейчас.

— Вон там — душ. Вот ваше полотенце. Мужского халата у меня нет. Сигареты не найдется?.. — спросила Хельга.

Боксон протянул ей пачку «Лаки Страйк».

— Мы не помешаем вашему ребенку? — спросил он.

— Нет, он спокойный мальчик, спит крепко…

Скользнув к Боксону под одеяло, Хельга прошептала: «я не целуюсь в губы», и потом, в оргазме, её тело содрогалось судорогой наслаждения, и её зубы впились Боксону в плечо, так она старалась сдержать крик, и эта неожиданная боль продлила ему остроту блаженства. Потом они молча курили, красными огоньками сигарет освещая комнату, и Боксон почувствовал, как спадает с него груз напряжения последних дней, как становится легко и спокойно, он потушил свою сигарету, и начал целовать грудь женщины, шепотом повторяя: «спасибо тебе, Хельга», она улыбнулась и сказала:

— Жаль, что ты ненадолго…

Вечером следующего дня посланный на разведку в отель «Брюгге» старый автомеханик Филипп Лендгарт, тесть Баума, выложил на клеенку стола два ключа, с ощущением собственной значимости наполнил свой стакан из новой, принесенной Боксоном бутылки все того же «Джонни Уокера», и начал рассказывать:

— Отель так себе, в пятидесятом мы с женой ездили в Антверпен, так там мы выбрали себе намного лучше. Постояльцы в этом «Брюгге», в основном, разные провинциалы, коммивояжеры, из иностранцев — какие-то мелкие коммерсанты и туристы. В камере хранения два вида сейфов — большие и маленькие. Больших двенадцать штук, маленьких, на другой стене — двадцать восемь. Я-то сначала арендовал маленький, положил туда пакет, потом говорю, мол, надо бы чемодан на хранение сдать, мне говорят, пожалуйста, я и один большой занял. Замков в каждом сейфе два, ключ от одного у меня, от другого — у старшего портье, если надо сейф открыть, то вместе идем в камеру хранения, я открываю свой замок, он — свой. Кроме старшего портье, никто входить в камеру хранения не имеет права. Если я свой ключ потеряю, то сейф откроют запасным, запасные ключи хранятся у главного управляющего…

— Почему такие строгие порядки, как в банке? — поинтересовался Боксон. Первый раз о таком слышу…

— Коммерсанты, клиенты отеля, постоянно в разъездах по стране, свои вещи и ценности оставляют не в номерах, а в сейфах! Туристов тоже возят на экскурсии, не будут же они все свои деньги с собой таскать. Да и вообще — не такая уж это и редкость…

— Что про охрану отеля?

— В охране отеля пара крепких парней, отставные полицейские, один постоянно ходит по коридорам, другой всегда сидит внизу в холле. Пиджаки у них не оттопыриваются, но оружие наверняка есть, какие-нибудь маленькие пистолеты. Из маленького пистолета человека завалить запросто, я знаю случай, в сорок третьем году один парень из Сопротивления ухлопал немецкого майора из дамского револьверчика двадцать второго калибра, я тогда в облаве чуть в заложники не попал… Потом того парня в жандармерии расстреляли… Ага, значит, два дня назад напротив отеля уселся чистильщик обуви, мальчищка-араб, а на углу квартала стоит такой зеленый «пежо» с двумя арабами. Кого-то пасут, не иначе… Уборщицей в отеле работает одна моя знакомая, мы вместе с её мужем в начале войны в Дюнкерке с разбитых машин запчасти снимали, союзники тогда много техники бросили, покрышки на рынке хорошо шли, ремни приводные, прочая резина… Приятель-то мой лет десять, как от рака легких сгинул, курил, конечно, все больше покрепче, французские, «Житан», а жена, значит, в отель устроилась. Все десять лет там проработала, так что, если узнать чего, то к ней поедем, она все и расскажет. Горничные, они народ такой, — их никто не замечает, а им-то все про всех известно!.. Пожалуй, вот и все. Завтра, как договорились, из отеля съезжаю, или ещё требуется остаться?..

— Нет, господин Лендгарт, теперь, если что понадобится, у вашей знакомой спросим, а вам там светиться ни к чему, арабы не просто так сидят — ждут! Прозит! — Боксон поднял стакан.

— Прозит, ребята, берегите себя, мне одному внука не вырастить!..

Принесенные Леднгартом ключи были почти точными копиями ключа Боксона, если не считать, разумеется, вырезов на рабочих поверхностях — такие же никелированные, с такими же выгравированными буквами «Брюгге».

— Заглянуть бы в книгу регистрации клиентов… — задумчиво произнес Боксон.

— Запросто! — уверенно сказал Лендгарт. — Завтра же попрошу Эмму. Тебе за какие числа нужно?

Алкоголь уже подействовал на старого мастера, и он снова почувствовал себя все тем же отчаянным бельгийским парнем, сумевшим даже из катастрофы 40-го года извлечь свою выгоду — насобирать на поле боя дефицитнейшей автомобильной резины и потом долго торговать ею на черном рынке — сначала за рейхсмарки, а при удаче — за фунты стерлингов и доллары, а иногда и обменивать свой товар на деревенское сало, американские консервы, германский маргарин и болгарские сигареты. Война внезапно затянулась — немцы надолго увязли в заледенелых русских степях, но смекалистые люди все равно не позволяли себе сидеть без дела. Лишившиеся из-за войны запчастей английские и американские автомобили все чаще требовали ремонта, а Филипп Лендгарт черной работы не боялся — его семье удалось не голодать. Однажды ему неслыханно повезло — за восстановление развалившегося «форда» 36-го года, принадлежащего какому-то крупному промышленнику, Лендгарт получил сотню ампул сверхдрагоценнейшего вещества привезенного из нейтральной Швейцарии английского пенициллина. Через некоторое время лекарство обменяли на золото, и после ухода нацистов какой-то трясущийся от ужаса коллаборационист, спешно переезжающий в Конго, отдал за это золото свою механическую мастерскую.

— Не беспокойтесь, господин Лендгарт, — сказал Боксон, — вы и без того сделали большое дело. Не следует рисковать выше допустимого — вы ещё должны обучить своему ремеслу внука…

— Беспокоюсь я, парни, — сознался мастер, — вдруг не внук родится, а внучка — где мы ей хорошего мужа найдем, нашему делу наследник нужен…

— Я понимаю! — Боксон улыбнулся. — Скажите-ка мне адрес вашей знакомой, что в отеле работает, возможно, придется к ней в гости зайти…

Лендгарт продиктовал адрес, Боксон сделал запись в блокноте, потом они с Баумом вышли на крыльцо покурить, и Боксон сказал:

— Все, Руди, акция закончена. Арабы — это слишком серьезно. Дальше я работаю сам. Вот деньги, здесь должно хватить на расходы по отелю. Где можно купить оружие?

— Бельгия — страна оружейников, я могу поговорить с парнями… неопределенно ответил Баум.

— Попозже. Лучше дай мне на завтра рабочий комбинезон, я хочу прогуляться перед отелем «Брюгге».

— Ты — сумасшедший, Чарли, мне говорили об этом ещё в Легионе, я не верил… Повесь на плечо моток кабеля, в руки возьми ящик с инструментом, на голову тебе я дам старую шляпу. Тебе бы как-то рост убавить…

— Я сгорблюсь и пойду утром, пока не очень светло…

— Тогда — до завтра!..

…Ночью Хельга, положив голову на плечо Боксона, спросила:

— Ты — легионер?

— Да. А это имеет какое-то значение?

— Нет, не очень… Первый раз вижу легионера без татуировок.

— А я с детства отличался нестандартностью мышления!..

— И разговариваешь ты слишком заумно…

— Я не просто легионер, я — лейтенант парашютно-десантного полка, к тому же, в Легионе было много интересных людей, и кое-чему я у них научился…

— Это заметно, легионеры не расспрашивают о прошлом… Странно, ты почему-то боишься ночевать в отеле…

— В отеле дороже…

— Неправда, ты ведь где-то оставил свой чемодан.

— Мне хотелось переночевать с женщиной.

— За те деньги, что ты заплатил мне, ты бы мог найти себе женщину в любом отеле. Нет, Чарли, тебе нужна даже не женщина, а спокойное место!.. А я оказалась удачным к нему дополнением.

— Не думай об этом, Хельга, от излишних размышлений появляются морщины…

— Я стараюсь об этом не думать… Сегодня с тобой как-то спокойно, вчера ты был таким напряженным… Женщины это чувствуют…

— У меня было несколько трудных дней…

— А разве бывают легкие дни?..

— Бывают! Например, когда выдали жалованье и отпустили в увольнительную на сутки. В такие дни все было так легко и просто, что даже пьяная поножовщина в солдатском борделе воспринимается не как угроза для жизни, а как развлечение, о котором в нашей роте будут говорить до следующей драки…

— Шрам на лбу ты заработал в бордельной поножовщине?

— Нет, значительно раньше!..

— А вот сейчас ты совсем похож на легионера — не говоришь о своем прошлом. Наверное, так надо… А шрам на боку?

— Небольшая автомобильная авария.

(В тот день, где-то на пограничной территории между Южным Суданом и Центрально-Африканской республикой, джип разведгруппы наехал на мину, машина перевернулась на бок, и из ближайшего кустарника с радостным воем поднялись солдаты генерала Нимейри. Одной длинной автоматной очередью капрал Юхансон, швед из Гетеборга, заставил их снова залечь, а сержант Боксон ловко бросил подряд две гранаты — кустарник загорелся и не ожидавшие отпора суданцы поползли в разные стороны. Для попавших в засаду самое главное — перехватить инициативу, и легионеры смогли это сделать: уцелевшие при взрыве швед и англичанин сами пошли в атаку — ведь попасть в плен было хуже смерти. Суданцы, напуганные отчаянным отпором и оставив несколько трупов, убежали, а разведчики Иностранного Легиона четырнадцать часов шли на юг, поддерживая контуженного, но держащегося на ногах поляка Штепанского, а раненого в живот и потерявшего сознание чеха Кнайдла скрипящие зубами Юхансон и Боксон несли попеременно на себе. Почуявшие кровь гиены всю ночь сверкали вокруг красными глазами, но легионеры несколько раз выстрелили промеж некоторых чересчур приблизившихся огоньков, и звери, поедая убитых сородичей, не решились наброситься на людей. Только выйдя к какой-то деревне и вручив раненых заботам случайно оказавшегося там ветеринара, Боксон посмотрел, что же так саднит на левом боку. Отодрав от раны задубевшую от своей и чужой крови камуфляжную куртку, он увидел рваный порез — осколок прошел вскользь. Наверное, это можно было считать автомобильной аварией, тем более, что старший офицер потом разъяснил особо настойчивым иностранным журналистам, что никаких французских легионеров на суданской границе в тот день не было.)

Хельга погладила Боксона по груди, прижалась к нему поплотнее, прошептала:

— Ты врешь, как все легионеры. Вчера ты был честнее…

— Разве мы вчера разговаривали о моем прошлом?

— Нет, но сегодня ты думаешь не о том, что рядом с тобой женщина, а о завтрашнем дне…

— Это плохо?

— Да, это значит, что ты скоро уйдешь и вряд ли вернешься…

— Наверное, ещё несколько ночей я проживу здесь, если ты не возражаешь…

— Не возражаю, только оплати эти ночи вперед…

— Хорошо, завтра утром… По-моему, ты хочешь спать.

— Я устала на работе, Чарли…

— Тогда спи, я постараюсь не мешать…

…Утром, облаченный в замасленный комбинезон Боксон, с большим мотком кабеля на плече и с пустым, но ярко раскрашенным инструментальным ящиком в руках, неторопливо прошелся перед фасадом отеля «Брюгге». Никакого легкового автомобиля с арабами он не заметил, мальчишка-чистильщик со своими щетками пока ещё на пост не заступил. Во многих окнах отеля горел свет — постояльцы спешили к завтраку перед очередным трудовым днем, время настоящих коммерсантов ценится дорого, надо многое успеть.

После обеда Боксон встретился со знакомой Лендгарта, уборщицей отеля Эммой. За небольшую сумму в бельгийских франках (плюс ставшая традиционной бутылка виски «Джонни Уокер») женщина ответила на некоторые вопросы.

Она действительно знала очень многое о других работниках отеля, о его хозяевах, о постоянных клиентах. Боксон даже хотел было попросить её нарисовать схему камеры хранения и прилегающих служебных помещений, но вовремя сдержался — мелкие служащие отеля часто подрабатывают осведомителями в местном полицейском участке, риск в данном деле недопустим. Вместо этого Боксон организовал небольшую паузу на время курения сигареты; потом уточнил кое-какие подробности о личной жизни господина старшего портье; после чего внимательно выслушал рассказ Эммы о пристрастии к алкоголю жены главного управляющего; историю о турецком генерале, представителе при штаб-квартире НАТО, который три раза в год встречался в «Брюгге» со своей любовницей, женой английского генерала, а также рассказ об американской истеричке-миллионерше, ворующей в отеле мыло и полотенца.

Старший портье отеля «Брюгге», шестидесятилетний уроженец Намюра Франсуа Летьер был холост, любил фарфоровые эротические миниатюры и молоденьких горничных. Любовь к горничным выражалась у него в непременном облачении сексуальной партнерши в кружевной передничек — в зависимости от настроения и внешних данных женщины господин старший портье выбирал вид кружев брюссельские, льежские, авиньонские, набор белоснежных накрахмаленных униформ всегда был наготове; у Летьера это называлось «женщина в салфетке». Любовь к статуэткам воплотилась в изящной коллекции старинных фигурок, созданных на королевской фарфоровой мануфактуре ещё до взятия Бастилии. Эпоха Великой империи также присутствовала в его коллекции, но грубые маршалы «маленького капрала» не ценили легкость и изящество будуарных отношений, поэтому во времена наполеоновских войн творения эротической миниатюры стали лишь повторением шедевров беззаботных лет маркизы Помпадур и Марии-Антуанетты. Изделия, появившиеся после 1815 года, Франсуа Летьер не признавал промышленная революция поставила сокровенность творчества на поток, исчезла одухотворенность, на лубочных картинках изысканная фривольность превратилась в порнографию.

Господин Летьер сочетал два своих увлечения практически: договорившись с женщиной, он подводил её к чудесной горке черного дерева, инкрустированной слоновой костью (наследие колониальных времен, изготовлено безвестными чернокожими мастерами в Бельгийском Конго), показывал коллекцию и предлагал даме выбрать способ любви из представленных экспонатов. Подавленные увиденным разнообразием, дамы соглашались быть горничными беспрекословно. Некоторые профессиональные проститутки, впрочем, находили наглость заявить, что их любимого способа в коллекции не имеется. Господин Летьер расспрашивал подробности, и на следующий же день делал заказ у понимающего потребности клиента антиквара.

Как и любое произведение искусства, эротическая фарфоровая миниатюра постоянно росла в цене. Фарфор — материал хрупкий, и безжалостно прогрохотавшие по Бельгии две мировые войны нанесли непоправимый урон многим частным собраниям. Подлинники стали редкостью, производство подделок превзошло все мыслимые ожидания. Распространенной в Китае многовековой промысел подделки коллекционного фарфора (копии редчайших ваз эпохи Мин, например, на протяжении нескольких веков штамповались сотнями тысяч) нашло свое применение и в изготовлении образцов европейского искусства. Франсуа Летьер по праву гордился своим умением отличать подделку от оригинала.

В тот декабрьский день в антикварном магазине господина Каплана старшему портье показали несколько фигурок производства якобы севрской королевской мануфактуры. Вооружившись лупой, Летьер внимательно рассмотрел товар и укоризненно покачал головой:

— Господин Каплан, эти черепки отштамповали где-то на Формозе, вот, посмотрите, на левой ножке у дамы имеется бант от подвязки, а саму подвязку сделать забыли — попросту не обратили внимание при копировании…

Антиквар озадаченно наморщил лоб, а Летьер продолжал:

— А вот в этой композиции у юноши обувь и каблуки одного цвета, а ведь известно, что обувь придворных отличалась прежде всего красными каблуками. Все статуэтки из одной партии, уверен, остальные также являются подделками. Китайцы очень невнимательны к малозаметным европейским подробностям, сказывается различие культур…

— Браво, господин Летьер, ещё немного, и вы станете экспертом!.. — улыбаясь, сказал антиквар, аккуратно укладывая статуэтки среди стружек в деревянном ящичке с надписью «Осторожно, стекло!».

— Нет, господин Каплан, мне никогда не сравниться с вами, все-таки сорок лет практики значат немало… Есть ещё что-нибудь новое? — поинтересовался Летьер.

— Из вашей традиционной тематики сейчас нет ничего, но на днях ожидаем новые поступления — заканчивается годичный траур по барону Вальтеру фон Локсбергу; несколько истинных раритетов он покупал у меня, наследники же отягощены долгами; молодой барон собирается устроить в замке беговую конюшню, а породистые лошади во все времена были дороги… Старшая дочь покойного барона содержит какого-то неаполитанского жиголо, недавно она купила ему автомобиль «ламборджини», а ведь фамильные земли фон Локсбергов распроданы ещё при Бисмарке… Что же до младшей дочери, то она начала издавать теоретический марксистский журнал, всяческие проходимцы буквально осаждают её… На семейном совете наследники барона Вальтера чуть не передрались, но единогласно решили распродать кое-что из обстановки, крупные вещи, само собой, уйдут через аукцион, но вот некоторые мелочи!.. О, там есть на что посмотреть!.. — антиквар восторженно закатил глаза.

Старший портье ощутил чувство зависти. Конечно, кое-что из собрания Вальтера фон Блоксберга может оказаться вполне доступным по цене, но настоящие шедевры уйдут к толстосумам, не способным отличить произведение искусства от конвейерной поделки из универмага. Эта мысль так расстроила Франсуа Летьера, что, выходя из дверей магазина, он нечаянно толкнул высокого молодого человека в светлом пальто — настоящее английское сукно, греет даже в мокром состоянии.

— Простите!.. — пробормотал старший портье и шагнул в сторону, уступая дорогу, но молодой человек вдруг остановился и спросил:

— Если не ошибаюсь, господин Летьер?

— Да, — несколько удивленно подтвердил старший портье, поднимая взгляд на лицо незнакомца, — а мы разве знакомы?

— Нет, господин Летьер, мы незнакомы! — сказал Боксон и протянул визитную карточку. — Но мне рекомендовали обратиться именно к вам…

— По всем детективным вопросам обращайтесь в службу безопасности отеля, быстро проговорил Летьер, и сделал попытку обойти собеседника. Боксон шагнул в сторону, пропустил старшего портье и, развернувшись, пошел рядом с ним по тротуару.

— Господин Летьер, я могу обратиться в службу безопасности отеля «Брюгге», но тогда вы потеряете несколько тысяч долларов…

— Что вам угодно, молодой человек? — Летьер остановился и снова посмотрел снизу вверх на Боксона.

— Я хочу угостить вас кофе вот в этом симпатичном заведении, — ответил Боксон. — Здесь мы сможем поговорить спокойно. Поверьте, предложенная мной тема вас заинтересует…

Летьер оглянулся по сторонам. Был ранний вечер, многочисленные прохожие торопились с работы домой, детектив из какого-то частного агентства «Трэйтол и компания» выглядел неопасно. Старший портье решился.

— Хорошо, я готов вас выслушать. Но не более того!.. — добавил он.

Они сели за уединенный столик в углу, официантка принесла кофе, и тогда Боксон достал свое удостоверение руководителя лондонского филиала.

— Господин Летьер, я бы не хотел, чтобы о нашей встрече узнал кто-либо посторонний, — начал Боксон. — Именно поэтому я не обратился к вам в отеле, и именно поэтому я не пришел к вам домой. Сейчас я выдвину свои предложения, и если они вас заинтересуют, мы продолжим беседу. Если же мои предложения окажутся вам неинтересны, мы немедленно расстанемся. Разумеется, в обоих случаях я надеюсь на сохранение конфиденциальности.

— А если короче? — спросил Летьер.

— Если совсем коротко, то это будет звучать так: три тысячи долларов до, три тысячи долларов после, и оплата услуг двух любых выбранных вами женщин из квартала «красных фонарей».

— Только двух? — ехидно улыбнулся Летьер.

— Двух, — подтвердил Боксон. — Но любых на ваш выбор.

— И что же вы хотите взамен?

— Я начну издалека, господин Летьер, поэтому запаситесь терпением. Как я понимаю, вас заинтересовало мое предложение, нет?

— Оно любопытно, я впервые встречаю такую формулу — «две любые женщины».

— Простите, мне требуется однозначный ответ…

Старший портье старательно тянул паузу, держа у губ чашечку с кофе, но допустимые правилами приличия секунды быстро закончились, и он произнес:

— Ну, если вам так угодно, извольте: да, ваше предложение меня заинтересовало.

— Тогда я начну. Летом этого года в США была похищена восемнадцатилетняя дочь техасского миллионера Шиллерса — Стефани. Похитители потребовали выкуп пятьсот тысяч долларов. Семья заплатила гангстерам эти деньги, но похитители не выполнили своего обещания и убили девушку. Об этом случае, в частности, писали в «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс». — Боксон протянул собеседнику полученные в королевской библиотеке ксерокопии статей. — Простите, господин Летьер, вы начали волноваться, следует ли мне продолжать?

— Предлагаемая вами сделка связана с этой историей? — тихим голосом спросил старший портье.

— Да, иначе бы я не стал её рассказывать. Вообще, все, что я буду говорить, тесно между собой взаимосвязано и взаимозависимо, поэтому любое слово и тем более, любое действие, будет иметь последствия различной степени влияния.

— Влияния на что?

— На возможность приобретения дополнительного количества крахмальных передничков для ваших женщин.

— Откуда вы это знаете? — чуть слышно проговорил Летьер.

— У меня был очень хороший учитель криминалистики, благодаря его урокам я никогда не беспокою людей без должного основания и без соответствующей информации…

— Если вы полицейский, то обязаны предъявить удостоверение…

— Я не полицейский, я скромный частный детектив…

— Частные детективы не занимаются расследованием похищения людей!..

— Совершенно верно, но я занимаюсь последствиями этого похищения — разница очевидна…

— Что вы хотите? — спросил Летьер.

— С вашего позволения, я хочу продолжить свой рассказ. Итак, Стефани Шиллерс была убита, а похитители получили крупную сумму наличными. Возможно, им даже удалось бы скрыться, но деньги, предназначенные для выкупа, были предоставлены Федеральным Бюро Расследований… Вы слышали о такой организации?

— Продолжайте!

— Отлично! У всех купюр были переписаны номера. Но даже не это главное. Все, абсолютно все купюры были фальшивые! Их напечатали где-то в Бразилии, попытались выбросить на американский рынок, но ФБР сработало оперативно и конфисковало всю партию фальшивок. Это, без сомнения, интересная, но не относящаяся к нашему делу история. Люди ФБР сознательно взяли эти деньги для использования в расчетах с похитителями. После провала сделки обмена многие понесли наказание, но проблема-то осталась: крупная партия хорошо сделанных, но все-таки фальшивых долларов оказалась вне контроля. И вот здесь вступило в действие агентство «Трэйтол и компания», ибо Федеральное казначейство Соединенных Штатов крайне заинтересовано в изъятии из обращения бразильской макулатуры, и не по одной бумажке, а всей партии сразу. Мы располагаем неподтвержденной информацией о местонахождении некоторой части этих денег. В случае вашего отказа мы обратимся за помощью к бельгийской полиции, премия достанется ей, нам тоже перепадет какая-то доля, но вы не получите ничего. То есть — абсолютно! Мне продолжать?

— Похоже, вы предлагаете мне противозаконное дело, не так ли? — спросил старший портье.

— Не совсем, — пояснил Боксон. — Я предлагаю вам заработать некоторую необлагаемую подоходным налогом сумму. Аванс может быть выплачен прямо сейчас.

— Но вы так и не сказали, что же я должен сделать?

— Сегодня вечером я остановлюсь в вашем отеле и оставлю в камере хранения чемодан. Завтра утром я приду к вам и попрошу открыть мой сейф. Вы пройдете со мной в камеру хранения и откроете не только мой сейф, но и ещё один…

— Вы с ума сошли!

— Возможно, но за шесть тысяч долларов наличными в условиях энергетического кризиса можно пару минут пообщаться и с сумасшедшим частным детективом. Мне продолжать?

— Не нужно, ничего не получится, каждый сейф закрывается двумя ключами, в моем распоряжении только второй. Запасной экземпляр первого — у главного управляющего…

— У меня есть первый ключ от нужного мне сейфа…

Летьер испуганно зашептал:

— Нет, это слишком рискованно, если меня уволят, я уже никогда не найду другую работу… В моем возрасте… Нет, я не согласен!..

— Господин Летьер, вам совсем немного осталось до пенсии, неужели шесть тысяч долларов будут вам лишними? В конце концов, вы всегда сможете сказать, что я угрожал вам…

— Разве кого-то будут интересовать мои слова!? Даже если меня не арестуют, работу я потеряю во всех случаях! Нет, ещё раз нет…

— Хорошо, господин Летьер! Тогда не могли ли бы вы подсказать, кому ещё в вашем отеле не помешают шесть тысяч долларов и две оплаченные ночи с двумя любыми женщинами? Возможен вариант: две ночи с двумя парами женщин…

В глазах Летьера отразилась пустота.

— Это очень рискованно? — спросил он.

— В данном случае степень риска регулируема. Вы сами выбираете время посещения сейфов. Вы не прикасаетесь ни к одному предмету. Через полчаса после моего отъезда в отель прибывает полиция и проверяет сейф с фальшивыми деньгами — таким образом, вы страхуетесь от возможного недовольства объявившихся владельцев потревоженного багажа.

— Они никогда не поверят, что исчезновение денег произошло без моего участия…

— Они никогда не будут проверять отель после появления там полиции! На всякий случай можно устроить утечку информации в газеты о конфискации полицией невероятно большой партии наличных денег. Даже если полиция выступит с опровержением, в чем я сомневаюсь, пресса успеет организовать слухи — людям нравятся круглые числа… Вырезки из газет вы сохраните, как индульгенцию. Кстати, у полиции будет первый экземпляр ключа. Вы же понимаете, что любое серьезное детективное агентство всегда сотрудничает с органами правопорядка…

— Вы очень похожи на исключение из этого правила…

— Ничуть! — улыбнулся Боксон. — Просто в некоторых ситуациях руки полиции связаны должностными инструкциями, а частные детективы пользуются определенной свободой действий. Например, я не буду составлять протокол об изъятии ценностей…

— А если денег там нет? — вдруг засомневался старший портье.

— Свой гонорар вы получите во всех случаях — наша жизнь не однодневна, любое плодотворное сотрудничество следует поощрять…

— Сколько времени мне дается на размышление?

— Ровно столько, сколько вам потребуется для получения от меня конверта с деньгами.

— Вы сказали: две ночи с двумя парами женщин?

— Да, и первую ночь можно организовать уже завтра.

Старший портье допил кофе, медленно поставил чашку на блюдце, так же медленно вытер губы салфеткой и несколько минут задумчиво смотрел на вышитый рисунок скатерти — мельница, гуси на зеленой траве, облака. Боксон терпеливо ждал.

— Пять тысяч долларов — до, и пять тысяч долларов — после. И две пары женщин, — решился, наконец, старший портье.

— Три тысячи — до, три тысячи — после. Две пары женщин, — твердо сказал Боксон. — Мы не на арабском базаре, господин Летьер…

— Но без меня вы не сможете ничего сделать… — напомнил старший портье.

— Смогу! — ответил Боксон. — Я официально обращусь в полицию и, одновременно, к представителю Федерального казначейства США. Я получу меньше, чем мог бы, но вы не получите ничего. Помнится, я об этом уже говорил, вы, верно, не обратили внимания…

Летьер ещё несколько секунд поразмышлял; вспомнил о недавно поступившей в соседней с отелем бордель дорогостоящей японке, называющей себя настоящей гейшей из Иокагамы (врет, конечно, обыкновенная портовая проститутка, но в кимоно); вдруг вспомнилась негритянка из того же заведения (её привез из Конго какой-то бывший наемник, она зарабатывала ему на жизнь); в голову полезли воспоминания о белизне накрахмаленных передничков, и он сказал:

— Согласен!

— В таком случае вам придется вспомнить, в какой сейф клиенты не наведывались уже неделю?

— В номер 35. Они заплатили за месяц вперед, у них были гватемальские паспорта. Полиция уже интересовалась ими. Возможно, полицейские тайно приглядывают за их номерами.

— Сколько их было?

— Двое, они заняли два номера.

— Среди них был вот этот? — Боксон показал фотографию Пеллареса.

— Очень похож! — кивнул головой старший портье. — Я не запоминаю лица всех постояльцев, но этот точно один из них.

— Значит, мы на верном пути. Во сколько часов завтра мне обратиться к вам, чтобы вы открыли мой сейф?

— Лучше всего — в три часа дня с минутами. К этому времени завершаться все расчеты, большинство персонала будет обедать, в холле не будет лишних людей…

— А детектив отеля?

— Его задача — дежурить в холле, в камеру хранения он заглядывает редко. Вы говорили о трех тысячах долларов…

— Пожалуйста. — Боксон протянул Летьеру конверт. — Остальной расчет после завершения акции. Если вы затрудняетесь сразу определить стоимость услуг выбранных вами женщин, я готов просто прибавить к общей сумме ещё тысячу долларов. Потом вы сможете выбрать себе пару по вкусу и не торопясь…

В первый день своего приезда в Брюссель Боксон оставил чемодан в маленьком отельчике, где половина номеров сдавалась за почасовую плату желающим уединиться, а другая половина была занята студентами и безработными, приехавшими в столицу из провинции. Но даже в этом заведении имелась камера хранения, правда, она представляла собой комнату со стеллажами — сейфы проектом не предусматривались.

Боксон рассчитался за номер, забрал из камеры хранения чемодан и перевез его в отель «Брюгге». Там он попросил предоставить сейф для чемодана и портье незамедлительно выполнил просьбу. Поднявшись в номер, Боксон смял постель, сорвал упаковку с кусочка фирменного мыла, оставил на прикроватной тумбочке расческу. Создав таким образом видимость присутствия, Боксон направился в офис Мартина Ренье.

Торговец сообщил об отсутствии вестей от Пеллареса, снова предложил кофе, они сели в кресла и Боксон спросил:

— Господин Ренье, вы никогда не задумывались над вопросом: зачем нашему другу Пелларесу целая тысяча винтовок «маузер»?

— Откровенно говоря, я никогда не спрашиваю своих клиентов о целях их деятельности. Что же до данного случая, то лучше всего об этом спросить у самого команданте, но за отсутствием такового я выскажу свое предположение: Пелларес хочет организовать собственную партизанскую армию.

— В таком случае ответьте пожалуйста на такой вопрос: где Пелларес может купить тысячу пар армейских ботинок?..

В кабинете повисла пауза.

— Браво, господин Боксон! — наконец произнес Ренье. — А ведь действительно, создание армии предполагает не только её вооружение, но и обмундирование…

— Да, причем в состав обмундирования следует включить не только ботинки, но и комплект одежды: куртка, брюки, головной убор — берет, кепи или панама.

— Пожалуй…

— Но даже если не касаться обмундирования, то есть ещё один малопонятный аспект: современное боевое подразделение немыслимо без автоматического оружия, а Пелларес почему-то не заказал вам пулеметы. На тысячу магазинных винтовок необходимо по меньшей мере десять пулеметов, пусть даже не станковых — ручных. Мог ли Пелларес заказать пулеметы у какого-либо другого торговца?

— Мог, но в этом нет смысла — гораздо проще получить весь комплект вооружения у одного поставщика, ведь для хотя бы двух разных поставщиков требуется организовать два канала доставки оружия. При крупных поставках стараются пользоваться услугами только одного торговца…

— А ведь я ещё не упомянул пистолеты для командного состава, господин Ренье! И совершенно без внимания оставлен вопрос боеприпасов…

— К чему вы клоните, господин Боксон? — нахмурился торговец.

— К странностям в поведении господина Пеллареса. Он заказывает одну тысячу экземпляров безнадежно устаревшего стрелкового оружия, активно ведет поиски поставщика, но совершенно не обращает внимания на другие, не менее важные стороны экипировки современной армии. А ведь он, по моим наблюдениям, далеко не дурак! Зачем ему понадобился весь этот спектакль?

Мартин Ренье задумчиво молчал, потом произнес:

— Прежде всего должен заметить, что винтовки «маузер» не так уж и устарели, в Мексике, например, их в очередной раз модернизировали после второй мировой. Что же до всего остального, то я не нахожу этому иного объяснения, кроме одного — у Пеллареса есть другие поставщики.

— Или ему не нужны поставщики вообще, вся история с винтовками задумана как какой-то маневр, призванных отвлечь чье-то внимание от чего-то более существенного, — добавил Боксон.

— Не чересчур ли вы усложняете, господин Боксон? — иронично сказал Ренье. — У Пеллареса могут быть разнообразные причины для подобного поведения…

— Могут! — согласился Боксон. — Но зачем ему понадобилось покупать винтовки у вас, если другие поставщики могут предложить полный комплект боевого снаряжения?

— Возможно, по этой позиции у меня более выгодные условия…

— Стоп! — Боксон поднял руку. — Если мы сейчас продолжим развитие версий, то углубимся в такие хитросплетения, что начнем рассказывать друг другу абсолютную чушь. Предлагаю, для начала, зафиксировать обнаруженные странности, а уж потом, при возможном поступлении информации, строить дальнейшие предположения…

— Полностью поддерживаю! — Ренье протянул руку за печеньем.

— В таком случае, перейдем к следующему пункту. — Боксон сделал паузу на глоток кофе, и продолжил: — За последние дни я обдумал ваше предложение и решил ответить согласием. Я готов сотрудничать с вами в области обмена взаимовыгодной информацией. К сожалению, в настоящий момент я не имею доступа к информационным ресурсам агентства «Трэйтол и компания», и потому сегодня с моей стороны вам предложить нечего…

— Это не страшно! Информация может оказаться у вас позже, самое главное заключен договор о сотрудничестве. Первое время контакты будут минимальны, но со временем, при условии неразрывности, совместные действия станут обыденностью. Поверьте моему опыту — никогда плодотворное сотрудничество не начиналось сразу в полную силу!..

— В таком случае у меня возник вопрос: при каких условиях вы сможете дать мне рекомендацию к вашим коллегам в Центральной Америке?

— А вы намерены приобрести партию оружия?

— Нет, я намерен проследить все действия господина Пеллареса на рынке армейской экипировки. Между прочим, любой армейской единице, начиная с отдельного солдата и заканчивая многотысячной армией, необходимы также медикаменты…

— Несомненно!..

— Поэтому мне предстоит весьма сложная работа по исследованию всех секторов вышеупомянутого бизнеса!..

— И что вы рассчитываете получить в результате?

— Адрес, в направлении которого исчезают огромные суммы экспроприированных долларов…

Ренье со стуком поставил кофейную чашечку на блюдце.

— Вы самоубийца? — спросил он.

— Нет, но я боюсь, что команданте Пелларес уже не простит мне проявленное ранее любопытство, поэтому я должен добраться до этого оппонента раньше, чем он до меня.

— Что ж, я понимаю… Вы получите от меня пару контактных адресов в Майами и Коста-Рике. Но договариваться с этими людьми вам придется самому. Во всех случаях — будьте предельно осторожны! Доставайте ваш блокнот и записывайте…

Ренье продиктовал два адреса, Боксон проверил каждое слово, повторяя его вслух по буквам, убедился в точности записанного, встал. На прощание они обменялись рукопожатием, и Ренье повторил:

— Будьте осторожны, Боксон, будьте предельно осторожны!..

Хельга спала тихо-тихо, как мышка. Боксон уже сообщил ей, что сегодняшняя ночь, видимо, последняя, завтра он уезжает. Вечером он пришел с букетом роз надо было видеть, какой радостью загорелись глаза женщины!

— Чарли, мне никогда не дарили такие цветы! Даже на свадьбу!..

Потом она укладывала сына спать; Боксон в своей комнате читал в газете хронику происшествий (кражи, драки, угоны автомобилей — ничего особенного); потом он отсчитал Хельге должную сумму в бельгийских франках; потом они пошли вместе в душ, и уже там начали заниматься сексом; потом продолжили в постели, и, перед тем как заснуть, снова молча курили.

Свет от уличного фонаря перед домом немного рассеивал темноту в комнате, и Боксон смотрел на спящую женщину, которой завтра нужно будет опять спешить рано утром на трикотажную фабрику, ждать очередного квартиранта, одной растить сына (Боксон не спрашивал, куда делся муж), и постоянно, день за днем, экономить каждый франк.

Утром Боксон вошел в отель «Брюгге», получил у портье ключ от номера, попросил разменять несколько франков мелкими монетами. Со столбиком мелочи в руке он вошел в кабинку международного телефона, сверился с таблицей кодов, набрал многозначный номер.

— Добрый день, мисс Трэйтол! Это Чарли Боксон, как здоровье вашего брата?

— Привет, Чарли! Вам крупно повезло, ваш звонок догнал меня уже в дверях номера. Куда вы исчезли?

— Я в Брюсселе, мисс Трэйтол, сегодня собираюсь в Париж. Как здоровье Эдди?

— Ему значительно лучше, через неделю мы вылетаем в Штаты. Эдвард беспокоится о вас, что ему передать?

— Скажите, что у меня все в порядке! Продиктуйте мне, пожалуйста, ваш контактный телефон в Штатах, возможно, мне предстоит посещение вашей удивительной страны…

Аделина Трэйтол продиктовала телефонный номер вирджинского поместья, Боксон записал, проверил правильность каждой цифры.

— Благодарю вас, мисс Трэйтол! Надеюсь, мы ещё увидимся!..

— И я надеюсь, Чарли, но не при таких обстоятельствах!..

Потом он позавтракал в баре бутербродами, поднялся в номер, не снимая одежды, лег на кровать. Через четверть часа в дверь постучали.

— Входите, открыто! — громко сказал Боксон.

В дверь вошел старший портье.

— Господин Боксон, — торопливо заговорил он, — есть возможность открыть сейф прямо сейчас, главный управляющий уехал в банк, заместитель распоряжается ремонтом на верхнем этаже, так что нам никто не помешает…

— Хорошо, — согласился Боксон и встал с кровати, — пойдемте…

— Я бы хотел получить мой гонорар, — так же торопливо проговорил старший портье.

— Нет. — Боксон отрицательно покачал головой. — Только по завершении всех действий! Я рассчитаюсь с вами, как только будет открыт сейф номер 35.

— Я вчера подумал о двух парах женщин… Действительно, сразу очень трудно определить требуемую сумму, поэтому я хочу получить просто тысячу долларов. Можно сейчас?

— Можно! — Боксон достал из кармана и протянул Летьеру десять заранее приготовленных стодолларовых купюр.

Они спустились в холл, у стойки портье Боксон рассчитался за номер, заметил, что нигде не видно дежурного детектива, прошел за старшим портье в камеру хранения. Они открыли арендованный Боксоном сейф, Боксон вынул свой чемодан, достал из кармана изъятый у Пеллареса ключ от сейфа номер 35, старший портье достал второй ключ от этого же сейфа, они вставили ключи в замочные скважины и тут в комнату вошли двое: детектив отеля и полицейский в форме.

— Стойте на месте, Боксон! — сказал полицейский.

— И не пытайтесь шевелиться! — добавил детектив.

Старший портье отступил за их спины. Боксон стоял со своим чемоданом в руках и улыбался. Ему почему-то действительно стало смешно.

— Надеюсь, господа, вы отдаете себе отчет в ваших действиях? — спросил он.

— Проваливайте, Боксон, или мы арестуем вас за попытку кражи, — сказал детектив отеля. (Он был очень уверенным в себе, этот детектив — бывший полицейский чиновник, устроившийся после отставки на непыльную работенку по отпугиванию отельных воров, и наконец-то дождавшийся своего звездного часа ведь в сейфе за номером 35, судя по американским газетным статьям, должно быть почти полмиллиона долларов! А фальшивые они или нет — потом разберемся.)

— Простите, господа, вы понимаете всю серьезность ваших намерений? — снова спросил Боксон.

— Не пытайся спорить, парень, вали отсюда со всех ног и забудь все, что ты здесь видел! — детективу отеля очень хотелось сорваться на командный крик, но привлекать внимание посторонних было нельзя — и детектив неуловимо-отработанным движением выхватил из спрятанной где-то под пиджаком кобуры небольшой пистолет.

«Старик Лендгарт был прав — „браунинг“, калибр 7,65» — глянув на характерный силуэт затвора, определил Боксон.

— У вас убедительные аргументы, господа! — он подчинился требованию и вышел из помещения. Господин старший портье отводил глаза, детектив старался сдержать торжествующую улыбку, а полицейский внимательно следил за выходившим, держа руку на расстегнутой кобуре.

Направляясь к выходу из отеля, Боксон кивнул на прощание дежурному портье, отказался от услуг носильщика, вложил чаевые в ладонь могучего усатого швейцара, открывшего перед ним дверь такси.

— На вокзал! — сказал Боксон таксисту.

Они не успели проехать один квартал, как где-то сзади приглушенно грохнуло.

— Стоп! — скомандовал Боксон. — Давай-ка назад, однажды я такое уже слыхал…

Возле отеля «Брюгге» сбегалась толпа. Как и все остальные, Боксон и таксист попытались было сначала пройти внутрь, но в задымленном холле было тяжело дышать, и они с кашлем вернулись на тротуар.

— Что случилось, Эрвин? — спросил таксист вынырнувшего из дыма потрясенного швейцара.

— В канцелярии, у портье, взрыв!.. — выдохнул тот. — Старший портье, детектив отеля и какой-то полицейский — чуть не на куски!.. И по всему полу доллары! Я столько и не видел никогда! А крови — аж на потолке!..

«Мина нажимного действия, килограмма полтора-два… — подумал Боксон, усаживаясь в такси под аккомпанемент пожарных сирен. — Наверное, что-то из современных пластиковых взрывчаток… Через полчаса полицейские будут знать, что в камере хранения я был последним. Потом кто-нибудь вспомнит мой телефонный звонок… Прощай, Брюссель!..»

Старший инспектор Дамерон приводил в порядок документы. В его кабинете (впрочем, как и во всех полицейских кабинетах по всему миру) их накопилось за прошедший год много, этих бумаг — протоколы, результаты экспертиз, справки, всяческие заметки плюс не меньшее количество прилагающихся к бумагам фотографий. Конечно, каждый документ лежал в соответствующей папке, но к концу года рекомендовалось всю документацию аккуратно подшить и составить отчет о выполнении оперативно-розыскных мероприятий. Работа сама по себе нудная, но необходимая — даже в умопомешательстве якобинского террора соблюдались некие правила ведения судебного делопроизводства. В современном же мире любое значимое действие должно быть задокументировано — иначе его как бы и не было.

По радио что-то говорили об американском госсекретаре Генри Киссинджере и Нобелевской премии мира, когда в дверь кабинета постучали.

— Да, войдите! — громко сказал Дамерон, закончил намазывать клеем фотографию взломанного замка, аккуратно приклеил фото к справке из криминалистического отдела, и только после этого поднял глаза на вошедшего. В дверях стоял Боксон.

— Добрый день, господин старший инспектор!

— Добрый день, господин Боксон! — удивленно усмехнувшись, произнес Дамерон и указал на стул. — Присаживайтесь, вы, наверное, устали с дороги. Признаться, я думал, что никогда больше вас не увижу…

— Я не зарекался о вероятности нашей встречи, господин старший инспектор, но тоже не планировал вернуться в ваш кабинет так скоро…

— И что же заставило вас изменить планы?

— Как всегда — стечение обстоятельств!

— Будем составлять протокол? — деловым тоном спросил старший инспектор и вынул из стола пустой бланк.

— Думаю, с протоколом следует повременить!.. — ответил Боксон. — Я пришел узнать о результатах ваших поисков…

Дамерон усмехнулся:

— И только-то!..

— А разве этого мало?.. — улыбнулся Боксон.

— А зачем вам это знать? — спросил Дамерон.

— Я полагаю, что если виновные в нападении не будут найдены и нейтрализованы, за мной может начаться охота — а чувствовать себя преследуемой дичью на редкость дискомфортно…

— С момента нашей последней встречи прошло всего несколько дней, а зацепок вы оставили так мало…

— Вы хотите сказать, что пока результатов не имеется?

Дамерон снова усмехнулся, потом серьёзным взглядом посмотрел на Боксона и произнес:

— Считайте, что я нашел его. Улик — никаких.

— Браво, господин старший инспектор! И кто же он, если не секрет?

— Идите к черту, Боксон! Пока вы не расскажите мне правду о том воскресном утре на дороге, никакой информации вы от меня не получите. В конце концов, Боксон, я по-прежнему подозреваю вас в активном участии в той перестрелке, и только отсутствие реальных трупов не позволяет выдвинуть против вас аргументированного обвинения. Между прочим, я хочу вызвать водолазов, проверить, не обронили ли вы что-нибудь в ту небольшую речку?..

— Уверен, в этой речке можно обнаружить много разного хлама…

— И я уверен! Кстати, я подозреваю, что вы действительно очень боитесь преследования — иначе вы бы никогда не пришли сами в мой кабинет. Вам ведь нужна абсолютно любая информация, лишь бы приблизиться к нападавшим, разве нет?

— Но ведь предполагается, что я их боюсь, зачем же мне к ним приближаться?

— Чтобы уничтожить их окончательно! Или я ошибаюсь?

— Ваши предположения, господин старший инспектор, весьма смелы…

— Перестаньте, Боксон! Я не отдам вам того человека на расправу, а сами вы его никогда не найдете! По крайней мере, я буду противодействовать любым вашим попыткам самостоятельного поиска…

— Помнится, вы что-то говорили о недопустимости поощрения преступника безнаказанностью…

— Говорил! — согласился Дамерон. — Но я не буду поощрять преступление провокацией… Вам понятно?

— Откровенно говоря, не совсем…

— Поясню! Итак: у меня нет прямых доказательств совершения вами преступления. У меня также нет прямых доказательств совершения преступления тем лицом, которое я подозреваю. Свести вас вместе — значит спровоцировать одного из вас, а то и обоих одновременно, на противозаконное деяние. Даже если оно формально будет совершено в порядке законной самозащиты! Поверьте, Боксон, составлять протокол — не самое увлекательное занятие…

— Я верю вам, господин старший инспектор!.. Но кто даст мне гарантию, что нападение не повторится?

Дамерон опять усмехнулся:

— Если вы хотите гарантий, то расскажите мне все скрываемые подробности, и только после этого мы поговорим о гарантиях безопасности…

— А вы уверены в своих возможностях по обеспечению необходимых гарантий?

— А вы уверены, что заслуживаете их? — вопросом на вопрос ответил старший инспектор. — Я же сказал вам, Боксон: перестаньте! Перестаньте торговаться, вы не в сувенирной лавке! Или вы рассказываете мне все, и я определяю дальнейшие действия, или вы молчите, и тогда ответственность за вашу безопасность остается исключительно вашей проблемой. Выбирайте!

— Я выбрал, господин старший инспектор! — после минутного раздумья сказал Боксон. — Свою безопасность я буду обеспечивать сам. Всеми доступными мне средствами.

— Надеюсь, этих средств будет достаточно!.. — сказал Дамерон, вставая из-за стола и давая этим понять, что разговор окончен. Они обменялись прощальными фразами, и старший инспектор ещё несколько секунд смотрел на закрывшуюся за Боксоном дверь, словно ожидая его возвращения. Боксон не вернулся.

…В палате Трэйтола англичанин задержался несколько дольше. Он рассказал американцу об интересе, проявленном оружейным торговцем Мартином Ренье к деятельности агентства «Трэйтол и компания», сознался в согласии на сотрудничество и сообщил об отсутствии каких-либо вестей от Эухенио Пеллареса. Эдвард Трэйтол уже сидел в кресле, судя по кипе газет на столике, внимательно следил за происходящим в мире. Американец держался неплохо, хотя попавшая в легкие кровь вызвала пневмонию, и высокая температура отступила буквально вчера.

— Мне нужна вся информация об Анджеле Альворанте, поэтому тот листок с выдержками из досье я забрал себе. Но особенно меня интересует её сегодняшнее местонахождение, — сказал Боксон в завершение своего рассказа.

— Что ты задумал, Чарли? — нахмурившись, спросил Трэйтол.

— Я задумал продолжить поиск команданте Пеллареса на всех континентах. Я хочу найти его живым или мертвым. Будем считать, что мне это интересно.

— Между прочим, руководителем операции по-прежнему остаюсь я!.. — напомнил Трэйтол.

— Ничуть в этом не сомневаюсь! Но наш друг Пелларес настроен чересчур решительно, надо его остановить — как ты однажды выразился — любыми возможными средствами…

— У тебя опасное выражение глаз, когда ты говоришь о любых возможных средствах. Я боюсь глупостей с твоей стороны…

— Самая большая глупость, которую я сделал — это то, что вляпался в эту авантюру. Назад дороги уже нет. Причем не только для меня — для тебя тоже…

— В ближайшие недели я вряд ли буду в полной боевой форме…

— Именно поэтому я должен действовать предельно энергично — иначе я, в лучшем случае, займу соседнюю палату. О худшем случае вслух предпочитаю не думать… Когда можно будет получить информацию?

— Только в Париже, но там я не задержусь — сестра хочет нанять микроавтобус сразу до аэропорта… Следовательно, только в Штатах…

— Неприемлемый вариант!.. Ты представляешь, сколько уйдет времени?

— Представляю!.. — Трэйтол задумался.

Боксон не мешал его размышлениям, взял газету, начал просматривать криминальную хронику. В международном разделе рассказывалось о вчерашнем взрыве в брюссельском отеле «Брюгге»: трое погибших, большое количество разбросанных по канцелярии долларовых купюр различного достоинства. По предварительному мнению экспертов, взорвалось более килограмма пластиковой взрывчатки, и только добротная каменная кладка старого отеля смогла выдержать силу взрыва — в здании современной постройки разрушения могли бы быть значительными. Свидетель — дежурный портье — сообщил на допросе в полиции, что за несколько минут до взрыва старший портье, детектив отеля и зашедший в отель незнакомый полицейский в форме принесли из камеры хранения отеля кожаный чемоданчик размерами несколько большими, чем обычный кейс для бумаг. Все трое заперлись в пустующей в это время канцелярии, и вскоре там раздался взрыв. О силе взрыва говорит тот факт, что массивная дубовая дверь канцелярии была вырвана взрывной волной из косяков и отброшена на несколько метров. Оказалось, что чемоданчик только снаружи был кожаным — его корпус был изготовлен из алюминия и при взрыве осколки металла пробивали насквозь тела погибших. Продолжается поиск возможных свидетелей, говорят, один из клиентов отеля, покинувший его незадолго до трагедии, в сопровождении старшего портье забирал свои вещи из камеры хранения в тот момент, когда туда вошли впоследствии погибшие детектив отеля и полицейский. Полиции известно имя свидетеля. По поводу происшествия выдвигаются многочисленные версии — от акции боевиков палестинской организации «Черный сентябрь» до отголосков непрекращающихся войн всяческих семей организованной преступности. По сведениям, поступившим от информированных источников, к расследованию подключены структуры Интерпола.

Закончив читать заметку, Боксон поднял глаза на задумавшегося Трэйтола. Американец медленно проговорил:

— Я дам тебе контактный телефон… Этот человек работает в нашем ведомстве. О твоем звонке он будет предупрежден. Видимо, тебе придется всю последующую деятельность согласовывать с ним…

— Меня не устраивают такие условия — мое участие в операции оговаривалось строгим соблюдением конфиденциальности!..

— Я помню! Но какая, к черту, конфиденциальность, если из американского посольства мне уже намекнули на необходимость подробной объяснительной по поводу ранения! Я ведь не турист, подравшийся в баре!..

— И каково будет содержание твоей объяснительной? — нахмурился Боксон.

— Правду, только правду, ничего, кроме правды, и да поможет мне Бог! — процитировал стандартную фразу Трэйтол.

— А утечка информации?

— Нашим врагам наши имена уже известны — Пелларес оказался чертовски умен и вычислил наши передвижения за раз!.. Хуже будет только в гробу!

— Нет, Эдди! Хуже может наступить чуть раньше! Вокруг вашего поместья в Вирджинии уже установлены противопехотные минные заграждения?

— Зачем?.. — недоуменно спросил Трэйтол.

— Ваш дом лучше всего не штурмовать, достаточно поджечь его фосфорными гранатами с нескольких сторон, и когда все семейство побежит через центральные двери, расстрелять бегущих из пары автоматических стволов…

— У тебя какие-то странные фантазии, Чарли, с чего бы это?..

— А мою семью перестреляют за утренним завтраком!.. Возможно, будет использоваться пистолет с глушителем…

— Ты уже сошел с ума, нет?..

— Эдди, за нами была настоящая охота! Меня радует, что тебя не пытались убить в больнице — значит, у наших врагов пока ещё недостаточно возможностей. Но постепенно они соберутся с силами и продолжат преследование. И вот тогда они начнут поиск с наших семей. Ты все понял, или мне следует обрисовать подробности?..

— Пожалуй, понял…

— Отлично! Теперь осознай, что наше дальнейшее существование зависит от той поспешности, с которой мы нейтрализуем опасность — с какой бы стороны эта опасность ни исходила. Помнится, в Хэйт-Эшберри слонялись целые толпы персонажей, готовых за одну дозу застрелить кого угодно. Ты не забыл? Хорошо, тогда попробуй сообразить, кто должен быть нейтрализован — или придурки, которые направят на тебя пистолет, или те, кто направит этих придурков?

— Надо обратиться за помощью к ФБР…

— Эдди, да лично я без помощи любого ФБР спрячусь где-нибудь в Родезии, но куда ты спрячешь свою сестру Аделину?

— Твои предложения?

— Физическое уничтожение всей команды Пеллареса.

— У тебя часто бывают умопомрачения? — попытался справиться с изумлением Трэйтол.

— Нет, только в присутствии одного наивного простака из Лэнгли!..

— Тебя неодолимо влечет на электрический стул? — снова спросил Трэйтол.

— Подозреваю, что меня гонит в схватку инстинкт самосохранения. Не задавай глупых вопросов, Эдди!

Трэйтол замолчал. «Ландскнехт! Настоящий наемник — беспринципный и безжалостный!» — подумал он.

— Не думай обо мне плохо, Эдди! — сказал Боксон. — Это с твоей подачи мы вляпались во все это дерьмо, так что давай соответствовать ситуации. На войне как на войне — или за твоим гробом будут идти только служащие похоронного бюро. Твой департамент оплатит наши похороны?

— Вообще-то предписано сократить непроизводительные расходы…

— Разумно! — неожиданно повеселел от такого ответа Боксон. — Значит, в осуществлении наших планов нам никто не помешает…

— И в то же время увеличен бюджет ФБР… — продолжил Трэйтол. — Нас будут искать федеральные агенты…

— Ах, как хорошо ты сейчас сказал, Эдди: «нас»! — уже не сдерживал улыбки Боксон. — Мы все ещё мы одна команда!..

— Ты уверен? — с улыбкой спросил Трэйтол.

— Уверен, Эдди! — Боксону почему-то хотелось смеяться. — Даже если ты всего лишь не будешь мне мешать — это уже свидетельствует о твоем активном участии…

— Боюсь, тебе трудно будет чем-либо помешать… — вставил Трэйтол.

— А если ты снабдишь меня кое-какой информацией, то вероятность удачного для нас исхода операции приблизится к оптимальной! — завершил фразу Боксон и засмеялся.

Боксон уже давно заметил за собой эту особенность, своего рода защитную реакцию организма — смеяться в трудную минуту. Только что он открыл перед чужим человеком свою слабость — совершенно искреннее беспокойство за свою семью, а ведь слабости нельзя открывать никому — в том числе и таким малонадежным союзникам, как сотрудник спецслужбы другого государства. Жалкий камуфляж под беспокойство вообще умного разведчика не обманет…

И Трэйтол уловил эту слабость.

— Чарли, — внезапно сменил он тему разговора, — старший инспектор Дамерон рассказал мне кое-какие подробности моей последней автопрогулки…

— Не верь не единому его слову! — немедленно отреагировал улыбающийся Боксон.

— И даже его упоминанию о семи гильзах от «Беретты»?

— Полицейские всегда врут!..

— И о пятнах крови двух разных людей?

— У старшего инспектора крайне больное воображение!..

— А серьёзно ты разговаривать не можешь? — разозлился наконец Трэйтол идиотская улыбка легионера уже начала его раздражать, да и долгий разговор для простреленных бронхов был существенной нагрузкой.

— Могу! — перестал улыбаться Боксон. — Но это не доставит тебе удовольствия!..

— Я сам решу, что может доставить мне удовольствие…

— Решай! Но я смогу повторить тебе только мои запротоколированные показания…

— Что, все было так серьёзно?.. — неожиданно тихим голосом спросил Трэйтол.

— Более чем серьезно, Эдди… — ответил Боксон и опять улыбнулся.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь… — проговорил Трэйтол.

— Знаю, Эдди, знаю… — кивнул головой Боксон. — И иногда мои знания пугают меня… Но ты как-то ловко ушел от ответа на мое предложение о доступе к информационной базе ЦРУ — разве тебе нечего сказать?

— А что ты хочешь услышать?

— Напоминаю: мне нужны все данные о передвижении Анджелы Альворанте как в Штатах, так и за их пределами.

— Если за ней специально не следили, таких данных просто не существует…

— Но прохождение таможни фиксируется, и я бы очень хотел знать, в какой стране моя мексиканская подруга сейчас пудрит свой очаровательный мексиканский носик…

Трэйтол опять задумался. Боксон вернулся к газете, просмотрел рекламные объявления. Покупка, продажа, поставки, скидки, адвокаты, нотариусы, врачи-окулисты, дантисты, диагностика рака на ранних стадиях, курсы иностранных языков, спорт-клуб, солярий.

— Так как я сам сейчас не могу помочь тебе, то придется воспользоваться все тем же контактным телефоном… — задумчиво проговорил Трэйтол.

— Что за человек? — спросил Боксон, откладывая газету в сторону.

— Работает в нашей резидентуре в Париже. Имеет доступ к информационной базе. Имя — Брент Уоллер. Запоминай телефон…

— А записать нельзя?

— Только в зашифрованном виде! Сразу же заготовь объяснение по поводу этих цифр — вдруг спросят, что это такое…

Боксон записал номер телефона, применив примитивное шифрование перестановку цифр с добавлением к каждой определенного числа. Потом проверил расшифровку — получилось.

— Скажешь, что от Эдварда Трэйтола, — продолжил американец, — он будет тебя ждать. На многое не рассчитывай, но адрес Анджелы Альворанте ты получишь…

— Если этот Уоллер начнет задавать посторонние вопросы?

— На твое усмотрение, я все равно должен буду составлять рапорт начальству…

— Без рапорта обойтись нельзя?

— Специализация нашего ведомства не позволяет оставлять без тщательного расследования факт тяжелого огнестрельного ранения любого сотрудника…

— Таким образом, Анджела Альворанте будет немедленно засвечена и привлечена минимум как свидетельница…

— Да, минимум как свидетельница!..

— Как избежать эту процедуру?

— Как повезет!.. — улыбнулся Трэйтол.

— Ну, хорошо! — Боксон встал. — Выздоравливай, Эдди, встретимся, видимо, в Штатах… Передавай привет сестре!..

Сразу из госпиталя Боксон зашел к местному нотариусу. После краткой консультации англичанин продиктовал письмо в полицейское управление Брюсселя. В письме говорилось о том, что гражданин Соединенного Королевства Чарльз Спенсер Боксон (далее следовали зафиксированные в документах данные) останавливался в отеле «Брюгге» на одну ночь, оставлял свой чемодан в сейфе камеры хранения отеля, откуда утром, перед отъездом, забрал его. В тот момент, когда Боксон находился в помещении камеры хранения, туда вошли двое незнакомых ему мужчин, один из которых был одет в форму бельгийского полицейского. Их появление не обеспокоило старшего портье, напротив, он сразу же достал из кармана ещё один ключ от одного из сейфов. Какой именно сейф был открыт, Боксон уже не видел, так как покинул помещение. Боксон уже ехал в такси на вокзал, когда услышал звук взрыва. Он вернулся к отелю и узнал о трагедии. Так как в газетах сообщается о необходимости получить сведения от всех свидетелей, то Боксон счел своим долгом предоставить полиции Брюсселя свои показания, подлинность которых засвидетельствована нотариально. Кроме нотариуса, документ засвидетельствовали его секретарь-машинистка и владелец соседнего книжного магазина. Все обязательства по доставке документа адресату взял на себя нотариус.

…Через два дня, в Париже, скромно одетый американец передал Боксону листок бумаги с единственной строкой текста: «Анджела Гонсалес Альворанте, рейс „Пан-Америкэн“ Париж — Нью-Йорк, 12 декабря 1973 года».

— Она вернулась в Штаты неделю назад, — сказал американец. — Насколько я знаю, её майамский адрес у вас имеется…