Коридор до Рождества

Глава четвертая. Карибский закат

Боксон приехал в Майами за день до встречи. Он остановился в маленьком мотеле, среди кубинских беженцев, пуэрто-риканских переселенцев и разорившихся фермеров со Среднего Запада, подавшихся в край вечного лета и цветов в поисках счастья. Кубинцы его позабавили — в тот день они пытались проводить нечто вроде военных построений, видимо, готовились к яростным сражениям против режима Кастро. Глядя на этих толстобрюхих лавочников и их тяжелозадых подруг, одышечно потеющих в камуфляжной униформе, Боксон однозначно определил беспросветную судьбу анти-кастровской вооруженной оппозиции.

До вечера Боксон прогуливался по городу; в соответствии с наставлениями для войсковых разведчиков изучал местность; присматривал пути ухода от слежки и вооруженного преследования, места вероятного укрытия; разговаривал с заполонившими город кубинцами, приноравливаясь в кубинскому диалекту испанского языка; особо тщательно осмотрел окрестности многоквартирного дома, где на четвертом этаже проживала Анджела Альворанте. Боксон даже зашел в подъезд и постучал в дверь квартиры. Никто не отозвался, а выглянувшая на стук соседка, тоже оказавшаяся кубинкой, пыталась что-то объяснить на ломаном английском, но Боксон заговорил по-испански и проговорился, что приехал из Мексики, тут же услышал восторженное сообщение о двух сестрах-мексиканках, проживающих этажом выше («Редкостные шлюхи, сеньор!..»), о мексиканской семье из соседнего подъезда («Семеро детей, сеньор, семеро, а муж безработный!..»), а также о нехороших парнях из Колумбии, которые охраняют что-то в подвале («Но это совершенно не мое дело, сеньор!..»). В завершение речи соседка сказала, что Анджела Альворанте («Ах, какая ученая сеньорита, но все ещё не замужем!..») уехала в Орландо и приедет только завтра утром («У молодых всегда какие-нибудь дела, сеньор!..»). За время столь содержательного разговора Боксон успел разглядеть исключительную ненадежность замка, хлипкость двери и отсутствие освещения на лестничных площадках.

— А где обедает сеньорита? — спросил Боксон.

В ответ пришлось выслушать причитания о совершенно несъедобной американской консервированной пище; о невозможности найти на рынке некоторые кубинские специи; о фальшивом кубинском роме, к тому же разбавленном неизвестно чем; о засилье итальянских закусочных; о бездельниках, целыми днями сидящих в заведениях за одной-единственной чашкой кофе и о пронырливых китайцах, торгующих со своих тележек бифштексами из собачьего мяса. Но местонахождение итальянской траттории, в которой сеньорита Анджела обычно проводила свой ланч, соседка указала довольно точно: три квартала к морю, потом налево мимо магазина радиоприемников и напротив редакции газеты «Американская свобода», сеньорита там работает.

На прощание Боксон искренне поблагодарил говорливую женщину и пообещал непременно зайти в следующий раз попробовать настоящий кубинский кофе, а не ту бурду, что подают в своих харчевнях эти окаянные макаронники. От покупки предложенной контрабандной сигары кубинского сорта «Санта-Мария» Боксон отказался.

Он побывал около редакции газеты «Американская свобода», даже купил свежий номер; определил, что данный печатный орган отражает точку зрения прокоммунистически настроенных интеллектуалов из разных стран Центральной Америки; по обшарпанности стен и многомесячной грязи на окнах убедился в хроническом безденежье независимой прессы, а скудные вкрапления рекламных объявлений на шести страницах газеты подтвердили его предположение о непопулярности этого варианта свободной мысли среди испаноязычного населения. Нет, деньги от рисковых экспроприаций команданте Пеллареса поступали явно не в кассу «Американской свободы».

Вечер завершился посещением магазина рыболовных принадлежностей и приобретением хорошего складного ножа для потрошения крупной рыбы; бритвенно отточенное лезвие выбрасывалось из пробковой рукояти надежным пружинным механизмом — Боксон перебрал больше дюжины образцов, пока не определил подходящий (хоть он и признавал расслабляющий фактор наличия оружия, но остаться совсем невооруженным было недопустимо: на войне как на войне). Пожилой американец в морской фуражке, молча наблюдавший за разговором Боксона с продавцом, дождался, когда за англичанином закроется дверь магазина, и спросил:

— Чак, ты видел, как этот парень держал нож?..

Продавец угрюмо кивнул головой:

— Да, Том, он выбирал нож на человека…

Утром следующего дня Боксон взял в автопрокатной фирме малолитражный «датсун», подъехал к знакомой итальянской траттории, увидел в окне Анджелу Альворанте, в цветочной лавочке за углом купил небольшой букет, зашел в заведение и сел за столик сеньориты. Сначала она чуть не выронила стакан…

— Представьте себе, мисс Альворанте, — безо всякого приветствия сказал Боксон по-испански, — у вас сейчас такой потрясенный вид, будто вы увидели восставшего из могилы…

Анджела напряженно молчала, пытаясь справиться с потрясением.

— Между прочим, эти скромные розы — вам! Сейчас сюда подойдет официантка, я закажу кока-колу. Глянув на выражение вашего лица, эта милая дама обязательно спросит, все ли у вас в порядке — соберитесь с силами и не беспокойте посторонних, ведь местной полиции пока ещё нет дела до ваших спринтерских забегов по булыжной мостовой Брюсселя… Кока-колу, пожалуйста, в бутылке! — попросил Боксон подошедшую к столику официантку.

— Одна кока-кола, — официантка сделала пометку в блокноте, — ещё что?..

— Пока все, благодарю вас! — улыбнулся ей Боксон.

— Мисс, у вас все в порядке? — спросила официантка Анджелу. — Мисс, вы меня слышите?

— Да-да, конечно, — проговорила журналистка, — все в порядке, не беспокойтесь!..

— Вы уверены? — переспросила официантка и с подозрением взглянула на Боксона.

— Все в порядке! — более твердым голосом сказала Анджела. — Мне, пожалуйста, пачку сигарет «Сэлем».

Официантка отошла выполнять заказ.

— Должен вам признаться, мисс Альворанте, наша европейская встреча была для меня сногсшибательной неожиданностью… Кстати, где Пелларес?

Подошедшая официантка принесла кока-колу и сигареты.

— Что-нибудь ещё? — спросила она.

— Может быть, позже, спасибо! — снова улыбнулся Боксон.

Анджела молча отрицательно покачала головой. Официантка удалилась, но со стороны продолжала наблюдать за этой парой — появление высокого светловолосого парня почему-то очень напугало красивую латиноамериканку. Неприятности работникам кафе были не нужны, когда полгода назад какой-то пьяный кубинец зарезал своего собутыльника прямо за столом, то пришлось заново красить пол впитавшаяся в доски кровь никак не отмывалась.

— Вы не ответили на мой вопрос, мисс Альворанте: где Пелларес?

— Я не понимаю, о чем вы, — ответила Анджела и изобразила улыбку.

— Я так и подумал! — также улыбнулся Боксон и достал из кармана два листка бумаги. — Ознакомьтесь, пожалуйста. Первый листок — это краткая выписка из вашего досье, так я узнал ваш сегодняшний адрес. Второй листок — отметка о прохождении вами таможенного контроля в парижском аэропорту Орли. Таким образом, о моем интересе к вашей персоне знают в некоем государственном учреждении Соединенных Штатов Америки. Тот парень, в которого ваш приятель Хорхе всадил пулю, в ближайшие дни подаст начальству рапорт о произошедшем. К рапорту обязательны комментарии. Вы следите за ходом моей мысли, нет?

— Продолжайте!.. — Анджела закончила распечатывать пачку «Сэлем», вытянула сигарету, Боксон щелкнул зажигалкой.

— Я продолжу! Через пару дней за вами начнется тотальная слежка. Если следили за мной, а я, между прочим, не проверялся, то вы уже взяты под контроль. Ещё через несколько дней малозаметные парни в галстуках выяснят все ваши знакомства. Все остальное доделает аналитический отдел. Надеюсь, вы понимаете, с какой могущественной машиной вы столкнулись?

— И вы винтик этой таинственной машины? — Анджела старалась удерживать хотя бы внешнее спокойствие.

— Нет, я та песчинка, которая может сломать некоторые части механизма. Я с ними, но я сам по себе. Иначе вы бы уже сейчас сидели в комнате для допросов и требовали адвоката. Не уверен, что у вас есть деньги на дорогого юриста, а ждать назначения общественного защитника иногда можно неделями. Да и тогда вам придется туго — непричастность к убийству Стефани Шиллерс ещё надо доказать… А у стороны обвинения могут оказаться крайне неприятные улики, как прямые, так и косвенные!..

— Я по-прежнему не понимаю, о чем вы говорите, поэтому вынуждена уйти мне пора! — Анджела сделала попытку встать, но Боксон остановил её фразой:

— Не делайте глупостей, мисс Альворанте, иначе я устрою скандал, и всех нас отведут в полицию! Разве вам это интересно?

— Но я действительно не понимаю, о чем вы говорите, мистер… как вас там? — она села.

— Чарльз Спенсер Боксон! Если угодно — лейтенант Боксон. Вот мой паспорт.

Анджела просмотрела документ, вернула обратно Боксону.

— Какого черта здесь делает британский полицейский? Предъявите-ка ваше удостоверение, лейтенант!..

— Я не полицейский, я лейтенант французского Иностранного Легиона…

— Что вы хотите, лейтенант Чарльз Спенсер Боксон?

— Во-первых, прекратите делать непонимающее лицо, — жестко сказал Боксон. — Если бы вы действительно не понимали, о чем я говорю, полиция бы уже надевала на меня наручники. Во-вторых, осознайте нависшую над вами опасность. Единственный человек, который реально может помочь вам — это я, потому что я сам спасаю свою жизнь. В-третьих, начинайте правдиво отвечать на мои вопросы.

— Не много ли для первой встречи? — Анджела холодно посмотрела на англичанина.

— Забавно, мисс Альворанте, — усмехнулся Боксон, — у вас удивительно выразительный взгляд, наверное, вам следовало играть в кино, в крупном плане вы были бы бесподобны!.. Между прочим, сегодня вовсе не первая наша встреча. Есть смысл напоминать о нашем знакомстве пятилетней давности, а также о стрельбе из обрезов на тихой улочке в центре Брюсселя?..

— Продолжайте!.. — вместе с дымом выдохнула Анджела.

— Где Пелларес? Только не говорите, что не знаете — я не поверю!

— Он умер.

— Когда?

— В тот же день, к вечеру…

— В какой день?

— Когда ранили вашего напарника, и вы убили Хорхе Латтани.

— Где трупы?

— Мы похоронили их в лесу…

— Мы? Кто это — мы?

— Я не хочу отвечать на этот вопрос…

— Что ж, пока ещё, на данную минуту, такой ответ допустим. — Боксон открыл блокнот и подвинул его к Анджеле. — Нарисуйте схему местности, где вы похоронили Пеллареса и Латтани.

— Я не буду ничего рисовать…

— В таком случае, я оставляю за собой сомнение в правдивости ваших слов. Короче: мне нужны неопровержимые доказательства смерти Эухенио Пеллареса, иначе он будет считаться живым, а его поиск на сегодняшний день замыкается на вас со всеми вытекающими последствиями. Я же рекомендовал вам осознать серьёзность положения, разве вы мне не поверили? Неужели я так похож на идиота?

— А если французская полиция предъявит вам обвинение в двойном убийстве?.. — спросила Анджела.

— Они очень хотели это сделать, но из-за отсутствия трупов факт убийства не установлен. И вообще, в том деле имеется только один потерпевший гражданин США Эдвард Трэйтол, а я фигурирую исключительно как свидетель. Кстати, куда исчез белый «форд»?

— В лесу, мы забросали его снегом…

— А весной его непременно обнаружат… Неплохая перспектива, особенно если учесть, что собаки запросто почуют неглубоко зарытые в земле трупы… Вот тогда и будет организовано дело об убийстве… Нет, такое будущее меня не устраивает!

— В таком случае, нам пора распрощаться!.. — Анджела решительно встала, Боксон поднялся вслед за ней и они вышли на улицу.

— Последнее замечание, мисс Альворанте! — попросил Боксон. Она остановилась.

— Ну, что ещё?..

Боксон подошел к ней вплотную и показал торчащий из рукава пиджака маленький микрофон:

— Вызовите, пожалуйста, полицию! Надеюсь, французский суд учтет мое добровольное признание и помощь следствию. Вероятно, мне даже удастся убедить присяжных в акте самообороны. Так как вы мой единственный свидетель, то рекомендую вам немедленно вызвать своего адвоката — ваше наказание за причастность к похищению и убийству Стефани Шиллерс, а также обвинение в принадлежности к террористической организации «Фронт пролетарского освобождения» будет значительно суровее моего символического, а может быть, даже и условного, срока. Вы же понимаете, что помощь следствию подразумевает также и мой рассказ о ваших преступлениях, нет?..

— Да чтоб ты сдох! — выкрикнула Анджела. Боксон засмеялся.

— Мисс Альворанте, ещё пара таких эмоциональных всплесков и полиция приедет сама! Я взял напрокат вон тот желтый «датсун», он без кондиционера, но по городу бегает достаточно резво, позвольте, я вас подвезу…

Они сели в автомобиль (в салоне действительно было душно, флоридское солнце не знает зимы), и Боксон неожиданно серьёзным тоном сказал:

— Сестренка, кончай дурить! Если ты поможешь спастись мне, я спасу тебя.

— Не городи чушь, братишка! — в тон ему ответила Анджела. — Меня уже зафиксировали в ЦРУ, так что ты мне никак не поможешь…

— Великолепный ответ, Анджела! Скажи-ка мне, что такого узнала Стефани Шиллерс, что Пелларес всадил в неё целых пять пуль?..

— Он просто разозлился, она смеялась над его убеждениями…

— Неправда, Пелларес умный и расчетливый преступник, никаких убеждений у него нет в принципе, так что у этого убийства была очень важная причина. Подумай, вспомни все подробности…

— Слушай, Чарли, если у тебя есть реальные предложения, говори, а то мне ещё надо успеть на самолет до Мексики…

— Мексика — это неплохо, Бразилия тоже не выдает преступников. Только кому ты там нужна?

— У меня есть друзья, не волнуйся…

— Вот как раз наличие твоих друзей заставляет меня волноваться!.. Поэтому ответь мне: где Пелларес планировал закупить сгущенное молоко?

— Какое сгущенное молоко?..

— Для солдат гватемальской революции. Или ты ещё не сообразила, что на войне винтовка — это не всегда самое главное?

— К чему ты клонишь?

— К единственно возможному ответу — для кого предназначались деньги, полученные в виде выкупа за Стефани Шиллерс? Только не говори мне про революцию, эта идиотская тема надоела мне ещё в студенческих общежитиях Сорбонны…

— Я не понимаю…

— Я поясню! — Боксон вытащил из-под сиденья несколько ксерокопий газетных статей. — Вот американская пресса, здесь упомянута сумма выкупа — пятьсот тысяч долларов. А вот бельгийская — во взорвавшемся в отеле «Брюгге» чемоданчике лежало от пятидесяти до шестидесяти тысяч долларов. Пелларес ведь останавливался в отеле «Брюгге», не так ли? Там он и оставил чемоданчик с деньгами и с миной со взведенным взрывателем. Наверное, на всех языках мира есть поговорка — жадность фраера сгубила. Бедняга старший портье! Он так мечтал о сексе одновременно с двумя женщинами! Но я отклонился от темы… Итак: если на закуп заведомо устаревших винтовок планировалось истратить всего процентов пятнадцать от полученной суммы, ещё десять процентов я готов списать на организационные расходы, то куда исчезли оставшиеся триста пятьдесят тысяч баксов? Кто получил эти деньги?

— Я не знаю…

— Хорошо, к этой теме мы вернемся позже. Ты по прежнему не хочешь нарисовать мне схему захоронения?..

— Давай блокнот, черт с тобой!..

— Пожалуйста! Знаешь, мне нравиться говорить по-испански: на английском языке проклятия звучат как-то слишком пресно…

Анджеда вернула блокнот. Боксон рассмотрел схему и присвистнул:

— Да вы сдурели, здесь же шоссе в двухстах метрах!

— Мы вылили на могилу канистру мазута, собак должен отпугнуть его запах…

— Будем надеяться!.. Ты мне не назовешь имя вашего французского приятеля?

— Нет. Тебя действительно могут обвинить в убийстве и тогда сдашь всех. Анджела печально посмотрела на Боксона. — Ты уж прости меня, Чарли, но я не верю в благородство наемников…

— Я сам себе не верю, сестренка, но мое стремление сохранить свою шкуру не вызывает сомнения, поэтому будем исходить из этой данности…

— Так выражаться ты научился в Иностранном Легионе?

— Нет, в Парижском университете…

— Тогда поехали, а то без движения в машине слишком душно… — Анджела полностью оправилась от потрясения и теперь мыслила уверенно и четко. — Ты говорил, за тобой могут следить, так?

Желтый «датсун» двигался вдоль улицы неторопливо, в зеркало заднего вида Боксон смотрел за возможными преследователями, ничего подозрительного не замечал.

— Да, могут! Я не проверялся, но нашел пару интересных переулков и один проходной двор, а также один длинный коридор с несколькими выходами. У тебя есть на примете пустующий дом где-нибудь в пригороде?..

— Есть один, только там ничего нет, даже телефона…

— Избалованные вы люди, американцы! В Африке я видел дома, считающиеся богатыми только потому, что у хозяина в качестве мебели были деревянные ящики из-под снарядов. В пустыне, между прочим, любая деревяшка — ценность…

— Мы не в Африке и не в пустыне… Как ты собираешься мне помочь?

— Своим молчанием! Кроме меня, нет никаких других свидетелей. Все остальные улики против тебя чересчур косвенные, хотя суд присяжных, конечно, может принять их во внимание…

— И примет, будь уверен! В состав присяжных включат домохозяек, фермеров и лавочников, и ошалевшие от серой тягомотины своей жизни граждане влепят неприлично сексуальной латинос по всей строгости закона!.. Придумай-ка что-нибудь получше, или отпусти меня — мне надо успеть на самолет до Сан-Диего!..

— Вот ты сама и подсказала! Чем быстрее ты расскажешь мне про оставшихся на свободе друзей Пеллареса, тем быстрее я тебя отпущу. Только не ври мне, иначе я сдам тебя твоим коллегам по борьбе, а предателей они не прощают…

— Не прощают! — подтвердила Анджела. — Но и ты живым от них не уйдешь!..

— А я и не собираюсь от них уходить! Более того — я хочу у них остаться!

— Ого! Да кому ты там нужен!

— Там — это где?

Анджела не ответила. Боксон сделал несколько резких поворотов по переулкам и «датсун» выехал на окраину Майами. На шоссе Боксон вел машину так же медленно, и смог точно определить — за ними никто не следит, все другие автомобили быстро проезжали мимо.

— Считай, что мы выехали из города, — сказал англичанин. — Может быть, тебе следует вернуться домой, взять какие-нибудь вещи?..

— Ты слишком заботлив, — съехидничала Анджела, — это не к добру!..

— А почему я не могу быть заботливым?

— Потому что ты — враг! Бойся данайцев, дары приносящих…

— Ага, я что-то слыхал о троянской войне… — кивнул головой Боксон. Только я — не Одиссей. Я несколько изменю вопрос: кто послал Пеллареса в Европу?

Анджела недоуменно посмотрела на Боксона:

— Ты совсем тупой? Я не собираюсь тебе ничего рассказывать…

— Весьма смелое заявление! Но мне наплевать, перспектива венчания с гильотиной меня не вдохновляет.

Какое-то короткое время в автомобиле стояла тишина, и вдруг Боксон закричал:

— Кукла безмозглая! Совсем уже не соображаешь!? Или ты сейчас же отвечаешь на мои вопросы и вместе ищем реальный путь спасения, или я отвожу тебя в полицию и получаю премию! А с французским правосудием договорюсь сам! Даю тебе полминуты, решай!

Вздрогнувшая от неожиданного крика Анджела испуганно втянула голову в плечи, попыталась открыть дверь, но Боксон шлепнул её по руке:

— Даже не мечтай, назад пути нет!

Она закрыла глаза, расслабленно откинувшись на спинку кресла, несколько минут тянулось молчание, потом она сказала:

— Я согласна. С чего начнем?

— С самого начала, Анджела, — тихим и спокойным голосом отозвался Боксон, — с самого что ни на есть начала…

— Будем разговаривать в машине или куда-нибудь проедем? — спросил Боксон Анджелу.

— В машине душно, мог бы выбрать тачку с кондиционером…

— Я не состою на государственной службе, а мои личные сбережения крайне ограничены. В багажнике лежит брезент, можем посидеть на какой-нибудь полянке…

— Лучше на пляже, подъезжай поближе к морю, там прохладнее…

Они не стали расстилать брезент, просто открыли широко двери автомобиля, небольшой ветерок с океана действительно приносил некоторое облегчение.

— Почему ты уехала из Лос-Анджелеса? — спросил Боксон.

— Выключи магнитофон, — ответила Анджела.

Боксон вытянул из рукава микрофончик с обрезанным проводом:

— У меня нет магнитофона…

— Чтоб ты сдох, лейтенант!

— Вероятно! Отвечай на вопрос, Анджела, не тяни время.

— У меня были свои причины переехать в Майами, я нашла работу в местной испаноязычной газете…

— В «Американской свободе»? В Лос-Анджелесе у тебя была более приличная должность…

— Тебя это не касается!

— Конечно не касается, пуля ведь попала в Эдди Трэйтола! Когда ты познакомилась с Пелларесом?

— В прошлом году. Он принес статью о гватемальском революционном движении…

— Он сам написал эту статью?

— Нет, его сестра. Статью мы напечатали, хотя там было больше трескучих фраз, чем разумной аналитики…

— Когда ты примкнула к «Фронту пролетарского освобождения»?

— После… — она задумалась, подбирая фразу. — Ну, когда понадобился человек с настоящим американским паспортом для поездки в Европу. Пелларес пригласил меня, сказал, что гватемальские парни без надежного переводчика будут чувствовать себя неуютно. Я всегда хотела побывать в Европе…

— Да, твоя поездка была нескучной!.. — невесело усмехнулся Боксон. Тогда, в Брюсселе, кого вы ждали около офиса Мартина Ренье?

— Двух агентов ФБР… Ренье рассказал Пелларесу ваши приметы…

— И что вы должны были с нами сделать?

— Проследить и нейтрализовать…

— Нейтрализовать — это как? Заряд картечи в голову?

— По обстоятельствам. — Анджела отвернулась.

— Мне нравится, что ты не пытаешься оправдаться. Перейдем к Франции. Как Пелларес вычислил нас?

— Он догадался, что я каким-то образом засветилась. Предположил, что меня будут искать на пограничных пунктах. Ваши приметы были известны, остальное дело терпения…

— Где вы прятались во Франции?

— На одной ферме… Адрес я не скажу.

— В то воскресенье, на дороге, где была ты?

— Примерно километра на полтора дальше по шоссе. Когда после выстрелов прошло двадцать минут, и никто не показался, мы поехали туда…

— И что увидели?

— А ты уже не помнишь? Как ты обшарил их карманы и забрал бумажники?.. И как бросил раненого Пеллареса на асфальте?..

— Во-первых, у меня был свой раненый, во-вторых, я думал, что Пелларес убит. Что касается денег, то не мог же я преследовать «Фронт пролетарского освобождения» за свой личный счет! Кстати, из тех денег могу дать тебе тысячу баксов, они твои по праву…

— Давай, я не верю, что ты сумеешь мне помочь… Говорят, что в Иностранный Легион идут одни подонки…

— Спасибо за комплимент! В Иностранном Легионе я встречал много очень даже порядочных людей, но к сегодняшней теме это не относится. Когда будем где-нибудь в Сан-Паулу, я тебе расскажу подробности…

— Почему в Сан-Паулу?

— Я ведь уже говорил: Бразилия не выдает преступников. Мы родим ребенка и станем родителями бразильского гражданина — и нас не выдадут никогда!.. У тебя как с португальским языком?

— Никак.

— Сегодня же купи самоучитель!

Они засмеялись, но в этом смехе было больше горькой иронии, чем искреннего веселья.

— Что ты смеёшься!? — возмущенно заговорил Боксон. — На тебе висит соучастие в похищении и терроризме, на мне — два трупа, даже если смотреть на нас со стороны — мы идеальная пара! У тебя имеется какая-нибудь настоящая профессия, кроме журналистики?

— Ну, однажды я закончила кулинарные курсы, а потом прослушала краткий курс ресторанного менеджмента, а что?

— Боюсь, что в Бразилии мексиканская кухня не вызовет ажиотажа… Я могу работать шофером, инструктором по рукопашному бою, ещё у меня есть диплом юриста, но в адвокатской конторе я бывал только на стажировке… Ага, у нас ведь ещё есть знание английского и испанского языков! Знаешь, сестренка, вместе мы не пропадем даже в Бразилии!

Анждела только грустно улыбнулась. Боксону захотелось высказать какую-нибудь шутку, но, глянув на её лицо, он вздохнул и сказал:

— Продолжим, Анджела, как говориться, «время не ждет»… Вы с тем французом видели меня на дороге или вы приехали позже?

— Конечно, позже!.. Хорхе лежал мертвый, а Пелларес ещё дышал… Мы его кое-как перевязали, потом погрузили обоих в грузовик, я села за руль «форда» и двинулись на ферму. По дороге француз остановился, сказал мне, чтобы я отогнала «форд» в лес и забросала снегом. Я так и сделала, на ферму пришла уже пешком… Мертвого Хорхе положили в амбаре, а Пеллареса отнесли в дом… Нужен был врач, француз пошел за каким-то старым хирургом…

— За хирургом Банлу?

— Я не буду называть фамилий!..

— Хорошо, продолжай!

— Хирург пришел, но с похмелья у него так тряслись руки, что он все равно ничего не смог бы сделать… К вечеру Пелларес умер.

— А где была семья вашего француза? Или он жил один?

— Семья была в городе. Я видела на стенах фотографии — жена, трое детей…

— Итак, Пелларес умер. Что потом?

— Потом мы вывезли его и Хорхе в лес, полночи рыли могилу, похоронили… Схему я тебе нарисовала.

— Мне придется все это проверить, ты же понимаешь… Что было потом?

— Потом француз сходил в город, узнал новости… Он предложил застрелить тебя на улице, но я запретила — операция все равно провалилась, к чему продолжать агонию?.. Ещё через день к ферме подъехал ты с полицейским инспектором, вы рассматривали ферму в бинокль, и я испугалась. Еле просидела до вечера, как стемнело, француз проводил меня до шоссе и посадил на попутный грузовик. Я несколько дней прожила в Париже, потом самолетом в Нью-Йорк… Все.

— С кем из группы Пеллареса ты встречалась после возвращения из Франции?

— Приходил один парень, я ему все рассказала… У него аж сигарета из пальцев выпала, так был удивлен… Ушел без слов…

— Где его найти?

— Я не хочу никого выдавать.

— Я тоже. Поэтому вернемся на шаг назад. Если бы мы с Трэйтолом проскочили засаду Пеллареса и выехали на ваш грузовик, кто должен был по нам стрелять?

Анджела пожала плечами и ответила не сразу.

— Наверное, оба. Хотя армейский «кольт» — не женское оружие, но если держать его двумя руками, то стрелять смогу. Француз был готов стрелять.

— Откуда Пелларес знает француза?

— Они познакомились в Гватемале.

— Знаешь, Анджела, я бы поехал в Гватемалу, но в последние два года тамошнее правительство относится к владельцам британских паспортов крайне недружелюбно…

— Я знаю, конфликт из-за Британского Гондураса и все такое…

— Ага, Британский Гондурас, он же — Белиз… Поэтому завершить свои дела я должен в Штатах. Мне нужно выйти на всех, кто остался от группы Пеллареса, язык не поворачивается называть их «Фронтом пролетарского освобождения». С кем ты встречалась после Европы и где я могу его найти? Не забывай, нам ещё предстоит строить дом под Рио-де-Жанейро…

Анджела даже не улыбнулась.

— Чарли, ты понимаешь, что я не буду никого выдавать? — спросила она и достала из пачки очередную сигарету.

— Понимаю! Только нас будут искать не только агенты ФБР, но и люди покойного команданте. Поверь, правовые аспекты межгосударственных отношений их не очень-то беспокоят…

— Мне боятся нечего, я Пеллареса не убивала.

— Я тоже не убивал, согласно протокола, тяжело раненый мистер Трэйтол успел вывести наш автомобиль из-под обстрела и только потом окончательно потерял сознание…

— Тогда какого черта ты плетешь про двойное убийство и гильотину!? Против тебя же ничего нет!

— Как и против тебя — без моих показаний. Поэтому напоминаю — если ты не ответишь на мои вопросы, я прямо сейчас увезу тебя в полицию — пусть твоей искренности добивается государственный обвинитель.

— А я заявлю, что ты первый начал стрелять на шоссе…

— Анджела, прекрати говорить глупости! Когда по-настоящему возьмутся за меня и терять мне будет уже нечего, то я предоставлю такое количество официальных документов, что мое дело исчезнет даже из архивов! И сейчас я здесь исключительно потому, что пожизненное сотрудничество с властями не входит в мои ближайшие планы…

(Анджела Альворанте была абсолютно ненадежным союзником, и открыть истинную причину своих действий — беспокойство за семью, Боксон не мог ни при каких обстоятельствах.)

— Странно… — Анджела призадумалась. — Ты как-то непоследователен в словах, все время меняешь исходные предпосылки… Ты не находишь, что такая манера дискуссии выглядит подозрительно?..

— У нас не дискуссия, — ласково напомнил Боксон, — у нас обмен воспоминаниями без протокола…

— Ух ты! — воскликнула журналистка. — И что ты можешь предложить в обмен на мои слова? Разумеется, кроме угроз отвезти меня в полицию…

— Во-первых, я могу предложить тебе свои сомнения по поводу использования крупного выкупа на дело гватемальской революции. Поверь, могучий «Фронт пролетарского освобождения» почему-то абсолютно не фигурирует в информационных бюллетенях гватемальского министерства иностранных дел. Вот бы знать, куда исчезли огромные деньги, полученные вышеупомянутым «Фронтом» за последние годы? Во-вторых, меня очень тревожит театрализованное убийство Стефани Шиллерс. Команданте Пелларес разрядил в неё пятизарядный револьвер. Почему он это сделал?

— Пелларес пытался разговаривать с ней о пролетарском движении, а она в ответ твердила всякий бред из американской конституции. Команданте разозлился и не сдержал себя…

— Анджела, не говори глупостей! Человек, способный столь четко вычислить своих противников и хладнокровно устроить вооруженную партизанскую засаду в центре Европы, никогда не даст волю своим эмоциям, как бы не были они сильны! Я повторяю — несчастная заложница узнала что-то очень секретное, возможно, увидела кого-то знакомого… Даже тот факт, что Пелларес не стрелял ей в голову, говорит о спокойном состоянии его рассудка — от пяти пуль сорок пятого калибра от головы остались бы кровавые ошметки, и это затруднило бы опознание трупа, что в данном случае было нежелательно для всех заинтересованных сторон. Я понятно излагаю?

— Пока понятно… — Анджела закурила следующую сигарету. — Да, ты действительно учился на юридическом факультете — говоришь, как адвокат из Арканзаса… Я даже в растерянности — на что ты намекаешь?

— На истину, радость моя!.. Поэтому прекрати демонстрировать героизм и начинай диктовать адреса, имена и приметы, я должен встретиться с этими людьми раньше, чем они догадаются о моем приближении. Доставай блокнот и запиши мой парижский адрес — пошлешь открытку, мне передадут. Если, конечно, я ещё буду жив… — добавил Боксон. — И, пожалуйста, не тяни время, иначе программа защиты свидетелей может не сработать…

— Этого парня зовут Хосе-Рауль Мартино, — начала рассказывать Анджела. Обыкновенный кубинец, никаких особых примет. В Орландо у него дом, на окраине, почти за городом. Адрес я не помню, давай блокнот, нарисую схему, как найти… Ещё у него грузовик, возможно, именно на нем вывезли из Орландо Стефани Шиллерс… Её держали здесь, в Майами, была снята лачуга к западу от города, в лесу. В городе опасно, очень много стукачей… Или мне следует называть их информаторы? — спросила она, повернувшись к Боксону.

— Не останавливайся, рассказывай!.. — ответил он, одновременно делая пометки в блокноте.

— А больше нечего рассказывать, никого другого из группы Пеллареса я не знаю.

— Тебе известен кто-либо из гватемальских повстанческих группировок?

— А зачем они тебе? — насторожилась Анджела.

— Меня очень интересует возможность победы гватемальской революции…

— Победа несомненна! — воскликнула журналистка.

— Да, покойный Че Гевара думал так же, но почему-то не учел вероятность сопротивления боливийских властей и наркотическое безразличие боливийских угнетенных классов… Но об этом позже… Что ещё ты можешь рассказать о группе Пеллареса вообще и о самом Эухенио в частности?

Анджела вспомнила ещё несколько малозначительных подробностей, Боксон уточнил некоторые детали.

— Ты помнишь место, где держали Стефани Шиллерс? — спросил он.

— Нет, конечно, я же там никогда не была!..

— У тебя есть пистолет?

Она замешкалась с ответом.

— Если есть, — сказал Боксон, — дай его мне, во враждебной обстановке без оружия мне как-то неуютно…

— Револьвер лежит дома…

— Где именно? Отвечай, я должен взять его сам, иначе не позволю тебе даже шагнуть за порог!..

— Под холодильником…

— Поехали! Заодно составь список вещей, которые возьмешь с собой в бега дома тебе можно появиться только один раз…

Когда желтый «датсун» подъезжал к дому Анджелы, Боксон проговорил:

— Нам повезло, посторонних пока нет…

В квартиру Боксон вошел первым, быстро достал из-под холодильника небольшой револьвер.

— Я не хочу оставаться без оружия… — с сомнением в голосе сказала Анджела.

— А тебя все равно не пустят в самолет с револьвером… — произнес в ответ Боксон и рассмотрел оружие. Это был шестизарядный «кольт-кобра» 32-го калибра. Боксон проверил наличие патронов в барабане, спросил:

— Ещё патроны есть?

И, получив отрицательный ответ, вздохнул:

— Жаль, шесть штук — это только для первых трех секунд боя…

— На шоссе тебе хватило семи… — напомнила Анджела.

— Я до сих пор не могу поверить в тогдашнюю удачу… — совершенно серьезно признался Боксон. Он спрятал револьвер в карман, потом достал из кармана деньги, отсчитал десять стодолларовых купюр.

— Это твоя доля, сестренка…

Потом, подумав самую малость, он прибавил ещё пятьсот долларов:

— Будем считать, что я купил у тебя оружие… Храни тебя Бог, Анджела Мария Изабелла Альворанте-Санчес!.. Вероятно, больше не увидимся… Пока!..

Уже в дверях Боксон обернулся:

— Да, кстати… Если ты меня все-таки обманула, то до моей смерти ты не доживешь!..

Хосе-Рауль Мартино родился в Гаване. Волею судьбы день его рождения совпал с днем смерти великого шахматиста Капабланки, и отец новорожденного увековечил память кубинского гения, дав сыну его имя. Семейство не бедствовало — старший Мартино владел несколькими туристскими катерами, американские промышленники, вырвавшись из-под надзора постаревших жен, любили выходить в море на рыбалку в компании темпераментных кубинских девчонок. Сотрудничество с боссом кубинской мафии Сантосом Траффиканте приносило фирме дополнительную прибыль — несколько катеров, сохранив внешность прогулочных, были приспособлены для многомильных морских переходов — марихуана с островов Карибского архипелага по качеству ничуть не хуже мексиканской.

Когда народный социалист Фидель Кастро во главе своих бородачей и с католическим крестом на груди вошел в Гавану, семье Мартино пришлось спешно перебираться в Майами. Казалось, что возвращение домой состоится со дня на день, поэтому жизнь вели неосновательную, в отеле, около телевизора, круглосуточно ждали нужного сообщения… Всего за полтора месяца бездействия отец утратил осторожность и в конце февраля 59-го решил заглянуть на Кубу — у семьи ещё оставался один катер. Этот катер и сгорел от прямого попадания трассирующей крупнокалиберной пули в бензобак, а сумевшего выплыть владельца кастровские пограничники повязали прямо на берегу. Бедняга бесследно исчез за воротами крепости Кабанья; говорили, что тогдашний комендант Кабаньи, аргентинец Эрнесто Гевара Серна по прозвищу Че, любил беседовать с приговоренными к расстрелу, и только после этих бесед приговор приводился в исполнение.

Семейные деньги кончились катастрофически быстро — мать, бывшая танцовщица из дансинга, оказалась совершенно неприспособленной к самостоятельной жизни, а открыто проявившаяся давняя любовь к умопомрачительным коктейлям на основе настоящего кубинского рома безнадежно усугубила ситуацию. Земляки устроили Хосе-Рауля в авторемонтную мастерскую, и избалованному парню с непривычки пришлось тяжко. Но вскоре среди клиентов мастерской оказался один из давних партнеров отца по бизнесу, Хосе-Рауля сначала пригласили на беседу, потом дали мелкое поручение, потом ещё одно, и вскоре он смог уволиться из мастерской и купить белый шелковый костюм. А летом 66-го его арестовали с пакетом высококачественной марихуаны в багажнике собственного «доджа». Хосе-Рауль Мартино вышел из тюрьмы через три года.

За время его отсутствия мать окончательно и молниеносно спилась, и однажды, к великому облегчению близких, не поделила дорогу с пятитонным грузовиком. Грузовик в споре победил. На кладбище священник призвал присутствующих помолиться «за безвременно ушедшую сестру нашу» и три пожилые соседки, представитель похоронного бюро и агент страховой компании молча склонили головы. Больше на похороны никто не пришел.

Хосе-Рауль получил от домовладельца наследство, уместившееся в одном пластиковом пакете — все остальное ушло на оплату долгов или было разворовано собутыльниками. Кубинец подарил содержимое пакета соседке, угостившей его кофе и рассказавшей о последних днях покойной.

В тот же день он зашел в бар, где целыми днями сидел один из ветеранов подпольного бизнеса — Карлос Ираола. Старик помнил отца Моранто, много лет назад они часто бывали на морской рыбалке, а потом рассказывали разные небылицы бородатому американцу Эрнесто, который впоследствии оказался писателем и даже получил Нобелевскую премию. Карлос Ираола выслушал Хосе-Рауля, и вечером того же дня познакомил его с Эухенио Пелларесом. Предложенное дело сначала так напугало только что отмотавшего срок кубинца, что он попробовал немедленно отказаться, но Пелларес порекомендовал оглянуться вокруг и вспомнить работу в автомастерской. Хосе-Рауль от такой рекомендации сразу поскучнел, потом взглянул в глаза гватемальца, увидел нечто и согласился. Через неделю кубинец получил деньги, арендовал дом в Орландо, купил трехтонный грузовик и начал изучать сеть автомобильных дорог штата Флорида. Ещё через месяц на этом грузовике он и Пелларес проехали по университетским центрам Соединенных Штатов. Гарвард, Йель и Стэнфорд они изучали особенно тщательно — дети богатых родителей учились именно там. Потом Пелларес уехал в Гватемалу и вернулся через три месяца с Хорхе Латтани, у которого в том году был колумбийский паспорт. Хорхе рассказывал Хосе-Раулю о партизанской войне в гватемальских департаментах Сан-Маркос и Петен, о лихом налете на резиденцию замминистра внутренних дел, о многочисленных нападениях на латифундии, о похищении и убийстве западногерманского посла фон Шпрети. Однажды Мартино заметил, что Хорхе с любопытством прислушивается к разговору итальянских официантов в пиццерии, и сделал правильный вывод — сомнительный колумбиец отлично понимает по-итальянски. Ещё до тюрьмы кубинца научили искусству не задавать лишних вопросов, поэтому он не стал уточнять у Хорхе подробности, и о своем открытии никому не рассказал.

Через некоторое время заработала система, получившая название «Фронт пролетарского освобождения». Хосе-Рауля не привлекали к налетам на банки — для такой малоквалифицированной работы нашлись исполнители попроще: отчаявшиеся мексиканцы-поденщики с калифорнийских плантаций, слабоумные выпускники школ, начитавшиеся всякой глупости о всеобщем коммунистическом братстве, исключенные за неуспеваемость студенты колледжей, наслушавшиеся лекций о насквозь прогнившем капиталистическом обществе. Все эти болваны энергично стреляли в полицейских, подкладывали бомбы в мусорные урны у правительственных офисов, охраняли своих похищенных однокурсников (которых сами и выбирали для похищения, исходя из благосостояния их родителей), героически молчали при арестах, и на суде брали всю вину на себя. Отведенную им роль эти марионетки отплясывали успешно — слухи о мощной революционной группировке не сходили с газетных страниц, и даже самые талантливые детективы и самые пронырливые журналисты не догадывались об истинной цели всех её якобы революционных действий. Вообще, в мире мало кто понимает, что любая революция — это бизнес, не более того!

…Уже поздно вечером Боксон оставил прокатный «датсун» в паре кварталов от дома Мартино, достал из багажника канистру с бензином, пошел с ней пешком, стараясь держаться в тени; приблизившись к дому, обошел его вокруг; обратил внимание на грузовик, на единственное светящееся окно; несколько минут, затаив дыхание, прислушивался к происходящему в доме. Слышались только два голоса мужской и женский, играла музыка. Еще через несколько минут Боксон решительно постучал в дверь.

— Кто там? — спросил недовольный Хосе-Рауль.

— Сеньору Мартино пакет от сеньоры Альворанте! — по-испански отозвался Боксон.

Хосе-Рауль щелкнул замком и повалился от удара дверью. В следующее мгновение он смотрел в ствол револьвера.

— Лежать лицом вниз! — шепотом скомандовал Боксон, и для убедительности своих слов схватил кубинца за волосы и ткнул лицом в пол. Остальные действия Боксона были многократно отработаны на тренировках во взводе полковой разведки: англичанин ловко и бесшумно связал Мартино принесенной бельевой веревкой и упакованный по всем правилам ошеломленный Хосе-Рауль выгнулся дугой — руки были привязаны к ногам, во рту торчал кляп из занавески.

— Лежи тихо, я сейчас вернусь! — прошептал Боксон и зашел в спальню, откуда звучала мелодия румбы.

Голая девушка на кровати испуганно вытаращила глаза, Боксон молча показал её револьвер, также за волосы перевернул лицом вниз, связал, заткнул рот салфеткой. Потом перетащил в спальню мычащего Хосе-Рауля, занес в дом оставленную на крыльце канистру, выдернул изо рта Мартино кляп.

— Деньги в бумажнике, в брюках! — прохрипел кубинец. — Забери все и уходи…

— Непременно! — ответил Боксон, достал бумажник кубинца, обнаруженную небольшую пачку купюр переложил себе в карман. Подошел к кубинцу и пнул его в живот. Хосе-Рауль взвыл от боли, которая из-за невозможности согнуться была невыносима, на его глазах показались слезы. Боксон подождал немного, потом снова пнул кубинца в живот.

— Да что тебе надо!? — простонал Хосе-Рауль.

— Кто такая Анджела Альворанте? — спросил Боксон.

— Я не знаю! — проговорил кубинец.

— Мне продолжить? — спросил Боксон.

— Она журналистка из Майами, работает в газете «Американская свобода»… ответил Мартино.

— Отлично! — подбодрил его Боксон. — Если ты откажешься отвечать на другие вопросы, то лучше сейчас откуси себе язык и выплюнь на пол — тебя спасет только его отсутствие…

С этими словами Боксон заткнул ему рот, открыл канистру и начал поливать Хосе-Рауля бензином. В глазах кубинца заметался ужас, он громко замычал, мотая головой. Боксон достал из кармана зажигалку, поднес её к глазам связанного.

— Если ты не будешь отвечать, то догадайся о последствиях…

Боксон бросил взгляд на связанную девушку. Её трясло от страха, тело покрылось холодным потом.

— Где Хорхе Латтани? — спросил Боксон и выдернул изо рта кубинца кляп.

— Его убили… — прошептал Хосе-Рауль, не отводя глаз от исчерченного кремнем ребристого колесика зажигалки.

— Где убили?

— Во Франции…

— А где Пелларес?

— Я не знаю…

— Когда он прибыл из Европы? С кем он приехал?

— Он не приезжал… Он все ещё там…

— Но он жив? Или нет?

— Анджела привезла от него записку, он был ранен, но за последние недели вестей не подавал…

— Кто командует всеми делами здесь?

Хосе-Рауль отвечал односложно, Боксону постоянно приходилось уточнять, задавать наводящие вопросы, несколько раз он записывал адреса и все время прислушивался к ночной тишине: не идут ли спасать кубинского гангстера его коллеги.

Через полтора часа Хосе-Рауль рассказал все. Боксон выдернул кляп изо рта девушки, она запричитала:

— Я ничего не знаю, я здесь первый раз, не убивайте меня, я сделаю, что захотите, я все умею…

— Если хочешь жить — молчи! — сказал её Боксон. — А ещё лучше — беги отсюда подальше, в живых тебя не оставят, ты сегодня узнала слишком много…

Он вытащил связанную девушку из спальни, на маленькой кухне нашел нож, разрезал на девушке одну веревку.

— Дальше распутывайся сама! Потом оденься и развяжи парня. Пока он не очухался, беги из этого дома…

Боксон вернулся в спальню. Связанный Хосе-Рауль посмотрел на него с испуганным ожиданием.

— Тебе никогда не простят разговора со мной, — склонился над ним Боксон. Поэтому немедленно заболей и исчезни куда-нибудь на длительное лечение. Где лежит пистолет?

— Под матрасом…

Боксон поднял матрас и взял в руки сверкающее никелировкой оружие. Как обычно — армейский «кольт», калибр 45. «Никакой фантазии!» — сокрушенно подумал Боксон.

— Где патроны?

— Коробка под кроватью…

— Не пытайся меня искать, — снова посоветовал Боксон кубинцу, раскладывая по карманам найденное оружие и боеприпасы, — сейчас же беги из города…

Когда Боксон выходил из дома, девушка уже распутала себе руки и тупым ножом пилила веревки на ногах. Англичанин на несколько секунд остановил взгляд на её обнаженном теле. «Любой парень из Легиона задержался бы ещё на пять минут…» — подумал он, взглянув на напряженно подрагивающие коричневые соски, усмехнулся и закрыл за собой дверь.

Он вернулся в Майами к обеду следующего дня, подъехал к дому Анджелы Альворанте, отметил припарковавшйся невдалеке линяло-коричневый «понтиак» с новенькими колесами, подошел к расслабленно сидящим у входа в подвал колумбийцам, спросил по-испански:

— Парни, за кем следят полицейские вон в том «понтиаке»? За вами или за кем-нибудь ещё?

Ответа он не дождался — успевшие нюхнуть утреннюю порцию кокаина настоящие колумбийские мужчины, растерявшиеся от неожиданной испанской речи в устах типичного гринго и от заданного совершенно невероятного вопроса, слишком долго собирались с мыслями. Он поднялся на четвертый этаж, постучал в дверь.

— Что тебе надо? — спросила Анджела из-за дверной цепочки.

— Только то, что у тебя есть!.. — широко улыбнулся Боксон и достал из-за пояса длинные кусачки. — Ты угостишь меня кофе или мы устроим скандал на весь дом?..

С этими словами он ловко просунул кусачки в приоткрытый проем и перекусил цепочку. Анджела попыталась захлопнуть дверь, но ещё раньше Боксон предусмотрительно поставил на порог ногу.

— Не глупи, Анджела, — сказал он, — пора признать свое поражение и приступить к сотрудничеству…

Боксон отодвинул журналистку от двери, вошел в квартиру, тщательно закрыл замок.

— Что тебе надо? — повторила она.

— Правду, Анджела, только правду, — он подошел к ней вплотную, схватил за руку и отработанной подножкой сбил с ног. Она вскрикнула, но он уже затыкал её рот сдернутой со стола салфеткой. Потом, без особых затруднений преодолевая сопротивление, связал — руки к ногам.

— И да поможет тебе Бог! — сказал он, укладывая Анджелу на кровать, включил стереофон, поставил большую пластинку (что-то из репертуара Джимми Хендрикса), отрегулировал звук. — Нас могут подслушивать, поэтому перестань мычать, и я расскажу тебе интересную историю… Если ты согласна выслушать меня молча, моргни два раза, я вытащу салфетку…

Полными ненависти глазами она моргнула два раза, Боксон вытащил кляп.

— Чего ты хочешь? — проговорила Анджела, и Боксон приложил ладонь к её губам:

— Помолчи, пожалуйста, пока я говорю… Тебе удобно?

— Нет! Развяжи меня!

— Рано! По крайней мере — пока! А теперь слушай…

Боксон спокойно, стараясь не повышать голоса, рассказал Анджеле некоторые подробности создания «Фронта пролетарского освобождения», незначительные детали из жизни команданте Пеллареса, его соратника Хорхе Латтани, а также о других персонажах, прямо или опосредовано связанных с гватемальской революцией, многонациональной американской мафией и гватемальскими же «эскадронами смерти». Всю эту увлекательнейшую информацию ему передал разговорившийся Хосе-Рауль Мартино. Примерно на середине рассказа Анджела начала кричать:

— Заткнись, ты все врешь!..

Боксон закрыл её рот ладонью и показал салфетку:

— Не перебивай меня, ещё не время!..

Закончив рассказывать, он спросил:

— Итак, начнем сначала: где Пелларес?

— Я не знаю, развяжи меня!.. — завизжала она.

— Сейчас…

Он снова заткнул ей рот салфеткой, достал нож и одним длинным взмахом разрезал платье сверху донизу.

— У тебя красивая грудь, — сказал Боксон. Потом он сделал ещё несколько разрезов и лохмотья одежды полетели в угол.

— Подожди, я сейчас что-нибудь найду… — Боксон легко шлепнул Анджелу по обнаженному заду, отчего она содрогнулась всем телом, огляделся по сторонам, подошел к деревянной табуретке, отвинтил ножку.

— Вот смотри… — он показал эту деталь мебели Анджеле. — С этим инструментом ты сейчас займешься энергичным сексом. В том числе — анальным. Я буду содействовать изо всех сил, а потом выломаю тебе все зубы и трахну сам. Мне однажды рассказывали, что секс с окровавленной кричащей женщиной невероятно стимулирует интеллектуальную активность…

(Эти подробности Боксон слышал в Легионе от бывшего американского морского пехотинца Стивена Ларса, сбежавшего из Сайгоне от американской же военной полиции, арестовавшей склонного к садизму соотечественника за преступления против мирных вьетнамских жителей.)

Он полминуты смотрел в её полные ужаса глаза, потом тихо произнес:

— Сейчас я достану салфетку и ты ответишь на все мои вопросы… По-моему, тебе уже надоело быть жертвенной пешкой у зажравшегося мафиозных боссов, нет? Только не кричи…

Он осторожно вынул кляп, укрыл её одеялом и положил под голову подушку.

— Извини, я пока не могу тебя развязать…

Из её глаз потекли слезы.

— Ну, вот!.. Все в порядке, малышка, — он достал платок и начал вытирать ей лицо, — пока я с тобой, тебя никто не обидит…

— Развяжи меня… — она хлюпнула носом.

— Только после твоей исповеди… Не бойся, я не падре из конгрегации, интимных вопросов задавать не буду…

— Я тебе не верю…

— Я бы тоже не поверил, но как-то уж красиво все складывается… Давай не будем обманывать сами себя…

За окном раздался длинный автомобильный сигнал, потом какой-то грохот и крики. Боксон осторожно приблизился к окну и захохотал: десятка полтора колумбийцев навалились на коричневый «понтиак» и перевернули его вверх колесами. Изрыгающие страшные проклятия автомобилисты вылезали сквозь окна, размахивая полицейскими жетонами и револьверами. Боксон поставил на стереофон другую пластинку («Лед Зеппелин-1») и вернулся к Анджеле.

— Где Пелларес?

Анджела рассказывала недолго — не успела закончиться одна сторона пластинки.

— Будем считать, что на этот раз ты не соврала. — Боксон разрезал веревки и начал растирать ей лодыжки. Анджела попыталась ударить его ногой, но он уверенно перехватил движение, и улыбнулся:

— Не дергайся, со мной тебе не справиться…

— Обязательно надо было меня связывать, да?.. — обиженно спросила она, заворачиваясь в простыню.

— А иначе ты бы молчала как камбала в марсельском супе… Не огорчайся, истинные гватемальские кабальеро из «эскадрона смерти» разговаривали бы с тобой иначе… Точнее, они бы совсем с тобой не разговаривали — ну что такого ты могла бы им рассказать, чего они уже не знают?..

— Дай сигарету… — попросила она.

— У меня только армейские, — он протянул пачку «Лаки Страйк», щелкнул зажигалкой и выключил стереофон.

— Что дальше? — спросила она, выдохнув облачко дыма.

— Я продолжу свои поиски. А тебе рекомендую взять длительную командировку куда-нибудь в Калифорнию. Прятаться среди нелегальных иммигрантов не советую ты красивая, сутенеры будут преследовать тебя день и ночь… Вернись в Лос-Анджелес, по вечерам танцуй румбу и пиши книгу о революции… Реально против тебя ничего нет, так что можешь начать новую жизнь… Наверное, свои возможности ты знаешь гораздо лучше, чем я. А пока завершим одно дело…

Боксон достал из кармана почтовый конверт.

— Напиши, пожалуйста, адрес.

Она встала с кровати, поправила обмотанную вокруг тела простыню, села за письменный стол.

— Диктуй!

— Старшему инспектору Клоду Дамерону…

— Что!?

— То, что ты услышала! — подтвердил Боксон. — Я пошлю во Францию твою схему, пусть похоронят убиенных богоотступников по христианскому обряду…

— Да ты сошел с ума, полиция начнет дело об убийстве, ты же единственный подозреваемый!..

— Если надпись на конверте будет сделана твоей рукой, то при неблагоприятных обстоятельствах ты сможешь ссылаться на факт помощи следствию…

— А тебе-то какая выгода?..

— А я позвоню во Францию и попрошу господина старшего инспектора отнестись к этому письму со всей серьёзностью… Таким образом, я тоже буду косвенно причастен к помощи следствию… В конце концов, весной трупы и так найдут, поэтому мы всего лишь перехватим инициативу у случайности…

Анджела вдруг улыбнулась:

— Мне понравилось твое выражение: «перехватить инициативу у случайности»…

— Я дарю его тебе! Когда будешь претендовать на Пулитцеровскую премию, используй это словосочетание в своей книге…

— Ты считаешь, я могу претендовать?..

— А иначе и не следует заниматься настоящей журналистикой, проще сочинять некрологи и клепать обзоры из материалов других газет…

— Не слишком ли ты строг?

— Ничуть, ибо только стремление к недостижимому совершенству есть источник великих деяний…

— У кого ты украл эту фразу?

— Я сочинил её сам… — с грустной улыбкой произнес Боксон. — Год назад, в учебном марше по великой пустыне Сахара… И на эту откровенность меня подвигло созерцание твоего обнаженного тела… Люблю испанский язык, он позволяет ваять необыкновенные лексические конструкции…

— О, англичанин, да ты, наверное, пишешь стихи!.. — лукаво прищурилась Анджела.

— Нет, мексиканка, я слишком хорошо знаю свои способности к творчеству и не опущусь до сколачивания беспомощных виршей… Что же до прозы, то о ней надо подумать… Пожалуй, когда-нибудь я напишу мемуары… Если останусь жив…

Взгляд Боксона упал на календарь на столе.

— Анджела, обрати внимание — через три дня Рождество! Ты будешь ставить елку?

— У меня есть маленькая пластмассовая елочка, я ставлю её каждый год…

— На Рождество пойдешь куда-то в гости, или сама будешь принимать гостей?

Анджела пожала плечами:

— Не знаю, наверное, куда-нибудь пойдем с ребятами из редакции… А ты что будешь делать?

— Тоже не знаю… Надо ещё прожить эти три дня…

Боксон ушел через несколько минут; на выходе из подъезда кивком попрощался со скучающими колумбийцами (не переставая жевать, они молча кивнули в ответ); сел в «датсун»; посмотрел в зеркало заднего вида на перевернутый коричневый «понтиак» и копошащихся вокруг него полицейских; с места сорвал машину в сторону аэропорта. В аэропорту купил билет на ближайший рейс до Ричмонда, сдал в камеру хранения сумку с оружием, в оставшиеся до вылета два часа отправил письмо, позвонил во Францию (старшего инспектора Дамерона он оторвал от утреннего сна и за десять минут своего монолога одарил стойкой бессонницей), потом позвонил в поместье Трэйтолов. Эдвард был уже дома.

— Эдди, это Боксон! Как здоровье? У меня тоже неплохо. Слушай, Эдди, я завтра буду в Ричмонде, устрой-ка мне встречу с тем человеком, который финансировал твою европейскую командировку. Эдди, не старайся изобразить непонимание, я все равно тебя не вижу!.. Я позвоню тебе из Ричмонда, договоримся о встрече. Не игнорируй мою просьбу, пожалуйста, я летел в Штаты не для игры в гольф на вирджинских лужайках… До встречи!

Харальд Шиллерс был одет, как типичный техасский нефтепромышленник ковбойские сапоги ручной работы, великолепный костюм, золотая заколка в галстуке и подчеркнутое уважение к традиции в виде старых серебряных часов в жилетном кармане — часы принадлежали деду, с винчестером в руках отстоявшему свое право на нефтеносный участок в легендарно-сумасшедшие годы нефтяной лихорадки. Ансамбль, разумеется, венчала белая стетсоновская шляпа. Как в кино.

— Молодой Трэйтол прямо-таки умолял меня о встрече… — вместо приветствия сказал техасец.

— Я польщен вашим снисхождением, мистер Шиллерс… — с почтительной иронией произнес Боксон. — Не перейти ли сразу к делу?

— Валяй, я тоже не люблю всю эту болтовню из руководства по этикету!..

— Принимая участие в поиске гватемальского террориста Эухенио Пеллареса, и обрабатывая полученную по этому делу информацию — как поступившую от мистера Трэйтола, так и из других источников, я заметил несколько противоречий в действиях наших оппонентов. Самое первое из них: Пелларес хотел купить тысячу винтовок для гватемальских партизан и эта, казалось бы, совершенно секретная информация почему-то была известна слишком многим. Но все эти винтовки устаревшего образца и потому в настоящее время цена на них невероятно низка, таким образом, на эту сделку будет израсходовано не более четверти полученного выкупа. К тому же ни один информационный источник не сообщает о вероятном приобретении какого-либо другого военного снаряжения, в том числе и патронов к заказанному оружию. Мой вывод: покупка тысячи винтовок — своеобразная рекламная акция, рассчитанная на неграмотных гватемальских крестьян, задавленных нуждой и беззаконием, и на безмозглых освободителей пролетариата в Соединенных Штатах, ошалевших от сытой и свободной жизни…

— Сынок, ты всегда говоришь, как адвокат в бракоразводном процессе? — перебил Боксона техасец.

— Нет, мистер Шиллерс, иногда я даже ругаюсь как пьяный чиканос, но сейчас требуется предельная точность формулировок…

— А простыми человеческими словами ты можешь говорить?

— Хорошо, мистер Шиллерс, я буду говорить попроще. Официальный текст я напечатал, — Боксон достал из кармана два листа с машинописным текстом, полагаю, вы ознакомитесь с ним во время возвращения в Техас…

— Отлично, парень, продолжай!.. — Шиллерс спрятал бумаги во внутренний карман пиджака.

— Второе противоречие. Простите, мистер Шиллерс, но вашу дочь убили хладнокровно и заранее обдуманно… Я могу продолжать или мы сделаем перерыв?..

— Продолжай, сынок, я смогу тебя выслушать…

— В одном из похитителей она узнала своего одноклассника Бобби Кренча, сына директора центрально-американского отделения корпорации «Тексас петролеум»…

— Что!? — ошеломленно воскликнул техасец.

— Да, сэр, все данные на него я изложил в имеющихся у вас бумагах…

— Ты понимаешь, что это значит, парень!? — чуть не закричал Шиллерс.

— Я отлично все понимаю, сэр, но все эти сведения абсолютно не имеют реальной судебной перспективы, поэтому я отдаю их вам, а не государственному служащему Эдварду Трэйтолу. В его департаменте мои бумаги всего лишь подошьют к одному из досье, не более того…

— Что ты узнал ещё? — мрачно проговорил Шиллерс, в его голосе теперь слышалась ожесточенность и решимость к действию.

— Все деньги, получаемые от налетов на банки и магазины, а также все выкупы за похищенных людей, присваивались кубинско-гватемальской мафией. Кубинцы организовали этот бизнес в Штатах, гватемальцы организовали систему прикрытия революционной болтовней и поставили дешевых исполнителей. Контакт с главными персонажами Пелларес осуществлял через Карлоса Ираолу, он демонстрирует свой отход от дел, в действительности же принимает в этой афере самое активное участие. Сидящие сегодня в тюрьмах революционеры из «Фронта пролетарского освобождения» — обыкновенные ничтожества, мафия их судьбой уже не интересуется. Возможно, преступники имеют контакты с итальянскими семействами — правая рука Пеллареса, Хорхе Латтани, наполовину итальянец. Был…

— Что значит — был?..

— Говорят, он похоронен в лесу на северо-востоке Франции, старший инспектор французской полиции Дамерон уже начал поиски могилы…

— А Пелларес? Младший Трэйтол мне тоже кое-что рассказал…

— Пеллареса довезли почти до Парижа, но пуля в желудке вызвала такое несварение, что труп пришлось облить бензином и поджечь… Я сообщил старшему инспектору Дамерону примерный район поиска, думаю, они управятся до нового года…

— Это ты завалил гватемальцев?

— Я никогда не признаюсь в этом, а Эдди Трэйтол не может ничего знать наверняка — он был без сознания… — Боксон широко улыбнулся и тут же снова стал серьезным. — Давайте условимся никогда не упоминать об этом, а то французская полиция с крайним подозрением смотрит в мою сторону…

— Переселяйся в Штаты, у меня есть приятель в иммиграционной службе, гражданство получишь моментально…

— В этой благословенной стране и без меня слишком много переселенцев…

— Да уж, и они портят нам жизнь, как могут, а ведь без американцев все эти латинос и макаронники — ничто! Абсолютное ничто!..

— Совершенно согласен с вами! Не мое дело давать вам советы, но только вы, истинные американцы, сможете противостоять всей этой грязи! Далее. В мой письменный отчет не вошла одна деталь…

— Какая?

— Гангстерам было откровенно наплевать, что Стефани узнала своего одноклассника — такое случалось у них и раньше, при аресте этот придурок автоматически становился героем-мучеником. Проблема в другом. Его отец, руководитель вашего центрально-американского отделения Грегор Кренч, перекуплен конкурирующей корпорацией — после разоблачения его сына он мог лишиться своего поста, и тогда потерял бы ценность, как агент…

— И кому этот сукин сын продался!? — прорычал Шиллерс, он как-то быстро впадал в ярость, но обветренное лицо цвет не меняло — оно и без того было красным.

— «Даллас ойл корпорейшн»…

— Они же мелочь по сравнению с нами!..

— Они активно работают на гватемальском направлении, Центральная Америка перспективный нефтяной район…

— Сынок, это ты рассказываешь мне?.. — нефтепромышленник снисходительно улыбнулся. Видимо от ярости к радости он умел переходить со скоростью маятника, но даже в радости глаза оставались холодными. Деловыми.

— Простите, сэр, я действительно выгляжу глупо, но продолжу… Итак, передавая «Даллас ойл» информацию о переговорах «Тексас петролеум» с правительством Гватемалы, Грегор Кренч, в свою очередь, сознательно затягивает эти переговоры. Одновременно кубинцы осторожно скупают акции «Даллас ойл». Когда будет объявлено о получении этой компанией концессии на разработку нефтяных месторождений в Гватемале, её акции взлетят вверх. Это многомиллионная операция…

— Красиво задумали!.. — процедил сквозь зубы Шиллерс. — «Даллас ойл» нынче внизу списка, концессию им не потянуть, но скачок котировок на пару дней обеспечен… А больше и не надо… Неделю они смогут спокойно играть на повышение…

— Да, сэр, а следующую неделю их брокеры будут играть на понижение. Примерный уровень прибыли ваши финансисты могут просчитать уже сейчас…

— Продолжай, парень, мне нравится твой рассказ!

— Пожалуй, сэр, это — все. Информация, необходимая для осуществления дальнейших действий — адреса, имена, приметы — изложены в отчете. Должен уведомить вас, что копию отчета я должен передать моему работодателю — Эдварду Трэйтолу.

— Что ж, сынок, ты неплохо поработал… — нефтепромышленник достал из жилетного кармана часы, щелкнул крышкой. — Я оплачу младшему Трэйтолу оговоренную сумму… Ты не мог бы взяться за выполнение моего личного задания?

— Нет, сэр! — твердо ответил Боксон. — При всем моем к вам уважении — нет!

— Назови сумму, парень — мы сговоримся!..

— Простите, мистер Шиллерс, но лучше всего будет, если этих латинос будут убивать другие латинос… Я и так слишком среди них засветился…

— На счет латинос ты, пожалуй, прав… Ты видел, когда мы уходили в сад, к дому подъехал белый «шевроле»?

— Да, похоже, это представитель правительственного учреждения…

— Голова у тебя варит!.. Не поддавайся им, сынок, когда ты им будешь не нужен, тебя выбросят, как грязную салфетку…

— Спасибо, сэр, я запомню ваш совет…

…Все ещё бледный и заметно похудевший Эдвард Трэйтол полулежал на кожаном диване, а Боксон и начальник отдела ЦРУ Ричард Сэргиссон расположились в таких же кожаных креслах. Библиотека, где они уединились, располагала к неторопливому и серьёзному разговору — дубовые книжные шкафы под потолок, камин, большой темно-малиновый ковер на полу.

— Мистер Боксон, — начал беседу Сэргиссон, — из вашего отчета, а также из рассказов мистера Трэйтола я так и не смог сделать однозначный вывод Пеллареса убили вы или кто-то другой?

— Простите мне мою бестактность, мистер Сэргиссон, но, боюсь, правды мы так никогда и не узнаем… — ответил, улыбнувшись, Боксон.

— Неплохой ответ! — согласно кивнул Сэргиссон. — Вы меня убедили — больше подобного вопроса вы не услышите. А следующий вопрос таков: почему в вашем отчете абсолютно не упомянута Анджела Альворанте?

— Потому что чиновники вашего ведомства могут начать судебное преследование упомянутых в отчете лиц, ведь вам сейчас очень нужен положительный образ, не так ли?

— Да, положительный образ — это наша головная боль…

— Так вот, я не хочу потерять мой личный контакт с журналисткой. В ближайшее время её связи среди латиноамериканских революционеров мне могут пригодиться.

— Каким образом?

— Я хочу присоединиться к гватемальской герилье…

Услышав такие слова, молчавший до того Трэйтол усмехнулся, а Сэргиссон удивленно покачал головой.

— Простите, Боксон, но какова причина столь необычного решения?

— Я хочу изучить партизанское движение — такой ответ вас устроит?

— Конечно — нет! Вы же не считаете нас дураками, Боксон?

— Не считаю! Но причина — именно в этом. В ближайшее десятилетие во многих тропических странах предстоят разномасштабные вооруженные конфликты. Я хочу в них поучаствовать. Звание лейтенанта Иностранного Легиона дает мне возможность претендовать на офицерскую должность, но отсутствие более-менее продолжительного боевого опыта лишает меня главного достоинства наемного командира — личного авторитета. Гватемала — наиболее подходящая стартовая площадка — реальные боевые действия, отсутствие серьезного противника, возможность получить известность через журналистов популярной нынче левой направленности…

— Жаль, что я ранен, я бы поехал с тобой — ты так убедительно говоришь, что хочется крикнуть: покупаю! — сказал Трэйтол и закашлялся — побежденная пневмония ещё давала о себе знать.

— Действительно, — сказал Сэргиссон, — вы очень точно подметили особенности гражданской войны в Центральной Америке. Но почему вы считаете, что у партизан там нет серьёзного противника?

— Потому что активная партизанская война продолжается там уже много лет, если бы правительственные войска воевали с партизанами, а не грабили бы и без того нищие деревни, то война бы уже закончилась. Не забывайте, что антикоммунистическое вооруженное подполье в Восточной Европе было все-таки реально уничтожено. Коммунисты учли ошибки своих врагов — надо воевать с партизанами, а не с населением.

— А если это — одно и то же? — спросил Сэргиссон.

— Партизаны и население — это далеко не одно и то же, не следует обманывать себя, мистер Сэргиссон. В конце концов, афро-американцы вообще и «Черные пантеры» Малькольма Экса — разные понятия…

— Вы правы! — произнес Сэргиссон. — Мой учитель, Аллен Даллес, когда-то предпочитал набирать в фирму неординарно мыслящих людей. Вы не желаете сотрудничать с нами на постоянной основе?

— Нет, мистер Сэргиссон, мне больше по душе одноразовые контракты. Когда я вернусь из Гватемалы, я позвоню Эдварду и с интересом выслушаю все ваши предложения…

— Вы уверены в безопасности вашей, простите, авантюры?

— Нет, конечно! Но, начиная любое дело, следует видеть конечную цель… Пока что моя цель мне видна.

— Ваша целеустремленность похвальна, уверен, в ней залог вашего успеха! Как вы предполагаете присоединиться к гватемальской герилье, ведь нынче с британским паспортом в Гватемале крайне неуютно?..

— Через Мексику. Наш друг Мартин Ренье имеет там некоторое подобие представительства, я обращусь к его агентам в Майами, думаю, они предоставят мне необходимую информацию.

— Вероятно… Что ж, могу только пожелать вам удачи! А заодно могу подвезти вас до Ричмонда.

— Предложения такого рода от человека вашего уровня не отвергают… Когда поедем?

— Сейчас, вот только попрощаемся с гостеприимными хозяевами.

Так как визиты Боксона и Сэргиссона носили исключительно деловой характер, то церемония прощания затянулась ненадолго. Старший мистер Трэйтол пригласил джентльменов на лисью охоту, а Аделина Трэйтол успела тайком подмигнуть Боксону и вручить визитную карточку со своим телефоном. Слуги по ранжиру не выстраивались, но, когда Боксон оглянулся взглянуть на роскошный дом в последний раз, то за окнами заметил много чернокожих лиц — очень часто прислуга знает о хозяевах больше, чем сами хозяева о себе…

В автомобиле Сэргиссон спросил:

— Как вам понравились действия Трэйтола во время операции?

— Он вел себя достойно — если вас интересует именно это. Но больше всего мне понравилось, как он полчаса назад выписывал мне чек на двадцать пять тысяч баксов.

— Уклончивый ответ, Боксон, не всегда самый лучший, но я уже привык к вашей манере красноречивого молчания.

Через несколько километров Сэргиссон спросил:

— Трэйтол рассказал мне о вашей проблеме с французской полицией, как думаете её разрешить?

— Никак, пусть идет своим путем! Реально воздействовать на расследование я не могу, они тоже не могут предъявить мне реальное обвинение, так что весь вопрос сводится ко времени… Через определенный срок дело будет признано бесперспективным и сдано в архив. Я же постараюсь в течении ближайшего года не появляться во Франции, что очень жаль — я люблю эту страну…

— Ваше мнение о латиноамериканской мафии?

— Опасна, как и любая мафия! Латинос не считают Штаты своей страной, презирают американцев и ненавидят американское правительство, поэтому свою преступную деятельность считают благородным делом… Во Франции точно такая же проблема — арабы и африканцы живут в Париже десятилетиями и десятилетиями изо всех сил вредят этому прекрасному городу! Кончится это плохо… Поэтому вся болтовня о бесперспективности ку-клукс-клана — благие намерения, не более того, клан будет жить ещё очень долго…

— Вы — расист?

— Я — реалист, точнее, стараюсь им быть! Нельзя врать самому себе, даже если ложь звучит глубокомысленно и благопристойно…

— Как собираетесь отметить Рождество?

— Пока ещё не придумал. Скорее всего, куплю шампанского и жареного гуся, и постучусь со всем комплектом к какой-нибудь мисс в соседний номер отеля… Но сначала надо вернуться в Майами, я ещё успею переговорить с контрагентами господина Ренье. К Новому году мне необходимо быть в Мексике, на гватемальской границе…

— Вы выбрали себе очень трудный путь, осознаете это?

— Стараюсь осознавать…

— Возможно, мои следующие слова покажутся вам менторским нравоучением, но вам придется стать лучшим — или погибнуть!..

— Я понимаю это…

— Рекомендую изучить опыт анти-нацистского подполья в Европе и анти-японского в Азии. По существу, вся современная герилья лишь жалкое подобие той войны: повстанческие колонны — это далеко не русские партизанские дивизии, а «эскадроны смерти» — совсем не спец-команды СС, и пока не появилось принципиально новое поколение пехотного оружия, опыт второй мировой войны бесценен…

— Согласен…

— Позвольте практический совет…

— Буду рад любому совету!..

— Возьмите с собой антибиотики и таблетки от расстройства желудка. Все европейцы, познакомившись с достоинствами центрально-американской кухни, страдают катастрофическим поносом. В Мексике его называют «месть Монтесумы»… В боевых условиях это не смешно…

— Спасибо, я обязательно выполню вашу рекомендацию! Тем более, что подобный инструктаж я проходил в Африке. И очень хорошо помню: главной причиной гибели отряда Че Гевары была дизентерия — партизаны настолько ослабели от болезни, что попав в засаду, не смогли организовать должного сопротивления…

— Не думаю, что мне следует предупреждать вас о крайней осмотрительности и осторожности — как войсковой разведчик, вы знакомы с этими понятиями не хуже меня, а события последних недель доказали вашу компетентность… Но все же постарайтесь вернуться из Гватемалы живым, впереди очень много очень интересных дел!

— Я постараюсь, мистер Сэргиссон!..

Боксон вернулся в Майами поздно вечером, внес дополнительную плату за остающиеся в камере хранения вещи, переночевал в том же самом мотеле, что и несколько дней назад, утром вошел в маленький магазинчик лодочных моторов и запчастей.

— Сеньорита, — по-испански спросил он толстую кубинку, скучающую с сигаретой за прилавком, — где я могу видеть сеньора Филиппа Оланцо?..

— Это я, — раздался голос сзади, — что вам угодно?

Боксон оглянулся и посмотрел на бесшумно появившегося из-за большой надувной резиновой лодки малогабаритного латиноамериканца с каскадом золотых цепочек на волосатой груди.

— Я — Чарльз Боксон, сеньор Мартин Ренье порекомендовал обратиться к вам…

— Сеньор Мартин мне звонил, пройдемте…

Они зашли во внутренние помещения магазина, и Олонцо предложил присесть за маленький письменный стол, со всех сторон окруженный ящиками с маркировкой машиностроительных заводов.

— Какие проблемы, парень? — спросил кубинец.

— Мне нужно встретиться с кем-нибудь из гватемальских партизанских командиров.

— Зачем?

— Хочу записаться в герильеро.

Кубинец недоуменно пожал плечами:

— Партизанам нечего делать в Майами…

— Я знаю, мне нужен мексиканский контакт…

Кубинец достал из кармана сигару, неторопливо проделал все процедуры по прикуриванию, потом сказал:

— Мартин рекомендовал тебе помочь… Я дам тебе адресок на мексикано-гватемальской границе, будешь разговаривать сам… Если этим людям ты не понравишься, тебя убьют… Ты согласен?

— Меня уже предупреждали. Я согласен.

— Запоминай адрес…

— Я лучше запишу…

— Записывать будут в протоколе осмотра твоего трупа! Запоминай…

Филипп Олонцо два раза повторил адрес маленького бара в Тапачуле, что в десяти милях от гватемальской границы.

— Бар называется «Текилито», найдешь там хозяина, Маркоса, скажешь, что от меня. Я ему сегодня позвоню, он будет тебя ждать. Спросишь у него про партизан. Если ты ему покажешься подходящим парнем, он поможет. Если он откажет, не настаивай и немедленно уезжай — не то ночью зарежут. Не удивляйся, ты уже знаешь слишком много, дорога назад идет через кладбище…

— Я помню об этом ежеминутно, сеньор Олонцо…

— И сними свои швейцарские часы! Ребята из Тапачуле могут подумать, что они настоящие, стоят не меньше сотни баксов, за такие деньги заезжего гринго и убить не грех…

С уличного телефона Боксон позвонил Анджеле Альворанте. Журналистка была дома.

— Мисс Альворанте, какого черта вы ещё не уехали из Майами? — с грубой откровенностью спросил Боксон.

— Мистер Боксон, вы полагаете, что начать новую жизнь — это легко? — спросила в ответ Анджела.

— Предлагаю обсудить эту увлекательную тему за совместным рождественским ужином! Вы не могли бы порекомендовать какой-нибудь недорогой, но приличный ресторан?

Анджела несколько секунд раздумывала, потом ответила:

— Есть небольшой ресторанчик «Эрнесто Хем», там свечи на столах и к рождеству привозят из Монтаны еловые веточки… Заходите за мной в восемь.

— Ваше согласие приводит меня в полный восторг! Я приеду в восемь непременно!

До восьми ещё оставалось много времени, Боксон затратил его на поиск добротных и легких ботинок на толстой рифленой подошве и костюма цвета хаки из прочной хлопковой ткани — у гватемальских партизан вряд ли припасено обмундирование подходящего размера. В аптеке Боксон закупил строго рассчитанный комплект таблеток и мазей, причем продавец настоятельно рекомендовал приобрести какое-то наимоднейшее средство от бессонницы, на что получил ответ:

— После сорока километров пешей прогулки с винтовкой на плече бессонницы не бывает…

В часовом магазине наглухо застегнутый в сюртук пожилой еврей в ермолке порекомендовал Боксону недорогие водонепроницаемые часы со светящимся циферблатом и противоударной надежностью:

— Молодой человек, чтобы снять такие часы с руки мертвого израильского солдата, египтяне форсировали Суэцкий канал…

Перед такой рекомендацией Боксон не устоял. Свой швейцарский хронограф «Омега-Спидмастер» он специальной бандеролью отправил родителям в Лондон, сопроводив бандероль письмом, в котором рассказал о своем желании поехать в археологическую экспедицию к древним городам майя.

В местном отделении «Чейз Манхэттэн банк» Боксон открыл счет, оставил на нем пять тысяч долларов, остальные двадцать тысяч перевел на номерной счет в Швейцарию. Этот швейцарский счет был транзитным, согласно условиям договора, банк немедленно переводил все поступившие деньги на другой счет в другой банк — таким образом, сохранялась секретность реального местонахождения денег; гномы альпийской республики умеют хранить тайну вкладов.

…В ресторане «Эрнесто Хем» на стене висел портрет Хемингуэя, подсвеченный силуэтно изогнутой неоновой трубкой, струнный квартет достаточно громко, но ненавязчиво играл латиноамериканские мелодии (Боксон искренне восхитился исполнением аргентинского танго — чистота мелодии была потрясающей), меню в кожаном переплете, на столах — букеты из роз и еловых веточек.

— Интересно, запах ели и аромат роз не убивают друг друга? — спросила Анджела официанта.

— Нет, сеньорита, красота юга и дикая природа севера в своем сочетании олицетворяют гармонию мира…

Фруктовый салат с креветками, простое жареное филе тунца в сухарях и винном соусе, немного ямайкского рома, белое вино с виноградников Луизианы, пирожные с засахаренным ананасом, настоящий карибский кофе — густой и сладкий.

— Если не учитывать возбуждающую красоту твоего красного платья, — сказал в самом начале ужина Боксон, — меня крайне волнует вопрос: ты работаешь на кубинскую разведку, нет?

— У тебя слишком рано появились рождественские фантазии, Чарли… улыбнулась Анджела.

— Несомненно! — согласился Боксон. — Но даже жар твоей груди и плавность прочих линий не могут избавить меня от тревоги — а почему ты все ещё в Майами? И почему ты сейчас со мной? По-моему, после сцены принудительной откровенности ты должна меня возненавидеть…

— Быть может, потому, что после этой сцены ты вдруг стал мне очень и очень интересен…

— Как объект мести?

— О, женская месть бывает разной!..

— Или ты мазохистка?..

— Нет, не замечала за собой… Кстати, мне повезло — ты не садист, хотя в тот момент я тебе поверила совершенно искренне… Если бы я молчала, ты бы в самом деле?..

— Не знаю, Анджела… Я не думал об этом… Но ты не ответила на мой вопрос: почему ты все ещё в Майами? Что держит тебя в этом городе?

— Не преувеличил ли ты опасность, Чарли?

— Возле твоего дома стоит маленький фургончик с эмблемой телефонной компании. Что делает телефонная служба в праздничный вечер? Или они смотрят не за тобой?

— А у тебя уже мания преследования…

— Да, особенно после того, как за нами от твоего дома как привязанный тащился синий «додж»… Уверяю тебя, Анджела, ты уже давно поставлена под контроль…

— Если действительно давно, то тем более нет смысла куда-то убегать — они и так все знают, — она улыбнулась. — Пригласи меня на танец!

Они медленно кружились по блестящему паркету, и Боксон вдруг увидел свое отражение в темноте оконного стекла — они были великолепной парой: смуглая красавица мексиканка и светловолосый англичанин с фигурой атлета.

— Сегодня ко мне приходил Мартино. Он спрашивал про тебя, — проговорила она. — Не останавливайся, мне нравится танцевать с тобой!..

— Почему он пришел к тебе? — спросил Боксон, и коснулся губами её щеки.

— Я спросила его об этом. Он просто не знает, где тебя искать и спрашивает наугад всех, кто причастен к делу…

— Спасибо, я запомню… А как его настроение?

— Он корчил из себя Альфонса Капоне, но был напуган до смерти… Его очень интересовала судьба тех денег, что Пелларес увез в Европу… Похоже, он тоже в бегах…

— И куда он будет бежать?

— Не знаю, куда-нибудь!..

Когда они вернулись за столик, Анджела спросила:

— Тебя все ещё интересует, почему я остаюсь в Майами?

— Безусловно! И почему же?

— Потому что жена Карлоса Ираолы — родная сестра моей матери. Ты не удивлен?

— Как ты можешь это доказать?

— Тебя интересуют выписки из церковных книг о крещении?

— Меня интересует все! В этом мире верить нельзя никому вообще, а ты так часто лгала мне в частности… Не обижайся, пожалуйста, но мне сомнительны такие крутые повороты!

— Я не буду убеждать тебя, Чарли, даже если ты не веришь в истинность моего объяснения!

— Допустим, ты сказала правду… — задумчиво проговорил Боксон. — И ты уверена в своей неуязвимости?

— Предположим, что — уверена!..

— Предположение допустимо, но требует подкрепления фактами. В противном случая — гипотеза не принимается как данность…

Анджела засмеялась, и Боксон в очередной раз поймал себя на том, что любуется её улыбкой. Сочетание белизны зубов, ярко-красных губ и блестящих темных глаз напоминало волшебство.

— Чарли, — спросила она, — ты изучал испанский язык по книгам Сервантеса и Лопе де Веги?

Боксон смущенно улыбнулся:

— Моей первой испанской книгой был бортовой журнал экспедиции Колумба, я взял его в школьной библиотеке…

— И с тех пор тебя тянет в авантюры?

— Нет, с тех пор я считаю покойного адмирала счастливейшим человеком — он все-таки открыл свою Индию!.. Мы отклонились от темы, Анджела…

— Какой ты нудный, Чарли! Карлос Ираола оплатил мое обучение в университете — тебе достаточно?

— Ага, оплатил университет и отправил в Европу с милейшим команданте Пелларесом!.. Не слишком ли он тебя любит?

— У Карлоса нет своих детей, а в Европу я поехала без его персонального разрешения…

— Анджела, я тебе не верю…

— И черт с тобой, тупой англичанин! Пригласи меня на танец!..

Он обнимал её, сквозь шелк платья чувствуя разгоряченное тело, она прильнула к нему с такой неподдельной страстью, с такой энергичностью стала давить на него своими выпуклостями и округлостями, что Боксон начал ощущать себя совершенно свихнувшимся от желания — в его голове даже мелькнула мысль о немедленной совместной прогулке на несколько минут в темнеющие за рестораном заросли какой-то флоридской растительности.

— Подожди, я сейчас… — сказала Анджела, когда они вернулись к столику. Боксон только согласно кивнул головой и взглядом голодного волкодава смотрел, как она уходит в сторону гардероба. Движения её бедер по возбуждающей силе можно было сравнить только с ударной дозой кокаина перед штыковой атакой.

Через несколько минут к нему вернулась способность спокойно соображать, ещё через несколько минут он отметил, что слишком долго сидит в одиночестве и ещё через несколько минут чувство тревоги заставило его подняться и пройти в гардероб. У дверей его нагнал официант:

— Сеньор уже нас покидает?

— Нет, — ответил Боксон, — я вдруг потерял свою сеньориту…

— Момент, я спрошу у Оттавии…

Оттавия — это было имя присматривавшей за туалетами пожилой мулатки. Она протянула Боксону сложенный вчетверо клетчатый листок из блокнота:

— Сеньорита вышла через кухню, она просила передать вам, когда вы начнете искать…

— Благодарю вас!.. — проговорил Боксон, в свою очередь, протягивая Оттавии купюру.

В записке было несколько строк: «Чарли, пожалуйста, не выходи из ресторана хотя бы час, за это время я успею выехать из города! Все было так чудесно, спасибо тебе! Счастливого Рождества! Анджела».

— Бог даст, свидимся! — сказал вслух Боксон. Стоящий рядом официант на всякий случай улыбнулся.

Боксон просидел в ресторане «Эрнесто Хем» ещё два часа; познакомился с платиновой блондинкой по имени Джилли, которая утверждала, что приехала из Нью-Йорка; после каждой порции ромового коктейля начинала проклинать этот огромный город; пыталась бездарно танцевать и к финалу ужина страдала от выпитого так откровенно, что Боксон, укладывая её на кровать в гостиничном номере, почувствовал себя растлителем. Алкоголь, однако, не помешал Джилли получать удовольствие от секса, в пике наслаждения она пронзительно вскрикивала, её шея и плечи покрывались красными пятнами. На сигарету сил у неё уже не оставалось.

Джилли спала, когда утром Боксон уходил; в пустом баре отеля он выпил кофе; сидя у стойки, поговорил с барменом на тему о предстоящем праздновании Нового года, оставил более чем щедрые чаевые; вернулся в свой мотель за вещами; на такси, выслушивая рассказы таксиста о случившихся ночь происшествиях, доехал до аэропорта; купил билет; вычеркнул из памяти остающееся в камере хранения оружие (отпечатки пальцев с него были стерты заранее); сел в небольшой грузопассажирский самолет; не обращая внимания на гул мотора, спал до самой посадки в Мексике. Ближайший рейс до Тапачуле оказался через час, с билетами проблем не возникло, и поздним вечером того же дня Боксон снял номер в маленьком отеле около аэропорта этого городка. Неподалеку мелькало фарами проезжающих автомобилей знаменитое пан-американское шоссе, было пыльно и жарко, вентилятор в номере дребезжал всеми составными частями, под окнами какие-то местные кабальеро громко обсуждали какую-то Сониту, причем все сходились во мнении, что у неё слишком толстая задница, но вполне достойная грудь. Когда разговор о прелестях Сониты пошел по четвертому кругу, Боксон заснул.

Хозяин бара «Текилито» Маркос, тучный мексиканец с роскошными усами и огромной сигарой во рту посмотрел на Боксона оценивающим взглядом:

— Филипп Олонцо звонил мне. Приходи вечером, что-нибудь придумаем…

Золотые зубы Маркоса сияли, как шитье на парадном мундире никарагуанского президента.

Весь день Боксон провел в чтении старых мексиканских газет, взятых у портье; бродил по городку; забрел на местное кладбище, где читал эпитафии («Семья Диего Марселоса в скорби своей безутешна, ангелы, плачьте о нем»); позагорал, расположившись недалеко от аэродрома. Прогулка, кроме обыкновенного времяпрепровождения, имела и утилитарную цель — следовало разносить новую обувь и привыкнуть к новой одежде. Так же оценивалась возможность носить в карманах минимум необходимых предметов — бритва, зубная щетка, мыло, лекарства — таскать по гватемальским джунглям чемодан крайне дискомфортно. Результат обнадеживал — перегруженность плечам Боксона пока не грозила.

Вечером, в баре «Текилито», толстый Маркос указал Боксону на пустующий столик в углу:

— Жди, может быть, к тебе подойдут…

Боксон заметил его многозначительное «может быть». Что ж, таковы правила игры — сначала посмотрят со стороны, и только если убедятся в допустимости контакта, пойдут на разговор. Боксон сел лицом к двери, в одиночестве пил пиво и наблюдал за публикой. Ждать пришлось недолго — часа два с половиной, не больше.

— Вы Чарли Боксон? — спросил, без разрешения усаживаясь напротив, невысокий мужчина с бородкой. — У вас есть документы?

Обращение на «вы» показалось Боксону хорошим знаком, как и обветренное лицо новоявленного собеседника — в сочетании с чистотой рук оно свидетельствовало о частом пребывании на свежем воздухе и непричастности к крестьянскому труду.

— Есть, — ответил он. — Но если размахивать ими перед каждым встречным, они теряют свою привлекательность…

— Я не настаиваю… — пожав плечами, сказал бородач и сделал попытку встать.

— Не уходите, пожалуйста, а то мы так и не узнаем, чего лишились в результате расставания!.. — попросил Боксон.

— Хорошо, продолжим!.. Но все же я хотел взглянуть на ваши документы…

— Давайте обменяемся нашими паспортами и определим позицию для переговоров… — предложил Боксон.

— На таком классическом испанском, как у вас, наверное, не говорят даже в Мадриде… — усмехнулся гватемалец. — Вот мой паспорт.

Они внимательно просмотрели документы друг друга.

— Луис Гонсалес… — прочитал Боксон. — Скажите, такую редкостную испанскую фамилию вы выбрали сами, или она досталась вам по наследству?

— Скорее, мне её подарили… — ответил Гонсалес, и в свою очередь спросил: — Вы понимаете, что с британским паспортом в свободной республике Гватемала вы рискуете исчезнуть бесследно?

— Как раз с британским паспортом я не исчезну! — не согласился Боксон. Местные власти примут меня за шпиона и организуют громкий судебный процесс. Я соглашусь со всеми обвинениями и добровольно признаюсь в чем-нибудь ещё.

— Что вам нужно в Гватемале?

— Меня интересует современное партизанское движение, думаю, что могу принести некоторую пользу…

— Ни больше, ни меньше… — Гонсалес достал из кармана самодельную сигару, закурил. Вообще-то ему понравился этот уверенный в себе англичанин, так не похожий на тех ошалевших от безделья бывших студентов, которые приезжают делать революцию и после первых десяти километров по джунглям роняют винтовку, падают на спину и требуют привала. «Пожалуй, этот парень винтовку не выронит!» — подумал гватемалец.

— У вас очень весомые рекомендации… — сказал он Боксону.

— В каком смысле — очень весомые? — не понял тот.

— В том смысле, что за вас поручились весьма влиятельные люди.

— Наверное, мне удалось расположить их к себе…

— Наверное! Но почему вам должен поверить я?

— Именно по той же причине, по которой я верю вам!.. — ответил Боксон. — К тому же, я пришел не с пустыми руками…

— То есть?

— Как у вас с пониманием английского? — спросил Боксон, доставая из кармана третью копию своего майамского отчета.

— Почти свободно, я несколько лет жил в Штатах… — ответил Гонсалес.

— Тогда ознакомьтесь… — Боксон развернул перед ним первую страницу.

Через полминуты Гонсалес поднял от текста глаза.

— Кто гарантирует правду? — спросил он.

— Вы бы ещё спросили: что есть истина? — усмехнулся Боксон. Достоверность данной информации равноценна достоверности моих рекомендаций — и то, и это можно проверить только действием…

— А вот сейчас ваш испанский уже не смешон… — очень серьезно сказал Гонсалес. — Последний вопрос: вы журналист?

— Нет.

— Вы — провокатор?

— Нет.

— Вы — сумасшедший?

— Да! — сознался Боксон. — Вот заключение психиатра.

Он продемонстрировал Гонсалесу офицерское удостоверение.

— Ого! — не сдержал восхищения гватемалец, и тут же спросил: — Сколько человек должно быть в пулеметном расчете?

— Зависит от типа пулемета, но во всех случаях рекомендуется не менее трех: пулеметчик, его помощник и подносчик патронов.

— На той стороне ребята раздобыли почти новый американский механизм, но с его боевым применением возникли сложности. Справитесь?

— Постараюсь.

— Завтра вечером приходите в «Текилито», как стемнеет, выходим к границе. Как только вы перейдете на ту сторону, дороги назад уже не будет, и ваш рюкзак за вас никто не понесет…

Боксон молча кивнул.

— Отдыхайте, — сказал, вставая, Гонсалес, — здесь хороший кофе, но дрянное пиво и у всех проституток триппер. С врачами на той стороне тоже сложности, а заклинания индейских колдунов против европейских болезней не очень эффективны…

Боксон посидел в баре ещё полтора часа, угостил текиловым коктейлем подсевшую к столику местную жительницу, затянутую в платье на три размера меньше необходимого — свобода дыхания обеспечивалась глубочайшим декольте.

— Я живу тут недалеко, пойдем!.. — предложила взбодренная столь вызывающим знаком внимания мексиканка и колыхнула грудью.

— Ещё раз, пожалуйста! — попросил Боксон.

— Пожалуйста! — она повторила движение.

— Впечатляет! — сказал Боксон. — Пошли!

Он шагнул за порог бара вслед за ней, и, пройдя в кромешной тьме сотню метров, не сколько увидел, сколько угадал присутствие сбоку кого-то старающегося затаиться в тени, тотчас же заметил ещё одного с другой стороны, резко присел и сверкающий лезвием нож пролетел у него над головой. Мексиканка попыталась завизжать, но её сбили с ног ударом кулака, она повалилась на Боксона, и он оказался лежащим на земле. Нападавшие, как истинные кабальеро, не могли унизиться до наклона над поверженным противником, поэтому они предпочли пинать его ногами. Привыкшие грабить подвыпивших туристов, местные парни даже и не слыхали о таком сложном термине: взвод разведки парашютно-десантного полка Иностранного Легиона.

Увертываясь от прямых ударов и стараясь не замечать скользящие, Боксон выдернул из носка спрятанный рыболовный нож, щелкнул пружиной клинка и одним взмахом перерезал подколенные сухожилия на первой же приблизившейся ноге. Удивленный крик повалившегося грабителя продолжился истошным воплем его напарника, которому нож Боксона вонзился в пах. Третий их приятель, догадавшись о некотором изменении ситуации, предусмотрительно отпрыгнул в сторону и выставив вперед зажатый в правой руке клинок, встал в крепкую боевую стойку.

— Иди сюда, падаль! — крикнул он, но уверенности в голосе не слышалось.

— Один момент! — ответил Боксон, прыжком поднялся на ноги, отбежал в сторону от барахтающихся в пыли двух раненых соперников, переложил свое оружие в левую руку и приблизился к третьему.

С основами кинжального фехтования Боксон ознакомился ещё в раннем парижском отрочестве, а итальянские парни из Легиона показали несколько эффективных манипуляций. К тому же полный курс владения ножом входил в систему боевой подготовки парашютиста. Мексиканский грабитель о таких подробностях не знал, и догадываться было слишком поздно.

Боксон ловко полоснул его по незащищенным пальцам правой руки, потом сбил с ног подсечкой и завершил контакт хрустом переломленного запястья. Ночную темноту тревожили четыре стенающих голоса — три мужских и один женский. Англичанин аккуратно вытер свой нож о чей-то пиджак и ушел, не попрощавшись. Надо было все-таки отдохнуть — до перехода границы оставалось восемнадцать часов.

…Абсолютно в это же самое время, минута в минуту, в восточном полушарии планеты, старший инспектор французской полиции Клод Дамерон заехал на одну из тех ферм, которые на пару с Боксоном он однажды рассматривал в бинокль.

— Как жена, Люсьен? — спросил старший инспектор хозяина.

— Плохо. До весны не доживет… Рак…

— У вас ведь трое детей?

— Трое…

Они какое-то время помолчали.

— Люсьен, — снова спросил Дамерон, — говорят, ты два года назад был механиком на пароходе?

— Был, — подтвердил фермер. — А что?

— И чуть не каждый месяц бывал в Гватемале?..

— Да, в Пуэрто-Барриас, а что? Зачем ты спрашиваешь?

— Ты ведь уже слыхал, тут неподалеку мои парни раскопали труп какого-то иностранца, ты его раньше здесь не встречал?

— Нет!..

— Я так и подумал… Помнишь, недавно на шоссе обстреляли заезжего американца?..

— В начале декабря? — наморщил лоб Люсьен.

— Ага, какие-то их американские проблемы… Так вот, у нас есть предположение, что злоумышленники бросили свое оружие в лесу. Так что если ты вдруг завтра утром пойдешь смотреть поле и случайно найдешь четыре пистолета «кольт», то принеси их в полицию, не забудь!.. Я напишу протокол и оформлю дело в архив. Представляешь, если с тобой что случиться, детей сдадут в приют…

— Я понял… А если пистолетов будет три?

— Чертов крестьянин! Не упрямься, Люсьен, их должно быть четыре… Приходи пораньше, я хочу все завершить до нового года…

Утром следующего дня старший инспектор Дамерон составил протокол о случайно найденных в лесу четырех американских пистолетах 45-го калибра…

Всю ночь Боксон не мог заснуть, ждал визита — или полиции, или приятелей побежденных туземцев. Никто не пришел, и, зайдя утром в бар «Текилито», Боксон встретил улыбку Маркоса.

— За одну ночь ты стал легендой, — сказал мексиканец, — в полиции даже выпили за твое здоровье — последний раз порезать сразу троих парней удалось только покойному начальнику полиции, это было двадцать три года назад!

— Я никого не резал, сеньор Маркос, я испугался и убежал… — ответил Боксон. — Вы меня с кем-то перепутали…

— Ты так считаешь? — Маркос подмигнул. — Наверное, так все и было. Доктора Риаса подняли среди ночи с постели, он приходил сегодня выпить кофе, говорит, что у одного чуть не отрезаны яйца, а другой будет всю жизнь ходить с костылем…

— Бывает же такое!.. — удивился Боксон.

— А третьему, — продолжал скорбное перечисление Маркос, — никогда уже не придется взять в правую руку нож — доктор сказал, что разорванные сухожилия не срастаются…

— Я знал один такой случай, — подхватил травматологическую тему Боксон, у парня потом высохла рука…

— Я рад, что твои рекомендации оказались точными. Полиция к тебе претензий не имеет — эта шпана всем уже поперек горла, за ними числят несколько трупов, только вот поймать их с поличным никак не удавалось…

— Сеньор Маркос, я тут совершенно ни при чем!.. — с искренним выражением лица воскликнул Боксон. — Я никого не трогал в эту ночь, да у меня и ножа-то нет!..

— Так и договорились! — сказал Маркос и снова подмигнул. — Я сказал всем, что ты — мой племянник, так что пока тебя не тронут, но уезжал бы ты отсюда мало ли что…

— Я должен уехать вечером…

— Храни тебя святой Карлос!..

Обглоданный аллигаторами труп Хосе-Рауля Мартино выловили из флоридских болот в марте 1974-го. За три дня до этого на веранде небольшого майамского кафе двое неизвестных расстреляли из автоматов Карлоса Ираолу. Ещё раньше бывший одноклассник Стефани Шиллерс, революционер-подпольщик Бобби Кренч сгорел в своем автомобиле.

В апреле 1974-го корпорация «Тексас петролеум» получила от гватемальского правительства разрешение на разведку и разработку нефтяных месторождений в Гватемале. В результате потери этого контракта корпорация «Даллас ойл» понесла колоссальные убытки и прекратила самостоятельное существование.

После окончательного выздоровления Эдвард Трэйтол получил назначение в мадридскую резидентуру ЦРУ — перемены, ожидающиеся в Испании после смерти генералиссимуса Франко, не могли осуществляться бесконтрольно.

Анджела Альворанте поселилась в Калифорнии и летом 1974-го вышла замуж. Люди из государственных учреждений США её не беспокоили.

Он вернулся из Гватемалы через семнадцать месяцев и двадцать пять дней — в июне 1975-го. Пройдя таможню лондонского аэропорта Хитроу, он подошел к телефону-автомату, набрал номер:

— Доброе утро! Мое имя — Чарльз Боксон. Это вам требуются специалисты для особой работы за рубежом?..