ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

— Поразительно, — сказал Мануэль Альварес. — Получается пятизначный шифр. Ничего бессмысленного, а?

В номере мы были одни; я сидела рядом на кровати, положив руку ему на плечо, и тоже просматривала книгу.

— Не надо так, папа. Нам еще расшифровывать панели.

Он покачал головой:

— Она мне так ничего и не сказала, Лола.

— Знаю. И мне тоже.

Он перевернул страницу.

— Похоже, это очень легко расшифровать, чтобы заметить очевидное, нужно всего лишь иметь мозги. У твоей матери они есть.

— Думаю, она сама этому удивилась.

— Стела и камень — они были все время связаны, и никто из нас этого не понимал. Хотя все еще неясно, как далеко можно будет с этим продвинуться.

— Почему?

— А может, мы расшифруем текст и все равно получим бессмыслицу? А если ландшафт изменился? Или твоя мать истолковала надпись по-другому?

— Ну… давай не будем спешить. Об этих проблемах начнем беспокоиться, когда они возникнут. Единственное, что можно сказать наверняка — сегодня мы не сможем разгадать все.

Еще немного почитав, Мануэль захлопнул книгу и погладил меня по волосам.

— Папа!

— Знаешь, я должен был сюда приехать. Не мог позволить себе поддаться каким-то старым страхам. В конце концов решил, что твоя мать приятно удивится, если я хоть раз окажусь героем.

— Все правильно, папа.

— Я сидел у того телефона и все пытался вести себя как нормальный человек. По телевизору только и показывали что куски голубого нефрита, которые продолжали находить в Сьеррас, — с каждым днем они становились все ярче и ярче. Но какое мне дело до того, найдут там месторождение или нет? Раньше Хуана никогда так надолго не исчезала — самое большее мы с ней не разговаривали три дня. А потом мне пришло в голову, что, возможно, она попала в ловушку… что ее что-то удерживает. Пусть меня засосет болото или съедят крокодилы, пусть меня застрелят — главное, что она нуждается в моей помощи. И вот я здесь, прилетел на вертолете. Отвратительная вещь эти вертолеты. Болтаешься в воздухе как неизвестно что. Того и гляди, врежешься в какую-нибудь гору.

Я нервно провела рукой по покрывалу. На красной — под цвет дорожки — ткани были вышиты синие звездочки, похожие на собак зеленые зверьки, голубые человечки и крошечные желтые цветы.

— Знаешь, Иоланда действительно очень расстроена, — с минуту помолчав, заметил Мануэль.

— Да, очень.

— Она не выходит из своего номера и даже не сказала, пойдет ли с нами. Конечно, она должна пойти. Тебе нужно как можно скорее с ней помириться.

— Когда она захочет со мной поговорить. Все это просто ужасно…

— Со временем она успокоится. Вы всегда, что называется, были с ней в контакте. Вы же были… подругами. — Посмотрев на дневник, он провел пальцем по его желтому корешку. — Значит, ты прочитала мамин дневник…

— Прочитала, папа.

Несколько секунд он рассеянно смотрел перед собой, затем попытался улыбнуться.

— Надеюсь, ты не ошиблась. Как думаешь?

— О чем ты?

— Ну, если Хуана узнает об этом, то может немного… рассердиться. Она не любит особенно о себе распространяться. А я всегда уважал ее мнение на этот счет. Ты… она не написала там ничего чересчур личного?

Он уже не улыбался. Губы скривились, образовав тяжелую складку; лицо Мануэля стало постаревшим и настороженным, словно я собиралась его ударить.

Я пожала плечами.

— Там не было ничего, кроме записей о стеле, — мягко сказала я. — Академические заметки — так это можно назвать.

— Академические заметки…

— Ну да. Читать было чрезвычайно скучно, пока я не наткнулась на запись о панелях — тогда, конечно, мне стало очень интересно. Но все остальное — скукота.

— Ага, ну конечно.

— Ну просто смертная скука. Она это умеет.

Мануэль напряженно смотрел на меня еще несколько секунд, потом его лицо прояснилось и слегка обмякло.

— Не думаю, что мы должны ей об этом рассказывать. — Он взял меня за руку. — Как я уже говорил, Хуана слишком темпераментная. И потом, она ужасно расстроится, если кто-то станет критиковать ее литературный стиль, не так ли?

— Да, скорее всего начнет топать ногами и утверждать, что у меня нет вкуса.

— Вот именно! Ты же не хочешь привести моего ангела в плохое настроение? Этот урок я давно усвоил. Ее лучше не расстраивать — хотя, с другой стороны, может, правильнее было бы обо всем рассказать. Как ты сама думаешь? Возможно, она заслуживает наказания за те неприятности, которые нам устроила.

— Ну, тогда ладно! — засмеялась я.

Подняв мою руку, он учтиво, по-отцовски, и очень нежно поцеловал ее сухими губами.

— Я так люблю и обожаю тебя, — сказал Мануэль. — Вы так мне нужны — ты и твоя мать.

Обвив его руками, я опустила голову ему на плечо.

— Ты тоже нам нужен, папа.

Загрузка...