Короли Жути

Глава 7 Заплыв с акулами

Посреди Келлорекова особняка почему-то красовался ставок, точнее, лужа, но с такой чистой водой, что сквозь нее можно было разглядеть белые и синие плитки пола. В ставке не было ни рыб, ни лягушек, ни кувшинок, ни зарослей камыша, ни стрекоз – вода и вода.

– А это что еще за фигня? – недоуменно спросил Клэй.

Гэбриель промолчал. Он неловко сидел в плетеном кресле у края ставка, сгорбившись под гнетом каких-то печальных мыслей.

«Еще бы, – подумал Клэй. – Мало того что придется выпрашивать меч, так Келл, поганец, еще и жену его Валерию умыкнул…»

Самой Валерии приятели пока не видели, но, когда слуга вел их к ставку, ее голос прозвучал где-то в глубине дома, и Гэбриель едва не застыл на месте, будто мышь, заслышавшая совиное уханье.

Джинни обучила Клэя умению отыскивать хорошее в самых поганых случаях: если дела шли худо, то всегда находился кто-нибудь, кому было еще хуже. Клэй взглянул на согбенную спину Гэба, на его нервно подергивающиеся пальцы – и почувствовал себя самым счастливым человеком в этом доме.

Во всяком случае, до тех пор, пока не появился Келлорек. Внушительное брюхо посредника колыхалось под складками ярко-синего шелкового одеяния, толстую шею обвивали тяжелые золотые цепи, на пальцах блестели перстни с яркими самоцветными камнями, а в ушах сверкали крупные серьги; в общем, даже королей хоронили в нарядах поскромнее.

– Привет, ребята! – воскликнул Келл, неуклюже приобнимая Клэя и Гэбриеля одновременно.

Поседевшая борода Келлорека, некогда жесткая, как щетка, была умащена благовонными маслами и заплетена в аккуратные косички. От румяных щек посредника веяло ароматами сандалового дерева и весенней сирени, однако же они не забивали едкого запаха пота. Верхняя челюсть с торчащими зубами так сильно выдавалась вперед, что Келла (разумеется, за глаза) называли Орком.

Наконец Келлорек разомкнул объятья, отстранился, ухватив Гэба и Клэя за плечи, и осклабился от уха до уха.

– Надо же, Золотой Гэб и Пузочес собственными персонами, – провозгласил он. – Легенды во плоти! Короли проклятой Жути! Купер, ну ты и здоров, чисто конь. А ты, Гэб, малость подустал. И постарел. О боги Грандуаля, что с тобой стряслось? В запой ударился? Или царапкой балуешься? Или ненароком черногниль подцепил? Ох, чур меня, чур!

Гэбриель хотел было улыбнуться, но улыбки не получилось.

– Я просто устал. И постарел. И… – Он замялся, побледнел еще больше и робко добавил: – Мне надо поговорить с Валерией… и попросить тебя об одолжении.

Келлорек подозрительно взглянул на него и снова добродушно ухмыльнулся:

– Эх, время терпит, да и торопиться незачем. Сначала освежитесь с дороги, пивка выпьем, чего-нибудь съедим… Вы же не откажетесь от угощения, правда?

– Мы подыхаем с голодухи, – выпалил Клэй.

– Ну да, ну да… – Келлорек хлопнул пухлыми ладонями. – Вы пока поплещитесь в бассейне, а я на стол соберу.

Гости недоуменно посмотрели на него. Келл повел рукой в сторону ставка.

Клэй оглянулся, уставился на ставок и пожал плечами.

– Ну вот же бассейн. Поплавайте, – предложил Келлорек и, звякнув золотыми побрякушками, выразительно махнул рукой.

Клэй внимательно оглядел ставок:

– А куда плыть-то?

– В каком смысле? – удивленно спросил Келл.

– Это целебный источник? – уточнил Гэб, разминая руку и морщась от боли. – У меня локоть тут…

– Да пошел ты на хер со своим локтем, – не выдержал посредник, который никогда не отличался особым терпением: его зубастая ухмылка часто без всякой причины сменялась безудержной злобой. – Никакой это вам не источник, и не ставок, и не долбаная купальня морской нимфы! Это бассейн хренов, вот что. Бассейн, ясно вам?! В нем плавают и плещутся. Называется «культурный отдых».

Клэй сообразил, что сейчас лучше не предлагать Келлу самому прыгнуть в бассейн, но до Гэба это пока не дошло, и он уже раскрыл было рот… Клэю пришлось резко столкнуть друга в воду; Гэбриель отчаянно забарахтался, фыркая и отплевываясь, а потом вылез из бассейна, как мокрый пес на речной берег.

Вся злость Келла мгновенно испарилась, и он расхохотался, утирая слезы, невольно брызнувшие из глаз.

– Ты прав, – сказал Клэй. – Я уже отдохнул на славу.

Верно говорили, что Келлорек гадок, как двухголовая жаба, но верно было и другое – мерзкий толстяк знал толк в еде.

Наевшись до отвала, Клэй погрузился в блаженный дурман дремоты, вдвойне желанной еще и потому, что к трапезе решила присоединиться Валерия (тоже в дурмане). Выглядела она полусонной, все больше отмалчивалась, то вздыхала, то пристально разглядывала фасолинки в кленовом сиропе или легонько стучала столовым ножом по окороку в медовой глазури и тихонько посмеивалась над чем-то, понятном только ей.

Клэй то и дело косился на шрамы, полускрытые рукавами платья Валерии. Когда-то давно Гэбриель жаловался, что его жена пристрастилась к царапке – дурманному зелью из яда грезочервей, которое наносили на порезы на внутренней поверхности руки, – и, похоже, от своего пристрастия Валерия не отказалась до сих пор: царапины были свежими, алыми и чуть воспаленными.

Сейчас Валерия ничем не напоминала ту, в кого много лет назад без памяти влюбился Гэбриель. Как считали многие, именно из-за нее распалась самая знаменитая банда наемников в истории Грандуаля. Конечно же, это было не так – банда распалась из-за совсем другой женщины, – но, хотя Валерия и не потопила корабль «Саги», днище она продырявила изрядно.

Гэбриель встретил Валерию на Празднике Брани, который устраивали раз в три года на развалинах Каладара, бывшей столицы Державы. Это была своего рода осенняя ярмарка, куда со всех концов Пяти Престолов стекались банды, барды и барахольщики, чтобы весело провести трое суток в бесконечных драках, пьянках и гулянках. Однако же Валерия явилась туда в знак протеста, вместе со своими единомышленниками из партии так называемых Единенцев, которые придерживались весьма идеалистических, хотя и малораспространенных взглядов на возможность мирного сосуществования людей и монстров. Чтобы доказать правоту своих воззрений, они избрали кружной путь и решили поджечь ковчег «Саги» – большой крытый возок, который служил наемникам домом на колесах.

Единенцев вовремя остановили, а Гэбриель похитил Валерию и силой привел на вечеринку, устроенную в ковчеге. В обществе коренастых неотесанных наемников Валерия выглядела совершенно неуместно: высокая, тонкая как тростинка, с белоснежной кожей и золотистой канителью волос, в простецком сарафанчике и с веночком на голове. Клэй сразу сказал, что она – как принцесса среди орков, только его никто не услышал.

Как бы то ни было, Валерия с Гэбриелем поцапались с самого начала. Часто говорят, что противоположности притягиваются, вот как лед и пламя, но отношения Гэбриеля с Валерией, хоть и подстегиваемые разницей их мнений, больше напоминали битву совершенно одинаковых мечей. Охваченных пламенем. В ледяную бурю. Шутливый допрос, устроенный Гэбриелем для развлечения гостей, превратился в бурное обсуждение, затем в яростный спор, а потом в откровенную и очень громкую ругань, после чего Валерия предприняла еще одну попытку сжечь ковчег «Саги», запустив зажженным светильником Гэбриелю в голову.

К утру Валерия и Гэбриель без памяти влюбились друг в друга.

Валерия распрощалась с Единенцами – как выяснилось, очень вовремя, потому что неделю спустя ее бывшие единомышленники отправились на пир к племени диких кентавров, не подозревая, что на пиру будут не гостями, а угощением. Валерия сопровождала «Сагу» в поездках по Жути и постоянно спорила с Келлореком, когда речь заходила о выборе очередной работенки. Гэбриель все чаще прислушивался к советам Валерии о делах банды, что вполне устраивало Клэя и Муга, но не очень нравилось Матрику и очень не нравилось Ганелону, который к укоризненным замечаниям о своем жестоком нраве относился с тем же пренебрежением, с каким гора относится к козам, карабкающимся на ее склоны. Продолжалось это до тех пор, пока в волосах Гэбриеля не появился первый цветок…

Локоть Гэба больно врезался приятелю в ребра, и Клэй осознал, что его о чем-то спрашивают.

– Да. Нет. Что? – пробормотал он, надеясь, что такой ответ всех устроит.

– Сколько лет твоей дочке? – повторил Келл. – Как там ее зовут, Талина?

– Талли. Летом девять исполнилось.

– Талли? А полностью как?

– Таллия, – ответил Клэй.

– Ага… – Келлорека интересовал не столько ответ, сколько густая говяжья подливка, которую он старательно накладывал на ломоть хлеба, поверх толстого слоя масла. – А твоя как, Гэб?

Гэбриель, выпрямившись и сложив руки на коленях, сидел напротив посредника и не притрагивался к еде.

– Моя кто? – спросил он.

– Твоя дочь, – прочавкал Келлорек с набитым ртом. – Месяцев семь-восемь назад она наведалась ко мне вместе со своими отморозками, типа банда у них. Хвасталась, что им подвернулась знатная работенка, и без всякого посредника, представляешь? Думала у меня чем разжиться, просила ссудить кое-какое оружие.

– Роза приходила к тебе? – удивился Гэбриель.

Келлорек слизнул подливку с пальцев.

– Я ей обещал подумать, но у меня тут не благотворительная лавочка, ты ж понимаешь. Я коллекционер. Собиратель прекрасных и редкостных вещей. – Он, будто случайно, но, скорее всего, нарочно, взял Валерию за руку; Валерия моргнула, улыбнулась, словно мимо ее носа пролетела бабочка, но так ничего и не сказала. – Короче, ночью эта оторва стащила у меня парочку бесценных раритетов и сбежала. С тех пор от нее ни слуху ни духу.

Гэбриель умоляюще посмотрел на Клэя, но тот поднес к губам кубок и начал долгий, обстоятельный глоток вина; прерывать свое занятие он не собирался до тех пор, пока приятель не объяснит Келлу, что именно произошло с Розой и что они намерены предпринять.

Гэб пустился в объяснения, а Клэй украдкой глядел, как косматые брови Келлорека постепенно ползут вверх, к краю его сальной шевелюры. Валерия слушала молча, с непроницаемым лицом и лишь изредка потирала порезы на руке. При упоминании Кастии глаза Валерии расширились, в них мелькнуло сожаление – невнятное, как стон узника в темнице, – а потом взгляд ее сместился в никуда. Наконец Гэбриель умолк. Келлорек со вздохом подергал бороду, заплетенную в косички, а Валерия изобразила на лице робкую улыбку и пробормотала:

– Очень мило.

Несчастного Гэбриеля будто ножом пырнули. Клэй смутно надеялся, что ошеломление друга перерастет в гнев, но Гэб просто помотал головой и уставился на нетронутую тарелку.

Келлорек кликнул слугу и попросил отвести Валерию в ее покои. Потом в неловком молчании все трое занялись десертом (шоколадный пирог с рубленым миндалем и взбитыми сливками), запивая его сладким красным пивом, после чего Келл вызвался показать гостям свое имение, которое изначально возводилось как великолепный храм Осеннего сына.

– В него вбухали кучу денег, – объяснил Келлорек. – А как построили до половины, кому-то в голову пришла светлая мысль, что храму самое место в канаве. – Те, кто жил на склонах Контова, называли «канавой» собственно долину. – Мол, чтобы возносить богу молитвы, на вершину карабкаться незачем, он и из канавы услышит.

– А зачем вообще нужны храмы? – спросил Клэй. – Куда дешевле взывать просто к небу.

Келлорек посмотрел на него так, будто Клэй предложил тушить пожар, подбрасывая в огонь поленья:

– Как это к небу? Что за хрень ты несешь, Пузочес?!

– Да так, не обращай внимания.

– В общем, – продолжил Келлорек, – когда у жрецов кончились деньги на постройку верхнего храма, я подсуетился и купил все это хозяйство по цене ржавых гвоздей.

Вымощенная камнем дорожка вилась по саду между усыпанных плодами яблонь. Под стенами имения ходили караулом стражники – насущная необходимость, как объяснил Келлорек, поскольку в бывшем храме теперь хранилась обширная коллекция раритетов.

– Ты все еще подыскиваешь работу наемникам? – удивленно спросил Клэй.

– Конечно, – ответил Келл. – Только не так, как раньше. Дело разрослось, в одиночку мне за всем не уследить, поэтому к каждой банде у меня приставлен свой агент для мелких поручений – ну там разобраться с гоблинами или еще что. А крупные заказы я лично передаю тем, кто заслуживает такой чести. Моя доля – половина гонорара, агенту причитается десять процентов, а остальное банда делит между собой.

«Половина?!»

Если бы Клэй все еще сидел за столом, то наверняка бы подавился. Надо же, как все изменилось. А ведь было время, когда Келлорек, как и остальные пять членов банды, довольствовался равной долей, то есть пятнадцатью процентами. Еще десять процентов причиталось барду, но ни один из бардов «Саги» не доживал до того дня, когда с бандой расплачивались за работу, поэтому бардовскую долю Гэбриель относил к «фонду необходимых авантюрных расходов», что включало в себя выпивку, курево и общество женщин легкого поведения. Судя по тому, какие деньги сейчас огребали наемники, неудивительно, что Келлорек жил на широкую ногу.

– А с кем ты ведешь дела? – спросил Гэбриель по пути к высоким бронзовым воротам. – Кто-нибудь из наших приятелей с тобой работает?

Келлорек фыркнул:

– Да все и работают. Моя сеть агентов действует по всей Агрии. Все банды западнее Пятипрестолья у меня в долгу. Ну, кроме ваших старых знакомцев из «Авангарда».

– Неужели «Авангард» еще при деле? – спросил Клэй.

– Ну вроде как, – ответил Келл, не потрудившись объяснить, что это означает.

«Авангард…» Об этой банде Клэй уже давно ничего не слыхал, а ведь когда-то Баррет Снегоступ и его разномастные соратники – Аша, Тиамакс и Кабан – по-дружески соперничали с «Сагой». Подумать только, они все еще странствуют, все еще сражаются с монстрами… От этих мыслей у Клэя заныла поясница.

– Как кто-нибудь зачистит от кобольдов сточную канаву, – разглагольствовал Келл, – так мне перепадает на серебряные ручки к мебели, а если, к примеру, завалят племенную матку василиска, то можно к особняку пристроить новое крыло.

– Или вырыть новый ставок, – добавил Клэй.

– Бассейн, – немедленно поправил его Келлорек.

– А я что сказал?

– Ты сказал «ставок»…

– Слушай, а где мой меч? – прервал их Гэб.

– Чего-чего? – поморщился Келл.

– Где Веленкор?

На лице Келлорека появилось странное выражение, словно у отца, размышляющего, как получше приструнить расшалившееся дитятко. Он приоткрыл массивную бронзовую створку ворот и поманил Клэя с Гэбриелом внутрь.

– Проходите, – сказал он.