Красочный пассат, или Странствия по островам Южных морей

Королевство Тонга

В небольшой роще в кронах пальм шелестел ветер. А в центре поляны возвышались массивные ворота, сооруженные из трех коралловых блоков. В высоту они достигали не менее пяти метров, а просвет в них был по меньшей мере метра четыре. Задумчиво смотрел я на творение рук человеческих. Оно, по мнению ученых, было создано двенадцать столетий назад, причем неизвестно как и с какой целью. Мне сказали, что каждый из обработанных коралловых блоков весит сорок тонн. Для установки такого «камешка» сегодня потребовался бы мощный подъемный кран. Каким образом ухитрились люди тысячу двести лет назад построить эти ворота на маленьком коралловом островке, который на велосипеде можно объехать за день, — на островке, затерянном в безбрежном океане?! Еще одна тайна исчезнувших цивилизаций, подобно линии Назка в Перу или знаменитым воротам в архитектурном комплексе Тиауанако близ озера Титикака.

Тонгатапу, главный остров архипелага Тонга, — продукт кораллового полипа. Плоский, словно вафля, покрытый густой зеленью, — по существу, огромный сад, и выглядит он, наверное, так же, как во времена Тасмана или Кука, которые побывали здесь: первый — в середине XVII, а второй — в семидесятых годах XVIII века. Уже тогда местные вожди были знакомы, по устным преданиям, со своими родословными, насчитывающими несколько десятков колен. Одно из этих преданий гласило, что строительный материал для упомянутых ворот Хаамонга был доставлен на огромных каноэ с отстоящих отсюда на многие сотни миль островов Эллис. Как все происходило на самом деле, вряд ли удастся когда-либо установить.

На поляну вышла группа австралийских туристов. Их привезли сюда на автобусе. Защелкали затворы фотоаппаратов, послышались оживленные возгласы. Гид начал свой рассказ. Он уверял, что эти ворота в свое время помогали людям определять по солнцу время. Минут через пять туристы покинули поляну и пошли в деревню Коловаи, осмотр которой входил в их программу. Там обитает колония крупных летучих мышей. Меня не очень-то интересовали эти малосимпатичные создания, но я все-таки сел на велосипед, взятый напрокат, и помчался догонять автобус. Летучие мыши — своего рода подтверждение достоверности тонганских преданий, свидетельствующих о мореходном искусстве древних полинезийцев. Как гласит легенда, эти обитающие в Коловаи животные были подарены жителям Тонга самоанской принцессой, которую четыреста лет назад привез с собой в качестве жены один великий мореплаватель Тонга.

Летучие мыши — символ любви принцессы и ее приданое. По сей день они особо почитаются жителями Тонгатапу, хотя, по правде говоря, эти создания — сущее наказание для островитян: они уничтожают огромное количество вкусных фруктов. Однако до сих пор традиция значит для жителей Тонга больше, чем предписания и законы, издаваемые их здравствующим монархом. Кстати, традиции и мифические предания лежат также в основе королевской власти на Тонга.

Согласно легенде, первые обитатели Тонга были созданы небесным божеством Тангалоа. Когда возникли суша и вода, бог Тангалоа направил своего посланца Тули в облике голубя на Тонга, чтобы тот посадил там винную лозу, на которой образовались бесформенные человеческие личинки. Из них-то Тангалоа и создал первую женщину и первого мужчину на острове. В легенде есть оговорка: первый великий вождь Тонга божественного происхождения и сотворен иначе. Его отцом был сам Тангалоа, который спустился из своей небесной обители и оплодотворил некую тонганку. У нее родился мальчик. Вскоре он узнал, что отец его живет на небе. Тогда мальчик решил во что бы то ни стало добраться к нему, взбираясь по стволу высокого дерева. Однако на небе его убили и четвертовали завистливые единокровные братья. Но Тангалоа сумел воскресить и исцелить своего земного сына, а затем отправил его обратно на землю в качестве Туи Тонга — первого вождя архипелага Тонга. А своих завистливых братьев послал вслед за ним в качестве более мелких вождей и помощников.

«Колыбель любви»

Столица королевства Тонга носит название Нукуалофа, что на языке жителей Тонга значит «Колыбель любви». В этом слове, очевидно, заложено зерно истины, ведь в настоящее время среди всех народов Полинезии у тонганцев самый высокий естественный прирост населения. Архипелаг Тонга славится также своей исключительной этнической чистотой. Здесь проживает всего несколько десятков европейцев и около пятисот полинезийцев с соседних архипелагов, таких, как острова Кука, Фиджи или Самоа, представители так называемого «национального меньшинства».

Городок производит приятное впечатление. Чистые улицы, на которых много цветов, зелени и ухоженных деревянных домиков, так напоминающих викторианскую эпоху в Англии. Да это и понятно, ибо хотя Тонга — единственное государство в Полинезии, которое формально не было подчинено ни одной европейской державе, тем не менее на основе договора от 1899 года архипелаг находится под протекторатом Великобритании, не говоря уже об обычном в Океании влиянии миссионеров.

Тонганцы одеваются ярко, красочно. Они приветливы и, как правило, тепло относятся к чужестранцам. Возможно, островитяне хотят таким образом утвердить мнение Дж. Кука, некогда восхищенного гостеприимством этих людей и назвавшего архипелаг Островами Дружбы. Жители Тонга поражают туристов своей чрезмерной упитанностью и ростом. И женщины и мужчины высокие и очень полные. На улицах туристы видят местных жителей в таовале, то есть в циновке, сплетенной из листьев пандануса. Они опоясывают ими бедра, что чужестранцам кажется удивительным. Это самые обыкновенные циновки, которыми устилают полы. Однако на молодых аборигенах порой можно увидеть замысловатые не то шали, не то пояса. Специалисты могут по циновке и ткани, украшающим бедра местных жителей, определить их положение в обществе, родовую принадлежность и ряд других подробностей. Степень изношенности таовала свидетельствует о происхождении ее владельца: чем изношеннее, тем знаменитее его род. С таовалом, как, впрочем, почти со всем на Тонга, связана древняя легенда, в которой главную роль играют священная черепаха Сангоне и ее дочь Хинахенги.

Согласно легенде, однажды эта девушка, вымыв голову, заснула под пальмой, а теплый ветер тем временем сушил ей волосы. В том положении спящую девушку увидел проживавший на Тонга житель Самоа Лекапаи. Молодой человек, судя но его поведению, был большим озорником: он привязал волосы Хинахенги к дереву и таким способом легко овладел ею. Это не помешало, однако, молодым людям жить вместе долго и счастливо до тех пор, пока Лекапаи не стал скучать по родине, Самоа.

Добрая Хинахенги решила попросить свою мать, черепаху Сангоне, чтобы та доставила зятя на Самоа. Однако Хинахенги поставила условие: прибыв на место, Лекапаи должен столкнуть Сангоне в глубокую воду и передать ей хорошо сплетенную самоанскую циновку в подарок Хинахенги.

Однако Лекапаи оказался вероломным человеком. Приплыв на спине тещи к родным островам, он отдал черепаху своим родственникам. Те убили ее и съели. Опасаясь мести, самоанцы пытались замести следы преступления. Они закопали панцирь черепахи под деревом на пляже. Молодой человек по имени Лафаипана оказался при этом свидетелем. Чтобы заставить Лафаипана молчать, Лекапаи предупредил его: как только панцирь черепахи будет найден, Лафаипана тут же умрет.

Прошло много лет, и известие об убийстве Сангоне дошло до Тонга, где правил тогда одиннадцатый по счету Туи Тонга по имени Туитатуи. Король приказал своему брату Фасиапуле отправиться на Самоа и разыскать там панцирь Сангоне. Во время церемонии кавы Фасиапуле потребовал показать, где спрятаны останки черепахи. Лафаипана, уже пожилой в то время человек, повел его к той пальме на берегу моря. Когда оттуда извлекли панцирь, снизу вспыхнуло пламя, и Лафаипана упал замертво. Его похоронили с почестями в могиле Сангоне.

Фасиапуле и его спутники вернулись на Тонга. С собой они увезли панцирь черепахи, завернутый в две красивые циновки, которые им дали жители Самоа. Каждая из циновок имела свое название: Хауо Момо и Лауматао Фаингаа.

Обе легендарные циновки передаются из поколения в поколение и являются сегодня собственностью королевской семьи. Они неоднократно украшали бедра властителей Тонга в особо торжественных случаях и хранятся в королевском дворце.

Каждый турист в Нукуалофе рано или поздно обязательно окажется в районе королевской резиденции. В большом парке у берега моря видны два белоснежных здания с красными крышами. Вокруг растут сосны с острова Норфолк, создавая контраст зеленью своих ветвей с королевским дворцом и часовней. Стена и королевская гвардия в составе пятидесяти человек стоят на пути к дворцу. Тем, кто не имеет особого приглашения, остается лишь любоваться королевской резиденцией издалека. Поэтому невозможно увидеть ни легендарных циновок, ни памятную черепаху, которую, как утверждают, подарил великому вождю Тонга великодушный Кук в 1777 году. Черепаха-самец умер в 1966 году, когда узнал, что с Мадагаскара прибыла долгожданная подруга. В настоящее время чуть было не ставшая «вдовой» черепаха-самка, названная Туи Малила II, живет одиноко при королевском дворце.

Генеалогическое древо правящей династии Тонга выглядит весьма внушительно. Нынешний король может легко доказать, что его предки правили в этой части Океании раньше, чем Мешко I[Meшко I (ок. 922–992) — первый исторически достоверный польский князь. — Примеч. пер.] в Польше. Первым коронованным правителем всего архипелага стал в 1845 году, после принятия христианства, вождь из группы островов Хаапай, который принял имя Георга Тупоу I. Мудрый правитель дожил до девяноста семи лет и в 1893 году передал власть своему правнуку Георгу II, который правил страной двадцать пять лет. Впоследствии его место заняла Салоте — одна из самых колоритных фигур среди монархов мира. Она могла похвастать высоким ростом — свыше двух метров — и невероятной тучностью. Королева-гигант правила крошечным государством, состоящим из двухсот мелких островков, общая площадь которых не превышает семисот квадратных километров. Ее появление в Лондоне на торжествах по случаю коронации Елизаветы II в 1953 году произвело фурор среди коронованных особ.

Королеве Салоте принадлежит также почетное место в благодарной памяти поляков. Узнав о нападении гитлеровской Германии на Польшу в 1939 году, она объявила войну третьему рейху и незамедлительно отдала приказ о формировании тонганских вооруженных сил, часть которых мужественно сражалась впоследствии на Соломоновых островах. Кроме того, в 1940 году на добровольные пожертвования королевы, министров и государственных чиновников Тонга был создан военный фонд. На эти средства приобрели три самолета «Спитфайр», которые затем передали английским военно-воздушным силам. Великая — в прямом и переносном смысле — королева разрешила также разместить в стране американские и новозеландские вооруженные силы и использовать архипелаг в качестве военной базы.

В 1965 году королева скончалась. В Нукуалофе во дворце состоялись торжества по поводу коронации нового короля — Тауфа-ахау Тупоу IV, сына королевы Салоте. Король обладал столь же высоким ростом, что и покойная мать. В день коронации он весил сто пятьдесят килограммов.

Новый король, получивший образование в Австралии, распахнул двери своего королевства для иностранцев еще шире, чем мать. При нем был построен современный отель; монополия «Шелл» получила разрешение вести разведку нефтяных месторождений. Тупоу IV разрешил жителям архипелага выезжать на заработки за пределы страны, ибо на Тонга возникли затруднения — плотность населения маленького острова Тонгатапу достигла двухсот человек на один квадратный километр, а в 1971 году в королевстве произошла первая забастовка. Ее объявили медицинские сестры.

Движение в центре Нукуалофы в предобеденное время весьма оживленное: мелькают велосипедные спицы, раздаются гудки забавных, разукрашенных в угоду туристам ошеломляющими цветами трехколесных рикш. Магазин фирмы «Бёрнс Филп»[«Бернс Филп» (Burns Philp) — одна из ведущих австралийских монополий, действующих в Океании. Примеч. пер.] расположен возле оживленного рынка. В нем глаза разбегаются при виде всевозможных фруктов, овощей, плетеных корзинок и циновок. Здесь изобилие удивительно вкусных арбузов. Однако экспортировать можно лишь копру, бананы, а не скоропортящиеся арбузы.

Фрукты в этом замечательном королевстве продаются также… на почте. Разумеется, имеются в виду изображения фруктов на почтовых марках. Король в расчете на туристов и филателистов приказывает выпускать их в больших количествах. Марки, следует признать, несколько необычны. Они представляют собой, в сущности, беззубцовые наклейки в форме арбуза, служащие волею закона для франкировки писем. Чего только не пожелает король! Кроме указанных «марок» на письма наклеиваются также изображения желтых связок бананов, буровых вышек, часовых циферблатов, силуэтов кораблей и многое другое. На большинстве из них красуется надпись: «The Friendly Islands» (Острова Дружбы) и разумеется, обозначен почтовый сбор и стоимость марки. Король Тупоу IV выпускает, как правило, дорогие марки. На многих из них он приказывает помещать свой портрет и надпись: «Тонга. Там, где начинается отсчет времени». Этим, видно, и объясняется появление «марки-циферблата», поскольку Тонга находится у самой линии смены дат: в нескольких десятках миль к востоку от Нукуалофы — уже «вчера». «Филателистический» бизнес короля развивается весьма успешно и приносит немалые доходы.

Неплохо обстоит дело и с туризмом. Недавно построенная в Нукуалофе набережная королевы Салоте дает возможность большим пассажирским судам заходить в столицу королевства. Говорят, что каждое такое судно, прибывающее сюда с туристами, оставляет на острове в день пятнадцать тысяч долларов.

Такси, рикши, автобусы — все приходит в движение, а изделия местных ремесленников раскупаются нарасхват. Последние — самые красивые произведения народного творчества, какие мне удалось увидеть в Океании. Прежде всего в соответствии с местной традицией это так называемая тапа, или особого рода материя, вырабатываемая повсюду в Полинезии, но получающаяся красивее всего, по-видимому, на Тонга. Сырьем для изготовления тапы служит кора местной разновидности тутового дерева. Сняв у коры верхний слой, островитяне очищают луб, скрытый под отвердевшей ее частью, размачивают и размягчают его в воде, а затем бьют деревянными молотками — в результате получают достаточно эластичную материю, из которой много веков назад они делали одежду. На тапу наносят разнообразные традиционные узоры и используют в самых разных целях и даже в качестве «красного ковра», который расстилают в торжественных случаях. Некоторые узоры тапа на Тонга принадлежат лишь королевскому дому. По случаю бракосочетания какого-либо представителя местной знати король может преподнести ему «отрез» своей тапа. Такой подарок очень ценится и стоит весьма дорого.

Ловкие руки островитянок плетут великолепные корзинки, циновки, шляпки, сумочки. Здесь вы также увидите изделия из раковин и деревянные скульптуры разных размеров. Я обходил один ларек за другим и вдруг остановился как вкопанный. На руках у полной молодой женщины сидела настоящая горилла и грозно скалила на меня зубы. Я присмотрелся: горилла была тщательно вырезана из черного дерева… Женщина говорила по-английски. Я спросил ее, почему вдруг у нее возник столь странный замысел. Она призналась, что это произошло после просмотра кинокартины. Я грустно покачал головой, узнав, что было источником вдохновения. Одна, ко могу похвастать, что являюсь единственным поляком, повстречавшимся в Океании с гориллой.

Другой необычный экспонат, который мне довелось увидеть на базаре, — огромные китовые позвонки. Вряд ли они были импортного происхождения. Мне трудно было поверить, чтобы на маленьких островах занимались китобойным промыслом, но я ошибся. На архипелаге Тонга охота на китов продолжается ежегодно с июня по сентябрь. Китобойным промыслом здесь начали заниматься с конца XIX века, однако он не связан с местной традицией. Первым китобоем на этих островах был некий новозеландец, прибывший на Тонга в 1888 году. В настоящее время китобойным промыслом продолжают заниматься его потомки, а также несколько семейств островитян, заинтересовавшихся этим занятием. С давних пор способ ловли не менялся. Китобои Тонга выходят в море на утлых каноэ и пользуются ручными гарпунами.

Я долго разглядывал позвонок кита, в диаметре он был равен автомобильному колесу. Цена на него оказалась приемлемой, однако я не мог приобрести его из-за того, что летел самолетом и вес моего багажа превышал дозволенный. От продавца я узнал, что этот позвонок был взят с десятиметрового кита, выловленного всего несколько месяцев назад. Оказывается, в минувшем сезоне поймали три таких экземпляра.

В соседней лавке я заметил, что у двух пожилых торговок не хватало мизинца на правой руке. На Тонга первым подобное увечье наблюдал уроженец Гданьска Форстер, участвовавший во второй экспедиции Дж. Кука. Добровольная ампутация мизинца (на языке островитян тао нима) — это своеобразное самопожертвование людей низшего ранга ради своих соотечественников, занимающих более высокое положение в социальной иерархии. В те времена верили, что ампутация пальца поможет больному представителю знати выздороветь. Другим наблюдением Форстера, на которое ссылаются все исследователи истории Океании, было открытие на Тонга в ту эпоху… женщин-жонглеров. Как писал гданьский путешественник, женщины на Тонга «умели свободно и весьма ловко жонглировать пятью шарами величиной с небольшое яблоко в течение не менее четверти часа. Забава эта называется хико».

Я настолько растрогался и проникся патриотическим чувством, вспомнив своего гданьского соотечественника, который двести лет назад открыл тао нима и хико, что достал свои скудные паанга и сентини и приобрел у пожилых женщин не только несколько кусков тапа, но также оригинальный плетеный кошелек в форме рыбы. Расход был не так уж велик — он равнялся лишь стоимости семи авиапочтовых марок в Европу.

Нукуалофа, за исключением своего мини-центра (все на Тонга миниатюрно, кроме самого короля), — это скопление утопающих в садах одноэтажных домиков, порой хижин, крытых соломой или железом. Это идиллическое селение широко раскинулось вдоль кораллового берега, который в туристических проспектах фигурирует под английским названием «Waterfront» (Береговая линия). Здесь же проложена дорога, громко именуемая Бульваром и одновременно служащая местом прогулок городских жителей и трассой для немногих имеющихся на острове автомобилей. Согласно правилам, установленным королем, скорость автомобилей на Тонга не должна превышать двадцати километров в час.

Бьются волны о коралловые отмели, шуршат встревоженные ветром жесткие ветви пальм. Приближается знойный полдень. Издали доносится гудок автомобиля. Среди гуляющих заметно какое-то волнение. Навстречу мне величественно движется большой лимузин. На одном из крыльев трепещет красный с фиолетовым оттенком флаг с красным крестом на белом фоне. Прохожие приседают, а затем садятся, скрестив ноги, на обочине. На заднем сиденье лимузина возвышалась какая-то внушительная фигура. Автомобиль проехал мимо. Я поинтересовался этим человеком. Оказывается, это был сам король Тупоу IV. Мне сказали, что его положено приветствовать сидя. Это не только обычай, но и административный приказ, за соблюдением которого строго следят местные полицейские. Подобным же образом рядовые жители Тонга обязаны приветствовать представителей местной знати. Если в Европе в присутствии монарха можно сидеть только лишь в исключительных случаях, на основании специально предоставленных привилегий, то здесь — наоборот. Еще раз убеждаюсь, что нахожусь в диаметрально противоположной стороне земного шара.

Я чрезвычайно обрадовался, когда мне удалось устроиться в пансионате, в котором обычно останавливались сами островитяне, путешествуя по стране. У меня была отдельная комнатка с удобной кроватью. Постояльцев, словно тетка любимых племянников, опекала стокилограммовая Мами. Тут и помыться можно и даже постирать. За все это, включая отличный завтрак, я платил в десять раз дешевле, чем в роскошном «Дэйтлайн-отеле». В пансионате собралось любопытное общество: молодая супружеская пара из Новой Зеландии, совершающая свадебное путешествие, два студента из Сиднея, симпатичный агротехник с Самоа (здесь он находился в командировке по служебным делам) и худой американец из Аризоны по фамилии Апфелсиннер. Все — молодые, словоохотливые, опытные туристы, имеющие в запасе массу всяких сведений.

— Собираетесь на Самоа?! Смотрите, там все чертовски дорого. Ни в коем случае не останавливайтесь в «Эгги Грей». Место хорошее, но для богатых, — предостерегли меня новые знакомые.

Они тут же назвали мне дешевую гостиницу в Апиа и объяснили, как до нее добраться.

— Завтра ехать не следует. При таком северном ветре никаких фонтанов, бьющих из этого продырявленного рифа, не будет; отправляйтесь туда только тогда, когда ветер переменит направление, — заверили меня.

— Нет, завтра я собираюсь на остров Лифука на суденышке, которое сегодня причалило к набережной. Позднее вряд ли успею, ведь я забронировал место на самолет, который вылетает через четыре дня, — ответил я.

— Да ведь завтра же воскресенье! — удивились они.

— Ну и что же? — не унимался я.

— Вы только посмотрите, этот новичок собирается в воскресенье в Лифука на пароходе! — Все рассмеялись.

— Оставьте человека в покое, — вмешался Апфелсиннер. — Ведь это его первое воскресенье на Тонга. Вы ведь тоже не сразу стали такими умными.

— Послушайте, — продолжал, обращаясь ко мне, американец. — В воскресенье на Тонга можно только пойти в церковь и читать Библию. Ну, еще вы, как чужестранец, можете немного поплавать, но местным жителям и этого делать нельзя. Суда не ходят, кинотеатр закрыт — хуже, чем некогда в пуританской Англии.

— Ничего не поделаешь, — вздыхаю я. — Сяду тогда в автобус и поеду к лагуне.

Все снова смеются.

— Да поймите же, автобусы, такси, рикши не вправе ездить в воскресенье. Запрещено в этот день также играть в волейбол, а рыбная ловля карается штрафом в десять паанга, который может быть заменен трехмесячным тюремным заключением.

— Что же это за религия? — поинтересовался я.

— Христианская. Свободная церковь. Методисты, но дело не только в этом. Таков здесь закон. Запрещено конституцией. Поняли? — объясняли друзья.

Апфелсиннер вынул какую-то книжку и прочитал вслух по-английски: «Воскресенье на Тонга навсегда объявляется праздником. В этот день запрещено работать, заниматься ремеслом, играми или торговлей».

— Вот почему в воскресенье здесь никто ничего не продаст вам, поехать никуда вы не можете, да и одеты должны быть прилично, то есть в рубашке с длинными рукавами. Туристам предоставляются некоторые льготы, однако местным жителям приходится туго. Этот закон существует здесь уже сто лет, — объясняли мне.

Было уже поздно. Мы убрали со стола арбузные корки (Мами угостила нас двумя большими арбузами) и разошлись по своим комнатам.

Апфелсиннер оказался весьма любезным человеком. Он предложил мне почитать перед сном интересный материал и подарил карту архипелага. Будучи новичком в южной части Тихого океана, я с благодарностью воспользовался ею.

Из прочитанного я узнал, что, хотя архипелаг Тонга и насчитывает двести островов, лишь тридцать пять из них обитаемы. Все королевство делится на три основные группы островов: Тонгатапу, Хаапай и Вавау. На всех островках Хаапай, расположенных приблизительно в ста милях от Нукуалофа, проживает не более пяти тысяч островитян, а в группе Вавау, находящейся еще дальше, — свыше двадцати тысяч. Вавау был открыт позднее всех других островов архипелага — лишь в 1781 году испанским мореплавателем Маурелье. Произошло это через двести лет после того, как голландские мореплаватели Виллем Корнелис Схаутен[Схаутен Виллем Корнелис (1580–1626) — голландский мореплаватель. В 1615–1616 гг. вместе с Я. Лемером возглавлял экспедицию, которая обогнула Южную Америку, открыла мыс Горн и ряд островов в Океании. — Примеч. пер.] и Якоб Лемер[Лемер Якоб (1586–1616) — голландский купец и мореплаватель. Вместе с В. Схаутеном в 1615–1616 гг. возглавлял экспедицию, которая открыла ряд островов в архипелагах Туамоту и Тонга и у северных берегов Новой Гвинеи. — Примеч. пер.] сделали в 1616 году запись в своем путевом дневнике об открытии ими островка Ниуатопутапу, расположенного далеко к северу от Тонгатапу. Большинство островов архипелага — коралловые формации, некоторые из них, однако, вулканического происхождения.

В апреле 1789 года близ одного из таких вулканических островов — Тофуа — начался бунт на судне «Баунти». Другим значительным событием в истории тихоокеанского королевства был захват тонганцами в конце 1806 года британского пиратского корабля «Порт-о-Пренс». Тогда островитяне перебили всю команду этого судна, оставив в живых лишь пятнадцатилетнего мальчика по имени Уилл Маринер. Четырехлетнее пребывание этого юноши на острове Лифука (группа Хаапай) дало ему богатый материал для написания дневника, который считается сегодня классическим литературным произведением, посвященным Океании, поскольку в нем содержится много ценной информации, касающейся жизни и обычаев жителей Тонга тех времен.

В материалах, которые дал мне почитать Апфелсиннер, я тщательно выискивал сведения о зарождении на Тонга пуританской церкви, которая причиняет столько терзаний своим приверженцам в святое воскресенье. Оказалось, что методисты обосновались на Тонга лишь около 1828 года, после того как сначала обратили в христианскую веру жителей островов Хаапай. Произошло это при активном участии вождя Тафуаахау, ставшего впоследствии королем Георгом Тупоу I всего архипелага. Король хорошо понял ту пользу, которую ему может принести сотрудничество с миссионерами, действительно помогавшими ему добиться власти над всеми островами Тонга. Честолюбивый правитель, поддерживаемый преподобным Ширли Бэйкером, не сумел добиться автономии для тонганской церкви, поэтому он пошел на раскол и основал свободную методистскую церковь, действовавшую только на Тонга. Король стал главой этой религиозной организации, и его функции перешли впоследствии к королеве Салоте.

В воскресенье утром я прежде всего поинтересовался у Апфелсиннера, можно ли мне умыться. Затем, ориентируясь по звукам колоколов, доносившимся со всех сторон, направился в одну из многочисленных церквей, рассеянных по острову.

В пути я с изумлением заметил, что на улицах все-таки попадались мотоциклы и автомобили.

— Частным машинам движение разрешено, — пояснил сопровождавший меня самоанец. — Впрочем, не в этом только проявляется лицемерие местных властей. Эти автомашины принадлежат главным образом представителям местной знати.

Вот и деревянная, наспех сколоченная из досок церквушка. Крыша была покрыта ржавым железом, да и интерьер отличался крайней скудностью. В церквушке толпились нарядно одетые тонганцы — мужчины в юбках до колен, женщины — до щиколоток. Во время службы верующие много пели. Надо сказать, что поют тонганцы прекрасно. Идеальная гармония голосов, чудесные мелодии — все это меня очень взволновало.

Служба кончилась. Я стал пробираться к выходу. Тут в дверях ко мне подошел могучего телосложения мужчина, обратился на хорошем английском языке и сразу же пригласил к себе на обед.

— Это совсем недалеко отсюда, — объяснил он, — буду очень рад, если вы, чужестранец, изволите посетить мое скромное жилище.

«Острова Дружбы», — вспомнил я прежнее название Тонга и без лишних церемоний принял приглашение островитянина. Мимо зеленых изгородей городка мы зашагали к его дому.

— Господин Фатухелу, — представился мой новый знакомый. По дороге он развлекал меня рассказами о Новой Зеландии, где окончил какой-то колледж. Я не успел оглянуться, как оказался перед опрятным, крытым пальмовыми листьями и утопающим в зелени домиком. Мы вошли в дом. Внутри прохладно. Посреди комнаты на циновке лежала целая груда яств. Конечно, хозяин не мог предвидеть, что будет принимать гостя, и тем не менее приготовленный обед поражал своим обилием. Я познакомился с женой Фатухелу и его четырьмя детьми. Отец что-то сказал ребятам, и они исчезли.

Когда мы, скрестив ноги, расположились на циновке, меня угостили сначала традиционной чашечкой кавы. Из опыта, приобретенного на Новых Гебридах, я знал, что эту кокосовую «чарку» следует выпить одним залпом. Я так и сделал, чтобы ничем не проявить неуважения к гостеприимному хозяину.

Снизу груда выставленных яств казалась еще внушительнее. Чего здесь только не было! Поросенок, цыплята, завернутые в листья, рыба, крабы, ямс и огромное количество всевозможных овощей и фруктов. Пир обещал быть как у Гаргантюа. Глядя на обильно сервированный «стол»-циновку, я понял, чем объясняется тучность тонганцев.

За обедом за мной ухаживал сам хозяин. Если он подавал рыбу или цыпленка, то непременно целиком. Так же обстояло дело и с крабом. Затем подали огромное блюдо с овощами. Я пытался протестовать, но Фатухелу объяснил, что, по обычаю, на Тонга гость выбирает самые лучшие куски.

Хозяйка почти не участвовала в беседе. В основном она прислуживала за столом. Мы сытно пообедали. Остатки яств тут же съели домочадцы, чей обычный распорядок дня я невольно нарушил.

Мы ели молча. После фруктов знакомый с обычаями европейцев хозяин угостил меня чашечкой черного кофе. Сам же он кофе не пил. Затем Фатухелу распорядился убрать «стол»-циновку и предложил мне перейти на веранду. Он понимающе заулыбался, когда я, облегченно вздохнув, прислонился в углу к стене. Ноги мои из-за непривычной позы во время обеда совсем занемели, да и спина стала побаливать.

Разговор несколько оживился. Правда, хозяин не проявлял никакого интереса к делам европейцев. Его мир по вполне понятным причинам ограничивался лишь Австралией и Новой Зеландией. В разговоре я тоже пытался говорить больше о жизни на Гонга.

— Знаете, далеко не все у нас обстоит благополучно. Согласно древнему закону каждый мужчина, достигший шестнадцати лет, должен получить восемь акров пахотной земли и с того момента обязан платить налог.

— Получить? От кого?

— Вся земля принадлежит королю и, собственно говоря, уже распределена; ею владеет знать. С участками, причитающимися по закону подрастающим гражданам, дело обстоит все хуже. Я знаю людей у нас на Тонгатапу, которые достигли уже среднего возраста, но еще ждут своего участка земли.

— Какой же выход из создавшегося положения?

— Знать должна отдать владения, которые не желает или не может освоить. Это единственный выход из положения.

— Хорошо, может, имеются какие-то возможности занять молодых людей не только сельским хозяйством?

— К сожалению, нет. У нас есть кустарное производство фруктовых консервов, а также незначительное число людей требуется в государственных учреждениях, на электростанции, в порту — и это все. Кстати, в течение ближайших пяти лет около семисот человек, вероятно, уйдут на пенсию, а тех, которые будут стремиться занять их места… раз в десять больше.

— Люди, наверное, эмигрируют в поисках заработка?

— Конечно, уезжают в Новую Зеландию, даже в США. Устраиваются там, копят деньги, но чаще всего возвращаются домой. И даже с деньгами. А это опасно.

— Почему?

— Дело в том, что если у молодых людей появляется много денег и нет никаких занятий, то они пьют пиво, бездельничают. Симптоматичен резкий рост преступлений на острове. Это о чем-то говорит…

Хозяин задумался.

— …Видите ли, они повидали мир, некоторые из них получили образование. Эти люди, когда возвращаются сюда, застают прежние и отнюдь не справедливые порядки. Законы у нас старые, однако соблюдать их могут только рядовые граждане… Как убедить молодого человека, уже поработавшего, скажем, швейцаром в ночном ресторане в Гонолулу, что плавать в море по воскресеньям — значит нарушать закон? А ведь за этим следит полиция. Результат может быть только один…

— Какой же?

— Попробую вам ответить. Возле нас проходит линия смены дат. На высоте Новой Зеландии и вплоть до островов Эллис, то есть к северу от нас, она условно передвинута к востоку. Людям, окончившим школу, это хорошо известно. Есть и такие, которые утверждают, что если бы эта линия проходила у нас как следует, то есть по сто восьмидесятому меридиану, то в то время, на которое у нас приходится воскресенье, должен быть на самом деле понедельник, и, таким образом, наше злосчастное, лишенное всяких развлечений воскресенье празднуется на Тонга не в надлежащий день. Молодые люди пока еще не выступают открыто против существующих порядков. Но уже из-за недостатка земли и курсирующих по воскресеньям автомобилей поговаривают, что среди тонганцев нет подлинного равноправия…

И еще. Помните таовали, типичную деталь нашего туалета? Традиция прекрасная, и молодые люди формально не протестуют против ношения таовали. Но они не любят, когда их заставляют носить традиционную циновку. Но именно такова практика в Нукуалофе.

Я и не предполагал, что в этом миниатюрном королевстве назрело столько проблем! Тут и бездельничающая молодежь, пьянство, пренебрежение традициями. Оказывается, Тонга в этом смысле не является исключением в современном мире.

— А спорт, играет он какую-то роль в жизни острова? — спросил я.

— Молодежь тянется к нему, но наш остров невелик. О больших спортивных площадках и стадионах не может быть и речи. Ведь на этих ста квадратных милях кораллового рифа нельзя строить большие спортивные объекты. На острове живут и стараются прокормиться почти шестьдесят тысяч человек. Боюсь, что спорт — это не наш путь. Многие проблемы здесь разрешаются туризмом. Это своего рода спорт: продать туристам как можно больше. Вот, например, японская борьба «сумо», как бы специально созданная для не очень-то гибких тонганцев. Король даже посылал учиться «сумо» в Токио нескольких молодых людей. И все-таки не думаю, чтобы спорт мог сыграть сколько-нибудь серьезную роль в разрешении наших проблем.

Фатухелу к моим вопросам относился серьезно и, я обратил внимание, старался отвечать на них как можно подробнее: он близко принимал к сердцу проблемы своей страны.

— Как вы считаете, в течение ближайших десяти лет произойдут какие-либо перемены во владениях его величества короля Тупоу IV?

— Не знаю. Официальный тезис гласит: «Пока существуют тонганцы, править ими будет король».

Я уже выпил чашечку кофе и стал сомневаться, не слишком ли злоупотребляю гостеприимством хозяина дома. Однако я рискнул задать еще один вопрос, который так взволновал меня еще вчера вечером:

— Расскажите, что произошло с этой Республикой Минервой, против которой выступило королевство Тонга?

— Довольно курьезная история. Финал ее мне довольно хорошо известен. Мой двоюродный брат (от него мне и стало все известно) в составе отряда полиции участвовал в присоединении «страны» к Тонга. Кажется, это произошло в 1972 году.

— Может быть, вы сначала все-таки скажете несколько слов о самой республике?

— Пожалуйста. Рифы Минервы расположены в двухстах пятидесяти милях к юго-востоку от Нукуалофы. Строго говоря, это даже не суша, поскольку находящиеся там два больших атолла и несколько скал дважды в день оказываются под волнами во время прилива. Естественно, никогда никто не проявлял интереса к ним, пока Дейвис, американец из Калифорнии, не объявил в январе 1972 года, что вступает во владение этими никому не принадлежащими до этого атоллами и скалами. Одновременно он учредил там новое государство, назвав его Республикой Минервой, а себя провозгласил президентом.

— Интересно, зачем ему это понадобилось?

— Говорят, он был представителем какой-то компании, занимающейся якобы сооружением городов на море. На рифе должны были обосноваться около тридцати тысяч человек. Для начала Дейвис соорудил там цементный островок площадью в сто квадратных метров, возможно в качестве основы для будущего игорного дома или строительных участков для жителей республики.

— Что же произошло дальше?

— В середине года его величество отправился на «Оловахе» (единственном суденышке наших военно-морских сил, вооруженном заржавленным пулеметом) на островок. Король лично участвовал в экспедиции. Он прихватил с собой оркестр и небольшой отряд полиции, в составе которого был и мой двоюродный брат. В тот день погода была отвратительной. Король не сошел на искусственный островок, а остался стоять под зонтиком на мостике, когда оркестр исполнял национальный гимн, а десант в составе нескольких человек понес королевский флаг на территорию Республики Минервы. Наш премьер-министр зачитал одновременно декларацию о том, что риф вместе с несколькими сотнями квадратных миль близлежащих вод переходит в вечное владение короля Тонга.

— И на этом закончила свое существование республика?

— Не совсем так. Дейвис горячо протестовал против агрессии. Он разослал во все стороны послания на художественно оформленных бланках правительства республики, в которых доказывал, что рифы Минервы никогда никому не принадлежали, вот почему его деятельность была вполне легальной, а король Тонга при этом допускает произвол. В своих посланиях (их публиковала пресса Океании) он отмечал, что в противоположность правительству республики правительство Тонга не имеет никаких планов по развитию этих рифов и агрессия против республики нарушает интересы народов Океании. Одновременно Дейвис просил помощи у Организации Объединенных Наций, которая могла бы помочь пресечь агрессию в районе Тихого океана и восстановить тем самым мир в этом регионе.

— Насколько мне известно, дело до этого не дошло.

— Вы правы. Однако в свое время много говорили о том, что в Новой Зеландии Дейвис нанял небольшое судно со взлетно-посадочной площадкой для вертолета и намеревался с оружием в руках добиваться своих прав на республику. Трудно сказать, насколько это верно, но так как король в то время увеличил вдвое свои военно-морские силы, купив более крупное суденышко с двумя пулеметами, то есть основания считать, что сделал он это, опасаясь «флота» Республики Минервы.

Я распрощался с хозяином с чувством искренней благодарности не только за обед, но и за сердечность, оказанную совсем незнакомому ему человеку.

После обильного обеда мне не оставалось ничего иного, как совершить длительную прогулку. Число людей, лениво прогуливавшихся вдоль берега моря, увеличилось. Повсюду в тени деревьев люди устраивали импровизированные пикники. Здесь была в основном молодежь. Они, как и говорил Фатухелу, потягивали импортное новозеландское пиво прямо из банок.

У причала набережной королевы Салоте стояло судно, на котором я раньше собирался поплыть в Лифука. Несколько вахтенных матросов и двое полицейских скучали на палубе. От них я узнал, что погрузка товаров должна быть лишь в понедельник, а выход в море назначен на следующий день. Для меня это было слишком поздно.

Неожиданно на судне разразился скандал. Какой-то американец появился на борту и сказал, что желает взять свой багаж. Полицейские преградили ему путь. Нельзя! Воскресенье! Американец громко кричал:

— Это же мой багаж. Я его понесу сам, сам!

— В воскресенье в порту все работы запрещены, — флегматично объяснял атлетического сложения полицейский. — Приходите, пожалуйста, после полуночи. Таков закон.

Американец был вне себя от негодования, но ушел ни с чем. Действительно, Апфелсиннер не лгал: в Нукуалофе в воскресенье можно лишь читать Библию и совершать прогулки. Однако…

Близ набережной возвышалось современное здание «Фейтланд-отеля», оборудованного кондиционерами. Предусмотрительный король приказал построить его еще за год до своей коронации. Необходимо было заранее подготовиться к встрече высоких гостей, включая герцога Кентского из Англии, прибывающих на эти торжества. Я специально пошел туда, чтобы проверить слова Фатухелу.

Он был прав! В отеле проживало много зажиточных тонганцев с истрепанными циновками на бедрах. Они осаждали главным образом бар, который торговал отнюдь не лимонадом. Более молодые тонганцы неутомимо прогуливались от батареи бутылок к бассейну, где беззаботно плескались, словно позабыв о том, что конституцией подобные шалости запрещены по воскресеньям. Закон на Тонга, оказывается, распространялся не на всех жителей.

Я решил продолжить свою прогулку. Через некоторое время очутился на кладбище. Как и многое на Тонга, это место оказалось необыкновенным. Неогороженное кладбище представляло собой множество холмиков из кораллового песка, украшенных не то транспарантами, не то картинами, которые были растянуты на двухтрех палках. Некоторые могилы были украшены красиво вышитыми циновками, над другими развевались на ветру ткани, шитые блестками или украшенные фольгой. Все это — солнечные блики на коралловых обломках, раковины, уложенные на некоторых могилах, и красочные транспаранты — придавало тонганскому кладбищу довольно жизнерадостный вид, отнюдь не навевая мысли о бренности земной жизни.

Посещение кладбища прекрасным образом дополнило мой первый контакт с островитянами Тонга. Но мое знакомство, связанное с погребальными обрядами в этой стране, началось еще в аэропорту в Суве. Ожидая вместе с другими пассажирами отправления самолета, я был свидетелем довольно странных обрядов, совершаемых над гробом, покрытым многими квадратными метрами тапа. На посадочной площадке много родственников и друзей покойного под руководством духовного лица читали молитвы и пели. Меня эта церемония в аэропорту несколько озадачила. Вскоре выяснилось, что гроб с телом покойника поставили в багажный отсек самолета, на котором я должен был вскоре лететь в Нукуалофе. Впервые в жизни довелось мне путешествовать на «летающем катафалке».