Круговерть бытия 2

Глава 14

После перехода Камчии все дело пошло как по маслу. Отсюда до столичного Адрианополя было всего менее пяти конных переходов. Если не принимать во внимание две последовательные горные цепи, преграждавшие наш путь, — Балканы и Родопи. Но путь через Балканы был открыт.

Итак, скорость, гонка. «Время, вперед!» Концепция волевого, целенаправленного энтузиазма. О! Казаки знали, как делать набеги! Их учили этому черкесы и татары, и набег казачий был быстр и внезапен.

Остатки нашего полка — 225 человек резво пришпорили коней и опередили отступающие османские отряды, первыми заняв ближайшую пару Балканских перевалов. Так как вместе с нами действовали и другие казачьи отряды, то общее наше число достигало 1,5 тысячи всадников.

Сверху взгляду открывалось целое море холмов, вершин, высоких и низких гор и очертания их были самые разнообразные. В общем, кроме неба, гор и облаков ничего больше не видно. Не птица сюда не залетает, ни зверь сюда не заходит.

Турки в Шумле оказались теперь в оперативном окружении. Они опоздали. И теперь изображали собой могучего мамонта, застрявшего в смоляной яме. Все у них пошло согласно пословице: «не было гвоздя — подкова потерялась; подкова потерялась — конь пропал; за неимением лошади — потерялся всадник; за неимением всадника — проиграна битва; проиграна битва — потеряно королевство».

Оставив на перевалах человек десять, из числа легкораненых, чтобы они дождались наступающие передовые пехотные отряды фон Дибича ( аналогично поступили и остальные казачьи отряды), наш полк перешел через горы и смерчем обрушился на богатую Фракийскую равнину.

Места, прекраснее которых в мире нет. По легендам именно здесь Ромул и Рем убили волка и спасли Красную шапочку. Так и хочется представить тут на лоне природы, в тени деревьев, какого-нибудь «инженера Птибурдукова», который в минуты отдохновения выпиливает из фанеры деревенский нужник.

Сохранять численность и бодрость людей, передвигаясь неделями по вражеским тылам, без отдыха, живя когда случается и чем Бог послал, — без этой способности, приобретаемой войском только многолетней походной жизнью, нельзя рассчитывать на успехи в азиатской войне. Но мы проходили по всем параметрам тютелька в тютельку. Наши казаки и верхом горазды и врукопашную мастера.

Чем меньше продолжительность любого проекта, тем более отрыто Окно Возможностей. Здесь мы очутились в краю непуганых идиотов. Которых, со времен последних крестовых походов против осман, несколько столетий здесь никто не тревожил. Из-за чего они расслабились не по-детски. Пора нам напугать их до икоты.

Мы направлялись прямо на юг, вернее чем по компасу, и турки бежали перед нами, как перед чудовищной силы самумом в пустыне. На всем пространстве дороги так много было разбросано брошенных сухарей и овса, столько валялось верблюдов с окровавленными ноздрями, которым не полюбилась тяжелая казенная армейская служба, что, казалось, мы идем по пятам бегущих перед нами в паническом страхе остатков вражеской армии.

Но враги нам не встречались. Все как будто вымерло. Слышался только глухой топот наших коней, да казаки забавлялись, некоторое время, убивая на всем скаку ловким ударом плети маленьких ящерок или змей серого цвета, что выползали к нам на дорогу.

Уже на четвертый день после эпической битвы у переправы мы с боем заняли города Мисеврию и Ахиол. Прекрасные это были дни.

Здесь мы захватили для русской армии две тысячи голов скота и три больших склада с мукой. Достались нам и пару сотен лошадей, но в основном они были крестьянские, заморенные, так что казаки охотно продавали их местным евреям по два рубля за штуку.

Год войны и несколько сражений доказали нам, что дисциплина и регулярное устройство турецкой армии есть только лоск, наложенный на нее снаружи европейскими инструкторами. Турки выходят и начинают драться как регулярное войско, но как только им хорошо дашь по зубам, как всякий лоск регулярности исчезает и перед тобой снова оказываются азиатские дикари Кагула и Рымника.

Артиллерия всегда уходит уже в середине боя, чтобы не сказали, что паша потерял слишком много ценных пушек. Батальоны массово бросают оружие. Ни одна часть османской армии, втрое многочисленней чем отряды армии победителей, не думает остановится на минуту, как-нибудь задержать преследование.

Турок, при счастливом случае, помноженном на трехкратное численное превосходство еще может победить, но он никогда не умеет нормально отступать. Разбитое османское войско тут же стаивает наполовину, не прося для этого казачьей шашки, и надолго это скопище уже нельзя назвать войском.

На следующий день, 12 июля, остатки Баклановского полка были посланы на рекогносцировку к укреплённому городу Бургасу. Это был крупнейший в этих местах порт на Черном море. Город, связанный с морем, с золотистыми домами, с улицами выложенными «серебряными» плитами, со сказочными дворцами и с величественными храмами, где стоит только раз преклонить колени, чтобы быть очищенным от всяких грехов. Жизнь кипела в этих стенах.

Вблизи этого города наш полк был встречен сильной турецкою кавалерией, в количестве 700 человек. На и наши две с небольшим сотни были полком богатырей, прекрасно вооруженных, смелых, упорных, гордых и самолюбивых. Каждый был готов драться за десятерых. Иначе говоря это был полк донских казаков!

Мы вступил с османами в бой, после пары залпов, «ударили в дротики.» Крики людей, конское ржание, треск сломанных пик и лязг стали повсюду. Затем мы врубились в турецкую конницу, в жаркой сече опрокинули вражеских всадников и вместе с ними, буквально на их плечах, с гиканьем и пальбой ворвались в город.

Как известно, бегущей армии каждый километр преследования стоит таких же потерь как и несколько часов сражения. Не дать ей оправиться — значит, не дать выйти из катастрофического положения. Турецких кавалеристов мы изничтожили почти под корень и лихорадочно принялись за убегающих аскеров.

"Вы узнали нашу лаву,

Наш казачий дружный гик —

И воспомнили отраву

Смертоносных наших пик.

Отчего ж вы, басурманы,

Не обернитесь лицом,

Отчего же в ятаганы

Не ударите с копьем?

Оттого, что ваши деды

Вам твердят про казаков,

И про наши встарь победы

И про старый ваш Азов".

Вытеснил гарнизон, который скоро стал в панике с печальным писком спасаться бегством, казаки полностью завладели этим большим городом с совершенно незначительными потерями. Наши трофеи состояли из нескольких крепостных орудий и мортир. А захваченному оружию не было числа.

После Варны и Силистрии это был третий большой османский город, который захватила русская армия. Причем, в отличии от генералов с высокими звездами на погонах, ворочающими многотысячными армиями, нами это было сделано совершенно незначительными силами. В нашем случае «стюардесса», а не «пилот», привели самолет в аэропорт.

Весть о падении Бургаса разнеслась с быстротой молнии по всем османским уездам. Целый край был совершенно покорен, и сделано это было небольшим конным отрядом всего за несколько дней!

К тому же, теперь если Решид-паша и ударит из Шумлы, перерезав наши пути снабжения на балканских перевалах, то теперь это нам по барабану. Морским путем, через Бургас, мы сможем снабжать нашу армию в Центральной Болгарии всем необходимым.

Ставка это оценила. На наш полк пролился дождь наград.

За свою отвагу полковник Бакланов получил Георгия 4 степени, мой отец — наградное именное оружие.

Мне же ничего не досталось. У судьбы бывают свои капризы. В битве с турецкой кавалерией подо мной была убита лошадь, погиб мой верный Ворон. Оттого я самым последним вошёл в крепость.

Все случилось, как в старинной песне поется: «Голова ль ты, моя головушка, несчастливая! В бою ли, в батальеце, ты первая, но в паю-то, на дуване, ты последняя.»

Видно было, что османы посыпались, мы сломали им хребет. Потому, что они начинали валиться как упавшие ряды костяшек домино.

Но и у нас возникали трудности. Полки таяли. Русские пехотинцы, шедшие следом за нами, изнемогали от скорости маршей, выбивались из сил, обозы отстали, солдаты стали голодать. Изнуряла и невыносимая жара. Снова полки стали таять от болезней. Сотни воинов болели желудком, страдали от лихорадки.

А от местной «сливовицы» на некоторых солдат напала почти непрекращающаяся рвота. Бедные русские солдаты, чего они только не выносят безропотно, покорно до такой степени, что посмотришь иной раз, просто слезы на глаза наворачиваются.

Иной мордатый офицерик с горящими глазами, после тяжелого дневного перехода держит падающих от усталости солдат в строю под ружьем добрых минут двадцать, разглагольствуя с жаром о разных Сципионах Африканских.

Но нас уже ничего не могло остановить.

Русские части неудержимо шли вперед. «Опять идем мы напролом, размахивая топором». Так что треск стоит и щепки летят! Халатники бегут, только пятки сверкают.

13 июля нами был взят Айдос, 14 — Карнобад. Мы неудержимо рвались на юг. Только лишь решительное наступление на сердце Турции, представляло единственное средство к тому, чтобы выиграть эту войну.

Хотя такое наступление и было сопряжено с большими случайностями, чем методическая война. Можно было победить, но можно было и погубить армию, заведя ее далеко в неприятельские дебри. Враг силен и коварен, всякое может случиться.

Визирь Решид, сидевший в Шумле, узнал, наконец, куда направлялись главные силы русской армии и выслал вдогонку за нами подкрепления. Кроме того, Решид-паша, рыча от бешенства, послал грозный приказ пашам Абдурахману и Юсуфу до последней капли крови защищать Центральную Болгарию.

Стояли жаркие июльские дни. Давно не было дождя. Земля трескалась от зноя. Так и хотелось процитировать: «Глядя на солнечные лучи, не забудь произвести анализ мочи!»

Скоро наши казаки у города Сливен обнаружили спешно формирующуюся турецкую армию. Хренасе пельмень! Казачьи разведчики с удивлением и тревогой смотрели на османское войско, занявшее половину долины.

Туда, чтобы стать под султанскую хоругвь, записывались местные турки, толпами валили башибузуки. Вместе с отрядами османских аскеров, это разношерстное воинство достигло 20 тысяч человек. Неугомонный исламизм еще не остыл в их душах. Это же Золотая Орда! Нашествие Батыя! Армия подписчиков Ольги Бузовой!

Один мулла с козлиной бородкой, почувствовав себя Бен Ладеном, без конца вещал правоверным, обнажая свои ржавые зубы:

— Во имя Мухаммеда, я сам поведу людей в бой. Пророк приглашает меня в рай аллаха. Всем нам пришло время стряхнуть с себя бремя этого мира и отправляться в лоно наслаждений дженната (турецкий — рай).

Пришлось и нам сосредотачивать свои силы. За это время я готов был истребить все турецкие разъезды, но спокойно, без лишней суеты, ставя «огневые ловушки», а не выходя сражаться лицом к лицу, грудь об грудь, о чем столь страстно мечтало наше высшее военное руководство. Такая тактика, как у меня, не могла потерпеть неудачу.

Люблю подливать масло в огонь. И побросать дерьмо на вентилятор. Немало османских всадников ощутило на себе возможности моего ястребиного взора, твердой руки и продвинутого оружия. Немало «шакалов» нашли свой конец от моей пули за эти десять июльских дней. Отправившись на свидания в рай с семьюдесятью двумя девственными гуриями.

Можно сказать, что мои пули разлетались просто «как горячие пирожки». Особенно когда ваш покорный слуга работал в «каторжном режиме». И даже враги восхищались моей ловкостью и воинским мастерством. Так как лично я один убил за этот период двадцать шесть басурман!

Этот этап сосредоточения продлился до конца месяца. «И снова в поход! Труба нас зовет!» Наступил решающий день. Все окрестные собаки в ночь перед битвой завыли в один голос.

Русские собрали под Сливеном 20 тысяч человек, турки имели столько же. Они поднимали свои знамена: конские хвосты, костяные полумесяцы, высохшие черепа. В черной массе мелькали зеленые чалмы перебегающих с места на место мулл.

Обнажив кривые мечи с криками: " Смелее, дети Аллаха!"- они пытались повести свое войско в атаку.

Но в отличии от наших опытных профессиональных солдат в рядах противника в основном пребывали какие-то непонятные личности, собранные с бору по сосенке. Для которых голова была дороже чести.

Сражение 31 июля 1829 года превратилось в чистую профанацию. Мы атаковали — собранные румелийскими пашами скопища побежали. Топча друг друга, в надежде спастись. Само по себе, «железо» ничего не решает. Нужен дух.

Сражение было настолько скоротечным, что в нем успели поучаствовать только наша артиллерия — устроившая предварительную увертюру и кавалерия. Наша пехота вообще в тот день не сделала ни единого выстрела. Что в общем-то особо не повлияло на ход дела. До сих пор наши войска, вооруженные расстрелянными кремневыми ружьями, не могли метить в отдельных людей, а довольствовались тем, что с разной степенью успеха осыпали пулями лежащее перед собой пространство. Надеясь «на авось».

Мы же рубили бежавших турок, пока наши сабли не затупились.

Правда, некоторые всадники зарвались и пали, окруженные превосходящими силами турецкой кавалерии. Но это были отдельные эпизоды. В общем, русская армия потеряла в этой битве 63 человека ( убитыми и ранеными), турки — 200 человек только лишь убитыми. Еще 500 сдалось в плен. Досталось нам и 9 орудий.

Бог благословил русское воинство и дал нам у Сливена большой успех.

После этого путь на Адрианополь был чист. Хотя у Дибича, учитывая все возможности, не могло оказаться под рукой более 25 тысяч человек, но он продолжал наступление.

Казаки шли впереди армии. Питались мы чем попало, спали — где попало, подложив снятое седло под голову и завернувшись в походный плащ. Все, что можно было разжевать, употреблялось нами в пищу. Часто приходилось и голодать, и терпеть другие лишения. «Хоть жизнь собачья, так слава казачья».

Русская армия после усиленных переходов перевалила Родопи и очутилась в поросшей лаврами волшебной стране, лежащей на встречу южному солнцу. Вся Европа, замерев от ужаса, следила за нашим движением. Никто не верил, что мы так далеко прорвемся.

Уже 7 августа, без всякой волокиты, мы подошли к Адрианополю. Сжав его как в тисках. Этот столичный город османы называли не иначе как «очаг гази». Но местные турки были так напуганы, что начальник османского гарнизона, видя безнадежность своего положения, с ходу предложил сдать город.

Именно этого момента я так долго дожидался. Даже последние пару месяцев стал благопристоен, стараясь, чтобы ни одной жалобы на мародерство со мной быть связано не могло и чтобы моя репутация приобрела кристальную чистоту. «Грех не беда, молва не хороша…» Зачем палиться по мелочам, когда впереди большой куш? Султанская казна и драгоценности гарема!

Мне же еще экспедиции в Южную Африку и Калифорнию организовывать. А это больших денег требует. Огромных. Так почему бы султану со мной ими не поделиться? Как говорится: Горе побежденным!

Что толку с простых нищих азиатов? Экономически они полные нули. Англичанин в среднем платит правительству податей со своих заработков 15 рублей в год с души, русский — 5. Индус, живущий под английской властью — 2 рубля. Кавказец, под русской властью −1,6 ₽ С турка и рубль получить за счастье будет.

Благосостояние народа зависит не от даров природы, а от собственного развития человека, вырабатываемого столетиями. В конце концов «голландское болото» в 14 раз богаче индийской Голконды с ее алмазными копями. А если и вести экономически оправданную войну, то нападать надо сразу на Англию!

Короче, готовился я к этому моменту почти год. Наступала пора «больших заработков». А ловкий человек где угодно своего не упустит. Еще когда наши разъезды наткнулись на турецкую армию у Сливена, я весточкой срочно вызвал «своих башибузуков». Вернее, Килич-Арслана.

Его отряд последнее время действовал лишь виртуально. То есть в тех моментах, когда нас могли бы в чем-то обвинить перед начальством, мой папаша говорил писарю списать все в докладе на действия «союзников». То есть бумажный след был и ладно.

Но как обычно, все планы пришлось корректировать по ходу дела. Здесь пути конному неделя, в оба конца — две. Я рассчитывал, что у меня под рукой окажется человек десять, но вечером в наш лагерь у Адрианополя заявилось всего шесть человек.

Бескорыстных борцов за денежные знаки. В основном «ромале» из племени «боча», руководимых главарем по имени Михай. Этот Михай у нас состоял на должности «начальника департамента по работе с клиентами».

Ждать дальше бессмысленно, так как утром наши части войдут в город и возьмут под охрану самые важные объекты. В том числе и султанскую резиденцию. Надо успеть проскочить, пока будет царить организационный бардак.

Нас семеро, включая меня, так что на султанскую сокровищницу глупо разевать рот. Не получится. «Надо урезать осетра». Я подумал, что у главного евнуха гарема вероятно имеется мешочек драгоценностей, которые он выдает новым наложницам и забирает у «вышедших в тираж». Короче, пойдет за основу, а там еще пошустрим, если мало будет. А особой охраны в служебных помещениях дворца, пусть даже территориально относящихся к гарему, быть не должно.

Начиналась увлекательная, хитроумная игра, с ее на ходу импровизационными поворотами, вдохновенными озарениями и экспромтами.

Фонтанируя искрометными идеями, идти в Адрианополь я решил в турецком наряде. Его, как и грим мне привезли. Удобней будет, если я официально в город не войду. Мотив «мнимой респектабельности» имеет место быть.

А комендант Адрианополя сторговался, что русских частей в городе будет немного. Дибич согласился, так как буквально в одном конном переходе отсюда находится вторая столица — Стамбул. И в случае чего придется брать и его.

Была одна проблема. По турецким законам воины, выходя из казарм в город, «в увольнительную», не могут иметь оружия. Кинжалы за такое не считаются. А вот мечи и сабли под запретом. Оттого у турок так стал популярным ятаган. Разве это меч? Это же просто нож-переросток, поэтому под действия закона не подпадает. Примерно так же должны были ограничивать в своем оружии и горожане.

У меня была одна кобура скрытого ношения. Поэтому я мог приладить один из своих револьверов под мышку. Пять латунных патронов в барабане, еще десять возьму с собой. Этого должно хватить. В крайнем случае. А вот всем остальным своим подельникам я брать с собой на дело пистолеты категорически запретил. Шуметь нельзя. А если придется, то я сам выступлю, прикрывая отход.

Так же пришлось нам оставить и свои сабли.

Ятаганов мы смогли найти только парочку. Остальные диверсанты, в том числе и я ограничились кинжалами за поясом. Считай, наш отряд был очень плохо вооруженным.

За конями и лишними шмотками присмотрит мой ординарец. Воровства среди казаков друг у друга никогда не было. Оставленные вещи никто не тронет.

Основной упор в операции будет сделан на скрытность. Оттого цыгане привезли давно мной задуманные «шприцы» и химикаты к ним. Примитивные шприцы делались у медников из меди и бронзы. Вместо резины использовалась кожа или вставки из коры пробкового дуба.

На первый взгляд громадные шприцы выглядели просто ужасно. Такими только Моргунова в задницу колоть. Впрочем, «ромале» заявили, что их коновалы уже эти инструменты опробовали и не жаловались. Хотя, я бы использовал такие штуки не для лошадей, а для шприцевания маслом узлов автомобилей. Впрочем, о здоровье «клиентов» я не сильно переживал. Все же это лучше, чем кинжал в печень.

В баклажках у нас был насыщенный, концентрированный настой красавы ( считай скополомин) и еще пара хитрых настоек.

Утром меня Лука побрил и я, вооруженный заячьей лапкой, стал налаживать грим на лицо. Внешность Килич-Арслана вы знаете, только для большой чалмы материю мне в спешке забыли захватить. Оттого я ограничился красной феской, найденной ординарцем, вокруг которой намотал обычное полотенце. Сойдет. Для водевиля с переодеванием и с пением комических куплетов.

Жаркие летние лучи южного солнца, в полдень почти отвесные, так в последние дни нас жгли и ослепляли, что мне приходилось из-за отсутствия солнцезащитных, антибликовых очков чисто по-киргизки морщить свою физиономию, чтобы выносить столь убийственно яркий свет. Так что, днем даже к моему разрезу глаз никто не прикопается.