Глава пятнадцатая

Эсфирь. Распад восприятия прогрессировал. Она чувствовала это подсознательно, практически на уровне инстинктов, но не могла понять, осмыслить, потому что понимание находилось на уровне, который был подчинен распаду. Восприятия рисовали дивный мир, где любая мечта может стать явью. Видение длилось несколько минут, высасывая желание жить пониманием, что в этом безгранично счастливом мире никто не может достичь и толики подобного счастья. Затем восприятия менялись, следуя нахлынувшему отчаянию, возводя это чувство в абсолют, пульсируя в голове безнадежностью и мечтами о прекрасном.

Эсфирь начинала присматриваться к окружающим ее людям, пытаясь убедить себя, что не все так плохо. Сердце сжималось от понимания, что людям еще хуже, чем ей, но потом среди них появлялись яркие лица, выпадавшие из общей череды масок боли и отчаяния. Люди с яркими лицами проходили мимо, и Эсфирь понимала, что они счастливы, несмотря на ее боль. Восприятия менялись, принося ненависть: яркую, чистую, желанную.

- А ну стой! – заорала Эсфирь девушке, спешащей к остановившейся у перрона капсуле общественного транспорта.

Девушка не обернулась, решив, что если бы кто-то звал ее в действительности, то мог при необходимости воспользоваться открытым информационным поток нейронной сети, а так…

- Эй! – вскрикнула она, когда Эсфирь схватила ее за жидкие волосы – признак коренного жителя Размерности. – Какого черта?!

Девушка оказалась не промах и вместо того, чтобы испугаться, ответила агрессией на агрессию. Ученые модифицировали мозг Эсфирь, но оставили мускулы обычного человека.

- Я убью тебя, счастливая сука! – зашипела она, пытаясь дотянуться пальцами до глаз противника.

Девушка ударила Эсфирь кулаком в нос. Хрустнули костяшки и сломавшаяся переносица. Интегрированный чип не мог справиться самостоятельно с хлынувшей кровью, переработав ее, превращая в энергию, поэтому автоматом был сделан запрос в нейронные средства тонкой очистки. Процесс занял чуть больше пары секунд. Кровь толчками текла из носа Эсфирь, но активированные системы очистки перерабатывали большую ее часть прежде, чем она успевала достигать платформы станции общественного транспорта. К ногам Эсфирь падали лишь крохотные капли, изредка превращаясь в тонкую струйку.

- Что это? – растерялась Эсфирь прикладывая ладони к разбитому носу. – Как это? – она растерянно переводила взгляд с ударившей ее девушки на капли крови на своих ладонях. – Что ты наделала? – Восприятия изменилось, принося чувство растерянности и обиды. – За что?

- За что? – скривилась девушка, которой нейронный медик исправлял выбитые костяшки.

- Что я тебе сделала? – Эсфирь уставилась на обидчицу большими вращающимися глазами и протянула к ней окровавленные руки. – Что я тебе сделала? – закричала Эсфирь.

- Ты хотела меня убить, - напомнила девушка.

- Я никого не хотела… - в голове что-то заклинило и, закатив глаза, Эсфирь отключилась.

Она не приходила в сознание дольше года. Жидкий чип работал исправно, снабжая тело необходимой энергией, но мозг объявил бойкот реальному миру. Вернее два мозга: один недоразвившийся в голове, и другой, выращенный учеными в груди взамен правого легкого. Врачи отвезли Эсфирь в исследовательский центр, изучавший отклонения. Нигде, кроме жилого комплекса Isistius labialis, не было подобных учреждений, так что Эсфирь, можно сказать, повезло. За ней присматривали лучшие умы науки. Генетическая ошибка заинтересовала ученых из соседних жилых комплексов.

Три женщины прибыли из Galeus longirostris, используя новенькие тела клонов. Они не пытались разобраться, как вернуть Эсфирь в сознание. Их интересовала возможность замещения правого легкого дополнительным мозгом. В отличие от соседних жилых комплексов, где людей проживало столько, что не развернуться, в Isistius labialis проблем с перенаселением не было, а следовательно, не возникало проблем и с арендой необходимых помещений, позволяя задействовать для исследований аномалии Эсфирь целый корпус. Зато с поиском квалифицированного персонала было сложнее. Услуги официальных терминалов переносов стояли недешево, а найти помощников и лаборантов с хорошим образованием в Isistius labialis было весьма проблематично, поэтому в просторных помещениях нового отдела было тихо и почти всегда безлюдно. Лишь в дни комиссией, когда из соседних жилых комплексов прибывали ученые, чтобы посмотреть на Эсфирь, отдел оживлялся, гудел голосами и нейронными информационными запросами. Потом снова все стихало.

Женщину, возглавлявшую проект «Дополнительный мозг», звали Манх. Тело ее клона, полученного в терминале переходов, было молодым, хотя в действительности жизнь ее подходила к концу. Многоуровневые анализы показывали, что связь тела с сознанием прервется в ближайшие два-три года – неизбежность, предсказывать которую научились более тысячи лет назад, проводя комплексное изучение состояния тела, вторичных ядер сознания, отвечающих за взаимодействие с физической оболочкой в материальном мире, и нестабильности протоколов точки сборки. Каждый из трех анализов проводился в отдельности, затем выявлялся общий коэффициент. В первые десятилетия теорию «Ликвидности жизни», рассматривали как забавную шутку, но после того, как предсказания и анализы стали сбываться, отнеслись всерьез.

Появилось несколько направлений «Ликвидности жизни», а количество анализов увеличилось с трех до девяти. Впрочем, подобное увеличение сбора данных для анализа поддерживалось не всеми, что послужило причиной разделения теории на новую и старую школы. Новая школа закладывала в расчеты ликвидности жизни не только энергетические и физические показатели личности, но и социальный статус, экономическое состояние жилого комплекса, принадлежность к одному из двух уровней реальности КвазаРазмерности, причем процент ликвидности жизни у коренных жителей Квазара был выше, чем у жителей Размерности, если, конечно, оцениваемый человек не жил в Isistius labialis, где в недалеком прошлом произошел теракт, унесший жизни девяносто процентов населения, находившегося в Квазаре.

Что касается Манх, прибывшей из Galeus longirostris изучать заменивший правое легкое мозг Эсфирь, то она достаточно серьезно относилась к теориям Ликвидности жизни. О дате своей смерти она узнала еще будучи подростком, когда начала изучать спорную теорию, познакомившись с ученым, исследовавшим «Ликвидности жизни». Тест стоил недешево, но для приверженцев и последователей проводился бесплатно – это была их собственная контрольная работа, которая должна была показать, способны они продолжить изучение науки или нет. Манх прошла тест, но от дальнейшего изучения «Ликвидности жизни» отказалась, увлеченная новым ученым и новыми горизонтами.

Оставив друзей и забросив собственные исследования «Ликвидности жизни», она посвятила свою долгую, как обещали тесты, жизнь официальным репродукционным центрам, работая преимущественно с генетическими аномалиями. Подъем по служебной лестнице был долгим и нелегким. Десятки перспективных исследований, курируемых Манх, зашли в тупик. Никто не отрицал ее талантов, но неудачи, преследовавшие Манх за годом в год, сформировали вокруг нее нерушимую аура ученого, навсегда застрявшего на стадии «молодого и перспективного». Исследования Эсфирь были последним шансом для престарелой Манх.

Второй мозг, дополнительные связи и раздельные процессы вычислений, превращавшие сознание в многопоточный механизм восприятия, маячили перед глазами Манх обещанием долгожданного признания на закате жизни. Нет, здоровье ее было прекрасным, и обычные нейронные медицинские тесты, черпая комплексную информацию из интегрированного жидкого чипа, обещали еще как минимум десять-пятнадцать лет, Манх подсознательно осталась приверженцем теорий «Ликвидности жизни», согласно которым ей осталось чуть больше двух лет.

Многие, узнавая дату своей смерти, отказывались верить, но два из трех предсказаний попадали в точку с точностью до нескольких месяцев. Манх не боялась смерти, она боялась, что умрет, не получив признания. И ради признания, она готова была на многое.

Первым нарушением, которое совершила Манх, стала подмена анализов Эсфирь. Женщина с дополнительным мозгом вместо правого легкого определенно представляла интерес для изучения, но не настолько, чтобы Иерархия выделила целый отдел для этих целей, поэтому Манх пришлось фальсифицировать отчеты, завысив в десять раз показания дополнительного мозга женщины, впавшей в кому. Чтобы скрыть обман, Манх почти с первого дня начала пичкать Эсфирь стимуляторами, способными вывести активность мозга на заявленный в фальшивых отчетах уровень. Дозировки превышали предельно допустимые, гарантируя свести подопытную с ума, но Манх разработала компенсационную программу, способную перераспределять нагрузки между дефективным основным мозгом и дополнительным мозгом, сбрасывая перегрузки во время транзакции.

Трудности возникли почти сразу, потому что Манх не учла модифицированный жидкий чип, интегрированный Эсфирь с рождения, позволяя нейронным сетям работать с дополнительным мозгом, установленным вместо правого легкого. «А ведь только это делает эту женщину маленьким шедевром», - думала Манх, завидуя ученым, которые смогли разработать подобную систему, а главное, найти семейную пару, которая согласилась бы на эксперимент, потому что в противном случае клирики закрыли бы проект раньше, чем ребенок успел окончательно сформироваться.

Один из знакомых связался с Манх и попросил разрешения присоединиться к исследованиям. Его имя было Мей-Ар, и большую часть жизнь он провел в Квазаре.

- Чем мой эксперимент мог привлечь акеми? – подозрительно спросила старого знакомого Манх.

- Базовые ядра, - уклончиво ответил Мей-Ар.

- Только базовые?

- Даже на этом уровне Иерархия сильно ограничивает исследования, так что меня интересуют только базовые ядра.

- С каких пор акеми подчиняются Иерархии?

- Разве твой проект не курируют клирики?

- Само собой курируют.

- Думаешь, они разрешат мне присоединиться к проекту, если я скажу, что собираюсь заняться незаконными экспериментами с основными ядрами личности?

- Думаю, нет.

- Поэтому я прошу у тебя разрешения присоединиться к проекту, чтобы изучать базовые ядра твоей подопытной.

- Пациента.

- Ну, пусть будет «пациента», - улыбнулся Мей-Ар.

Манх нахмурилась, но почти тут же улыбнулась и пообещала, что поговорит с клириками, решив, что помощь Мей-Ар не помешает. Вместе с ним она провела несколько экспериментов по разделению восприятия Эсфирь, изучая влияние подобного процесса на точку сборки в Квазаре.

- Очень интересный экземпляр! – ворковал Мей-Ар, создавая видимость, что выполняет условия оговоренных с клириками исследований.

- Думаю, у меня впервые в жизни может что-то получиться, - подпевала ему Манх, притворяясь, что не замечает нарушения, чинимые акеми.

Подобное сотрудничество длилось первые полгода, затем Мей-Ар забыв о безопасности, начал в открытую изучать связи между двумя разными мозгами на уровне основных ядер, а Манх перестала притворяться, что она не замечает этих исследований, и что они не интересуют ее. На горизонте замаячило революционное открытие, благодаря которому становилось возможным двухуровневое существование в КвазаРазмерности.

- Только представь! – говорил Мей-Ар. – Человек сможет находиться сразу и в Квазаре и в Размерности! И плата за это – правое легкое, вместо которого каждому человеку интегрируют дополнительный мозг.

Перспективы вскружили голову, особенно, учитывая, что ученым репродукционного центра удалось внести изменение в генетический код Эсфирь таким образом, что дополнительный мозг развивался вместе с ущербным плодом, замещая развитие правого легкого.

- Если наше открытие начнут применять в репродукционных центрах, то это перевернет мир! – светилась счастьем Манх.

Первые несколько месяцев удачи пьянили так сильно, что она буквально летала по лабораториям, но потом, немного успокоившись, она поняла, что теория ничего не значит, если не подтверждена практически. Эсфирь может оказаться единичным случаем. Не зря же на этой женщине стоит клеймо «генетическая ошибка».

- Нам нужно найти добровольца, - сказала Манх.

- Легального добровольца? – спросил Мей-Ар.

- Я попробую получить разрешение…

- Клирики не только откажут тебе, но и тут же прикроют проект, - разбил остатки надежд акеми.

- Что же тогда нам делать? – спросила Манх после паузы в несколько часов, во время которой так и не смогла найти решение появившейся проблемы.

- Ты знаешь, что мы должны делать, - сказал Мей-Ар.

- Ты предлагаешь найти добровольца в обход Иерархии? – похолодела Манх, хотя подсознательно давно поняла, что другого выхода нет. – Но…

- У нас хорошее финансирование. В Isistius labialis найдется много людей, которые захотят заработать подобным образом.

- А если что-то пойдет не так?

- А если все получится?

Они пререкались не один день: ссорились, решали взять паузу, возвращались к разговору спустя пять минут, почти соглашались и снова ссорились, пока однажды Манх не осенило:

- Я стану добровольцем.

- Ты?! – опешил Мей-Ар. – Боюсь, я не настолько хорош, как ты думаешь.

- Ты – акеми.

- Вот именно. Я – акеми, а ты превосходный специалист репродукционного центра. Я не смогу без твоей помощи провести эксперимент.

- Мы автоматизируем процесс.

- А если что-то пойдет не так?

- В теории все работает замечательно.

- Но то в теории, не мне тебе говорить, что никогда не бывает все гладко.

- Мы можем… - Манх замолчала, вглядываясь Мей-Ар в глаза. – Мы могли бы сохранить мои воспоминания.

- И какой мне прок от твоих воспоминаний? Мы ведь не сможем использовать их автономно, а от реконструкции слепка сознания проку в реальной ситуации ноль. Твоя имитация никогда не сможет решить задачу, с который ты бы справилась с закрытыми глазами. У нее просто не будет в базе нового решения. А мыслить имитации не могут, так что…

- Я не говорю о слепках сознания, - прервала друга Манх. – Я предлагаю тебе изъять из моего сознания ряд основных ядер, отвечающих за большую часть воспоминаний, заместив их свободными ядрами, если, конечно, последние еще остались.

Манх улыбнулась, но Мей-Ар остался хмурым. Спора между ними не было. Каждый знал, что они не должны поступать так, и каждый знал, что именно так они и поступят.

- Дай мне неделю на подготовку, чтобы уладить дела, - попросила Манх, ограничившись двумя днями.

Она уже давно перестала считать, сколько законов нарушила, когда взялась за свой последний проект.

- Только не вытащи из меня вместе с частью знаний о центрах репродукции воспоминания о детстве, - пошутила Манх, вот только выдавить из себя улыбку так и не смогла.

Капсула извлечения, используемая в коррекционных системах сознания, была заказана в лабораторию в обход клириков и официальных систем контроля.

- У нас все получится, - сказала Манх, пытаясь поддержать друга.

Мей-Ар предпочел промолчать. Единственное, что приходило ему на ум – предложить Манх поменяться местами, но он не был так смел и так фанатично предан науке. «Наверное, поэтому акеми никогда не доводят ничего до конца, - хмуро думал он, активируя коррекционную камеру. – Нам не хватает смелости и готовности пожертвовать собой ради цели…»

Он долго смотрел на умиротворенное лицо отключившейся Манх, затем активировал процесс извлечения сознания. Работать с основными ядрами воспоминаний надлежало уже в Подпространстве, поэтому Мей-Ар несколько раз перепроверил показатель резонанса назначения и координат. Обычно колебания выбирались вне Квазара, но акеми не мог воспользоваться официальными центрами корректировки, созданными в произвольных резонансах мира энергии, а с центрами Энрофы невозможно было работать, не услышав десяток вопросов о целях эксперимента, отвечать на которые Мей-Ар не собирался. Поэтому оставались только сотканные из света лаборатории братьев акеми, попасть в которые можно было воспользовавшись обычным терминалом КвазаРазмерности, но в этом случае тело осталось бы в капсуле под охраной нейронных систем, и главная часть эксперимента стала бы неосуществима.

Манх задолго до извлечения провела всевозможные тесты, и системы анализы выдали необходимое время для выращивания дополнительного мозга равное тысячи пятидесяти шести часам, или примерно сорока пяти дням. Мей-Ар надеялся, что все это время ему удастся водить клириков за нос, пользуясь извлеченными ядрами сознания Манх и спроектированными простейшими адаптивными протоколами подмены для кратковременной связи.

Увлеченный экспериментом он и не вспоминал об оставленной без внимания подопытной женщине с неестественно маленькой головой, в которой природа отказалась создавать полноценный мозг. Впрочем, ученые тоже не стали рассматривать подобную возможность, решив оставить голову нетронутой, включая огромные глаза, страдающие просто жутким косоглазием.

Эсфирь очнулась, когда в двухуровневом мире была фаза сна. Правда, в Размерности это вовсе не означало, что жизнь должна останавливаться на это время, как это происходило в Квазаре в моменты перезагрузок. Препараты и нейронные стимуляторы, которыми Манх накачивала Эсфирь, закончились, а о новых порциях Мей-Ар и не вспомнил.

Женщина выбралась из капсулы, где провела больше года. Восприятия сбоили, чувства путались. Она помнила, как мгновение назад стояла на станции общественного транспорта и смотрела на девушку, разбившую ей нос, а сейчас…

- Где я? – спросила Эсфирь, подходя к Мей-Ар, склонившемуся над капсулой с телом Манх.

Нейронный помощник показывал процесс формирования нового сердца. Материи легкого перерабатывались в энергию, и на их месте начинала формироваться ткань дополнительного органа центральной нервной системы. Процесс находился на промежуточной стадии развития. Формировались нейроны, складывались синаптические связи. Кора больших полушарий выглядела незаконченной, словно ее обглодал ворвавшийся в лабораторию безумец.

- Так выходит, что это правда? – спросила Эсфирь.

- Что правда? – растерялся Мей-Ар.

- То, что моя генетическая аномалия не была случайностью, и все это часть какого-то эксперимента… Мерзкого эксперимента! – последние слова Эсфирь буквально выплюнула акеми в лицо.

Восприятия встали с ног на голову. Все было относительно: любовь и ненависть, благодетель и грех, жизнь и смерть…

- Смерть… - протянула Эсфирь, лаская слово полными губами огромного рта. Она смотрела на женщину в капсуле, на Манх, и видела жертву, мученицу, на которой ставят опыты помимо ее воли. – Смерть… - Эсфирь чувствовала, что обязана освободить пленницу. – Убийцы! – зашипела она на акеми, пытаясь разобраться в управлении капсулой и обещая Манх, что освободит ее, прекратит страдания.

- Нет, ты все неправильно поняла! – запаниковал Мей-Ар.

Он схватил безумную женщину за руки, пытаясь остановить. Она вывернулась и вцепилась ему в лицо, выдавливая длинными большими пальцами глазные яблоки. Мей-Ар закричал. Эсфирь ответила на этот крик истошным воплем. По пальцам потекла глазная жидкость. Мей-Ар дернулся, не устоял на ногах и повалился на спину. Запрокинув голову, Эсфирь беззвучно завыла, затем подошла к капсуле, где находилась Манх, и отключила системы жизнеобеспечения.

Таким было ее первое убийство.


Загрузка...