НА КЛУБНОМ ПАРКЕТЕ

Михаил спал с утра до позднего вечера, спал крепко и не слышал, как пришел с товарищами Костя, как они спорили и шумели, несмотря на то, что Костя старался утихомирить ребят. Когда Михаил открыл глаза, Костя сидел за столом один, задумчиво глядя в окно на запыленные ветки акации. Юноша был красив: тихий, мысленно унесшийся неизвестно в какие дали… Михаилу не хотелось вспугнуть его мечты, и он любовался своим, как он говорил, названным младшим братом. Даже приплюснутый нос юноши казался ему таким мило-смешным, что он еле сдерживался от радостного смеха.

Костя почувствовал пристальный взгляд Михаила и обернулся.

— А я собирался вас разбудить, — сказал он, все еще находясь во власти своих мыслей и глядя затуманенными глазами.

— Я потребовался срочно? — спросил Михаил.

— Нет, не срочно… Я хотел попросить вас хотя бы часок побыть в заводском клубе. Там обязательно будет Виктор со своими дружками — и может произойти скандал. С нами хочет пойти Вера, я очень боюсь за нее… Вы же знаете теперь — какая она.

— Знаю теперь, — улыбнулся Михаил. — Пройтись я не прочь, только мне следует немного поесть.

— Я все приготовил, — обрадовался Костя и начал собирать на стол.

По договоренности с Костей в клуб Михаил пошел один, когда начало смеркаться. Бледный свет лампочек расплывался в еще прозрачном зеленоватом вечернем воздухе, не спеша шли горожане. У клуба группами стояли парни и девушки. Из репродуктора, прикрепленного над дверями, вырывались звуки баяна, потом музыку перебил сочный баритон: «Таня! Танюша! Ты ли это?!» Михаил догадался: идет кинокартина. В обширном фойе было многолюдно, и Михаил прошел в дальний угол, где стояли высокие пальмы и бочках, и сел на затененную скамейку. Закончилась картина, в фойе с улицы повалила молодежь. Михаил увидел Виктора, вошедшего вместе с парнем в новой сатиновой рубашке. Он вспомнил, что Костя называл этого парня студентом, и с интересом стал наблюдать за ним. Парень шел вразвалку, хмуро поглядывая по сторонам, рядом семенила девушка с взлохмаченными волосами, в туфлях на тонких высоких каблуках. На девушке была прозрачная блузка, сквозь которую просвечивали худенькие плечи и кружева сорочки. В таких же кофточках были еще три девушки. Одна из них шла рядом с Виктором и что-то говорила ему, вертя в руках бархатную сумочку.

— Пришли,…- кто-то сказал рядом с Михаилом огорченно.

— Сейчас начнется, — добавил другой.

Было известно: Виктор со своей компанией здесь хорошо знаком всем, и не зря Костя пригласил Михаила. Виктор подошел к лесенке, ведущей в аппаратную, где стояла киноустановка, и крикнул:

— Джек, давай фокс!

Из двери выглянула хитроватая физиономия с кудрявым чубом и тоненькими усиками.

— Один момент! Раздвигай круг, становись на носки.

Собравшиеся у лесенки ребята и девушки засмеялись. И почти тотчас же загремели репродукторы — и тот, что висел над входом, и другой, прикрепленный к колоннаде посредине фойе. Девушек в прозрачных кофточках подхватили Виктор, студент и еще два высоких парня в узких по последней моде брюках. К этим четырем парам присоединились еще три пары, но остальные стояли и сидели у стен, наблюдая за танцующими. Виктор танцевал неплохо, а студент то и дело наступал на ноги своей партнерше, она морщилась, но не возмущалась, покорно подлаживаясь под неуклюжие движения паренька.

Когда появился в фойе Костя, — Михаил не заметил. Он увидел Веру, Муслима и Петю около лесенки о чем-то горячо спорящими между собой. Костя взмахнул руками, Вера тоже.

— А вы почему не танцуете? — спросил Михаил стоявшего рядом паренька.

— Не умею. Да и не люблю фокстроты. Вальс лучше, — ответил парень.

— Так закажите.

— Попробуй. Вон эти, — он показал глазами на танцующих, — охотку сразу собьют.

— Кто они такие?

— Шпана.

— А вы с ними не справитесь?

— Один разве что сделаешь? — вздохнул парень..

— Нас тут вон сколько! — не отставал Михаил.

— Много-это верно, да не дружные. Боятся. Ножом пырнуть могут эти узкобрюкие.

Музыка прервалась, танец был закончен, и. кавалеры раскланялись перед своими дамами с шиком, с шарканьем ноги, как это делали, скажем, лет сто назад. Своими поклонами они скорее выражали презрение к окружающим, чем уважение к девушкам. Среди зрителей раздался смешок. К удивлению Михаила, Виктор проделал перед своей партнершей то же самое, старательно и заученно. Больше всего среди зрителей вызвал смеха студент. Расшаркиваясь, он чуть не упал.

Не успели танцевавшие пары отойти в сторону, как на ступеньку лесенки вскочила Вера и спросила:

— Ребята, хотите учиться танцевать вальс?

— Будем! Давай! — раздалось много голосов.

— Эй, в будке, — крикнула Вера, — просим вальс!

Из двери опять показалась хитрая рожица с усиками.

— Один момент!

К лесенке пошел один из товарищей Виктора — долговязый, с длинными волосами, — и басом сказал:

— Джек! Сказано — фокс!

— Один момент, — осклабилась рожица.

— А я говорю: вальс, — настойчиво повторила Вера. — Нас большинство.

Около Веры встал побледневший Костя. К нему с опаской пододвинулись его товарищи. В фойе стало тихо, Михаил, чувствуя, что назревает скандал, поднялся, готовый помочь бесстрашной Вере.

Долговязый парень подошел к девушке, оглядел ее с ног до головы.

— Девушек надо уважать, — сказал Костя хрипловатым голосом.

— А ты кто такой? — повернулся к нему парень.

— Гражданин.

— Гражданин?! — захохотал долговязый. — От горшка два вершка! А ну, подвинься, гражданин, — внезапно прервав смех, парень взял Костю за плечо.

— А ну, не трогай! — сказала Вера с такой решимостью, что зрители зашевелились, переглянулись.

— И-е! — удивился парень. — Кто это пищит?

А удивляться было чему. По сравнению с долговязым Вера выглядела совсем крошкой, да и Костя своим маленьким ростом не выделялся рядом с девушкой. Поэтому парень, тряхнув лохматой гривой, легонько отодвинул их обоих боком, встал на лесенку и крикнул:

— Джек — фокс!

Но тут, раздвигая локтями зрителей, к лесенке прошел русоволосый кудрявый парень в тюбетейке. Узбеком его нельзя было назвать, уж очень он был беленький и курносый. «Где я его видел?»-подумал Михаил и вспомнил, как этот парень вместе с участковым приводил в отделение пьяного, который не в меру выпил по случаю рождения внука. Всплыла в памяти и фамилия: Поярков.

— Вася! — крикнул Поярков. — Девушка просила вальс!

В дверь выглянула рожица с усиками, сейчас она не улыбалась, глаза ее — круглые, черные, — растерянно метались.

Михаил подошел ближе к ребятам, сгрудившимся вокруг лесенки плотной массой. Девушки собрались кучкой в углу, где стояли в бочках пальмы, только одна Вера упорно не уходила от лесенки.

Долговязый и Поярков теперь стояли друг против друга, Поярков был чуть пониже ростом.

— Еще защитник нашелся? — осклабился Долговязый. — Ну что ж, может, выйдем, поговорим?

— Не возражаю.

Парни пошли к двери, им уступали дорогу, за ними плотной толпой двинулись остальные ребята. Как-то так получилось, что без шума и разговора вслед за Поярковым и Долговязым в дверь были втиснуты Виктор со студентом и их четвертый товарищ. Попытались было проскользнуть к выходу и Костя с Верой, но их оттерли в сторонку, и кто-то сказал: «Нечего вам там делать».

Увидев, что с хулиганами ушел один Поярков, а остальные ребята молча остановились у двери, Михаил сказал:

— Значит, оставили товарища одного? И не стыдно вам?

Парни насупились. Михаил пошел к двери, перед ним расступились молча, только кто-то предупредил:

— Смотри, у них ножи есть.

Когда Михаил вышел из клуба, драка уже началась. Поярков оказался один против четверых, и Михаил, не раздумывая, бросился к дерущимся. Виктор, увидев Михаила и сообразив, что участие в драке не пройдет ему безнаказанно, быстро шмыгнул за угол.

— Прекратите драку! — крикнул Михаил и с налета сбил с ног Долговязого.

Из клуба, видимо устыдившись, выскочили еще чело* век десять смельчаков, и через минуту руки хулиганов были скручены. Их повели в отделение милиции. Михаил поискал взглядом Виктора со студентом, не нашел и почему-то пожалел, что пареньки оказались самыми обыкновенными трусами. Он был убежден — трусы приносят больше вреда, чем наглые хулиганы; труса поймать труднее. действует он исподтишка и хитрит.

В комнате дежурного оказался майор. Долговязый, увидев начальника отделения, заулыбался как ни в чем не бывало:

— Здравствуйте, Терентий Федорович!

Майор на приветствие не ответил, оглядел парней и перевел взгляд на Михаила.

— В чем дело?

— С одним типом поскандалили немножко, Терентий Федорович, — заторопился Долговязый и подошел ближе. — Вы меня не узнаете?

— Учинили драку в клубе, — коротко доложил Михаил.

— Ко мне их! — приказал майор, опять не отвечая Долговязому, и направился в свой кабинет.

Михаил шагал по коридору, посматривая на часы* подходило время свидания с Валей. Уйти нельзя, майор может вызвать в любую минуту для оформления документов о задержанных. И опаздывать не хотелось…

Из кабинета было слышно, как начальник распекал хулиганов. Потом стало тихо. Мимо пробежал, вызванный майором дежурный, скрылся за дверью, но почти тотчас же вышел вслед за Долговязовым.

— Куда их? — спросил Михаил.

— Приказал отпустить, — ответил дежурный.

Долговязый обернулся и смерил Михаила нахально насмешливым взглядом.

Михаил почувствовал, как озноб, начавшись в груди, передался всему телу. Михаил выхватил папиросу, закурил и, когда сердце немного успокоилось, вошел в кабинет начальника. Майор глянул на него прищуренно.

— Я прошу, товарищ майор, объяснить мне: почему вы отпустили хулиганов? — подходя к столу, спросил Михаил.

— С каких это пор я должен давать отчет подчиненному? — поинтересовался майор, не поднимая головы от бумаг.

Михаил сел, помедлил. Вспомнил Николая Павловича Стоичева: как он умел держать себя в руках! Сколько выдержки, самообладания было в этом человеке! Как бы он поступил сейчас? «Нет, он бы не кричал, — решил Михаил, — даже не повысил бы голос, говорил бы твердо».

Наступил момент, когда ему, парторгу, следует потолковать с майором откровенно, по-партийному, так, как это делал бывший заместитель по политической части. Теперь за поведение людей, их чистоту и принципиальность отвечает он, Вязов. И все же… Перед ним начальник- старше и по годам, и по званию, и по опыту работы. Неужели он не понимает пагубности своего метода руководства? Что его заставляет так поступать? Какими принципами он руководствуется? Неужели только тем, что «своя рубашка ближе к телу?»

— Как подчиненный, я должен был бы задать вам вопрос, — медленно заговорил Михаил, — каким образом мне дальше поступать с хулиганами? Однако для меня такого вопроса не существует, Терентий Федорович, у меня уже есть опыт работы, и я немного научился разбираться в людях. Сейчас я хочу говорить с вами, как парторг, говорить, как коммунист с коммунистом. Приказ, какой вы отдали только что, может подействовать на наших работников расхолаживающе. Борьба с хулиганами-воспитательная работа. Центральный Комитет партии сейчас на эту работу обращает особое внимание. А вы…

— Ты мне политграмоту не читай, — прервал майор, — я ее изучил, когда ты под стол пешком ходил. Как с парторгом мы с тобой будем разговаривать на собрании.

— Прежде чем разговаривать на собрании, мне кажется, мы должны понять друг друга заранее. Действовать мы должны заодно, а не врозь.

— Во, это правильно, — поднял голову майор. — Именно — заодно.

— А если я не понимаю…

— Чего же тут понимать? — майор снял фуражку, положил ее на стол и вытер потную лысину ладонью — опять жена позабыла положить в карман носовой платок. — Ты всеми силами должен поддерживать мои приказы, иначе вразброд пойдем. Почему упразднили должность зама по политической части? Начальники у нас грамотные и опытные, партийные организации в отделениях сильны, могут горы своротить, с воспитательной работой справятся…

— И все же я не понимаю…

— Знаю о чем хочешь сказать, не лыком шит. Так вот, слушай, набирайся опыта, Вязов, у тебя все впереди. Думаешь, всегда надо рубить сплеча? Нет, брат. Ко всякому человеку нужен свой подход. Ты знаешь — кто отцы у этих лоботрясов? Не знаешь? То-то. Предположим, посадил бы я лоботрясов на пятнадцать суток, как положено, через судебное разбирательство, с охраной. И ты думаешь, они бы угомонились? Ничего подобного. Не такие это люди. Зато я приобрел бы себе врагов на всю жизнь. За что? За то, что на суде их фамилии трепали по моей воле, и молва по городу пошла, авторитет подорвался. Нужно это мне? Я еще не спятил. Вот какие дела. Я с тобой говорю откровенно потому, что, может, долго вместе придется работать. Ты оперативник хороший, но молодой. Кроме того, что воров ловить, надо кое-что еще знать. Когда-то и я горячился, ломал направо и налево…

Майор откинулся на спинку кресла и мечтательно прикрыл глаза. На полном гладком лице его, испещренном мелкими добродушными морщинками, отразилось довольство собой.

Михаил сидел неподвижно, чувствуя как под рубашку забирается холодок. «Правильно ли я руковожу пар-тайной организацией? Где мои ошибки, промахи? Как трудно отыскивать собственные недостатки!» Конечно, он проводил собрания, организовывал партийную учебу, вовлекал в учебу беспартийных, следил за агитаторами, инструктировал их; да мало ли что приходилось ему делать? Но он не подозревал, что один приказ начальника, подобный сегодняшнему, может свести почти на нет все его старания.

— И вы считаете — этих лоботрясов не надо приводить в чувство? — спросил Михаил.

— Почему же? — встрепенулся майор. — Я позвонил их папашам. Пусть сами разбираются. Поговорил строго, по-отцовски с молодыми людьми…

Михаил рывком встал. На этот раз он не удержался:

— Теперь я вас понимаю, товарищ майор. Я обязан вам сказать и свое мнение: вы поступили сегодня не по партийному.

— Ох-хо-хо! — с добродушной улыбкой вздохнул Копытов. И это было всего удивительнее: он не раскричался, как обычно, не пригрозил. — Ох, молодость, молодость! — опять вздохнул он и засмеялся. — И я был таким, ей-богу, таким!

Чувствуя, что сдерживаться больше невозможно, Михаил с дрожью в голосе попросил разрешения идти. Тем более, что пора было отправляться выполнять задание подполковника.

Загрузка...