На заводе Поклонов бывал и раньше: в управлении, в профсоюзном и комсомольском комитетах. Люди там были грубоватые, но простые и прямодушные. Приходилось ему забирать в отделение и подгулявших рабочих, и он искренне считал, что неплохо знает заводскую массу. Поэтому, предъявив пропуск в проходной, он смело пошел по центральной аллее, ведущей к цехам. Электрические часы на столбе уже показывали восемь часов, в цехах началась напряженная работа, и Поклонов заторопился. Увидев, бежавшую в управление девушку в синем халате, он окликнул ее. Девушка махнула рукой на видневшееся вдали длинное одноэтажное здание и сказала:
— Это и есть первый механический.
Гул машин несся словно из-под земли, и только этот, однотонный казалось бы, гул настраивал на торжественный лад. В остальном — окружающая обстановка скорее напоминала парк имени Тельмана, куда Поклонов заглядывал, чтобы выпить кружку пива. Кудрявые деревья и цветочные клумбы ему явно понравились, и он зашагал еще веселее.
В широкие двустворчатые распахнутые настежь ворота он вступил тоже смело, но через несколько шагов остановился и прижался к стенке. Прямо на него ехала трещащая тележка, на ней стояла пожилая женщина в синей косынке, а за ее спиной по воздуху плыла чугунная деталь в два обхвата. И справа, и слева гудели станки, на них вертелись детали. Вокруг все было а движении. Поклонов посмотрел на потолок. Прямо на него двигались железные балки с подвешенной деревянной коробкой. В воздухе покачивалась толстая цепь. Из коробки выглядывала строгая краснощекая девушка и звонила так пронзительно, словно где-то случился пожар. Поклонов растерянно оглянулся и недалеко от входа увидел три двери: на одной было написано «Начальник цеха», на другой-«ПРБ», на третьей-«Контора».
Прижимаясь к стенке, Поклонов добрался до крайней двери и вошел в контору. Женщина, к которой он обратился, просмотрела его документы, молча вышла из конторы, указала рукой на дальний угол цеха и сказала:
— Спросите там мастера Матвея Федоровича.
Поклонов никогда и не предполагал, что в цехе ходить так трудно: того и гляди налетит на тебя электрокар или раздавит деталь, плывущая под краном. Слева и справа крутятся, елозят части станков, вьется горячая синеватая стружка. Никто на тебя не смотрит, никому до тебя нет дела — все заняты.
Кое-как добравшись до угла, Поклонов увидел за столом, приставленным к стенке, безусого паренька с перевязанным горлом, подошел к нему и строго спросил, как это делал будучи участковым уполномоченным:
— Скажи-ка, парень, где мне найти мастера Матвея Федоровича?
Паренек неторопливо отложил в сторону деталь, которую измерял микрометром, и, окинув взглядом пришельца, ответил петушиным голоском:
— Я и есть Матвей… то-есть мастер. — Отчества он не назвал, постеснялся, но осмотрел Поклонова серьезно, без смущения, как человек, знающий — себе цену.
— Я Поклонов, — опешив, представился Филипп Степанович.
Мастер встал.
— А, знаю. Идите к Ваське, то есть к Пальчикову. Я его проинструктировал.
Васька оказался дюжим детиной, на голову выше Поклонова, с бритой головой и рыжими усами. В сущности, слесарь был еще совсем молодым и усы отрастил для форса. Он оглядел ученика насмешливыми навыкате глазами и сказал, пристукнув молотком:
— Ну что ж, комплекция у тебя, вроде, подходящая. Будем учить милицию…
И, увидев, как Поклонов непроизвольно моргнул, засмеялся гулко, во всю силу могучих легких.
— Не дрейфь, старина, шути во всю ивановскую. Здесь у нас регулировщиков нет. Для начала бери-ка вот молоточек и зубило да нарубай мне пластиночек по двадцать сантиметров. Только смотри, по пальцам не особенно лупи, а то в обед ложку нечем будет держать. — И Пальчиков опять оглушительно засмеялся.
По пальцам Поклонов ударил не раз, но старался держаться с достоинством, не морщился, хотя боли казались нестерпимыми. Учитель поглядывал на него с усмешкой, замечаний не делал. Когда же вместе пошли в столовую, Пальчиков, сказал дружески:
— Гордость рабочего человека у тебя есть, значит, дело пойдет. Не дрейфь, старина!
Вначале своим оглушительным смехом Пальчиков действовал на Поклонова удручающе, но уже к концу смены они подружились и с завода вышли вместе, перебрасываясь шутками. Пальчиков работал с азартом, чувства свои проявлял бурно, и даже очень серьезный мастер Матвей Федорович, если подходил к слесарю, снисходительно улыбался.
Прощаясь, Пальчиков крепко пожал руку ученику, посоветовал выше держать нос, и Поклонов, устало ша гая по тротуару и чувствуя непривычный зуд в руках, улыбался. Стоичева он так и не встретил, однако не особенно жалел об этом. Он был доволен учителем, и цех ему уже представлялся не столь негостеприимным, каким показался утром.
У своей квартиры Поклонов увидел Виктора и впервые почувствовал неприязнь к этому разболтанному мальчишке. «Что еще ему нужно? Я и так устал…»
— Где был? — спросил Виктор.
— На работе, — скупо, сдерживая возмущение, ответил Поклонов.
— На какой?
— На заводе.
— Нашел место. Лучше не подобрал?
— Не твое дело, — оборвал паренька Поклонов и хотел уйти, но Виктор дернул его за рукав.
— Не рыпайся. Крюк велел, чтобы ты в милицейской форме был сегодня у кладбища в девять часов.
Поклонов, окутываясь дымом, в три затяжки докурил папиросу, бросил окурок на землю и сказал твердо, с раздражением:
— Вот что, парень, ты ко мне больше не заглядывай. И вообще, обо мне советую забыть.
— Вон как! — протянул Виктор. — Это мы еще посмотрим, — добавил он с угрозой.
— Смотрите, сколько вам влезет, — бросил Поклонов и, отстранив с пути паренька, пошел к дому.
На другой день после работы Поклонов вышел с завода вместе с мастером Матвеем Федоровичем и Васькой. Они шагали вразвалку, уставшие. Для Поклонова особенно было приятно, что ни мастер, ни слесарь ничем не подчеркивали разницу между собой и учеником. Слесарь шутливо приставал к мастеру:
— Да засмейся ты, Матвей, хоть разок. Ей-богу, у тебя голосок очень приятный.
— Зачем? — спросил мастер петушком, — Ты же один за всех нас хохочешь.
Васька разразился таким громким, заразительным смехом, что прохожие обернулись и заулыбались. Мастер засмеялся тоже.
— Подмечать ты мастак, — сквозь смех проговорил Васька, а когда успокоился, вдруг воскликнул:- Мы что, не люди, что ли? Получка была? Была. Мне жена с получки разрешает выпить две кружки пива. Одну я отдаю Филиппу, — пока у него денег ми шиша. Согласны?
Поклонов молчал. Он дал себе слово воздерживаться от выпивки, хотя бы первое время. Сегодня подходил к нему Стоичев, спросил о самочувствии и, будто между прочим, предупредил: «С пьянкой надо кончать, Филипп Степанович. Я теперь за тебя в ответе и моргать глазами не хочу». Подводить человека не следовало, да и самому пора уже прибиваться к берегу. Надоело плавать и чувствовать каждую минуту, что вот-вот утонешь. Но и отказаться невозможно. Вдруг обидятся мастер и учитель — тогда не оберешься неприятностей, и неизвестно, сколько времени будешь ходить в учениках.
В пивную Поклонов вошел с мыслью: «Выпью кружку пива и убегу». За стол они не сели, подошли к стойке, и Васька заказал три кружки пива. Выпили. Мастер полез в карман за деньгами, но Васька остановил его, бросил на стойку десятку:
— Ладно уж, скажу жене: сверх нормы хватанул. — И вдруг, к большой радости Поклонова, решил:- Шабаш. Теперь по домам. Мне еще в магазин надо заглянуть, детишкам кое-что купить. Поехали!
— Хорошие вы ребята, — сказал Поклонов, подавая руку. Он зашагал по улице, довольный тем, что все прошло нормально, как у людей, и представил, как обрадуется Фрося, когда он ей расскажет о посещении пивной с мастером и учителем. У поворота на другую улицу его догнали два парня. Ни слова не говоря, они набросились на него, свалили в арык и принялись бить ногами. Поклонов был так ошеломлен, что не успел сообразить: звать ему на помощь или сказать, что ребята обознались. И только он собрался крикнуть, как услышал зычный голос Пальчикова.
— Эка выкомаривают! Давай-ка, Матвей Федорович, прекратим безобразие.
Пальчиков схватил одного из драчунов и бросил на другого.
Дружки вместе покатились по мостовой. Вскочив, они бросились на другую сторону улицы, с опаской оглядываясь на огромного детину.
Пальчиков помог Поклонову подняться и спросил:
— Мстят?
— Да, — проговорил Поклонов, потирая помятые бока.
— Ах, стервецы! Ну ничего, попадутся еще, мы им ввинтим головы в плечи. Не так ли, Матвей Федорович? — спросил он бледного мастера и захохотал, будто ничего не случилось.