ГЛАВА 29

Майкл сидел за рабочим столом и смотрел на своего директора. Элиот Розен был высок, сухощав и плохо выбрит. В данный момент он что-то выискивал в собственном носу.

— Элиот, — обратился к нему Майкл, — давайте договоримся, что когда сюда придут Боб или Сюзан Харт, вы оставите нос в покое.

— Прошу прощения, — покраснев, сказал юноша. Он вообще имел привычку смущаться.

— Я показывал им вашу работу, и она произвела на них несомненное впечатление, но, тем не менее, они хотят с вами лично познакомиться. Мы многого ждем от этой встречи.

— Я знаю, — сказал Розен.

— Помните, вам предстоит разговор не только с актером, но также с его женой, и мне бы очень не хотелось, чтобы вы слишком увлеклись мистером Хартом. Посвящайте Сюзан во все детали, и если сумеете ее обаять, это нам совсем не повредит.

— Обещаю сделать все в лучшем виде.

— Если возникнут какие-либо сложности, следите за тем, куда я начну клонить, поняли?

— Послушайте, у меня тоже может быть свое мнение.

— В данном случае, не может. Если у вас возникнет мысль, противоречащая позиции Харта, посоветуйтесь сначала со мной, и к тому же приватно. При условии, что я разделю вашу точку зрения, мы двинемся дальше, хорошо?

Розен кивнул в знак согласия.

— Элиот, — миролюбиво продолжил продюсер, — вы находитесь в начале большой карьеры. Поэтому постарайтесь не поссориться с супер известным актером и его влиятельной женой. Если они захотят чего-то, что пагубно отразится на фильме, не волнуйтесь, я защищу фильм. А когда мы дойдем до того места, где поют, замолчите. И только одобрительно кивайте головой.

— У меня с этой сценой и так полно проблем, — произнес Розен.

— Элиот, мы уже обсуждали эту сцену. Она останется, и давайте больше не будем к этому возвращаться.

— Хорошо, хорошо, вы — босс.

— Не делайте на этом акцента. Каждый имеет своего босса, за исключением, разве что, Лео Голдмэна, который, по сути, бог. Лео предоставляет мне свободу действий, и я не желаю, чтобы кто-либо это нарушал, особенно, директор-новичок.

— Хорошо, хорошо.

— Не беспокойтесь, этот фильм даст вам отличный старт. Он улыбнулся. После того, как Тихоокеанские дни выйдут на экраны, у меня уже не будет финансовых возможностей удовлетворить ваши будущие запросы.

Розен рассмеялся. — Это мне нравится.

Тут в дверь постучали, и Марго впустила в кабинет Роберта и Сюзан Харт.

Майкл первым делом направился к Сюзан, театрально обняв и поцеловав ее, затем тепло пожал руку Бобу.

— Как же я рад видеть вас обоих, — сказал он, — я дождаться не мог услышать вашу реакцию на сценарий. И, кроме того, позвольте представить вам Элиота Розена.

Юноша пожал им руки. — Ваша игра всегда доставляла мне колоссальное удовольствие, — обратился он к Харту. — Я был потрясен, узнав, что мы вместе будем делать эту картину.

— Харт с благодарностью воспринял хвалу, и все заняли места перед огромным камином.

— Я помню эту декорацию, — заметил Харт. Мне нравилось то кино, и я любил Рэндольфа. Я всегда мечтал сыграть эту роль.

Майкл улыбнулся. — Это неплохая мысль. Когда закончим Тихоокеанские дни, можно об этом подумать. Он подался чуть-чуть вперед. — А теперь скажите, что вы думаете по поводу сценария.

— Мне он ужасно понравился, — сказал Харт.

— Но там есть проблемы, — остудила его пыл Сюзан.

Майкл взял с кофейного столика экземпляр сценария. — Я жажду услышать о каждой из них, причем с самого начала.

Не пользуясь никакими заметками, Сюзан Харт пролистала сценарий, сцену за сценой, внося по ходу дела большие и малые критические замечания. Майкл обратил внимание, что все они были нацелены на увеличение размеров роли мужа и уточнение его диалогов. Он немедленно согласился с Сюзан по большей части ее замечаний и пообещал проконсультироваться с Марком Адаром по поводу остальных.

— Ну, и, наконец, — сказала она, — сцену с пением следует убрать.

— Майкл выдержал паузу, затем обернулся к ее мужу. — Боб, а как вы сами относитесь к этой сцене?

— Я могу сыграть ее, — спокойно произнес Харт.

— Но он не будет, — жестко добавила Сюзан. — последние двадцать пять лет своей жизни Боб посвятил созданию собственного образа, который оказался буквально золотым. И я не позволю ему сделать что-то, что способно разрушить этот образ в глазах его зрителей. Нам проще отказаться от фильма вообще.

— Сюзан, позвольте поделиться с вами своими мыслями по этому поводу, — обратился к ней Майкл, направив всю свою психологическую энергию на Боба Харта. — Боб находится в поворотной точке своей карьеры, он оставил след в полицейских фильмах, вестернах и триллерах, и продолжать в таком же духе — значит, по сути дела повторяться. Если он сделает это, то даже его фанаты и критики, которые любили его, станут постепенно остывать. И еще одно. Прошло немало времени с тех пор, как сценарий писался исключительно под великий талант Боба.

— Это — истинная правда, — сказал Харт. При этом жена косо посмотрела на него.

— Боб обладает ресурсами, о которых публика даже не подозревает. И этот фильм проявит их, могу вас всех заверить. — Здесь мы имеем дело с человеком пенсионного возраста, но обладающего всеми настоящими мужскими качествами. Он умеет доказать свою человечность в сцене с конюхом, который дурно обращается с лошадьми. И он показывает необычайную чувствительность в сценах с детьми-пациентами. Наконец, он не в силах выразить свои чувства к женщине, которая слишком молода для него. Однако, в одной необычайно сильной сцене завоевывает ее сердце. А теперь скажите, что во всем этом плохого?

Сюзан Харт не заставила себя ждать. — Несомненно, по поводу сцен с конюхом и детьми вы полностью правы, и также несомненно, что он завоюет сердце девушки, но причем здесь пение?

— Да, потому, Сью, что он — неизлечимый романтик, а это неизлечимо романтическое кино. В нем таится громадная сила, и все это создаст мощный разряд в кинопрокате. И что плохого в пении?

Сюзан вскочила с места и хотела ответить, но тут случилось неожиданное, — ее прервал собственный муж.

— А ведь мне доводилось петь и прежде, — сказал Боб.

— Сюзан повернулась и уставилась на него. — Что?

— Дорогая, это было еще задолго до нашей встречи с тобой. Меня готовили для музыкальной карьеры. В те времена я искренне считал, что буду участвовать в мюзиклах.

— Ты никогда об этом не говорил, — удивилась Сюзан.

— Не было причины. До того, как я поступил в Студию Актеров, я, главным образом, концентрировался на том, чтобы получить роль в мюзикле. А потом я попал на глаза Ли Страсбергу, тот разглядел во мне драматический талант и сменил мою ориентацию.

— За что мы все должны быть благодарны ему, — добавил Майкл. —Да, Сюзан, позвольте спросить, вы слушали музыку из нашего фильма?

— Нет, и в этом нет никакой необходимости, — ответила она.

— А я бы хотел, чтобы вы прослушали ее прямо сейчас. Майкл снял трубку. — Марго, пожалуйста, пригласите сюда Антона с Херманном.

Антон Грубер и Херманн Хеч вошли в комнату, и все приготовились слушать.

Антон исполнил вступление, и Херманн запел. Время от времени Майкл следил за реакцией Сюзан, но ее лицо было непроницаемой маской. Когда Херманн закончил партию, все зааплодировали, и музыканты удалились.

Майкл повернулся к Бобу и Сюзан. — Ну?

— Я могу это исполнить, — ответил Харт. — Это в пределах моих музыкальных возможностей. Мне нужно только распеться, чтобы придти в форму.

— Сюзан?

— Я признаю, это было прекрасно, — сказала она, — только не пойму, почему он пел на немецком языке?

— Вот, что я вам скажу, Сюзан, давайте снимем это, а потом будем решать. Обещаю, что не собираюсь выставлять Боба посмешищем. Если вам не понравится, мы предпримем альтернативные съемки.

Она обернулась к мужу. — Тебя это, в самом деле, устраивает?

Харт пожал плечами. — Давай поглядим, как все пойдет.

— Ладно, — сказала Сюзан, — мы посмотрим, как получится, а потом решим. Но никто, подчеркиваю, никто посторонний не должен видеть эту сцену, пока мы не дадим свое «добро».

— Меня это вполне устраивает, — заметил Майкл. — Элиот?

— Меня тоже, — сказал Розен. Это было первое, что он произнес за весь вечер.

— Я вернусь к вам со сценарием после того, как переговорю с Марком. Совещание объявляю закрытым.

Когда Хартсы ушли, Элиот заговорил снова. — Вы и в самом деле думаете, что она оставит нам эту сцену? Мне кажется, она — тот еще крепкий орешек.

— Доверьтесь мне, — сказал Майкл. — По крайней мере, эта сцена заняла все ее внимание, и она не стала интересоваться лично вами.

— В таком случае, эта сцена начинает мне нравится, — отозвался Розен.

Загрузка...