Ловушка для стервы

Глава 4 Битва теней

– Каковы успехи по оглуплению многострадального телезрителя и не менее многострадального читателя твоей желтой газетенки? Неужели ты не понимаешь, что занимаешься сплошной дебилизацией молодежи, бессовестной пропагандой самых низменных человеческих чувств и возвеличиванием фальшивых ценностей?

– И невольно пожалеешь, что нет цензуры, – ехидно заявила Мила, всплеснув руками. – Так, что ли? А ты вспомни, кто цензорами-то был – вся партийная элита общества, которая сама вела гламурный, богемный образ жизни, полный излишеств и разврата. Но зато за народом всевидящее око компартии пристально следило и развращаться ему не давало. Поэтому народ шел «правильным путем».

– Ты палку-то не перегибай. Наш народ с правильного пути не собьешь.

– Какого пути – к победе коммунизма, что ли?

– Ты коммунизм-то не трогай: не по Сеньке шапка… Хотя здесь ты права, – вздохнул дядюшка. – Перекосов было хоть отбавляй. И главный перекос – то, что позиция Православной церкви оказалась значительно ослаблена. Вот и ринулись в Россию всякие нехристи. Чтобы обратить народ наш в свою сектантскую веру. Главная их цель – зомбирование, духовно-психическое подавление и подчинение нашей молодежи.

Дядюшка замолчал, и Миле показалось, что тема исчерпана, она даже немного расслабилась. Но не тут-то было. Главные вопросы дядюшка оставил на десерт.

– Кому ты служишь, девочка моя? Ведь они в первую очередь ненавидят нас за то, что именно в России сохранилась православная вера, которую поддерживает наш народ. Именно она, вера наших предков, учит любви к Родине, своим близким, делает нас нравственными и культурными. А кому молишься ты – золотому тельцу? Всякие бездуховные и аморальные личности глумятся над самыми священными для нас понятиями – честью, совестью, верой, надеждой и любовью… А что заявила в своем недавнем интервью ты? Забыла? Так я напомню: «Мила Миланская – ум, честь и совесть нашей эпохи!» Мне стыдно за тебя. Вот уж не думал, что ты у меня моральная уродка.

– Ну вот, ты тоже перешел на жаргон Интернета, где меня хлещут и в хвост и в гриву, – недовольно поморщилась Мила.

– А с тебя как с гуся вода. Вернее, с гусыни. Так напрасно. Интернет – не только нужная информация или средство занять себя чем-то от безделья. Интернет – это тайные мысли тех, кто не решается высказать их вслух, но может с успехом объявить о них. Хорошо, если за тайными мыслями твоих врагов не последуют явные действия.

– Да хватит меня пугать-то! Я в состоянии расправиться со всеми своими врагами, – напыщенно заявила Мила. – И никому не позволю над собой издеваться. Ни один насмешник не уйдет от расправы. Всех своих врагов уничтожу!

– Ты уже уничтожаешь. Только не врагов, а нашу бедную и одураченную тобой молодежь. Зачем ты души-то человеческие калечишь, зачем людей против себя настраиваешь? Ведь не все захотят это терпеть. И тогда тебе несдобровать. С огнем ты, моя девочка, играешь. И силы этого огня не осознаешь. Как бы тебе самой в нем не сгореть! Прости меня, Господи, за такие чудовищные мысли! – произнес дядюшка и перекрестился.

Он встал из-за стола, что означало: обед закончен, и направился к камину. Мила поплелась за ним.

– Давай-ка мы с тобой у камина посидим, полюбуемся на огонь, который и греет, и нервы успокаивает, – предложил он и расположился на роскошном диване, Мила уютно устроилась в огромном мягком кресле. – И все-таки, как ни крути, а раньше было больше счастливых людей, меньше ненависти и зависти. Но мы тогда не понимали, что уже живем в прекрасном светлом будущем.

– Потому что почти все были одинаково бедными, за исключением немногих, – подхватила Мила. – Помнишь, каким способом решалась задача – как сделать всех счастливыми? Чтобы все несчастные могли почувствовать себя счастливыми, нужно уничтожить всех счастливых. А чтобы бедные могли почувствовать себя богатыми – уничтожить богатых. Нормально, да? Общество во все времена делилось на элиту, которая попирает все законы, и униженный народ, который от элиты зависит, перед ней пресмыкается и ей поклоняется. Ничего не изменилось. Народ и сейчас ничего не решает. Потому что решают за него. Не спрашивая ни его мнения, ни его желаний. Да и о каком народе ты говоришь? Это или алкоголики, или те, кого, кроме собственного корыта и сплетен о звездах, ничего не волнует.

– Поэтому ты пропагандируешь в своих телепрограммах образ жизни так называемых сливок общества, возомнивших себя творцами нового времени, где процветает полная свобода бессовестности и бесстыдства? Слышишь приставку к этим словам? И слова эти, и их значение – все от лукавого. Молодежь тревожится о своем будущем. А что предлагаешь ей ты – развратные пошлые телешоу с отвратительными криками, руганью, а также самыми низменными и порочными людскими страстишками? Скажи, дорогая, а ты по ночам-то хорошо спишь? Зеленые человечки не снятся? Тебя надо спасать, пока не поздно. И я знаю как: изолировать от общества! На время. Пусть люди от твоего так называемого творчества немного отдохнут.

– Интересное кино! И как же ты меня собрался изолировать?

– Очень просто: отвезу тебя в какую-нибудь глушь. В деревню, к тетке. И брошу там. На первый раз – ненадолго. Не исправишься – срок выберу подольше.

– У меня нет никакой тетки.

– Значит, отвезу к чужой.

– Размечтался! Не буду я жить ни в какой глуши. Сбегу в первый же день.

– А я найду такую глухомань, из которой не сбежишь.

– Ну, помечтай, помечтай. Такой не бывает. Плохо же ты меня знаешь, если думаешь, что я позволю так с собой обращаться.

– Скажи честно: зачем тебе все это?

– Дядюшка, ты не понимаешь. Это же только шоу. И ничего больше.

– Вот спасибо, успокоила старика! Благодаря твоим шоу молодые становятся душевными инвалидами. Вот что ты им предлагаешь? – спросил дядюшка Милу и сам же ответил: – «Хочешь, чтобы тебя услышали – громче всех крикни. Хочешь, чтобы тебя увидели – выше всех прыгни. А хочешь, чтобы тебя запомнили – оголяйся «по самое не балуй» и постоянно, по всякому удобному и неудобному поводу, устраивай грандиозные скандалы. И тогда можешь считать, что живешь не зря, что твоя жизнь удалась!» Так, что ли?

– Все правильно. Хочешь хорошо устроиться в этой жизни – приспосабливайся.

– И молодежь воспринимает твои передачи и эти постулаты бесящейся с жиру прослойки общества как руководство к действию. Да-а, слишком долго было «нельзя». А когда стало «можно», наружу вырвалось все: от несомненного таланта до откровенной бездарности, от долго скрываемого желания высказать наболевшее до обливания помоями, наветов, сплетен и пересудов, которые сейчас называются «свободой слова».

– Ты забываешь о рейтинге, который и диктует направленность телепередач. Смотреть или нет – выбор каждого.

– Да глупости все это! Людям выбирать не из чего, а ты говоришь о каком-то рейтинге. Думаешь, я не догадываюсь, в чем дело? Наиболее популярной озвучивается программа, которая больше всех отвечает задачам уничтожения нашей культуры и насаждения чуждой нам. И тогда там, за бугром, вас, оборотней и нехристей, похвалят, по головке погладят и денежку дадут. Вот тебе и весь рейтинг… Скажи, Людмилочка, а тебе не жалко людей, которые смотрят твои передачи?

– Наш народ заслуживает своего телевидения. Что заслужил, то и получи.

– Эк, хватила! Народ у нее виноват!

– Разумеется. «Mundus vult decipi, ergo decipiatur» – «Мир желает быть обманут, поэтому пусть же он будет обманут». Телезрители смотрят то, что хотят увидеть, поэтому и заслуживают показываемых им зрелищ. К тому же публику можно приучить к любому телешедевру. Надо только его сначала умело разрекламировать, подать как нечто захватывающе привлекательное и чаще показывать. Привыкнут как миленькие, никуда не денутся. Сейчас много фирм, которые за деньги из любой замарашки сделают звезду, из любой песни – хит, из любой программы – событие. Публика ленива, сама не в состоянии что-то решать и выбирать. Даже смеяться скоро разучатся, вот и приходится подсказывать, навязывать, убеждать и заставлять смотреть то, что нужно нам, умным и продвинутым. А что касается народа, так его – уж поверь мне! – можно ко всему приучить, было бы желание. И главное при этом – делать очень умный вид, что так и должно быть, а никак не иначе. Он, бедолага, к любой позе привыкнет, в какую его ни поставь, – уверенно закончила тираду Мила.

Дядюшка вмиг побагровел, выпучив на племянницу глаза.

– Прекрати немедленно! – вскрикнул он. – Фу, Людмилочка, какая гадость! И как только у тебя язык поворачивается говорить этакие мерзости про свой народ! Кем это ты себя возомнила? Где и от кого нахваталась этого паскудства и вульгарщины?.. Хотя я знаю от кого. Это все тот змей-искуситель, политик-интриган Троянов, которого ты выбрала в друзья, но который – и ты это сама прекрасно осознаешь – является самым злейшим твоим врагом. Потому что учит тебя всяким непотребствам.

– Ничему плохому он меня не учит. Сейчас жизнь такая: или ты, или тебя…

– Нет, ну вы только поглядите на нее: она опять за свое!

– Но ведь ты и сам когда-никогда выражаешься, – перевела стрелки Мила.

– Глупости! То, что иногда произносит мужчина сгоряча, не подобает повторять девушке, истинной женщине.

– Хорошо-хорошо, я больше не буду. Извини, – сказала примирительно Мила и подумала о том, что если бы дядюшка только краем уха услышал, о чем и в каких выражениях говорят в ее кругу, то депрессия его по поводу нравов, царящих в обществе, возросла бы многократно.

– Не пойму, что с тобой творится в последнее время. Ты теперь совсем не похожа на себя. Из тебя просто лезет всякая нечисть… Не водись с ним больше! Затянет он тебя в свою трясину лжи и обмана, охнуть не успеешь. А ты хоть знаешь о том, что телевидение через зрительные образы влияет на генетический код? И если использовать его в дурных целях, как это делаешь ты, становится мощнейшим оружием массового поражения! Да тебя за бугром просто на руках должны носить за подобную массовую дебилизацию нашей молодежи.

– Какие глупости ты говоришь! – возмутилась Мила. – Ты сам-то хоть слышишь себя?

– Я-то слышу. А вот ты у меня, видно, совсем оглохла или разум потеряла. Если не ведаешь или не хочешь ведать о том, что о тебе говорят и думают. Неужели ты действительно веришь, что всех молодых можно сделать послушным стадом? Жалко мне тебя. Потому что в твои сети попадают только необразованные и слабоумные. Активной молодежи, которая не считает богатство главной ценностью и духовно развивается, становится все больше. И скоро ты окажешься с этой передовой молодежью по разные стороны баррикад.

– Никогда этого не произойдет! Твоя передовая молодежь, в которую ты так веришь, всего лишь плод воображения. Тебе просто очень хочется, чтобы так было. Но этого нет. Твои фантазии так фантазиями и останутся.

– Ты будешь объявлена персоной нон грата, изгоем. Что тогда станешь делать? – продолжал дядюшка, не слушая племянницу. – Или надеешься, что на твой век дураков хватит? Ведь только для них ты готова тратить свой талант, который у тебя, несомненно, есть, ум и знания, которых у тебя больше, чем у всех, вместе взятых, зрителей, смотрящих твои телешоу. Незавидную же роль ты для себя выбрала – развлекать дураков. Смотри сама в дурах не окажись. Кто роет яму другому, рискует сам в ней оказаться… Хотя если ты действительно делаешь это для заграницы, чтобы выслужиться перед ней и в дальнейшем устроиться за бугром на постоянное место жительства, то тебя можно понять. Ведь здесь, в России, ты только деньги зарабатываешь, а жить-то, по всей видимости, не собираешься, если так гадишь?

– Ты не прав. Мне и здесь хорошо.

– А отчего тебе хорошо-то? Людская ненависть нервы щекочет? Тогда ты – моральная извращенка. Извини за грубость, конечно, но другого подходящего слова просто не могу найти, – дядюшка пожал плечами и задумался. – Сейчас молодые поневоле пытаются сравнивать свою жизнь с жизнью родителей, дедушек и бабушек, всерьез начинают интересоваться советской эпохой. Нашу молодежь, как воробья на мякине, не проведешь. Она явно начинает умнеть. И я верю в нее. Она, в конце концов, сделает правильный выбор. А вот таких оборотней, как ты, будет поганой метлой сметать со своего пути. Жаль мне тебя. И себя тоже. Потому что именно я воспитал такого безжалостного и циничного монстра, как ты. Это я виноват, что ты у меня такая непутевая. Это я! – вздохнул дядюшка и понуро склонил седую голову.

– Неужели ты серьезно думаешь, что мне позволят заниматься нравственным воспитанием молодежи? – Мила с грустью посмотрела на наивного родственника. – Индустрия развлечений, загребающая миллиарды на людских пороках, не даст мне измениться. Сейчас немодно быть добропорядочной. Простая деревенская девушка только тогда станет Милой Миланской, когда забудет, что такое мораль. Все сегодняшние стенания звезд по поводу морали, нравственности, правил поведения висят у них между ног. И никому даром не нужны мои морально устойчивые и высокодуховные телепередачи, если я не буду шокировать публику, раздвигая ноги на ее потребу.

Дядюшка даже руками всплеснул:

– Опомнись! Ты чего мелешь!

Но Милу уже не остановить. Дядюшка хотел правды – пусть получает.

– Если я перестану тешить публику своими мерзкими выходками, она тут же выберет себе другую королеву. Меня же объявят персоной нон грата, раскритикуют в хвост и в гриву, осудят во всех средствах массовой информации и с позором «отправят на пенсию». Та же самая молодежь, о которой ты так печешься, первая закидает меня камнями. Ты думаешь, им от меня нужны нотации на тему морали? Им нужны мои деньги и мои возможности. Мои советы, наконец, как можно стать такой, как я, чтобы превратиться в настоящую Милу Миланскую. Ложка, как известно, дорога к обеду, а питаться одной нравственностью и моралью наша молодежь пока не собирается. А потому она меня с моей высокоморальной ложкой пошлет так далеко, куда Макар телят не гонял. Так что, дядюшка, не все так просто. Не все так просто…

– Ах, Людмилочка, девочка моя, ты говоришь страшные вещи. И на что же ты тратишь свое драгоценное время, свою драгоценную жизнь. Не водись с ним больше! Я тут справки о Троянове начал наводить, но и без этого чувствую: страшный он человек, а может, и не человек вовсе, а оборотень.

– Хорошо, не буду, – улыбнулась Мила.

– Вот и славно! Я знал, что ты у меня умница. Только почему-то изо всех сил стараешься быть хуже, чем есть на самом деле. Ты уже растворилась в обмане, фальши, заигралась: надела маску и самостоятельно ее снять не можешь. А главное – не хочешь в этом признаться. Так ли уж важны тебе твои победы? Не понимаю, зачем кому-то портить жизнь, если можно наладить свою.

– Дядюшка, ты напоминаешь мне заезженную пластинку, застрявшую на одной дорожке. Не забыл, что у тебя послеобеденный сон? Ты давно клюешь носом. Заговорила я тебя совсем. Или ты меня. Я тоже пойду отдохну. Может, почитаю что-нибудь. Забыла уже, когда книгу нормальную в руках держала.

Мила поцеловала в лоб засыпающего на диване дядюшку и поднялась к себе в спальню. Через пять минут, приняв для верности успокоительное, которое теперь всегда носила с собой, она уже крепко спала с любимой книгой в обнимку.