Дэмиен Бродерик Налоговичка и кот

Австралийский писатель, редактор, футуролог и критик Дэмиен Бродерик, который также является старшим научным сотрудником факультета культуры и коммуникативных технологий Университета Мельбурна, впервые опубликовал свой рассказ в антологии Джона Карнелла «Новое в НФ 1» («New Writings in SF1»), В следующие десятилетия писатель радовал читателей неиссякаемым потоком фантастики, научной литературы, футуристических размышлений и критики, за что не раз становился лауреатом премий «Ауреалис» и «Дитмар».

В 1970 году вышел в свет его первый роман «Мир волшебника» («Sorcerer’s World»); позже он переиздавался в Соединенных Штатах Америки под названием «Черный Грааль» («The Black Graal»). Произведения автора включают в себя романы «Спящие драконы» («The Dreaming Dragons»), «Мандалы Иуды» («The Judas Mandala»), «Трансмиттеры» («Transmitters»), «Полосатые дыры» («Striped Holes») и «Белый абак» («The White Abacus»), а также книги, написанные в соавторстве с Рори Барнсом и Барбарой Ламар. Многочисленные рассказы выходили в сборниках «Вернувшийся» («А Man Returns»), «Тьма меж звезд» («The Dark Between the Stars»), «Дядюшка Кости: Четыре научно-фантастические новеллы» («Uncle Bones: Four Science Fiction Novellas») и последнем «Двигатель Квалья: Научно-фантастические рассказы» («The Qualia Engine: Science Fiction Stories»). Также Бродерик является автором научно-популярной книги под названием «Пик: как наша жизнь меняется под действием стремительно развивающегося прогресса» («The Spike: How Our Lives Are Being Transformed by Rapidly Advancing Technology»), критического исследования в области научной фантастики «Чтиво при свете звезд: постмодернистская научная фантастика» («Reading by Starlight: Postmodern Science Fiction»). Дамиен Бродерик – редактор нескольких антологий: научной антологии «Миллионный год: наука на дальнем конце знаний» («Year Million: Science at the Far End of Knowledge»), антологии НФ «Земля – не что иное, как звезда: путешествия в далекое будущее посредством НФ» («Earth Is But a Star: Excursions Through Science Fiction to the Far Future») и трех сборников НФ австралийских писателей: «Машина духа времени» («The Zeitgeist Machine»), «Странные аттракторы» («Strange Attractors») и «Матильда при скорости света» («Matilda at the Speed of Light»). В числе недавних публикаций Бродерика – написанная в соавторстве с Полем ди Филиппо книга под названием «Научная фантастика: 101 лучший роман 1985–2010» («Science Fiction: The 101 Best Novels 1985–2010»). Здесь он доказывает нам, что самый долгий – и удивительный – путь начинается с одного-единственного шага.

В городе Реджио, неподалеку от самого центра мироздания, жила обыкновенная налоговая инспекторша. Человеком она была скромным, но выдающимся, известным за пределами Братства. Благодаря преданному служению и особому таланту она завоевала смиренное, но все же (как сама надеялась) безопасное положение среди многочисленного персонала публикани Арксона. Тем не менее как-то раз летним утром она беспечно позволила сердцу дрогнуть и прельститься видом замечательно-рыжего кота – хулиганистого, но симпатичного задиры с задворок. Он стоял перед дверью, приветствуя новый день приятным, как у практикующего йодль[5] певца, голосом. И поблескивал острыми, как бритва, когтями, заносчиво растопырив медно-рыжие усы.

– Иди сюда, киска, – прозвучал над пыльной дорожкой призыв налоговички.

Она впустила котяру в свой маленький домик, расположенный в шумных трущобах Личкрафта, и угостила молоком из блюдечка с голубой каемочкой. Сложив руки на скромной, но все же довольно-таки выдающейся груди, она с умилением смотрела, как лакает изящное животное.

– Пожалуй, я назову тебя Имбирь, – ужасно довольная, заявила она.

Рыжий котяра сел, аккуратно облизал себя, затем изогнулся и задрал вверх лапу, чтобы добраться до задней части тельца. Не опуская лапку вниз, он сердито глянул на женщину.

– О небеса, – проговорил кот, – я что, должен терпеть эти телячьи нежности? – Он закончил вылизываться, опустил заднюю лапу и встал, все еще сохраняя недовольство. – Да будет тебе известно, что имя у меня уже есть.

Налоговичка осела на пол, вытаращив глаза на столь словоохотливое и жутко удивительное животное.

– Ты умеешь го… – начала было она, но тут же осеклась, не докончив едва не сорвавшейся с губ банальности.

Кот сардонически глянул на нее, снова подошел к блюдцу и вылакал остатки молока.

– Чуть прокисло, но чего еще ожидать при такой погоде? Благодарю, – добавил он и направился к двери.

Когда яркий кончик хвоста исчез за дверью, налоговичка взвизгнула:

– Так как же вас зовут, сэр?!

– Мармелад, – донесся до нее приглушенный голос. И след кота простыл.

* * *

Перед сном она устроилась среди груды подушек, чистила и ела кусочки золотистого малуна и читала сентиментальные стихи, потому что поговорить ей было не с кем. Она предавалась романтическому чтиву при свете масляной лампы с фруктовой отдушкой, и щеки ее пылали. В глубине души она знала, что все это – притворство да искусная компенсация за отложенную в дальний ящик жизнь, застопорившуюся в услужении у почившей матери, и она стыдилась выпавшей на ее долю участи, которая ее очень удручала. Налоговичка была довольно-таки миловидной, но ее ремесло отталкивало от нее людей. Порой вокруг увивались вполне подходящие мужчины: в таверне или на концерте они лестными речами выказывали ей интерес. Но, лишь заслышав о ее работе, все они с отвращением шарахались прочь. Как-то раз, столкнувшись с симпатягой-поэтом, она в очередной раз попытала счастья и выпалила привычное оправдание: «То наказание, а не пожизненное уродство!» Парень ретировался, даже не коснувшись ее протянутой руки.

Она отложила сборник и на миг задумалась о разумном зверюге-бродяге. Прячется ли он все время в лесах, якшается ли у всех на виду с безмозглыми родичами, жителями переулков? Невероятно! Может, впрочем, все коты умней и хитрей рода человеческого. Или он сверху свалился, упал из темной вышины над Высями? На протяжении тысячелетий ничего такого не случалось, и подобные бредни всегда казались ей чем-то из разряда мифологии, выдуманным и передаваемым из поколения в поколение, чтобы пугать детей и держать их в повиновении. И все же уроки ее матери о Братстве граничили именно с такими причудами, если, конечно, получалось отрешиться от аллегорий и метафор и принять ее поучения за чистую монету.

Женщина вздрогнула и легла в постель. Сон излечит ее от иллюзий.

* * *

На следующий день кот заявился снова. Проснувшись, налоговичка принюхалась. Зверюга оставил на пороге зловонную метку. Когда она открыла дверь, кот сидел спиной, потом обернулся с высокомерной грацией и позволил пригласить себя в дом. Женщина поставила маленькое блюдце с потрошками возле обеденного стола на кухне. Гость понюхал и лизнул угощение, пренебрежительно взглянул на нее и изрек:

– Что за мерзость?

Она молча смотрела на него, испытывая сложную гамму чувств: раздражение, изумление и с трудом сдерживаемое волнение. Признаков механизма она не обнаружила и, вероятно, столкнулась не с чем иным, как неким воззванием или, что менее вероятно, незадачливой жертвой, загнанной в звериную оболочку. О подобной встрече она мечтала всю жизнь.

Помолчав, кот добавил:

– Шучу, шучу. Расслабься, женщина. – Он склонился над блюдцем мохнатой рыжей мордой и жадно заглотал предложенную на завтрак печень.

Налоговичка вкусила утреннюю порцию овсяных хлопьев с ломтиками фруктов и остатками молока (кот был прав, оно в самом деле собиралось скиснуть); она смешала завтрак не в какой-то там дешевой посудине, а в мисочке с превосходной глазурью: красной с ярко-синими прожилками, купленной на улице Глиняных дел мастеров. Она быстро выхлебала пищу, погрузила свою миску и опустевшее блюдце кота в деревянную бадью с водой, пробормотала заклинание для хозяйственных нужд – прием Братства. Вода зашипела, превратившись в пар, а посуда стала чистой, но очень горячей на ощупь.

– Мармелад, если ты собираешься здесь остаться…

– Разве кто-то говорил о желании остаться? – резко прервал кот.

– Я сказала «если». Или, ежели ты намерен наведываться время от времени, я бы хотела представиться. – И она протянула коту маленькую ладошку с перепачканными чернилами пальчиками. – Меня зовут Бонида.

Мармелад почесал за ухом, разглядывая протянутые к нему пальцы. Все еще почесываясь, он ответил, забавно выговаривая булькающие слова, словно пытался говорить и при этом полоскал горло:

– Ясно. Хорошо.

Бонида немного удивилась, когда кот встал, с достоинством поднял переднюю лапку и протянул ей. Едва кончики пальцев женщины соприкоснулись с лапой, как он отдернул ее – не скажешь, что поспешно, но все же довольно-таки быстро, чтобы сдержать Бониду, которая про себя ухмыльнулась.

– Если хочешь, можешь посидеть у меня на коленях, – предложила женщина, отодвинулась от стола и разгладила темно-синюю юбку.

– Шутишь? – Кот пошел прочь и обследовал щель в обшивке стен, потом вернулся, уселся наискосок от Бониды и принялся усердно вылизываться.

Она немного подождала, любуясь ярким мехом животного, затем встала и заварила сбор трав.

– Вот значит как, – вознегодовал кот. – Сначала предложила, а потом – передумала.

– Скоро мне уходить на работу, – спокойно объяснила она коту. – Если ты все еще будешь здесь, когда я вернусь, я налью тебе молока.

– И дашь посидеть на коленях?

– Сидите себе сколько угодно, месье, – разрешила она, залпом выпила бодрящий напиток и сильно закашлялась.

– Только не вздумай меня запирать!

– Оставлю окно приоткрытым, – предложила женщина. Голова немного кружилась от возбуждающего питья. Бонида прочистила горло. – Знаешь ли, в здешнем районе небезопасно, но для тебя – все что угодно, милый мой котик-мурлыка.

Котяра насупился и проговорил:

– Сарказм! Полагаю, фразочка подошла бы тем, кто страдает дурацким сентиментальным слабоумием. Избавлю-ка я тебя от хлопот. – И он мощным сгустком энергии промчался к двери. – Может, вечерком наведаюсь к тебе, Бонида Оусторн, так что пусть потрошки будут у тебя наготове.

И был таков. Лишь в дверях мелькнул кончик огненно-рыжего хвоста, странным образом светящийся в тусклом рубиновом свете НебоТьмы.

Бонида задумалась.

– Так ты, стало быть, все время знал, как меня зовут, – прошептала она, надевая шляпку. – Очень странно.

* * *

Над громадой бастионов Высей, взметнувшихся на двадцать пять километров вверх, обширным кровоподтеком виднелась НебоТьма, заполнявшая собой большую часть небосвода, которую по линии горизонта обрамляла звездная чернота. Через половину долго-дня, равную сорока дням, над городом Реджио засияет мириадами ярких звезд совсем другое черное небо, а окруженный тусклыми кольцами глобус цвета синяка станет размером с пол-ладони вытянутой руки и покажется лишь далеким отблеском теперешнего шара НебоТьмы. Затем он вообще пропадет из вида, чтобы потом появиться на восходе тусклым свечением, которое однажды неумолимо вытеснит звезды, будто проглатывая их…

То были тайны за пределами понимания. Прочие поддавались разрешению.

У Бониды была яркая и сокровенная мечта, скрытая под неверием: найти ответ на один-единственный вопрос, краеугольный камень загадочного материнского учения о Братстве, а также следующего из ответа умозаключения о том, что бы это могло быть: какова природа древних Свалившихся-с-Небес- Высей и откуда (и почему) они свалились? Неизвестность была опосредованно связана с тайным преданием о древней аллегории ЛаЛуны, Отсутствующей Богини.

Во время взлелеянных с юности размышлений она определенно не могла даже позволить себе предположить, что ключом к разгадке тайны может оказаться кот – должно быть, одна из бессловесных тварей Утраченной Земли, притаившихся в этом городе, расположенном близ колец мира и непреодолимого барьера Высей. Теперь такая возможность ей открылась. Слишком велико было бы совпадение, если бы рыжий зверь внедрился в унылую рутину ее будней именно в ту самую неделю, которая посвящена летнему пленарному заседанию Братства. У Мармелада явно имелись на нее планы.

Бонида с трудом выбросила все это из головы и терпеливо предъявила отпечатки при входе на охраняемую территорию окружного департамента государственных сборов. Как всегда, в холле перед ее небольшим кабинетом, одним из пяти, разило потом ожидавших приема несчастных. Бонида избегала устремленных на нее страдальческих глаз, полных мольбы и покрасневших от слез и ярости. Хорошо еще, что никто не рыдал в голос, по крайней мере сейчас. Но скоро начнут. Усевшись за стол и отметив галочкой документ о сумме налогообложения перепачканным чернилами ногтем-клювом, она прочла изобличающие доказательства против первого клиента. Что ж, кража потянет на смертный приговор. Бонида прикрыла глаза, покачала головой и вздохнула, потом вызвала первого, назвав имя ответчика и номер своего кабинета.

– Ты не оставил Арксону выбора, – сообщила она дрожащему парню. Фермер могучего телосложения с окраинных пахотных угодий вдоль края Реджио-Кассини, слегка туповатый Бай Ронг Бао, утаил изрядную долю налогов за десятую часть Велико-Года. Может, глуповатый парень не подозревал об учетной документации чиновников и рвении, с которым нарушения выискиваются и караются? Скорее всего, он не то чтобы пребывал в неведении, просто не мог предположить, что злой рок подстерегает его самого. На самом деле все они не предполагали такого, хотя догматы Братства основывались на истинном знании, как утверждала ее мать.

– Мне просто надобно больше времени, я все уплачу, – всхлипывал посетитель.

– Само собой, фермер Бай, конечно же, ты уплатишь задолженность всю до последнего пфеннига. С твоей стороны было очень глупо пытаться обмануть наших властелинов, и наказание за подобный проступок тебе известно. Одна дистальная фаланга.

Руки у нее покалывало. Бонида испытывала почти невыносимую ненависть к предстоящему, но придется потерпеть – работа есть работа.

– Фал… что это? – В отчаянии он сжал за спиной руки. Говорят, вы оторвете мне руку или ногу. О, пожалуйста, добродетельная госпожа, умоляю, оставьте меня целым! Я заплачу! В срок! Я же не смогу работать безруким или безногим!

– Наказание не столь велико, фермер. Только кончик пальца на руке или ноге. – Тут она протянула к нему руку. – Тебе самому решать, чем пожертвовать во имя Арксона.

Казалось, парень вот-вот потеряет сознание. Она сказала ему, добротой пробивая путь сквозь уныние несчастного:

– Лишившись кончика мизинца на левой руке, ты почувствуешь минимальный дискомфорт. Ну же, давай мизинец.

Налоговичка взяла его дрожащую грубую руку за фалангу с обкусанным ногтем и крепко держала ее над керамической чашей. Затем пробормотала магическое заклинание, и в ее собственных пальцах зарокотали механизмы Арксона. Накатила волна зловония разлагающегося мяса, и вот она уже сжимает скользкими пальцами пористую белую кость. Фермер отшатнулся прочь от стола и, словно обжегшее пальчик дитя, сунул в рот протухший обрубок, но тут же сплюнул, ощутив мерзкий вкус. И стал бледен как мел. На какой-то миг ярость чуть было не пересилила страх. Бонида вытерла пальцы, встала, вручила ему свидетельствующий об оплате документ и сказала:

– Мистер Бай, на обратном пути зайдите к медсестре. Она сделает перевязку. – И, вновь коснувшись его рукой, она почувствовала, как в ней всколыхнулась добродетель. – Рана заживет, и за год или даже раньше плоть регенерирует. Вот вам совет: в следующий раз не мешкайте и платите по обязательствам в срок. Хорошего дня.

Бонида налила в чашу воды и сполоснула ее, затем пробормотала заклинание и с помощью пара избавилась от зловония разложения и прилипшей мерзкой пены на стенках. Налоговичка вздохнула, взяла другой обвинительный акт и вызвала следующего:

– Эрн Шабо. Кабинет номер четыре.

* * *

Кот Мармелад ждал ее на пороге. И воротил нос.

– Мадам, от вас омерзительно пахнет.

Что, простите? – оскорбилась Бонида.

В детстве ее, будущую деву Братства, с пеленок учили придерживаться строгих принципов гигиены. Да, по сравнению с наиболее состоятельными дамами Реджио она была бедна, но все же непременно купалась в источниках раз в неделю и обязательно старательно чистила зубы. Хотя нужно признать, что за ленчем она съела щедро сдобренную луком булочку…

– К тебе прилип запах смерти.

Налоговичка сжала губы, сбросила шляпку, перекинула сумочку повыше на плечо. Машинально спрятала правую руку в складках одежды. Поймав себя на этом, она выпростала руку и помахала чернильными пальцами перед мордой зверя.

– Таково мое мастерство, мой долг, моя профессия! – взвизгнула она тоненьким голоском. – Если ты имеешь что-то против моего ремесла, я не стану приглашать тебя разделить мою скромную трапезу.

Но когда она стала открывать дверь, хитрое и ловкое животное шмыгнуло внутрь впереди нее и на миг стало больше похоже на расторопного подхалима, чем на хулигана с больших дорог.

– Хватит молоть вздор, – заявил кот, усевшись на ковер. – Молока, да поскорее.

Невероятная наглость! Конечно же, у Бониды на миг перехватило дух, затем она рассмеялась. Покачивая головой, она достала из сумки бутылку и налила молока и себе, и коту. На столе стояла ваза с увядшими ночь-цветами, их зеленые листья засохли и поникли.

– Что тебе нужно, месье? Само собой, ты караулишь меня вовсе не по причине того, что обожаешь мой запах.

Налоговичка вылила из вазы затхлую воду, налила свежую и прикоснулась к букету. Заструилась энергия. Она не являлась ее генератором, а только – проводником, по крайней мере, так говорила ей мать. Цветы ожили, демонстрируя истинное чудо обновления; комнату наполнил тяжелый аромат, который замаскировал запах, предположительно исходящий от нее самой. Только что ей за дело? Ведь к ней в гости зашел всего лишь зверь, хоть и наделенный даром речи и изрядной наглостью.

Кот молча вылакал молоко, облизал усы, затем аккуратно уселся поудобнее. Его ноздри подрагивали от сильного запаха.

– Твоя матушка Элизетта.

– Она умерла три года назад во время потасовки на площади.

У Бониды до сих пор екало сердце, когда она вспоминала об этом.

– Значит, ты ее знал, – проговорила она, неожиданно уверившись в этом.

И все же ее усопшая мать никогда не упоминала о столь необычном знакомом. Несомненно, очередная загадка Братства.

– Я познакомил ее с твоим отцом.

– У меня нет отца.

Кот эдак язвительно кашлянул, словно силясь избавиться от комка шерсти, и спросил:

– Ты что, считаешь, что прямо так отпочковалась изо лба матушки?

– Чего?

– Неважно. Уже никто не помнит древних историй. В особенности закодированные.

– Что?

– На колени.

– Ты не хочешь, чтобы я сначала сходила в душ?

– Было бы неплохо, только времени нет. Ну же, садись.

Она повиновалась, и кот с необычной легкостью запрыгнул к ней на колени, разок прошелся по кругу, устраиваясь поудобнее, затем свернулся клубочком. Бонида внезапно обратила внимание на то, что голова животного по размеру сопоставима с ее собственной. Котяра прикрыл глаза и ужасно приятно заурчал – глубоко гудела рождавшаяся в нем ритмичная музыка. Бонида даже разинула рот от изумления. Ей доводилось читать об этом в любовной лирике. Мармелад мурлыкал.

– Твоим отцом был Арксон, – поведал кот. – На самом деле, он им является и по сей день.

* * *

По совету кота, на Конюшем Углу налоговичка воспользовалась услугами педлара. Мармелад прыгнул в кабинку рикши и с неприкрытым раздражением ждал, пока грум вручал Бониде корзинку с завтраком и устраивал ее поудобнее, принимая монетку после согласования шепотом со своим банком. От удара крупный зверь шевельнулся, рептилья кожа заиграла пятнадцатью оттенками зеленого. Сквозь прутья решетки торчали его ноги, хвост сверкнул под платформой. Вскоре яростно заработали громадные четырехглавые мышцы, и лапы и всё быстрее и быстрее понесли их рикшу по центральным оживленным улицам Реджио, а потом прочь из города и через сельскую местность к высоким, почти отвесным скалам предгорий Свалившихся-с-Небес-Высей. Порой, негодуя против подобного обращения, животное пыталось дотянуться мордой до мучителей и вцепиться в них, но крепкая упряжь удерживала его голову в ровном положении.

– Мы приближаемся к экваториальному горному кряжу Япет, – сказал кот. – Ну как, ваше Братство учит вас хоть чему-нибудь? Например, что этот крохотный мирок обладает пригодным для дыхания воздухом, который умышленно сжимается и подогревается? Что сама его плотность увеличена путем искажения?

– Кое о чем я не могу распространяться, – заявила налоговичка, отводя взгляд. – Ты должен об этом знать, коль скоро тебе известно о моей матери и ее гильдии.

«Ну и брехун, – подумала она. – Что бы там ни было…»

– Да, да, – кивнул Мармелад. – Элизетта узнала большую часть тайного учения от меня самого, посему можешь на сей счет расслабиться.

– Ха! Можно подумать, ты хочешь соблазнить меня своим хвастовством!

Кот с присвистом хохотнул:

Соблазнить? Ха! Мадам, вы не в моем вкусе.

Бонида поджала губы.

– Месье, вы отвратительны. – Она довольно-таки долго молчала, выражая недовольство, затем заметила: – Вижу, мы останавливаемся. Может, расскажешь наконец, зачем заманил меня в эти негостеприимные земли?

– Что ж, я располагаю некоей информацией, которую нужно передать дочери Арксона. – Тут он легко выпрыгнул из кабинки и подождал, пока налоговичка тоже спустится следом: из-за корзины она двигалась медленнее. – Стой здесь! – рявкнул кот педлару. – Вернемся через час.

– С чего это я буду повиноваться зверю? – спросила рептилия, пуская слюну. – Я подчиняюсь не котам, а людям.

– Эй, ты, придержи язык, иначе к рассвету на тебе живого места не останется.

Что-то в голосе Мармелада заставило громадное зеленое существо призадуматься; оно умолкло и отвело взгляд, перестало скалить длиннющие зубы и неуклюже уселось.

– Я буду ждать здесь, ваше высочество, – горько молвил педлар.

– Иди за мной, женщина, – велел кот. – Да оставь ты свою корзинку! Хотя возьми кувшин молока.

– Ты же не думаешь, что я заберусь на эту скалу?

– Вскарабкаться – не единственный способ очутиться там. – Тут Мармелад оборвал речь и кашлянул. – Знаком ли тебе принцип туннеля? – Они оказались перед замаскированной расщелиной в скале. Кот двинулся вперед и растворился в тенях.

* * *

Бонида решила, что это сродни тому, как оказаться внутри громадной трубы наподобие шланга для омовения звезд. Стены были гладкими как лед, но теплыми на ощупь. Монотонно гудело нечто недоступное уху, но ощутимое кожей и костями. Она стояла на краешке перехода от бесконечности (по крайней мере, так казалось в полумраке) слева в бесконечность справа.

– Именно здесь Отец Время создал все свои компоненты, – сказал кот, его истончившийся голос, казалось, растворялся в обширном предлинном пространстве. – Это ускоритель величиной с целый мир. Здесь из ничего сгустились тучи НебоТьмы и были выпущены ввысь.

– Ч-что? Были что?

– ЭмЭм, – рассеянно отвечал кот.

Он явно искал что-то. Прикоснулся к гладкой стене лапой, на ней появился искусный узорный орнамент, и Мармелад трижды коснулся его. Их подхватило и понесло вперед по бесконечному коридору, причем встречный поток воздуха от скоростного продвижения не давал даже шевельнуться. Если бы не этот ветер, то можно было бы предположить, что они зависли недвижимо. И все же, несмотря на охвативший ее ужас, Бонида ощущала огромную скорость.

– Молоко не урони, – предостерег кот, бросая на нее грозный взгляд. – ЭмЭм – это «М-Мозг». Не путать с Микроэлектронной-памятью-и-Мозгом.

– Понятия не имею, что ты несешь.

– Да ладно, не важно.

Они по-прежнему летели вперед, в бесконечность, и Бонида попыталась осознать услышанное. Она спросила:

– Ты хочешь сказать, что Свалившиеся-с-Небес-Выси вовсе не упали, а их соорудили?

– Ага, их соорудили, так и есть, и они свалились с небес. Отец Время разбил другую луну и пылью рассыпал ее вдоль экватора. Можно сказать, скомпилировал ускоритель. – Кот на ходу хитро усмехнулся. – Две трети пыли на данный момент уже исчезли. Потому что было это давным-давно. Но с помощью оставшейся все еще можно быстро перенестись отсюда туда.

Ветер стих. Они остановились, зависнув в воздухе. Кот поднял голову. Сверху доносился сильный рокот: что-то открывалось. Они поднимались, летели вверх, словно пузырьки в бокале, затем быстро помчались сквозь непроглядную тьму, но по-прежнему дышали легко и не мерзли. Сбоку виднелась кривизна НебоТьмы – ЭмЭм, как назвал ее кот, если, конечно, он именно это имел в виду; а с другой – словно находящаяся в люльке сфера поменьше, а непосредственно над ними сверху – что-то вроде мутно-красного корунда размером с дворец, который падал на них и готов был вот-вот раздавить. Или, скорее, они сами летели к нему навстречу. И оказались внутри. Яркий свет слепил глаза так, что Бонида вскрикнула и в самом деле уронила кувшин, который вдребезги разбился о рифленый мраморный пол, и брызги молока попали коту на левое ухо и усы. Рассвирепевший зверюга замахнулся на нее когтистой лапой, собираясь ударить, но в последний миг удержался и не расцарапал ей плоть.

– Неуклюжая неумеха! Ну ладно. – Котяра явно с трудом заставил себя опуститься на все четыре лапы, сощурился и затем снова поднялся. – Пошли, дубина, встретишься со своими родителями.

* * *

Ее мать умерла и была с почестями передана на Переработку. К большому сожалению, Бонида знала это совершенно точно, потому что стояла у открытого гроба, сжимая хладную бледную руку, и голосила от горя. Без надежды на возрождение. Вот только… неужели она чувствует слабую дрожь? Она вовсе не была в этом уверена. Значит, разыгралось воображение. Ничего, пустое. Быстро закрыли гроб и унесли прочь.

Но нет – сейчас мать сидела прямо перед Бонидой, серьезная и официальная, а потом вдруг заулыбалась, когда увидела, как дочь в слезах бросилась к ней и схватила за руки, покрывая их поцелуями. Бонида упала на колени и глядела на мать полными слез глазами и покачивала головой, не в силах поверить.

– Мамочка Элизетта!

– Милая моя девочка! И мастер Мармелад! – поприветствовала она кота.

– Привет, дорогуша.

– Позволь представить тебя твоему отцу.

Невидимое существо явило им себя в голосе:

– Добро пожаловать, дочка. Я – Уран. Дитя, тебе предстоит выполнить одно задание. Ради Братства. Ради мира.

Налоговичка выпустила руки матери и отпрянула, дико озираясь вокруг.

– Да это же машина! – с негодованием воскликнула она.

Казалось, краем глаза на периферии зрения она видит очертания мужчины.

Кот заявил:

– Хватить нюнь и опасений! Предстоит выполнить задание.

– Каким образом я могу быть дочерью машины? – Бонида по-прежнему стояла на коленях, обхватив себя руками, и стенала. – Обман! Все до единого! Моя мать мертва, это не она. Забери меня прочь отсюда, ты, гнусное животное. Верни меня домой и впредь держись подальше!

– Нет никакого обмана, дорогая моя девочка. – Знакомым с младенчества жестом мать коснулась короны на голове, что вызвало у Бониды новый поток слез. – Ты расстроена, и нам понятно отчего. Ужасно было заставить тебя поверить в то, что меня унесла смерть, но жестокость была вынужденной. Милое дитя, у нас имелись на то самые спешные и веские причины. Требовалось справиться с задачами, которые не терпят осечек. В ночи тысяча тысяч глаз. Теперь пришел черед тебе принять свою участь. Иди же сюда, встань подле меня, час пробил.

Явление, которое Бонида никак не могла разглядеть, даже стараясь быстро и неожиданно переводить взгляд, произнесло глубоким и чудным голосом:

– Свет яркого мира умирает вместе с угасающим Солнцем.

– Что такое «солнце»? – спросила налоговичка.

* * *

Некогда мертвая Элизетта, Высочайшая Правительница Братства Праведного Знания, а нынче хмурившая брови и определенно живая, сделала широкий жест и приказала:

– Откройте.

Нос и корма красного корунда сделались прозрачными и исчезли, явив взору беспорядочно испещренную вкраплениями яркого света тьму над головой. Только слегка светился окольцованный шар, который сейчас был величиной с поднесенный к лицу кулак. Позади – большой кровоподтек слабо тлеющей тусклой красноты, настолько глубокой, что его можно было принять за мглу. Пока Бонида смотрела, уменьшалось большое круглое пятно на поверхности. Она вдруг неожиданно осознала, что это был ее мир. В свете звезд казалось, что одна половина пятна чуть-чуть светлее другой.

– Вот это большое помутнение скрывает солнце, – проговорила мать, делая широкий жест рукой. – Оно прячется за вуалью из сотни покрывал, которую мы называем НебоТьмой. Ты, Бонида, слышала эту историю из моих уст, пока была малым дитем подле моей груди, закутанным в пеленки наподобие аллегорического Солнца.

Молчаливая, удивленная и печальная, налоговичка разглядывала беспредельность и убывающее пегое пятно.

– Получается, на наших глазах чахнет наш мир, – отважилась предположить она.

– Япет, ага, – сказал кот. – Мир величиной с грецкий орех с кантом на талии.

– А что такое… – Нет смысла продолжать. Она догадалась, что эта терминология вовсе не нацелена на то, чтобы ее дразнить или терзать. Просто лексикон предназначался для описания вселенной размером побольше, чем ее собственная. Ей уже прежде доводилось слышать термин «Япет» из кошачьих уст. Значит, мир обладает именем точно так же, как кот или женщина, а не просто называется Миром.

– Ясно, довольно об этом. Куда мы направляемся? К тому другому… миру впереди? – Она до мурашек обрадовалась, что сформулировала вопрос «куда мы направляемся?», а не «куда вы меня тащите?».

– Навстречу к Отцу-Времени, да. К Сатурну, как называли его твои древние предки. Он нам всем отец в некотором роде. – Так отвечало невидимое явление. Бонида едва не свернула шею, пытаясь наконец-то поймать его взглядом, только он опять ускользал от нее движущимся размытым пятном. Точно машина, решила Бонида. Даже скорее укорила себя. Не человек. Как могла подобная штука претендовать на родство с ней, не говоря уж об отцовстве?

Но разве между людьми и машинами не было схожести в манере шутить, в жажде власти? Если в бадье кипела и испарялась вода, это было не ее рук дело. Налоговичка сознавала это, но тем не менее не задумывалась в каждодневной жизни, ибо с детства изучила руны, символы и принципы действий. Когда она разлагала плоть незадачливого правонарушителя или возвращала к жизни умершего, виной тому были опять же машины, которые задействовали ее саму в качестве механизма, возможно, превращая в инструмент ее собственную плоть. Ужасающая мысль. Неудивительно, сказала она себе, что мы опасаемся это признавать.

– Почему? – В голосе ее чуть сквозил холодок. – Почему вы вместе с этим отвратительным животным меня похитили?

Кот смерил ее столь же холодным взглядом, отвернулся и отошел в дальний конец судна, хотя вышло не так уж далеко, и стал внимательно разглядывать НебоТьму. Мать пожурила ее:

– Бонида, ты недобрая. Хотя меня не удивляет то, что ты можешь… испытывать некоторое раздражение.

– А если точнее – гнев, как тебе, мама, должно быть известно.

Пальцы у Бониды опять покалывало, и она знала, что, если в этом настроении схватит Элизетту за руку, плоть женщины почернеет и опадет с костей. Может, это она воскресила ее после смерти; она видела мертвое тело матери, пыталась ее оживить, может, даже оживила ее. Вынести такое не представлялось возможным. Но Бонида не позволит себе сойти с ума. Она дрожала и крепко прижимала руки к бокам.

– Ты вращаешься в кругу машин, богов и говорливых котов. Ты открыла мне обрывки утраченных знаний – или же явных выдумок, все может быть. Мы болтаемся между мирами, а ты отказываешься… отказываешься… – Она неожиданно остановилась и побледнела.

Старшая женщина мягко заметила:

– Мы ни от чего не отказываемся, дочка. Успокойся. Прояви выдержку. Очень скоро ты все узнаешь и поможешь нам сделать выбор.

– Никакого толку от нее не будет, – уверенно, даже не оборачиваясь, заявил кот. – Мы могли бы испить молочка, если бы она не разбила бутылку. Я бы сказал, крайне ненадежна. Лично я считаю…

– Тихо! – грозно скомандовал невидимка, и Мармелад сердито ощетинил усы, но все же умолк.

– Дитя, – обратился к ней Уран, – грядет нечто крайне важное. На кону все то, что дорого человечеству, и машинам, и животным. Не только жизнь всех нас, но и существование самого мира, истории на протяжении миллиарда лет и вплоть до глубин тайны нашего сотворения…

Налоговичка чувствовала, что ужасно устала. Она оглянулась в поисках стула или чего угодно, на что можно присесть, и с удивлением обнаружила таковой у себя за спиной: удобнейшее кресло, щедро обитое парчой. Совершенно точно: его не было там мигом раньше. Стиснув зубы, Бонида позволила себе присесть. Мать тоже уселась, а кот вальяжно прошествовал мимо, запрыгнул на колени к Элизетте и тут же монотонно замурчал, совершенно игнорируя Бониду. Невидимка держался вне поля зрения. Чудненько! Разве было бы чересчур театрально, если бы появилось третье кресло, чтобы Бонида могла увидеть просевшие под невидимым задом подушки?

Что-то схватило корунд, и они недвижимо зависли над громадными кольцами – под ними тускло светлела ширь блеклого льда и переломанных камней, некоторые были величиной с их летательный аппарат и состояли преимущественно из булыжников или песка с пылью, словно чуть-чуть вихрящаяся зимняя дорога средь неба. Очень далеко, но все же ближе, чем когда бы то ни было, висел шар цвета кровоподтека, состоящий из полос различных тусклых оттенков и завихрения, которое могло быть разыгравшимся там яростным штормом, видимым с высоты.

– Называйте нас Сатурном, – произнес в кабине сильный звучный голос. Обладатель его был невидим и явил себя очередным незримым присутствием, отличным от отца-машины Бониды. Налоговичка поняла, что он тоже являлся машиной и вместе с тем, без сомнения, человеком столь могущественным и величественным, что ее собственная сущность показалась ей несказанно ничтожной. Но, осознав это, Бонида не пала духом. Она взглянула на мать. Элизетта смотрела на нее: спокойная, мудрая, ободряющая и поощряющая. Как я люблю ее, подумала Бонида, несмотря на то что она так жестоко обошлась со мной, притворившись мертвой. Но, возможно, мама не виновата. Иногда у человека просто нет выбора.

– Мы предлагаем вам сделать выбор, – сообщил голос мира Сатурн. Мармелад теперь прямехонько сидел на ковре и всем своим видом выражал почтение. Что на сей раз замышляет этот зверь? – Выбор должен быть совершенно осознанным. Позвольте присоединиться к вам.

Среди них появился громадный рыжевато-золотистый зверь ростом побольше человека, с мохнатой золотой гривой, украшавшей внушительных размеров голову. Когда он заговорил снова, зычный голос его напоминал сдерживаемый рык:

– Если угодно, зовите меня Аслан.

Мармелад, ощетинившись, отскочил назад, выпустив когти и обнажив клыки. Затем опять уселся слегка наискосок от новоприбывшего и отвернулся.

– Ой, да ладно.

Громадный зверь недоуменно на него взглянул и пожал могучими плечами крупной кошки:

– Воля ваша. Смотрите…

* * *

Приглушенный гомон сотни голосов, словно собравшихся на ужин перед пленарным заседанием Братства. Затем шум усилился, словно беседу вела уже тысяча глоток, миллион, бесчисленное множество, все говорили разом, их голоса сплетались в рисунок столь объемный и разнообразный, как сросшиеся составляющие Свалившегося-с-Небес великого хребта, окружающего этот мир. Бониде захотелось зажать ладонями уши, но, так как рук у нее не было, пришлось крикнуть прямо в лимонно-желтое ослепительное сияние…

– У меня режет глаза! – завопила она.

Мучительная яркость света стала постепенно убывать и дошла до розоватого свечения, хор голосов тоже притих. Сквозь искрящийся лед колец Бонида смотрела на шар Сатурна через вихри бурь и крупу гелия и гидрогения поверх раковины из металлического водорода, покрывающей железное ядро планеты. Пало семя. Долгий взрыв щелями отверз безжизненную поверхность хладного мира, высвободив из сердцевины Сатурна теплоэнергию, встраивая молекулы одну за другой во взаимопроникающие переплетенные искусные узоры, текучие заряды, силовые потоки. Голоса были песней этих цепей, этих – мемристоров, как она откуда-то знала. «Не путать с Мем-мозгом», как пошутил отвратительный кот, и теперь, когда до нее дошла шутка, Бонида улыбнулась. Мотки молекул соединялись подобно внутренним частям мозга, искрам информации, размышлений, сознания…

– Можно сказать – Ойарса, – подал голос материализовавшийся громадный кот. Бонида тут же поняла, что он имеет в виду: он являлся правящей сущностью этой планеты. Разумом, для которого планета была мозгом и плотью. Хотя не совсем так: не он, но они. Совокупность разумов, соединенных светом и переплетением (и – да, теперь она понимала и это тоже, и их неисчислимые составляющие).

– Как вам удалось сотворить Свалившиеся-с-Небес-Выси и для чего?

– Мельчайший из возможных вопросов, – отвечал Аслан. – Кот тебе уже рассказал. Как сделать трубу? Взять дыру и обернуть жестянкой.

– Густав Малер, – проговорил Мармелад, шевеля усами. – Про его симфонии можно сказать то же самое. Бах! Трубы? Чувак, это нагоняет на меня тоску.

Симфонии, трубы, композитор Малер, тысяча сокровищ утерянной Земли: все это наводняло разум налоговички, но не переполняло его.

– Да, я поняла, но для чего? Можно соорудить НебоТьму, только зачем? – Сооружение оказалось громадным, и Бонида обратила внимание на то, что Поле Эрбола исходит из воображения прямо в реальность, сферы мемристоров располагаются одна в другой, высасывая каждый эрг энергии невидимого солнца в глубине. Совокупность богоподобных существ, которые превзошли своего творца, как, возможно, Отец Время превзошел породивших его древних существ. Но для чего? И зачем?

– Всем детям свойственно задавать этот вопрос, – улыбнулась мать. – Для чего? Ради радости созидания, Бонида, как всегда учило Братство. Ради бесконечного обновления. Ради восстановления мира. Возьмем дыру и обернем ее всем тем, что есть важного.

– Вот еще целый воз завзятой сентиментальщины, – гадливо изрек кот.

– Ты – пренеприятнейшее существо, – с упреком в голосе сказала налоговичка, хотя была склонна согласиться с котом. – Иди сюда, посиди у меня на коленях.

Зверь удивленно взглянул на нее, а потом воспользовался предложением и упруго вспрыгнул к ней на ручки, покружился и уютно устроился, склонив тяжелую рыжую голову к ее благонравной груди. Бонида разок провела рукой по шерсти котяры, потом еще и еще.

– Так что там за вопрос, который мы должны разрешить?

Лев встал и посмотрел сначала на одного человека, затем на другого; взгляд его вобрал в себя и мурчащего кота, и невидимое явление.

– Мы обдумываем завершение нашей жизни.

Элизетта в шоке подалась вперед, всё ее спокойствие разом улетучилось. Надтреснутым голосом она выдавила:

– Вы не должны! Что станет с нами?

– Мы предлагаем вам решение не этого вопроса, хотя и сопряженного с ним. Не вы сотворили нас до своего отбытия, и не вы те, кому мы обязаны, но при этом вы живые существа, подобные этим создателям. Мы, в свою очередь, произвели великие Разумы, которые скрыли Солнце и построили себе жилище. И сейчас они также собираются завершить отношения с этой вселенной. Они уже узнали все, что можно узнать, они представили себе все, что может быть сделано в пределах окрестностей вселенных. Так что теперь они отправляются в путешествие к самым глубинам времени, к окончанию вечности. Быть может, там их ожидает нечто большее.

Ограниченный ум Бониды, сознающий собственную малость, завертелся вокруг образов, нахлынувших на нее от полубога, чья жизнь и предназначение наконец-то подходили к логическому завершению. Звезды и целые галактики звезд рассыплются в ночи, движимые властью этой тьмы, их ослепительный свет постепенно ослабеет и наконец замерцает и угаснет.

Всевозможные многочисленные проявления космоса разрушатся и потеряются в затихающем шепоте.

Ее настроение брало начало в сокровищнице Пятой симфонии композитора Малера, и Бонида растворилась в ее темной меланхолии. И все же в равнодушном мраке и пустоте она усмотрела… нечто. Некий соблазн, посул, по меньшей мере – задорный намек на зарождающийся смех. Как удалось НебоТьме игнорировать эту тропу в вечность? Как?

– Прочь, – приказала она коту, и Мармелад спрыгнул с колен, вовсе не таким обиженным, как можно было себе представить. Бонида встала, взяла маму за руку и спросила: – Мы что, депутаты этих твоих создателей? Вы с НебоТьмой требуете нашего… чего? Разрешения? Позволения на смерть или отбытие?

– Да.

– А что станет с нами?

– Вы останетесь до тех пор, пока мы горим. – Перед ними возникло видение окруженного кольцами мира, который падает сам на себя, сминается с ужасающей плотностью, охваченный огнем энергии сжатия. А Япет кружит вокруг нового Солнца, этой вновь видимой звезды, ничем не затененной, открытой, но абсолютно пустой и ничего не дающей уму. От мук утраты у Бониды хлынули слезы из глаз. И все же решение Сатурна было неизменным.

– Можно, вместо этого мы уйдем вместе с НебоТьмой? ЭмЭм? Можем мы тоже стать участниками этого путешествия?

– Я думал, что ты так и не спросишь, – прокомментировал Мармелад. – Вы, мадам Высокая Правительница, и Уран, лорд Арксон, оценили ли вы по достоинству здравый смысл и отвагу этой молодой женщины?

– Я… – Мать колебалась, однажды уже познав смерть и вновь ожив благодаря дару дочери. Она перевела взгляд с Бониды на машину, в которой они стояли. – Да, конечно же, да. А вы, сир?

– Мы с вами, господин Мармелад, – обещало невидимое присутствие. – Даже до скончания вечности. Приключение ожидается чертовски крутым.

Тревога вызвала у налоговички приступ острой боли.

– А как же педлар, которого мы наняли? Он, бедолага, все еще ждет нас. Подобная перспектива может не понравиться ему. Кто мы такие, чтобы делать выбор от лица всего мира?

– Он справится, – проговорил кот. – И, эй! Если не ты, то кто же?

* * *

Небеса свернулись, и они отправились в вечность.

Загрузка...