Любовники

Глава двадцать четвертая

Бегать вечно — невозможно, да и ни к чему это всё.

Приехали домой, где мне на встречу выбежали сразу два радостных котенка — Марк и Роза, — которые уже успели по мне соскучиться. Уф, а как уж я рада! На самом деле, со всей этой нервотрепкой, я и сама перестала замечать, как впадаю в некую легкую форму депрессии. Совершенно забыла о том, что помимо своих личных проблем, есть и другие вещи, требующие моего внимания. Даже начала испытывать нечто вроде стыда смешанного со смущением. Как я так легко могла отвлечься? Уму непостижимо.

Коллективные обнимашки с детьми закончились тем, что каким-то немыслимым образом они затащили меня на кухню, предварительно уговорив меня пожарить им блинчики. Что ж…блинчики так блинчики. Отбросила пальто в сторону, усадила детей на барные стулья, а сама потянулась за глубокой миской. Миша, кстати говоря, тоже сел рядом с детьми.

Уютно, — пронеслось у меня в голове. Миша в шерстяном свитере сидит рядом с детьми на его губах блуждает полуулыбка, которая обращена ко мне, а дети словно ничего и не замечают. Хотя, может так и есть. В любом случае, я пережила перелет, почти бессонную ночь и разговор с юристом — имею право на замедленную реакцию и отсутствие эмоций. Запах поджаристых блинчиков, открытой банки с малиновым вареньем и теплый свитер создает определенную атмосферу, которой мне так давно не хватало. Когда в последний раз я испытывала это чувство домашнего уюта? Уж точно до всей этой истории с изменой…

Взяла большое плоское блюдо — как раз для блинов, а затем начала перекладывать подрумянившиеся пышные блинчики. Кажется, у меня получились больше оладушки, но это не так уж и важно. Пока я хозяйничала на кухне — Миша, молча, наблюдал за мной, а сейчас переключился на еду. Может, мне показалось? Может ничего и не менялось в нём, и я всё это лишь придумала? Покачала головой и встала напротив этой банды, опираясь руками о стойку.

— Расскажите, что у вас нового? — спрашиваю я, разглядывая блинчики на блюде.

А нового, конечно же, было много — начиная от того, что Роза внезапно захотела ярко-рыжие волосы, как у какой-то девочки из параллельной группы и, заканчивая тем, что Марку на одной тренировке чуть не выбили зуб. В этот раз, мы говорили как настоящая семья, знаете. Пока Марк что-то рассказывал, яростно жестикулируя и чуть не уронив блинчик на пол, Миша внимательно следил за его движениями. Я делала вид, что очень рассержена его неосторожностью, но, на самом деле, еле сдерживала смех. А что вы хотели, когда отдавали ребенка на хоккей? Травмы — неотъемлемая часть спорта, по большей части, нам пришлось смириться. Да и, в конце концов, не пострадал и на этом спасибо.

Миша иногда вставлял в рассказы Марка и Розы ремарки, которые служили чуть ли не предисловием к совершенно новой истории. После совместного ужина из блинчиков — не очень полезного, но очень вкусного — Миша повел детей в их комнату, предлагая поиграть там. А вот маме с папой надо поговорить. И пока Миша отводил детей наверх, а я мыла посуду — судорожно пыталась придумать, в каком же русле пройдет наш разговор.

Правда, потом я одернула себя. Не хочу решать этот вопрос одна. Если раньше вина и лежала большей частью на Мише, то сейчас…сейчас мы оба натворили достаточно дел. И решать этот вопрос нужно вдвоём. Так что, села за обеденный стол и стала ждать, напряженно сжимая пальцы в замок.

Не прошло и трех минут, как ко мне присоединился Миша. Сначала, правда, он замер на лестнице, видимо, удивившись картине, но потом…рваный выдох было слышно даже мне. Он сел напротив, также сжав руки в замок и внимательно посмотрев мне в глаза. Кажется, настало время переговоров.

— Дети играют у себя, — нарушил тишину Миша, — Я уеду, как только они лягут спать.

Верно, он же сказал, что готов уехать… Я покачала головой.

— Ты не должен уезжать. И я тоже.

Миша нахмурился, пытаясь понять ход моих мыслей, но, по правде говоря, сейчас я и сама с трудом понимала это. Мне просто…просто казалось это неправильным. Сейчас мне было как никогда ясно, что думать о словах не стоит. Как раз наоборот — мне нужно отпустить их, дать себе волю, высказать то, что вертится у меня на языке.

— Я думаю, мы оба должны остаться. — резюмировала я, — Ни к чему нам эти жертвы. Драматично, конечно, но никому не нужно.

— Хорошо… — как-то неуверенно протянул Миша.

— Но, сегодняшнюю ночь я хочу провести в гостевой спальне. Я чувствую себя…немного неуютно рядом с тобой.

Миша кивнул, хотя его явно задели мои слова, но я решила, что так будет лучше. Лучше сказать ему о своих чувствах, по крайней мере, о тех, что он может понять. Так, отлично, с этим мы разобрались… но что дальше? Хорошо, конечно, что мы разобрались со спальными местами, словно мы соседи по комнате, но это далеко не самая острая проблема на сегодняшний день.

— Марин, — оборвал мои размышления Миша, — Слишком поздно и я это понимаю, но всё же скажу. То, что я сделал, то, что я допустил после этого…тебе не стоит прощать меня за это. Это была не ошибка, не какая-то страшная ситуация, которую нужно поскорее забыть. — резал по сердцу Миша, глядя мне в глаза, — Это было предательство. Нашего брака, нашего прошлого, возможного будущего, и я это понимаю. Сейчас — в полной мере.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не уверена…

— Выслушай. — перебил меня он, — Сам не могу понять до конца, как я всё это допустил, но это уже не важно. Это случилось и, больше всего на свете, я хотел бы всё это исправить. Ужаснее всего то, что я понимаю — это невозможно. Ты этого не забудешь. Я этого не забуду.

Мне пришлось с силой закусить губу и прикрыть этот жест руками, чтобы он не заметил. Я отвернулась, чтобы слезы, застывшие в моих глазах, были не так заметны. Казалось, что я вот-вот разрыдаюсь, как самая настоящая истеричка. Начну бить посуду, кричать на него и просить его убраться из этого дома. Вот сейчас я не хотела всего этого слышать. Потому что он был прав. Я не забуду того, что он сделал.

— Но, — продолжал Миша, не пытаясь заставить меня повернуться и взглянуть ему в глаза, — Я не буду просить у тебя позволения. Оно мне не нужно. Если ты захочешь уйти от меня — я приму твоё решение, но ни за что не отпущу просто так. Марин, — он протянул мне свою руку, но из-за пелены слез перед глазами, я не могла её принять, была слишком занята устранением этих маленьких улик, — Я не перестану бороться за тебя. Тебя не было всего ничего, а я чуть с ума не сошёл. Если ты не дашь мне второй шанс — я сам себе его дам. В конце концов, теперь я абсолютно уверен, что кроме тебя мне никто не нужен.

У меня затряслись губы и теперь, помимо закусанных до крови губ, у меня были её и прокусанные щеки. Правда, от слёз меня это всё не спасло. Они скатились градом по моим щекам, и я уже ничего не могла сделать, кроме как вытереть их рукавом свитера. Да уж…его убеждение в том, что кроме меня ему никто не нужен дались мне дорогой ценой…или ценой всего?

— Звучит ужасно слащаво, — усмехнулась я, чтобы разрядить напряжение между нами.

— Знаю, — в той же манере отвечает мне Миша, — Но всё это — чистая правда.

— А если я не хочу, чтобы ты за меня боролся? — задаю я провокационный вопрос, — Что, если я хочу, чтобы ты меня отпустил?

— Пока мне есть за что бороться — я буду это делать. С меня хватит ошибок в этом году. Да и в этой жизни, пожалуй.

— Эгоистично.

— Согласен.

Миша улыбается. Качаю головой и из горла вырывается первый смешок. Кажется, это нервное. Потому что за первым следует и второй, а там я и вовсе начинаю хохотать. Миша присоединяется, не отрывая от меня взгляда. Он ведь не сказал ничего, что можно было бы считать смешным! Кажется, я скоро точно попаду в уединенное место, где раздают модные рубашки с необычными рукавами.

Как бы нам не было весело — спать ложимся отдельно. Сейчас нам не стоит спешить. Может мы, и вступили на мост примирения, но он всё ещё очень шаткий. Осторожно, по шагу за раз. А там и посмотрим, сможем ли мы добраться друг до друга или сорвемся по пути.

Утром я не планирую появляться в офисе, но меня всё равно будит настойчивая трель будильника. Приходится встать, потереть глаза и проснуться. У меня-то выходной, а вот у домашних — нет. Пробираюсь в спальню, потому что именно в нашей с Мишей ванной хранятся все мои женские штучки. Принимаю душ, чищу зубы, ничего особенного, а вот Миша уже на ногах — я слышу бренчание на кухне уже на лестнице.

Оказывается, он полностью вживается в роль папочки домохозяина — готовит завтрак в белоснежной рубашке. Не отказываю себе в удовольствии понаблюдать за этим — моя очередь сидеть за барной стойкой и наслаждаться зрелищем.

— Ты уже встала? — озирается Миша, — Садись. Сок будешь? Завтрак ещё не готов.

— А детей разбудил?

— Да, назначил Марка ответственным за Розу.

Марка? Да эта соня заснет с зубной щеткой во рту и не заметит! Усмехаюсь, принимаю стакан сока от Миши и поднимаюсь по лестнице наверх — в детскую. К моему удивлению, Марк не уснул. Конечно, вид помятый, но ничего, вроде держится. Но вот переговоры с сестрой вести совсем не умеет. Роза развалилась на кровати в позе звездочки и отказывается вставать.

Беру дело в свои руки и приступаю к сложнейшей операции в жизни матери — уговори ребенка встать в детский сад. Потом ещё в школу, в институт, на работу…но не будем спешить. Роза просыпаться категорически отказывается, и я уже подумываю о том, чтобы оставить её дома. А что? Я всё равно никуда не планирую уходить, посидим, посмотрим мультики под шоколадное мороженое, но…нет. Как-нибудь потом.

Ещё полусонную — расчесываю и веду в ванную, где пытаюсь её умыть и заставить удержать щетку во рту, но, честное слово, она иногда просто застывает с ней во рту и стоит! Марк же уже готов, умылся, собрался, оделся и свалил на первый этаж к Мише.

— Роза, сейчас Марк съест весь завтрак, который папа готовит!

— Не хочу кашу… — бурчит она с щеткой во рту, отчего паста стекает на пижаму.

— Ну… — тяну я, доставая салфетки из упаковки, — А что хочешь?

Роза хлопает глазками. Кажется, к вопросу она была не готова. Но нет, уже через пару секунд ответ готов.

— Пиццу!

Я смеюсь. Пицца на завтрак? О да, это идеально, если ты к моему возрасту хочешь страдать от избытка веса и проблем с сердцем. Качаю головой и вывожу это сонное царство в спальню, где переодеваю в чистую одежду. Роза уже достаточно проснулась, чтобы не сопротивляться, а помогать.

Мы спускаемся вниз, где Марк уже прикончил половину омлета на пару с Мишей, а нас с Розой дожидаются одинаковые блюдца с…гренками. Неожиданно. Вроде бы, ничего особенного, сахар, яйца, молоко и батон, но…Роза рада. Ещё бы — это ведь не каша. Я добавляю ко всему прочему ещё и немного сгущенки сверху в свою порцию, ну чтобы совсем слиплось, и мы вполне мирно наслаждаемся завтраком.

Вот только наш семейный завтрак прерывает звонок. Мы с Мишей переглядываемся, а потом Миша идёт к телефону. Хмурится, но вызов принимает. Пару минут — он просто слушает, не шевелясь и, казалось бы, даже не дыша. Но потом подходит ко мне и протягивает телефон. Номер смутно знаком.

— Марина?

— Рома?

— Доброе утро, — более деловито произносит он, — Вы не отвечали в чате, так что я решил вам позвонить. Видимо, полиция этого сделать ещё не успела.

— Я думаю, что она ещё не вся даже проснулась.

— Я ещё не засыпал, — парирует Рома, — Так вот, я звоню не без повода. Вчера я получил копию записей с камер, потряс одного знакомого, чтобы он ускорил процесс. Полиция вчера просмотрела некоторую часть записей, но не всё.

— Записи целы? Был ведь пожар.

— Что сказать, — ухмыляется Рома, — У твоего мужа прекрасная система видеонаблюдения. Кажется, поджигатель знал о ней не всё.

— Ром, давай по порядку.

— Давай тогда сразу к сути, — он прокашлялся, и на другом конце провода зашелестели бумаги, — Система видеонаблюдения в мастерской Миши — это отдельное произведение искусства. Каждая камера подключена индивидуально, и все они синхронизированы в общем центре наблюдения. Всё это более затратно, требует больше времени на установку, да и лишних проводов много, но это нас сейчас и спасает.

— Это не суть, Ром…

— Просто объясняю принцип, но да, ты права, — он снова прокашлялся, — В общем, камеры сохраняют каждый час записи в отдельные файлы, максимум, который может там храниться — три дня. Вчера был третий день и нам удалось сберечь записи с пожара. Камеры были повреждены, а некоторые и вовсе отключены, например, в месте возгорания. Но, была боковая камера, которая сняла и сохранила запись о том, кто входил в здание мастерской за двенадцать минут до пожара.

— И кто же это?