Любовный контракт

ГЛАВА 19

Садовник-умелец смастерил для Дэнни маленькую деревянную коляску.

— Вот, мэм, теперича вы сможете его возить, заместо того чтоб таскать по саду, на склонах это нелегко!

— Спасибо, Энди! Он и правда стал для меня тяжеловат.

— А ежли потянете за веревочку, миссис Маккензи, — это тормоз, видите, он работает. Мы ж не хотим, чтоб малыш Дэнни кувырнулся, правда? Никогда бы себе этого не простил!

Оливия поспешила успокоить старого добряка.

Мистер Графтер сделал большую работу, преобразовав пол-акра заросшего ежевикой склона в прелестный ландшафтный сад (о виноделии и лошадях больше не заговаривали). Оливия устроила в нем декоративные скалы и небольшие водопады, безопасные для Дэнни. Впрочем, он пока предпочитал свою детскую площадку с песочницей вблизи дома.

Эрнст женился на Дженни Стэпли, и они хорошо устроились в маленьком коттедже, который для них полностью восстановили и отделали. Дженни ждала уже второго ребенка — первый родился вскоре после свадьбы. Вот почему им срочно нужна была крыша над головой!

Туристы тоже приспособились, а Теодор Гривз был даже доволен новым проходом через поместье к лесу вдали от жилья.

Дэнни было два с половиной, когда родился второй ребенок, девочка, столь желанная Стюарту. Ее назвали Каролина Пирс Оливия Маргарет. Оливия снова мужественно перенесла все тяготы беременности и родов. А потом опять начала борьбу с обстоятельствами — как работающая мать и деловая жена одновременно. И все время спрашивала себя — зачем?

Во имя Господа — зачем? Она имела все, о чем может мечтать женщина, — богатого и работящего мужа, двух прекрасных детей, включая продолжателя рода, прекрасный дом, хороших друзей и соседей. Так что же она хочет доказать?

Она могла завтра же бросить работу, ее отсутствия в офисе никто бы и не заметил: Бэрди, Натали и все прочие делали свое дело отменно. Можно было уйти и, скажем, отплыть на юг Франции, вместо того чтобы мучить себя, пытаясь быть повсюду одновременно. И все же ей нельзя было уходить, потому что она заработала свое место в «Лэмпхаузе», потому что она любила свою работу и потому что чертовски нервничала, когда переставала работать.

Стюарт предложил «поддерживающую терапию».

— Ты имеешь в виду психиатра?

— Если это поможет тебе разобраться…

Она заявила ему, что трудоголики — не сумасшедшие, он ведь тоже трудоголик, разве нет? Да, но он не страдает маниакальной депрессивностью насчет корпорации «Маккензи», как она насчет «Лэмпхауза».

Нет, сейчас, когда дела в компании идут так хорошо, несмотря на депрессию, ей нельзя уходить. Все это верно, но хотелось бы только, чтобы она была не так помешана на «Лэмпхаузе» и больше походила на любящую жену, какой и является на самом деле.

Это всего лишь отголоски послеродовой депрессии, но с ними она разберется сама, без таблеток и психиатров — оставьте только меня в покое, благодарю вас!

Он перестал спорить, а вскоре опять улетел на одно из бесконечных совещаний.

Оливия пресекла разговоры Аннабел и Жанины на послеродовые темы, напомнив, что они уже беседовали о том же самом после рождения Дэнни.

— И не предлагайте мне послеродовую гимнастику! Я ненавижу упражнения, а кроме того, у меня нет времени.

Аннабел сказала:

— Послеродовая депрессия ужасна. Я прошла через это после рождения Тэнди. Никто тебя не понимает, ни муж, ни врач, ни родные. Все твердят: «Возьми себя в руки!» А ты думаешь: если бы я могла взять себя в руки, то не было бы никакой депрессии. Попробуйте йогу, Оливия.

— Йогу?

— Хатха-йогу. Она мне очень тогда помогла, да и сейчас помогает, если я огорчена и удручена. От нее худеют и стройнеют, она избавляет от депрессии и учит расслабляться, улучшает сексуальную жизнь и вообще омолаживает.

— Звучит как волшебство, — заметила Оливия с кривой улыбкой.

— Это и есть волшебство, — возразила Аннабел. — К тому же чертовски простое, им можно заниматься везде, даже на рабочем месте. Я вам покажу.

Да, хатха-йога оказалась лучшим лечением из придуманных людьми, Оливия сожалела, что не воспользовалась им после рождения Дэнни.

— Ты что, молишься? — спросила однажды утром Бэрди, когда увидела Оливию, после бурной перебранки с возомнившим о себе автором, сидящей на полу со скрещенными ногами, руки за головой, взгляд направлен в пространство.

— Нет, я избавляюсь от дурных флюидов, Бэрди. Это называется хатха-йога.

— Ладно, дорогая, когда покончишь со своей хатхой, будь добра сообщить в редакторский отдел твое решение по новой рекламе.

Когда Оливия возвращалась с работы, она часто заставала в бассейне Аннабел с детьми и домработницей Аннунциатой, Верити Йорк с Дэнни и медсестру Жанину, так что ей оставалось лишь присоединиться к общей суете и веселью.

В компании единомышленников Оливия приучала к воде и дочку, хотя той едва исполнилось два месяца. Все, затаив дыхание, наблюдали, вынырнет ли в очередной раз малышка.

— Вода — наш природный элемент, она не может повредить, — успокаивала Аннабел. Подобно гуру, она уютно сидела в позе «лотоса» на бортике бассейна, выложенного голубой мраморной плиткой. Французские застекленные двери отделяли бассейн и террасу от внутреннего дворика с кострищем для шашлыков. Солнечный свет поздней весны красиво освещал оживленное лицо Аннабел. — Наше тело на две трети состоит из воды. Мы произошли из глубин Мирового океана. Священник крестит нас святой водой. В Индии люди тысячелетиями несли и несут свои беды к великому Гангу. Вода стремится к воде…

Каролина, слава Богу, всплыла. Оливия выхватила дочку из бассейна, безмерно радуясь, что та булькает от счастья, а не от воды. Она завернула ее в полотенце и вручила Верити, бродившей по бортику в купальнике. Контракт с мисс Йорк, отлично присматривавшей за Дэнни, был продлен на год.

Жанина Харви сказала:

— К сожалению, Оливия, мне пора на вечернее дежурство. Завтра мы попробуем ароматерапию. Вы вернетесь к четырем?

— Только если буду работать во время ланча.

— Уж постарайтесь, ароматерапия — это очень полезно…

— Мамочка, мамочка! — позвал ее Дэнни, которого с двух сторон поддерживали Брайс и Тэнди. — Смотри, мамочка, я могу плыть!

— Отлично, дорогой… Прошу прощения, но, я слышу, телефон звонит… — Оливия накинула белый махровый халат, потом взяла мобильный телефон: это Стюарт звонил из Нью-Йорка.

— Оливия, милая, как ты сегодня?

— Великолепно. С помощью друзей осваиваю йогу, уже овладела позами «Рыба», «Лев» и «Кошка». Завтра будет ароматерапия — если я вернусь вовремя. Правда, завтра с утра и днем много встреч, но я надеюсь успеть к Жанине. Она теперь председатель нашего Мидхэрстского общества матери и ребенка, внедряет программу взаимопомощи без врачебных рецептов. Аннабел руководит йогой, Аннунциата делает массаж и ароматерапию… Нет, это не музыка, это Тэнди упражняется на свирели. Дэнни учится плавать… А как ты? Нет, дурачок, я знаю, что ты уже умеешь плавать! Что? Извини, я не слышу — плохая связь… — Оливия заткнула ухо. — Да, я тоже скучаю по тебе, дорогой. Мне тоже кажется, что прошла целая вечность… Позвони мне из аэропорта Кеннеди, когда тебя встречать. Эрнст подъедет на «даймлере»… Ну, пока, целую.

Оливия убрала антенну мобильного телефона, скинула махровый халат, открыла бутылку шампанского, принесенную Верити, и погрузилась в ароматизированные пузырьки джакузи с бокалом в руке, удовлетворенно вздохнув. Нет, в жизни жены миллионера все же есть кое-какие преимущества, сказала она себе.

На следующий день Оливия за ланчем встречалась с агентом, который старался повысить гонорар клиента. Ее школьная подруга, адвокат Джейн Феннингтон-Бэйнс, присутствовала в основном для моральной поддержки. Но когда Оливия поняла, что ланч грозит затянуться, она принесла извинения и встала.

— Мне пора, я должна вернуться в Фаррингдон. Если хотите еще выпить — пожалуйста, за счет «Лэмпхауза»!

— Не беспокойся о нас и о деле, иди, дорогая, ланч был превосходный. — Джейн помахала вслед рукой. — Семья явно берет верх над бизнесом… — Последнюю фразу Оливия уловила, когда Джейн сочла, что она уже за пределами слышимости.

— Где Бэрди? — спросила она Натали. — Мне надо до ухода перекинуться с ней словечком.

— Она в редакторской, смотрит новую обложку.

Оливия обнаружила Бэрди в окружении девушек из старой фирмы, они разглядывали фотографии, разложенные на столе. Оливия подумала, что это, должно быть, книжные иллюстрации. Но все выглядели почему-то смущенными, как будто начальница поймала их на чем-то недозволенном, особенно Бэрди.

— Хэлло, дорогая, а я думала, что ты еще на ланче… сейчас иду!..

— Не беспокойся, Бэрди, я ухожу домой. Зашла только сказать, что в список приобретений надо включить новый роман Бернис Уинтергарден, который обещает стать бестселлером. Позвони ее агенту и сообщи, что мы его берем. Подготовь встречу с агентом и автором для заключения контракта.

— Как скажешь, дорогая.

— А это что такое?.. — Оливия повернулась к столу с разложенными на нем фотографиями, которые начали поспешно прятать от нее. — Это Стюарт, да? — Она схватила одну из них.

— Э… это привез один человек из торонтского отделения…

— Это на яхте у Фэй Ратленд. Знаете, ее новый бестселлер «Голливуд или грудь» «Маккензи, Торонто» откупило у «Маккензи, Нью-Йорк».

— Грудь в новом силиконовом облике, как у кинозвезды, Оливия. «М-Т» устроило в ее честь большой прием… мы только смотрели…

Оливия едва ли слышала все эти уклончивые объяснения, пока смущенные девушки разбегались по рабочим местам. Ее внимание было сосредоточено на фотографии, где Стюарт уютно помещался между Фэй Ратленд и Винни Легран, одной рукой обнимая обнаженные плечи Фэй, а другой — Винни, с которой он делил весьма непрофессиональный поцелуй. Была видна часть стола с большим количеством напитков. Схваченный объективом камеры, Стюарт, со сползшим галстуком и расстегнутым воротом, представал в весьма неприглядном виде — и без жены!

Вот почему девушки так жадно разглядывали фотографии Стюарта Маккензи, привезенные «кем-то» из Канады. Без сомнения, каким-то весельчаком, который, вероятно, сам был на приеме и там здорово выпил!

Фотография выскользнула у Оливии из пальцев. Она повернулась спиной к стайке сотрудниц и молча вышла из комнаты.

По пути от Фаррингдона до дома они не обменялись с Эрнстом ни единым словом. Он понимал, что она чем-то расстроена. У мисс Оливии всегда вот такой неприступный вид, когда ей не хочется говорить. Эрнст поставил машину на стоянку и пошел домой — к жене и быстро разрастающемуся семейству. А Оливия на еще чуть дрожащих ногах вошла в дом и прошла прямо в бассейн, где соседи и няня развлекали друг друга.

— Верити, дайте Дэнни и Каро поужинать и уложите их спать. Мне ничего не оставляйте, я себя плохо чувствую. А вас всех прошу — пожалуйста, уйдите! — сказала она. Затем пошла прямо в спальню, бросилась на двуспальную кровать и проплакала всю ночь.

Утром она выглядела ужасно, глаза покраснели и распухли, лицо сморщилось от слез. В таком виде, да еще с жуткой головной болью, она не могла идти на работу. Она позвонила Бэрди, предупредила ее и попросила переслать неотложные дела по факсу. Бэрди сказала:

— Оливия, те фотографии…

— Я не хочу об этом говорить, Бэрди.

— А я хочу. Причина, почему я там стояла, как дурочка — не в том, что я интересовалась ими, как ты думаешь. Я хотела урезонить девчонок. Они ничего не значат, Оливия, — я имею в виду фотографии. Это просто дурацкая праздничная вечеринка, ничего угрожающего. Наши рождественские вечеринки в офисе бывают не лучше. Ты на них присутствовала и сама знаешь, как глупо ведут себя порой люди, наполненные самомнением и выпивкой…

— Не надо извиняться за моего мужа, Бэрди. У него и раньше были проблемы с пьяными женщинами, а старые привычки легко не отмирают. Не хочу об этом говорить. Пожалуйста, побудь за меня сегодня. Завтра увидимся! — И Оливия положила трубку.

Она стояла перед зеркалом, отражавшим ее смятенный и довольно жалкий облик. Волосы у нее были прямые и длинные, она отрастила их, потому что Стюарту нравилось гладить «этот каштановый шелк», как часто он говорил ей в интимные минуты. Сентиментальный шут! Оливия зашла в ванную, нашла ножницы и обрезала волосы.

В пятницу, когда Стюарт должен был вернуться из Нью-Йорка, Оливия пошла на работу как обычно. Выглядела она и чувствовала себя ужасно. Бэрди, однако, ничего не сказала по этому поводу и как бы не заметила обрезанных волос — бедняжка боялась даже рот раскрыть.

Во время ланча Оливия привела волосы в порядок в ближайшей парикмахерской, вернувшись к короткой прическе, которую мисс Котсволд носила в девичестве.

Стюарт обещал позвонить ей и дать знать, когда прибывает в Хитроу. Оливия напрасно прождала звонка весь день. Она ушла из Фаррингдона в седьмом часу, дома никаких сообщений от мужа не было — ни факса, ни записи на автоответчике.

Миссис Даннимотт оставила им любимый ужин Стюарта — ростбиф и йоркширский пудинг. Она поужинала в компании Верити, едва притронувшись к пище.

Эрнст оставался наготове, чтобы забрать Стюарта из аэропорта, но до девяти вечера тот так и не позвонил. Тогда Оливия сама позвонила Маккензи в Нью-Йорк. В Большом Яблоке в это время было четыре пополудни, и все как раз готовились к уик-энду. Маккензи-старший уже ушел домой, а оставшиеся в фирме сотрудники могли сообщить только, что, насколько им известно, мистер Стюарт отбыл из Нью-Йорка рано утром.

Но если Стюарт покинул Нью-Йорк рано утром, то даже при семичасовом полете на рейсовом лайнере (против трех часов на «Конкорде») он давно должен был прилететь! Может быть, его рейс отложен? Но в таком случае он наверняка предупредил бы ее!

Оливия позвонила Эрнсту в коттедж и сказала, чтобы он шел спать: видимо, Стюарт решил переночевать в офисе, чтобы не беспокоить их в столь поздний час.

На следующее утро Оливия позвонила в Фаррингдон. Ответил Данкерс. Она попросила его проверить, был ли Стюарт в офисе.

— Нет, мисс Оливия, определенно нет. Я проверял этажи и «Лэмпхауза», и «Маккензи» только недавно, когда заступил на дежурство. Его здесь нет, и никаких сообщений не оставлено.

— Спасибо. Дайте мне знать, если муж все-таки появится сегодня, Данкерс.

— Разумеется, мисс Оливия.

Так и не получив за всю субботу ни одного сообщения, Оливия провела ее, бесцельно слоняясь по дому и саду. А в воскресенье начала всерьез беспокоиться. Чувство гнева на мужа заметно ослабло.

Неужели, думала она, Стюарт как-то пронюхал о ее резком отношении к фотографиям и взял дело в свои руки? Вдруг он решил бросить ее!

Возможно, он устал от ее депрессий, от ее напряженного рабочего графика, от систематического неприятия его «светлых идей». А возможно, она ему просто надоела.

Оливия дрожащими пальцами набрала номер «Плаза-отеля» в Нью-Йорке. Она попросила дежурного сделать мистеру Стюарту Маккензи ранний утренний звонок: его жена в Англии желает срочно переговорить с ним. Ей было должным образом сообщено, что мистер Стюарт Маккензи выбыл в пятницу рано утром.

Тогда она позвонила Маккензи-старшему над Род-Айленд, несмотря на то что там было три часа ночи. Трубку взял дворецкий.

— Сожалею, мадам, но мистера Маккензи нет дома, ему пришлось неожиданно вылететь в Торонто. Мистер Стюарт? Понятия не имею, мадам! Может быть, он улетел с отцом в Торонто на его личном самолете, но мне об этом не сообщали. Все, что я могу сказать, мадам, это…

— Хорошо, хорошо, благодарю вас! — Оливия положила трубку — и этот конец обрезан!

Она позвонила Бэрди домой.

— Бэрди, я завтра приду не слишком рано. Мой ветреный муж весь уик-энд не показывался.

— Сочувствую, дорогая! Я могу чем-нибудь помочь?

— Ничем, если только ты не знаешь, где эта свинья.

— Оливия, ты так расстроена…

— Да, Бэрди, да! Почему он мне не позвонил? Почему он не показывается? Что, черт возьми, с ним случилось?

— Я уверена, что ничего не случилось. Наверное, он пытался связаться с тобой, но…

— Нет, не пытался! Кто-то его прячет, это точно!

— Я тебе советую, дорогая, не появляться в «Лэмпхаузе», пока не разберешься с домашней ситуацией. Не беспокойся о делах, мы с Натали управимся. Если он позвонит в офис, я сразу дам знать. А теперь ступай и отдохни, у тебя измученный голос. — И Бэрди дала отбой.

Остаток воскресенья Оливия провела в работе — лучшем средстве от депрессии и неуверенности, а также других неприятных эмоций, порожденных современным образом жизни. О да, ей на самом деле надо было быть викторианской матерью семейства со связкой ключей на поясе, у которой одна забота — что сказать кухарке насчет обеда в отсутствие ненадежного мужа…

Она собралась с мыслями и пошла купаться в одиночестве. Затем целый час занималась хатха-йогой, после чего почувствовала себя значительно лучше. Дальше — больше: она вылизала кухню от пола до потолка, хотя миссис Даннимотт всегда оставляла ее без единого пятнышка. Потом вывела детей на прогулку с Верити. Немного почистила заросли ежевики, смело вторгшись на пока оставшуюся нетронутой территорию.

То, что они с садовником благоустроили, выглядело отлично — цветы, кусты и ползучие растения были готовы зацвести с приходом мая. А кому это надо? — подумалось ей. Много тяжелой работы понадобилось, чтобы привести в порядок пол-акра заброшенной земли. Возможно, Стюарт прав — надо было пустить землю под виноградники и выпас лошадей!

Стянув вечером с рук садовые рукавицы, она почувствовала, как смертельно устала. Зато это помогло заснуть беспробудным сном.

Утром в понедельник она не сразу вспомнила о пропавшем муже. Но потом холодный рассвет все вернул на свои места.

Верити возилась с детьми в детской. Оливия поцеловала Дэнни и Каро и пошла вниз за стерилизованной бутылочкой, которую надлежало наполнить грудным молоком, а потом поместить в холодильник.

— Кто-то вычистил мою кухню, как операционную! — сказала миссис Даннимотт. — Держу пари, что это милая Верити, благослови ее Бог!

Это ее кухня, а не кухня Оливии Маккензи, вот как!

— Не спрашивайте меня, почему я сегодня дома, миссис Даннимотт… Я решила снова стать Оливией Котсволд, самой собой, а не чьей-то женой. Теперь я буду сидеть дома!..

Испуганная экономка только и нашлась сказать:

— Вы босиком, дорогая! На этих холодных каменных плитках можно простудиться до смерти!

— Ну и пускай! — с надрывом сказала Оливия. — Тогда этот ублюдок сможет уйти к другой женщине с чистой совестью — не как сейчас!..

Теперь вся деревня будет знать, что брак Маккензи, как и множество других современных браков, идет ко дну! Оливия поставила бутылочку с грудным молоком в холодильник, аккуратно пометив дату и время, взяла оттуда йогурт и банан и присела за кухонный стол, уронив голову на руки.

— Ну, ну, дорогая, выплачьтесь… — миссис Даннимотт по-матерински погладила хозяйку поместья по спине, как будто происходящее действительно волновало ее. — Я уверена — все не так плохо, как кажется! — Она поставила на плиту чайник. — Чашка крепкого чая творит чудеса! Выпейте и идите в постельку, дорогая, вы совершенно измучены. Уверена, что мистер Стюарт в полном порядке и ничего плохого с ним не случилось!

— Не случилось, так случится! — Оливия вскочила с места и побежала в кабинет, откуда отправила по факсу два срочных послания, написанных крупными буквами, — одно в Нью-Йорк, другое в Торонто: «ГДЕ ТЕБЯ ЧЕРТИ НОСЯТ?».

Затем она схватила мобильный телефон и вернулась в спальню. Но надо было ждать, пока в офисах по другую сторону Атлантики начнется рабочий день. Самое неприятное в бизнесе с американцами и канадцами то, что они отделены от мира разницей во времени, черт бы их побрал!

Миссис Даннимотт постучалась в дверь спальни. Оливия приняла у нее поднос.

— Спасибо, миссис Даннимотт. Если меня кто-нибудь будет спрашивать, скажите, что я в ванне — и надолго!

— Хорошая идея, дорогая, после горячей ванны вам станет гораздо легче, и ни о чем не беспокойтесь, мы с Верити за всем присмотрим.

Не станет мне легче, в отчаянии подумала Оливия. Она не дотронулась ни до супа, ни до хлеба с маслом, любезно принесенных миссис Даннимотт, взяла с собой только чашку чая и мобильный телефон и заперлась в ванной. Ей хотелось просто понежиться в горячей мыльной пене и погрустить, пока нет заблудшего мужа. А уж когда Стюарт Лайон Маккензи вернется, он поймет, что лучше было бы ему оставаться вдали от дома!

Влажными пальцами Оливия набрала номер Маккензи-старшего в Нью-Йорке и соединилась с его пресс-атташе миссис Стейнбеккер.

— Это Оливия? Простите, милая, тут такие ужасные помехи, я вас плохо слышу… Я велела своему помощнику сообщить вам, что Стюарт звонил мне из аэропорта Ла-Гуардия. Он снова полетел в Торонто и хотел, чтобы вы знали…

— Когда? Когда он вам звонил?! — Связь была настолько плохая, что ей приходилось угадывать каждое слово; Оливия отнесла это за счет пребывания телефона в горячем пару.

— В пятницу утром.

— Понятно. Других сообщений не было?

— Нет, Оливия, он сказал только, что летит в Торонто и чтобы я вам об этом сообщила.

— Почему же не сообщили?

— Ах, в пятницу утром было столько сообщений… меня просто засыпали…

— Я звонила в Торонто, его там не было… Он говорил, зачем летит?

— Только, что летит в Торонто… Может быть, он все еще с отцом и матерью… — Тут телефон замолчал намертво.

Хорошенькое дело! — сердито подумала Оливия. Она вылезла из ванны и позвонила в офис в Торонто по стационарному телефону, чтобы гарантировать слышимость.

Нет, мистера Стюарта не ожидали; нет, он не звонил; нет, у него не было назначено никаких встреч; нет, он не оставлял никаких сообщений; да, если он появится во время рабочего дня, ему немедленно передадут, чтобы он позвонил ей. Она попросила соединить ее с Дейвиной Легран. Секретарша Винни сообщила: мисс Легран взяла несколько дней отпуска и уехала; нет, я понятия не имею, куда; очень сожалею, но ее не будет до следующего понедельника.

Теперь все ясно: этот свинтус затеял любовное похождение! — вне себя от бешенства подумала Оливия.