Гриша

Танька моя, Танька... Подай сигнал о моем существовании...

Варвара заметила ошибку и не стала исправлять на «о своем».

Мое существование зависит от тебя.

Писала она в разросшемся текстовом файле. Прошло уже несколько недель, как не было от Таньки ни слуху ни духу. Варвара отправляла ей бесчисленные эсэмэски, пробовала звонить, но ответа не получала. Она бы посылала ей письма по электронной почте, но не знала адреса. Даже Танькиной фамилии, по которой ее можно было бы разыскать по интернету, не знала, оказывается. Варвара скучала, худела, беспрерывно писала письма в том файле, он достиг уже двух мегабайтов, но отправить его было некуда.

И от космических путешественников не поступало вестей, а ей к ним было не дозвониться — Нелидин сотовый не работал в космосе. Одна лишь Ди была в контакте пару раз: прислала одно сообщение с Мальдив («жива-здорова, ныряю за ракушками для Оси»), второе — из Индии («мы тут проходим семинар по йоге, пусть Осенька у вас еще немножко поживет?»). Наверное, Варвара давно заболела бы от тоски, но чувствовала ответственность за Осю и Евпраксию Никитичну и крепилась.

Твой Ося, Танька, очень славный... Только когда гуляет, не хочет надевать шапку, говорит, у него и так куча волос.

Варвара улыбнулась, вспомнив, как однажды убедила малыша, что на его голове сидит кошка, и если за время прогулки от него не сбежит, то значит, он волшебник. Ося поверил и ходил по улице медленно и осторожно, чтобы кошка не спрыгнула.

А еще он гурман— каких поискать. Возмущался, что у меня дома нет устриц на ужин.

«Гурман» взял однажды и за раз слопал коробку конфет в одиночку — Варвара даже переполошилась, как бы ребенку не сделалось плохо. Но все обошлось, даже аллергии не было.

Спасибо, что ты мне его оставила. Так я верю, что ты опять приедешь, уж кого-кого, а Осю ты ни за что не бросишь. Ужасно хочу тебя увидеть, Танька. Мне так хочется быть с тобой — трогать тебя руками и... и летать с тобой. И хочу быть с тобой душевно — просто чувствовать, что ты рядом. Когда ты рядом, весь мир тоже кажется вполне приятным, а когда ты далеко, он... весь чужой и неуютный.

Даже в компании Оси и Евпраксии Никитичны ей было одиноко. Странно, что раньше она этого одиночества и не замечала, хотя после дочкиного отъезда в Англию Варвара почти три года жила одна в квартире. А сейчас от одиночества ее не спасли бы даже Нелида и гном Вася, но ведь и они были где-то очень далеко.

Изредка пытался наведаться сосед, но Варвара его даже в квартиру не впускала, вежливость пришлось временно отменить: беременная гномиха — неподходящее зрелище для случайных посетителей.


Евпраксия Никитична тоже тосковала и — толстела. Она страдала от отсутствия любви. Ну да, она понимала, что Вася в космосе и не может с ней связаться, но подсознательно верила, что если бы захотел, то докричался бы. Хотя бы во сне.

И постепенно теряла форму.

Помимо того что в ширину в три раза увеличилась, она и подросла еще, уже не помещалась в Осин паровоз. Изменились и черты лица. Когда Варвара уходила гулять с Осей, Евпраксия Никитична отправлялась в интернет и опять общалась там как Облако Тумана. Ее контуры иногда бледнели, и казалось, что в облаке висит маленький спящий гномик.


Беременность у гномов протекает быстрее, чем у людей, младенец безболезненно появился на свет через два месяца после зачатия и говорить начал в недельном возрасте. Мать кормила его грудью беспрерывно, даже в интернет почти не выходила, и постоянно хотела есть. Ее с удовольствием подкармливал Ося и обижался немного, что та ему гномика подержать не дает.

— Евпраксия Никитична, а как зовут вашего сыночка? — спросил однажды Ося.

Гномиха скуксилась — у ребенка действительно не было имени.

— Давайте назовем его Гришей? — предложил Ося. — Он такой маленький и милый, как плюшевый медвежонок. Вот медвежонка я бы назвал Мишей, а раз это гномик, пусть будет Гриша!

— Глиса! — охотно отозвался маленький гном, хлопая глазками.

— Ну нет, Глис... тьфу ты, прости господи! Гр-ришей мы его называть не будем! — Евпраксия Никитична сердито поджала губки. — Мне это имя решительно не нравится.

— Ну тогда, может, Сашей? — вступила в разговор Варвара. — Мне всегда имя Александр нравилось, можно Шуриком звать или...

— Только не это! — прервала бывшая Александра. — Хочу, чтобы у моего сына имя было эксклюзивное и неизменяемое!

— Глиса? — предположил тоненький голосок.

— Вот, например... — проигнорировала его Евпраксия, закатив глаза и причмокнув. — Фейер-Верк! Вот как мы его назовем! И чтоб через дефис, так эксклюзивнее будет. Очень подходящее имя для гнома, я думаю. Красивое.

Варвара еле сдержала улыбку, вспомнив зрелищные «спецэффекты», с которыми был зачат маленький гном.

— Почему бы и нет? Фейер-Верк — оригинально звучит, по-моему, — сказала она убедительно.

— Глиса! — с отчаянием в третий раз выкрикнул новорожденный.

С сочувствием Варвара глянула на малыша, подумав: «Интересно, какое имя выкрикнула бы Нелида, когда нам выдавали ее свидетельство о рождении в загсе, если б она в недельном возрасте уже могла разговаривать?»


Если в семье возникли споры о том, как назвать младенца, то следует немного поколдовать. Колдовство простое, осилит любой волшебник, даже хоть начинающий. Сперва нужно написать на бумажках все имена, которые придут в голову, или выписать понравившиеся из словаря, бумажки свернуть и сложить в шапку. Затем присутствующим, всем, кроме одного, вытянуть по одной. Эти бумажки снова сложить в шапку, пусть тянет тот, кто еще не тянул. Имя, которое вытянет он, будет правильным. Ритуал этот магический и потому всегда действует безоговорочно.


Ося разложил на столе все что нужно: потрепанное издание словаря, карандаш, листок белой бумаги из альбома для рисования, ножницы и шапку, которую так не любил надевать во время прогулок. После долгих манипуляций с бумажками Варвара вытянула записку с заглавными буквами, заботливо выведенными детской рукой: «ГРИША!» Евпраксия Никитична, ни к чьему особому удивлению, вытянула бумажку, где было начеркано «фраер-век» тем же почерком, но с меньшей скрупулезностью и без восклицательных знаков.

— Твоя очередь, Осенька! — сказала Варвара, вернув в пустую шапку оба имени.

Ося зажмурился («чтоб всё по-честному!») и, опустив в шапку пухлую ручку, долго перебирал две свернутых бумажки. Наконец вытащил одну, развернул ее, открыл глаза и... раскрыл их еще шире, будто не верил тому, что там написано. Через секунду он в сердцах плюнул, бросил бумажку на пол, забрался с ногами в угол дивана и обиженно засопел.

— Фраер-век, — прочитала Варвара подобранную с полу записку. Евпраксия Никитична просияла.

Ритуал выбора имени для маленького гнома вновь всколыхнул ее чувства к Васе. Но ненадолго. В день зачатия сына их души и тела соединились экстатически. Ей казалось, что это ощущение будет вечным, но оно исчезло, растворилось во времени. Порой она размышляла даже: «Может, я это выдумала? Просто долго не занималась сексом, ну и впечатлилась». Не чувствуя отклика на свои чувства, она почти перестала его любить.

Конечно, Евпраксия Никитична была во многом благодарна Васе — он ведь вернул ее к жизни и дал новую внешность, причем такую, которая вызывала восторг у многих гномов. Но когда он отправился воевать с брутянами, она задумалась: «Ну что у меня за дурацкий вид? Мальчик Ося играет в меня как в куклу, а все, кому я могла бы понравиться как женщина, ну или, по крайней мере, те, кто уважал бы меня как Васину жену, — тоже в космосе и недостижимы. А я живи тут дура дурой».

И связь душ прервалась. Евпраксия Никитична чувствовала себя одинокой. Даже родив гномика, она думала не о нем. «Что меня ждет впереди? Жить в шкафу у Варвары? Быть Осиной игрушкой? А он к тому же скоро вырастет, игрушки ему будут не нужны. Я даже не могу пойти работать и сдать ребенка в ясли!»

Еще будучи беременной, она от скуки завела себе нового друга в интернете. Новый друг не пропагандировал идеи о Конце Света, не говорил о политике, а шутил по любому поводу и все время рассказывал ей, как она прекрасна. Фотографию Облака он не просил, настоящее имя узнать даже не пытался, лишь говорил, что она и так великолепна — как чистая душа.

Евпраксия Никитична не помышляла об измене, да и как может изменить телом женщина ростом двадцать пять сантиметров? Но она изменила душой.

В процессе невинной болтовни новый виртуальный друг узнал все ее логины и пароли и в один ужасный день всем этим завладел. Так как она в тот момент как раз о нем и думала, то немедленно превратилась в облако и перелетела к нему, оставив своего ребенка на попечение Варвары и Оси.


— Ничего, — сказал Ося, от души угощая малыша конфетами. — Мамы иногда улетают куда-то, но потом возвращаются. Будем ждать, не грусти, Фейерверк!

Гномик вытер слезки испачканными в шоколаде ручками, разведя на розовых щечках грязные узоры.

— Я Гр-р-риша! — ответил он негномьим басом.

Загрузка...