Мальчик из Джорджии

02 Как проповедник Хаушо упросил нас позвонить в колокол

Когда я пришел домой из школы, проповедник Хаушо, священник универсалистской церкви, стоял у нас на переднем, крыльце и разговаривал с моим стариком. Сначала я не обратил на это внимания, потому что проповедник Хаушо постоянно таскался к нам и все уговаривал моего старика ходить по воскресеньям в церковь, но папа каждый раз придумывал какую-нибудь отговорку и большей частью ссылался на то, что у нашей ослицы Иды рези в брюхе и ее нельзя оставить одну, пока ей не полегчает, или что свиньи мистера Джесса Джонсона бегают без присмотра, и, значит, надо сидеть дома и сторожить, как бы они не изрыли наш огород. Я решил, что они опять препираются все о том же, остановился у крыльца и думаю: интересно, какую отговорку папа найдет на этот раз? И вдруг слышу, проповедник Хаушо говорит, что сегодня днем должно состояться венчание мисс Сузи Тинг со вторым почтальоном Губертом Уилли, а привратник универсалистской церкви негр Джеф Дэвис Флетчер уехал на несколько дней в соседний округ навестить какого-то больного родственника, и звонить в колокол некому. Мой старик слушал проповедника Хаушо, но, судя по всему не имел ни малейшего желания трезвонить в колокол в его церкви.

— Я вот что вам предложу, мистер Страуп,— сказал проповедник, так и не дождавшись ответа от моего старика.— Если вы согласитесь звонить сегодня во время венчания, я до конца года оставлю вас в покое и не буду уговаривать, чтобы вы посещали церковную службу. Ну как, мистер Страуп? Ведь это по-честному?

— По-честному-то по-честному, но лучше бы вы оставили меня в покое не только на этот год, а и на все следующие,— ответил папа.

— Вы слишком многого требуете, мистер Страуп, расстановкой проговорил проповедник Хаушо.— Долг велит мне не отступаться от человека до тех пор, пока он не начнет ходить в церковь.

— Если уж вам так приспичило со звонарем,— сказал мой старик,— вообразите себе, что я баптист или методист, и не невольте меня слушать ваши проповеди в универсалистской церкви. У меня своя религия. Пожалуй, заслушаешься универсалистского проповедника и пошатнешься в вере. Неужели вы хотите, чтобы я отступился из-за вас от своей религии?

Проповедник Хаушо в изнеможении привалился к стене и долго-долго думал, Папа сидел на перилах ждал, до чего он в конце концов додумается.

— Не будем сегодня спорить о вере, мистер Страуп, — сказал, наконец, проповедник Хаушо. — Я совсем измучился, а у меня через полчаса венчание в церкви. Звонаря разыскивать уже поздно, и если вы не согласитесь, я просто не знаю, как мне и быть.

Мой старик слез с перил и зашагал вниз по ступенькам во двор. Проповедник Хаушо еле поспевал за ним.

— Так и быть, выручу вас, позвоню,— сказал папа,— меня никто не попрекнет, что я отказываюсь помочь человеку в беде.

— Вот и прекрасно! сказал проповедник, весь просияв и с улыбкой глядя на папу.— Я знал, что на вас всегда можно положиться, мистер Страуп.

Он смахнул пылинку с пиджака и поправил галстук,

—Вам собственно и делать-то будет нечего,— сказал он. — Запомните только одно: как я начну читать венчальную службу, тут надо ударить в колокол. Звоните до тех пор, пока молодые не выйдут из церкви и не скроются у вас из виду, А когда и след их простынет, тогда кончайте. Понятно, мистер Страуп?

Меня на такой чепухе не собьешь, — ответил ему мой старик.— Подумаешь, премудрость какая!

Проповедник Хаушо попятился к калитке.

— Ну, мне пора,— озабоченно проговорил он.— Через двадцать минут надо начинать. Вы оденьтесь получше, мистер Страуп, и приходите. Только не задерживайтесь. Я буду ждать вас в притворе — там, где веревка от колокола.

Проповедник Хаушо повернулся и быстро зашагал к универсалистской церкви, которая была за три квартала от нас. Мой старик пошел к дому.

— Пойдем, сынок,— сказал он, широко поведя рукой.— Надо приготовиться к свадьбе. Ты мне поможешь звонить в колокол. Пойдем!

Мы вошли в комнаты, и папа окунул голову в таз с водой и гладко причесал волосы щеткой, На этом наши приготовления закончились.

— Па, а мне ты позволишь позвонить? — спросил я, вприпрыжку поспевая за ним.— Позволишь, па?

— Там посмотрим, сынок, ответил он.— Если тянуть будет не очень трудно, то позволю.

Народ уже сходился на свадьбу. Мы всех обогнали и быстро пошли дальше, чтобы не опоздать к началу службы. У паперти стояла толпа, но мой старик только помахал всем рукой, и мы, не останавливаясь, прошли в притвор.

Проповедник Хаушо ждал нас у веревки, как было обещано. Он очень волновался, и ему не стоялось на месте. Увидев меня и папу, он зашагал по притвору взад и вперед, то и дело поглядывая на часы.

— Мистер Страуп, эта свадьба — очень важное событие,— громким шепотом сказал он папе.— Сочетаются браком представители двух семейств, двух надежнейших столпов моей церкви, Мне бы очень хотелось, чтобы все сошло как нельзя лучше. Я придаю большое значение этой свадьбе. Она соединит две враждующие семьи и положит конец распре, которая мутит всю мою паству.

— За меня можете быть спокойны,— ответил ему папа.— Делайте все, что вам полагается по чину, а уж я возьму на себя обязанности звонаря. Меня тут учить нечему. Мало ли я звонил в колокол, когда работал школьным сторожем.

— Рад это слышать, мистер Страуп,— сказал проповедник Хаушо, вытирая лицо носовым платком.— Теперь я знаю, что звонарь у меня опытный, и будто гора с плеч.

Прихожане один за другим стали входить в церковь, органист заиграл. Вскоре в боковых дверях появилась мисс Тинг в пышном белом платье и с большим букетом. Почти одновременно с ней через другую дверь вошел Губерт Уилли. Венчание должно было начаться с минуты на минуту, и я сказал своему старику, что ему того гляди надо будет ударить в колокол. Проповедник Хаушо с часами в руках стремглав кинулся в притвор и чуть не упал в проходе между скамьями, споткнувшись о чьи-то ноги.

— Ну вот, мистер Страуп,— хриплым шепотом сказал он папе.— Как увидите, что я беру со стола маленькую черную книжку, так и знайте — пора звонить.

Папа кивнул и ухватился за тяжелую толстую веревку, пропущенную с колокольни вниз через круглую дыру в потолке.

— Держи крепче, сынок, — сказал он.— Придется вдвоем раскачивать. Школьный колокол был куда меньше.

Мы взялись за веревку, стараясь перехватить ее как можно выше,

— Ну,— сказал папа,— теперь гляди на проповедника и говори, когда дергать.

Мисс Сузи Тинг и Губерт Уилли стали перед проповедником Хаушо. Губерт был красный, как свекла, а лицо мисс Сузи я не мог разглядеть, потому что она уткнулась носом в свой большой букет. Проповедник Хаушо протянул руку и взял со стола ту самую черную книжку, о которой он нам говорил,

— Дергай, па! — шепотом, так, чтобы другие не слышали, — сказал я.— Началось!

Мы потянули за тяжелую веревку и кое-как раскачали ее. Папа объяснил мне, что надо изо всех сил тянуть веревку вниз, а потом сразу отпускать, и она сама уйдет кверху. После пяти-шести таких рывков язык ударил в колокол, и веревка заходила у нас вверх и вниз, как и требовалось.

Колокол звонил протяжно, и звон этот показался мне немного странным, но, взглянув на своего старика и увидев, какое у него довольное лицо, я решил, что так и надо. Потом обернулся и вдруг вижу: проповедник Хаушо подозвал к себе причетника и что-то шепчет ему. Многие из прихожан вертелись на месте и так на нас смотрели, будто мы делали что-то не то. Причетник кинулся по проходу к нам и, подбежав к папе, шепнул ему что-то на ухо.

Мой старик покачал головой и продолжал звонить, как мы и звонили с самого начала. Причетник убежал назад к проповеднику, перед которым стояли мисс Сузи и Губерт. Проповедник Хаушо уже перестал читать по маленькой черной книжке и, как только причетник шепнул ему что-то, положил книжку на стол и бегом кинулся к нам.

— Мистер Страуп! громко сказал он.— Перестаньте бухать!

— Что вы там чепуху городите? — ответил ему папа. Мы по-прежнему дергали за веревку, и после каждого рывка она уходила в дыру в потолке.— Мне сказано было звонить, я звоню. Чего вам еще надо?

— Чего мне надо? — повторил проповедник Хаушо, запуская палец за воротничок и поводя шеей.— Вы разве не слышите, что у вас получается? Дин... дон... дин... дон...— Теперь уже все, кто был в церкви, повернулись лицом к притвору, и многие делали нам какие-то знаки руками.— Так только часы отбивают или звонят на похоронах. Прекратите немедленно!

— Что вы от меня хотите? — спросил его мой старик.— У нас в школе только так и звонили. И никто не говорил, что это похоронный звон.

— Мистер Страуп! Да разве можно сравнивать школьный колокол с нашим? — сказал проповедник Хаушо.— Величина-то разная! В школьный колокол, как ни звони, все равно. Перестаньте сию же минуту. Все чуть не плачут от вашего звона. Разве такое настроение должно быть на свадьбе?

— Так как же прикажете мне звонить? спросил папа.

— С перезвоном!

— С перезвоном? — сказал мой старик. — Это еще что такое?

Проповедник Хаушо повернулся и быстро оглядел всех, кто был в церкви. Мисс Сузи и Губерт все еще стояли у кафедры, дожидаясь, когда он вернется и доведет церемонию до конца, но вид у них обоих был такой, что, казалось, мисс Сузи того и гляди грохнется в обморок, а Губерт разобьет цветное стекло и выскочит в окно на улицу. — Неужели вы никогда так не звонили?— Спросил проповедник Хаушо.

— Мало того что не звонил,— ответил папа, я даже никогда не слышал о таком звоне.

— Вот как надо: динь-дир-линь, ДИНЬ-ДИР-ЛИНЬ, — сказал проповедник.

— Динь-дир-линь? — переспросил папа, по-прежнему дергая веревку.— Первый раз этакое слышу.

— Хорошо, мистер Страуп, только перестаньте бухать. Говорю вам, надо с перезвоном! — сказал проповедник Хаушо.— Смотрите, многие уже плачут!

— Не могу же я переучиваться на ходу,— ответил ему папа.— Тут нужна практика. Как звоню, так и буду звонить. А в следующий раз попробую по-вашему.

Проповедник Хаушо протянул руку к веревке, но как раз в эту минуту брат мисс Сузи Тинг, Джул, кинулся на Губерта Уилли и вытолкал его через боковую дверь на кладбище, крича, что это Губерт велел так звонить, это все его штучки. За ними еще никто не успел выскочить, а Джул уже насел на Губерта, и они принялись дубасить друг друга, прыгая между могилами и памятниками. У Губерта пошла кровь носом, а Джул располосовал себе брюки о железную дощечку на могильной ограде с надписью: «Вход запрещен».

Мой старик велел мне звонить, а сам пошел посмотреть на драку. Проповедник Хаушо тоже выбежал из церкви вместе со всеми. Я продолжал дергать веревку и теперь уже ясно слышал, что получается точь-в-точь, как у дядюшки Джефа Флетчера на похоронах: дин... дон... дин… дон... Джул и Губерт порядком друг друга исколошматили, но их никто не останавливал: пусть, мол, сами между собой решают, а устанут — разойдутся. Я дергал веревку, как мне велел мой старик, и про себя удивлялся: неужели один и тот же колокол может вызванивать и динь-дир-линь и дин... дон...? И вдруг проповедник Хаушо подлетел ко мне и вырвал веревку у меня из рук. Язык ударил в колокол раз-другой и остановился.

— Хватит, Вильям! — сказал проповедник и, рванув меня за шиворот, спустил вниз по ступенькам.

В эту минуту из-за угла церкви выбежал мой старик. Он как услышал, что колокол замолчал, так и замер на месте.

— Ты почему же не звонишь, сынок? — спросил он.

— Проповедник не велел,— ответил я.— Он меня выгнал.

— Ах, выгнал? — переспросил мой старик, немедленно придя в ярость,

Проповедник Хаушо вышел из церкви и остановился па верхней ступеньке. Вид у него был совершенно замученный,

— Слушайте-ка вы, проповедник! — начал папа.— Если уж я согласился звонить в колокол, так тут хоть тресни, а звон будет. И сейчас я иду в церковь и обещанную работу выполню до конца. Не моя вина, если вам не нравится, как я звоню.

— Э-э, нет! — сказал проповедник Хаушо, загораживая собой дверь.— Вы и так мне всю свадьбу расстроили; и безобразная драка на кладбище — это тоже из-за вас. Вы так звонили, что Тинги и Уилли вспомнили все свои старые счеты. Я вам даже до веревки дотронуться не дам!

— Кто же знал, что Вам требуется не дин... дон..., а динь-дир-линь?

— Соображать надо! — сказал проповедник Хаушо, отталкивая моего старика от двери.— Да вообще, кто не понимает разницы между буханьем и перезвоном, того и подпускать нельзя к церковному колоколу.

Гости, которые пришли на свадьбу, тоже начали обвинять моего старика, что он снова распалил вражду между Уилли и Тингами. Мисс Сузи, уже давно обливавшаяся слезами на хорах, кинулась домой, по-прежнему с букетом в руках. Джула и Губерта я нигде не видел, они, наверно, разошлись по домам умываться.

— Значит, вам не понравилось, как я звонил? — спросил мой старик,

— Вот именно, мистер Страуп! — сказал проповедник, изо всех сил толкнул папу вниз по ступенькам, так что он еле удержался на ногах.

— Тогда не смейте больше являться ко мне в дом и не просите меня слушать ваши проповеди, — сказал папа, боком отступая от него. — Если вам не нравится мой звон, я на ваши проповеди тоже не ходок,

Проповедник Хаушо ушел в притвор. Оп почти скрылся у нас из виду, как вдруг мой старик окликнул его.

— А как же будет, если я захочу примкнуть к какой-нибудь церкви?— спросил папа. — Вдруг я решу, что надо верить не на свой собственный лад, а как все люди? Не оставаться же мне на бобах, когда все прочие обретут спасение и вознесутся на небеса.

Проповедник Хаушо высунул голову из-за двери.

— Вам у баптистов или у методистов лучше будет, — сказал он. — А наша церковь как-нибудь и без вас обойдется, мистер Страуп!