Глава 8

Ровно через сорок минут я уже прогуливалась по платформе из конца в конец, нервно поглядывая на часы. Каких трудов мне стоило придумать для Нинон благовидный предлог для отлучки, а этот нахал задерживался. Наконец на маленький пятачок, отделяющий железнодорожную платформу от перелеска, выскочили обшарпанные белые «Жигули», из которых и вышел мужчина моих несбывшихся снов, он же следователь Генпрокуратуры по особо важным делам. Облокотившись на раскрытую дверцу, он что-то невнятно сказал кому-то в машине и размашистым шагом направился ко мне.

— Привет! — бросил он так, словно это было самое заурядное свидание. Хорошо еще, что с поцелуями не полез.

Я ничего не ответила и, поскольку в уголках глаз у меня предательски защипало от размазанной туши, поспешила отвернуться. Как нарочно, взгляд мой сразу же напоролся на милицейскую листовку с фотографией девушки, найденной недалеко от платформы несколько дней назад.

Сначала за моей спиной раздался тяжкий вздох, потом щелчок зажигалки и наконец виноватое:

— Я понимаю, тебе будет трудно меня простить, но, может быть, ты хотя бы попытаешься понять…

— Понять? — отозвалась я, не оборачиваясь, неожиданно сиплым голосом. — Тогда подскажи, как…

— А черт, опять я не то ляпнул, — с досадой обмолвился Андрей, и я уловила знакомый запах его сигареты, — просто голова идет кругом. Во-первых, после той нашей встречи в гастрономе на душе кошки скребут, во-вторых, этот маньяк… Я за ним уже полгода гоняюсь…

Складно говорит, а как трогательно, может, еще и пожалеть его прикажете?

— Впрочем, что я об этом маньяке… Речь о нас с тобой, — сокрушенно пробормотал он. — Как все глупо получилось, просто по-идиотски. Когда я с тобой познакомился, то никаких таких планов не имел, потом подумал: а почему бы и нет? Ну, знаешь, такой легкий флирт без обязательств, какой многие практикуют… Да и ты ничего не требовала, а потому меня это вполне устраивало… А потом и не заметил, как втянулся, так привык, м-да… Пробовал несколько раз все это оборвать, чувствую, чего-то не хватает… Конечно, нужно было давно объясниться.

— Вот именно, — поддакнула я, упорно изучая фотографическое лицо жертвы неизвестного маньяка, уже начинавшее расплываться перед моими глазами, полными влаги.

— Тебе трудно меня понять, — убитым тоном сказал Андрей, — женская психология отличается от мужской. Я, конечно, подлец и кобель, но мне было так хорошо с тобой, честное слово, ты даже не можешь себе представить как…

— Где уж нам такое понять, — язвительно заметила я, и слезы на моих глазах моментально высохли. — Ты был со мной на седьмом небе от счастья, но это не помешало тебе организовать младенца собственной жене…

— Ревнуешь? — засопел он.

— Идиот! Да чтобы я тебя еще ревновала, слишком много чести! — Я обернулась и смерила его презрительным взглядом, пожалев при этом, что не захватила с собой увеличительного стекла, таким он мне показался микроскопическим, несмотря на атлетическое сложение, некогда волновавшее мою слабую женскую плоть.

Как ни странно, мой грозный рык произвел на этого кающегося грешника действие, противоположное ожидаемому. Удивительное дело, он вдруг воспрял духом и осмелел настолько, что прямо посмотрел мне в глаза:

— Ну вот и ладненько, ну вот и чудненько, теперь тебе нужно как следует разрядиться… Ну, обзови меня еще как-нибудь!

— Это как? — Я опешила от такой нестандартной просьбы.

— Да как вздумается, — милостиво разрешил этот особо важный следователь. — Сволочью там… или мерзавцем… А хочешь, крой по матушке, это, между прочим, самое радикальное средство при таких делах.

А я вдруг вспомнила злой вопль убиенной банкирши той ночью и выдала деревянным голосом:

— Старый… к-козел!

— Почему старый? — неожиданно обиделся мужчина моих несбывшихся снов, еще минуту назад вдохновенно призывавший меня крыть его «по матушке».

— Да пошел ты… — вяло ругнулась я и пошла прочь.

Однако он меня настиг и осторожно взял под локоть. Вот банный лист!

Пришлось мне поинтересоваться:

— Что, я еще не все твои просьбы выполнила? Может, прикажешь в морду тебе дать?

Андрей быстро зыркнул на «жигуль», терпеливо дожидавшийся его возле платформы, и ответил со вздохом:

— Я бы разрешил, если тебе это поможет, но как-то не хочется при подчиненных… Может, в другой раз?

— Непременно, — пообещала я, прибавляя шаг. — А до тех пор я потренируюсь на боксерской груше.

— Да подожди ты, — снова задержал меня Андрей, — я же тебе главного не сказал… Ситуация у нас получается непростая… Короче, я этим делом буду заниматься и дальше, сама посуди, не могу же я его бросить из-за тебя. Представь, я этого маньяка уже полгода пасу — если, конечно, он приложил руку к здешним трупам, — а тут ты…

— Можно подумать, что я этому рада, — огрызнулась я.

— Да ты не сердись, — примирительно произнес мой бывший возлюбленный, — я это к тому, что нам теперь волей-неволей придется встречаться до тех пор, пока я во всем не разберусь. Как ни крути, ты все-таки свидетельница… Так вот, я тебя об одном попрошу: не очень афишируй наши с тобой отношения, чтобы не усложнять мне работу.

Ах вот в чем дело, оказывается!

Я пожала плечами:

— Да лови ты своего маньяка, ради бога, мне-то что до этого. Правда, было бы, конечно, лучше, если бы ты его поймал побыстрее… И не бойся, я никому не стану рассказывать, какие «нежные» отношения нас связывают, было бы чем гордиться…

— Ну вот и замечательно, — обрадовался он, — тогда больше не стану тебя задерживать.

С этими словами мужчина моих несбывшихся снов беззаботно мне подмигнул и, посвистывая, направился к своему «жигулю», а я осталась на платформе. Хоть я и обозвала его старым козлом, легче мне от этого не стало.

А потому, возвращаясь в дачный поселок, я всю дорогу крыла его последними словами, только уже мысленно.

Раз пять прокрутив в голове все известные мне ругательства, я иссякла, а посему заняла себя другими размышлениями. А подумать мне было о чем. Как вам, например, недавнее заявление моего вероломного любовника насчет того, что он уже полгода пасет маньяка, который якобы может быть причастен к убийствам в Дроздовке? Что-то мне невдомек, при чем здесь тогда томящиеся в заточении вдовый банкир и кудлатый шабашник?.. Даже если среди них и есть маньяк, то кто-то один. И потом, оба убийства произошли в течение одной недели, а Андрей ищет маньяка уже полгода, какая-то абракадабра получается.

* * *

Нинон, вопреки моим ожиданиям, отнюдь не тосковала в одиночестве, а потчевала кофием местного Анискина, который уютно расположился на террасе, прямо как родной. И, судя по всему, не только кофием (я заметила на столе еще и початую бутылку коньяка). Кроме того, они с Нинон о чем-то мило и непринужденно беседовали, будто закадычные приятели. Я опустилась в плетеное кресло и составила им компанию, правда, от коньяка предусмотрительно отказалась.

— Странный какой-то этот следователь из прокуратуры, — обронила Нинон, подвигая поближе к Анискину вазочку с печеньем.

— Московский выскочка! — с нескрываемым презрением отозвался о моем бывшем любовнике Анискин. — Мы их тут таких видали-перевидали… Только и горазды из себя Шерлоков Холмсов изображать, а как до дела, так ничего не умеют. Он, видите ли, маньяка ловит, не терпится ему повышение по службе заработать. А какой тут маньяк, обычная бытовуха!

Нинон покачала своей «ржаной» головой:

— Значит, все-таки Остроглазов сам свою жену того?.. Только когда же он успел?

— Да при чем тут Остроглазов! — Местный Анискин аппетитно хрустнул печеньем. — Это молдаванин ее приговорил.

— Что? — Мы с Нинон переглянулись. — Он признался?

— Сейчас, признался, — усмехнулся Анискин, — что он, дурак, признаваться? Он, конечно, отказывается, только против него неоспоримые улики имеются…

— Да ну?! — воскликнули мы с Нинон в один голос.

— В том-то и дело, — самодовольно заявил местный Анискин, — часики золотые в кармане его спецовки нашлись, очень приметные часики, с другими не спутаешь…

— Золотые? Браслет в виде змейки? — охнула Нинон.

— Они самые, — кивнул участковый, — а вы что, тоже про них знаете?

— Видела у Ирины, — сказала Нинон, — очень красивая вещица, обращает на себя внимание…

— Вот и парень этот, видать, тоже… обратил внимание, да как золотишко блеснуло, совсем одурел. А может, он и правда в несознанке был, он ведь тогда так набрался, что на следующее утро лыка не вязал. Они же в тот вечер на троих, считай, ящик перцовки прикончили. А этому еще мало показалось, бегал к ларьку, хотел в долг у Сеньки еще водки взять, а тот ему отказал. А молдаванин, говорит, разозлился страшно, ругался почем зря… А на обратном пути ему и попалась банкирша со своими красивыми часиками…

— Тогда почему банкира в кутузке держат? — полюбопытствовала я. А что, вполне логичный вопрос.

— Банкира? — Анискин поскреб пятерней затылок. — Да в таких делах всегда подозрение сначала на мужа падает, вот его и взяли.

— А чего ж теперь не выпустят?

— Да выпустят его, выпустят, — отмахнулся он от меня, — не сегодня-завтра, не переживайте.

Я вспыхнула:

— Да я и не переживаю, просто как-то все странно. Взяли, потому что так принято, когда убийца совсем другой… И еще… А та, вторая женщина, про которую в листовке написано, ее что, тоже молдаванин убил?

Анискин поскучнел:

— Ох, какие вы скорые, так вам сразу все и выложи. Прыткие, как тот московский следователь: пришел, увидел, победил. Мы всю работу сделали, а он теперь будет отчитываться, что маньяка поймал. Хочет, чтобы про него в газетке пропечатали и портрет в анфас поместили. Рожа-то у него смазливая, только в нашем деле рожа не главное, надо, чтобы в котелке смекалка водилась…

— Это точно, — поддакнула Нинон, — я же говорю, странный он какой-то. Пока мы разговаривали, он то бледнел, то краснел и глаза все время в сторону отводил. Не люблю я, когда глаза отводят…

На мой взгляд, в таком поведении моего коварного возлюбленного-обманщика ничего странного не было, но я не стала разубеждать Нинон, поскольку для этого мне пришлось бы рассказать ей о наших отношениях, а я обещала Андрею держать рот на замке. И я сдержу свое слово, хоть он того и не стоит.

Местный Анискин поднялся с кресла и водрузил на лысину форменную фуражку:

— Спасибо за угощение, мне пора.

— Может, еще пятьдесят грамм? — встрепенулась гостеприимная Нинон.

— Нет, — отказался местный Анискин, — первые пятьдесят грамм — это на пользу, а следующие — во вред… — Впрочем, по лицу его было заметно, что он колеблется. — Ну бывайте, уважаемые.

Мы с Нинон проводили его до калитки, помахали вслед и вернулись на террасу.

— Значит, Остроглазова выпустят, — задумчиво произнесла Нинон и принялась убирать со стола, заметив:

— Что-то наш сегодняшний завтрак плавно перешел в обед.

— Давай помогу, — предложила я.

— Да что тут делать? — беззаботно отозвалась Нинон. — Ты отдыхай.

— Что-то я уже утомилась отдыхать, — призналась я со вздохом. — Может, тебе что-нибудь прополоть нужно? — В моем нынешнем состоянии мне просто необходимо было чем-то себя занять.

— Прополоть? — Глаза Нинон округлились. — Нет, полоть у меня нечего. Вот только… Если хочешь, можешь собрать оставшуюся на кустах смородину, а то она скоро осыпаться начнет. Одно ведро у меня уже собрано.

— Годится, — согласилась я, — пойду немного подремлю, а после обеда займусь твоей смородиной.

Подремать немножко мне не удалось. Я провалялась на софе до самого заката, а когда встала, голова моя просто раскалывалась, так что сбор урожая пришлось перенести на завтра. Тогда-то я и сделала одно открытие.

Загрузка...