Маньяк по вызову

Глава 7

В Дроздовке я была в половине седьмого вечера. Из электрички, кроме меня, вышли две пожилые женщины с авоськами и паренек с рюкзаком, причем все они направились в другую сторону — к деревеньке, лежащей за холмом. Одна я потопала сквозь редкий перелесок, и на душе у меня было не то чтобы тревожно — все-таки белый день, — но, если честно, как-то не по себе. Откровенно говоря, не хотела бы я проделывать этот недальний путь под покровом ночной темноты, особенно после кошмаров, невольной свидетельницей которых я стала по милости соседа Нинон — банкира Остроглазова.

Все-таки интересно, кто убил его жену? Он этого сделать, конечно, не мог, даже если предположить, что крикливое обращение «старый козел», разбудившее меня той ночью, его задело за живое. А шабашник? Я пошевелила извилинами: пожалуй, курчавый амбал в трениках подходил на роль убийцы больше, чем невысокий лысоватый банкир с распухшим от слез носом. По крайней мере, если бы я была режиссером ужастиков и мне пришлось бы выбирать из этих двух, я бы остановилась на курчавом, в нем больше экспрессии. А вот у следователя Проскурякова этот выбор, похоже, затянулся, бедняга никак не мог определиться, а потому держал под замком и банкира, и шабашника. Дай-то бог, чтобы хоть один из них и впрямь оказался убийцей, тогда, во всяком случае, я бы перестала опасаться. А то, не ровен час, выскочит кто-нибудь из кустов, и пискнуть не успеешь… Тьфу ты, типун мне на язык. Я невольно втянула голову в плечи и прибавила шагу.

Нинон не было видно ни во дворе, ни на террасе, но дверь оказалась не заперта.

— Нинон! — позвала я, сбрасывая с ног туфли. Пройтись босиком по лаковому паркету было приятно. — Эй, Нинон, ты где?

В ответ — ни звука. Спит она, что ли? Я поднялась наверх и заглянула в спальню Нинон — никого, потом в Генкин кабинет и в комнатку-шкатулку, отведенную мне, — с тем же результатом. Странно? Гм-гм, не то слово.

Вниз по лестнице я спускалась на ватных ногах, и в каждом углу мне мерещился молодой и красивый труп Нинон. Однако же я набралась храбрости и решительно шагнула в кухню, где Нинон опять-таки не обнаружилась, ни живая, ни мертвая. Зато на плите стоял горячий, можно даже сказать, почти раскаленный чайник. Я задумчиво почесала макушку и огляделась. Только теперь я заметила узкую дверцу сбоку, которая вела неизвестно куда.

Я боязливо приблизилась к ней, постучала костяшками пальцев и снова позвала:

— Нинон… Нинон!

— Да здесь я, здесь! — глухо раздалось откуда-то из-под земли, и у меня сразу отлегло от сердца. По крайней мере, она живая.

— Ты где? — уточнила я на всякий случай.

— В преисподней! — оптимистично отозвалась Нинон и гостеприимно пригласила:

— Иди сюда!

Я распахнула узкую дверцу и увидела довольно крутые ступеньки, ведущие вниз, а у их подножия — еще одну дверь, приоткрытую, за которой что-то звякало. Я еще раздумывала, спускаться ли мне вниз или нет, а из-за двери показалась Нинон собственной персоной, слегка раскрасневшаяся.

— Порядок в подвале наводила, — выдохнула она, — хламу скопилось — ужас.

— Хозяйственная ты наша, — в очередной раз подивилась я.

— Будешь тут хозяйственной, — фыркнула Нинон. — Надеяться-то не на кого! — И, закрыв дверь подвала на щеколду, побрела наверх.

Я отошла назад, уступая дорогу, и выдала давно занимавший меня вопрос:

— Слушай, Нинон, вы ведь с Генкой разводитесь?..

— Ну да, а что тут сделаешь…

— А как имущество делить будете? Все-таки у вас недвижимости хватает: квартира, дача… — Что там ни говори, а мне в этом отношении проще: кто особенно позарится на мою комнатенку в квартире с подселением?

Нинон нахмурилась:

— Сама не знаю, мы с Генкой пока этого не обсуждали. Думаю, кому-нибудь останется дача, а другому — квартира.

— Ну а ты что хотела бы: квартиру или дачу? — допытывалась я.

Нинон впала в глубокую задумчивость и в конце концов растерянно произнесла:

— Честно говоря, я бы хотела и то, и другое…

Я поняла, что затронула болезненную для Нинон тему, и поспешила закруглить вечер вопросов и ответов. Мы поужинали, поболтали на общие темы, старательно уклоняясь от упоминания недавних ужасов на ночь глядя. Потом немного посмотрели телевизор и разошлись по своим комнатам. Я бухнулась на софу и, прежде чем отключиться, горячо пожелала мужчине моих несбывшихся снов нескончаемых мук совести.

Когда я, вся опухшая от сна, спустилась вниз, Нинон уже накрывала на террасе стол к завтраку, намазывала хлеб джемом и отгоняла привязчивую осу:

— У ты, зараза!..

— Привет, — вяло сказала я и отправилась умываться. — Ну как спалось? — осведомилась я, вернувшись.

— Лучше не спрашивай, — буркнула Нинон, — всю ночь ужасы какие-то мерещились.

— Может, нам лучше вернуться в город?

— Еще чего, — капризно дернула она плечом, — такая отличная погода, а я по милости какого-то маньяка должна торчать в Москве в пыли и духотище. И потом… его же все-таки задержали…

— Да? — Я жадно втянула в себя запах свежесваренного кофе. — И кого из них ты имеешь в виду: банкира или шабашника?

— Ох, не знаю, не знаю, — растерянно пробормотала Нинон и предложила:

— Давай-ка лучше завтракать.

Я ничего не имела против, вот только спокойный ход нашей мирной трапезы был прерван самым неожиданным образом. Сначала где-то совсем рядом взвизгнули тормоза, спустя некоторое время несколько раз хлопнули дверцы автомобиля, и наконец почти патриархальную тишину Дроздовки нарушили деловитые мужские голоса:

— Здесь, что ли?

— Ага, это дом жертвы, а свидетельницы — по соседству.

Нинон скривилась:

— Ну все, позавтракали, называется.

Я опрометчиво откусила слишком большой кусок булки с джемом, немедленно застрявший у меня в горле, как только увидела входящую во двор компанию. Компанию, которую почему-то возглавлял… он, то бишь мужчина моих несбывшихся снов.

Мои глаза полезли на лоб, я стала хрипеть, как удавленник, в последнее мгновение вынутый из петли, а Нинон принялась отчаянно дубасить меня по спине крепкой ладошкой. Кое-как откашлявшись, я предприняла попытку понять, с чего бы это мой вероломный возлюбленный притащился в Дроздовку? Допустим, падать мне в ножки… Гм-гм, звучит заманчиво, но откуда он узнал, где я? Все-таки я не оставляла адреса соседкам по квартире… А это, это что такое?.. Почему с ним рядом важно вышагивают следователь Проскуряков и местный Анискин, позавчера застукавший нас с Нинон, когда мы заглядывали в окна осиротевшей банкирской хибары? Непонятно, совсем непонятно…

Компания между тем подошла к террасе, на которой и произошли самые главные события.

— Ну вот, это они и есть, — хмуро сказал следователь Проскуряков, вместо того чтобы вежливо поздороваться.

После этих слов мужчина моих несбывшихся снов поднял глаза на нас с Нинон, и по его лицу расплылась идиотская улыбка, а взгляд еще недавно столь привлекательных для меня глаз остекленел. Что это с ним, интересно? Муки совести у него, что ли, выражаются в такой оригинальной форме?

— Ну вот, уважаемые Нина Павловна и Евгения Петровна, — снова заговорил Проскуряков, — у нас опять к вам есть вопросы, связанные с убийством вашей соседки, м-да… Но прежде я вас кое с кем познакомлю. — Он обернулся к мужчине моих несбывшихся снов и дежурным тоном отрапортовал:

— Следователь Генпрокуратуры по особо важным делам Андрей Степанович Белов.

Я молча открыла рот, а Нинон поправила очки на переносице, наверное, чтобы получше рассмотреть следователя Генпрокуратуры по особо важным делам, сиречь моего коварного любовника (впрочем, о последнем обстоятельстве она и не догадывалась). Как я до этой минуты не догадывалась о том, что крепкий красавец по имени Андрей, некогда подобравший меня на автобусной остановке с вывихнутой ногой, является обладателем столь героической профессии! К тому же женатым. Зато сегодня все стало по своим местам. Выходит, никакими угрызениями совести он не мучится, и эта наша встреча, как и предыдущая, в гастрономе на Таганке, стопроцентная случайность. И притом весьма неприятная как для меня, так и для Андрея.

Пока я вновь обретала дар речи, Нинон, которая этого дара не теряла, заявила, что ей очень приятно видеть в своем доме следователя по особо важным делам. Конечно, она кривила душой, но, признаться, весьма искусно. Потом она предложила троице присесть, но в плетеное кресло опустился только Андрей, похоже, так же, как и я, пребывающий в страшном смятении. Проскуряков и местный Анискин отошли в сторонку и стали что-то тихо обсуждать, всем своим видом показывая, что они здесь исключительно в качестве сопровождающих.

Пауза затянулась, но тут опять нашлась Нинон, изображавшая из себя гостеприимную хозяйку романтического бунгало в тени магнолий:

— Не желаете ли кофе?

— Пожалуй… — выдавил из себя мужчина моих несбывшихся снов, теребя в руках кожаную папку, совсем как застенчивая гимназистка край форменного платьица.

Как только Нинон скрылась на кухне, Андрей подался в мою сторону и, кося левым глазом на Проскурякова и местного Анискина, прошипел:

— Какого черта ты тут делаешь?

— А живу я здесь, — ответствовала я с иезуитской улыбкой, схватила со стола самое крупное яблоко и с остервенением вонзила в него зубы, так что сок брызнул. Жадно проглотила кусок, рискуя в очередной раз подавиться, и едко прибавила:

— Не бойся, я не собираюсь плевать тебе в рожу и выяснять отношения прочими доступными мне способами. Я законопослушная гражданка Пастухова, так что можешь смело задавать свои вопросы.

Мужчина моих несбывшихся снов покраснел, как вареный рак, но ничего не сказал, а тут как раз подоспела Нинон с дымящейся чашечкой кофе на маленьком подносе:

— Пожалуйста…

Андрей дрожащей рукой поднес чашку ко рту, сделал глоток, дернулся — кофе-то горячий! — и пролил немного коричневой жижи на тщательно отутюженные (не иначе любящей женой!!!) брюки. Еще сильнее покраснел, сконфузился, а Нинон протянула ему полотенце, уговаривая, как маленького:

— Ничего страшного, со всеми бывает…

Я тихо торжествовала.

Как ни старалась Нинон, пятно на брюках следователя по особо важным делам вывести не удалось, оно только несколько уменьшилось в размерах. Смущенный Андрей с трудом отбился от забот моей подружки, которая словно специально вгоняла его в краску, а стоящие за его спиной следователь Проскуряков и местный Анискин переглядывались, откровенно потешаясь над московским выскочкой. Не сомневаюсь, что они думали именно так. И пока он расспрашивал нас с Нинон о том, что мы видели в ночь убийства банкирши, эта парочка продолжала корчить снисходительные физиономии. В какой-то момент мне стало даже немного обидно за своего блудливого возлюбленного. До чего отходчива женская душа!

— Значит, вы утверждаете, будто видели, как Остроглазова выбежала из дома? — осведомился Андрей, после того как мы с Нинон ответили на первые его вопросы, достаточно формальные.

— Ну конечно, — безапелляционно заявила Нинон, — вот этими самыми глазами, — и снова поправила очки.

— А вы? — Он перевел взгляд на меня и тут же опустил глаза.

— И я. — Кто бы знал, как меня тяготил этот разговор, не так-то это просто — вежливо беседовать с человеком, которому хочется вцепиться ногтями в физиономию. — Мы все время были рядом.

Мужчина моих несбывшихся снов раскрыл папку и что-то черкнул в блокноте. Потом посмотрел на Нинон, посмотрел сквозь меня, поскольку Нинон стояла аккурат позади моего стула, картинно облокотившись на спинку, и поинтересовался:

— Вы видели убегающую Остроглазову в окно?

— Так точно, — отрапортовала Нинон.

— Гм-гм, вы не могли бы мне показать это окно?

— Разумеется, — вздохнула Нинон, — у нас здесь не стратегический объект, а потому скрывать нечего, особенно от представителей правоохранительных органов.

И они отправились в дом. От нечего делать я потащилась за ними, а уже за мной — скептически настроенная парочка: следователь Проскуряков и местный Анискин.

В гостиной Андрей долго таращился в окно, сначала прищурившись и приникнув к стеклу, потом отступив на пару шагов и задумчиво склонив голову набок. Смешно было наблюдать, как Проскуряков и Анискин проделали то же самое за его спиной. Словно передразнивали.

— Да, соседний дом отсюда хорошо виден, и калитка тоже, — наконец констатировал мужчина моих несбывшихся снов, как мне показалось, с некоторым разочарованием.

— Еще бы! — фыркнула Нинон и сделала круглые глаза.

Я просто не знала, когда эта пытка кончится и кончится ли когда-нибудь вообще.

— Я хотел бы поговорить с тобой наедине, — улучив минуту, когда на нас никто не смотрел, шепнул Андрей. — Через сорок минут на платформе.

— Черта с два! — процедила я сквозь зубы.