Между Тигром и Евфратом

В ИРАКСКОМ КУРДИСТАНЕ

По утверждению историков, дорога между Ниневией, около развалин которой вырос Мосул, и Эрбилем, городами — ровесниками Вавилона, является одной из древнейших в мире. По ней за много веков до нашей эры войска правителей Месопотамии уходили завоевывать новые земли для приумножения богатств и славы своего государства, а касситские, хеттские и персидские солдаты угоняли пленных жителей Двуречья и вывозили трофеи.

Когда-то отрезок пути между Мосулом и Эрбилем составлял один из участков персидской «царской почты». Гонцы пришпоривали взмыленных лошадей, стремясь поскорее доставить срочные послания правителей сатрапам завоеванных Персией территорий. По свидетельству Геродота, «ни одно живое существо на земле не могло передвигаться так быстро, как гонцы персидских царей».

По этой же дороге проходили фаланги Александра Македонского, во времена Харуна ар-Рашида шли бесконечные караваны с драгоценными товарами в Багдад, а позже мчались косматые кони татаро-монголов.

Сейчас дорога покрыта асфальтом и снабжена обычными знаками, предупреждающими о крутых поворотах, подъемах и спусках. Лишь повторяющиеся через равные промежутки искусственного происхождения холмы, на которых прежде располагались сторожевые посты, выставлявшиеся теми, кто в тот или иной период владел данным районом, заставляют вспомнить о давно минувших временах.

Впервые по этому шоссе мне довелось проехать в марте 1969 года. На вершинах холмов виднелись огневые точки, сооруженные при помощи заполненных гравием четырехугольных бидонов из-под керосина. В амбразурах торчали стволы пулеметов. Въезды и выезды из придорожных населенных пунктов охранялись танками и бронетранспортерами. В кюветах валялись спирали проводов, упавших с подорванных телеграфных и телефонных столбов.

Словом, все как в прифронтовой зоне. Собственно говоря, это и была настоящая прифронтовая зона с ее тревожной жизнью, многочисленными патрулями и проверками документов на перекрестках. В то время на севере Ирака шли военные действия между правительственными войсками и пешмерга — отрядами курдского национального движения. Автомашинам разрешалось передвигаться только в дневное время и только колоннами, одиночки из городов не выпускались. Нашу колонну, направлявшуюся из Мосула в Эрбиль, возглавляли бронетранспортер и набитая до отказа солдатами грузовая машина, а замыкал ее грузовик с полицейскими, вооруженными пулеметами и автоматами.

Приблизительно на половине пути между этими городами начинаются курдские селения. Здесь уже часто попадаются местные жители в своей национальной одежде — мужчины в коротких куртках, просторных шароварах, подпоясанных широким матерчатым поясом, черно-белых или красно-белых (представители племени барзан) чалмах, женщины в разноцветных платьях с множеством блестящих украшений.

Эрбиль, вернее, его старая часть, занимавшая высокий плоский холм с покатыми склонами и окруженная крепостными стенами, виден за несколько километров.

Судьба древних городов сложилась по-разному. Одни, достигшие вершины богатства, славы и могущества, пали затем под ударами соперников и подверглись разрушению. О них человечеству напоминают легенды, эпиграфические материалы и, в лучшем случае, развалины. Другие, также ставшие жертвами вражеских нашествий, спустя многие десятилетия или столетия возрождались и иногда достигали еще большего расцвета, иногда же влачили жалкое существование и потом опять превращались в руины. В Эрбиле жизнь не прекращалась никогда. Точные сведения о том, кто и в каком столетии основал этот город, отсутствуют, однако известно, что еще в IX–VII веках до нашей эры Эрбиль наряду с Ашшуром, Ниневией и Калахом считался древним городом, в котором сохранялись храмы в честь богов царства Шумера и Аккада, возникшего в первой половине III тысячелетия до нашей эры. От Ашшура и Ниневии остались одни развалины — Эрбиль продолжает жить.

Археологи предполагают, что холм под старой частью города не был насыпан: в районе нет ни строительного камня, ни леса для обжига кирпича. Почти все строения, за исключением крупных культовых зданий и дворцов, сооружались из высушенных на солнце глиняных брусков. Стены и потолки делались очень толстыми, что обеспечивало прохладу в жару и тепло зимой.

Каждое лето дома, подвергавшиеся сильному воздействию осадков, приходилось ремонтировать. Для этого на крыши и стены наносились дополнительные слои глины. Поскольку отбросы вываливались прямо на улицы, поверхность последних постепенно повышалась, а чтобы дождевая вода и грязь не стекали в дома, на пол также накладывались все новые и новые глиняные слои. Когда же в конце концов эти непрочные строения разрушались, развалины не вывозились. Их разравнивали и превращали в фундаменты других строений.

Таким образом, город с. годами рос вверх сам по себе, на «собственных костях». Археологические работы, которые намечено провести здесь, возможно, дадут много интересных материалов по истории этого города, пережившего ассирийских, мидийских, персидских, греческих, парфянских, римских, монгольских и турецких правителей.

Приблизительно в 30 километрах к северу от Эрбиля, около селения Гавгамелы, 1 октября 331 года до нашей эры произошло сражение между войсками Александра Македонского и персидского царя Дария III Кодомана. Применив искусный маневр и умело использовав кавалерию, греки разгромили персов, имевших значительное численное преимущество, и проложили себе путь не только к Вавилону и другим городам Месопотамии, подвластным тогда Дарию, но и к территории собственно персидского государства. Это сражение, по отзыву Ф. Энгельса, было «наиболее славным для македонской конницы».

Побежденные бежали стремительно. Как писал английский историк Сэтон Ллойд, «царских гонцов, которым Геродот приписывал невероятную скорость, превзошли только сами персидские цари, покидая поля сражений». Когда наутро после битвы Александр во главе отряда всадников ворвался в Эрбиль, Дария уже и след простыл.

Высказывается мнение, что в Эрбиле родился известный курдский полководец Салах ад-Дин, прославившийся своими победами над крестоносцами. Курды называют этот город «Хаулерп»; принятое же название произошло от ассирийского «Арбаа иллу», что означает город «четырех богов».

Некоторые постройки старых кварталов сравнительно хорошо сохранились, в них и сейчас живут люди. В крепостных стенах, частично превращенных в жилые помещения, пробиты окна и двери. Но немало тут и разрушенных домов. По развалинам их карабкаются местные ребятишки. Одни упорно стремятся попасть в объектив фотоаппарата, другие спешат спрятаться за ближайшим углом — туристы, да еще иностранные, здесь довольно редкие гости. Взрослые любят посидеть на крепостных стенах, с которых просматривается весь город с его предприятиями и лавочками, зданиями современной архитектуры и мечетями.

Даже на вершине сорокаметрового холма отчетливо слышен шум и гомон расположенного у самого подножия базара. В железном ряду, где, как обычно, торгуют замками и кастрюлями, гвоздями и изделиями из жести, продают также оружие — старинные сабли, кремневые ружья и пистолеты, заряжающиеся с дула, курдские кинжалы с изогнутым блестящим лезвием и рукоятью из рога буйвола, вложенные в ножны из черной кожи. Без такого кинжала, заткнутого за пояс, ни один уважающий себя курд, особенно в сельской местности, на людях не покажется.

В маленькой лавчонке мне попались на глаза настоящие тульские самовары, выстроенные вдоль стены. На их медных пузатых боках четко различались гирлянды медалей и фирменные клейма самоварных фабрик Баташева, Гольтяпова, братьев Шемариных.

Дорога от Эрбиля на север ведет в исконно курдский район. В первый раз я попал туда в марте 1970 года на вертолете иракских военно-воздушных сил, совсем недавно участвовавшем в боях против отрядов пешмерга. С него еще даже не сняли устройства для запуска ракет. Сверху были хорошо- видны воронки от бомб и артиллерийских снарядов, черные, выжженные напалмом пятна на зеленой поверхности земли.

В этом районе проживает более 2 миллионов курдов, составляющих приблизительно 20–25 процентов населения Ирака и имеющих свой язык, свою культуру и свои обычаи. Правительства, ранее находившиеся у власти, проводили по отношению к ним дискриминационную политику. Курдов лишали возможности учиться на родном языке, занимать административные посты, участвовать в политической и культурной жизни страны. Голод, нищета и болезни не оставляли их, и они в течение многих лет выступали с требованием национального равноправия и улучшения условий существования.

Особенно тяжелым было положение племени барзан, поднявшегося на борьбу летом 1943 года под руководством Мустафы Барзани. В августе 1945 года правительство Нури Саида бросило против них 20 тыс. солдат. Эта карательная кампания закончилась, как и предыдущая, поражением правительственных войск. На помощь карателям пришла английская авиация, и курдские патриоты были вынуждены покинуть страну. Они смогли возвратиться на родину только в июле 1958 года, после провозглашения Ирака республикой.

Однако правительство Касема, пришедшее тогда к власти, не выполнило своих обещаний. Заявления о демократизации внутренней жизни страны оказались пустыми словами, вновь начались широкие военные действия против курдов. Касем объявил амнистию участникам освободительного движения и предложил переговоры его руководству, а затем приказал авиации сбросить бомбы на место, где должна была состояться встреча и куда иракские представители предусмотрительно не явились. Курдов, поверивших амнистии и сложивших оружие, арестовали и подвергли жестокой расправе.

Столь же вероломно поступали и другие правительства Ирака. Заключались перемирия, а затем войска обрушивали на курдские селения артиллерийский огонь и бомбы с воздуха, выжигали напалмом поля крестьян.

Но курдский народ не прекращал борьбы за автономию в рамках Иракской Республики. Активизировалась деятельность Демократической партии Курдистана, основанной в 1946 году, выросли организованность и опыт, окреп боевой дух участников национально-освободительного движения.

Сформированный в июле 1968 года кабинет Ахмеда Хасана Бакра более благоразумно подошел к решению курдской проблемы. Руководители государства поняли, что военные действия на севере страны приводят только к бессмысленной гибели людей, препятствуют решению задачи экономического развития, играют на руку внутренней и внешней реакции в ее стремлении разобщить иракский народ и тем самым ослабить его борьбу против израильской агрессии и происков империализма. Орган правящей партии — Арабского социалистического возрождения (Баас) — газета «Ас-Саура» писала, что от военных операций на севере пострадало не только курдское население: эти операции оторвали от мирной работы десятки тысяч арабских тружеников. Настала пора, подчеркивала газета, отказаться от разговоров о силе и слабости, победителях и побежденных и сосредоточить усилия на создании нового Ирака — Ирака и для арабов и для курдов.

11 марта 1970 года выступивший по Багдадскому радио президент республики, председатель Совета революционного командования Ахмед Хасан Бакр, сообщил о соглашении между иракским правительством и руководством Демократической партии Курдистана.

Оно предусматривало включение в конституцию статьи о том, что население Ирака состоит из двух равноправных национальных групп — арабов и курдов, предоставление последним возможности занимать государственные посты и участвовать в политической и общественной жизни страны, признание курдского языка наряду с арабским официальным для районов с курдским большинством, ускоренное проведение здесь аграрной реформы, оказание действенной помощи в развитии экономики и культуры, в частности расширение сети школ с преподаванием на курдском языке. Указывалось, что одним из вице-президентов республики должен быть курд.

На следующий день после выступления А. X. Бакра на центральной площади Багдада ат-Тахрир (Освобождение) был созван массовый митинг. Сюда пришли десятки тысяч арабов и курдов в праздничных национальных одеждах. Многие несли на руках детей. На трибуне находились иракские министры, лидеры Баас и Демократической партии Курдистана, сыновья Мустафы Барзани — Идрис и Махмуд.

В своих речах президент Ирака и заместитель председателя ДПК Махмуд Осман подчеркнули важность укрепления единства и консолидации всего народа для дальнейшего прогрессивного развития страны.

Спустя несколько дней, 21 марта, Ирак впервые отмечал курдский традиционный праздник весны — «ноуруз» — как всеобщий национальный праздник. Заместитель председателя Совета революционного командования Саддам Хусейн и Махмуд Осман отправились в северные районы для участия в торжествах. На стадионе административного центра ливы (провинции) Сулеймания жители города и окрестных деревень устроили праздничное шествие. В одних рядах шли арабы и курды с транспарантами, надписи на которых призывали к мирному урегулированию конфликта. Многие несли портреты жертв бессмысленной братоубийственной войны.

— Это наши погибшие близкие и друзья, — объяснили мне. — Мы хотим, чтобы и они присутствовали на этом празднике.

С трибуны, украшенной цветами и портретами Ахмеда Хасана Бакра и Мустафы Барзани, губернатор ливы Шукри Хадиси и представитель курдов Шефик Ага Ахмад говорили о желании и арабов и курдов трудиться рука об руку на благо единого Ирака. Затем на поле стадиона зазвучали национальные мелодии и в хороводах закружились девушки и парни.

Заключением соглашения о мирном и демократическом решении курдской проблемы был преодолен первый рубеж — достигнуто взаимопонимание между иракским правительством и курдской стороной. Прекращение военных действий создало условия для последующего осуществления всех пунктов соглашения.

Обычным средством-передвижения по Курдистану служит автомашина — железных дорог к северу от Эрбиля нет. Шоссе здесь круто зигзагами идет вниз. Кажется, что оно этими петлями хочет зацепиться за скалы, дабы замедлить стремительный спуск в долину. Отражаемое гранитными стенами эхо многократно повторяет и усиливает сигналы машин, предупреждающих о своем внезапном появлении из-за поворота, и отчаянно-пронзительный визг тормозов. Поверхность дороги сплошь исчерчена черными полосами, оставленными автопокрышками.

Далее шоссе пересекает вади — пересохшее русло реки, о котором напоминает лишь узенький ручеек. Спутники рассказывают о существовавшем когда-то курдском обычае. Крестьянин, сжав первый сноп нового урожая, предлагал его первому встречному. Дар полагалось принять, но его надо было оплатить несколькими монетами.

Словно отдохнув на равнине, дорога начинает взбираться вверх по склону очередного хребта. Ее можно было бы сравнить с зубцами гигантской наклонно поставленной расчески. На сравнительно коротком отрезке насчитывается 14 таких зубцов-поворотов. К счастью, на склоне нет ни скал, ни лесов и встречная автомашина видна издалека.

В зимние месяцы одна из вершин напоминает фигуру человека в шапке из снега, не тающего до самого лета. Курды очень метко назвали эту вершину Пирмам — «снежный дядюшка». На перевале раскинулся живописный курортный городок Салах эд-Дин, из которого открывается чудесный вид на зеленеющие долины и сверкающие под голубым небом белые снеговые горы. Во время военных действий перевал охраняли танки, а курортные здания были превращены в солдатские казармы.

За Салах эд-Дином шоссе снова спускается вниз, а затем, миновав долину, опять устремляется ввысь. Справа остается скалистый кряж Сафин с многочисленными пещерами. Дорога приводит в Шаклаву. Здесь, под высокими тополями, затеняющими дворики чайхан, можно выпить стаканчик горячего чая, отдохнуть после головокружительных спусков и подъемов и набраться сил для дальнейшего пути. В маленьких бассейнах плавают, впитывая в себя прохладу воды из фонтанчиков, светло-зеленые арбузы.

После Шаклавы шоссе врывается в ущелье Гали Али Бег. По этому ущелью, протянувшемуся на 12 километров вдоль быстрой, седой от пены бесчисленных водопадов и водоворотов реки Ревандуз, издавна пролегла караванная тропа в Персию. Дорога перескакивает по узким мосткам через речку, проходит по самым ее берегам или над ее водами. Иногда она подбегает под скалы, если не может обогнуть их, и под низвергающиеся со стен ущелья водопады. Самый крупный из них — Кани бехейр, что в переводе означает «бесполезный источник»; и действительно, его воду некуда девать: земли для орошения в ущелье нет. Этот труднодоступный район всегда служил оплотом курдов в их борьбе против поработителей.

Курды никогда не мирились с ущемлением своих прав. После установления английского господства Курдистан стал одним из центров иракского антиимпериалистического движения. Весной 1919 г. начались широкие народные волнения, вызванные колонизаторской политикой англичан. Наиболее значительным было восстание в Сулеймании. Над административным зданием оккупационных властен был спущен английский флаг и поднято зеленое полотнище с красным полумесяцем. Курдские отряды одержали ряд важных побед, но в июле 1919 года вынуждены были сложить оружие. Только в районе Ревандуза борьба продолжалась до начала 1923 года. Курды еще не раз поднимались после этих событий.

Из Гали Али Бег шоссе выходит на равнину за городом Ревандузом, разместившимся на разделенных пропастями высоких скалах. Правители города, охранявшего вход в ущелье и выход из него, в прошлом контролировали не без выгоды для себя движение караванов. Здесь сохранились развалины крепостей и дворца слепо го курдского полководца Кор Паши. В 1915 году в Ревандузе побывали русские войска, пытавшиеся через Гали Али Бег пробиться из Персии в Месопотамию.

От Ревандуза дорога сворачивает на восток и идет вдоль быстроводной речки Рубари-Балак. В теснящих ее скалах еще и сейчас видны заложенные камнями входы в пещеры, которые служили убежищем для населения деревень во время налетов иракской военной авиации. В долине реки расположен город Галала, неподалеку от которого во время боевых действий находилась штаб-квартира ДПК. Далее шоссе пересекает селение Навпардан. Тут в здании на самом берегу Рубари-Балак было подписано соглашение о мирном и демократическом урегулировании курдской проблемы.